Бескровная охота

Сергей Герасимов

Глава седьмая: Донос

Утром ей пришла почтовая посылка. Она развернула бумагу и прочла название книги: «Сборник лучшего туалетного юмора. 2116 год.» Несмотря на то, то еще не закончился 2115. Как известно, юмор бывает туалетный и эротический. Эротический гораздо лучше смотрится на видеокассетах. Сборники туалетного считались изысканным чтением, они не успевали попасть в свободную продажу, а рассылались по подписке. Несмотря ни на что, народ продолжал читать.

Но сегодня она полистала страницы и ни разу не улыбнулась. Потом поставила сборник на полку, к четырем другим, таким же. Ничего, кроме печали, нестандартность не приносит. Кому, как не ей об этом знать? Пол столетия войн, страшные диктатуры, неуверенность и стрессы, куча самоубийств и болезней. Что такого еще хорошего он там добавил?

Сегодня она могла не идти в контору, потому что имела много мелкой работы с документами, которую обычно делала на дому. Она открыла файл, посмотрела на страницу и снова закрыла. Она не могла заниматься этим. Она чувствовала то же самое, что чувствует человек, работавший за гроши и любивший свою работу, но вдруг получивший миллион в наследство. Работа, которая еще недавно была главной в ее жизни, теперь стала невыносима. Она отложила документы и включила юмористический канал. Комедия называлась «Особенности национального пищеварения» и была продолжением некоего древнего сериала, не утратившего популярности и по сей день. Разумеется, что вместо давно ушедших актеров роли исполняли их компьютерные копии. Она переключила канал, но там шло спайс-шоу «Скандал… Скандал? Скандал!». Это она тоже не могла смотреть. И тут включился видеофон. Это была контора.

— Плохо выглядишь, — сказал Львович. — опять не спала?

— Да вот, зачиталась, — она показала экрану сборник туалетного юмора.

— Сосисочка моя, я тоже получил такой же утром. Почта приносит его в семь тридцать. Как ты могла зачитаться и не выспаться, если сейчас восемь пятнадцать?

Лора замолчала и почувствовала, что что-то происходит с ее лицом. Кажется, это называется покраснеть. Львович смотрел внимательным взглядом удава. Это был конец.

— Я не хотел тебя расстраивать, — сказал он, — но на тебя пришли две бумажки. Я их пока не регистрировал, но теперь вижу, что был неправ.

— Бумажки от кого?

— Да какая тебе разница? Женщина из школы видела, как ты себя странно вела на собрании родителей. Плюс из больницы, они говорят, что ты попустительствовала, но не говорят конкретно, в чем это выражалось. На вторую можно было бы и плюнуть, но я ведь тоже не слепой. Что происходит?

— Ничего.

— Оно и видно, что ничего. Не вздумай сбежать. Мы будем через сорок пять минут.

Такое предупреждение означало только одно: ей дают возможность сбежать. Точнее, дают возможность сделать бесполезную и бессмысленную попытку побега, потому что бежать на самом деле некуда. Они хотят посмотреть, побежит ли она, а если побежит, то куда. Лора прекрасно знала такие игры, потому что сама участвовала в них не раз. И они знают, что она об этом знает, и они при этом думают… Впрочем, нет. Они ничего не думают. Они не умеют думать. Они просто ждут, что она побежит, и хотят повеселиться. В каждом есть инстинкт погони, каждому хочется напугать, догнать и вцепиться в глотку.

Алекс перестал ходить на работу. Его уволили в связи с производственной травмой. Новый глаз сильно искрил по вечерам, когда в кафе включались системы электронной музыки. Искрил так сильно, что его приходилось выключать. Выключенный глаз имел вид черного шара без всяких деталей и отпугивал клиентов. Поэтому пришлось увольняться. Так как травма была производственной, ему выдали приличную компенсацию, на которую он выкупил свой Рено-Бубс. На оставшееся он мог жить еще месяцев шесть или восемь. Сейчас он не занимался ничем серьезным. Последние дни он спал, а ночами читал книги, выкачивая их из ночных Интернет-каналов. Он зачитывался до головокружения, а потом проваливался в жаркий и беспокойный сон. Книги его и влекли, и раздражали одновременно. Их было слишком много, и они прочитывались слишком медленно. И еще ни разу он не был уверен, что прочел именно ту книгу, которую собирался. Книги напоминали жидкий суп: в основном подсоленная вода, а где-то на дне лежат кусочки картошки и лапши, которыми тоже не наедаешься. Многие книги были слишком сложными, но Алекс чувствовал, что эта сложность неестественна, что на самом деле за нею ничего не стоит. Истина должна быть простой. Позавчера он попал на залежи старой фантастики и вот уже два дня не мог оторваться, хотя фантастика уже начинала надоедать.

