Полуостров

Сергей Валериевич Яковенко, 2023

Лето, море, предвкушение отдыха с любимой супругой и… Всё переворачивается с ног на голову после встречи со старым знакомым. Теперь впереди – таинственные сокровища, приключения, предательство и борьба за выживание.

Полуостров

Глава 1. Дурдом.

Весь родительский дом с самого утра стоял на ушах. До отправления Симферопольского поезда оставалось не более часа. Все суетились. Оля, которая еще совсем недавно казалась воплощением спокойствия и собранности, теперь напоминала шизоидную неврастеничку с растрепанными волосами и раскрасневшимся лицом. Она без конца бегала из комнаты в комнату, не прекращая задавать нелепые вопросы, ответы на которые прекрасно знала сама:

— Сереж, куда ты деньги положил?

— Во внутренний карман. Ты же сама говорила…

— Проверь!

— Да что проверять-то? Я их только что туда сунул.

— Ну, проверь на всякий случай. Тебе трудно, что ли?

Я сунул руку за пазуху и демонстративно извлек кожаный бумажник. Оля даже не взглянула, пробежав мимо с криком:

— Мама! Вы Вове химию разную не покупайте, пожалуйста! У него аллергия на красители! Мама? — супруга выскочила из дому во двор и, внезапно, стало тихо. Впервые за день.

Я рухнул на диван. Ноги гудели от усталости. Голова пухла от постоянных попыток вспомнить, что же мы, все-таки, забыли взять? У входной двери возвышалась внушительная гора из рюкзаков, карематов и спальников. Две пары новеньких аквалангов стояли чуть в сторонке. Как мы все это тащить будем? Входная дверь распахнулась и в дом — язык не поворачивается сказать «вошла» — мама. Она ураганом пронеслась на кухню и зазвенела посудой.

— Я вам с собой картошечки тепленькой в полотенце замотала. А тетя Эмма котлеток принесла. В поезде покушаете. И яичек отварила. Слышал?

— Да.

— А соль вы взяли?

— Да, мама, взяли, — чувствуя, что силы окончательно покидают, пробубнил я.

Вошел отец и с понимающей улыбкой посмотрел на меня. Я улыбнулся в ответ.

— Суетливые наши бабы, да? — спросил он, устраиваясь рядом, — Присел на дорожку?

— Угу, — кивнул я.

— А с Игорем вы где встречаетесь?

— На вокзале. Он отзвонился. Полчаса уже, как на месте ждет. Это мы тут копошимся…

В дом впорхнула Оля и с ходу, жалобным голосом залепетала:

— Сереж, я не помню, куда билеты положила, — она принялась быстро шарить в карманах рюкзака, — Блин, мы на поезд не успеем. Где такси вообще? А! Черт! Ноготь сломала! Найди билеты, а?

Зазвонил мобильник. Снова открылась дверь и на пороге появилась Анечка, наша младшенькая. Она с радостным визгом пробежала через прихожую и скрылась в спальне, а через мгновение вернулась с оттопыренной нижней губой, явно намереваясь расплакаться. Бабушка, как раз вышедшая из кухни, всплеснула руками:

— Что случилась, моя рыба золотая?

— Коля потерялся, — срываясь на рыдания, протянула малышка и по ее щекам обильно потекли слезы.

Бабушка тут же принялась убеждать молодого потомка в том, что Коля обязательно найдется, но уговоры не действовали. Теперь по дому, помимо Ольгиных причитаний, бабушкиных увещеваний и трели мобильника, разносился еще и звонкий детский плач. Звонили из такси и сообщали, что машина подана и просили поторопиться.

— Па-пааааа! — плакала Аня, протягивая маленькие ручонки.

— О господи! — обхватив голову руками и закатывая глаза к потолку, протянула Оля, — Где эти билеты!?

— Пааа-пааа, Коля убежа-а-л!

Я подхватил одной рукой чадушко, а другой старался прижать телефон к уху. Получалось плохо. Диспетчер такси что-то долго говорила, но крик дочери заглушал любые другие звуки. Я что-то коротко буркнул в трубку и нажал «отбой».

— Сережа, — включилась во всеобщий хаос мама, — Оля билеты не может найти. Куда она их положила?

— Да мне-то откуда знать? — морщась от боли в ухе и стараясь перекричать Аню, вспылил я.

Отец пришел на подмогу и взял ребенка к себе на руки.

— Оля, я вам картошечки тепленькой завернула и котлетки тетя Эмма передала…

— Он в аквариуме сидел, а потом я его спать положила, и гулять пошла! — продолжала нараспев кричать Аня, — А теперь его нету-у-у!

— Куда положила? — удивленно уставился на нее дедушка.

— На кровать положила-а-а! А он проснулся и убежал! Коля-я-я!

Снова зазвонил мобильный.

— Алло?

— Такси ожидает. Выходите, пожалуйста. Стоимость поездки составит…

— Да выходим мы! — не выдержав творящегося дурдома, выпалил я и на другом конце умолкли.

— Мама-а-а! — дочь переключилась на Олю, — Найди Колю-ю-ю!

— Да найдите вы уже кто-нибудь этого хомяка! Я билеты ищу! — сорвавшись на крик, вспылила супруга, от чего Аня еще громче заплакала.

И тут дедушка, не придумав ничего лучше, начал петь. На фоне творящегося хаоса выглядело это так, будто у человека случилась истерика или он просто сошел с ума. Песня была подходящей. Под аккомпанемент детского крика и непрекращающихся причитаний двух женщин, снующих из комнаты в комнату, звучало легендарное музыкальное произведение о Щорсе и о его дивизии, которая шла вперед.

— По долинам и по взгорьям, шла дивизия вперед, чтобы с боем взять Приморье — Белой армии оплот!!! — горланил заботливый дедушка, но внучка не обращала внимания на его старания и продолжала сквозь слезы звать хомяка Колю, который так некстати куда-то запропастился.

Я взвыл, подхватил один из рюкзаков и выскочил во двор, где был встречен скачущим на одной ноге Вовкой — нашим старшим сыном. Месяц назад ему исполнилось девять.

— Пап, я тут ногу гвоздем пробил! Но мне не больно…

— Да ели-пали, блин! — чувствуя, что впадаю в истерику, я бросил рюкзак на траву и обхватил руками голову.

Вовка, с удивлением посмотрев на меня, проскакал мимо и скрылся в доме. До отправления поезда оставалось совсем мало времени, и я принялся торопливо грузить вещи в багажник. Билеты чудесным образом нашлись у Оли в сумочке. Хомяк Коля так и не нашелся. Вся семья высыпала за двор и, после традиционных расцеловываний и напутствий, мы с супругой все же отчалили от отчего дома, оставляя детвору на попечение бабушке с дедушкой. Впереди ждали две недели южного солнца, Крымских гор и теплого Черного моря. Я облегченно вздохнул, устало откинулся на спинку автомобильного кресла и закрыл глаза, но вдруг услышал тихие всхлипывания Оли. Мне не нужно было даже спрашивать о причине этих слез. У самого комок стоял в горле, когда смотрел на провожающих нас детей. Чувствовалось в этом какое-то откровенное предательство. Я взял жену за руку и тихо сказал:

— Не плачь. В следующем году обязательно съездим с малышней в какой-нибудь пансионат, или, в крайнем случае, квартиру снимем. Рано им еще дикарями отдыхать.

— Могли хотя бы Вовку взять.

— Да ему в деревне в сто раз лучше будет. Тут у него друзей полно, весело. А там что? Будет слоняться по берегу… Он же сам не хотел с нами ехать!

— Не хотел, — согласилась Оля и перестала всхлипывать, прислонившись лицом к моему плечу.

До отправления поезда оставалось не больше получаса. Я попросил таксиста прибавить ходу. Тот недовольно вздохнул, но, после дополнительной материальной мотивации, взбодрился и тихо буркнул:

— Прибавить, так прибавить…

Глава 2. Виталик.

Привокзальная площадь встретила духотой раскаленного асфальта, выхлопными газами снующих автомобилей и златозубой цыганкой, настойчиво предлагающей за сравнительно небольшую плату поведать обо всех радостях и горестях, ожидающих нас впереди. Я, стараясь не обращать внимания на скрипучий голос тетки, торопливо подал Оле ее рюкзак, взгромоздил на спину свой, себе на грудь повесил один акваланг, взял в руку второй и почувствовал, как подошва кроссовок медленно увязает в плавящемся дорожном покрытии. Попробовал сделать шаг. Колени затряслись. Лоб покрылся испариной.

— Может, вдвоем понесем? — сочувствующе спросила Оля, указывая на аппарат в руке.

— Да нормально все! — как можно более бодрым голосом заявил я, сдерживаясь, чтобы не закряхтеть от напряжения, — Тут пройти-то метров двести, не больше.

— Ай, красивый, какая жена у тебя! Добрая, заботливая! — нараспев нахваливала назойливая цыганка, — Золото, а не жена! Много не возьму, красивый! Сколько не жалко дай — достаточно будет! За то знать будешь много. Опасность рядом с тобой вижу. Остановись! Минуту дай — расскажу все!

Я бросил на нее раздраженный взгляд и та на миг стушевалась. Но едва мы отошли на несколько шагов, как голос с акцентом снова заскрипел рядом:

— Не веришь мне, красивый! Зря не веришь. Помочь хочу!

Оля шагала чуть впереди, старательно не обращая внимания на происходящее. По всему было понятно, что она раздражена не меньше моего, но отвлекаться, чтобы отшить настойчивую женщину, времени совсем не было. Поезд отправлялся через семь минут, и мы сосредоточили все силы на финальный рывок.

— Ай, ладно! Бесплатно расскажу! — она все время шла рядом, стараясь заглянуть мне в лицо и путаясь ногами в длинной юбке, — Слушай меня, красивый: не надо тебе ехать! И жене твоей не надо. Беда будет. Деньги большие будут, золото будет, но зло в них. Слышишь? Беда с ними к вам придет. Не бери! Не гонись за богатством!

Я остановился, переводя дыхание, еще раз раздраженно взглянул на цыганку и уже чуть не сказал в ответ «пару ласковых», но она опередила:

— Друг твой погнался и где он сейчас?

Подготовленная «пара ласковых» застряла в горле. Я замер и, все еще тяжело дыша, смотрел на гадалку. Она тоже примолкла, заискивающе изучая мою реакцию и, по всей видимости, поняла, что попала в точку.

— Ты о себе не думаешь — о детях подумай, красивый, — переменив тон на более спокойный и даже какой-то доброжелательный, продолжала вокзальная «златозубка», — Жена твоя мудрая. Если меня не послушаешь, дальше только ее слушай.

