Красно-белые волны в Царицыне и окрест

Сергей Гордиенко, 2021

Вторая книга о российском контрразведчике Станиславе Истомине (Валерий Проскурин). 1918-1919 гг. Оборона Царицына (Волгоград), противостояние Сталина и белого генерала Носовича. Книга основана на реальных исторических событиях, исследованиях и воспоминаниях участников.

Уездный город театров

Царицын. 28 мая 1918 г.

Наш поезд прибыл в четыре утра. Вокзал пуст. Никто не встречает.

— Неудивительно, — угадал мои мысли Снесарев. — Не знают, когда доберёмся. Не будем терять время, унтер-офицер! Показывайте город!

Я повёл генерала через центр на набережную. Признаться, утренний Царицын представлял собой наиприятнейшую картину. Остался уездным городом казаков, помещиков, промышленников и рыбаков, с широкими немощёными улицами и электрическими фонарями. Трамвай? Что-то новое! Я не сразу обратил внимание, привык к петербургским. Вагончик, громыхая по узким рельсам, покатился в сторону собора Александра Невского и скрылся, петляя среди купеческих усадеб, кирпичных складов и деревянных домов обывателей. Недалеко от собора виднелись белые церкви с зелёными куполами и два городских парка, примечательных только скамейками и рядами тополей. Тополя семенились, покрывая округу белым пухом и создавая иллюзию нетающего снежного покрова на фоне раннего лета. Днём, как всегда, будет жарко. Между парками виднелся базар. В тени абрикосин и яблонь на латках и деревянных ящиках женщины раскладывали колбасы, домашний хлеб, баранки, помидоры, а рыбаки утренний улов. Перед спуском к Волге виднелись хозяйственные лавки, харчевни и трактиры. Внизу, у самой воды накатанная телегами дорога вдоль пристаней торговых товариществ. Мы присели на лавку. Синяя гладь воды, жёлтая полоска песка, зелень деревьев и безоблачное небо.

— Остров Голодный? А там река Царица? — показал рукой генерал.

— Да. Слева, видите, у самой воды домик деда Прохора. По утрам ловит рыбу с причала. Летом сдаёт рыбакам с левого берега. Оставляют лодки, пока торгуют на базаре. Я ночевал у него в непогоду. А вон и он!

Из домика вышел старичок в казацкой фуражке. Уселся на доски и закинул удочку.

— А это что?

— Народная аудитория. Там давали концерты и читали лекции. Построил купец Репников с братом. Самые богатые люди города, меценаты!

— Какой крутой спуск к реке! Пардон, к Волге. Если прижмут, удержать последний рубеж невозможно. Почему город назвали Царицыным? В честь какой царицы?

— Как ни странно, никакой. По-татарски «сарысу» — жёлтая вода.

— Ах да, здесь же была Золотая Орда. Давайте пройдёмся до Царицы. Может, там вода жёлтая. В Волге обычная, синяя! — засмеялся генерал.

Недалеко от Астраханского моста через Царицу, на противоположном берегу, в окружении купеческих усадеб, тополей и акаций виднелась моя родная Александровская гимназия.

— Вон там рядом с домом купца Калинина проходили первые театральные представления. За ним усадьба Божескова с зимним театром. Видите огромный сад? Дом купчихи Шешинцевой с летним театром. А слева «Конкордия» заводчика Миллера.

— Уездный город театров! Неожиданно!

Мы направились обратно в центр.

— Здание Общественного собрания! Сюда мне удалось попасть лишь однажды, в 1909-м. Пел сам Шаляпин! За ним синематограф, городская библиотека, народная читальня и книжная лавка госпожи Абалаковой. Слева музыкальное училище, Дом наук и искусств, музей и метеорологическая станция.

— Весьма приятный город! Патриархальный и сытый.

Улицы наполнялись людьми, раздвигались вышитые занавески и распахивались окна, обнажая уютные жилища обывателей. Ни одного признака гражданской войны и новой власти. О нет! В автомобиле, оставляя облако пыли, промчался комиссар в кожаной куртке.

— Городская власть едет на работу, — произнёс Андрей Евгеньевич. — Дадим ещё немного времени и пойдём знакомиться.

Присели на лавочку в парке. На деревянной сцене появились музыканты, заиграла музыка. Стали приходить пары — нарядные дамы в сопровождении офицеров в царской форме.

— Отчего-то приятно видеть, что не один я ношу мундир, — заметил Снесарев.

Появились красноармейцы. Одеты неряшливо, на вид полуголодные. Бесцельно бродят по улицам, прицениваются к товарам, но видно, что денег нет, пытаются выпросить даром.

— Пожалуй, пора! — скомандовал генерал.

Навстречу выбежал атлетического вида господин в спортивном костюме. Коротко стриженые волосы, огромные голубые глаза, взгляд живой, уверенный и упрямый. Тренированное тело выдаёт спортсмена со стажем. Заметил нас, остановился. Лицо тут же расплылось огромной улыбкой самодовольного, знающего свою силу человека.

