Тайна Несвижского замка

Сергей Бортников, 2019

Золотые апостолы, пропавшие после Отечественной войны 1812 года из родового замка князей Радзивиллов, что в белорусском Несвиже, привлекают внимание многих и многих охотников за сокровищами. В противоборстве с агентами «Аненербе» их поиск осуществляет и учёный-философ, а «по совместительству» – секретный сотрудник Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Ярослав Плечов. Новый роман известного мастера отечественной остросюжетной литературы, лауреата литературной премии «Во славу Отечества».

Глава 2. Предчувствие беды

1

На железнодорожной станции Минск царило всеобщее оживление: летние каникулы, лучшая пора для путешествий.

Плечов по забитому людьми переходному мосту с трудом выбрался на привокзальную площадь и, заметив издалека медленно приближающееся такси с зелёным огоньком в правом уголке лобового стекла, начал махать свободной от поклажи правой рукой.

Получилось удачно. Машина остановилась.

За её рулём сидел… Цанава.

Он был один. В гражданской одежде. И даже с ненавистным ему галстуком на грубой шее.

— Здравствуй, Ярослав Иванович.

— Здравия желаю, товарищ старший майор! — усаживаясь на переднее пассажирское сиденье, удивлённо произнёс в ответ агент, хотя сам, если признаться честно, предполагал схожий сценарий развития событий.

Работа у него такая: предвидеть, что может случиться через несколько часов, в течение сегодняшнего дня, завтра… Иначе на нелегальном положении не выжить!

— Мелко плаваешь. Комиссар госбезопасности третьего ранга, нарком госбезопасности Белорусской ССР, — сполна насладившись растерянной физиономией своего оппонента, горделиво сообщил главный чекист республики.

— А раньше? — вопросительно поднял брови Плечов.

— В прошлую нашу встречу я был наркомом внутренних дел.

— Это повышение или понижение?

— Ни то ни другое. Очередная реорганизация! — равнодушно объявил Лаврентий и начал плавно отпускать педаль сцепления.

Автомобиль неспешно покатил вперёд по первому ряду недавно отремонтированной многополосной магистрали — одной из самых главных в столичном городе.

— Всё равно поздравляю. — Яра собрался было ещё раз пожать наркому руку, но вовремя заметил, что тот всецело сосредоточился на, надо отметить, мастерском вождении служебного автомобиля, и передумал. А вот от продолжения диалога отказываться не стал. — Удачи вам в нелёгкой службе на благо нашей великой социалистической Родины.

— Спасибо. С этого мгновения я не только народный комиссар, но и твой личный опекун, можно сказать, ангел-хранитель, — перестраиваясь в левый ряд, сообщил сенсационную новость Цанава. — Так что можешь гордиться, философ.

— Уже…

— Что «уже»?

— Горжусь!

— Чего так печально? Разве не видишь, как я о тебе печусь, пекусь, тьфу ты, — короче, забочусь? Не каждого комиссар лично встречает!

— Не только вижу, Лаврентий Фомич, но и чувствую. До сих пор. Рёбрами. Почками. Ноют на бесконечно меняющуюся погоду так, что можно обгадиться от боли, — пожаловался агент, не скрывая сарказма.

— Обгадься, — спокойно посоветовал тот.

— Не в моих правилах.

— Ну, не сердись, — примирительно сказал нарком. — Я же не знал, что ты такая важная птица. Учёный с мировым именем! — Он зачем-то недолго поковырял свободной левой рукой в своём мясистом носу и, как заправский диктор, отчеканил: — К тому же иногда выполняющий особо важные секретные поручения высшего руководства Союза Советских Социалистических республик.

— Какие ещё поручения? — недоверчиво покосился на своего высокопоставленного «водилу» Плечов.

— А вот этого, дорогой, мне знать не полагается, — скромно «отмазался» Цанава. — Сказано — важные, значит, важные, секретные — значит, секретные. Моё дело — оберегать, лелеять, чтоб ни один волос не упал с твоей головы.