Я стоял перед цыганкой, испытывая смесь негодования, стыда и интереса. Стыдно было за то, что я — взрослый, образованный человек — банально поддаюсь на стандартный вокзальный развод. А интересно было от того, что эта весьма странная особа каким-то загадочным образом угадала о событиях десятилетней давности. Тогда я потерял своего лучшего друга Вовку. Он погиб по собственной глупости, ввязавшись в очень грязную историю с заказными убийствами и чужими деньгами. Большими деньгами. По счастливому стечению обстоятельств мы с Олей остались живы, хотя и были на волоске от смерти. Вовка умер практически у нас на руках. Воспоминания прокатились холодной волной по спине, и мне сильно захотелось пить.

— Иди, красивый, а то жена твоя расстроится. Чистая душа у нее, добрая. А денег не надо. Вернешься — сам захочешь дать. Здесь меня найдешь. Рамона я.

Она резко развернулась, от чего ее длинная юбка раздалась вширь, и быстрым шагом пошла к автомобильной стоянке, на которой, как всегда, суетились таксисты и их пассажиры.

— Сережа! Ты нормальный вообще? Мы на поезд опоздаем! — Оля стояла чуть впереди, гневно уперев руки в бока.

Я снова подхватил тяжелый акваланг и заковылял к вокзалу. На душе стало гадко. Мысленно выругал себя за то, что обратил внимание на такую откровенную чепуху. Даже плюнул в сердцах. Оля заметила перемену моего настроения и, стараясь идти не отставая, поинтересовалась:

— Чего ты на нее вообще внимание обращал? Еще скажи, что денег дал!

— Да не давал я ничего! Просто передохнуть остановился. Наговорила какой-то хрени несусветной, блин. Все настроение испоганила.

— Ой! Я тебя прошу, Сереж! — с улыбкой и наигранной иронией в голосе сказала Оля, — Нашел из-за чего расстраиваться! У нас отпуск начинается, завтра в море плавать будем, а ты на каких-то мошенницах зацикливаешься. Какая у нас платформа?

Мы подбежали к поезду в самый последний момент. Проводница что-то недовольно фыркнула, но, все же, великодушно откинула лестницу и позволила войти в тамбур. Там нас уже ждал взволнованный Игорь — высокий, худощавый, интеллигентного вида мужик, с которым я как-то познакомился на одном из интернет-форумов, посвященном дайвингу.

Вот уже пять лет я увлекался подводным плаваньем, посвящая этому занятию непозволительно много свободного времени, не говоря уже о количестве потраченных денег на дорогостоящее оборудование и постоянные поездки. За эти годы сколотилась небольшая, дружная компания, состоящая из совершенно разных людей, но увлеченных одним общим делом. Игорь был одним из таких людей. Ежегодно организовывались совместные выезды в Крым. Мы разбивали палаточные лагеря на берегу моря и наслаждались отдыхом вдали от цивилизации, с ее осточертевшей суетой. Однако в этом году, как назло, почти у всех возникли какие-то неотложные дела, пожертвовать которыми, ради традиционной поездки, решились не все. Точнее будет сказать, что пожертвовали только мы с Олей и, собственно, Игорь. Да и он-то согласился поехать только потому, что недавно от него жена ушла, и все неотложные дела как-то в один момент рухнули, став незначительными.

Немного посокрушавшись по поводу нашего с Олей опоздания, он легко подхватил оба акваланга и двинулся по узкому коридору вагона к купе. Подойдя к двери, Игорь деликатно постучал. Послышалось: «Открыто!»

Мы вошли. Три полки были свободными. Одну верхнюю занимал крупный мужчина средних лет, возлегающий в одних лишь семейных трусах и читающий какую-то до пошлости желтопрессную газету. Увидев нас, он слегка засуетился, отложил в сторону чтиво, и приподнялся на локте, явно проявляя интерес к попутчикам. Затем громко поздоровался и, не дожидаясь ответного приветствия, представился:

— Виталик.

Мы не сразу его поняли, а я даже обернулся назад, рассчитывая увидеть там Виталика, к которому, по моему мнению, мужчина обращался. Но там никого не оказалось. Снова посмотрев на мужчину, увидел на его лице приветливую улыбку. Он протянул ладонь для рукопожатия. Я ответил ему и тоже представился:

— Сергей. А это Оля.

— Игорь, — пожимая руку Виталику, сказал мой товарищ.

Когда со скоропостижным знакомством было покончено, мы принялись раскладывать багаж по полкам. Поезд тронулся. Мужика заинтересовали акваланги и он, не скрывая восхищения, спросил:

— Так вы что, эти, что ли? — многозначительно покрутил пальцем в воздухе, — Ну, эти… водолазы, короче?

— Ага, — коротко ответил я, совсем не имея расположения к задушевным беседам. Тем более с незнакомым человеком. Сказывалась и усталость, накопленная за день сборов и паршивое настроение, испорченное цыганкой Рамоной. Хотелось поскорее лечь на свою полку и забыться глубоким сном, чтобы утром проснуться в волшебном мире южного полуострова и начать, наконец, долгожданный отдых. Но Виталик, видимо, был расположен иначе. Он дождался, когда мы рассядемся на нижних полках, затем суетливо, как-то неуклюже спустился вниз, и предстал перед нами во всей красе полураздетого, грузного тела в семейных трусах розового цвета. Он широко улыбнулся, приподнял массивные плечи и у самого лица часто потер друг о дружку ладони. В этот момент он был похож на какого-нибудь мультяшного «злого гения», задумавшего очередную пакость против человечества.

— Ну, что? За знакомство по чуть-чуть?

— О нет, спасибо! Я — пас! — тут же запротестовал я, догадываясь, чем может обернуться такая поездка.

Но «злой гений» Виталик не обратил на это абсолютно никакого внимания. Он быстро спустил с багажной полки свой рюкзак, немного покопошился в нем и извлек на столик бутылку водки.

— С вас закуска, граждане! — безапелляционно заявил он, и сразу добавил, — Возражения не принимаются! У меня покушать нечего. Буду есть вашу еду. Могу и с вами поделиться, если хотите. Вы же не позволите помереть с голоду, правда?

Он жалобно посмотрел на Олю. Та сконфуженно улыбнулась, посмотрела на меня, видимо, ища поддержки, и пожала плечами. Игорь деликатно молчал, наблюдая за происходящим с серьезным лицом, лишь изредка пошевеливая пучком нелепых черных усов под носом. Виталик напоминал нашкодившего ребенка, натянуто улыбающегося и словно говорящего: «Ну, чего вы все? Ну, я же так… пошалить просто». Карлсон, блин!

— Я буду устрицы, — продолжал чудить здоровяк, — Но если нет устриц, то могу и картошку в мундире. Только не говорите, что у вас нет картошки в мундире. В поездах все ее едят.

Оля, до этого сидевшая с глупой улыбкой и удивленными глазами, не выдержала и тихонько прыснула смехом. Видимо, экстравагантное поведение Виталика ее нисколько не раздражало, а даже наоборот, веселило. Она в очередной раз вопросительно взглянула на меня, снова пожала плечами и встала.

— Ну, давайте тогда продукты достанем, что ли? — подытожила она, а я обреченно вздохнул и полез рыться в рюкзаке, отыскивая мамину картошку и «котлетки тети Эммы».

Нащупав среди вещей и спальников какой-то пакет, я потянул его на себя, но вдруг, почувствовав резкую боль в пальце, испуганно вскрикнул и выдернул руку. Оля вскочила.

— Ты чего?

Три пары глаз испуганно смотрели на меня. Я же с опаской разглядывал внутренности своего рюкзака. Из его темноты на меня смотрела еще одна пара глаз. А между ними пульсировал маленький розовый нос. Коля ехал на море.

Глава 3. Николай.

Нет, вы не подумайте, я очень люблю животных. Всяких там собачек, кошечек, лошадок. И хомяков тоже люблю! Но в тот момент… как бы это потактичнее сказать? В-общем, я не обрадовался Коле. Ну, в самом деле! Мы едем на море, в отпуск, отдыхать дикарями. Можно сказать, настроились на две недели беспечности, и тут — нате вам! Хомяк! Как с ним отдыхать?

Все молчали. Я скорчил жалобную мину и посмотрел на Олю. У нее был какой-то виноватый вид. Мне даже на миг показалось, что зверек очутился в рюкзаке не случайно. Игорь зашевелил усами. Создавалось впечатление, что он устанавливает невидимую связь с новоявленным членом нашей экспедиции, передавая условные сигналы Коле в ответ на шевеления розового носа. У Виталика дергался глаз.

— Стесняюсь спросить, — нарушил тишину Виталик, — А зачем вы животное в рюкзаке держите?

— А это вы у Коли и спросите, — раздраженно ответил я.

Он непонимающе посмотрел на меня, затем перевел удивленный взгляд на Игоря. Усы замерли, а Игорь отрицательно покачал головой и сказал:

— Я Игорь.

— А кто Коля?

— Не я, — спокойно ответила Оля.

— Он! — укоризненно глядя в рюкзак, успокоил я Виталика.

— Он — Коля? — зачем-то переспросил мужик в розовых трусах.

— Точно! — заверил его я, — Николай!

Виталик привстал, осторожно поднес сосредоточенное лицо к моему рюкзаку, и если бы Коля был Штирлицем, а Виталик — его женой, то непременно заиграла бы известная всем мелодия из шедеврального советского кино. Еще тогда я заметил, как между этими двумя мужчинами проскочила едва заметная искра полнейшего взаимопонимания. Мужчина в трусах поднес широкую ладонь к мужчине в рюкзаке, а тот, вместо того, чтобы откусить ему палец по-локоть, не раздумывая, вскарабкался на нее и мирно уселся!

— Ого! — Оля не поверила глазам. Я тоже не поверил и удивленно хмыкнул.

Дело в том, что Коля был весьма свободолюбивым и независимым хомяком. А еще — однолюбом. Никто, кроме Анечки, не мог себе позволить взять в руки пушистый комочек ненависти. Ее он никогда не кусал, но всякий, кто пытался проделать это без ее активного участия, получал достойный урок и повторной попытки уже не предпринимал никогда. Виталик же оказался вторым человеком в мировой истории, который осмелился добровольно приблизиться к Николаю на опасное расстояние и не пострадал от собственной беспечности. Я чуть не зааплодировал смельчаку, таким сильным было мое изумление. Оля заметно повеселела и принялась звонить свекрови, чтобы сообщить новость и успокоить Аню на сон грядущий.

Открылась дверь купе. За спиной Виталика, стоявшего как раз у прохода, возникла плотная женская фигура в синей форме с красным галстуком и каменным лицом.

— Билеты приготовили, — приказала проводница громким, механическим голосом с интонацией, соответствующей ее строгому виду. Все засуетились. Виталик засуетился особенно. Он топтался на месте, никак не решаясь через какое плечо развернуться в тесном проходе, и торопливо пытался пристроить маленького, злобного Колю сначала мне, затем Оле. Я отпрянул и спрятал обе руки за спину, Оля тоже отрицательно затрясла головой и даже отсела подальше к окну, тихонько бормоча:

— Не-не-не…

Ничего не понимающий здоровяк сделал резкий разворот вокруг своей оси, протянул Колю проводнице и очень буднично произнес:

— Подержите, пожалуйста, а то убежит.