В восемь пятнадцать включился экран видеофона. На экране была женщина из службы стандартизации. Алекс ждал этого. Это должно было случиться. Вначале он раздумывал то том, а не бежать ли ему, но после здравого размышления понял, что бежать некуда. Итак, его время пришло.

— Как видишь, я не сбежал, — сказал Алекс. — Мне собираться?

— Да. Срочно. Машину тебе вернули?

— Давно уже.

— Через двадцать минут будь у меня, — она назвала адрес, — я объясню тебе все на месте.

— Что с собой взять?

— Ничего. Мне просто нужна твоя помощь.

— А с какой стати я буду помогать?

— Помоги мне просто так, — сказала Лора.

— Просто так работают только влюбленные проститутки, — возразил он.

— Тогда помоги мне как человек человеку.

— Как человек человеку?

— Когда я была в твоей квартире, я тоже смотрела на ЭТО.

— Серьезно? — удивился он.

— Куда уж серьезнее. Ты меня предупреждал, но я не поверила.

Они съехали с окружной и остановились на краю лесополосы.

— Почему ты мне помог? — спросила она.

— Это просто. Мне не хватало повода, чтобы решиться. Я ухватился за первую возможность.

— Ты тоже хотел сбежать?

— Хотел, но не мог. Наверное, я по натуре трус, — сказал Алекс. — А теперь я сжег мосты. Это так называется.

— Трус или не трус, этого никто о себе не знает, пока не прийдет время.

— Они нас поймают?

— Обязательно, если мы не выдумаем что-нибудь экстраординарное. Что-нибудь такое, о чем они никогда в жизни не догадаются. Наше единственное преимущество внутри нас: мы думаем иначе. Мы должны этим воспользоваться.

— Мы умнее?

— Нет. Мы просто другие. Нужно догадаться, что сделал бы на нашем месте обыкновенный человек и сделать наоборот.

— Тогда махнем в центральный парк. Погуляем, а вечером поедем за город, печь шашлыки и ловить рыбу. Возьмем напрокат палатку. Недельку поживем, а потом что-нибудь придумаем. Как долго они будут нас искать?

— Пока не найдут, — сказала Лора. — Но это должно сработать. Еще никто, насколько я знаю, не убегал в центральный парк. Люди предпочитают забиваться в щели, как крысы, и ждать, пока их оттуда вытащат.

Центральный парк был весел и умеренно пьян. На главной аллее проходило еженедельное шоу современных купальников. Все сегодняшние купальники состояли из одного и того же: из кистей мужских рук. Причем руки были смоделированы так, что внешне не отличались от настоящих. На них было все: и ногти, и морщинки, и мелкие шрамы, и волоски; они имели объем и фактуру настоящих рук. На них были настоящие вены, а желающие даже могли пощупать, как бьется пульс на запястьях. Пульс стучал быстро, а от желающих пощупать просто отбою не было. Платой за ощупывание служил всего один громко рассказанный анекдот. Толпа смеялась, гудела и орала. Венцом программы был купальник, который умел двигать пальцами. Но когда он раздвигал пальцы, под ними всегда оказывалась рекламная наклейка. Это было отличное недорогое шоу. Люди веселились совершенно беззаботно, без задних мыслей, так, как будто бы и не было событий последних дней, так, как будто бы вокруг них не сгущалась тьма.

Они съели мороженое, купили по палочке ионизированного липетили и вернулись в машину. Над аллеями скакала веселая песня, такая громкая, что звенело в ушах. «И глючит Виндоус две тысячи сто пятый покруче, чем предшественник его!» — таким был припев. Толпа орала, визжала и хохотала, поэтому пришлось поднять стекло и включить систему гашения шума.

— Вчера я говорила с одним человеком, — сказала Лора, глядя сквозь стекло на безмолвно пролетающий рой человеческих снежинок. — Он профессионал, и он говорит, что это вскоре закончится. Он говорит, что нас ожидает война, которую мы никогда не выиграем.

— Война с кем?