— Погодите, — никак не мог врубиться в курс дела великий, как его назвали, философ. — Выходит, сейчас вы служите в ведомстве, которым с недавних пор руководит товарищ Меркулов, и Лаврентий Павлович уже не прямой для вас начальник?

— Обижаешь, дорогой, — надул щёки комиссар и в очередной раз нарушил правила дорожного движения, повернув налево через сплошную линию. — Не меня — моего большого друга, земляка, тёзку… С начала года товарищ Берия — Генеральный комиссар госбезопасности. И, как заместитель председателя Совета народных комиссаров, курирует не только НКВД с НКГБ, но и речной флот, лесную и нефтяную промышленность, а также много чего другого!

— Окончательно вы меня запутали, уважаемый Лаврентий Фомич… Геть, на нет, совсем и полностью, как говорят на братской Украине.

— Твоё дело маленькое, — не отрываясь от руля, жёстко гнул свою линию товарищ Цанава, никак не реагируя на реплики высокообразованного собеседника. — Загадал желание, сообщил, чего изволишь, и сопи в две дырочки, жди, когда исполнится. Это даже не золотая рыбка, а целый старик Хоттабыч, поступивший в твоё круглосуточное распоряжение. Ты велел, я выдернул волосок…

— Простите, но у вас нет бороды! — отпустил очередную колкость Яра, но это никак не повлияло на поведение наркома.

— Тебе-то что? — хмыкнул он. — Пробормотал пару слов — и на тебе: готово… Вот только на результаты футбольных матчей я, к сожалению, влиять ещё не научился. Перекладины ворот подымать, штанги влево-вправо двигать — ну, никак не получается. А всё остальное — милости прошу!

— Вы что же, до сих пор читаете детские книжки? — недоумённо поинтересовался Плечов.

— Так… Просматриваю. Иногда. В силу служебной необходимости. Чтобы товарищи писатели разной антисоветской ерунды не наморозили!

— Понял.

— Тебя куда везти? — наконец сменил тон Лаврентий Второй. С презрительно-повелительного на простовато-добродушный.

— В какой-нибудь хороший отель. Надеюсь, теперь-то в столице советской Белоруссии таковых найдётся немало?

— Зачем тебе гостиница, дорогой? У тебя есть своя жилплощадь.

— Её никому не передали?

— Нет. Правда, одно время в квартире жил твой коллега — какой-то гуманитарий из БГУ, но… В общем, можешь не беспокоиться. Вот, держи ключи, там новый замок.

2

Ярослав Иванович вытащил из-под стола запылившуюся деревянную табуретку, протёр её влажной тряпкой и, присев за кухонным столом, уставился в наполовину открытое окно.

«Чёрт… Как быстро летит время! Шурику уже четвёртый годок пошёл. И Андрюшке — три месяца. Вот, кажется, только вчера мы все (я, Цанава и Фролушкин) наслаждались в этой комнате великолепным французским коньяком.

Но…

Не успел мизерный кусочек земной тверди с населяющими его букашками совершить с сумасшедшей скоростью несколько оборотов вокруг одного из небесных светил, являющегося, по сути, обычной электрической лампочкой не самых выдающихся размеров и не самой большой мощности в масштабах нашей Вселенной, а уже столько всего случилось, столько произошло!

Доброго, светлого.

Но чаще всё же ошибочного, лихого, неправедного.

Первый из двух тогдашних сотрапезников, малообразованный и наглый, с каждым днём всё выше и выше забирается по служебной лестнице, до сих пор жрёт, пьёт, гуляет, а второй — умный, искренний, честный, предельно чистый душой — лежит в шкатулке… Точнее не он, а то, что после него осталось.

Боже правый, если ты есть, конечно (а я в это верю!), обрати, наконец, внимание на вопиющую несправедливость, царящую в твоих владеньях!»