— Андрей Евгеньевич! С приездом!

— Здравствуйте, Анатолий Леонидович!

Крепко обнялись как старые приятели после долгой разлуки.

— Вот где теперь придётся служить! А Вы всё такой же атлет! Бег, фехтование, плавание, стрельба, английский бокс. Я ничего не запамятовал? Ах да, танцы и губная гармошка!

— Конечно! Omnia mea mecum porto! Всё своё ношу с собой! Офицер должен держать себя в форме во славу Отечества! Искупался в реке, теперь бег. Вода бодрящая, свежая, что надо! А с танцами здесь никак. Большевики не планируют балы, — в голосе послышался сарказм.

— Здесь говорят Волга, не река. Наш новый сослуживец меня поправил. Кстати, царицынец!

— Адъютант, из-за которого задержались в Москве?

— Бывший унтер-офицер кавалерии Истомин, — представился я.

— Генерал-майор Носович, начальник штаба округа.

Рукопожатие оказалось более чем крепким.

— Отчего же бывший? Разжаловали? Отправили в родительское имение?

— Императорской армии больше нет. Значит, бывший.

Лицо Анатолия Леонидовича сделалось упрямым, взгляд твёрдым, мышцы напряглись.

— Пути Господни неисповедимы, унтер-офицер. Воевали в германскую?

— Приходилось.

— И нам с Андреем Евгеньевичем пришлось.

— А мне генерал преподавал военную географию, — наконец признался я.

Андреей Евгеньевич вопросительно посмотрел на меня.

— В Николаевском училище.

— Что же Вы до сих пор молчали?

— Думал, может, вспомните.

— Похоже, у нас собирается отменная компания! — подвёл итог Носович.

— Евгения Васильевна с Вами?

— Непременно! Omnia mea mecum porto! Ковалевский тоже привёз семейство. Идёмте! Покажу квартиры.

Квартиры штабистов располагались в трёхэтажном купеческом особняке в самом центре города.

— Господа, спускайтесь в салон! Андрей Евгеньевич прибыли! — громогласно объявил Носович. — Спят долго, лентяи. Поставлю самовар.

Мы присели в салоне.

— Все в сборе? Андрей Евгеньевич, Вы, конечно, знаете этого проказника. Посему представлю только Вам, унтер-офицер. Полковник Ковалевский Александр Николаевич с супругой. Прошу любить и баловать. Дети ещё спят? Полковник Чебышев. Его заместитель полковник Сухотин. Мои адъютанты Тарасенков, Садковский и Кремков. Кстати, поручик, что за фото милой домы у Вас в спальне?

Кремков смутился и промолчал.

— Господа Стариков и Рождественский. Занимаются хозяйственной частью. Ну-с! Попьём чаю и в совдепию! Пардон, к местному начальству.

Часовой, увидев нас, винтовкой перекрыл вход. Андрей Евгеньевич протянул документы.

— Военный руководитель округа Снесарев. Мой штаб, — показал на нас. — Только что прибыли.

Часовой покосился на генеральский мундир и ордена. Шёпотом, по слогам начал читать.

— Много незнакомых букв, милейший? — съязвил Носович. — Давай быстрее. Служба ждёт. На благо революции.

Часовой молча убрал винтовку. Кабинет градоначальника, дверь открыта. За столом сидят шестеро, перебирают бумаги, что-то обсуждают. Андрей Евгеньевич негромко кашляет. Комиссары недовольно поворачивают головы в нашу сторону.

— Чего Вам, товарищи? Вы кто?!

— Снесарев, назначен военным руководителем округа. Вот мандат от товарища Троцкого.

Присутствующие принялись читать по очереди.

— Эти читают быстрее, — съязвил Носович.

— Вы сказали товарищ Троцкий?.. Почему назначил царского генерала?

— Не все революционеры учились в академиях, — по-профессорски произнёс Носович.

Все шестеро настороженно посмотрели на него.

— Генерал приехал со свитой! По выправке вижу — из бывших.

— А я по твоей сгорбленной спине вижу, ты всю германскую просидел в подполье, — парировал Носович.

— Анатолий Леонидович! Прекратите! — одёрнул Снесарев.

— Не надо нам приезжих. Сами справляемся! Не для того власть брали, чтоб под бывшими ходить! Правильно, товарищ Ерман?

— А город по-прежнему называется Царицын, — напомнил Носович.

— И то верно, — протянул Ерман. — Надо будет митинг провести, переименовать. Назовем Марксоград! Или Ленинград!

— Ерманград! После твоей героической смерти за революцию.

— Анатолий Леонидович! Прекратите! — Снесарев напомнил кто тут главный.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство, — последние два слова Носович произнёс громче, чем надо.

— Если уж зашёл столь нелепый и неуместный разговор, то сойдёмся на нейтральном названии. Волгоград! — попытался смягчить разговор Андрей Евгеньевич. — По-моему, недурно. Прекратим мальчишеский спор и приступим к делу.

