Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть III

Сергей Горошкевич, 2021

Уникальное издание представляет собой тематически организованные подборки стихов, искусно соединенных авторским текстом. С одной стороны, это первая настоящая, строго организованная, энциклопедия мировой любовной лирики; с другой – цельное (пусть и не вполне научное) исследование любви во всех ее многообразных формах и проявлениях. Часть 3 включает 3 главы. В 6-й обсуждается самая несчастная форма любви – безответная. В 7-й главе показано разнообразие отношения людей к любви и понимания ее места в жизни. Последняя, 8-я глава представляет собой попытку обобщения и построения общей концепции любви на основе еще более общей концепции человека. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

© Горошкевич С.Н., 2021

Однажды экспедиционная жизнь забросила меня в южное Забайкалье. Месяц мы бродили по горам, потом спустились в знаменитые «дикие степи». Отсюда мой непрезентабельный внешний вид, прямо как в той самой песне: «На нем рубашонка худая со множеством разных заплат». Прошу прощения. Дело было летом 2006 года. А весной, после 12 лет работы, у меня как раз была закончена книга, которую Вы держите в руках. Выходит, я прошел полный круг и вернулся к тому, с чего начал.

Позже выяснилось, что Любовь — это не столько село, сколько золотой рудник. В конце 19-го века месторождение (россыпи и «жилу») нашел иркутский золотопромышленник с не очень подходящей фамилией Грошев. Как раз в это же время у него родилась дочь Люба, которую он заранее очень любил. Так получилось, что оба его детища получили одинаковое имя.

Так что же нам надлежит больше ценить: золото или Любовь? Надеюсь, моя книга подвигнет вас к тому, чтобы задуматься об этом. Спасибо тем, кто добрался до 3-й части.

Глава 6

Неразделенная (безответная) любовь

Неразделенная, она же безответная любовь чрезвычайно широко распространена в человеческом обществе. Большинство людей могут повторить вслед за поэтом:

Александр Бараш (р. 1960) Советский андеграунд

Я любил несколько раз

Меня — тоже любили

это обычно не совпадало

как действие и цель в дебиле

Здравый смысл вообще должен был бы признать все остальные рассмотренные ранее варианты счастливым исключением из общего правила:

Н.К.Доризо 1975 (1923–2011)

Любовь

выклянчивать —

наивность,

Что на беду

обречена.

Любовь,

она и есть

взаимность,

Но до чего ж

редка она.

Для иллюстрации этой мысли позволю себе как бы «математическую» аллегорию. Вот человек. Он ощущает себя центром вселенной. Фактически же это всего лишь точка, которая хаотически перемещается в многомерном пространственно-временном «континууме». Все остальные люди в этом отношении ничем не отличаются от него. В определенный момент времени наша точка вдруг испускает своего рода импульс, «вектор» любви, направленный в сторону произвольно выбранной в пространстве другой точки. Спрашивается, какова вероятность, что именно в этот момент времени именно эта точка испустит такой же импульс, направленный строго навстречу первому. Вряд ли имеет смысл прибегать к дифференциальному и интегральному исчислению, чтобы установить: вероятность такого поворота событий близка к нулю. Поэтому, строго говоря, даже в случае, казалось бы, обоюдной «пары чувств» одно из них почти всегда является первичным, исходным, а другое — вторичным, индуцированным. Тот «вектор» любви, о котором мы говорили выше, если угодно, стрела Амура, достигает «жертвы» и поражает ее, вызывая встречное чувство. Понятно, что это бывает далеко не всегда, а лишь в тех редких случаях, когда стрела попадает прямо в «сердце». Обычно же она просто пролетает мимо. В свою очередь и в свое время «дичь» превращается в охотника, но выбирает уже совсем другую «жертву»:

Н.С.Гумилев 1917 (1886–1921)

Ты не могла иль не хотела

Мою почувствовать истому,

Свое дурманящее тело

И сердце отдала другому.

Результат — классические любовные треугольники или другие, более сложные, но тоже любовные геометрические фигуры, из которых и состоит общество:

Абу Нувас (около 762 — около 815) Арабская классическая

поэзия (пер. С.В.Шервинского)

Как часто, кто влюблен не нужен вовсе нам,

Кого же любим мы, от нас отходит сам.

Омар Хайям (около 1048 — после 1122) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. Н.Стрижкова)

Красавица, что сердце мне разбила,

Сама в силок любовный угодила.

Могу ль себе лекарство я найти,

Когда в огне недуга лекарь милый?

Хуана Инес де Ла Крус (1651–1695) Мексика

(пер. И.М.Чежеговой)

Его люблю я, но не любит он,

Безмерна скорбь моя, мне жизнь постыла,

А тот, кого презреньем я дарила,

Увы, в меня без памяти влюблен.

Сносить любимого надменный тон,

Быть может, сил бы у меня хватило,

Но день и ночь в моих ушах уныло

Звучит немилого докучный стон.

Его влюбленность я ценю так мало:

Ведь я другого о любви молю,

Но для него любимой я не стала…

Двух безответных чувств я муки длю:

Я от любви немилого устала,

От нелюбви любимого скорблю.

Б.В.Заходер (1918–2000)

Словно червь мое сердце точит,

И никто, увы, не поможет.

Тот, кто хочет помочь, — не может,

Тот, кто может, — не хочет.

Не хочет.

Сильва Капутикян (1919–2006) Армения

(пер. М.И.Алигер)

Любовь большую мы несем,

Но я — к тебе, а ты — к другой.

Опалены большим огнем,

Но я — твоим, а ты — другой.

Ты слова ждешь, я слова жду,

Я — от тебя, ты — от другой.

Твой образ вижу я в бреду,

Ты бредишь образом другой.

И что уж тут поделать, раз

Самой судьбе не жалко нас?

Что нас жалеть? Живем — любя,

Хоть ты — другую, я — тебя…

Возможны всего два варианта безответной любви, в зависимости от того, как ведет себя ее объект: позволяет или не позволяет себя любить. Начнем, пожалуй, с последнего как с более простого.

6.1. Объект не позволяет себя любить

При отсутствии ответа любовь обычно гаснет на самых первых этапах своего развития. Мы не будем говорить об этом варианте, т. к. он практически не представлены в поэзии из-за очень низкой «концентрации» эмоций, недостаточной для создания любовной лирики, а если и представлен, то смотрится довольно бледно:

Н.М.Языков 1824 (1803–1846)

Моей тоски, моих приветов

Не понял слепок божества —

И все пропали без ответов

Мои влюбленные слова.

Но был во мне — и слава богу! —

Избыток мужественных сил:

Я на прекрасную дорогу

Опять свой ум поворотил;

Я разгулялся понемногу —

И глупость страсти роковой

В душе исчезла молодой…

Так с пробудившейся поляны

Слетают темные туманы;

Так, слыша выстрел, кулики

На воздух мечутся с реки.

Н.А.Добролюбов 1857 (1836–1861)

Я пришел к тебе, сгорая страстью,

Для восторгов неги и любви…

Но тобой был встречен без участья,

И погас огонь в моей крови.

