Маяк туманного мыса

Сергей Владимирович Еримия, 2017

Бескрайние просторы северных морей. Шторм. Волны. Ветер. В кипящем котле разбушевавшейся стихии разрываемый на части чудом держится на плаву надувной спасательный плотик. Внутри один человек, несчастный, которому довелось пережить нечто страшное, что-то, о чем измученный разум предпочел тут-таки забыть. Он борется, он не сдается, он надеется на благополучный исход, но у стихии свои планы. Плот несет на скалы. Берег все ближе, жизнь бедолаги в руках провидения. Теперь оно решает, бросить ли его на камни, или вынести на мягкий песок. От него же зависит, необитаема это земля или населена, пусть лишь призраками недалекого прошлого…

Глава вторая

На краю света

Потрясающая картина, просто дух захватывает! Давненько я не видел ничего прекрасней. Над моей головой ярко светят звезды, прогоняя мрачные воспоминания последних дней. Весело подмигивают они, будто радуются за меня, будто пытаются что-то сказать. Наверняка что-то хорошее, приятное что-то, вот только что именно не понять, да и разбираться в таких тонкостях совершенно не хочется. Лишнее все это. Радость меня окрыляет, большая, да просто огромная. Ведь я живой! Действительно живой! Скорее всего. Для полной уверенности не хватает одной мелочи — боли. Точно знаю, она верный признак существования, что жизнью зовется…

Гораздо ниже звезд, огромная, будто лежащая на верхушке ближайшей сопки, небольшой горы с округлой вершиной, расположилась луна. Она, бледная и торжественная, украшает собой небосвод, затмевает холодный свет далеких звезд, переливается, играя цветами и оттенками. Я ей совершенно не интересен. Подмигивает она, меняет насыщенно желтое свечение на ледяной серебристый оттенок, после обратно. Отсюда, снизу, мне, случайному наблюдателю, кажется, будто растерялась небесная модница, будто не может она решить, какой наряд примерить, во что облачиться, в злато или серебро. Вот бы мне ее заботы!

В блеклом переменчивом свете ярчайшего светила полярной ночи я кое-как огляделся. Присмотрелся к каждому фрагменту унылого пейзажа, стараясь запечатлеть в памяти как можно больше деталей. Закончил осмотр, закрыл глаза, попытался сложить воедино и проанализировать картину окружающего мира. Почти сразу понял — анализировать-то по большому счету и нечего. Нет, правда, вокруг блеклый и как бы размытый пейзаж, северное побережье, ничего выдающегося, ничего уникального! Половину видимого мною мира занимает серое нагромождение бесформенных камней, над которыми сияет луна, другую — точно такая же каменная громадина, вот только без небесной подсветки.

Собственно, ясно было только одно — меня выбросило на берег. Мысль отозвалась счастливой улыбкой. Казалось, мелочь, казалось, это любой поймет, да и просто, что в этом особенного? А вот и нет, это хорошая новость, да просто отличная новость, как минимум, для меня. До чего же приятно чувствовать землю под ногами, лежать на ней. Земля, она всегда земля, надежная она, устойчивая, это вам не бурные волны безбрежного океана! Не совсем понятно, правда, как мне удалось уцелеть, ведь я летел на камень, пусть и присыпанный снегом. Кстати, где он? А снег где?

Медленно, будто нехотя, зашевелились клеточки серого вещества. Одна за другой начали выплывать из глубин памяти картинки бесконечно долгого паденья с гребня волны. Удивительно яркие они и это притом, что все происходило в условиях практически полного отсутствия освещения. С каждым кадром воспоминаний все отчетливее виднелся маленький клочок суши, засыпанный снегом, на который я должен был упасть. Просто удивительно до чего же подробно его запечатлело мое сознание!

Ага, вот интересная деталь. Немного правее особенно темным на фоне сплошной темноты проявился узкий проход между скал. Расщелина. Там, серый в лунном свете, бурлил мощнейший поток — воды океана, врывающиеся на сушу. В десятке метров поток успокаивался, разливался вширь, образуя небольшое соленое озеро. Занимательно!

Да, все свидетельствовало в пользу того, что я немыслимым образом пролетел дальше, чем можно было на то рассчитывать. Каким-то чудом мне удалось избежать удара о скалы, удалось выжить, удачно плюхнувшись в воду. Та подхватила меня, приливным потоком вынесла на сушу, точнее, занесла в округлую низменность, которая во время прилива соединялась с морем и заполнялась его водами. Наверняка это одна из множества морских свалок, место, куда волны выбрасывают то, что им ненужно. Вот и меня выбросили.

Довольно-таки разумная мысль, случайно посетившая меня, частично подтверждалась тем, что глазу удалось разглядеть множество всевозможных объектов, большую часть из которых идентифицировать в свете луны было невозможно. Из того, что ближе и понятнее — несколько пластиковых поплавков от сетей, они, похожие на гири гимнаста, мирно лежали на песке, образовывая вокруг меня практически идеальную окружность. «Свечи бы на них расставить да зажечь и можно устроить настоящее ритуальное жертвоприношение. Принести меня в жертву Посейдону!» — очередная глупая мысль, кто знает, какая по счету она…

Чуть в стороне, аккуратной горкой, будто кто-то специально сложил, виднелись круги пенопласта — части рыбацких снастей. Сами сети также были, расправленные и наваленные на кучу, между ними, будто удавы, шевелились волнуемые неспокойной водой несколько толстых канатов. Дальше от центра лужи расположились пластиковые канистры, за ними ящики, доски, а ближе к «суше» выстроились стройными рядами огромные камни, заботливо отполированные неугомонными волнами.

Нет, это все ладно, мусор, он и есть мусор, но откуда такое количество бревен? Просто не побережье, а лесоповал какой-то! Куда ни глянь, увидишь тонкие бревнышки и мощные стволы деревьев, лишенные веток. Везде они: под сетями и над ними, покачиваются на воде, лежат на камнях, а вот что особенно неприятно — одно из них (далеко не самое легкое!) давило на меня всей своей массой, не давая ни повернуться, ни пошевелиться. Судя по тому, как меня втиснуло в песок, я прибыл первым, оно же подкралось следом…

Попытка приподняться ни к чему не привела. Вообще ни к чему! Тело меня не слушалось, лишь веки лениво поднимались и опускались, открывая и закрывая глаза. Я поначалу перепугался, решив, что это паралич, кара куда более страшная, чем быстрая смерть от удара о скалы. Догадка грозилась обернуться паникой, но тут левая рука, которая буквально оплелась вокруг шеи, внезапно напомнила о себе вспышкой острой боли. Сильная и внезапная она зародилась на кончиках пальцев и электрической дугой пронеслась по всему телу. Думаю, это отступил болевой шок. Тут-таки мышцы свела судорога, она же заставила меня вытянуться, скручивая и без того скрюченные конечности. Я закричал, сильно, надрывно, в пустоту. Громко получилось, вот только никто не обратил на мои вопли ни малейшего внимания, да даже чайки и те меня проигнорировали.

Некому было оценить коктейль из чувств, что слились в коротком крике. Жаль, ведь все в нем смешалось: и ростки отчаянья, и отголоски боли и, что и вовсе удивительно, нотки подлинной человеческой радости, граничащей с самым настоящим счастьем. Нет, понять меня нетрудно, все-таки это подтверждение, это именно то, чего я и ждал. Живой я, что ни говори, вне всякого сомнения, живой…

— Живой это хорошо, теперь надо понемногу собирать себя в единое целое…

Изворачиваясь, демонстрируя невиданную пластичность, помогая себе головой, напрягая и ослабляя мышцы шеи, мне удалось высвободить левую руку. Распутал я ее, распрямил, позволяя потокам крови наполнить долгое время передавленные сосуды. Далеко не самое приятное ощущение! Тотчас почувствовалось отвратительное покалывание, под кожей пробежало стадо воображаемых мурашек, громко топая своими воображаемыми ножками. Вновь захотелось взвыть, но был ли в этом смысл? Вряд ли. Да и разве это боль? Что подобная мелочь в сравнении с недавними судорогами!