3

Прошло несколько дней, в течение которых Плечов практически не покидал свою уютную квартирку (если не считать утренние прогулки и нерегулярные походы в ближайший «Гастроном» — за хлебушком, колбаской и лучшей в мире белорусской молочкой).

Без дела он не сидел — писал статью для английского философского журнала, которую обещал сдать до 1 июля.

Цейтнот!

Но вот однажды…

Ровно в семь часов утра кто-то стал настойчиво барабанить в его дверь.

Яра лишь повернулся на другой бок и натянул на голову одеяло — просыпаться не хотелось категорически!

Но тут в ушную перепонку ударил громкий возглас:

— Хватит бездельничать! Вставай!

Личность владельца этого немного визгливого голоса он смог бы безошибочно установить с первой попытки и в любых других, намного более сложных, чем нынешние, условиях.

Цанава!

— Иду! — агент резво вскочил с кровати и, накинув на себя предусмотрительно привезённый из Москвы халат, поплёлся в коридор.

Провернул два раза в скважине ключ, толкнул вперёд дверь — и не заметил, как очутился в крепких объятиях Лаврентия Второго.

— Доброе утро, дорогой! — нежно похлопывая по широкой спине заспанного хозяина квартиры, пробасил непрошеный гость.

— Здравия желаю, товарищ комиссар…

— Как спалось?

— Вашими молитвами.

— Надеюсь, ты достойно оценишь внимание, которым я тебя окружил?

— В каком смысле?

— Лично встретил, лично разбудил, а мог бы просто послать посыльного. Например, адъютанта своего — Жигачёва. Или ещё кого.

— Спасибо. Признавайтесь, чем вызвана такая невероятная заботливость по отношению к моей малозначимой, абсолютно скромной персоне?

— А то ты не знаешь?

— Нет.

— Прямыми указаниями из Центра.

— А…

— Мой большой друг и тёзка…

— В Москве ходят слухи, что не только друг, но ещё и близкий родственник: то ли дядя, то ли брат, в честь которого вас в принципе и назвали.

— Врут, сволочи… Хотят очернить-опорочить мудрого руководителя, умного и высоконравственного, по-ря-доч-но-го (для усиления эффекта он произнёс последнее слово по слогам) человека.

— Чем, вернее, кем очернить? Братом? Племянником?

— Неважно… Слушай далее. Батоно Лаврентий сказал: «Не дай бог с ним что-то случится». Я просто принял к сведению его пожелания и уже начинаю действовать.

— Именно поэтому вы не дали мне досмотреть очередной чудесный утренний сон?

— Не только. Вчера к нашим пограничникам в районе города Брест явился очередной перебежчик с той стороны. Между прочим, как и ты, — философ. Возможно, даже всемирно известный… Говорит, что антифашист и предупреждает о грядущей войне…

— Я здесь при чём?

— Держишь меня за дурака, да? — Цанава значительно уменьшил «громкость звука» и заговорщически подмигнул: — Думаешь, мы не знаем, чем вы с Фролушкиным здесь занимались? За последний год мои люди опросили десятки священников, медиков, учёных-историков, простых жителей Несвижа, даже с Ядвигой Мечиславовной откровенно побеседовали, и единодушно пришли к выводу о том, что тебя интересуют золотые апостолы… А наш товарищ из Германии — Агидиус Танненбаум…

— Кто? — Глаза Яры округлились, а челюсть упала чуть ли не на грудь — слишком хорошо он знал это имя.

— Ну, этот… Перебежчик, которого я лично допрашивал всю ночь… Утверждает, что специалистам из его организации хорошо известно местонахождение пропавшей Несвижской реликвии.

— И как называется сей влиятельный орган?

— Ане… Анне… То ли эрдэ, то ли ербе… Мать его ети!

— «Наследие предков», — с улыбкой на устах подсказал учёный. — Аненербе.