Поэтому нам придется, вслед за основной массой поэтов, сосредоточиться на тех сравнительно редких случаях, когда, несмотря на полное отсутствие ответа, любовь развивается, разгорается и достигает значительного размера. Бывает, что в самом начале такой любви ясно, что она заведомо губительна. Тем не менее, ее субъект, как зомби, спокойно дает себя поджечь, горит ярко и с удовольствием:

А.В.Жигулин 1985 (1930–2000)

Излученье Ваших глаз

И опасно, и приятно.

Я опять смотрю на Вас,

Вам, конечно, все понятно.

Мне и время нипочем.

Нет ни горя, ни потравы.

Словно лазерным лучом

Подожгли сухие травы.

И пожар, пожар, пожар —

Зыбкий, быстро проходящий.

Ветерок разнесший жар,

Легкомысленно летящий.

Я опять смотрю на Вас.

И душа на все согласна.

Излученье Ваших глаз

И прекрасно, и опасно.

Я опять на Вас смотрю.

Вы беды не замечайте!

Ничего, что я сгорю, —

Облучайте, облучайте.

Есть точка зрения, что настоящая, большая любовь возможна как раз только при полном безразличии Человека любимого:

Н.А.Добролюбов 1861 (1836–1861)

Средь жалких шалостей моих,

То бестелесно идеальных,

То исключительно плотских,

И даже часто слишком сальных,

Одну я встретил, для кого

Был рад отдать и дух и тело…

Зато она-то ничего

Взять от меня не захотела.

И до сих пор ее одну

Еще в душе моей ношу я,

Из лучших стран в ее страну

Стремлюсь, надеясь и тоскуя.

Д.С.Мережковский (1865–1941)

Чем цель трудней — тем больше нам отрады:

Коль женщина сама желает пасть,

Победе слишком легкой мы не рады.

Зато над сердцем непокорным власть,

Сопротивленье, холод и преграды

Рождают в нас мучительную страсть.

Спортивный принцип (чем трудней задача, тем больше желание ее решить), действительно, очень широко распространен в самых разнообразных областях деятельности человека. Однако в сфере любви это вряд ли можно рассматривать как правило. Очевидно, что к безответной любви способны далеко не все люди, а только некоторые. Среди последних есть и такие, у которых только отсутствие ответа вызывает эскалацию страсти. Это явная патология в «окололюбовном» поведении. Не зря приведенное ниже стихотворение так и называется — «Диагноз»:

Б.В.Заходер (1918–2000)

Состояние

Очень тревожное.

Мало шансов

На выздоровление,

Потому что помочь,

К сожалению,

Может только одно —

Невозможное.

Положение

Крайне сложное:

Срочно требуется

Невозможное!

Ведь когда оно станет возможным,

Несомненно,

Окажется ложным…

Подверженные таким состояниям люди сами знают эту свою особенность и жаждут ответа вовсе не для счастья с Человеком любимым, а для того, чтобы избавиться от мучительной любви:

Даниэл Хейнсий (1580–1655) Нидерланды

(пер. В.Л.Топорова)

О, крепость без любви! О, каменная глыба!

Возлюбленный палач! Пленительная дыба!

Опустоши меня, мечта моих скорбей!

Тоске моей ответь и страсть мою — убей!

Альтернативный вариант — ярко выраженные мазохисты, которые ценят неразделенную любовь именно потому, что она доставляет им максимум страданий:

Луис де Ульоа-и-Перейра (1584–1674) Испания

(пер. И.М.Чежеговой)

Божественные очи! Не тая

Вулканов своего негодованья,

Отриньте страсть мою без состраданья,

Чтоб горечь мук познал без меры я.

Объект любви в этом случае представляет интерес не сам по себе, а только как источник отрицательных эмоций:

Б.В.Заходер (1918–2000)

Все так: кручина без причины,

Неумолкающая грусть.

Не ты причина той кручины,

Ты — только повод. Ну и пусть.

Ты — не причина: нет причины.

Ты — повод. Может быть, предлог.

Но без тебя, без той кручины

Я, видно, больше жить не мог.

В своем крайнем выражении оба эти варианта — редкость. Однако в сглаженной форме они могут встречаться в жизни многих людей, которые, например, считают, что безответная любовь с ее страданиями и переживаниями лучше, чем пустая «безлюбовная» жизнь:

Н.А.Некрасов 1846 (1821–1878)

Во мне опять мечты, надежды и желанья…

И пусть меня не любишь ты,

Но мне избыток слез и жгучего страданья

Отрадней мертвой пустоты.

Нас в дальнейшем будет интересовать наиболее широко распространенный вариант, при котором человек любит не ради страданий, а несмотря на них, страстно желая при этом адекватного ответа как радости и счастья. С чего же начать? Только не с начала. Ведь начало у безответной любви точно такое же, как и у любой другой. Поэтому тем читателям, которые уже подзабыли, как это происходит, предлагаю перечитать первые пять разделов четвертой главы (Часть 2, стр. 14–76). Напомню, что именно в конце пятого раздела этой главы речь зашла о важнейшем этапе в развитии каждого романа — решительном объяснении Человека любящего с Человеком любимым. Остальная часть четвертой главы, а также вся пятая глава — это развитие событий в том случае, когда на заявление Человека любящего «я тебя люблю» Человек любимый ответил «и я тебя тоже». В настоящей главе мы рассмотрим вариант, когда ответ был прямо противоположным: «а я тебя — нет»:

А.С.Пушкин (1799–1837)

Когда в объятия мои

Твой стройный стан я заключаю

И речи нежные любви

Тебе с восторгом расточаю,

Безмолвна, от стесненных рук

Освобождая стан свой гибкий,

Ты отвечаешь, милый друг,

Мне недоверчивой улыбкой;

Прилежно в памяти храня

Измен печальные преданья,

Ты без участья и вниманья

Уныло слушаешь меня…

В пятой главе мы уже говорили на примере не одновременно закончившейся любви о том, что отношение продолжающего любить к разлюбившему может варьировать в довольно широком диапазоне: от любви-поклонения до любви-ненависти. Изначально безответная любовь в этом отношении ничем принципиально не отличается. Более того, основная причина разнообразия та же: соотношение самооценки и оценки Человека любимого. На левом фланге, при высокой самооценке, в эмоциональной гамме отвергнутого преобладают гнев и досада:

Джордж Гордон Байрон (1788–1824) Англия

(пер. Т.Г.Гнедич)

Неистово ревущий океан,

Стремительная сила водопада,

Песчаный смерч, пронзительный буран —

Вот гнев ее! Она была бы рада

Весь этот непокорный гадкий мир

«Убить, убить, убить!» — как старый Лир!

Но эта буря, как любые грозы,

Промчалась и за нею, как всегда,

Явился ливень — яростные слезы,

Плотину прососавшая вода!

Ей сердце жгли бессильные угрозы

Раскаянья, досады и стыда.

В наиболее острых случаях возможно даже сравнительно устойчивое озлобление отвергнутого, направленное не только против Человека любимого, но и против всего мира:

Д.А.Пригов 1980 (1940–2007) Советский андеграунд

Когда бы вы меня любили

Я сам бы был бы вам в ответ

К вам был бы нежен, мил… да нет

Вот так вот вы меня сгубили

А что теперь?! — теперь я волк

Теперь невидим я и страшен

Я просто исполняю долг

Той нелюбви моей и вашей

Некоторые авторы рассматривают такое отношение как нормальную реакцию доминирующей в данной популяции особи на неудачную попытку реализовать свой половой инстинкт:

Джордж Гордон Байрон (1788–1824) Англия

(пер. Т.Г.Гнедич)

Прекрасный гнев тигрицы разъяренной

И львицы, у которой взяли львят, —

Сравню ли с гневом женщины влюбленной,

Когда ее утешить не хотят!