— Какому делу?

— Оборона столь любимого вами города. Предполагаю, вы все коренные царицынцы, не так ли?

Комиссары опустили глаза.

— Подождём! Из Москвы едет народный комиссар. Сталин, кажется, партийная кличка. Будет заниматься отправкой продовольствия.

— Как ты сказал, товарищ Рудин? Сталин? — удивился Ерман. — Не слышал. В революциях не участвовал. Я бы точно знал. Посмотрим, что за назначенец. Власть наша! А продовольствием за просто так делиться не собираемся.

— Мы не претендуем на Вашу власть и продовольствие. Вы — гражданские, мы — военные. Будем заниматься исключительно обороной, — пояснил Ковалевский. — При вашем содействии, конечно же.

— Сами умеем обороняться!

— Правильно, товарищ Зедин. Ещё как умеем! С товарищем Орджоникидзе разгромили банду Петренко и сибирских анархистов. Закрыли вашу московскую «Анархию». Свою печатаем!

— Так и назвали «Царицынская большевистская анархия»? — Носович кулаком прикрыл язвительную улыбку.

Комиссары вскочили.

— Анатолий Леонидович! Последнее предупреждение! — повысил голос Снесарев. Подошёл к карте. — В вашем, а теперь уже и в нашем направлении продвигаются две регулярные армии — генерала Краснова и германская. Казаки Денисова и Быкадорова заняли излучину Дона. Гусельщиков и Мамантов под Нижне-Чирской. Голубинцев в Верхне-Донском. Фицхелауров в Усть-Медведицком. Все стягиваются сюда, к Царицыну. Прибавьте армии Деникина и Алексеева. А у вас как с обороной?

Товарищи молчали.

— Три тысячи красноармейцев! — ответил за них генерал.

— Ну, мы знаем, вокруг уезда неспокойно, но чтобы столько… Откуда сведения?

— Обобщил донесения красных командиров и отделов разведки. Проанализировал боевые действия и передислокацию соединений противника. Посмотрел статистику населения. И вот квинтэссенция вводных данных.

— Винт чего?

— Как Вас зовут, товарищ? — вежливо поинтересовался Носович.

— Минин.

— Товарищ Минин, не запоминайте это слово. Мигрени замучат!

Снесарев набрал полную грудь воздуха, собирая остатки терпения. Носович принял вид раскаивающегося хулигана.

— Гарнизон города… — продолжил Андрей Евгеньевич. — Имел удовольствие наблюдать. Печальное зрелище!

— У нас ещё пять тысяч военнопленных с германского фронта, — попытался оправдаться Минин. — Проводим революционную агитацию.

— А если поднимут мятеж, поддержат противника?

— Насчёт контрреволюции уже приняли меры, — возразил Ерман. — Учредили уездный отдел чрезвычайной комиссии. Вот председатель товарищ Борман.

— Борман с Ерманом всегда договорятся, — вполголоса произнёс Носович, но так чтобы все слышали.

Снесарев бросил строгий взгляд. Носович на сей раз притворяться не стал. Ответил таким же жёстким взглядом и генералу, и комиссарам.

— Довольно разговоров, госпо… товарищи! — подытожил Андрей Евгеньевич. — Найдите для нас паровоз. Осмотрим уезд вдоль железных дорог.

В доме штабистов для меня комнаты не нашлось и я попросился к деду Прохору.

— Прохор Киприанович, как жизнь в городе? Как новая власть?

— Да всё ничего, Валерка. Только вот анархисты из пушек постреливали. Но Минин с Тулаком выгнали. Митингуют теперь по заводам. А так ничего. Голодом не страдаем. Газеты носят. Вон, почитай! Я не смотрю. Всё новые. Старых не осталось, вот и не читаю.

Газеты… В сентябре власть взяли большевики, причём без мятежа, выиграли выборы. Минин, сын протоирея из Дубовки… М-да, отец — священник, сын — безбожник. Председатель совета — вольноопределяющийся запасного полка Ерман. Ерман, Ерман… Помню! Февральский мятеж в Петрограде. Значит, послали в Царицын… Пролетарии приветствуют нового вожака, зовущего в светлое будущее, где заводы будут принадлежать рабочим, земля крестьянам, а мир народам… Ага! У Ермана появились конкуренты — эсеры. Обещают достойные зарплаты. А Ерман? Вызвал отряд из Москвы. Громят эсэров, заставляют рабочих вернуться на заводы. Кому будут принадлежать больше ни слова.

— Ерман, говорят, чистый бес! Работает сутки напролёт. Каждый день заседания до ночи! А до рассвета встаёт и на заводы. Митингует!

— Горожане как к нему относятся?

Дед Прохор задумался.

— Вишь какое дело, народец наш любит строгое начальство. Ерман такой! И говорит складно. Сам слыхал. А ты когда к своим за Волгу соберёшься? Аль чего задумал?

— Тяжёлые времена наступают, Прохор Киприанович, — ушёл я от ответа.