Проводница упала на пол, от чего по вагону разнесся гулкий, глухой звук: «Бум!» Первым отреагировал Игорь. Он вскочил с места, и принялся суетиться вокруг бессознательного тела в синей форме. Двери соседних купе поочередно открывались и на происходящее с интересом пялились зеваки, услышавшие шум. Один участливый гражданин даже посокрушался по поводу того, что теперь будет некому принести заказанный им чай. Игорь неистово хлопал ладонями по бледным щекам проводницы и периодически пытался нащупать пульс у нее на шее, а когда понял, что попытки привести женщину в чувства не дают желаемого результата, вдруг склонился над ней и… Поцеловал!?

— Игорек, ты чего?! — меня разобрал истерический смех, — Хоть познакомься для начала с тетей!

Но тому, видимо, было не до смеха. Наш товарищ принялся старательно делать искусственное дыхание «рот в рот», а после нескольких выдохов, даже успел дважды нажать ладонями на внушительного размера грудь проводницы. Та громко вскрикнула и со всего маху двинула кулаком в усатое лицо. Игорь вскрикнул и, держась за глаз, отбежал на безопасное расстояние. Виталик сидел в купе и кормил Колю сухариком.

Пили долго и много. Виталик дважды выбегал на каких-то станциях, и, за считанные минуты стоянки поезда, успевал волшебным образом добывать очередные порции алкоголя, которые употреблялись нами с завидным желанием и скоростью. Коля, утомленный поездкой, спал в принесенной проводницей обувной коробке. Сама же проводница тоже мирно спала, но не в коробке, а у Игоря на плече, и громко похрапывала. Игорь же, весьма довольный своим сегодняшним подвигом, сидел с видом победителя, и освещал уютное купе сочным фингалом под левым глазом. Он улыбался вот уже несколько часов кряду, заботливо обнимая грузное тело железнодорожницы.

— Так вот, раскапываю я, значит, этот погреб, а из-за спины мне соседка, тихо так: «А что это ты, Виталик, там делаешь?» А я такой оборачиваюсь к ней, весь грязью перепачканный, запыхавшийся, возбужденный, рожа красная! Оборачиваюсь и говорю: «Труп закапываю, тетя Маша!» Ну, она и ушла. Это я уже потом понял, что она ментам звонить побежала. Знала соседка, что я тещу свою на дух не переношу, вот и подумала, что грохнул вторую маму, а теперь вот труп за погребом прячу. Ну, а тогда даже мысли не возникло… Нет, ну я же клад искал, бляха-муха! Фамильные драгоценности! Азарт был такой, как будто самолет в лотерею вот-вот выиграю! Короче, выкопал я, в итоге, лист ржавого железа, откинул в сторону. Беру металлоискатель, и давай им в том же месте размахивать, а он гад молчит! Оказалось, что ржавчина пищит, как цветной металл. Но я же не знал тогда! Думаю, где еще золото может быть? На чердаке! Лезу на чердак, облазил все вокруг — нифига! Пусто! Но бабулька-то не могла соврать! Я же внук, как ни как! Думаю: «Где-то клад точно есть!» Беру кувалду и начинаю громить дымоход. Вокруг пыль, сажа, паутина! Романтика, короче. И тут слышу — во дворе голоса мужские! Глядь, а это менты рыщут, как у себя дома. Слезаю с чердака и тут такое началось! Я же с кувалдой к ним вышел…

Мы всю ночь напролет с удовольствием слушали бесконечные кладоискательские байки Виталика, смеялись, пили, снова слушали, снова смеялись. Он оказался довольно забавным, увлеченным и добродушным человеком, а его смешные рассказы чудесным образом сняли напряжение, скопившееся за весь предшествующий день.

За окном поезда неслась душистой прохладой южная летняя ночь. А мне снова вспомнился Вовка, и наши совместные поиски старинного клада.

Глава 4. «ТТ».

Утренний подъем оказался пыткой. В купе постучали, не дожидаясь разрешения, распахнули дверь и опухшее лицо проводницы загробным, хриплым голосом сообщило:

— Симферополь.

Я с трудом оторвал голову от подушки и попытался сфокусировать непослушное зрение на вещающей женщине. Та продолжала стоять, глядя прямо перед собой и медленно моргая. По всему было видно, что она до сих пор пьяна. Героическая, все-таки, профессия!

— В… В… Встаем! — с третьей попытки выговорила она, но на этот раз голос уже звучал значительно бодрее и громче, словно призыв идти в атаку.

Икнув на прощанье, наша собутыльница проследовала дальше по коридору. Зашевелилась Оля, Игорь замычал сверху, и только Виталик не подавал никаких признаков жизни. Его полка располагалась над моей, поэтому отсутствие нашего попутчика удалось обнаружить лишь поднявшись на ноги. Виталика в купе не было, хотя его рюкзак был на месте. Решив, что Колин друг просто вышел в туалет, мы принялись собираться, а полчаса спустя, когда за окном стали проплывать первые признаки железнодорожной станции, заволновались.

— Кто-нибудь что-нибудь помнит? — с надеждой спросил я, — Оль, ты же не пила почти.

— Да я уснула рано. Ты что, совсем ничего не помнишь?

— Неа, — честно признался я, — Ну, и где теперь его искать? Может в ресторане? Вагон-ресторан тут есть?

— Пойду у проводницы спрошу, — буркнул Игорь и вышел.

Поезд начал медленно сбавлять ход. Приготовив багаж, мы с женой уселись друг против друга и затихли в напряженном ожидании. Вдруг она встрепенулась, словно вспомнив что-то важное, и даже немного привстала, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Да не нервничай ты так, — отрешенно пробубнил я, не придавая значения исчезновению ночного попутчика, — Уснул в ресторане… Найдется ваш Виталик.

— Хрен с ним с Виталиком! — в ее голосе зазвучали истерические нотки, — Коля где?

Я осмотрелся в поисках обувной коробки и тяжело вздохнул. Моя надежда на то, что новый день принесет долгожданный покой и радость от заслуженного отдыха, рухнула в один миг. Хомяк тоже пропал.

— Может его Виталик с собой взял? — предположил я, — Пьют где-нибудь вместе.

Поезд пару раз конвульсивно дернулся и остановился, посторонние звуки стихли. В коридоре вагона стала слышна суета и топот ног. Пассажиры стройной шеренгой шли к выходу, то и дело, ударяя тяжелыми чемоданами по двери нашего купе.

Мы перерыли все. Пришлось снова раскрывать рюкзаки, заглядывать под нижние полки и осматривать верхние. Когда варианты кончились, Оля уставилась на рюкзак Виталика. Догадываясь, о чем она думает, я даже тихо хихикнул. Но жене, видимо, уже было не до смеха. Она деловито скомандовала спустить его на пол, уперла руки в бока и дунула на непослушный локон, упавший на глаза.

— Да ладно! Ты что серьезно, что ли? — продолжал сомневаться я, — Ты думаешь, Виталик у нас хомяка спер?

— Доставай, доставай! Он мне сразу не понравился. Наглый такой, главное! Еду вашу, видите ли, есть буду… Весельчак, блин… Шутки-прибаутки весь вечер распылял.

— Оль, ты послушай себя! — смех разбирал меня все сильнее, — Это хомяк! Не деньги, не телефоны… Хомяк! Кому он нужен вообще?

— Деньги! — в очередной раз всполошилась супруга и бросилась к своей сумочке, — Ты деньги проверял? Карманы проверь!

Я честно вывернул карманы. Все было на месте. И деньги, и телефон.

— Да не суетись ты. Давай лучше выбираться, а то еще обратно поедем.

— Боже, Сереж, что мы Ане скажем? — казалось она сейчас расплачется, — Теперь еще и Игорь куда-то пропал.

Я распахнул дверь и выглянул в пустой коридор вагона. Похоже, мы с Олей оставались последними пассажирами. Вещей было много, и за один раз все вынести не удалось бы, поэтому пришлось идти на поиски Игоря. Подойдя к купе проводницы, тихонько постучал, но, не дождавшись ответа, заглянул внутрь. Та мирно спала, лежа лицом на столике и громко похрапывая.

— Простите! — как можно громче позвал я.

Проводница перестала храпеть, затем еще разок хрюкнула и, медленно приподняв неопохмеленную голову, мутно воззрилась на меня.

— Чая нет! — прохрипела она, и собралась снова прилечь на столик, но я каким-то чудесным образом смог подобрать правильные слова, чтобы героиня железнодорожного труда вскочила на ноги и, суетливо разглаживая ладонями мятую юбку, принялась внимать. Всего три слова, но за то какой эффект!

— У нас «ЧП».

— Какое «ЧП»?

— Человек пропал. Вещи есть, а человека нет.

— Какой человек?

— С нами в одном купе ехал. Хомяком вас напугал. Животное, кстати, тоже пропало. Там на верхней полке рюкзак его остался.

— А, это тот, который за водкой бегал? — видимо, начиная что-то вспоминать, почесала затылок проводница, — Так он с хомяком в Джанкое за пивом пошел. А мы с Игорем, — тут она как-то загадочно улыбнулась и украдкой поправила кудрявый локон, заправив его за ухо, — Мы с Игорем пошли ко мне чай пить. Я этого больше не и видела.

— Кого? Игоря?

— Нет. Игоря видела, — проводница снова улыбнулась и даже слегка покраснела, — Толстого не видела. Он, кажись, так и не вернулся.

В тамбуре громыхнула дверь. Вернулся Игорь, сказал, что оббежал весь состав, Виталика нигде не нашел, и с чистой совестью предложил выгружаться на перрон.

— Ну, в самом деле, няньки мы ему, что ли? — причитал любитель железнодорожных романов, — Нефиг было выбегать на каждой станции.

Мы с Олей спустились на разогретый утренним солнцем перрон. Игорь же ненадолго задержался внутри, о чем-то тихо воркуя с проводницей, и пока я рылся в телефоне, отыскивая в интернете расписание симферопольских автобусов, он успел вынести из вагона два рюкзака — один свой, а другой Виталика. Когда я опомнился, было уже поздно. Дверь вагона захлопнулась, состав громыхнул, тронулся, а опухшее, но радостное лицо проводницы уже посылало в сторону героя-любовника благодарственные воздушные поцелуи.

— Ты че делаешь, Игорек, — возмущенно воскликнул я, — Ты нафига чужой баул с собой тащишь?

— Да нормально все! — отмахнулся он от моих нападок, заворожено глядя вслед уходящему составу, а когда заветное окошко скрылось из виду, обернулся ко мне и принялся виновато оправдываться, — Ну, попросила она меня в ментовку его сдать. Как я даме откажу? Ты видел ее лицо? Она же еле живая после вчерашнего. Сейчас на вокзале в отделение сдадим и все. Тут делов-то на пять минут. Вы пока кофейку дерните где-нибудь. А? — Он умоляюще посмотрел на Олю, ища поддержки, но та только безучастно махнула рукой и отвернулась в сторону. Я же беспомощно пожал плечами и воодушевленный Игорь, подхватив рюкзаки, быстрым шагом засеменил к зданию вокзала.