Очередное усилие и удалось поднять тяжеленную голову, оторвать ее от такого удобного и мягкого песка. Глаза сфокусировались на теле замотанном в оранжевое покрывало окончательно потерявшего воздух плота. Внимательно осмотрели толстое бревно, лежащее поперек, просто на многострадальных моих ногах. Закрылись, предоставляя мне возможность вдоволь пофантазировать на тему, что произойдет, когда я освобожу распухшую конечность, когда к ране подойдут потоки свежей крови.

Почти сразу, останавливая прилив фантазии, глаза широко открылись. Внимательно осмотрели бревно, дотошно. Сознание педантично отметило тот факт, что это сосна. Странные у него развлечения, разве есть в этом смысл?!

Понемногу чувства начали возвращаться. Первым, последовав сразу за болью, вернулся слух, странно, но до того я не замечал окружавшей меня тишины! Ведь если вдуматься то и свой крик я не слышал, он просто отозвался отголоском глупой мысли, очередной, лишенной малейшего намека на логику.

Теперь же атмосфера вокруг меня буквально взорвалась оглушающей какофонией, насыщенной смесью всевозможных звуков. Сначала в сознание проникли крики чаек, органично в ссору птиц влился шум волн, напоминая о событиях, помнить которые не хотелось. Ничего не поделать, рядом океан, бурный и своенравный, шумел он по-прежнему, не собирался утихать, несмотря на умиротворяющее спокойствие океана небесного.

Удивительно тихим на общем шумном фоне выглядел ветер, чуть слышно завывал он где-то в вышине, проносились воздушные массы выше уровня окружающих мое озерцо скал…

— Да, оказывается спокойствие только здесь под бревном. Кто бы мог подумать, что это лучшее место на всем земном шаре!

Прогоняя мысль, без устали твердившую о том, что потерянная тишина была подлинным счастьем, и что лучше бы и дальше ничего не слышать, я начал действовать. Правильную, но несвоевременную цель во всем разобраться и понять, куда меня забросила судьба, пришлось отодвинуть на второй план. Первым делом надо было выбраться из-под бревна. Трудная это задача. Конечно, можно доверить свое спасение природе, подождать, пока прилив достигнет пика, понадеяться на то, что он облегчит мне труд, сбросит тяжеленное бревно, поможет мне. Кто знает, возможно, это правильное решение, вот только в моей ситуации гораздо проще было поверить в то, что волны придавят сильнее, накатят на меня еще одно бревно, а то и не одно.

Маскируясь под воспоминание, промелькнула очередная нелепая фантазия, я почему-то подумал, что подобное уже случалось. Нет, правда, было такое. Возможно, несколько по-другому все выглядело. К примеру, не бревном меня придавливало, а чем-то другим, но не менее тяжелым. Воображение, ухватившись за ниточку, тут-таки развило тему, пририсовало вокруг меня груду искореженного металла с осколками битого стекла…

Также быстро, как и появилась, странная мысль исчезла. Я же взялся за свое спасение. Действовал методично, но с максимальной осторожностью. Изо всех сил напрягал мышцы, сжимая зубы от боли, которая с каждой секундой усиливалась. Постепенно удалось вернуть ощущение тела. Почти всего тела. Бедра, на которые приходилась вся немалая масса бревна упорно не отзывались. Думаю, оно и к лучшему.

Я продолжал. Я не сдавался. Двигался, подражая некоему неведомому пресмыкающемуся, и вот он результат — удалось заметно расширить свободное пространство. Совсем немного времени прошло, и я уже мог достаточно свободно двигаться. Более того, мне удалось высвободить правую руку, вытащить ее из-под спины.

Тут не поспоришь — две руки гораздо лучше, чем одна. Цепляясь ними за складки ткани, я начал подтягиваться. Медленно и неторопливо. Рывок, еще рывок. Поднял туловище вертикально, осмотрелся. Пальцы нащупали длинную и узкую щель, идущую вдоль бревна, впились в нее. Поза показалась крайне неудобной, к тому же логика намекала на то, что так я увеличиваю давление на ноги, а им и без того нелегко. Надо было что-то менять. Решение нашлось быстро — я выставил руки назад, оперся на них. Стало гораздо лучше. Физически, да и морально тоже.

Глубоко вдохнул, чувствуя прилив сил, наполняющих долгое время обездвиженное тело. Откинул голову назад, наслаждаясь удивительным морским воздухом.

Наверняка я бы долго так полулежал, но ситуация не терпела бездействия. Надо было что-то делать, притом уже сейчас. Я резко выпрямился, уперся обеими руками в бревно, попытался сдвинуть его с места. Оно не шелохнулось да это и неважно, самое сложное я уже сделал — я поверил в свои силы, поверил в то, что смогу, в то, что сделаю.

Глаза сфокусировались на простом, но очень полезном предмете. Совсем рядом со мной серый среди сплошной серости виднелся брусок, достаточно длинный, не слишком толстый. Он отлично подошел бы на роль рычага, вот только как я ни старался, дотянуться до него не получалось. Максимум, чего удалось добиться — прикоснуться к нему кончиками пальцев, но и это уже было кое-что. Это была цель! Вся моя воля сконцентрировалась на ней. Стараясь изо всех сил, я тянулся к находке. Отвратительно хрустели суставы, грозили разорваться сухожилия, неестественно изгибался позвоночник. Возвращалась боль, но был и результат. Усилие, за ним еще одно и вот уже не только фаланги чувствуют шершавое дерево, пальцы схватили полезную находку. Цепко схватили, теперь уже не выпустят!

Еще одно усилие, сильнейшее напряжение, казалось, совсем немного и я сломаюсь пополам. В подтверждение противно заскрипели суставы, намекая на то, что их подвижность имеет предел.

Есть! Брусок, зажат в руках, я же безвольно рухнул на спину, позволяя организму передохнуть.

Отдых. Заслуженный отдых. Вдох, выдох, снова вдох…

Небольшой штришок к портрету, монетка в копилку воспоминаний. Да, я почти уверен, что в моем прошлом был спорт, без него не обошлось! Как минимум, без гимнастики. Подвижность у меня как у обезьяны. Сам себе поражаюсь! Я смог вырыть ямку под бревном! Умудрился затолкать в нее брусок, отличный инструмент, превосходный рычаг. Приподнял его, положил себе на плечо. Передохнул. Напрягся сильнее.

Покачнулось! Чуть-чуть еле заметно. Есть! Толстое бревно сдвинулось с места. В тот же миг кровь, хлынувшая в ноги, разбудила во мне раненного медведя. Полутьма в глазах взорвалась ярким салютом цветных искорок, голову наполнил все нарастающий гул. Казалось, сейчас сознание не выдержит, уйдет, сбежит, громко хлопнув дверью, но нет, каким-то чудом мне удалось его удержать. Более того, я даже не выронил рычаг! Я упирался, я терпел, я кричал, я выл, но не сдавался. Держался из последних сил, старался заглушить боль верой, мысленно сулил организму все блага земные, лишь бы он меня не подвел.

Отдых. Короткий отдых. Глубокий вдох — медленный выдох. Боль притихла. Стало легко и даже чуточку спокойно, в довершение праздника удалось пошевелить пальцами ног. Чуть-чуть совсем немного, но это почти победа!

Очередной подход. Я затолкал брусок-рычаг глубже, собрался с силами. Неимоверное усилие и придавившая меня колода выпустила добычу! Сам не понимая, как это у меня получается, я одновременно удерживал шаткую конструкцию и выползал из-под нее. Несколько секунд нестерпимой боли и вот одна нога на свободе. Еще совсем немного и вторая последует за ней. Последнее усилие, рывок, еще рывок. Все!

Я рухнул на спину, сильно ударившись о камень укрытый липкими водорослями. Боли не было, а если и была, то она тут-таки потерялась средь множества далеко не самых приятных ощущений последних дней. Искры в глазах постепенно померкли, теряясь на фоне холодных звезд. Сознание, обрадованное тем, что ему удалось, что оно справилось, смогло высвободить тело, сочло допустимым удалиться. Нахлынуло блаженное забытье.