И это гнев, по-моему, законный:

Не все ль равно — что потерять ребят,

Что потерять желанное мгновенье,

Когда возможно их возникновенье.

Любовь к потомству всех страстей сильней,

Извечный сей инстинкт непобедим;

Тигрица, утка, заяц, воробей

Не подпускают к отпрыскам своим.

Мы сами за вознею малышей

То с гордостью, то с нежностью следим.

Коль результат могуч, всесилен даже, —

То мощь первопричины какова же?

Естественно, что пострадавший полон решимости «вырвать из сердца» образ своего холодного, бесчувственного и недостойного «обидчика», а то и вообще безжалостно уничтожить в себе самую способность любить:

П.П.Ершов 1839 (1815–1869)

Друзья! Оставьте утешенья,

Я горд, я не нуждаюсь в них.

Я сам в себе найду целенья

Для язв болезненных моих.

Поверьте, я роптать не стану

И скорбь на сердце заключу,

Я сам нанес себе ту рану,

Я сам ее и залечу. /…/

Как горько собственной рукою

Свое созданье истребить

И, охладев как лед душою,

Бездушным трупом в мире жить! /…/

Смотреть на жизнь бесстрашным оком,

Без чувств — не плакать, не страдать,

И в гробе сердца одиноком

Остатков счастия искать! /…/

Я не унижусь до молений,

Как раб, любви не запрошу.

Исток души, язык мучений

В душе, бледнея, задушу…

Утешением отвергнутому в этом случае служит только надежда, что и противную сторону рано или поздно «не минует чаша сия»:

А.В.Добрынин (р. 1957)

Пусть спящие ваши страсти

Не мне дано пробудить,

Но верьте — не в вашей власти

Всеобщий рок победить.

Меня вы отвергли ныне,

И я вас оставлю, — но

Поверьте: вашу гордыню

Мне наблюдать смешно.

И я любую поруку

Сегодня готов вам дать,

Что сладкую эту муку

И вам предстоит узнать.

На правом фланге — второй вариант, когда Человек любимый вознесен на пьедестал и служит «идолом»:

В.Н.Скобелкин (1924–2003)

Полюбивший без ответа,

На незримый пьедестал

Ставит, им в мечту одетый,

Милый сердцу идеал.

Манит образ днем лукаво,

Миг безделья улуча.

Безответная отрава

Опьяняет по ночам.

Естественно, что при встречах с объектом своей страсти Человек любящий глупеет, робеет и не может связать двух слов, а если и может, то только для того, чтобы извиниться за само свое существование:

В.Г.Бенедиктов до 1936 (1807–1873)

Люблю тебя — произнести не смея, —

Люблю тебя! — я взорами сказал;

Но страстный взор вдруг опустился, млея,

Когда твой взор суровый повстречал.

Люблю тебя! — я вымолвил, робея,

Но твой ответ язык мой оковал;

Язык мой смолк, и взор огня не мечет.

А сердце все — люблю тебя! — лепечет.

М.Ю.Лермонтов 1840 (1814–1841)

Без вас хочу сказать вам много,

При вас я слушать вас хочу;

Но молча вы глядите строго,

И я в смущении молчу.

Что ж делать?.. Речью неискусной

Занять ваш ум мне не дано…

Все это было бы смешно,

Когда бы не было так грустно…

В.Г.Бенедиктов 1850–1860 (1807–1873)

Скажите, я вам докучаю?

Скажите, я с ума схожу?

У вас, — скажите — умоляю, —

Не слишком ль часто я бываю?

Не слишком долго ли сижу?

Я надоел вам, я уверен,

При вас из рук я вон, хоть брось,

При вас я жалок и растерян,

При вас я туп и глуп насквозь.

В особенно тяжелых случаях Человек любящий даже не помышляет о признании. Он боится огорчить Человека любимого, «озаботить» его своей заведомо безответной любовью:

Н.П.Огарев 1841 (1813–1877)

К чему слова? Люблю я тщетно,

Любовь моя вам не нужна,

И лучше, если незаметна

Для вас останется она.

Вы будете моей мечтою…

И заплачу я в жизни сей

Моей безвыходной тоскою

За тщетный сон любви моей.

Н.П.Огарев 1842 (1813–1877)

Как часто я, измученный страданьем,

Любовь мою вам высказать хотел;

Но ваш покой смутить моим признаньем,

Благоговея, никогда не смел!

Не потому, чтобы оно невольно

Могло любовь вам в сердце заронить;

Но вы жалели б, вам бы стало больно,

Что вы меня не можете любить.

Бывает, что, собравшись с силами, Человек любящий все-таки решается объясниться. Эта робкая попытка, естественно, заканчивается неудачно:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

Хотел я верить, что она оттает,

Найдет, что я достоин снисхожденья,

А если так, таиться смысла нет,

Однако гнев порой бежит смиренья,

Порой в смиренье силу обретает, —

И я, на все мольбы мои в ответ,

Оставлен был во тьме, утратив свет.

Человек любящий боготворит Человека любимого, воспринимает его отказ как должное, ибо не может всерьез надеяться на счастливое соединение двух существ из принципиально разных миров — высшего и низшего:

В.Ю.Степанцов (р.1960)

Но Парки нынче не хотят свести

две наши нити в вервие единое.

Тебе — парить, а мне, увы, ползти,

всю жизнь ползти и звать тебя, любимая.

Действительно, больше ничего не остается. Ведь Человек любящий не решается даже выразить толком свои страдания и переживания:

Данте Алигьери (1265–1321) Италия

(пер. А.М.Эфроса)

Измученных, полупотухших глаз

Уже не властен я отвлечь от вас,

Затем, что скорбь излить они желают;

Вы дали им частицу сил своих,

И жажда слез испепеляет их,

Но плакать перед вами не дерзают.

Какое уж тут дерзание, если субъект любви пугается даже вполне естественных и могущих быть «отдушиной» эротических сновидений:

Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) Испания

(пер. А.М.Косс)

Если невзначай приснится

Мне какой-то сон блаженный,

Я, страшась тебя прогневать,

В ужасе проснусь мгновенно.

Погляди, как в честь тебя,

Пересилил я природу:

Чтоб не знать во сне отрады,

Я не сплю, тебе в угоду!

За такие и другие страдания Человек любящий не смеет винить Человека любимого. Напротив, он готов взять на себя всю вину сложившуюся ситуацию:

Хуан де Тассис-и-Перальта (1582–1622) Испания

(пер. А.М.Косс)

Пришел, увидел, был я побежден;

Как все, я заплатил свой долг пред вами —

В единый миг опутан был цепями

И без вины на муки осужден.

Непостижим вердикт, но утвержден.

Надежд лишенный, тешусь я мечтами,

Живу одним — своим служеньем даме,

И знаю, что умру, не награжден.

Тот, для кого надежда — преступленье,

Не может согрешить и в помышленье,

Я эту истину познал вполне.

Но коль несчастия виной сочли вы,

Конечно же, виновен несчастливый.

И оправдаться не под силу мне.