Не знаю, как сложилась бы наша дальнейшая поездка, и сложилась ли вообще, если бы в последний момент я не окликнул товарища и не попросил остановиться. Он обернулся и, увидев, что я его догоняю, опустил рюкзаки на перрон.

— Слушай, а что ты в милиции скажешь? — подойдя ближе, спросил я.

— Как что? Скажу, как есть, — не понимая, к чему я клоню, ответил Игорь.

— Ну, так получается, ты свою зазнобушку подставишь. Она-то должна была все сделать по инструкции. Ну, там, я не знаю… акт составить или еще что-то. Я в этих делах не разбираюсь. А так выходит, что ты этот рюкзак украл. Вступил с проводницей в сговор и присвоил чужое имущество.

— Да как это присвоил? — возмутился Игорь, — Украл и тут же в милицию принес, что ли?

— Ну, да! И ты рассчитываешь, что в милиции тебе поверят, что ты оттуда ничего не взял? Им только повод дай!

Игорь задумался, почесал репу и стал нервно кусать нижнюю губу, от чего косматые усы зашевелились. Меня же несло все дальше:

— А если там наркота? Или еще чего-нибудь повеселее? Тогда что?

Он перестал жевать губу и замер, уставившись на меня. Я развел руки в стороны и натянуто улыбнулся. Мол: «Дошло, во что можно вляпаться?» Игорь вздохнул, как-то снисходительно на меня глянул и принялся развязывать рюкзак Виталика, тихо буркнув под нос:

— Паникер ты, Серый.

Внутри, помимо одежды и прочих походных вещей, лежали металлоискатель, саперная лопата и пистолет «ТТ». Мы торопливо упаковали все обратно, уселись сверху и синхронно плюнули. Игорь тихо ругнулся и закурил. Оля, внимательно наблюдавшая за нами издалека, тоже заметно занервничала.

Глава 5. Пушкин.

— Вот тебе в ментовке обрадовались бы, Игорек. Как родного приняли бы! Так приняли, что до моря лет через несколько добрался бы. И то — до северного.

В ответ он только недовольно скривился, пыхнул сигаретой и тяжело вздохнул.

— Что теперь делать-то? — докурив и опасливо оглянувшись по сторонам спросил Игорь, — С рюкзаком этим.

— Может в боковых карманах документы какие-нибудь поискать? — предложила Оля, — Паспорт, например. Там прописка должна быть. Отправим рюкзак почтой на этот адрес и все…

Я сперва даже воспринял эту мысль, как единственно здравую. К тому же собственная голова от ночных возлияний работать отказывалась наотрез. После недолгих поисков, паспорт на имя Пушкина Виталия Алексеевича был благополучно найден, пролистан от корки до корки, и, среди различных штампов-отметок, определен адрес прописки его владельца. Также в рюкзаке оказался бумажник с парой кредиток, небольшой суммой наличных и фотографией кудрявой женщины в преклонном возрасте. Мобильного телефона не было и мы решили, что Виталик взял его с собой. Тем лучше. По крайней мере, так у него была возможность связаться с родственниками или еще с кем-нибудь.

Представив, в каком положении оказался наш ночной горе-попутчик, я вдруг проникся к нему искренним сочувствием, и даже испытал некую долю вины перед этим человеком за то, что мы так напились, не заметив его внезапной пропажи. А ведь на его месте мог оказаться любой! Но Виталик героически оберегал нас от подобных неприятностей, самозабвенно выпрыгивая из поезда при каждой удобной возможности и ныряя в пучину вокзальных страстей в поисках очередной порции «зеленого змия». Почему-то даже вспомнился яркий момент из «Бриллиантовой руки», когда герой Никулина — Семен Горбунков — воскликнул в подворотне: «На его месте должен быть я!», а милиционер ему из темноты: «Напьешься — будешь».

— Может нам все-таки стоит вернуться в Джанкой? Все-таки человек отстал от поезда, без денег, без документов, в одних трусах…

— Ну, он в шортах вроде был, — возразила мне Оля.

Я снисходительно посмотрел на нее, она виновато пожала плечами и согласно кивнула головой:

— Ну, да, на трусы похожи… Но они с веревочками были, значит шорты!

Я продолжал смотреть на нее, изо всех сил стараясь изобразить на лице иронию. Оля сдалась и добавила:

— Ну, ладно! Больше на трусы похожи, конечно… — затем на мгновение притихла, хитро глядя на меня, и, вдруг, затараторила, — Ну, да! Мы сейчас все бросим и в Джанкой поедем! Да? Сереж, у него в рюкзаке оружие! Мало ли кто такой этот Пушкин и что это за пистолет вообще. Может он им человека убил!

— Правнука Дантеса завалил?

— Мне, знаешь ли, на всю жизнь хватило приключений со стрельбой и бандитами. Больше я в подобные истории ввязываться не намерена и тебе не позволю. У нас с тобой дети, между прочим, а ты в благородство играешь. Иди, Игорь, на почту, а мы билеты на автобус пока купим.

Довольная собой от удачно произнесенной речи, Оля удовлетворенно хмыкнула, приподняла свой рюкзак и потащила к выходу, давая понять, что разговор окончен, и никакие апелляции более не принимаются.

— Блин… Неудобно как-то получается перед человеком, — задумчиво пробубнил я, все еще представляя, как растерянный, полуголый человек с хомячком в руках бродит по вокзалу, прося милостыню у прохожих и искренне рассказывая окружающим заезженную историю о том, как он отстал от поезда. Но мои размышления прервал Игорь:

— Ну, чего ты завелся? «Не удобно, не удобно!» Кто ему виноват, что напился до чертиков? Это ему, а не тебе, все время мало было. Как вообще можно столько пить? Я не понимаю! Ты его спаивал? Нет! За водкой посылал? Тоже нет. Он сам, понимаешь? Сам! Взрослый человек. Должен был головой думать, а нее жопой. Вот и пусть теперь думает, как дальше быть. Телефон, вроде, с ним, значит помогут. На крайняк, продаст трубку и до дома доберется. Короче, пошел я на почту. Покупайте пока билеты на автобус.

Он взял оба рюкзака и, взвалив их на широкие, костлявые плечи, зашагал следом за Ольгой.

Через час рюкзак Виталика уже ехал в направлении отчего дома, а мы, с чувством выполненного долга, ехали в комфортабельном автобусе в направлении Алушты. Откинувшись на удобную спинку кресла, я с удовольствием рассматривал проплывающие мимо робкие возвышенности первых скалистых холмов. Дальше, за ними, в голубой дымке горизонта, цепляя острыми верхушками облака, стояли настоящие крымские горы — исполинские громады, поражающие воображение своей красотой и величием. Но, почему-то, каждый раз эти первые, невысокие, неброские холмы, которые в сравнении с настоящими горами — просто малыши, почему-то именно они вызывают, если не больший, то уж точно не меньший восторг, чем последующая встреча с какой-нибудь «Медведь-горой» или «Ай-Петри». До этого была бесконечная степь. Сотни километров однообразной неизменности. И вот уже то слева, то справа начинают лениво проплывать их тучные тела. Они как предзнаменование, как первое прикосновение к тому прекрасному миру, к той свободе и легкости, которыми дышит полуостров.

В то же время, при возвращении домой, проезжая мимо этих небольших возвышенностей, ты уже не испытываешь к ним ни малейшего интереса и, тем более, восторга. Скорее тоску. Ты будто прощаешься с их помощью с теми днями, которые были прожиты счастливо, которые были прожиты беззаботно.

Видимо, я задремал, потому что почувствовал легкие толчки в ребра и негромкий голос жены:

— Сереж, ты спишь? Нас милиция остановила.

Я с трудом разлепил глаза и, щурясь от яркого южного солнца, бьющего прямо в окно, огляделся. На дороге, прямо перед нашим автобусом, мигая проблесковыми маячками, стояла милицейская машина — какая-то уставшая «шестерка», явно не первой свежести, с сильно тонированными стеклами, намерено перегораживала движение автобусу. Рядом топтались двое в форме и один в штатском. Водитель автобуса о чем-то негромко говорил с одним из них. Затем зашипела гидравлика открывающихся дверей и в автобус вошли двое милиционеров. Не говоря ни слова, они медленно двинулись по салону, внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Мы с Ольгой сидели почти в самом конце и с удивлением следили за действиями представителей органов.

Еще сильнее мы удивились, когда один из них, дойдя до кресла, в котором мирно спал Игорь, что-то сказал второму и потряс нашего друга за плечо. Тот, проснулся и непонимающе уставился на них. Тем временем второй заметил нас с Ольгой и сделал жест рукой, приглашая проследовать к выходу. Ольга испуганно вцепилась в мою руку, сжав у меня на запястье хрупкие пальцы, но на лице изобразила только легкое удивление. По салону автобуса прошелся легкий шепот. Я попытался возразить и попросил объяснить причину, но в ответ услышал лишь:

— Все объясним. Пройдите, пожалуйста, к выходу.

Глава 6. Тело

Едва мы вышли из автобуса и приготовились выслушать причину задержания, как задняя дверь милицейского"жигуля"распахнулась, и на горячий асфальт выпало грузное тело в одних трусах. Я даже успел вдохнуть, собираясь сделать выдох облегчения, но сделать это так и не успел. Облегчения не последовало. У тела были оранжевые волосы на голове, голубые волосы на груди и розовые — на руках и ногах. Тело взревело, замычало и повернуло непослушную голову в нашу с Олей сторону. Оно глядело на нас, старательно щурилось, наводя резкость, и где-то там, в глубине этих мутных, слезящихся глаз, где-то очень глубоко, молил о помощи наш общий знакомый Виталик Пушкин. Он словно говорил нам:"Дорогие мои! Родные! Хорошие мои товарищи! Как же хорошо, что я вас все-таки нашел и догнал, как хорошо, что в мире есть такая замечательная профессия"милиционер", и как хорошо, что эти самые милиционеры так кстати пришли на помощь. Какое счастье, друзья, что теперь я смогу одеться в свою одежду, предъявить милиции документы, которые, конечно же, находятся вместе с моей сумкой у вас…"Но вместо этого получалось только:"Ммм-уууу-эээ… Ыыыыы-аааа… Оооо…"

Из автобуса вышел тучный, краснолицый водитель, закурил и принялся с любопытством наблюдать за разыгрывающейся сценой. Мы с Олей переглянулись. Она чуть заметно пожала плечами, явно сдерживая растерянную улыбку. Но мне было как-то не до смеха, и я вопросительно уставился на человека в штатском. Тот тоже пожал плечами и также вопросительно уставился на нас, а затем и на Виталика, который продолжал громко сопеть, рычать, мычать, цепляясь непослушными руками за дверцу автомобиля в жалких попытках удержать равновесие.

— Ваше тело? — только и спросил штатский.