— Я не знаю. И, честно говоря, я не хочу ему верить. Это невозможно. Я выросла в этом мире и привыкла считать его самым лучшим из существующих или существовавших. Сейчас я вижу, что он немного глуп, немного уродлив и перевернут вверх ногами, но я все равно его люблю. Потому что я родилась здесь и здесь все мои первые воспоминания. Я выросла в пригороде, там была река и невдалеке дачи. Когда я сейчас попадаю в те места, у меня стучит сердце. Каким бы убогим ни был предмет любви, любовь всегда остается настоящей. Я не хочу верить, что все это может разрушиться, хотя и знаю, что это возможно. Верить и знать — разные вещи. Одно другому не мешает.

— Может быть, — сказал он. — Если нас поймают, что нам грозит?

— Немного. Немного с точки зрения этих людей. Тебе все те же шесть месяцев. Мне до двух лет. И, конечно, потеря работы. Но не это главное. Как сказал вчера тот же человек, это безумное счастье понимания жизни, которое не променяешь ни на что. Я не хочу становиться тупым и сытым роботом, я хочу быть человеком, и жить человеком или, по крайней мере, умереть человеком. Я пойду до конца.

— В таком случае надо что-то делать.

— Например?

— Например, для начала посмотрим криминальный канал, — сказал Алекс. — сетку «Б», наверное. Мы не настолько важные персоны, чтобы рассчитывать на большую честь.

Он включил канал и позволил тюнеру искать нужную информацию. Тюнер был достаточно интеллектуален, чтобы выбрать из плотной сетки подходящие ролики. Тюнер скрипел и попискивал, но без всякого результата.

— Ничего нет, — сказала она. — Они нас не ищут?

— Вряд ли. Я смотрел сетку «Б» несколько лет подряд, причем каждое утро. Я ее знаю наизусть. Они бы не могли пропустить наш случай. Этот канал как раз для таких как мы. Что, если?..

Он потянулся к ручке настройки, но Лора перехватила его руку.

— Не надо.

— Что, если мы попали в сетку «А»? — он переключил тюнер и сразу нашел нужный ролик. Это были именно их лица, непохожие лица, искусно подправленные компьютером, так, чтобы они стали более жестокими, страшными, зверскими, безжалостными. Его подбородок на фотографии зарос трехдневной щетиной, черепная коробка сузилась, а челюсть раздвинулась и потяжелела. Узкие щелочки глубоко посаженных холодных глаз, упрямо и зло сжатые губы. Ее лицо стало лицом высохшей алкоголички с большим стажем. Ни один человек не узнает их по этим страшным картинкам, но это и не обязательно: фотографии подготовлены специально для милицейского сканера, которые имеется у каждого дежурного на улице. Сканер легко опознает оригинал в любом гриме. Здесь не поможет даже пластическая операция. Сканер запоминает все фотографии за последние десять лет. Это значит, что в ближайшие десять лет их могут остановить на любой улице, на любой дороге, на вокзале или в порту, где угодно. Информация шла бегущей строкой.

— Что это значит? — спросила Лора. — Тебя обвиняют в убийстве?

— Подожди! — он вчитывался в плавно бегущие строки. Как они могли узнать об этом именно сейчас?

— Но это все вранье, — сказала она.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Это случилось полтора года назад, в магнитрейне. Был самый конец пляжного сезона. Мы возвращались поздно вечером, и в вагоне никого не было. Пока не вошла та девчонка. Она была некрасивая, в очках, вообще никакая. Я бы ее не узнал, если бы сейчас увидел. Она подсела к нам, потому что больше было не к кому. Человек человеку друг, приятель и родственник. Она общалась без комплексов. Она тоже была немножко под градусом. Мы собирались ее прогнать, но не прогнали, а стали разговаривать и забыли.

— Почему прогнать?

— Потому что она была некрасивая, я же сказал. А потом она сама стала приставать, и прижиматься, и строить глазки, и говорить всякое такое. Вот это было точно, а деталей я не помню.

— Что дальше?

— Когда дошло до дела, то есть, когда начали ее раздевать, она испугалась и сказала, что она несовершеннолетняя. Но так получилось, что она не смогла нас остановить. Без платья она выглядела уже и не так плохо. Пришлось связать ей руки ремнем. В конце концов ее убили и выбросили. А хуже всего то, что я не совсем помню, в чем была моя роль.

Лора выключила экран.

— В чем бы ни была твоя роль, а обвиняют именно тебя. И меня, заметь, как твою сообщницу. Они утверждают, что я твоя верная подружка и наперсница. Молчишь?

— Это был не я.

— Я понимаю. Но это не меняет дела. То есть, меняет. Теперь мы серьезные преступники. И охотиться за нами будут по-другому. Надо удирать из этой машины. Если он используют спутник, мы пропали.