Не могу сказать, сколько времени оно ленивое прогуливалось по мрачным окрестностям приютившего меня побережья, но когда глаза наконец-то открылись, они увидели тело, почти полностью лежащее в воде. Она была везде, она все прибывала, но не бурным потоком, а медленно, неторопливо. Под ее воздействием зашевелилось «мое» бревно, покачнулось оно, примерилось, не иначе как собиралось снова меня придавить.

Ну, уж нет, не дождется! Я перевернулся на живот и пополз, цепляясь руками за кочки, камешки, вырывал редкие сухие стебли, старался, не жалея кожи ладоней. С каждой частичкой мгновения ползти было легче, то ткань плотика, что тянулась позади, сползала, нехотя выпускала запутавшегося в ее складках человека.

С огромным трудом удалось добраться до участка суши, куда прилив точно не доберется. Границы появляющегося и исчезающего водоема несложно было различить даже в неярком свете наполовину полной луны.

Все! Я смог, я справился. Измученный организм снова потребовал передышку. Перечить ему сил не оставалось, но надо было выбрать подходящее для этого место. Я приподнялся, стал на четвереньки. Огляделся. Посмотрел вниз, там песок, покрытый слоем грязного снега — не лучшая поверхность для отдыха, но в паре шагов впереди виднелся плоский камень с достаточно ровной верхней гранью. Почти табурет. «Лучшей «мебели», чтобы присесть, перевести дух и подумать о будущем, найти вряд ли удастся».

Легким движением ладони я смел снег с природного сиденья, подполз ближе, устроился, попытался расслабиться. Воспользовавшись ситуацией, рана на ноге напомнила о себе ноющей болью. Да, обезболивающее все еще продолжало действовать, но это были последние его минуты. Это намек, это сигнал, надо что-то предпринять, для начала хотя бы выяснить, что послужило причиной опухоли. Жаль, медик из меня…

— Даже дилетанту ясно — кость не сломана, а это очень даже хорошо. Не перелом, но что тогда? Ушиб? Хороший ушиб! Резаная рана? Возможно, но кое-что не сходится — костюм в том месте цел. Хотя я мог надеть его после того как поранился. Что из всего этого следует? Не знаю. В любом случае без осмотра не обойтись, — бормотал я, глядя на распухшую ногу, — а для этого надо раздеться. Надо, но сначала разведка. Кто знает, вдруг настоящего доктора найду! Правда, в это мало верится…

Просто у меня под ногами тонкой прямой линией на относительно белом снегу что-то чернело. Стараясь не беспокоить лишний раз рану, я вытянул больную ногу вперед, присел, опираясь на здоровую, ощупал находку. Труба. Водопроводная труба чуть больше метра длиной, да еще и с удобным уголком с одной стороны! Просто трость, бюджетный так сказать вариант. Немного тяжеловата она, зато прочная и удобная. Подарок судьбы!

Медленно и осторожно, стараясь перенести весь свой вес на металлическую подпорку, я встал, выровнялся, чувствуя себя канатоходцем, под ногами которого бездонная пропасть. Зафиксировал положение, слегка потоптался на месте, привыкая. Обернулся, огляделся.

Вокруг, насколько можно было видеть в неверном свете луны, простилался одинаковый совершенно пустынный пейзаж. Каменистая местность, не горы, нет. Сопки вокруг, небольшие возвышения, пологие склоны которых покрыты грязно-белым снегом. За одной из них спряталось ночное светило, наверняка ему надоело висеть неподвижно, разглядывая пустошь лишенную всяческой индивидуальности.

Вода тем временем продолжала прибывать в открытое мною озерцо. Береговая его линия плавно приближалась к границе максимального прилива. Чернильным пятном посреди разрастающейся лужи покачивался плотик, спасший мне жизнь, при этом не единожды пытавшийся ее отобрать. Он планомерно удалялся, медленно кружил, подталкиваемый слабым течением. Казалось, уплыть собирается, бросить меня на произвол судьбы. Он конечно не спутник мне, не друг, чтобы о нем так думать, но слишком уж многое нас связывало. Надо его выловить. Обязательно. Тут вопрос не какой-то там патологической дружбы человека и вещи, все гораздо прозаичнее. Среди складок прорезиненной ткани осталось много полезного, в том числе и еда. Нельзя допустить, чтобы последний мой «скарб» вынесло отливом обратно в океан.

Я тяжело вздохнул, обреченно склонил голову, шагнул в воду, побрел к плоту, изо всех сил стараясь не споткнуться и не упасть. Прощупывал импровизированной тросточкой дно, отталкивал плавающие на поверхности поплавки, доски, куски пенопласта.

Хорошо, что озерцо небольшое и не слишком глубокое. Очень скоро мне удалось схватиться за одну из веревок, опоясывающих то, что совсем еще недавно было плавательным средством. Преодолевая сопротивление природы и упорство своего тела, потащил «улов» к условному берегу. Ступил на песок, забросил край ткани себе за спину, будто тяжеленный мешок, склонился, стараясь не слишком утруждать больную ногу и при этом двигаться по возможности быстро, шагнул вперед.

Как-то совсем уж некстати вспомнились знаменитые бурлаки, но развивать эту тему не хотелось, не до того было…

Пройдя с десяток шагов, я решил — достаточно. Большая часть полотнища вытянута из воды, вряд ли его затянет обратно. Плюс к этому осознание истины — дальше я просто не пройду, сил не хватит.

— Все! — выдохнул я и рухнул на песок, выронив свою поклажу.

В тот же миг все потерялось, растворилось в густеющих сумерках. Полутьма, слабо разбавленная светом далеких звезд да рассеянным лунным блеском, стала заметно плотнее, казалось, опустилась она на меня, накрыла черным покрывалом, скрывая все на свете. Скорее всего, я уснул, а может, просто потерял сознание. Неважно. В моем положении оба эти состояния были полностью тождественными.

Как бы там ни было, открыв глаза, я почувствовал себя значительно лучше, бодрым и даже чуточку отдохнувшим. Правда, боль в ноге заметно усилилась, явно последняя доза обезболивающего средства отработала свое. Еще и бедро стало заметно толще, сдавливала его прочная ткань, добавляя колорита и без того отвратительным ощущениям. «Надо снять костюм, посмотреть, узнать, что там, в чем причина, — со вздохом подумал я. — Надо, но как не хочется этого делать…».

О том чтобы раздеваться на открытом пространстве не могло быть и речи. Не те погодные условия. Пусть костюм и справлялся со своей задачей, удерживал тепло, но кожа на лице и ладонях буквально одеревенела, досталось ей, то вода, то холод.

— Полезное изобретение этот костюм. Да и я не сглупил, надевая его. Он обязательно поможет выжить. А нога, — бормотал я, глядя в пустоту усыпанного звездами неба, — нога подождет, придется ей подождать, потерпеть придется, нет у меня другого выхода, кроме как терпеть. Конечно, так не может продолжаться вечно, всему есть предел, в том числе и терпению. Но так надо. Прежде всего, я обязан найти укрытие, ведь это север, если разгуляется непогода — никакой гидрокостюм не спасет. Найду, устроюсь, там и…

Пока я пребывал в беспамятстве, прилив сменился отливом. Море ушло, забрало свои воды, оголив песчаное дно и все, что на нем скопилось. Отчетливо в полутьме виднелся плотик. Вывернутый и вытянутый в длину он меньше всего напоминал плавательное средство, скорее то была оболочка воздушного шара, потерявшая объем. Унылая картина — бледная иллюстрация крушения, она пробудила беспокойство. Да, большую часть матерчатого суденышка я действительно вытащил за пределы изменяющегося водоема, вот только поперек оболочки, в метре от границы прилива лежали два бревна, не иначе как море решило отыграться, придавить если не меня, то мою надежду на выживание. «Нельзя все так оставлять. Начнется прилив, примется он играть своими деревяшками, раздавит все, что только осталось внутри плота. Надо поднатужиться, довести дело до конца…» — мрачно подумал я, стараясь не вспоминать о больной ноге.

На удивление быстро удалось оттащить бревна, освободить полотнище. Я присел у «двери», слегка расправил ткань и принялся шарить рукой внутри плотика, подпитываемый малопонятной уверенностью, твердившей о том, что нужная мне вещь находится именно там, у входа. Минуты сменяли друг друга, надежда меркла буквально на глазах, но я не сдавался, и вот пальцы нащупали продолговатый цилиндр — фонарик!