— Ну, так… Не то, чтобы наше… — промямлил я, и хотел было добавить, что вижу его второй раз в жизни, однако представителю власти, видимо, моего ответа показалось достаточно. Он удовлетворенно кивнул и жестом приказал ментам в форме грузить непослушный организм в автобус. Водитель тут же закашлялся и решительно запротестовал. Однако штатский что-то тихо шепнул тому на ухо и хлопнул по плечу, после чего водила в сердцах плюнул, выругался и начал помогать грузить Виталика в единственное свободное кресло — рядом с водительским местом. А когда им это все таки удалось, на лице нашего разноцветного попутчика появилась довольная улыбка. Он казался абсолютно счастливым человеком, который, как собака, все понимает, да только сказать не может. Был бы у Виталика хвост, он бы им неистово размахивал из стороны в сторону.

— Говорит, что от поезда отстал. Вернее, говорил, когда еще мог, — быстро прощебетал мент, явно намереваясь поскорее удрать, и торопливо вручил мне мобильный телефон Виталика.

— А почему он весь… — я сделал паузу, подбирая слова и указывая на полуголого пассажира, — Ну, такой разноцветный?

— Да так… Должок за ним один числился. Очухается — сам расскажет, — загадочно усмехнулся штатский и, хлопнув меня по плечу, добавил: — Ладно. Всего хорошего. Больше не теряйте!

Он засеменил к машине, в которую уже успели усесться двое остальных. Из кабины автобуса послышался недовольный голос водителя:

— Я долго еще ждать буду? У меня регламент!

— Ой! Подождите, пожалуйста, — запричитала Оля, — Скажите, а хомяка при нем случайно не было?

Теперь недовольные голоса донеслись из салона автобуса. Какая-то женщина громче всех возмущалась по поводу невыносимой жары, которую она вынуждена терпеть. Заплакали дети. Водила в очередной раз что-то недоброжелательно буркнул.

Штатский, вдруг, остановился как вкопанный, не оборачиваясь, поднял указательный палец вверх и заковылял к багажнику"жигуленка":

— Точно! Чуть не забыл, бляха-муха! Хомяка не было. Был динозавр, но мы его это… обезвредили, короче.

— Какой динозавр?

— Карликовый, косматый, но очень злобный, с огромными зубами и безумным взглядом.

— Как обезвредили, — едва сдерживая слезы, тихо спросила Оля.

Штатский распахнул багажник и жестом пригласил нас подойти поближе. Я посмотрел на жену, которая с ужасом уставилась на милиционера и не решалась сдвинуться с места. По всему было видно, что она вот-вот расплачется. Решив, что вид"обезвреженного динозавра"на пользу ей не пойдет, я решил сам подойти к багажнику и единственное, что там увидел — это было синее пластиковое ведро, внутри которого, неистово стараясь выбраться наружу, перебирал передними лапками Коля.

— Забирайте его к лешему, — тихим голосом, даже как-то заговорщицки, вполне серьезно сказал милиционер, — Он мне пол отделения за две минуты на больничный отправил. Даже Калмыкова на табуретку загнал, а он у нас, между прочим, в группе быстрого реагирования, семь лет под смертью человек ходит.

— Да, — ощущая, как огромный камень падает с души, с широкой улыбкой кивнул я, — Это он может. Тот еще зверь… Только я его вместе с ведром заберу.

— Нет. С ведром не отдам. Мне его Харитоновна напрокат дала. Уборщица наша. Да и то — в порядке исключения. Так сказать, ради спасения человечества. Так что, вернуть надо обязательно.

Понимая, что ситуация патовая, я решил идти ва-банк.

— Тогда не заберу. Пусть у вас остается. Он мне руку откусит, если взять попробую.

— Так он же, вроде, ваш? — изумился милиционер.

— Он-то наш, только дикий очень, — изобразил я снисходительное выражение на лице.

В это время возмущение пассажиров достигло апогея, и водила, не выдержав напряжения, завел автобус. Я выжидающе смотрел на штатского, который растерянно чесал затылок.

— Дикий… — согласился штатский, и, еще немного помешкав, махнул рукой, — Ладно, забирай с ведром. Мать его так! Только не выпускай без присмотра! Пусть там сидит.

— Не буду, — пообещал я и, подхватив ведро, поспешил к автобусу, обрадовать расстроенную жену.

Виталик, с широкой улыбкой на пьяном лице, прощально размахивал массивными ручищами. Скупая слеза благодарности скатилась по его небритому, опухшему от алкоголя лицу. Милиционеры же никак не реагировали на его жестикуляцию. Они просто сели в автомобиль и уехали туда же, откуда прикатили.

Жена, увидев целого и невредимого любимца дочери, на радостях даже чуть не сунула руку в ведро, чтобы погладить сокровище, но вовремя опомнилась и ограничилась воздушным поцелуем. Дальнейшая поездка до побережья прошла практически без эксцессов и приключений, если не брать во внимание неудачную попытку Виталика отыскать нас среди пассажиров. Побродив немного по салону автобуса, он снова уселся на свое козырное место и сразу уснул. Ведро с Колей мы отдали Игорю и его тучная соседка по креслу, увидев хомяка, плотно вжалась в кресло, освобождая тем самым ценное свободное пространство, однако недовольства ни разу за время поездки не выказала.

Мы ехали и пытались из всего произошедшего винегрета сложить более-менее логичную мозаику. То, что произошло с нами и Виталиком за последние сутки как-то не вписывалось ни в какие рациональные рамки. Нет, можно было, конечно, предположить, что наша доблестная милиция отыскала на вокзале пьяного, полуголого мужика и так сильно прониклась к нему уважением и заботой, что напоила еще сильнее, усадила в машину с мигалками и бросилась в героическую погоню за убегающим поездом. А обнаружив, что рюкзака в поезде нет и узнав от проводницы, что мы забрали его себе, бросилась в не менее героическую, но уже более удачную, погоню за автобусом. Естественно, денег за свои услуги милиция, как и врачи, никогда не берет, а, следовательно, доблестные блюстители порядка просто откланялись и с чувством выполненного долга вернулись на свои посты, чтобы придти на выручку к какому-нибудь очередному человеку, попавшему в беду. Предположить это можно было, но вот поверить — сложно.

Оля слушала мои рассуждения, и по ее отрешенному взгляду было ясно, что никаких других объяснений просто нет. Фантастическая версия пока оставалась единственной. Вопрос возник только по поводу автобуса. Мол, откуда милиция узнала, на каком автобусе мы уехали. Я удивился, так как для меня это, как раз, было самым очевидным. Вчера в купе мы говорили Виталику в какой город едем после прибытия в Симферополь, поэтому отыскать нужный маршрут не составляло никакого труда. Меня же больше волновало другое: что же за человек такой, этот Виталик, если ради него трое вменяемых и, самое главное, трезвых милиционеров, сорвались среди ночи и поехали в другой город, чтобы передать полуживое тело нам? Да еще и разукрасили его, как циркового пуделя.

— Да уж, — согласилась Оля, и устало опустила голову мне на плечо, — Странноватый тип. А еще его Коля почему-то не кусает. И пистолет этот…

— Угу, — тихо, задумчиво промычал я, — Во что же теперь одевать его будем? В мои вещи он не поместится. Да и в Игоряна штаны не влезет.

— И документы его тю-тю…

Глава 7. День незнаний

В годы свои пубертатные, еще не особо запятнанные всякими взрослостями и житейскими надобностями, посчастливилось мне побывать в Крыму без родителей. В классе эдак седьмом или восьмом… я уже не помню. По какой-то, до сих пор непонятной мне, причине наш класс сделали туристическим, и вместо обычных уроков физкультуры мы теперь каждую субботу выезжали куда-нибудь за город и учились сооружать веревочную переправу. Но обо всем по порядку…

С Климом Александровичем мы познакомились в первый же учебный день. Он вошел в класс аккурат после дежурной фразы Фаины Генриховна: «Орда! Вы меня в гроб загоните! Заткните рты, наконец, стадо!», и все, как по мановению волшебной палочки смолкли, чем немало удивили классуху, которая пыталась нас угомонить вот уже минут десять. Но соскучившиеся друг за другом за время летних каникул однокашники никак не реагировали на маленькую, кругленькую старушку, похожую на не в меру располневший одуванчик. И вдруг стало тихо. Все разом смолкли. Вот только рты закрыли не все. Некоторые так и застыли с открытым. За спиной у классной руководительницы возвышалась высоченная, худощавая, незнакомая фигура мужика с суровым взглядом и какой-то шершавой кожей на лице. Проверять на шершавость его лицо, конечно же, никто не стал. Однако сомнений в том, что кожа обязательно шершавая, ни у кого не было. И еще было отчетливо ясно, что стала она такой не от какой-нибудь оспы или другой нелепой болячки. Нет! Это было лицо человека, за плечами у которого возвышалась не одна покоренная вершина! Лицо, которое долгие годы обдували суровые северные ветра и беспощадно жгло жаркое солнце южных пустынь. Не знаю как мы это почувствовали, но вся внешность этого человека, его поза и даже манера молчать внушали уважение. Гость был одет довольно странно для визита в школу. На нем была видавшая виды брезентовая куртка, из-под которой виднелась какая-то выгоревшая на солнце желтая футболка. На ногах были не менее странные штаны и синие кроссовки «Адидас». Несмотря на то, что одежда была явно уставшей, выглядела она довольно чистой и опрятной.

Фаина, слегка сбитая с толку такими резкими переменами в настроении класса, даже заподозрила какой-то тонкий подвох, но заметив, что все неотрывно смотрят не на нее, а метра на полтора повыше ее головы, обернулась. Мужчина, казалось, не замечал старушки, а продолжал стоять молча, спокойно рассматривая обалдевших школьников.

— Здравствуйте, Клим Александрович! — с громким выдохом сказала Фаина Генриховна, благоговейно сложила коротенькие руки в замочек, едва заметно зашевелила плечами и застенчиво улыбнулась. В классе раздался негромкий девичий смешок и смущенная старушка, резко сбросив с лица улыбку, обожгла нас раздраженным взглядом.

— Здравствуйте! — наконец поздоровался мужик, чуть заметно кивнув головой и продолжая смотреть на класс. Голос оказался низким и слегка хриплым, что вполне соответствовало его внешнему виду.

К этому времени мы немного пришли в себя от первого впечатления и догадались встать, чтобы поприветствовать гостя. Каково же было наше удивление, когда Клим Александрович вдруг как-то смутился, стеснился, переминаясь с ноги на ногу, потупил взгляд и жестом попросил нас сесть. Мы сели. Стало понятно, что человек этот вполне живой и настоящий, и по классу тут же пробежала волна шепота. Напряжение спало.

— Кошмарин! — подала голос Фаина, — А тебя не учили вставать, когда в класс входит гость? Или ты у нас особенный?