Заранее отказавшись от мечты о полновесном счастье, Человек любящий в этом случае претендует разве что на самые слабые знаки внимания к себе со стороны Человека любимого:

Франце Прешерн (1800–1849) Словения

(пер. М.С.Петровых)

Я не ропщу и втайне,

что смотришь на других,

но любоваться дай мне

сияньем глаз твоих. /…/

Печалится любое

живое существо,

Коль солнце золотое

уходит от него.

Взгляни хоть ненароком,

пусть я тебе не мил,

и в горе одиноком

найду источник сил.

Ясно, что добившись или просто дождавшись желаемого, Человек любящий воспринимает это как нежданное и незаслуженное счастье:

Хафиз Ширази (около 1325–1389 или 1390) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. С.Н.Иванова)

Слух души едва услышит только слово от желанной —

Сердце радостно задышит, и восторг в нем первозданный.

И душа из бездны ада прямо в рай вознесться рада

В час, когда моя отрада мне пришлет привет нежданный. /…/

Ты — под стать земным владыкам, я — родня всем горемыкам, —

Я мерцаю жалким бликом, твоим солнцем осиянный.

Даже если Человек любящий не получает от Человека любимого таких знаков внимания, он может удовлетвориться существующим положением дел в слабой надежде, что когда-нибудь в отдаленном будущем положение изменится. Действительно, не исключено, что у Человека любимого когда-то наступят черные дни, а Человек любящий будет тут как тут со своей верностью и преданностью:

Б.А.Слуцкий (1919–1986)

Завяжи меня узелком на платке.

Подержи меня в крепкой руке.

Положи меня в темь, в тишину и в тень,

На худой конец и про черный день,

Я — ржавый гвоздь, что идет на гроба.

Я сгожусь судьбине, а не судьбе.

Покуда обильны твои хлеба,

Зачем я тебе?

Все это означает, что безответная любовь, наконец-то, стала абсолютно самодостаточной, стабилизировалась и может продолжаться неопределенно долго:

А.Н.Апухтин 1870-е (1840–1893)

Мне не жаль, что тобою я не был любим, —

Я любви не достоин твоей!

Мне не жаль, что теперь я разлукой томим, —

Я в разлуке люблю горячей;

Мне не жаль, что и налил и выпил я сам

Унижения чашу до дна,

Что к проклятьям моим, и к словам, и к мольбам

Оставалася ты холодна;

Мне не жаль, что огонь, закипевший в крови,

Мое сердце сжигал и томил,

Но мне жаль, что когда-то я жил без любви,

Но мне жаль, что я мало любил!

Н.К. Доризо 1959 (1923–2011)

Я для нее ничтожество,

никто!

Она на боль мою не отзовется,

Но все рано, спасибо ей за то,

Что мне принадлежит она,

как солнце!

Два крайних варианта встречаются относительно нечасто. Третий — центрально-нейтральный и наиболее широко распространенный — вариант характерен для тех случаев, когда Человек любящий, убежден, что он и Человек любимый — это как раз те самые две половинки, соединение которых обеспечит внутреннюю гармонию в паре и внешнюю — с окружающим миром:

Н.М.Коржавин (1925–2018)

Есть в мире у меня свое:

Дела, успехи и напасти.

Мне лишь тебя не достает

Для полного людского счастья.

Мне без тебя так трудно жить:

Все неуютно, все тревожит…

Ты мир не можешь заменить,

Но ведь и он тебя не может.

Такое отношение вызывает устойчивое желание «бороться» за свое счастье и гарантирует высокий накал страстей как в острый, так и в хронический период развития любви. Именно этот вариант мы рассмотрим более подробно. Начнем с предшествующего решительному объяснению момента. «Любовь к себе — это роман, который продолжается всю жизнь», — сказал О.Уайльд. Действительно, нормальный человек нежно любит себя и высоко ценит свою любовь:

Расул Гамзатов (1923–2003) Дагестан

(пер. Е.М.Николаевской и И.А.Снеговой)

Если б любовь моя, милый мой друг,

В солнечный луч превратилась бы вдруг,

Был бы он самым горячим лучом,

Снег побежал бы с вершины ручьем.

Если б любовь свою чудом я смог

Вдруг превратить в самый скромный цветок, —

В мире бы не было ярче цветов —

В этом тебе я поклясться готов.

Если б она, и бурна, и светла,

В море бы вдруг превратиться могла,

Спорю, что моря подобных глубин

В мире не встретил моряк ни один.

Если б любовь моя только на миг

Вдруг превратилось бы в горный родник,

Не было б чище того родника —

Это я знаю наверняка.

Нежность цветка и огромность морей —

Все ты в любви получила моей.

Свежесть ключа, жар июльского дня…

Нет, не любить ты не можешь меня!

И себя самого, и свою любовь человек считает ценным подарком. Поэтому, полюбив кого-либо, он очень удивляется отсутствию адекватного ответа:

Башшар ибн Бурд (714–783) Арабская классическая поэзия

(пер. Н.В.Горской)

Я любовь принес тебе в подарок,

Где же щедрость, где же дар ответный?!

Но, как видно, все пропало даром —

Я в толпе остался незаметный.

Баба Тахир Урьян (? — около 1055) Ирано-таджикская классическая

поэзия (пер. Н.Стрижкова и А.Шамухамедова)

Нет дня, чтоб мог я жить по доброй воле,

Нет ночи, чтобы не страдал от боли.

Все видят, как мое пылает сердце,

А что она — совсем ослепла, что ли?

А.Г.Чавчавадзе (1786–1846) Грузия (пер. В.К.Звягинцевой)

Миг с тобою — свет с высоты.

Без тебя — не видно ни зги мне.

Почему же не внемлешь ты

Этим стонам в любовном гимне?

Вместо выражения бурной встречной радости «одариваемый» морщится и отворачивается, в лучшем случае — внимает страстным признаниям вежливо, но безучастно:

В.М.Инбер (1890–1972)

И все любви свои, что были разлиты

По звездам, по ветрам и безднам,

Я отдала теперь тебе. А ты…

Ты улыбаешься любезно.

Сытый голодного не разумеет, не любящий любящего — тем более. Объект любви видит лишь интерес к себе; это его радует. Однако он видит и неуклюжесть любящего, его «прибабахнутость» любовью; это забавляет:

Н.М.Карамзин 1792 (1766–1826)

Кто мог любить так страстно,

Как я любил тебя?

Но я вздыхал напрасно,

Томил, крушил себя!

Мучительно плениться,

Быть страстным одному!

Насильно полюбиться

Не можно никому. /…/

Я плакал — ты смеялась,

Шутила надо мной,

Моею забавлялась

Сердечною тоской!

Тут бы Человеку любящему сообразить, что настаивать — и глупо, и смешно, и унизительно, и, наконец, безнравственно:

Н.К.Доризо 1983–1984 (1923–2011)

О, как эгоистично

Без памяти любить

И несамокритично,

Любим ли ты, забыть.

Простаивать часами

Под окнами ее

Преследовать глазами

И говорить: «Мое!»

О, как эгоистично

Проходу не давать

И несамокритично

К другому ревновать. /…/

Грозить ей исступленно,

Собой не дорожа,

Что брошусь вниз с балкона

Восьмого этажа.

О, как эгоистично,

Безжалостно любя,

И тайно и публично

Навязывать себя.

