Преторианцы

Сергей Вишняков, 2023

Преторианцы – гвардия римских цезарей, которая своими силами способна возвести на трон Римской империи кого угодно. Только заплати. В 193 году н. э. после убийства Коммода место императора достается Публию Гельвию Пертинаксу, сыну вольноотпущенника. Несмотря на то что Пертинакс задолжал преторианцам половину денег, обещанных за поддержку, он убежден, что останется императором долго. Пертинакс не хочет верить, что преторианцы, привыкшие при Коммоде к разгульной жизни, вседозволенности и частым подаркам, уже ищут повод для бунта. И все же преторианцев нельзя назвать торгашами, которые лишь прикидываются воинами. Они способны на смелые и отчаянные поступки, им не чуждо благородство, а кем-то движет вовсе не жажда выгоды, а бескорыстная любовь к женщине.

Глава вторая

Выйдя из дворца, Александр, несмотря на голод, усталость, тоску по жене, не поспешил вскочить на коня и мчаться домой. Он оглянулся на преторианцев, закрывавших за его спиной двери. Они посмотрели на него почтительно и спросили, не нужно ли ему чего. В ответ Александр промолчал. Он, вольноотпущенник, сын эфесской гречанки и варвара из племени венделиков, теперь мог не отвечать на вопросы преторианцев — сынов древних родов Италии.

Когда ему подвели коня, он бросил рабу сразу несколько денариев и медленно поехал по Палатину. Сердце империи, холм, где почти тысячу лет назад Ромул очертил границу своего города, закованный в мрамор и камень, словно отвечал на мысли Александра гулкими отзвуками под копытами коня. Холм принимал Александра. Сколько горя и гордости помнит Палатин! Сколько величия и бесчестья! Александр помнил имена могущественнейших вольноотпущенников при дворе императора Клавдия — Палласа, Нарцисса, Каллиста, Полибия, творивших историю и имевших несметные богатства. И эти имена не давали ему покоя. Еще месяц назад он ни о чем таком и не думал, но сейчас он просто жаждал достичь их уровня.

Александр сам не понимал себя. Всю жизнь служивший Пертинаксу, занимавшему в разные годы крупные должности в государстве, он, казалось бы, должен был привыкнуть к жизни в роскоши, рядом с известными и уважаемыми людьми. Однако Александр всегда находился даже не на вторых или третьих ролях, а был лишь одним из многих, кто служили Пертинаксу. И лишь его смелый поступок в Британии вывел его вперед — когда он вытащил из-под груды убитых восставшими легионерами, задыхающегося наместника. Но тогда его молодая душа, жаждавшая творчества, искусства, а не военных подвигов, повела Александра совершенно другим путем. Пертинакс отпустил его, и Александр странствовал по просторам империи в поисках места, где можно осесть и заниматься вазописью. Великолепное искусство греков не давало ему покоя. Тщеславный от природы, Александр пытался и почти овладел им в совершенстве, мечтая остаться в памяти людей, как Евфимид, Клитий, Евфроний.

В итоге, уставший от долгих скитаний, он все же обрел долгожданное счастье, познакомившись и женившись на девушке, имевшей свой доходный дом в Субурре. И пусть они жили бедно, но счастливо, ведь он открыл гончарную мастерскую и создавал великолепные вазы, а Ливия наполняла вдохновением каждый его день.

В Рим вернулся Пертинакс и разделил консульство с императором Коммодом. Но Александр продолжал жить удаленно, не пытаясь вернуться под крыло всемогущего консула, хотя мог это сделать. Сейчас он удивлялся себе — почему не хотел жить в роскоши, хотя мог прийти к Пертинаксу и попроситься обратно? И всегда скромная Ливия тоже удивлялась этому обстоятельству. Все изменила смерть императора. В ночь убийства Коммода их дом в Субурре рухнул от старости, а новоизбранный император Пертинакс не забыл своего горделивого и сумасбродного вольноотпущенника, отдав ему в управление собственный дом в Каринах.