Порядок, но расслабляться было рано. Еще несколько минут стали прошлым — ткань плота свернута, будто старый ковер. Упираясь, используя «трость» в качестве рычага я подкатил сверток к двум массивным валунам, затолкал его в щель между ними, а сверху придавил внушительных размеров камнем. Все! Теперь бояться нечего, ни ветер, ни прибой не смогут лишить меня моих сокровищ, а это значит — самое время искать себе убежище.

— Для начала попробую сориентироваться. Итак, что мы имеем? Вон за теми сопками океан, там ничего сколько-нибудь интересного для меня нет. Поскольку то направление прямо противоположное тому, где я последний раз видел луну, можно с уверенностью заявить, что там север, — я оперся на импровизированную трость и заговорил вслух. — Еще один ориентир — лужа. Если стать лицом на север, она будет слева, значит, там запад. Логично! Туда я не пойду, не сейчас, да вода ушла, но выяснять, что лежит на дне, скрытое отвратительными водорослями и илом не лучшее занятие! Нет, это будет позже, когда хоть немного светлее станет. Смотрим дальше. Небольшая горная гряда, ряд сопок, за одной из них луна спряталась, направление — юг, скорее, юго-запад. Большая высота, крутые склоны, без подготовки я такой подъем не осилю. Остается одна дорога — на восток. Благо там относительно ровная местность…

Я включил фонарик, медленно обернулся, пытаясь вырвать из тьмы весь окружающий меня мир. Слегка расстроился, увы, это не прожектор, его хватит разве только на то, чтобы светить себе под ноги, но и это уже кое-что! Пол-оборота на месте, повернулся в выбранном направлении, кивнул своим мыслям, посветил на землю и побрел прочь от приливного озера.

Шел медленно, смотрел исключительно себе под ноги. Отвратительная погода порождала отвратительные ощущения. Угнетала сырость, витающая в воздухе. Задавливала остатки настроения тонкая корочка льда, которая с хрустом проламывалась при каждом моем шаге. Изредка под ногами был твердый и надежный камень, но чаще всего ступни глубоко погружались в отвратительную жижу черно-коричневого цвета, состоящую из осколков льда, холодной воды и липкой глинистой почвы. Обволакивала ноги цепкая грязь, создавалось ощущение, будто затягивает меня, засасывает в подмерзшую трясину. В такие моменты я резко выдергивал зазевавшуюся ногу, забывая о ране, она же незамедлительно «благодарила» острой вспышкой невыносимой боли.

Так, прощупывая землю перед собой и подсвечивая блеклым фонариком, двигаясь со скоростью сонной черепахи, я удалялся прочь от приливного озера, вперед, в серую полутьму, в неизвестность. Шел, стараясь не думать о том, куда иду, не задумываться о том, что увижу там, куда приду. Гнал от себя мрачные мысли, нашептывающие одно короткое, но такое страшное слово: «Остров». Задавить внутренний голос не получалось, напротив, скоро к нему подключилась фантазия. Рисовала она унылую картину — маленький клочок суши, затерянный в бескрайнем океане. Камень средь бурных вод и никакой надежды на спасение…

Ровная и гладкая как альбомный лист долина сменилась небольшим подъемом. Теперь под ногами чувствовался пологий каменистый склон, довольно удобный с точки зрения меня, вынужденного путешественника. Более всего радовало то, что не было отвратительного чавканья, а ступни уже не проваливались в глубокие грязевые ямы. Перемена заметно добавила настроения, я даже немного ускорил шаг, но тут совершенно неожиданно наткнулся на стену. Она буквально выросла передо мною, сформировалась из сплошной серости. Появление рукотворного препятствия было столь неожиданным, а в тусклом свете слабенького фонарика его очертания выглядели столь нереально, что я не сразу поверил своим глазам, списывая все на проделки неугомонного воображения. Лишь после того, как подошел вплотную, а поверхность дотошно исследовали пальцы, пришло понимание очевидного — она настоящая! Бетон! Шершавая поверхность с продолговатыми неровностями — следами, оставленными досками опалубки.

— Ура! — шепотом воскликнул я. — Вот так находка! Стена — часть жилища. Там люди! Меня приютят, спасут, вылечат и какая мне разница, остров это или материк!

Луч фонаря скользнул по стене, быстро добежал до угла. Внутренний он. Застыл на мгновенье на стыке двух бетонных плоскостей, последовал дальше и осветил дверной проем. Удивительно объемной на сплошном сером фоне выглядела вмурованная в бетон толстая стальная дверь изрядно тронутая ржавчиной. Над ней висели сосульки и живописно покачивались стебли сухой травы, густо облепленные снегом. Похоже, проход вел куда-то вглубь холма, под землю. Землянка?

Дверь приоткрыта, в колышущемся свете фонарика казалось, будто она покачивается, приглашает войти (или предостерегает от этого?).

— Эй! Люди! — как мог громко прохрипел я, тщетно стараясь заглушить голос разума, упорно твердивший, что внутри никого нет и быть не может. Понимал я, пусть какой бы гостеприимный народ ни обитал в этих затерянных землях, никто бы не стал держать двери открытыми. Погода на севере для этого не слишком подходящая.

Я подошел ближе. Схватился обеими руками за край массивной створки, с силой потянул ее на себя. Послышался противный скрип. Ржавый металл сопротивлялся, но я был настойчивее. Краткий миг напряженной борьбы, решительный рывок и дверь распахнулась.

Луч фонарика осветил бетонный тамбур. Маленькое помещение, метра три на два с половиной никак не больше. Мрачное зрелище! Под ногами толстый слой замерзшей грязи, из которой торчит множество ржавых железок; относительно приличные на вид серые стены; потолок, на котором сохранились какие-то знаки, не иначе как кто-то копотью пытался что-то написать, давно когда-то. На всем печать запустения, но в общую картину совершенно не вписывалась дверь. Другая дверь, ведущая куда-то во внутренние помещения. Неправильная она, нет, где-нибудь в другом месте она вряд ли вызывала бы у меня интерес, но здесь, в подземелье на затерянном северном побережье!

Немного посомневавшись, я решился переступить через порог. Медленно, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь острое, вышел в центр комнатки. Еще полшага. Остановился. Прямо передо мною была она — та самая дверь. Свет фонаря отразился от полированной деревянной поверхности, разбился на множество ярких цветных зайчиков, которые тут-таки принялись прыгать по унылым серым стенам и не менее унылому потолку. В одно мгновение мрачный тамбур перестал быть мрачным, он стал сказочным, веселым и праздничным, кажется, даже музыка зазвучала, правда, только в моем воображении.

Еще один маленький шажочек и рука прикоснулась к гладкой древесине. Пальцы скользнули по идеально ровной поверхности, пятно света последовало за ними. Очень даже симпатичная дверь. Полированное дерево, красивая фактура, закругленные углы. По краям полотно обито начищенным до блеска металлом. Точно посредине ручка, такой себе небольшой штурвал, над ней маленькое круглое также окантованное металлом окошко.

«Если есть дверь, в нее надо постучать, как минимум, попытаться», — яркая в темноте блеснула разумная мысль. Я замахнулся, ударил несколько раз кулаком по толстому дереву, прекрасно понимая — если внутри кто-то и есть, меня он точно не услышит…

— И кто, по-твоему, там может быть? — не выдержала и взбунтовалась логика. — Ты под ноги себе посмотри, да в этом тамбуре лет… много никого не было! На полу всего-то три отпечатка ног и все они твои.

Иллюстрируя направление мысли, рука с фонарем опустилась вниз, луч света метнулся по грязному полу, замер на одном из моих следов. Мгновение и яркое пятно снова перепрыгнуло на дверь, но вот странность, она уже не выглядела такой уж новой, на гладком дереве появились трещины, блеск окантовки померк, а окошко и вовсе покрылось толстым слоем пыли.