Кошмар скривился, пустил глаза под лоб, уперся локтями в столешницу парты, чуть привстал и тут же демонстративно плюхнулся на место. Затем развалился на стуле, и с вызывающим видом уставился в окно, давая понять, что ожидать от него чего-то большего просто бессмысленно.

— Спасибо за одолжение, Кошмарин, — язвительно поблагодарила классуха, и переключилась на мужика, удивительным образом меняя тон голоса с назидательного на благоговейный: — Проходите пожалуйста, Клим Александрович, присаживайтесь на мое место.

Клим Александрович присел, но его ноги не поместились под письменным столом Фаины и он повернулся к нам боком. Вид его снова стал суровым, а взгляд тяжелым. По крайней мере, так показалось. Фаина вышла на кафедру и официальным тоном продекламировала:

— Ребята! Вот и начался новый учебный год. Я поздравляю вас с его началом, с праздником, с Днем знаний! Надеюсь, вы все хорошо отдохнули летом и теперь со свежими силами снова возьметесь за учебу.

Судя по всему, она осталась довольна началом своей пафосной речи и посмотрела на Клима Александровича. Но тот сидел, склонив голову, и задумчиво хмурился.

— Рада сообщить вам, что в этом году нас ждут и кое-какие приятные перемены, — она сделала многозначительную паузу и снова посмотрела на хмурого мужика, но тот снова никак не отреагировал на назойливое внимание к своей персоне. — Дело в том, что наш класс был избран руководством школы в качестве базы для проведения учебного эксперимента.

После этих слов мужчина заметно заволновался, вздохнул и принялся сжимать узловатую кисть в кулак, переключив взгляд на висящие на стенах портреты Менделеева и Пушкина. Мы тоже заволновались. По классу пробежала очередная волна шепота.

— С этого учебного года, ребята, в нашем классе не будет урока физкультуры, — провозгласила Фаина, и шепот в классе постепенно стал перерастать в гул. Учительница умолкла, а дождавшись тишины, продолжила: Урока физической культуры не будет. Вместо него мы с вами будем заниматься туризмом.

Тут уж мужик и вовсе разволновался, чуть покраснел и, явно не зная как себя вести, встал. В классе снова кто-то тихонько хихикнул.

— А вести уроки туризма будет Клим Александрович, — Фаина, едва не зааплодировав от переизбытка чувства восхищения, наконец, представила нам нового учителя, и тот чуть заметно кивнул головой. Повисла пауза. Все чего-то ждали. Мы — продолжения презентации. Фаина — речи нового физрука. Клим Александрович вообще не понятно чего ждал, но, видимо, поняв, что деватьс

я больше некуда и что-то сказать, все же, придется, начал:

— Здравствуйте…

Раздались смешки, а с задней парты донесся развязный голос Кацо:

— Так вы же уже, вроде, поздоровались.

— Кацевич! — рявкнула Фаина и плотно сжала губы, давая понять, как она возмущена.

— А я что? Он же здоровался уже! Я при чем ваще?

Тут уж засмеялись все и громко. Но, к моему глубочайшему удивлению, на лице нового учителя теперь смущением и не пахло. Даже наоборот! Клим Александрович вдруг как-то расслабился, улыбнулся и сказал:

— Да, вы правы, молодой человек. Волнуюсь просто. Не мое это — перед зрителями выступать. Я больше привык в неформальной обстановке общаться.

— Вы неформал, что ли? — решил продолжить стеб Кацо, рассчитывая получить очередную порцию смеха от одноклассников, но Клим Александрович и в этот раз не смутился, а просто проигнорировал реплику зарывающегося школьника. Не сдержалась разве что Фаина, но физрук жестом попросил ее не вмешиваться.

— Меня зовут Клим Александрович. Я буду вести у вас новый предмет — туризм. Для того, чтобы вам стало понятно о чем идет речь и чем мы будем в течении года заниматься, я попробую вкратце объяснить кто я и чему хочу вас научить.

Далее последовала речь, во время которой ни Кацо, ни я… да и вообще никто не проронил ни слова. Да что там слово! Дышали шепотом! Еще бы! Перед нами стоял человек, покоривший массу горных вершин; погружавшийся с аквалангами на немыслимую глубину в северных морях! Да что моря! Он посетил такое количество стран, что одно только их перечисление заняло не одну минуту. При этом названия некоторых мы слышали впервые! Клим Александрович был лично знаком с ведущим «Клуба кинопутешествий» Юрием Сенкевичем, дважды пересекавшим Атлантику на папирусной лодке с легендарным Туром Хейердалом! В-общем, когда прозвенел звонок, а урок был окончен, ни один из нас не шелохнулся. Мы даже не слушали, мы впитывали все, что говорил этот человек. При этом не возникало ощущения, что Клим Александрович чем-то хвастается или нарочно старается нас влюбить в новый предмет. Напротив! Казалось, он испытывает некую неловкость от того, что так сильно влюблен в то, чем всю жизнь занимается. Он будто всем своим видом говорил: «Ребята, то, чем я живу — это здорово! Это интересно! Но я понимаю, что эта романтика не для каждого и мне очень неловко от того, что вам придется этим заниматься, не зависимо от вашего желания, а не играть, к примеру, в футбол».

А еще Клим Александрович пообещал, что мы обязательно изучим на практике основы альпинизма, научимся правильно разводить костры и ставить палатки, поучаствуем в настоящих археологических раскопках, совершим трехдневный поход по реке на байдарках, а в конце учебного года всем классом поедем на три недели на море в Крым.

Это был самый интересный урок туризма в нашей жизни. На всех остальных уроках туризма мы учились строить веревочную переправу через ручей, глубиной двадцать сантиметров в городском лесопарке. А пока мы об этом не знали, и мечтательно закатывали глаза, потирая руки в предвкушении приключений.

Хотя в Крым мы все-таки поехали. Но потом.

Глава 8. Зажигалка.

Нельзя сказать, что Виталику было плохо, когда его в Алуште выносили из автобуса. Тогда ему еще было хорошо. Мы с Игорем, проявив героическое терпение и выдержку, без применения грубой физической силы способствовали перемещению Виталика из автобуса на перрон автовокзала; с помощью одних лишь словесных убеждений доказали пьяному человеку, что писать на колесо автобусу не просто неприлично, а и противозаконно; а самое главное — пожертвовали кое-какой одеждой из личного гардероба, чтобы спрятать от любопытных глаз неестественный цвет волосяной растительности новоприбывшего туриста. От того, что моя самая большая футболка сидела на Пушкине в обтяжку, а спортивные штаны Игоря, оказавшись натянутыми на внушительные конечности, превратились в подобие лосин, Виталик стал сильно смахивать на располневшего горнолыжника. Ну, или на очень разленившегося конькобежца. В любом случае, выглядел наш спутник довольно экстравагантно. А если учесть еще одну маленькую, но очень сочную деталь обстановки, то картина складывалась просто эпическая. Дело в том, что в расположенной неподалеку от автовокзала забегаловке, под названием «Бар Малей», вовсю громыхала музыка, дивным образом подходящая к сложившемуся образу Виталика. Из массивных колонок лился колоритный голос Сергея Шнурова, старательно распевающего: «Да, ты права, я — дикий мужчина! Яйца, табак, перегар и щетина!»

Кое-как отбившись от назойливых представителей местного туристического бизнеса, наперебой предлагающих поселиться в их апартаментах, мы подыскали подходящую лавочку в тени жиденькой акации и усадили на нее быстро трезвеющего Виталика. Заботливая Оля раздобыла бутылку минералки и всучила ее в безвольную руку. Тот, в знак благодарности, только кивнул свежевыкрашенной рыжеволосой головой, несколько раз глубоко вздохнул, но даже не попытался открыть крышку. На предложение покушать Пушкин скривился и отрицательно покачал головой. Расспрашивать человека в таком состоянии еще о чем-либо было абсолютно бессмысленной затеей, поэтому решили пока оставить его в покое, где-нибудь быстренько перекусить и заодно подумать над тем, что же делать дальше.

А подумать тут было над чем. По сути, теперь, помимо хомяка Коли, у нас на руках был еще и незнакомый, здоровенный мужик с пистолетом, который, отчасти по нашей вине, оказался в сотнях километрах от дома в одних трусах, без денег, без документов, да еще и с ног до головы разукрашенный в самые немыслимые цвета. И все это — в первый день отпуска! Страшно было представить, что должно нас ожидать дальше. Но реальность оказалась куда более непредсказуемой, чем наши самые смелые фантазии.

А пока мы сидели в «Бар Малее» и жадно поглощали не внушающую доверия пищу, обильно запивая ее ледяным пивом из высоких запотевших бокалов. Все же душа требовала обязательного лечения после бессонной ночи возлияний. Идти в какое-нибудь более-менее приличное заведение не рискнули, чтобы не терять из виду мирно сидящего в тенечке Виталика. Точнее, Виталик теперь прилег. Но так было даже спокойнее. В горизонтальном положении значительно снижалась вероятность внезапного падения.

— Я, честно говоря, не понимаю, почему мы должны жертвовать драгоценным временем отпуска ради какого-то… — Игорь пошевелил усами, подбирая подходящее слово. Он всегда искал подходящее слово, когда срочно требовалось выругаться, но воспитание не позволяло ему это сделать, — Ради какой-то, извините, свиньи, беспардонно вмешивающейся в наш с вами отдых. Взрослый человек! Он же должен нести ответственность за свои поступки? Почему мы обязаны страдать? Я не понимаю!

— Да понятно, что не обязаны… — задумчиво промямлил я, глядя издали на мирно отдыхающий предмет беседы и, глубоко вздохнув, переключился на возмущенного Игоря, — Но ты поставь себя на его место. Чисто по-человечески…

— Да не буду я себя на его место ставить! — вдруг вспылил наш интеллигентный товарищ, — Я на его месте никогда в жизни не оказался бы! Тоже мне, объект сочувствия! Надрался до прострации, а я на его место должен себя ставить.

— Ой, да ладно, Игорь, мы все хороши, — вступилась за Виталика Оля, — Ты вчера не трезвее других выглядел.

— Но извини, Оля, каким бы… — он снова пошевелил усами, — Каким бы выпившим я ни был, голым по вокзалам я не бегал и от поезда с хомяками не отставал. И разрешите вам обоим на всякий случай напомнить о пистолете, который этот ваш подзащитный таскает с собой в редикюльчике.

Игорь демонстративно отставил в сторону бокал с пивом и сложил руки замком на груди.

— Ну, и что ты предлагаешь? — спросила Оля, — Бросить его?

— Да елки палки! Ну что значит «бросить»? — снова вспылил Игорь, — Я вам в сотый раз повторяю — это взрослый человек! Мы ему не опекуны и не няньки. Вляпался — пусть сам выбирается!

— Но это же мы его вещи почтой отправили. Если бы сдали их в милицию, все было бы…

— Было бы! Да срок бы тебе впаяли, Сережа, и всего-то делов! — театрально всплеснул руками Игорь.

