СтихиИ

Сергей Владимирович Селезнёв (2024)

Здравствуйте, меня зовут Сергей Селезнёв. Я автор этого небольшого сборника стихов. Стихи были написаны в самое разное время, разные эпохи и даже тысячелетия). Я выбрал именно эти, потому что они про всё и всех, включая меня. Стихи непростые, что не означает умные), поэтому для того, чтобы написанное было проще понять, некоторые из них я буду ненавязчиво комментировать. Я долго думал, в какой последовательности их расположить: по датам, темам, временам года. И в итоге, чтобы избежать всякой закономерности, я расположил стихи в случайном смысловом порядке, я доверился алфавиту. Мои стихи — это ни в коем случае не автобиография, поэтому после прочтения не стоит ни жалеть меня, ни разочаровываться мною, ни предлагать помочь материально). Я именно тот и такой, кого вы знали до прочтения этой нетленки) А кто не знал меня — приятно познакомиться. В книжке будут встречаться посвящения, потому что мне приятно увековечить и моих друзей). Хм. Увековечить) Ну что, поехали…

Венеция

Пожалуй, это была одна из самых пастельных, духоподъёмных, неповторимых моих поездок. Я был в Венеции не первый раз, но впервые зимой. Февраль — думаю, это лучший месяц, чтобы спокойно насмотреться, надышаться этим городом, полюбить его.

Я приехал один, без семьи и друзей, с небольшой девчачьей группой под предводительством очень хорошего поэта и человека Димы Макарова. Мы приехали к Бродскому.

Жил я в квартале Дорсодуро, на набережной Дзаттере, что идёт сразу за той самой набережной Неисцелимых, о которой писал Бродский в своём заказном, в хорошем смысле, эссе. В самолёте я его, собственно, и прочитал.

Февраль, всё очень недорого, и поэтому я поселился в квартире со своим двориком, с потолками 7 метров и вторым светом прямо у воды. Пожалуй, всё для введения, или я уже начну пересказывать само стихотворение.

Я хорошо здесь спал — качало.

Я чувствовал себя, нет, не в бунгало,

я был в глубоком трюме корабля,

за каменным бортом его и только для себя.

Мой дом был стар, ворчал от ревматизма,

молчал по-итальянски, и харизма

его была сыра… И лишь ограда

держалась до конца за прутья винограда.

Зима. На площади так малолюдно чисто,

средневеково тихо, что туриста

я мог, снимая денно позитив,

ни разу не просунуть в объектив.

Я часто был один, плутал по кривоулкам,

ведь навигатор кривоTALKал недоумком,

ввезённый мной с совсем большой земли,

и если б жил здесь кораблём, сидел бы на мели.

Здесь люди часто многолики,

в витринах здесь плетут интриги

носы, шуты… Смерть стережёт крыльцо.

Здесь просто потерять лицо.

Теперь о главном — о воде,

скажу понятнее — везде.

Здесь всюду только междуречья,

морского, правда, красноречия.

И что вода, она ведь только повод.

В ней небу не узнать себя, в ней русский лес всё молод,

и перемычки переулков, будучи хвостами,

из важности прикинулись мостами.

Венеция, не подступиться словом мне к твоим стенам,

не доверяешь ты прижизненным стихам.

Поблекшие глаза твои в предчувствии стихии,

глухи для лести, для любви сухие.