Эти необыкновенные две недели, когда Александр ездил в Паннонию и обратно, изменили в его душе многое. Он ощутил свою причастность к творящейся вокруг него истории. Он, а не кто-то другой принес известие Септимию Северу о смене императора. Он жалел, что ранее не придавал значения многим событиям, свидетелем которых довелось стать, а ведь их ценность многократно возрастет. Это изгнание Пертинакса по обвинению в кознях против Коммода, его помилование и управление Британией, где восстали легионеры. Теперь, когда Пертинакс император, об этих событиях еще не раз вспомнят, и Александр правдиво расскажет о них.

Когда он останавливался на ночлег и говорил, что является послом нового императора, его неизменно обступали толпы людей, расспрашивая, что им ждать от смены власти, и тогда Александр расписывал наступающие новые времена, как возрождение эпохи Марка Аврелия, Антонина Пия, Адриана и Траяна. Он сам хотел в это верить и заставлял верить других. Александра слушали, и надежда вселялась в сердца людей. И тогда он понял, что быть подручным императора намного лучше, чем слава Евфрония и Клития. Их помнят лишь любители искусства, но тех, кто стоит у подножия трона могущественнейшего государства в мире, будут помнить многие.

Александр остановился у храма Венеры и Ромы, построенного во времена Адриана и являвшегося самым большим храмом в Риме. Огромный храм делился на две целлы, в которых находились мраморные изваяния двух богинь. Венера — мать Энея и прародительница Юлия Цезаря, в восточной целле, смотрела в сторону амфитеатра Флавиев. В западной целле, обращенной к Римскому форуму и Капитолию, в нише, обрамленной цветным мрамором, находилось изваяние богини Ромы — покровительницы Рима. Александр спешился и поднялся по ступеням высокого постамента к западной целле.

В высоких боковых колоннадах храма свистел январский ветер. Девушка с парнем стояли среди колонн и целовались, закутавшись в шерстяную пенулу парня. Александр улыбнулся им. Он верил в предзнаменования. Все сегодня сулило хороший день да и весь год, а может, и все правление Пертинакса. И пусть Александр сам так решил, выдумывая приметы под свое настроение, но ему очень хотелось верить, что все так и будет.

Он вошел в храм, глубоко вдыхая морозный воздух. Александр чувствовал — это воздух истории. У противоположной от входа нише он увидел гигантскую статую Ромы. Богиня в шлеме на голове и длинном хитоне сидела на троне. У левой ноги ее находился огромный щит, где были изображены близнецы Ромул и Рем под сосцами капитолийской волчицы. В правой руке богиня держала крылатую Викторию, протягивающую ей лавровый венок.

Александра охватил благоговейный трепет. Он наклонил голову в знак почтения к Роме и, подойдя ближе, взял благовония из мешка, бросил их в курильницу. Отстегнув кожаный кошель, полный монет, оставил его у ног богини. Поглядев на Рому снизу-вверх, как будто заметил, что ее строгое молодое лицо немного улыбнулось. Ободренный, покинул храм и помчался домой.

Под аркой Тита Александр немного попридержал коня, поднял голову и посмотрел на барельефы, изображающие триумф по случаю победы над восставшими иудеями. Александр подумал, что хорошо бы правление Пертинакса ознаменовалось громкими победами и завоеваниями, масштабным строительством великих памятников. Однако он тут же вспомнил последние тяжелые войны, которые вел Марк Аврелий с германскими племенами, и понял, что лучше Пертинаксу стяжать славу не императора-полководца, каким был Траян, а мудрого политика. Время завоеваний закончилось. Нужен долгий мир и всеобщее процветание.

Амфитеатр Флавиев стоял безмолвный и величественный, как и Колосс Нерона рядом с ним. Последнее представление дал накануне нового года Коммод, и после того дня амфитеатр еще ни разу не использовался. Проезжая мимо фонтана, где обычно омывались после боя гладиаторы, Александр услышал, как несколько человек, облокотившись о фонтан и распивая вино, возмущались, что до сих пор нет никаких представлений, а ведь новый император всегда дает гладиаторские бои в амфитеатре. Александр брезгливо подумал о них, что это какой-то нищий скот, распивающий вино на холоде, когда все римляне сидят либо дома, либо в термополиях, либо в термах. А еще он заметил, как много места занимает в его мыслях император. И это неправильно. Александр две недели не видел жену. О ней надо думать.