— Ну, не преувеличивай, — попытался я сбить напряжение, но тот уже разошелся не на шутку:

— В-общем, так! Сейчас этот… Пушкин приходит в себя, мы объясняем ему, где теперь его вещи, покупаем билет до дома, жмем цветную волосатую руку и аривидерчи! Пусть катится на все четыре стороны! Все! Баста! Я отдыхать сюда приехал!

С этими словами Игорь встал из-за стола и решительной походкой направился к мирно сопящему, еще ни о чем не подозревающему Виталику. Мы же с Олей остались сидеть в тени зонта, неспешно потягивая пиво и с интересом наблюдая за разыгрывавшейся чуть поодаль драмой. Хотя, начало ее складывалось как в многообещающей комедии.

Наш решительный друг несколько раз безуспешно пытался оторвать грузное тело псевдолыжника от скамейки, а когда понял, что занятие это бесперспективное, стал что есть силы тормошить того сначала за плечо, затем за уши, но когда дело дошло до пощечин, мы с Олей все-таки решили вмешаться. Да вот только решились поздно. Виталик проснулся и, не вставая со скамейки и не разбираясь, кто перед ним, и что вообще происходит, вломил Игорю по лицу одним из своих пудовых кулачищ. После чего подложил ладошки под щеку и продолжил наслаждаться мирным младенческим сном. Игорь же тоже прилег, но не на скамейке, а рядом, на траве. Оля подскочила к поверженному, но тот, держась за глаз, попытался встать, потерял равновесие, присел, снова встал и шатающейся походкой заковылял обратно в «Бар Малей». Молча.

Я в сердцах плюнул и выругался. Оля пошла за Игорем. Надо было срочно что-то решать, иначе отпуск превращался в «не пойми что», а история с Виталиком успела порядком надоесть.

Подойдя к Пушкину на небезопасное расстояние, я осторожно потряс его за плечо. Он, к моему величайшему изумлению, обернулся и, сфокусировав мутный взгляд, прохрипел:

— О! Привет водолазам!

— И вам не хворать, — без особой радости в голосе ответил я, — Что ж ты людей-то по чем зря обижаешь?

— Кто обижает? — искренне удивился тот, — Кого обижаю? Я обижаю?

— Ну, не я же. Игорю вон под вторым глазом кто фингал только что поставил?

Виталик с ужасом обернулся по сторонам, и, увидев сидящего за столиком кафе Игоря, к глазу которого Оля прикладывала что-то металлическое, присвистнул.

— Блин, это я его, что ли?

Я посчитал вопрос риторическим и, решив его проигнорировать, рубанул с плеча:

— Короче, вещи твои — рюкзак и все, что в нем было — мы отправили почтой по месту твоей прописки. Бумажник, документы и пистолет там же.

Виталик, казалось, онемел. Он смотрел на меня, открывал рот, как будто хотел что-то сказать, но слова застревали в горле, так и не выходя наружу. Затем закрывал рот, какое-то время смотрел куда-то в сторону, снова поворачивался ко мне и все по новой.

— Послушай, я понимаю, что мы, возможно, где-то и протупили с твоим рюкзаком, но ты нас тоже пойми… Возможно, надо было его в милицию сдать или в камеру хранения. Ну, я не знаю… Если бы не пистолет этот…

— Зажигалка… — наконец смог произнести Виталик, но я его не расслышал.

— Прости, что?

— Зажигалка, говорю. Это зажигалка, а не пистолет. Подарок от коллег. Я мент бывший. — Пушкин уперся локтями в колени и уронил рыжеволосую голову на ладони, — Твою же лешего, водяного маму… — экстравагантно выругался он и, глубоко вздохнув, уставился на меня. В ответ я пожал плечами:

— Ну, кто знал?

Глава 9. Интуиция.

Я присел рядом.

— Короче, Игорь предлагает купить тебе билет на поезд и отправить домой.

— Да не… — отмахнулся Пушкин, — Мне тут рядом. Могу даже пешком добраться. К вечеру буду у тетки.

— Прикольно. А мы все утро голову ломали, что с тобой делать, — облегченно вздохнул я, чувствуя, как проблема сама собой начинает улетучиваться.

— Да че тут думать-то? Сам же виноват! Пить надо было меньше и все. Вот только придется теперь где-то прибор добывать.

— Металлоискатель, что ли?

— Угу, — задумчиво кивнул Виталик.

— А без него что, совсем никак?

В ответ он, наконец, приподнял тяжелую голову, неопределенно пожал плечами и, сощурившись то ли от яркого южного солнца, то ли от жуткого похмелья, уставился куда-то вдаль, в сторону набережной. Расспрашивать, для чего ему здесь этот металлоискатель я не стал. Решил, что если он сам не рассказывает, значит и мне знать не обязательно. Достал из кармана пару сотенных купюр, протянул страждущему попутчику, он смущенно отказался их принять, но после недолгих уговоров согласился, при условии, что при возможности обязательно вернет. Я не сопротивлялся. Мы обменялись номерами телефонов, пожали на прощание друг другу руки и я, радостный от того, что проблема решена, поспешил к кафе, но вдруг, опомнившись, обернулся и спросил:

— Чуть не забыл! Что это за менты тебя по всему Крыму на «шестерке» катали? Друзья, что ли?

— Ага… Друзья… — с какой-то неоднозначной интонацией, больше похожей на сарказм, и грустной улыбкой на лице, ответил Виталик.

— А чего ж они над тобой так поиздевались-то?

Пушкин непонимающе на меня посмотрел, слегка повел плечами и развел в стороны массивные руки, давая понять, что не имеет понятия, о чем я веду речь.

— Ну, насколько я понял, это они тебя так разукрасили?

— Разукрасили? — теперь на его лице образовалось искреннее удивление.

— А ты не заметил? У тебя волосы, как у Трахтенберга. И это только голова! Под одеждой вообще мрак! Да, блин, ты же руки свои видишь? — у меня не получилось сдержать улыбку, но Виталик, вроде бы, и не обиделся. Он, с ужасом осмотрел цветные руки, пальцем оттянул ворот футболки, осторожно заглянул за пазуху, а когда увидел что там творится, испуганно отдернул руку и стал озираться по сторонам. Смотреть на это без смеха было невозможно, и я негромко заржал.

Виталик же, с совершенно серьезным лицом, выпрямил спину, положил ладони себе на колени и округленными глазами на опухшем, заспанном лице, в очередной раз оглянулся. Затем, не меняя позы, еще раз поглядел на меня, как бы уточняя, реальность ли это. Я, давясь рвущимся наружу смехом и утирая выступившие на глаза слезы, утвердительно кивнул. Пушкин-Трахтенберг, не меняясь в лице, снова опустил взгляд до долу, осторожно оттянул резинку штанов, и как только увидел что творится внутри, резко отпустил, от чего, и без того сильно натянутая резинка, смачно шлепнула его по внушительному пузцу. Виталик еще раз испуганно огляделся, убедился что никто, кроме него, этого позора не видел и тихо прошептал:

— Вот же суки, а?

Без злобы, даже без обиды. Просто тихо и обреченно. А затем с досадой плюнул.

— Они там что-то про должок говорили, — переведя дыхание, сказал я.

— А? — не понял Виталик.

— Ну, менты эти. Я у них спросил, что это с тобой, а они ответили, что ты им был должен что-то, ну, или вроде того. Сказали, что сам расскажешь.

— А… Да пошли они.

— Ясно, — для чего-то сказал я, хотя мне было совершенно ничего не ясно. Но допытывать Виталика не было ни надобности, ни желания, поэтому я постарался скорчить серьезное, сочувствующее лицо и сказал: — Ну, что? Я тогда пошел? А ты езжай к тетке, отмоешься, отоспишься…

— Да к какой теперь, нахрен, тетке? Меня же там весь поселок знает! Засмеют так, что потом ни в жизнь не отмыться. Я теперь вообще не знаю, что мне делать! Хоть назад пешком иди!

Он, наконец, заметил бутылку холодной минералки, рывком поднял, нервным движением сорвал пробку и надолго прильнул к горлышку. Я же теперь стоял в полной растерянности. Улыбка одним махом стерлась с лица, а ощущение какого-то злого рока, связанного с неблагополучным попутчиком, на этот раз не вызвало ничего, кроме раздражения. Я вздохнул. Виталик, видимо, это заметил и, сделав над собой усилие, оторвался от спасительной, прохладной влаги. Он еще не успел проглотить набранную в рот воду и поспешил меня успокоить, отрицательно жестикулируя в воздухе указательным пальцем, а когда, наконец, проглотил, быстро затараторил:

— Не, не, не, не! Братуха! Не! Вы вообще не заморачивайтесь по поводу меня! Серьезно! Я сам разберусь! Даже не парься, брат! Все путем! Ты че? Вы и так для меня уже дофига сделали. Да и натерпелись из-за меня. Вон усатому вашему вообще глаз подбил, блин. Да и кто я вам? Не, не, не! — Виталик снова отрицательно помахал руками в воздухе и, для убедительности, замотал головой, а затем поднял руки ладонями вперед, прощаясь и добавил: — Так что это… Отдыхайте, короче! Я сам разберусь. Добро?

— Ну, как знаешь, конечно… — неуверенно промямлил я, хотя после такой пронзительной, искренней речи мне, вдруг стало, по-человечески жаль Пушкина.

Я предложил ему денег на обратную дорогу, но тот категорически отказался, ссылаясь на то, что намерен что-нибудь придумать и все-таки остаться здесь. «Ну, не приглашать же его с нами отдыхать, в самом-то деле?», — подумал я и тут Виталик, словно услышав мои мысли, как-то осторожно и виновато посмотрел на меня:

— Слышишь, Серега, а что если я с вами пару деньков перекантуюсь, а? Вы же, вроде, дикарями отдыхать едете? С палатками?

В ответ я только, молча, кивнул и чуть пожал плечами.

— Ну, вот! Я денек-другой с вами поживу, чуток отмоюсь в море, может даже постригусь налысо! И к тетке!

Я снова пожал плечами.

— Ну, не отмывается эта краска быстро, понимаешь? Этой гадостью вокзальные проститутки себе интимные места подкрашивают для прикола. Она долго не держится, но смывается хреново. Не брить же мне из-за этого ноги, правильно? Ну, или руки, там. Помоюсь, позагораю и свалю к тетке! Обещаю! А к тому времени, глядишь, мне и деньги из дому перешлют. Рассчитаюсь с вами за все. Честь по чести, братан! Зато я вам такой шашлык из рапанов зафигачу, что вы меня еще и отпускать не захотите! А места? Ты знаешь какие здесь места есть? Я знаю такие, о которых ни один турист не знает! Ни один! У самого моря, Серега, под можжевельничками! И вокруг — ни души! Сказка! Вы мне еще спасибо скажете! Да и с аквалангами понырять я знаю где!

— Да я-то и не против, — как-то неуверенно, и даже нехотя пробубнил я, сдаваясь, — Только, ты же понимаешь, Игорь на тебя в обиде за глаз. А к себе в палатку мы с Олей тебя не пустим. Тут уж извини. Так что тебе придется с усатым договариваться, иначе спать придется на улице у костра.