— Это все воображение шалит, вижу то, что хочу видеть, а то и вовсе галлюцинации начались на нервной почве, — изрядно расстроившись, пробормотал я. — Тем не менее, дверь никуда не делась, а значит, надо будет как-нибудь попытаться ее открыть, после…

Фонарик несколько раз мигнул и погас. Я вздрогнул, физически ощущая, как сгустившаяся темнота заполняет небольшое помещение. С силой встряхнул своенравный источник света. Внутри пластикового цилиндра что-то громко затрещало, лампочка блекло вспыхнула, но лишь для того, чтобы окончательно погаснуть. Рифленая ручка сильно нагрелась, в воздухе почувствовался отвратительный химический запах. Рефлекторным движением я отбросил фонарь от себя. Как оказалось, вовремя. Тот влетел в стену, громкий хлопок на мгновение оглушил, яркая вспышка лишила способности видеть…

— Не покупайте дешевые подделки, — пробормотал я и осторожно открыл глаза.

Странно, но темноты не было, тамбур освещался слабеньким светом, вырывающимся из окошка, что в той самой двери. Я резко мотнул головой, отгоняя сомнения, прижался к стеклу. Мигнул глазами, чтобы те привыкли к свету. Увидел машинный зал. Просторное помещение, посредине которого параллельно друг другу стояли два больших двигателя. Они мерно вздрагивали, подмигивая яркими лампочками пультов. Из-под крышки одного из них тонкой белесой струйкой вырывался то ли дым, то ли пар.

Подобно всему, что мне удавалось увидеть на протяжении последних часов, видение просуществовало недолго. Свет померк, скрывая все, оставляя лишь абсолютную темноту. Чего только не привидится…

Для начала было более чем достаточно. Я осторожно шагнул в направлении выхода. Тут же послышался тихий скрежет — под ногой прогнулась какая-то ржавая железка. Еще один шаг, на этот раз подошва нащупала что-то твердое и, кажется, острое. Тут-таки пробудилось воображение, оно изобразило ржавый гвоздь, пытавшийся порвать костюм и продавить ступню. Разбираться так это или нет, не было ни времени, ни желания. Проявляя просто-таки чудеса изворотливости и талант достойный циркового гимнаста, я оттолкнулся буквально от воздуха, подскочил, развернулся в полете, слегка коснулся пальцами ног пола и выпрыгнул на порог. Могу с уверенностью заявить, что если бы представилась возможность проделать то же только при свете, я бы точно не смог.

Рана на ноге отозвалась вспышкой боли, но скоро успокоилась, что не могло не порадовать. Только ее капризов мне сейчас и не хватало…

В сравнении с атмосферой бетонной комнаты за пределами тамбура был удивительно свежий и приятный воздух, морозный, не без этого, но ним очень легко дышалось. Я сделал несколько глубоких вдохов, чувствуя, как запахи подземелий покидают легкие, а разум очищается от нелепых фантазий. Поблекли видения, на передний план вышла рациональность. Я трезво и как бы со стороны взглянул на свою находку, медленно кивнул своим мыслям. Ведь это результат! Даже если внутренняя дверь не поддастся, я нашел неплохое жилище, рукотворную пещеру, в которой можно будет дождаться помощи. Это просто, надо лишь убрать с пола все потенциально опасное, перетащить внутрь плотик и соорудить из него своеобразную палатку. Обзаведусь огнем, а там уже и…

— Я так размышляю, будто заранее уверен, что в окрестностях этой самой «пещеры» никого нет. Откуда нездоровый пессимизм? Надо прекращать! С подобным подходом далеко не зайдешь. Пещера это хорошо, но только на крайний случай. Самый крайний…

Находка не окрылила, но дала надежду. Я отбросил мысль о том, чтобы вернуться обратно и поискать другой фонарик, повернулся спиной к двери и медленно побрел обратно, ориентируясь на шершавую бетонную поверхность.

Отдаляясь от входа, высота стены уменьшалась, как оказалось, она просто удерживала грунт, не давая ему осыпаться, что само по себе и логично, все-таки подземелье. Шаг другой и она попросту исчезла, я бы сказал, ушла под землю. Сворачивать с выбранного пути желания не было, путь на восток мне понравился, все-таки он уже дал некий результат, потому я принялся карабкаться на склон то ли естественного, то ли рукотворного холма. Сначала пытался идти на своих двоих, но подъем с больной ногой утомительное занятие, пришлось смириться и помочь себе руками. Дело пошло гораздо веселей (я даже задался вопросом, зачем это древний человек, не подумав, решил стать прямоходящим!) и вот спустя лишь минуту вершина была покорена.

Занятное место. Ровная площадка, рядом со мною темная на фоне звездного неба возвышалась металлическая конструкция угрожающей конфигурации. Массивная вещь, достаточно высокая, немногим выше меня. В ее основе конусная стойка, на ней какой-то механизм, поддерживающий закрепленные по кругу параллельно друг другу трубы, каждая диаметром сантиметров с двадцать. Раз, два, три… двенадцать трубчатых направляющих. С обеих сторон на них какие-то механизмы, то ли фиксаторы, то ли контакты. Такая себе ромашка с двенадцатью лепестками.

Конструкция заинтересовала меня настолько, что я моментально позабыл обо всем на свете и подошел ближе. С любопытством потрогал каждую подвижную деталь, заглянул внутрь одной из труб. Что это было, я еще не понял, но уже точно знал — это что-то военное, что оборонительное. Наверняка пусковые установки для чего-то летающего, жаль только заброшено все, запущенно. А это, в свою очередь могло означать, что людей обслуживающих это творение неизвестных мне инженеров, давно нет. Здесь нет. На острове или на побережье материка…

— Тем не менее, это тоже результат. Это информация. Это знания и они непременно пригодятся, после… — я изо всех сил старался отыскать положительные моменты даже там, где их не было да и быть не могло.

Далеко впереди что-то блеснуло. Вспыхнуло и погасло. Тускло, блекло, так сразу и не поймешь, было или показалось. Мелькнула мысль, намекнула, мол, это луна выглянула из-за туч, я поднялся выше вот и… только я точно знал — она скрылась за сопкой совершенно в противоположной стороне.

Блеск, даже если он мне не привиделся, более не повторился. Я терпеливо подождал несколько минут, но все безрезультатно. Оставалось только запомнить направление, чуточку посомневаться, так, для приличия, и брести туда, где должен находиться его источник. Благо, это как раз на востоке.

Довольно быстро спустился с холма, оставив позади занятную пусковую установку, побрел прямиком, не разбирая дороги.

Кажется, я немного заблудился. Странно это, вот где здесь можно блуждать? Знай, иди себе прямо и никуда не сворачивай!

Очередной подъем. Довольно пологий склон. Под ногами чувствовался камень, покрытый редким мхом. Все вокруг засыпано серым в темноте, скользким, твердым, будто кристаллическим, снегом. Он противно хрустел при каждом шаге, заставляя задуматься о том, насколько надежен мой костюм, особенно в нижней его части.

Достаточно быстро удалось взобраться на очередную сопку. Слишком быстро, учитывая усталость, что шла за мной по пятам. Кстати, на вершине она меня и догнала. Дружно задрожали ноги в коленях. В глазах резко потемнело. Я остановился, оперся на свою трость обеими руками и принялся часто дышать. Не помогло. Сердце колотилось, перед глазами стояла серая полутьма, густая дымка, разукрашенная кроваво-красными пятнами. В довершение праздника закружилась голова. Чтобы не упасть пришлось сесть, глаза сами собой закрылись, давая возможность разуму проявить настойчивость и восстановить контроль над организмом.

Сквозь закрытые веки просочился слабый свет. Все неудобства вызванные усталостью тут-таки забылись. Я открыл глаза. Источник света, что потревожил меня, быстро обнаружился, ним была луна. Она, как оказалось, не провалилась в бездну, что ниже линии горизонта, а просто притаилась за облаком, ожидая пока я взберусь повыше. Дождалась и лишь теперь решила выглянуть и озарить своим особым серебристым светом северный пейзаж.

Я непроизвольно приподнялся. То, что видели глаза, заставило сердце замереть. Застыло оно и тут же начало колотиться с новой силой, увеличивая темп, будто старалось выпрыгнуть из тесной груди. Нет, не луна так на меня подействовала, а картина, что предстала передо мною в серебристом свете. Она поражала, завораживала. Нахлынули странные мысли, они одолевали. Как-то необычайно остро захотелось упасть на колени и поцеловать землю. Поклониться в ноги тем силам, что сберегли мне жизнь и подсказали правильное направление.