Все это отлично видно со стороны. А изнутри — нет. Поэтому наш самовлюбленный эгоист продолжает гнуть свою линию. Спрашивается: как быть в этой ситуации Человеку любимому? Открыто и демонстративно отвергнуть предлагаемую любовь позволяют себе только высокомерные и уставшие от поклонения люди. Их можно понять. Не могут же они, в конце концов, индивидуально «нянчиться» с каждым из многочисленных воздыхателей. Очередной поклонник не вызывает у них ничего, кроме раздражения:

А.Н.Апухтин Начало 1860-х (1840–1893)

Как чужды мне твои пустые бредни!

И что же в том, что любишь ты меня?

Не первый ты, не будешь и последний

Гореть и тлеть от этого огня!

Ты говоришь, что в шумном вихре света

Меня ты ищешь, дышишь только мной…

И от других давно я слышу это,

Окружена влюбленною толпой.

Если же говорить про обычных людей — не злых и не избалованных чрезмерным вниманием, то здесь возможны два основных варианта, которые, пожалуй, встречаются одинаково часто. Первый — это когда Человек любимый вообще-то не прочь кого-то полюбить, но конкретно Человек любящий не вызывает у него встречного энтузиазма. Высказать это прямо в полные мольбы и восторга глаза Человека любящего решаются немногие. Поэтому «официальной версией» отказа является обычно второй вариант — полная неспособность к любви и отсутствие потребности в ней:

К.Ф.Рылеев 1824 (1795–1826)

Я не хочу любви твоей,

Я не могу ее присвоить;

Я отвечать не в силах ей,

Моя душа твоей не стоит.

И.П.Клюшников 1840 (1811–1895)

Я понимаю взор твой страстный,

Я знаю смысл твоих речей:

Я вижу все… Но друг прекрасный,

Я не прошу любви твоей!

Тоску души моей холодной

Она не в силах исцелить:

Я не могу любить свободно,

Я не могу, как ты, любить.

Эти свойства личности могут быть как врожденными, так и приобретенными. В случае «первичного» бесстрастия страсть пугает, как все непонятное:

Д.П.Ознобишин 1826 (1804–1877)

Но тщетны все твои терзанья:

Язык любви ей незнаком,

Ей непонятны ни страданья,

Ни бледность на лице твоем.

Когда в волненьи страсти буйной

Ты с жаром руку жмешь у ней,

Ее пугает взгляд безумный,

Внезапный блеск твоих очей.

Холодная к твоей печали,

Ее душа тиха, ясна,

Как волн в недвижимом кристалле

С небес глядящая луна.

При «вторичном» бесстрастии диапазон эмоций несколько шире. Оба варианта широко распространены, однако, когда дело доходит до объяснений, то опять-таки по понятным причинам почти всегда выдвигается второй вариант. Мало кому хочется выглядеть просто изначально бесчувственным бревном. Куда привлекательней романтический образ обожженного страстями и разочаровавшегося в любви «Чайльд-Гарольда, угрюмого, томного»:

Я.П.Полонский 1855 (1819–1898)

Любви прекрасным упованьям

Рассудком положа предел,

Страдая сам, твоим страданьям

Я отозваться не хотел.

Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) Франция (пер. Эллиса)

Ты вся — как розовый осенний небосклон!

Во мне же вновь растет печаль, как вал прилива,

И отступает вновь, как море, молчалива,

И пеной горькою я снова уязвлен.

Твоя рука скользит в объятиях бесплодных,

К моей поруганной груди стремясь прильнуть;

Когтями женщины моя изрыта грудь,

И сердце пожрано толпой зверей голодных.

Оба фрагмента отражают известное явление. Потенциал любви, как и все в этом мире, имеет свой срок хранения. Не использованный вовремя, он пропадает зазря, приходит в негодность. Обидно, но ничего не поделаешь:

А.С.Пушкин 1820–1821 (1799–1837)

Забудь меня: твоей любви,

Твоих восторгов я не стою.

Бесценных дней не трать со мною:

Другого юношу зови.

Его любовь тебе заменит

Моей души печальный хлад;

Он будет верен, он оценит

Твою красу, твой милый взгляд. /…/

Ты видишь след любви несчастной,

Душевной бури след ужасный;

Оставь меня;

но пожалей

О скорбной участи моей!

Несчастный друг, зачем не прежде

Явилась ты моим очам,

В те дни, как верил я надежде

И упоительным мечтам!

Но поздно: умер я для счастья,

Надежды призрак улетел;

Твой друг отвык от сладострастья,

Для нежных чувств окаменел.

Я.П.Полонский 1859 (1819–1898)

Когда во мне душа кипела,

Когда она, презрев судьбу,

Рвалась из тесного предела

На свет, на волю, на борьбу, —

Зачем тогда не укротила

Ты дух мой гордый и слепой,

Чтоб даром не погибла сила

В борьбе бесплодной и пустой?

Когда тоскливый, беспокойный,

Без цели — вдаль от суеты

То мчался я по степи знойной,

То лез на снежные хребты, —

Зачем звездою путеводной

Ты не сияла предо мной?

Быть может, гордый и свободный,

Нашел бы я мой путь прямой.

Когда от жизни уставая

В нетрезвом полузабытьи,

Я повторял: О, жизнь пустая!

О, силы прежние мои! —

Как луч востока благодатный,

Зачем тогда не разбудил

Меня твой голос, сердцу внятный,

И падших сил не обновил?

Когда лампаду трудовую,

Как раб нужды, зажег я вновь

И проклинал страну родную

Без веры в славу и любовь, —

Зачем, когда лампада гасла,

Не ты пришла и в поздний час,

Как вдруг, спасительного масла

Не ты влила, чтоб свет не гас?

Когда, по слякоти шагая

В туман, я отличал едва

Себя от грязи — так больная

Была туманна голова, —

Зачем от этого ненастья

Ты разум мой не сберегла

И от постылого участья

Своим участьем не спасла?

Как может наш «даритель» квалифицировать такое поведение «одариваемого»? Возможны два варианта. Первый — это черная неблагодарность:

О.Н.Григорьева (р. 1957)

Не произносишь ни звука,

Смотришь, потупившись, мимо.

О, эта вечная мука —

Неблагодарность любимых.

Второй вариант — недоразумение. Все мы судим обычно по себе. Вот и Человек любящий уверен, что его любовь есть благо для Человека любимого. Нужно только как следует объяснить ему это:

А.С.Пушкин 1819 (1799–1837)

В уединенном упоенье

Ты мыслишь обмануть любовь.

Напрасно! — в самом наслажденье

Тоскуешь и томишься вновь.

Амур ужели не нагрянет

В не освященный твой приют?

Твоя краса, как роза, вянет;

Минуты юности бегут.

Ужель мольба моя напрасна?

Забудь преступные мечты:

Не вечно будешь ты прекрасна,

Не для себя прекрасна ты.

Арсений Альвинг 1940 (1885–1942) Советский андеграунд

Не достучаться до души —

Большой и тяжкий грех…

Все души в мире хороши,

Твоя же лучше всех!

И я к тебе стучусь: тук-тук!

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Так отзовись же, милый друг,

На мой упорный стук!..