— О! Точно! Ты, как всегда прав, профессор.

— Что ж ведите меня к этому молодому козлу, дорогой Лаврентий Фомич…

— Зачем ты так, Ярослав Иванович? Приличный товарищ… Солидный, образованный… Короче, не козёл и даже не очень молодой!

— Именно так переводится на русский язык его древнее немецкое имя.

— Странное сочетание…

— О чём вы, товарищ нарком?

— Молодой козёл и рождественская ёлка… Древнее, как ты говоришь, немецкое имя и откровенно еврейская фамилия.

— Нормально. В истории человечества и не такие казусы встречались!

— Например?

— Лицо человеческое, а туловище — коня. Кентавр называется.

— Ну, ты и сравнил, братец!

4

Агидиус отсыпался после бессонной ночи. «Спальней» для него служила одна из бытовых комнат главного офиса белорусских чекистов, который располагался в центре Минска на центральной столичной улице, названной незатейливо — Советской.

Серое, угловатое здание (типичный образчик опять же советского конструктивизма), пользовалось среди населения дурной славой, а его мрачный вид заставлял простого обывателя трепетать от страха. Не зря же жители республики в то время придумали новое проклятие: «Чтоб к тебе в дом Цанава пришёл…»

…Будить Таннебаума нарком не стал («Пускай отдыхает, успеем ещё наговориться»). Чтобы не терять зря время (и квалификацию!), вместо перебежчика он устроил беглый допрос попавшему под руку Плечову.

— Скажи, Ярослав Иванович, какое у тебя звание?

— Кандидат исторических наук, — спокойно парировал учёный, прекрасно осознавая всю провокационность и вопроса, и той ситуации, в которой он может очутиться после неискреннего ответа.

— Не прикидывайся кентавром! — (Как быстро он усвоил новое слово!) — Кто ты? Капитан, майор? НКВД, НКГБ или какой-нибудь иностранной службы?

— Спросите об этом своего, как вы утверждаете, большого друга, — набравшись наглости, осадил зарвавшегося любимца Берии Плечов.

— Спрошу… — грозно обстреливая собеседника тёмными, проницательными глазками, тихо пообещал тот.

— А пока… Вам велено обеспечивать мою безопасность? Вот и выполняйте! — требовательно заключил Ярослав, не оставляя собеседнику никакого пространства для ответного манёвра. — Тщательно, последовательно, не задавая глупых, необдуманных вопросов.

— Учту! — смиренно выдавил Лаврентий Второй.

Дитя своего времени, он прекрасно понимал, что с кем можно и когда.

Сейчас точно лучше «затихнуть». И спокойно ожидать, когда этот московский выскочка совершит ошибку. Чтобы в тот же миг прихлопнуть его, как зловонного клопа или таракана.

Если хватит силёнок, конечно.

* * *

Выспаться, как следует, Агидиусу, так и не дали. В полдень его поднял один из младших офицеров белорусской госбезопасности и по длинному тёмному коридору сопроводил в кабинет наркома, где уже согласно давней кавказской традиции был накрыт шикарный стол, во главе которого гордо восседал наш главный герой — Плечов.

Танненбаум бросил жадный взгляд сначала на дорогой коньяк, соседствовавший с «Советским Шампанским» и красным марочным вином, затем, уже исходя обильной слюной, — на всевозможные мясные деликатесы и только тогда обратил внимание на своего коллегу, с которым они не раз встречались на международных форумах, проходивших в СССР (за границу секретного агента конечно же не выпускали).

— Ярослав Иванович?

(Немец прекрасно владел русским языком, но это стало открытием разве что для Лаврентия Второго.)

— Я, — не стал опровергать очевидное агент.

— Какими судьбами?

— Случайно… Пути господни неисповедимы!

Агидиус сел напротив своего «русского друга» и протянул через стол руку.