С вершины сопки я видел уютную бухту, узкую, продолговатую, похоже, ту, которую наблюдал во время гонки с ветром по гребню волны. Ее окаймляли два скалистых мыса. Они будто челюсти гигантского чудовища, которое открыло рот, намериваясь проглотить смелого путешественника, да так и окаменело в один момент. Над верхней «челюстью», необычайно живописный в лунном блеске чернел тот маленький полуостров, на который я должен был упасть. Он выглядел как нарост на голове доисторического монстра, будто гребень на голове плотоядного динозавра.

Но это все ладно, это лишь детали пейзажа, не они поразили мое воображение, пробудив дремлющую в глубине подсознания религиозность. Внизу, да просто у подножия сопки, отчетливые в тусклом свете, виднелись два домика! Настоящие человеческие жилища! С крышами, с окнами. Правда, окна темные, но кто знает, может ночь вокруг и не просто полярная…

Вновь тот отблеск. Яркий, но одновременно блеклый. Будто размытый, нечеткий. Я присмотрелся внимательнее и, то ли разглядел, то ли нафантазировал, на краю мыса «верхней челюсти», укутанную туманной дымкой башню четырехгранного сечения, на ней прямоугольную блестящую пластинку, от которой отражалась луна, над ней же тренога с яркою звездою…

— Маяк? Возможно, все возможно, но это не столь важно, это может подождать. Сейчас быстро вниз, надо поглядеть, что там за здания! Кто-то же в них живет! Вперед! — скомандовал я и тут-таки взвыл, будто раненный зверь. Резкое движение отозвалось болью, нога не преминула напомнить о себе.

Начался спуск, он оказался делом гораздо более сложным, чем недавний подъем на ту же сопку. Казалось, пологий склон, никаких ям и трещин, но идти было крайне неудобно, ноги скользили по камню, покрытому тонкой корочкой льда, разъезжались они в разные стороны, просто чудо, что я не упал и не скатился вниз, попутно ломая руки и ноги.

Примерно на половине спуска просто на моем пути из серебристого полумрака выплыл автомобиль. Мощный армейский грузовик с трубчатой конструкцией вместо кузова. Пусть я и далек от военной техники, не узнать систему залпового огня было невозможно, похоже, это дополнение к тем трубам, что остались на холме с дверью. Занимательно!

Исключительно из любопытства я подошел ближе. Обошел вокруг авто, остановился у капота. Присмотрелся, протянул руку, ощупывая тиснение.

— Урал… — пробормотал я. Провел рукой по выпуклым буквам, кивнул. — Точно! Это «Урал». Нет, но просто-таки превосходная новость, ведь она означает одно — я где-то в России… ну, скорее всего…

Грузовики уступами расположились на склоне, поглядывая пустыми трубами направляющих в сторону продолговатой бухты. Подобно той железке на холме, что ранее заинтересовала меня, были они ржавыми и, видно даже в сомнительном свете капризного ночного светила, изрядно раскуроченными. Просто-таки свалка металлолома, хотя, что тут-таки вызвало гордость за отечественную промышленность, большая часть колес, которые я видел, были совершенно целыми, а шины даже не лишились воздуха. Умеют же делать, если захотят!

К тому моменту, когда любопытство окончательно отошло на задний план, освобождая место для боли (нога уже не просто ныла, от нее шли мощные болевые импульсы, пронзающие все тело), я спустился к ближайшему строению. Медленно обошел вокруг, внимательно его разглядывая.

Как ни прискорбно, но то, что я видел, не добавляло энтузиазма и не поднимало настроение. Передо мной было обветшалое здание простенькой планировки, практически квадратное в основании. Его венчали остатки крыши из частично сохранившегося шифера. Заколоченные дощатыми щитами и листами ржавого металла окна, серостью сливались с оттенком стен. Дверей я не заметил, видимо прошел мимо, но рассчитывать на то, что они изменят общее впечатление, не стоило. Да и неважно все это, и так понятно — людей этот домик давненько не приветствовал.

В паре десятков шагов ближе к морю виднелось второе строение. Гораздо более просторное, кажется, менее заброшенное.

— Делать нечего, исследовать, так все и сразу, схожу, посмотрю что там…

Подслушав шепот здравого смысла, упорно повторяющего одну и ту же назойливую мысль о том, что очередные мои надежды рухнут так же быстро, как и все предыдущие, за дело взялось воображение. Оно быстро сориентировалось и выдало свое видение ситуации. В его фантазиях вся эта местность была территорией войсковой части, некогда секретной, а ныне полностью заброшенной. Одним из множества подобных объектов, разбросанных по бескрайним просторам страны, которой больше нет. Тот домик, что остался позади, служил жильем для офицеров, а здание, к которому я приближался — казармой для рядового состава. В этих помещениях давно когда-то жили солдаты срочной службы (скорее, матросы) и кадровые военные, они же обслуживали пусковые установки. Те, которые зарыты в землю, там, в холмах и эти, которые на шасси автомобилей. Охраняли рубежи, так сказать, а вот теперь…

— Хорошо, когда все понимаешь, но плохо когда понимаешь, что все плохо! — глубокомысленно изрек я, непроизвольно пожимая плечами. — Жаль, что все это заброшено, притом давным-давно.

Шаг, еще шаг, здание все приближалось, его очертания все отчетливее. С каждым мгновением крепла уверенность в том, что воображение не ошиблось и это действительно казарма. Все признаки на лицо. Большие двери с козырьком, ровный строй окон, кажется, целые они, может не все, но большая их часть. Пусть подобная новость и не будила дремлющий оптимизм, но не добавляла и уныния.

Из полутьмы серые на фоне общей призрачной серости выплыли несколько горизонтальных труб. Вне всякого сомнений спортивная площадка. Маленькая она, как собственно и вся войсковая часть. Негде и развернуться. Сколько же парней здесь служили? Десяток? Два? Вряд ли больше. И на всех ржавый турник с двумя перекладинами и не менее ржавые брусья. Еще лестница вертикальная в стороне, под ней какой-то самодельный тренажер, более всего напоминающий детские качели.

Вот и дверь. Стандартное деревянное полотно в такой же стандартной деревянной раме. Краску давно не обновляли, тем не менее, общий вид вполне приличный, хотя возможно, это всего лишь происки лунного света, он особенный, он что угодно может преобразить, дай только волю воображению…

Осторожно, будто на самом деле чего-то боялся, я взялся за ручку. Сжал пруток холодного металла, но потянуть на себя не хватило решимости. Страх? Да, конечно. Все-таки эта дверь олицетворяла мои надежды, что если заперта она, а то и вовсе заколочена? Возможен и другой вариант — дверь открыта, но за ней одна сплошная разруха.

Время шло, а решимость все не появлялась. Чтобы дать себе возможность привести мысли в порядок я медленно попятился назад. Остановился в двух шагах от крыльца, повернул голову правее и замер. Из ближайшего наглухо закрытого металлическим листом и заколоченного досками окна выглядывала труба. Простая металлическая труба, изогнутая коленом с симпатичным конусом наверху. Одно мгновение и я уже видел дым! Чуть заметный, легкий, невесомый. Там печка! В ней огонь горит, вот это новость, так новость!

— Эй! Откройте! — я метнулся к окну и принялся колотить кулаком по листу металла, заменяющему собой стекло. С каждым ударом, который колокольным звоном оглашал окрестности, во мне росла и ширилась непередаваемая радость. — Открывайте, скорее я здесь!

Ответа не было, лишь тишина, густая и насыщенная, казалось, она поглощает отзвуки ударов, гаснут они в ней, теряются на фоне мрачного безмолвия. Радость тут-таки притихла и растаяла, уступив место разрастающемуся страху. Закружилась голова, задрожали колени, подкосились ноги. Чтобы не дать парализующему чувству полностью подчинить мое тело я отбежал от окна и бросился к двери. Ударил в нее один раз, еще один.