Рядом с термами Тита шла драка. По всей видимости, ее начали двое римлян еще непосредственно в бане, но постепенно в нее влились и их рабы, и все они вывалились на улицу. Потасовка переросла в нешуточный кулачный бой, куда втягивались люди со стороны, желавшие поразмяться или просто согреться из-за холода. Александр проезжал мимо, когда один из дравшихся метнул в другого нож, но промахнулся и попал в коня Александра. Конь, обезумев от боли, сбросил седока и помчался прочь. Александр больно ударился об уличные камни и громко выругался. Невдалеке уже спешил к дерущимся десяток вигилов.

Ругань Александра была услышана, и двое мужчин, озлобленных, с расквашенными носами и в порванной одежде, подскочили к нему и начали избивать ногами. Александр был крепок и неробок, но совершенно не ожидал нападения, и потому сразу пропустил несколько сильных ударов в лицо и грудь.

Вигилы, угрожая копьями и работая дубинками, растаскивали участников драки. Напавшие на Александра мужчины, судя по плохой латыни — варвары, попробовали убежать. Но Александр был уже на ногах и, ловко догнав их, сам опрокинул сначала одного, потом другого на мостовую, ударив дополнительно каждого головой о камни, чтоб они потеряли сознание. Ярость кипела в нем. Он хотел их тут же прикончить, но решил, что не стоит сегодняшний день омрачать убийством, хоть и справедливым. И потому крикнул двух вигилов.

— Я Александр, вольноотпущенник императора! Эти ублюдки напали на меня, когда я возвращался из дворца с поручением от моего господина. Они злоумышляли против меня и, возможно, против императора!

— Но это ж обычные участники драки, вряд ли они выслеживали тебя! — возразил один из вигилов. — Да и не похож ты на вольноотпущенника императора. Весь грязен, одет по-дорожному, без рабов, и кошеля у тебя тоже нет. Те, кто служат императору, выглядят по-другому.

— Это точно! — поддакнул второй вигил. — Мы уже столько их видели при Коммоде! Все в золоте, вокруг два-три десятка хорошо одетых рабов.

— Времена Коммода прошли! — закричал на них Александр. — Теперь его любимчики — ничто! Я живу в Каринах. Пойдемте со мной, и я подтвержу вам, кто я.

— Не с этими же бедолагами под руку мы пойдем к тебе! — возразил первый вигил, указывая на начинающих приходить в себя варваров.

Александр зло глядел то на вигилов, то на валявшихся варваров и представил, как будет глупо, когда после долгой разлуки он заявится к Ливии с такой компанией. Он сказал вигилам, как отыскать его дом, и властно велел им тщательно разобраться в произошедшем.

Александр возвращался домой пешком, раздосадованный на себя и на подвернувшуюся так некстати драку. Ему было неприятно, что какие-то ублюдки подняли руку на человека императора, а вигилы не поверили, кто он такой. Но еще больше досаждала мысль, что сейчас он поступил не как мужчина. Вместо того, чтобы разобраться с двумя варварами самому, он солгал и обратился за помощью к вигилам. Поступил бы он так, если б все еще жил в Субурре и расписывал вазы? Нет, он, продолжая оставаться вольноотпущенником консула Пертинакса, жил, рассчитывая только на себя. Теперь же он почти физически ощущал, как имя императора окутало его самого, стало неотъемлемой частью, как тень. Вазописец Александр исчез, появился помощник императора, когда-то спасший его жизнь.

Александр добрался до своего дома в Каринах замерзший и злой. Он постучал в дверь, но открывшие ее рабы не сразу узнали нового хозяина. Ведь перед его отъездом в Паннонию они видели Александра всего один раз, а теперь он явился грязный, оборванный и с опухшим от побоев лицом и в крови. Рабы растерянно глядели на него, начиная узнавать в пришедшем вольноотпущенника императора. Эта заминка добавила Александру раздражения.

— Это я! Вы что, вздумали не пускать хозяина? С дороги, свиньи!