Когда точно известно, что хозяин дома, но никак не желает впустить гостя, имеющего самые благие намерения, то это вызывает раздражение. Так и хочется слегка надавить, даже «припугнуть» его:

Габделжаббар Кандалый (1797–1860) Татарстан

(пер. Р.Д.Морана)

Зачем, когда мы так близки, напрасно гибнуть от тоски,

Тверда, рассудку вопреки, — я, мол, сама себе судья?

В темнице жизни заперта, твоя увянет красота,

Покинет смех твои уста, и сгинет радость бытия. /…/

Смотри, мою отвергнешь страсть, — тебя я вечно буду клясть,

И тех моих проклятий власть всю жизнь не даст тебе житья.

В.Ю.Степанцов (р. 1960)

Не мучьте же меня, мой друг,

отриньте беса гадкого

и дайте мне из Ваших рук

вкусить нектара сладкого.

Человек любимый не внемлет и сохраняет кислое выражение лица. Человек любящий не отчаивается и, несмотря на первые неудачи, все еще полон надежд на окончательный успех. Он страстно желает быть всегда рядом с Человеком любимым, с трудом переносит даже самую краткую разлуку:

Баба Тахир Урьян (? — около 1055) Ирано-таджикская классическая

поэзия (пер. Н.Стрижкова и А.Шамухамедова)

Прощусь с тобой и жажду встречи снова,

Так жаждут лишь любители хмельного.

Хочу всегда смотреть в твои глаза,

Но пусть они не смотрят так сурово.

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия (пер. В.В.Левика)

Так не бежит от бури мореход,

Как, движимый высоких чувств обетом,

От мук спасенье видя только в этом,

Спешу я к той, чей взор мне сердце жжет.

Пьер де Ронсар (1524–1585) Франция (пер. Г.М.Кружкова)

Ты знаешь, ангел мой, что я питаюсь лишь

Лучами глаз твоих, что всякая другая

Еда нейдет мне впрок: зачем же, дорогая,

Свой взор — мой скудный хлеб — ты от меня таишь?

Человек любящий старается и так, и этак, лезет из кожи вон, чтобы привлечь внимание Человека любимого:

Эдмунд Спенсер (ок.1522–1599) Англия (пер. В.В.Рогова)

Любимая в театре мировом

На все бесстрастно устремляет взгляд.

Участвую в спектакле я любом,

Меняя облики на разный лад.

Найдя на свете повод для отрад,

Я маску для комедии беру,

Когда же горести отяготят,

Я делаю трагедией игру.

Но, радостный ли, в страстном ли жару

Явлюсь на сцене я — ей все равно:

Я засмеюсь — от строгих глаз замру,

Заплачу — ей становится смешно.

Она, стенай пред нею иль смеши,

Не женщина, а камень без души.

Все эти усилия обычно не только оказываются напрасными, но и дают обратный эффект. Безразличие усиливает любовь, любовь усиливает безразличие:

Абу Нувас (около 762 — около 815) Арабская классическая

поэзия (пер. С.В.Шервинского)

Тобою я смертельно в сердце ранен,

Я от любви безумен, бездыханен, /…/

Моей любви чистейшие порывы,

По-твоему, порочны или лживы. /…/

Смеешься ты — а мне и жить нет мочи,

Ты весела — а я мрачнее ночи. /…/

О свет души, когда б ты захотела,

Ты исцелила б душу мне и тело.

Бернарт де Вентадорн (годы деятельности 1150–1180) Поэзия

трубадуров (пер. В.А.Дынник)

Слуга и друг в покорности своей

Я лишь гневил ее неоднократно

Своей любовью, — но любви цепей,

Покуда жив, я не отдам обратно!

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

Настолько безрассуден мой порыв,

Порыв безумца, следовать упорно

За той, что впереди летит проворно,

В любовный плен, как я, не угодив, —

Что чем настойчивее мой призыв:

«Оставь ее!» — тем более тлетворна

Слепая страсть, поводьям непокорна,

Тем более желаний конь строптив.

Хафиз Ширази (около 1325–1389 или 1390) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. С.Н.Иванова)

С тех пор, как увидел я дивный твой лик,

Душа не лежит ни к кому из людей. /…/

И ласки твоей я и милости жду, —

Лишь ты мне — опора в юдоли скорбей. /…/

Свечою горю от страсти к тебе,

Но тщетно: не внемлешь ты муке моей.

Эдмунд Спенсер (1552–1599) Англия (пер. В.В.Рогова)

Как пламень — я, любимая — как лед;

Так что ж я хлад ее не растоплю

И он в жару моем не изойдет,

Но крепнет лишь, чем больше я молю?

И почему я жар не утолю

На том морозе, что в душе у ней,

А все в поту клокочущем киплю

Средь ширящихся яростно огней?

О, всех явлений на земле странней,

Что огнь твердыню льда лишь укрепил,

А лед, морозом скованный сильней,

Чудесно раздувает жгучий пыл.

Да, страсть в высоких душах такова,

Что рушит все законы естества.

Лопе де Вега (1562–1635) Испания

(пер. В.В.Резниченко)

В том не моя вина — моя беда,

Что, как бойцы, сошлись в неравной схватке

Мой пыл и холод твой; надежды шатки,

Что завершится миром их вражда.

Любовь и безразличье — два плода

На дереве одном, и нет разгадки,

Как может быть, чтоб горький плод и сладкий

Рождали те же почва и вода.

В одном и том же пламени горячем

Воск, размягчаясь, плавится, а глина

Твердеет, жару противостоя.

И мы не в силах поступать иначе:

В огне, любовь которому причина,

Все непреклонней ты, все мягче я.

Только Человеку любящему все это кажется противоестественным. Ему, понятное дело, не до абстрактных размышлений о природе вещей. Он связывает свои неудачи с конкретными свойствами личности Человека любимого:

Хуан Боскан (1490–1542) Испания (пер. В.В.Резниченко)

Была бы в вас хоть капля сожаленья,

Смогли б растрогать вас хоть иногда

Чужая боль, сторонняя беда,

Я б вашего добился снисхожденья.

Но все мои мольбы и все томленья,

Вся страсть моя малейшего следа

Не оставляли в вас, и лишь вражда

Была наградой за мои мученья.

На самом деле, все как раз вполне логично. Назойливая, совершенно ненужная ему любовь только раздражает Человека любимого, будь он даже самых распрекрасных душевных качеств, и вызывает все больше отрицательных эмоций. Отсюда уже недалеко до ненависти и презрения:

Хафиз Ширази (около 1325–1389 или 1390) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. С.Н.Иванова)

Раба презреть и угнести, унизить тебе любо:

Другим ты — светоч в их пути, меня ж — клеймишь позором. /…/

Тебя люблю я всей душой: ты — жизни мне дороже,

Но, как и жизнь, ты стороной проходишь шагом спорым.

А.А.Фет 1856 (1820–1892)

Мы, без любви, любовью стеснены;

Чужой порыв холодного тревожит.

Все станет жертвой: слышать друга, видеть, —

И сердце начинает ненавидеть.

А между тем страсть Человека любящего все еще растет как на дрожжах. Страдания и препятствия на первых порах только усиливают ее:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Ю.Н.Верховского)

И как олень, стрелою пораженный, —

Отравленную сталь в боку почуя,

Бежит, все больше болью разъяренный, —

Так со стрелою в сердце жизнь влачу я,

Томимый ею, но и восхищенный,

От боли слаб, без сил бежать хочу я.