Каждый автомобиль имел код, который мог быть прочитать со спутника. Эта система исключительно надежно предохраняла машины от угона и позволяла найти любую машину в любой точке планеты, если, разве что, ее не спрячут в какой-нибудь глубокой пещере.

— Я думаю, они уже использовали спутник, — сказал Алекс. — они должны быть рядом.

— Зачем они это делают? В смысле, зачем выдумывают всякий бред? Даже если это убийство и было, оно не имеет никакого отношения к тому, что происходит сегодня.

— Странный вопрос. Сразу видно, что ты никогда не смотрела криминальный канал. Правильно? Они делают шоу. Шоу означает рекламу. Реклама означает деньги. Либо мы аккуратно сдадимся, либо нас застрелят в прямом эфире. Сразу же после длинной рекламной паузы. Что будем делать? Они не станут ловить нас сразу. Хорошая передача должна идти часа полтора. Наверное, они могли бы поймать нас уже давно. Но они охотятся не столько за нами, сколько за зрителями.

— Идем.

Парк был большим и старым. На востоке он соединялся с лесом, изрядно захламленным, но большим. В лесу можно было бы спрятаться, но наверняка этот выход перекрыли в первую очередь. Оставалось еще три выхода из парка и один из них центральный, очень широкий, шире, чем обыкновенная улица. Там обычно много людей. Там их тоже будут ждать.

— Я так понимаю, — сказала Лора, — что они должны дать нам уйти, а потом сесть нам на хвост.

— Что-то вроде этого. Они уже подготовили коридор, по которому будут нас гнать. Жертву всегда ловят или убивают уже за городом, в последнем шаге от спасения. Это как таймер на бомбе, который всегда остановится на последней секунде. В принципе, они обычно стараются направить погоню в сторону Сфинкса, но никто не хочет туда бежать.

— Почему?

— Потому что можно пройти Сфинкса, но все знают, что нельзя пройти Башню Спасения. Бесполезно даже и пытаться.

— Зато шоу будет крутым?

— Вот именно. Зрители просто воют от восторга, когда кто-то приходит к Сфинксу. Они транслируют этот вой как звуковое сопровождение. Я это видел всего два или три раза. Но это настоящее шоу, не подделка, никаких актеров.

— Понятно, — сказала Лора. — Сфинкс на юге. Значит, нам на север.

Вскоре они заметили, что их снимают. Преследователи вели себя довольно ненавязчиво, молодые люди неопределенной наружности появлялись то там, то здесь, среди толпы, и направляли на них свои миниатюрные камеры. У северного выхода из парка проходило шоу эротических андроидов. Здесь же расположилась выставка модной книги. Сегодня здесь рекламировали две новые серии «Жизнь замечательных людей» и «Правдивая жизнь замечательных людей». Хитом была автобиография маньяка, убивавшего девочек и умершего недавно при появлении сгустка. В книге было полно качественных эротических фотографий самого маньяка и его жертв, причем каждая жертва была сфотографирована в нескольких позах и до и после удушения. Уже в первый день своего появления шедевр побил все рекорды продаж, отодвинув в тень даже туалетные сборники. Кроме биографий известных убийц, психопатов и уродов, серия включала правдивые исповеди самых несчастных женщин, брошенных, обманутых, истерзанных мужчинами и, в то же время, алчущих настоящей любви. Авторы гарантировали, что каждое слово книги — чистая правда, потому что иначе книги не раскупались. Было объявлен конкурс на самое несчастное сердце. «Поведай нам правду прямо сейчас, и еще одним писателем станет больше! Почувствуй себя женщиной! Почувствуй себя нужной!», — так гласил призывный лозунг. Несколько несчастных женщин уже стояли в очереди, собираясь излить свои несчастья в микрофон.

— Посмотри, — сказала Лора, — кажется, началось. Теперь мы знамениты.

Они пытались пробиться сквозь толпу, которая внезапно стала слишком плотной. На трех больших экранах, расположенных вокруг книжной выставки, сейчас показывали одно и то же: двух убегающих людей. Окружающие толкали их, хватали за руки, крутили дули, показывали их камерам и зажигательно смеялись, когда видели на экранах свой, стократно увеличенный жест.

— Завтра ты сможешь купить книгу о небывалой погоне! — кричал ведущий. — Ее уже начали писать! Двое зверских преступников пробираются к северному выходу из парка. Возможно, им удастся оторваться от преследования. Но им никогда не оторваться от нас! Мы всегда рядом! Мы гарантируем достоверность каждого слова и каждой фотографии! Покупай книгу о последнем дне убийцы и грабительницы детских медицинских центров!