— Сначала пообедаем, а потом подискутируем… Гут? — предложил задиристо.

— Согласен, — кивнул Яра.

5

— Итак, вы утверждаете, что работали в сверхсекретном отделе «Аненербе», осуществляющем поиск христианских святынь по всему миру? — решил ускорить ход событий товарищ Цанава после того, как заметил, что Танненбаум продолжает под вино набивать свою утробу дефицитными продуктами, тогда как прочие участники застолья (он сам и Плечов) давно уже по самое горло насытились ими.

Как будто нарочно тянет время, гад!

— Так точно, герр комиссар! — кивнул немец, ни на миг не отрываясь от разнообразной закуски. — Разрешите, однако, сначала покончить вон с той аппетитной колбаской в натуральной оболочке?

— Пожалуйста! — сердито процедил Лаврентий. (Его явно начинало раздражать такое поведение перебежчика. Забыл он, похоже, кто здесь хозяин…)

— Кстати, как она называется? — продолжал дразнить наркома Агидиус, ничего не подозревая о собственных «косяках».

— «Докторская», — широко улыбнулся Ярослав.

— Отродясь ничего вкусней не пробовал!

— Зря, что ли, над технологией её приготовления трудился целый НИИ мясной промышленности под неустанным наблюдением самого товарища Микояна? — с гордым видом продолжал просвещать сотрапезника Плечов. — Это вам не капиталистическая подделка. Самый что ни на есть натурпродукт, в ста граммах которого двадцать пять граммов говядины, причём высшего сорта, и семьдесят граммов не самой жирной свинины…

— А ещё пять? — запихивая в рот последние кусочки понравившейся «Докторской», спросил Танненбаум с плохо скрываемой грустинкой в обычно твёрдом и от природы звонком голосе.

Может, это было связано с тем, что вожделенный продукт закончился?

Пришлось Ярославу продолжить ликбез:

— Яйца, коровье молоко… Да вы кушайте… Не стесняйтесь и не отвлекайтесь, времени у нас вагон, — добавил он назло нетерпеливому наркому.

— Вкусно… Однако я не всё понял… НИИ… Микоян… Что… Кто это?

— НИИ — означает, научно-исследовательский институт, а Анастас Иванович Микоян — нарком нашей чудесной пищевой промышленности, — решил блеснуть эрудированностью и Цанава, после чего с ехидцей добавил: — Вы ещё вон ту, тоненькую, не пробовали. «Охотничья» называется. Рекомендую настойчиво. Особенно с горчичкой!

Агидиус тотчас жадно схватил со стола нечто напоминающее с виду родную баварскую сосиску, только копчёную, помазал её грубым слоем неизвестного пока вещества (немецкая горчичка, как известно, существенно отличается от нашей и по внешнему виду, и по крепости) и, предчувствуя райское наслаждение, молниеносно отправил себе в рот.

Да так и застыл… И без того бледное лицо немца вытянулось. В огромных, бесконечно синих арийских глазках появились влажные капельки. В расширенных зрачках — всепоглощающий труднопреодолимый ужас.

— А-а-а… Сила! — спустя полминуты, еле выдохнул перебежчик.

(По всей видимости, слово «сила» было в его репертуаре самым важным, самым любимым, как, например, «согласен» у Цанавы, а после первого приезда в Минск, и у Ярослава Плечова. Оказывается, немцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо!)

— Может, залить пожар красненьким? — в обычной сверхъехидной манере предложил, казалось бы, не самый оптимальный выход из положения бездушный нарком.

Бедняга Танненбаум не ответил ничего — лишь часто-часто закивал головой в ответ.

Причём, как ни удивительно, — утвердительно.

После этого Плечов чуть ли не насильно влил в его глотку полбутылки «Массандры», наверняка из коллекционного фонда вин, образованного согласно Приказу по Народному комиссариату пищевой промышленности СССР от 8 февраля 1936 года.