Свершилось! Дверь медленно приоткрылась. Послышался скрип старых половиц. Кажется, где-то там, в темноте, промелькнул силуэт еще более темный, чем тьма полярной ночи. Кто-то подошел ближе намереваясь подглядеть в щелочку? Своеобразное приглашение войти? Не знаю…

— Здравствуйте! — я отступил на полшага назад, выронил свою трость и поднял обе руки, чтобы показать хозяевам, что не имею никаких дурных намерений. — Прошу прощения за то, что вынужден побеспокоить вас, но так уж случилось, что я… потерпел кораблекрушение у ваших берегов. Меня волной забросило вот и…

Сопровождаемая все тем же отвратительным скрипом дверь открылась сильнее. Я подошел ближе, взялся за ручку, осторожно потянул на себя. В тот же миг тьма из помещения вырвалась на волю, заполняя все пространство вокруг. Она быстро ширилась, разрасталась, достигла луны, поглотила и ее. Все утонуло в сплошной беспросветной мгле.

Накатила очередная волна суеверного страха, нет, я все прекрасно понимал, понимал, что дверь открылась исключительно из-за того, что я изо всей силы молотил по ней кулаками, что скрипели не половицы, а ржавые петли. Это все понятно, как и то, что внезапное потемнение легко объясняется облачностью, которой заволокло небо. Все это понятно, но страх не просит объяснений.

Игнорируя проявления трусости, я ступил на порог и тут-таки передумал. Кто знает, что там, в темноте, вдруг снова грязь вперемешку с металлоломом? Возможно, а то и вовсе никакого пола нет, гнилые балки, обломки половиц.

Труба-трость быстро нашлась. Несколько ударов и общая картина ясна — дощатый пол, судя по звуку половицы целые. Можно было рискнуть. Я опустил ногу на первую из них, плавно перенес на нее вес тела. Замер. Пол слегка прогнулся, противно заскрипел, но выдержал. Еще шаг — такая же картина.

Небольшое помещение. Стена прямо, стена слева, справа дверь. Выбор очевиден — мне направо. Нащупал ручку, толкнул — ничего, потянул на себя. Дверь вяло сопротивлялась, но все-таки поддалась.

Как ни странно, тьма за дверью оказалась не столь густой и непроглядной, скорее всего, глаза привыкли к отсутствию освещения. Я достаточно легко определил форму помещения, разглядел металлическую печку с выходящей из нее трубой, гору каких-то досок у противоположной от входа стены. Вопреки ожиданиям это была не огромная казарма, а узкая продолговатая комната. Походило на то, что кто-то, понимая, что отапливать большое помещение нерационально, отделил для себя немного жилплощади. Это несложно, достаточно было просто соорудить еще одну стену вот тебе уют и комфорт!

— А это может означать только то, что неизвестный мне хозяин северных апартаментов поселился уже после ухода военных, — пробормотал я, — пожалуй, хорошая новость. Она дает слабую надежду на то, что здесь если не живут постоянно, то хотя бы периодически бывают люди…

Ступив два осторожных шага, я подошел к тому, что во тьме казалось печкой в народе известной как буржуйка. Не ошибся. Толстый чугун, шершавая поверхность. Пальцы ощупали боковую поверхность, быстро нашли решетчатую дверцу. Схватили круглую ручку, приподняли, потянули на себя. Внутри топки что-то было, что именно можно было выяснить позже, для начала стоило проверить одну гипотезу.

На верхней плоскости у самого дымохода пальцы нащупали металлическую коробочку. Схватили ее, машинально встряхнули. Звука, который я хотел бы услышать, не последовало, что порождало сомнения, но расстраиваться было слишком рано. Я резко встал, слишком резко. Рана взорвалась вспышкой боли, правда, она очень быстро забылась. Странная вообще это боль, кажется, она появляется лишь после того, как я о ней вспомню, и тотчас же исчезает. Подозрительная боль…

Изучение находки продолжалось. Легко удалось выяснить, где верх, где низ. Пальцы цепко схватились за крышку, медленно, чтобы резким движением не рассыпать содержимое, подняли ее. Я затаил дыхание. Да! Внутри оказалось то, за что я отдал бы все что угодно, даже часть собственной жизни. Спички! Большие туристические спички, да еще и залитые парафином, чтобы не отсырели. Это же просто праздник какой-то!

Сноп искр осветил комнатушку. Вспышка света, ровное пламя, на удивление приятный аромат горящего дерева. Глаза понемногу адаптировались к новой обстановке. Свыкались они со светом, с явлением, о существовании которого практически позабыли. Они жадно цеплялись за всевозможные цвета, пытаясь насладиться ними. Нежила взор ярко-оранжевая расцветка моего одеяния, успокаивали темно-зеленые стены (хороший признак, их не так давно красили!), согревал насыщенно-ржавый оттенок буржуйки.

Не позволяя глазам бесцельно прыгать с одной яркой детали интерьера на другую, я вгляделся в приоткрытую дверцу печки. Так и есть, там не пусто! Внутри, сложенные со знанием дела лежали дрова. Ниже тонкие щепки, наверху небольшие поленья, даже обрывок газеты виднелся в самом низу. Кто-то собирался разжечь огонь? Возможно! Значит хозяин недалеко. Снаружи? В доме? Прячется в дальнем углу, пользуясь темнотой? Боится? Возможно. А что если он целится в меня сейчас, из ружья, к примеру…

— Хозяева! — в моем голосе отчетливо слышались нотки самого настоящего страха. Сам себе поражаюсь, разве после всего, что я пережил, можно еще хоть чего-нибудь бояться!

Быстро погасло пламя, приглашая в дом темноту. Страх, который проскальзывал в моей интонации, решительно выбрался наружу. Не давая ему шанса, не позволяя разрастись до немыслимых размеров, я взял еще одну спичку. Присел у печки, открыл дверцу, попытался поджечь газету. Вопреки ожиданиям, она не вспыхнула, ее краешек лишь обуглился, а в помещение влетел знакомый с детства запах тлеющей бумаги. Отсырела что ли?

Только с третьей попытки удалось поселить внутрь металлического бочонка слабый и несмелый огненный язычок, но он быстро освоился. Зашевелился, принялся подмигивать, будто живой, нехотя облизывая колючие деревяшки, будто размышлял, стоит разгораться, или еще покапризничать. Все-таки решился. Вспыхнула одна щепка, за ней вторая и вот в буржуйке разгорелось яркое пламя.

Благодаря отблескам огня удалось детальнее осмотреть помещение. Условно его можно было разделить на две зоны. Жилая — небольшой пятачок у входа и зона хранения всякого хлама левее от дверей и далее вглубь. Границей были стеллажи. Несколько деревянных и металлических сборных и стационарных конструкций занимали большую часть продолговатого помещения. Что не могло не расстраивать, ближайшие полки были совершенно пустыми.

— Как-то все у них не продумано. Вот почему бы не добавить еще одну перегородку, поставить стену, так сказать, поперек? Была бы уютная комнатка, где всегда тепло, а там уже склад, — резюмировал я то, что видели глаза. — Надо же, забрался в чужой дом еще и возмущаюсь…

Нелепые фантазии о незнакомцах, что целились в меня, прячась в темных углах, быстро забылись. Это все тепло! Успокоило оно, расслабило, прилечь захотелось, забыться. Приятно все-таки по-человечески отдохнуть, занять горизонтальное положение. Отдохнуть там, где есть крыша, где нет шаткого пола, что постоянно прогибается под ногами.

Постель нашлась сразу. В самом уютном месте комнаты просто перед буржуйкой лежали два деревянных поддона, почти диван! Да, нет всяких там изысков в виде одеял с простынями, но это ладно, это пережить можно!

Ярко представилось, как я вытягиваюсь на жестком, но таком удобном ложе. Так живо и натурально, что веки тут-таки налились свинцом и в глазах чуточку потемнело. Я нерешительно шагнул в выбранном направлении, но сразу остановился. «Не время спать, для начала надо осмотреться, вдруг что-нибудь полезное найду. А еще не помешает набраться смелости и хоть одним глазком осмотреть рану. Да и о хозяевах домика я пока ничего не знаю. Кто они? Где они? Как отнесутся к моему появлению? Боюсь на севере народ суровый, а для того чтобы избавиться от тела места предостаточно…» — поползли ленивые мысли, озвучивая вопросы, ответы на которые меня уже мало интересовали.