Впрочем, в данном случае, как и в некоторых уже рассмотренных выше, страдания находятся «в одном флаконе» с наслаждением:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. В.Ю.Иванова)

Коль не любовь сей жар, какой недуг

Меня знобит? Коль он — любовь, то что же

Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, боже!..

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?

Коль им пленен, напрасны стоны. То же,

Что в жизни смерть, — любовь. На боль похоже

Блаженство. «Страсть», «страданье» — тот же звук.

Призвал ли я иль принял поневоле

Чужую власть?.. Блуждает разум мой.

Я — утлый челн в стихийном произволе,

И кормщика над праздной нет кормой.

Чего хочу, — с самим собой в расколе, —

Не знаю. В зной — дрожу; горю — зимой.

Микеланджело Буонарроти (1475–1564) Италия

(пер. А.Е.Махова)

От слез восторга к смеху сквозь рыданья,

Отвергнутый, я в пропасть угодил.

Рассудок мне в беде не пособил,

И отдан я страстям на растерзанье.

Но мне отрадна тягость наказанья —

Она не остудила сердца пыл.

Пусть взгляд очей небесных ослепил,

Зато узрел я дивное сиянье.

Как только разглядел я красоту,

Ниспосланную небом мне в награду,

Сражен был ею тут же наповал.

Но без нее мне жить невмоготу.

Ужель любовь винить за муки надо?

Такого счастья я еще не знал.

Структура наслаждений при безответной любви довольно сложна. Это может быть просто наслаждение от существования на свете Человека любимого:

Абу Абдаллах Джафар Рудаки (около 860–940) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. В.В.Левика)

Моя душа больна разлукой, тоской напрасной ожиданья,

Но от возлюбленной, как радость, она приемлет и страданья.

Не так уж редки случаи, когда наслаждение Человеку любящему доставляет сама его способность к такой большой и трагической любви, которая, как ему кажется, косвенно свидетельствует о значительном размере его личности и позволяет несколько свысока смотреть на окружающих:

Гийом Аполлинер (1880–1918) Франция

(пер. М.П.Кудинова)

О сердце мое, я печальную радость познал:

Отвергнутым быть и как прежде любовью пылать.

Я знаю: король я! Вздымайся, о гордости вал!

Король был отвергнут и должен скитаться опять.

Красавице спящей о муках моих не узнать;

Пускай не любила — я твердость похитил у скал.

О сердце мое, до конца моей жизни ты будешь страдать,

И вечер холодный увидит мой гневный оскал.

Ну а главный источник наслаждения — это, конечно, удовлетворение потребности своей страждущей души в ощущениях, ощущениях, и еще раз ощущениях:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. З.Н.Морозкиной)

Я жил, довольный жребием своим,

Считая зависть чувством вне закона,

И пусть судьба к другому благосклонна, —

От мук моих мой рай неотделим.

Бывает, что эта неотделимость страданий от наслаждения делает Человека любящего настоящим мазохистом:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. В.Ю.Иванова)

Мне мира нет, — и брани не подъемлю.

Восторг и страх в груди, пожар и лед.

Заоблачный стремлю в мечтах полет —

И падаю, низверженный, на землю.

Сжимая мир в объятьях, — сон объемлю.

Мне бог любви коварный плен кует:

Ни узник я, ни вольный. Жду — убьет;

Но медлит он, — и вновь надежде внемлю.

Я зряч — без глаз; без языка — кричу.

Зову конец — и вновь молю: «Пощада!»

Кляну себя — и все же дни влачу.

Мой плач — мой смех. Ни жизни мне не надо,

Ни гибели. Я мук своих — хочу…

Отрицательные ощущения утоляют растущий на глазах «сенсорный голод». Однако это не означает, что Человеку любящему не хочется разнообразить свое «меню», по крайней мере, оптимизировать эмоциональный баланс за счет увеличения доли собственно радости и удовольствия. Поэтому на восходящей ветви развития нашей любви действует четкое правило: чем сильнее любовь, тем сильнее желание ответа. Сначала речь идет исключительно об адекватном ответе. Ни о каком другом Человек любящий пока не желает даже слышать:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

Одно — молить Амура остается:

А вдруг, хоть каплю жалости храня,

Он благосклонно к просьбе отнесется.

Нет, не о том, чтоб в сердце у меня

Умерить пламя, но пускай придется

Равно и ей на долю часть огня.

Отсутствие адекватного ответа вынуждает его постепенно снижать уровень желаний и «соглашаться» на любой, пусть даже едва заметный ответ:

Башшар ибн Бурд (714–783) Арабская классическая поэзия

(пер. Н.В.Горской)

Утоли мне жажду хоть немного,

Дай воды из чистого колодца,

А когда предстанешь перед богом,

Доброта твоя тебе зачтется.

Джауфре Рюдель (середина XII века) Поэзия трубадуров

(пер. В.А.Дынник)

Желанья так меня гнетут,

Что рассказать — не хватит слов.

И слезы горькие текут,

И день лишь новой мукой нов.

Пускай скупа, пускай скромна,

Мне только ласка и нужна.

Хафиз Ширази (около 1325–1389 или 1390) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. С.Н.Иванова)

Припомню я стан твой — истаю совсем,

И сам я уже — словно небыль, мечта. /…/

О, сжалься, хоть раз подари поцелуй

И душу возьми, что тобой отнята.

Когда исчезает надежда на любой положительный ответ, изнывающий от тоски Человек любящий готов удовлетвориться уже и его имитацией:

Ю.А.Нелединский-Мелецкий 1776 (1752–1829)

Ноет сердце, изнывает,

Страсть мучительну тая.

Кем страдаю, тот не знает,

Терпит что душа моя. /…/

Каждое души движенье —

Жертва другу моему.

Сердца каждое биенье

Посвящаю я ему.

Ты, кого не называю

А в душе всегда ношу!

Ты, кем вижу, кем внимаю,

Кем я мышлю, кем дышу!

Не почувствуй ты досады,

Как дойдет мой стон к тебе,

Я за страсть не жду награды,

Злой покорствуя судьбе.

Если ж ты найдешь возможным,

Силу чувств моих измерь:

Словом ласковым — хоть ложным —

Ад души моей умерь.

А.С.Пушкин 1826 (1799–1837)

Я вас люблю — хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!

Мне не к лицу и не по летам…

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей:

Без вас мне скучно, — я зеваю;

При вас мне грустно, — я терплю;

И, мочи нет, сказать желаю,

Мой ангел, как я вас люблю! /…/

Вы улыбнетесь — мне отрада;

Вы отвернетесь — мне тоска;

За день мучения — награда

Мне ваша бледная рука. /…/

Алина, сжальтесь надо мною.

Не смею требовать любви:

Быть может, за грехи мои,

Мой ангел, я любви не стою!

Но притворитесь! Этот взгляд

Все может выразить так чудно!

Ах, обмануть меня не трудно!..

Я сам обманываться рад!

Наконец, если Человек любимый не соглашается и на это, Человеку любящему ничего не остается, как желать хотя бы отрицательного ответа, который Человеку любящему кажется все-таки лучше, чем вежливое безразличие:

Гутьерре де Сетина (1518–1560) Испания

(пер. С.Ф.Гончаренко)

Вы, очи, ярче света дня

И сладостней, чем луч авроры;

И все ж, мои встречая взоры,

Порой, как лед, вы холодны.