Несмотря на такую и в самом деле отлично встряхивающую реабилитационную процедуру, очухался Агидиус нескоро, где-то через четверть часа, после чего неспешно начал свой рассказ. Не сбивчивый, а явно хорошо продуманный.

— По официальным данным, «Немецкое общество по изучению древних сил и мистики» было основано в 1935 году по личному распоряжению рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, но его появлению предшествовала деятельность многих родственных организаций, таких, например, как «Туле»^[5], у которой, между прочим, нацисты позаимствовали в качестве эмблемы свастику, «Вриль»^[6], «Германенорден»^[7], а также, некоторым образом, ордена Иллюминатов^[8], ордена Восточного Храма^[9] и частично «Вандерфогель»^[10].

Президентом «Анненербе» стал, естественно, Генрих Гиммлер. Главным спонсором — его личный духовный наставник, а, по совместительству, ещё и главный идеолог НСДАП^[11] Рихард Дарре^[12].

Первым директором новообразованного сверхсекретного ведомства был назначен Герман Вирт^[13], у которого я стажировался в Бёрнском университете.

Основной задачей организации с момента её создания являлось изучение истории германского народа, его обычаев, традиций, но уже на первом году деятельности рейхсляйтер Гиммлер слегка подкорректировал цели: «Искать локализацию, мысль, действия, наследие индогерманской расы и сообщать народу в интенсивной форме результаты поисков». Это цитата.

Я в то время служил в учебно-исследовательском отделе философии. Заместителем у Курта Шиллинга. Ярослав Иванович должен его знать, в последние годы профессор был частым гостем в вашей стране…

— Да-да, конечно, — подтвердил Плечов, так же, как и Цанава, внимательно слушавший рассказ перебежчика и ни разу его не перебивший, даже тогда, когда хотелось что-то уточнить, о чём-то спросить. — Он, кажется, из Мюнхенского университета?

— Так точно, мой дорогой коллега. Так точно! — расцвёл «рождественской» улыбкой Танненбаум. — У этого учебного заведения крепкие и давние связи с вашим родным МГУ.

— Согласен. Особенно с философским факультетом!

6

— Может, пора переходить к основной части нашей содержательной беседы? — утомлённо изрёк Лаврентий, подымаясь из-за стола. — На предварительном допросе вы сообщили мне о том, что знаете, где находится главная святыня Несвижского замка, я имею в виду библейских истуканов.

— Кого-кого? — недоумённо выдавил Агидиус.

— Ну, этих…

— Может, апостолов?

— Ага… Точно… Их!

— Так они больше евангельские, чем библейские…

— Мы, советские люди, в большинстве своём атеисты и не шибко разбираемся в религиозных ат… ар…

— Атрибутах? — навскидку предположил Ярослав.

— Нет, этих — артех… Ну как же их?…

— Артефактах?

— О! Правильно!

— Знаю — сказано слишком громко, — вернулся в тему немец. — Предполагаю.

— То есть вы решили пойти в отказ? — с недоумением, плавно переходящим в негодование, прошипел Цанава.

— Товарищ комиссар, если можно, помолчите, а ещё лучше, вообще оставьте нас наедине, — зло блеснул глазами секретный сотрудник. — Мы с господином Танненбаумом прекрасно поймём друга и, поверьте, быстро найдём консенсус.

— Что найдёте?

— Согласие, взаимопонимание.

— Хорошо. Ищите. Но в моём присутствии. Ясно?

— Нет. Всё равно позже я вам обо всём доложу. Со всеми подробностями. И, если хотите, — в письменном виде.

— Но…

— Если бы мы намеревались от вас что-то утаить, то попросту перешли б на немецкий язык или английский, вы же ни тем, ни другим, в совершенстве не владеете?