В вестибуле он натолкнулся на других рабов, судя по всему, ждущих кого-то. Александр подумал, что вряд ли это его новые рабы, которых приобрела Ливия. Мужчины-рабы недоуменно смотрели на вошедшего человека с властными замашками, но выглядевшего, как побитый бродяга.

Александр решительно двинулся в атриум, мельком взглянул на ларарий и совсем неблагочестиво, вместо молитвы, что-то пробубнил себе под нос. В атриуме он натолкнулся на шикарный паланкин, чьи драпировки украшали вышитые золотой нитью орлы. Мысль о том, что в его доме гости, Александру сразу не понравилась. Потому что в атриуме никого не было, он предположил — посетитель в триклинии.

Но прежде чем ринуться в триклиний, он все-таки обернулся и спросил своих рабов, кто посетитель.

— Сенатор Марк Дидий Сальвий Юлиан Север, мой господин! — ответил, поклонившись, раб.

От удивления Александр даже приоткрыл рот. Он знал о сенаторе Дидии Юлиане немного. Свое первое консульство восемнадцать лет назад Пертинакс делил именно с этим человеком. Дидий Юлиан проявил себя как хороший полководец в Маркоманских войнах Марка Аврелия, а также умело управлял Далмацией, Белгикой, Нижней Германией, отражая нападения варваров. Еще Александр знал, что этот сенатор очень знатен и богат, хотя последние годы не занимал никаких важных должностей в империи и жил частной жизнью.

Что понадобилось сенатору в доме императорского вольноотпущенника? Пока еще Александр не создал себе имени и не приобрел политического веса, чтобы перед ним заискивали благородные патриции. Удивление Александра сменилось нехорошим подозрением.

— Сенатор впервые посетил этот дом? — спросил он раба. — Я имею в виду, впервые после того, как император сделал меня хозяином здесь?

— Нет, господин, благородный Дидий Юлиан уже в третий раз оказал честь твоему дому!

Учитывая то, что все посещения проходили в отсутствие Александра, значит, сенатор приходил не к нему, а к его жене. Александр попытался взять себя в руки, пошел в свою комнату, запретив рабам сообщать Ливии о его возвращении. Он умылся, переоделся, ежесекундно стараясь справиться с нарастающим внутренним напряжением, и только полностью приведя себя в порядок, пошел в триклиний. Александр одновременно и желал, и боялся туда войти. Боялся увидеть что-то очень нехорошее. Он не сомневался в верности его любимой Ливии. Но сенатор мог наплевать на все преграды, зная, что мужа нет дома. Остановит ли Дидия Юлиана римский закон? В правление Коммода суды стали настолько продажными, что для такого богача, как Юлиан, нужное ему решение судьи не проблема.

Александр толкнул дверь и вошел. Триклиний украшали фрески с горными пейзажами, в антураже которых кентавры заигрывают с полуголыми девушками, на полу мозаика, изображающая приключения Геркулеса в саду Гесперид. Посередине комнаты, напротив небольшого фонтанчика с водой, бьющего изо рта мраморного пьяного сатира, находился низкий стол. Еды на нем было совсем немного. Пара серебряных блюд с мясом и овощами и амфора с вином. По обе стороны стола каждый на своем ложе возлежали двое — справа хозяйка дома Ливия, а напротив нее гость — сенатор Дидий Юлиан.

В тот момент, когда Александр вошел, сенатор, тихонько посмеиваясь, что-то рассказывал Ливии. Молодая девушка молча слушала его. Увидев вошедшего, она вскрикнула от радости и, кратко извинившись перед гостем, быстро поднялась навстречу мужу. Александр немного успокоенный, обнял ее и поцеловал.

Ливия оглядела лицо мужа и настороженно спросила:

— Что с тобой случилось, любимый? У тебя опухла губа и щека!

— Пустяки! — ответил Александр, крепко обнимая жену на глазах у сенатора. — Дорожные издержки.

— Прости, сенатор! — повернулась к гостю Ливия. — Я не представила тебе своего мужа и хозяина этого дома. Это Александр! А это сенатор Марк Дидий Сальвий Юлиан Север, оказавший нам честь своим посещением.