Виталик, вдруг, ожил и встал:

— Да не вопрос! Я по части договориться вообще никогда проблем не испытывал. Если с кем договориться, то это ко мне! Якши?

— Чего?

— «Якши?», спрашиваю. Это на татарском значит: «Хорошо?»

Он стоял передо мной слегка возбужденный, посвежевший и окрыленный надеждой. Воистину говорят: «Хочешь сделать человека по-настоящему счастливым, сделай его сначала несчастным, а затем снова обрадуй».

— Идем, — с улыбкой пригласил его я, и он радостно подкинул бутылку с водой.

Подойдя к кафе, в котором все это время сидели Игорь с Олей, мы увидели, что за столиком сидит еще кто-то и о чем-то очень оживленно ведет беседу с моей супругой. Она, при этом, пребывала в прекрасном расположении духа и отвечала собеседнику заметной активностью. Это был высокий, широкоплечий, загорелый мужчина, приблизительно наших с Олей лет, одетый в светлые льняные брюки и такую же светлую льняную рубаху нараспашку. Не знаю, что именно выдавало в нем человека с достатком. Возможно, это были внушительных размеров золотые часы на левом запястье, а может быть манера сидеть, или даже жесты, которые тот использовал во время общения. Но у меня сложилось стойкое ощущение, что человек явно не бедствует и занимает в обществе не последнюю ступень. Ну, или, по крайней мере, он так сам считает.

Я человек не ревнивый, а Оля, за годы нашей совместной жизни, никогда прямых поводов для ревности не подавала. Да и в том, что я увидел, в общем-то, не было ничего предосудительного. Ну, сидит какой-то мужик. Ну, радостно треплется о чем-то с моей женой. И что? Мало ли кто он? Не клеить же он ее решил прямо при Игоре, правильно? Потому что, если бы решил, то Оля, я уверен, реагировала бы совершенно иначе. Да и Игорь, наверное, предпринял бы хоть что-то, но он просто сидел за столиком и с интересом взирал на мужика. Значит, ревновать смысла не было! Но я, почему-то, вдруг ощутил неприятный холодок во всем теле, а сердце предупредительно забилось в груди. Вот и не верь после такого в шестое чувство. Ну, или как там его называют? Интуиция? Ну, да. Видимо она. Интуиция, мать ее! Интуиция…

Глава 10. Роман.

Первым напрягся Игорь. Он сосредоточенно посмотрел на Виталика, а когда понял, что у подошедшего исключительно благие намерения, расслабился и обиженно уставился в противоположную сторону. Ольга, заметив нас, как-то странно засуетилась, даже привстала, тут же присела на место, нервно хихикнула и поправила локон волос, непослушно упавший на лицо. С нею вместе привстал и незнакомец, приветливо улыбнулся, протянул мне руку и представился:

— Роман. Очень приятно.

В голосе явно ощущалась подчеркнутая доброжелательность. Я бы сказал: излишне подчеркнутая. Даже приторная какая-то.

— Сергей, — представился я, — Здравствуйте.

В ответ Роман улыбнулся еще шире, театрально кивнул и, не отпуская моей руки, произнес. Хотя нет. Продекламировал, отчетливо произнося каждый слог первого слова:

— Не-ве-ро-ятно рад с вами познакомиться, Сергей! Вы знаете, так много слышал о ваших с Олей, — он немного помычал, подбирая правильное слово, — Приключениях! Не каждый день знакомишься с людьми, о которых фильмы снимают.

— Да, Сереж, знакомься, — включилась в беседу Ольга, зачем-то снова поднимаясь со стула, а голос ее дрожал, — Это Рома Колесниченко, мой одногруппник. Я тебе рассказывала о нем, помнишь? Ну, учились вместе. Вернее, он на заочное перешел. Потом… Ну, на пятом курсе. Да, Ром? У него, оказывается, здесь собственная вилла! Представляешь? — она снова как-то натянуто хихикнула, а затем, почему-то сменив тон на более спокойный, добавила: — А я и не знала.

Я демонстративно приподнял брови, выгнул губы дугой и чуть кивнул, мол: «Вот как! Круто, Рома Колесниченко, очень круто! Нам так не жить». Но Рома и здесь не смутился. Он криво улыбнулся уголком рта и сделал эдакий легкий жест рукой, мол: «Ну, что есть, то есть. Живем, как можем».

— О тебе что, фильмы снимали? — с явным недоверием спросил Виталик.

— Да нет, не то, чтобы обо мне, — скромно отмахнулся я, — Там долгая история. Расскажу как-нибудь.

— Да, история там что надо! — вмешался в беседу Роман, — Я бы тоже послушал с огромным удовольствием! И, между прочим, очень надеюсь, что послушаю! Кстати, мы не познакомились, — он протянул ладонь для рукопожатия Виталику, — Роман. Можно просто Рома.

— Пушкин, — тихо буркнул тот, не удостоив моего новоявленного почитателя даже взглядом.

— Как скажете. Пушкин, так Пушкин, — все также дружелюбно улыбаясь, произнес Роман и продолжил, — Я в Крыму бываю очень редко. Поэтому, то, что мы здесь встретились — просто удивительное стечение обстоятельств! Вот, к примеру, если бы не ваша потасовка, там, на лавке, я бы просто мимо проехал. А тут смотрю — Оля! Кстати, Оль, вообще не изменилась! Респект огромный! Иногда встретишь кого-нибудь из наших и страшно становится! Смотришь на какого-нибудь одноклассника или одногруппника и понимаешь, что перед тобой человек уже далеко не молодой. Не старик, конечно, но и не первой свежести, так сказать. И тут ты понимаешь, что: «Черт возьми! А ведь мы же с ним одногодки! Неужели я также выгляжу в его глазах? Да быть этого не может! Оу! Фак!», ну и так далее, — Роман посмеялся с собственных умозаключений, Оля все в той же несвойственной ей манере похихикала с ним вместе, и тот продолжил: — Но вот о тебе, Оль, точно не скажешь, что выглядишь на наши с тобой годы. Лет десять можно откидывать смело. Сергею отдельный респект за такую твою сохранность. Молодец! Бережет супругу!

Он широко улыбнулся и деловито подмигнул мне. Игорь тоже улыбался неизвестно чему, а Виталик переключил внимание на копошащегося в ведре Колю. Роману довольно быстро удалось разрядить атмосферу, слегка накаленную знакомством, и, если не завоевать наше доверие, то хотя бы вызвать расположение. Даже я как-то успокоился и расслабился, хотя и видел, что Оля ведет себя неестественно. А наш новый знакомый не унимался и упорно тащил одеяло коллективного внимания на себя:

— Ребята, раз уж такое дело и мы с вами встретились, то предлагаю… Нет! Не предлагаю. Настаиваю! Да! Я настаиваю и приглашаю вас в гости! Вы с дороги устали, день будет жарким, где остановиться, насколько я понимаю, еще не решили. Правильно? А у меня бассейн отличный, море практически во дворе плещется. Даже баню для желающих растопим! Хотя я, если честно, ни разу в ней еще не парился. О! А какой шашлык Тамерлан готовит? Вы такого точно не пробовали! Короче, едем ко мне!

Он сделал паузу, а когда Оля что-то неуверенно попыталась возразить, он поднял руки, показывая, что возражения не принимаются, встал из-за стола и снова затараторил:

— Не хочу ничего слышать! А то обижусь! У меня огромный дом, места хватит на всех! Гостей я люблю! Так что собирайтесь. Я мигом сбегаю за мясом, а вы забрасывайте вещи в машину. Я ее не глушил, кондиционер не отключал. Так что должно быть комфортно. Я быстро! Окей?

Не дожидаясь ответа, он зашагал к выходу. Оля попыталась его окликнуть и в очередной раз что-то возразить, но тот уже скрылся из виду и она раздраженно, шумно вздохнула.

— Что за клоун? — не выдержал я и с упреком посмотрел на нее.

— Сережа! — возмущенно воскликнула она и, на всякий случай опасливо обернулась, проверяя, не услышал ли меня Рома Колесниченко, — Что значит клоун? Человек обрадовался встрече… Что за детсадовские замашки?

— Это у меня детсадовские замашки?

— Ну, не у меня же!

— А, по-моему, детсадовские замашки у кое-кого другого, — подал голос Игорь, кончиками пальцев массирую подбитый глаз, и с ненавистью поглядывая на копошащегося у ведра Виталика, — А Рома этот, вроде, нормальный мужик. Чего ты на него взъелся-то? Я, например, не против один денек на вилле у миллионера оттянуться. Я, может, вообще первый раз в жизни с настоящим миллионером познакомился.

— Нет, Игорь, ни на какую виллу никто не поедет! — безапелляционно заявила Ольга, чем приятно меня удивила, — Мы никогда и друзьями-то с ним не были. Я даже первые пару минут не могла вспомнить, как его зовут. Будет, как минимум, странно заявиться вчетвером к малознакомому человеку без повода.

— Да как это без повода? Он же сам нас пригласил! Он же сейчас мяса на всех купит! Что ж вы за люди-то такие? Человек к вам со всей душой, так сказать! Обрадовался! А вы? Не по-людски как-то.

— Да чего вы спорите, ели-пали, я не понимаю? — подал голос Виталик, снова подсаживаясь к нам за столик, — Делов то: поехать к мужику в гости, помыться с дороги, отъесться и с утра, со свежими силами рвануть на природу, или куда вы там хотели? С вас что, убудет что ли? А так, и в самом деле, обидите человека ни за что. Нельзя так.

— Да уж, конечно! Нельзя! — саркастически заметил Игорь, презрительно обжигая взглядом Виталика, — Кое-кого даже на природу опасно выпускать. А по-хорошему, вообще — в вытрезвитель…

— Да ладно, усатый, — перебил его тот, добродушно улыбаясь, — Не хотел я тебя бить. Чесслово! Приснилось, наверное, что-то, а тут ты подвернулся. Случайно я.

Игорь снова демонстративно отвернулся. Виталик же подсел на соседний стул и положил ладонь ему на плечо:

— Серьезно, Игорек. Ну, ты сам-то посуди, у меня за плечами годы работы в ментовке. Я за это время так удар отработал, что если бы хотел приложиться, то одним глазом ты бы точно не отделался. Пришлось бы еще и нос вправлять. Говорю тебе — нечаянно я. Ну, хочешь мне врежь! Только не сейчас. А то голова болит сильно. Вот на виллу приедем, дернем в медицинских целях по чуть-чуть, и можешь смело мстить! Я разрешаю. Ну?

Игорек еще немного помешкал и тихонько пробубнил:

— Ладно. Живи пока. Я на тебе потом отыграюсь.

По его усатому лицу растеклась довольная улыбка, а за спиной раздался голос Ромы:

— Ну, и чего сидим? Я думал, вы уже давно все в машину погрузили!

Конец ознакомительного фрагмента.