— В совершенстве языком владеют сами знаете кто, — недовольно прорычал Лаврентий Фомич, добавив к своему высказыванию острое матерное словцо, как бы для усиления эффекта. — Всё, что мне надо, я и так пойму… Или хотя бы догадаюсь, о чём идёт речь. По глазам, по губам… Ибо, как ни изощряйтесь, всё равно вашу мелкобуржуазную образованность и рядом нельзя ставить с нашей пролетарской смекалкой…

— В каком смысле?

— По практическим результатам. По силе воздействия на умы прогрессивного человечества.

— Умно… Ну, тогда держитесь — поехали… Заг мир, битте, майн либер фройнд…

— Э-э, мы так не договаривалась, — немедленно запротестовал главный белорусский чекист. — Приказываю перейти на человеческий язык!

— А как же ваша знаменитая смекалка, герр комиссар?

— Отставить… Давай по-нашему, по-русски!

— Ладно, принимается, — примирительно выдохнул Яра, продолжая обращаться по-прежнему исключительно к белорусскому наркому. — «Скажите, пожалуйста, дорогой мой друг, на чём базируются ваши предположения?» — это очень точный перевод моей предыдущей фразы плюс то, о чём я хотел сказать, как бы в продолжение её.

— Согласен. Больше вопросов не имею, — устало обронил Лаврентий Фомич.

7

И перебежчик всё так же неспешно продолжил вести свой познавательный рассказ — не столько о собственной службе в «Аненербе», сколько об истории и «подвигах» этой таинственной оккультной организации, что вызывало немалое раздражение у Цанавы, деятельная натура которого требовала сиюминутных результатов.

Показаний.

Разоблачений.

И (о, да ещё!) подтверждённых фактов.

Главным образом — о местонахождении, как он выразился, золотых истуканов.

Но Танненбаум по-прежнему не торопил события.

— Идея собрать в одном месте все христианские реликвии пришла к Гитлеру задолго до того, как он стал фюрером нации…

— Мне это не интересно! — в очередной раз разразился гневом бешеный нарком. — Давай про апостолов… И о запланированном нападении на нашу Родину не забудь упомянуть!

— Дорогой Агидиус, прошу вас, не обращайте на эти реплики внимания, — не выдержал Ярослав Иванович. — Продолжайте в прежнем духе. С мельчайшими подробностями. Я слушаю…

— Гут! — покорно согласился немецкий коллега. — В 1907 году Адольф попытался поступить в Венскую академию изящных искусств, но провалил экзамены и от нечего делать стал целыми днями слоняться по музеям, картинным галереям и букинистическим магазинам. Однажды, посещая дворец в Хофбурге^[14], он обратил внимание на выставленные там имперские клейноды правителей Священной Римской империи, среди которых было и Копьё Судьбы. Великая святыня так поразила будущего руководителя Третьего рейха, что он надолго впал в транс и вышел из него только тогда, когда один из смотрителей уже собрался закрывать зал.

Всю ночь Адольф не спал, а ранним утром снова примчал в сокровищницу Габсбургов и целый день молча созерцал орудие убийства Христа.

Прошло много лет. 15 марта 1938 года Гитлер снова прибыл в Хофбургский дворец — теперь уже в сопровождении своего верного друга и соратника Гиммлера — и предъявил свои права на копьё Лонгина. Он был свято убеждён: артефакт должен храниться в древней церкви Святой Екатерины, что в городе Нюрнберге — в том зале, где в Средние века проводились состязания мейстерзингеров.

— Кого-кого? — нетерпеливо вставил очередные «пять копеек» Цанава, чтобы таким образом обозначить собственное присутствие и заодно намекнуть болтунам-философам, что без его «руководящей и направляющей роли» их диалог не имеет перспектив.

— Поэтов-певцов средневековой Германии, — разъяснил смысл не самого распространённого слова Плечов.

— Ты смотри… Оказывается, уже в то время в Европе существовала гнилая интеллигенция!