— Грабительница детских медицинских центров? — удивился Алекс. — Это о тебе?

— Потом расскажу, если успею.

Северный выход оказался перекрыт. Над головами вдруг просвистело несколько пуль, толпа завизжала от восторга и отхлынула; из-за деревьев, из-за ларьков и туалетных будок высовывались любопытные лица. Еще одна очередь сорвала кору со старого дуба в метре от них. Кора взрывалась фонтанчиками, а звук был такой, будто вбивали гвозди пневматическим молотком. Они бросились бежать вдоль наружной стены. Стена была раскрашена: на ней рисовали и писали кто во что горазд.

Парк был огражден высокой, метров шесть, бетонной стеной, потому что в дни больших тусовок сюда пускали только по билетам. Любой пролом в стене или подкоп под ней означал бы большие потери для организаторов, поэтому стена всегда поддерживалась в отличном состоянии. Но вскоре они увидели приставленную к стене лестницу. Слева и справа от лестницы виднелась свеженаклеенная реклама: рекламировались путешествия к центру земли и часы, вмонтированные в глаз. Здесь же вывесили свежий бюллетень погоды на сегодня. С тех пор, как человечество овладело управлением погодой, погода на ближайшие дни выбиралась сетевым голосованием. Дожди шли редко и, в основном, по ночам.

— Стоп, — сказал он и сел на бордюр, задыхаясь. — Я больше не могу. Я никогда в жизни не бегал. Еще минута — и у меня будет инфаркт. Бежать не надо. Они же специально подготовили всю эту дорожку. Они нас все равно не застрелят, пока мы не добежим до самого конца.

— Или они нас застрелят, если шоу станет неинтересным. Надо продолжать двигаться, вставай!

— Мы полезем на стену?

— А у тебя есть другой вариант? — спросила она.

— Нет. Но рано или поздно мы должны свернуть с этой дорожки. Мы же знаем, куда она идет.

Они начали взбираться по узкой пластиковой лестнице, но та сгибалась и пружинила под весом двух человек. Ступени оказались слишком скользкими. Беглецы свалились в траву. Над их головами снова прощелкали пули.

— По одному! — закричал он. — ты первая!

Они взобрались на стену по очереди. С той стороны была примерно такая же лестница, но широкая деревянная. Нужно было спешить: отсюда, с высоты, было хорошо видно, как с обеих сторон приближаются вооруженные люди в одежде защитного цвета. Лора наступила на первую ступеньку и лестница рухнула под ее весом. Падая, она успела ухватиться за край стены.

— Помоги мне!

Он схватил ее за руку и помог подняться. Толщина стены была сантиметров пятнадцать, и на ней можно было вполне безопасно сидеть. Спрыгнуть на ту сторону было невозможно: мешали обломки деревянной лестницы; прыжок на эти бревна с такой высоты означал бы как минимум перелом обеих ног. Можно было бы проползти по стене вправо или влево, но, во-первых, на это не было времени, во-вторых, грунт и справа и слева был усыпан изрядным количеством разбитых бутылок, наверняка рассыпанных здесь специально. Но преследователи приближались.

Из под обломков лестницы торчал треножник с прикрепленной на нем камерой. Камера продолжала снимать беглецов, снимать во всех деталях. Их разговоры записывались, их лица фотографировались для книжного хита, который выйдет уже завтра. Но под обломками было еще что-то?

— Что это? — спросила Лора.

— Похоже на мотоцикл. Они хотят, чтобы мы на него сели. Они хотят быструю погоню. Они знают, что я ходил в секцию мотоспорта, — сказал Алекс. — Но это было давно.

— Как мы спустимся?

— Остается один вариант. — Он с трудом встал, пошатываясь, на краю стены. Высота была небольшой, не такой уж большой, но он не привык к высоте, и поэтому у него кружилась голова и было странное чувство в области желудка. Особенное давление, подобное тому ощущению, которое ты испытываешь, когда тебе вскрывают живот под местным наркозом: безболезненное проникновение холодной смерти. Он постоял, ожидая, что это чувство пройдет, но оно не проходило, смерть проникала все дальше, она входила сквозь узкое пятно точно в центре живота и равномерно растекалась по всему телу. Когда он понял, что это не прекратится, то прыгнул.

Это был высокий дуб с длинными ветвями. Одна из ветвей была всего лишь на расстоянии человеческого роста от стены. Он схватился за нее и повис. Обхватил ветвь ногами, содрав кожу на щиколотках, и остался висеть вниз головой. Камера внизу повернулась, чтобы запечатлеть его испуганное лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.