Дидию Юлиану было шестьдесят лет, однако он сохранил молодцеватый, подтянутый вид, и лишь значительная седина в волосах и холеной бороде выдавала его возраст. Сенатор поднялся, приветствуя Александра.

— Ты говоришь, Ливия, что твой муж здесь хозяин, а мне казалось, что это до сих пор дом Пертинакса! Что ж, император имеет право на щедрые подарки.

Александр понял, что сенатор решил поставить его на место — место вольноотпущенника, еще до того, как заговорит с ним. Впрочем, он и не стал говорить. Дидий Юлиан без всяких церемоний коротко попрощался с Ливией, бросил безразличный взгляд на Александра и ушел.

Ливия хотела проводить сенатора, но Александр удержал ее за край туники.

— Мы не варвары! — заметила Ливия мужу. — Гостей надо провожать.

Однако, увидев его подавленный взгляд, она не пошла вслед за Дидием Юлианом, а осталась в триклинии.

— Ты голоден, любимый? — спросила она.

— Не ел с самого раннего утра.

— Сейчас я крикну рабыням, они принесут восхитительные морские гребешки в шафрановом соусе. Их только-только должны были приготовить.

Александр сел на ложе у стола, взял кусочек говядины и стал медленно жевать.

— Видишь, милая, мы можем есть дорогую рыбу, гребешки в самом дорогом соусе, но не можем не принять сенатора, не можем не терпеть его презрения. Ну, во всяком случае, я, он же приходил к тебе, значит, тебя он привечает.

— Что ты, любимый! Я все тебе сейчас объясню. Вот, выпей вина.

— Из этой чаши пил сенатор, я не буду.

— Хорошо, давай я выпью из этой, а ты — из которой пила я.

— Нет, ты пей из своей, а я не буду.

— Почему? Давно ли мы жили среди бедняков и ждали арендной платы с наших нищих жильцов, как чуда богов? Что случилось, откуда такая необъяснимая гордость?

— Не так я представлял нашу встречу после разлуки, Ливия, — ответил Александр, отпивая глоток вина из чаши жены, которую она настойчиво ему протянула.

— Я тоже. Но что теперь поделаешь? А давай сделаем так, будто ты только что вошел в дверь, а я тебя встречу?

— Не надо этих игр, Ливия. Неслучившегося искренне не создать искусственно. Лучше расскажи честно, все как есть, почему к нам в дом приходит сенатор Дидий Юлиан?

— Ты только успокойся, любимый! Эй, несите скорее гребешки да хиосского вина!

— Хиосского? — Брови Александра удивленно поднялись.

— Раз мы едим с шафрановым соусом, почему бы нам не иметь пару амфор хиосского? — лукаво улыбнулась Ливия. — Император хоть и бережлив, но свой дом не забывает. Так вот слушай. Сенатор впервые пришел на следующий день после того, как тебя отправили к Септимию Северу в Паннонию. Пертинакс как раз только переселился во дворец на Палатине. Дидий Юлиан хотел застать здесь Пертинакса, говоря, что и не знал о переезде. Да весь Рим знал и видел эту торжественную процессию, а он не знал! Странно, правда? Когда я ему несколько раз повторила, только тогда он, разочарованный, ушел.

— Да, очень странное поведение. Ты знаешь, это походило на некое презрение, несогласие с тем, что Пертинакс стал императором. Ты не сообщила об этом императору?

— Нет, он здесь больше не появлялся, а я, если честно, даже боюсь идти во дворец без тебя.

— Обязательно пойдем, Ливия. Думаю, Дидий Юлиан предполагал, что о его посещении станет известно Пертинаксу и намеренно так себя вел. Он завидует ему! Когда он пришел во второй раз?

— Точно не помню, наверное, дней через пять после первого посещения.

— И что он хотел?

Ливия покраснела. Рабыня только что принесла морские гребешки, но Александр даже не притронулся к ним, тревожно глядя на жену.

— Дидий Юлиан пришел подарить мне золотой браслет с изумрудами.

— Ты его приняла?