— Не волнуйтесь, Лаврентий Фомич, в большинстве своём они были чисто пролетарского происхождения. Чаще всего, между прочим, — из числа ремесленников.

— И то хорошо!

— Скажите, вы любите оперу, товарищ нарком госбезопасности? — продолжил Яра.

— Не очень. Зачем петь о том, что можно пересказать обычными словами? А в чём дело?

— Иначе б вы знали, что у любимого композитора Гитлера — Рихарда Вагнера — есть произведение, которое так и называется «Нюрнбергские мейстерзингеры».

— Ну и что?

— Товарищи, не сбивайте меня с мысли, — жалобно посмотрев на своих собеседников, взмолился бедняга Танненбаум и продолжил: — Руководитель Верховного партийного суда НСДАП Вальтер Бух и лидер австрийских эсэсовцев Бруно Кальтенбруннер в торжественной атмосфере передали новому лидеру Германии имперские клейноды, после чего тот с балкона дворца произнёс перед людьми, собравшимися на площади Героев, расположенной как раз напротив резиденции Габсбургов, очередную пламенную речь: «Я объявляю немецкому народу о том, что выполнил самую важную миссию в моей жизни. Как фюрер германской нации и рейхсканцлер я перед лицом истории заявляю о вступлении моей родины в Германский рейх!» Это опять цитата.

13 октября 1938 года бронепоезд доставил из Вены в Нюрнберг сокровища Священной Римской империи. В инвентарной описи помимо Копья Судьбы значились: зуб Иоанна Крестителя, лоскут скатерти со стола, за которым проходила Тайная вечеря, кошель Святого Эльма, библия первого римского папы, камень из стены Иерусалимского храма.

Прибытия состава на вокзале ожидала огромная толпа народа, двинувшая следом за бронетранспортёрами, на которые перегрузили драгоценности, в направлении церкви Святой Екатерины по оцепленным войсками улицам города…

— Возможно, именно тогда в голову фюрера закралась мысль о том, что неплохо было бы доставить на территорию Германию ещё и чашу Грааля, Туринскую плащаницу, золотых апостолов, да и все прочие святыни христианского мира, — предположил Ярослав.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

«Туле» (ударение на втором слоге) — немецкое оккультное и политическое общество, основанное в Мюнхене в 1918 году. Полное название — «Группа по изучению германской древности» («Studiengruppe für germanisches Altertum»). Происходит от названия мистической северной столицы, воспетой в древнегреческих легендах.

6

«Вриль» (иногда — «Врил») — тайное общество медиумов, члены которого якобы контактировали с представителями инопланетной или подземной цивилизации с целью обретения мистической силы.

7

Ложа, организованная исключительно по масонскому принципу.

8

От «Iluminatus» — озарённый, просветлённый, просвещённый; по своей сути — та же самая типичная масонская ложа.

9

Орден восточных тамплиеров, орден храма Востока — международная оккультно-религиозная организация, изначально задуманная, как масонская академия. Существует с 1902 года.

10

Дословно с немецкого — «Перелётная птица» — общее название различных немецкоязычных культурно-образовательных и туристических молодёжных групп, а также клубов из разных стран, впервые образовавшихся в 1896 году и, кстати, успешно действующих по нынешний день.

11

Аббревиатура. В переводе — НСРПГ, то есть национал-социалистическая рабочая партия Германии — политическая сила, существовавшая с 1920 по 1945 год; с января 1933-го — правящая, а с июля 1933 до мая 1945-го — единственная законная партия в Германии.

12

Рихард Вальтер Оскар Дарре (1895–1953) — руководитель Главного расово-поселенческого управления СС, рейхсминистр продовольствия (1933–1942), обергруппенфюрер СС (1934).

13

Герман Вирт (1885–1981) — голландско-немецкий учёный и мистик, изучавший древние религии, символы и языки.

14

Зимняя резиденция австрийских Габсбургов и основное местопребывание императорского двора в Вене.