Вы всех ласкаете приветом,

Но отчего вы так гневны,

Когда ко мне обращены?

Что ж! Ослепленный вашим светом,

Твержу, свою судьбу кляня:

Хоть так глядите на меня!

Луиш де Камоэнс (1524–1580) Португалия (пер. В.В.Левика)

Когда для всех ты хочешь быть мила

И каждому приятна в разговоре,

Чтоб видел каждый даже в беглом взоре,

Как много в сердце носишь ты тепла,

Ах, будь со мной бесчувственна и зла,

И радость я найду в твоем отпоре.

Уже мне будет облегченьем в горе,

Что все ж меня ты выделить могла.

Человек любящий согласен полностью «перекроить» всю структуру своей личности в угоду Человеку любимому, только бы хоть как-нибудь приблизиться к нему:

Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) Испания

(пер. А.М.Косс)

Коль того, чего хочу я,

Ты хотеть не хочешь, — что же,

Объясни, чего ты хочешь,

Дабы я хотел того же!

Не получив разъяснений и вообще никакого ответа в реальной жизни, Человек любящий вынужден довольствоваться воображаемым, «виртуальным» ответом:

Арнаут де Марейль (конец XII века) Поэзия трубадуров

(пер. В.А.Дынник)

Хоть день и ночь моя мечта

Одною вами занята,

Но сон всего дороже мне:

Над вами властен я во сне.

Я милое сжимаю тело,

И нет желаниям предела.

Ту власть, что мне приносит сон,

Не променял бы я на трон.

Длись без конца, мой сон, — исправь

Неутоленной страсти явь!

О.Я.Тельтофт (1915–1946?) Поэзия миграции

Одиночество — глубже колодца…

Слезы веки разъели, как соль…

Это мною любовью зовется,

Оттого, что любовь моя — боль.

Я не вижу тебя по неделям, —

Разве только сквозь сон или бред, —

Мы печали и горя не делим,

А в любви моей радости нет.

Радость мне может только присниться:

Быть, сквозь сон улыбаясь, с тобой,

Даже с блудным — беспутной блудницей,

Даже с падшим — смиренной рабой.

О.Н.Григорьева (р. 1957)

Сто раз мне снилось,

что я дрожу,

Но в дверь твою, стучась, захожу.

И ты помогаешь

мне снять пальто,

А я говорю совершенно не то.

И ты несмел

и совсем не груб,

Ты просто губами

касаешься губ,

И то, что было там, за спиной

Оно умирает тут же со мной.

И я не здесь, а где-то в раю,

На светлых крыльях легко парю.

И это так высоко над землей,

Что было бы страшно, но ты со мной.

Над этой бездной, смеясь, лечу.

И рук твоих отпускать не хочу.

И ты настолько в меня влюблен,

Что понимаю — все это сон…

Действительно, единственная радость в этой ситуации — мечты и сновидения. Увы, они дают только временное облегчение, после которого реальные муки кажутся еще более мучительными:

Франсиско де Кеведо (1580–1645) Испания

(пер. А.М.Гелескула)

Мне снилось, будто я… Не знаю, право,

Как и сказать, а впрочем — сон не в руку.

Но сон, как будто, скрашивал разлуку,

И снилось, будто я тебе по нраву.

Любовь смешала сладость и отраву

В одном колчане, чтобы вверить луку,

Огонь и бред мой, холод твой и скуку —

И, признаю, смешала их на славу.

Гадал я, сон ли, явь ли это были.

О, если явь, пусть век я сна не знаю,

А если сон — молю, чтоб не будили!

Но пробудился, изгнанный из рая,

И не пойму, живу ли я в могиле

Или еще при жизни умираю.

А.А.Ржевский 1763 (1737–1804)

Счастливым существо утех в любви дано,

Несчастливым в любви — мечтанье их одно:

Воображеньем я тебя своей имею,

В объятиях своих зрю красоту твою,

В присутствии ж твоем и льститься тем не смею,

Зрю прелести твои, но муку зрю свою.

Вот классическое описание зрелой безответной любви, когда противоречивость и парадоксальность этого чувства становятся запредельными, немыслимыми, непостижимыми:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Ю.Н.Верховского)

И мира нет — и нет нигде врагов;

Страшусь — надеюсь, стыну и пылаю;

В пыли влачусь — и в небесах витаю;

Всем в мире чужд — и мир обнять готов.

У ней в плену неволи я не знаю;

Мной не хотят владеть, а гнет — суров;

Амур не губит — и не рвет оков;

И жизни нет конца, и мукам — краю.

Я зряч — без глаз; нем — вопли испускаю;

Я жажду гибели — спасти молю;

Себе постыл и всех других люблю:

Страданьем — жив; со смехом я — рыдаю.

Безответная любовь ощущается Человеком любящим как холодная, безводная и безжизненная пустыня, огороженная к тому же высокой непреодолимой стеной. Невозможно ни жить в ней, ни выйти на свободу:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

О высший дар, бесценная свобода,

Я потерял тебя и лишь тогда,

Прозрев, увидел, что любовь — беда,

Что мне страдать все больше год от года.

Для взгляда после твоего ухода

Ничто рассудка трезвого узда:

Глазам земная красота чужда,

Как чуждо все, что создала природа.

Хафиз Ширази (около 1325–1389 или 1390) Ирано-таджикская

классическая поэзия (пер. С.Н.Иванова)

У тебя в плену я, и не знать мне воли,

Я стенаю горько о печальной доле.

Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) Франция

(пер. А.С.Эфрон)

К тебе, к тебе одной взываю я из бездны,

В которую душа низринута моя…

Вокруг меня — тоски свинцовые края,

Безжизненна земля и небеса беззвездны.

Шесть месяцев в году здесь стынет солнца свет,

А шесть — кромешный мрак и ночи окаянство…

Как нож, обнажены полярные пространства:

Хотя бы тень куста! Хотя бы волчий след!

Нет ничего страшней жестокости светила,

Что излучает лед. А эта ночь — могила,

Где Хаос погребен! Забыться бы теперь

Тупым, тяжелым сном — как спит в берлоге зверь…

Забыться и забыть и сбросить это бремя,

Покуда свой клубок разматывает время…

Нет узника, который не помышлял бы о побеге. Иногда такие мысли возникают и у нашего заключенного:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

От этих глаз давно бежать бы прочь —

Бессмысленны надежды на пощаду,

На то, что прекратят они осаду,

Что сердцу можно чем-нибудь помочь.

Александр Скиба

Я брошу вас. Зачем на вас себя я трачу,

Духовное свое развитье тормозя?

Я должен вас скорей забыть как неудачу,

Как я доселе жил, так дальше жить нельзя!

До реализации этой идеи дело обычно не доходит, т. к. Человек любящий вспоминает, что любит не что-нибудь, а именно свои кандалы и путы:

Франческо Петрарка (1304–1374) Италия

(пер. Е.М.Солоновича)

Амур, прибегнув к льстивому обману,

Меня в темницу древнюю завлек

И ключ доверил, заперев замок,

Моей врагине, моему тирану.

Коварному осуществиться плану

Я сам по легковерию помог.

Бежать! — но к горлу подступил комок,

Конец ознакомительного фрагмента.