— Да, я не могла сказать сенатору, что не возьму его подарок. Он сенатор, Александр!

— А ты честная римлянка, свободная женщина, не рабыня или вольноотпущенница, ты могла и не брать браслет. Разве только если он тебе понравился и тебе стало лестно, что сенатор дарит тебе такое дорогое украшение.

— Не буду скрывать, Александр, конечно, мне понравился браслет и то, что сам сенатор мне его подарил. Но ты не думай, что я дура и не понимаю — за все надо платить.

— Он хотел тебя? — прямо спросил Александр и так сжал взятый из блюда морской гребешок, что моллюск вместе с раковиной в его пальцах превратился в слизь.

— Поначалу я тоже так думала, но нет. Он говорил, что восхищается моей красотой, моим добрым характером и тому подобное, но руки не распускал. Честно, Александр! Поверь мне! Клянусь тебе!

— Я верю. Что же тогда ему было нужно?

— Не знаю. Он расспрашивал меня о моей семье, о тебе, о том, как мы стали здесь жить, но я видела, что вопросы сенатор задает без интереса, просто чтобы продолжать беседу. Он еще спрашивал, хорошо ли я знаю императора, благоволит ли он мне.

— Ага, вот оно что!

— Да, в прошлый раз беседа на том и закончилась. А сегодня он спрашивал, не тяжело ли мне вести хозяйство в таком огромном доме. Я сказала, что для этого у меня есть ученые греки-рабы, они за всем следят. Эти же самые рабы — Диоген и Андрокл — сказали мне, что Дидий Юлиан до этих посещений никогда не приходил к Пертинаксу и они не знают, посещал ли Пертинакс сенатора после их совместного консульства.

— Этих рабов я знал еще с детства, они честные люди. Еще в Сирии Диоген и Андрокл — оба отличные математики, знающие несколько языков, — чуть было не стали вольноотпущенниками за свой прекрасный труд, но они сами попросили Пертинакса оставить их у себя, так как не представляли свою жизнь без его доброго покровительства. Что ж еще спрашивал сенатор?

— Спрашивал, сколько денег уходит на содержание такого дома. Дидий Юлиан сетовал, что его вилла намного скромнее, но при этом требует больших денег.

— И что ты ему ответила?

— Ничего.

— Дидий Юлиан очень богат, он точно врет про свой дом. Что он еще говорил?

— Говорил, что у него есть несколько знакомых судей, которые всегда готовы пойти навстречу, и если мне понадобится их помощь…

— Мы под защитой императора! — возразил Александр.

— Я тоже так сказала, но сенатор напомнил, что императоры имеют свойство гневаться без причины и забывать своих верных людей. И если случится такое, он с радостью окажет мне, то есть нам, помощь. А еще сказал, что мы можем рассчитывать на его многочисленных клиентов. В случае чего они вступятся в любой спор и драку.

— Если ты говоришь, Ливия, что он не приставал к тебе, то с чего бы ему обещать помощь и делать подарки совершенно не знакомым ему людям, причем не равным ему? Наверняка он что-то просил!

— Да, в тот момент, когда ты вошел он говорил, что хотел бы знать об императоре, его делах как можно больше — факты, слухи, анекдоты. Якобы он пишет книгу о Марке Аврелии, Коммоде и современности…

— Вот оно что! — воскликнул облегченно Александр. — Теперь все стало понятно, я подозревал, но твои последние слова рассеяли все сомнения. Он просит шпионить для него, Ливия!

— Ты думаешь? — удивилась Ливия. — Но может, он действительно пишет книгу?

— Какую книгу, милая?! Нельзя быть такой доверчивой. Дидий Юлиан завидует Пертинаксу, и вполне может быть, что готовит против него заговор.

— Опять заговоры! Ты скажешь обо всем императору?

— Непременно!

— Давай больше не будем об этом, милый! Пожалуйста! Я так рада видеть тебя, но еще не могла как следует обнять тебя, поцеловать!

Александр оставил морские гребешки и хиосское вино, едва лишь пригубив его, и, сев рядом с Ливией, обнял ее.

— Я люблю тебя! — сказал он, нежно целуя жену.