В «жилой» части комнаты смотреть было не на что, потому мой взгляд быстро переключился на стеллажи. На полу под ближайшим из них что-то призывно блеснуло. Я подошел ближе, там подмигивала отблесками пламени керосиновая лампа. «Летучая мышь». Густо присыпанное пылью стекло молило о том, чтобы ему уделили внимание, а резкий запах керосина намекал на возможность использовать устройство по прямому назначению…

Никогда не думал, что керосиновая лампа так ярко светит! Думал, кроме копоти и отвратительного букета из дыма и паров ничего и не будет, а тут настоящий лишь слегка мерцающий свет. Красота!

Снова заныла рана, настойчиво намекая на то, что самое время уделить ей внимание. Причин отсрочить осмотр более не было, напротив все условия на лицо…

Ощущения такие, будто кожу с себя снимаешь, будто приросла к телу плотная ткань, но вот почти получилось, осталась только нога, одна, та самая. Я приготовился. Схватил штанину обеими руками, глубоко вдохнул, замер на мгновение, стараясь не думать ни о чем, резко дернул вниз. Кажется, я закричал. В глазах резко потемнело. Некоторое время сквозь все сгущающийся мрак более или менее отчетливо проглядывали доски пола, они стремительно приближались…

Когда я снова открыл глаза, прямо перед ними покачивался огонек пламени, скрытого за тонким стеклом.

— Могло быть и хуже… — пробормотал я и медленно приподнялся.

Стал на четвереньки. Все еще не глядя на распухшую ногу, пополз вперед, остановился у ближайшего поддона. Взобрался на него. Сел. Тяжело вздохнул и с трудом заставил себя посмотреть вниз.

Глаза мигнули и принялись с брезгливым любопытством разглядывать бедро. Колотая рана, похоже, нож в мышцу воткнули, притом довольно-таки давно. Синюшного цвета края сильно разошлись, из отвратительного вида дыры сочилась мутная жидкость, наполняя помещение запахом гнили и тления. «Вспоминая все виденное когда-то в кино, могу с уверенностью заявить, что такую рану полагается промыть чем-то, а после зашить. Пожалуй, так. Нет, промыть, это еще ладно, но шить! Увы, не способен я на подобные подвиги, — в ответ на более или менее разумную мысль я медленно покачал головой. — Как только представлю вышивку по живой коже, так в глазах и темнеет…».

— Аптечка, надо найти аптечку, — услышал я свой голос. — Там должно быть что-нибудь обезболивающее. В складках плота она точно есть, а вдруг и здесь найдется…

Лавируя между стеллажами, я доковылял до дальней стены. Остановился, радостно присвистнул. Нет, медикаментов видно не было, зато там был настоящий склад продовольствия. Ровной стопкой стояли консервы, радовали глаз яркими цветными этикетками. На нижней полке нашлись даже маринованные помидоры в стеклянных банках. Тут-таки захотелось помидорчика, а что, это все-таки север, витамины ой как нужны! Жаль только замерзли они. Одна банка так та и вовсе лопнула. Напополам. Застыл рассол, поддерживая форму, намекая на то, что давненько не было в комнате положительной температуры. Есть о чем задуматься!

При виде всей этой красоты боль в ноге утихла и забылась, ее затмило осознание того факта, что я уже и сам забыл, как долго ничего не ел. Не говоря уже о том, что большую часть того, что удавалось проглотить, у меня отбирала качка.

Искать аптечку сразу же расхотелось. Еще бы, ведь на той же полке нашелся консервный нож! Я не стал изучать ассортимент, просто схватил самую большую банку, подобрал с пола изрядно погнутую ложку и поковылял обратно.

Трофеем оказалась тушенка. Можно было проглотить ее холодной, но я все-таки заставил себя проявить выдержку. Поставил аппетитную находку на поверхность плиты. Отвернулся, судорожно глотая слюну. Стойко терпел, но когда комнатка наполнилась умопомрачительным запахом тушеного мяса, чуть не теряя сознание, набросился на еду.

— Жаль тот неизвестный не побеспокоился о хлебе. Точно не помешал бы ломоть-другой, хотя, если объективно — нечего привередничать. Ешь, что дают да помалкивай!

Тушенка мгновенно победила голод, но породила новое чувство — страшно захотелось спать. Веки налились свинцом и отяжелели. Сил сопротивляться не было. Я сдался. Бегло осмотрел комнату, в надежде найти хоть что-то, что можно использовать в качестве матраца. Ничего подходящего не нашлось, потому кое-как устроился на помосте из поддонов, набросил на себя костюм, повернулся лицом к теплой печке. Перебрал несколько поленьев, выбирал одно, которое показалось наиболее подходящим на роль подушки, коснулся его щекой и моментально уснул.

Сон пришел сразу. Странный, непонятный. Мне снился я. Снилось, будто засыпаю. Будто только-только удалось забыться. Будто лишь мгновение тому назад мир перестал существовать, а последний его звук — треск углей в печке слился с безмолвием абсолютного штиля. Сквозь сон я услышал, как скрипнула, открываясь, дверь. Я, трудно понять, то ли спящий, то ли снившийся мне, попытался среагировать. Нет, точно, это тот я, который снился мне. Это он! Он попытался открыть глаза, попытался подняться, ведь даже сквозь полудрему сна ему и мне понятно — хозяин жилища вернулся. А это проблема! Мало кому может понравиться, если в твой дом забредет непрошеный гость, поужинает твоими припасами и ляжет спать у твоей же печки. Причем все это даже не поздоровавшись! Хотя, кому нужны мои приветствия? Даже и мне они ни к чему!

Глаза того меня, что снился мне, напрочь отказывались открываться, руки не желали шевелиться. Его, а через него и меня наполнила усталость, такая тяжелая, такая концентрированная, что никакие сомнительные понятия учтивости не могли заставить нас обоих вырваться из цепких объятий Морфея.

Новый звук. Шаги. Тихие, будто крадущиеся. Скорее всего, это уже у меня, в реальности, не во сне. Хотя, разве тут разберешься! Нет, точно у меня. Ведь это не сон, это явь. Настоящее это!

Тишина, в ней легкое дыхание. Наверняка тот, кто проник в помещение, меня увидел, похоже, я его заинтересовал. Да я бы и сам собой заинтересовался: грязный, голый, измученный.

Чиркнула, зажигаясь, спичка. Точно у меня это! Но запах? Нет его! Значит, во сне? Не скажу точно, но, похоже, мне удалось уговорить глаза открыться, свои, в реальности. Чуть-чуть, несильно.

Сквозь ресницы я разглядел человека. Женщина. Невысокого роста, бесформенная от огромной куртки, она, глазами синими, как море, смотрела на меня. Точно не скажу, но, похоже, ее губы шевелились, она что-то говорила, вот только что? Нет, это реальность, это точно не во сне…

Холодная сталь прикоснулась к раненой ноге. Мне тут-таки стало заметно лучше. Я ощутил укол, быстротечное мгновение боли, сменяемое просто-таки райским блаженством. Рана перестала ныть, напротив, все затмило по-настоящему райское блаженство.

Накатывающие волны подлинного спокойствия растекались по телу. Они проникли и в сон. Другой я, тот, который мне снился, тоже ощутил прилив покоя. Он улыбнулся во сне! Вот только женщина, ее размытый силуэт, нависающий надо мною, задрожал, стал еще более расплывчатым. Удивительно, но сквозь нее я отчетливо видел огонь в печке, видел, как пляшут его языки.

Удерживать тяжелеющие ресницы не было больше сил. Они упали, рухнули, закрылись, как сквозняк захлопывает дверь. Наступила блаженная тишина, ее дополнила не менее блаженная темнота. Второй я, тот, который мне снился, исчез, осталась лишь пустота. Последнее же, что удалось ощутить — прикосновение. Легкое, эфемерное, не иначе как нежные пальцы коснулись моей руки. Было или показалось? Что было сном, что явью? Никто того не ведает.