Песни ветра

Сергей Боровский, 2022

В книге представлены поэтические зарисовки событий далёкого и недавнего прошлого, великих перемен, произошедших на стыке двадцатого и двадцать первого веков, а также образцы нового русского фольклора, фантазии и философские размышления.

Безымянная высота

Залегли вдоль пологой высотки:

Справа сосны, а слева кусты.

Побросав вещмешки и пилотки,

Взвод врывался в земные пласты.

Дали волю и брани, и поту;

Все ругались, никто не скулил.

Старшина, принимая работу,

Одного или двух похвалил.

Покурив, пожевали таранки,

Ухитрились хлебнуть по глотку.

Взводный крикнул: «К оружию! Танки!»

И прильнул за Максимом к щитку.

Штук пятнадцать, рыча, как бульдоги,

Под себя подминая траву,

К высоте повернули с дороги,

Проскочив по отлогому рву.

Кто-то гладил рукою бутылки;

Жаль, гранат не хватило на всех.

Лейтенант, успокоив поджилки,

Диафрагмою выдавил смех.

И пропел из чего-то родного

Западающий в душу куплет.

И тотчас из ствола головного

Что-то вырвалось песне в ответ.

Столб огня, и запахло паленым.

Знать, окопчик кого-то не спас.

То, что было недавно зеленым,

Сразу приняло чёрный окрас.

Страшно — головы клонятся ниже.

Но стоят! Лучше смерть, чем позор.

Прохрипело: «Подпустим поближе».

Первый встал от удара в упор,

Задымил, закрутился на месте,

Рядом, будто споткнулся — второй.

Вот они уже крутятся вместе,

Двое крайних покинули строй.

Огрызаясь, железные звери

Извергают огонь и свинец.

И у нас, под горою, потери:

Старшина и безусый юнец.

Вся надежда теперь на остаток:

Два ружья и один пулемёт.

Но и немцев осталось с десяток,

Их пехота не бралась в расчёт.

Пусть пуляет себе по брустверу,

Этих запросто можно отсечь.

Хорошо, что окоп по размеру.

Вдруг команда: «Патроны беречь!»

И, ломая горящие ветки,

Как в немыслимом сонном бреду,

«Тигр» вырвался, будто из клетки —

Из оврага, на полном ходу!

Метров тридцать ему до окопа,

Аж стекло запотело в руке.

Это вам, господа, не Европа,

Это там вы прошлись налегке.

Здесь, в России, иные порядки,

Здесь рука не замедлит бросок.

И, не выдержав яростной схватки,

Сталь, горя, зарывалась в песок.

Смерть проклятая кружится рядом,

Приближаясь на крик или стон.

Вот затих поражённый снарядом

Бронебойщик, просивший патрон.

Вот застыл в абсолютном покое

Пулемётчик, обняв станкача.

И в потрёпанном вражеском строе

Умирали, сердито урча.

Их живые ползли на траншеи,

На плешивую нашу броню,

На солдатские голые шеи,

На оставшихся в редком строю.

Горстка нашего тела живого —

Против грозных железных машин.

Лейтенант, пожалев рядового,

Первым вышел один на один.

Сколько было ему в сорок первом?

Двадцать два… двадцать три… двадцать пять?..

Совладав с расшалившимся нервом,

Он решил высоту отстоять.

Деловито поправил повязку

И, привстав на носок сапога,

Запустил тяжеленную связку

Под широкое брюхо врага.

Покрутившись подраненным волком,

Бывший «Тигр» у траншеи застыл,

А парнишка, прошитый осколком,

Обгоревшую землю накрыл.

Танков двое. «Сначала передний…» —

Так решил про себя рядовой,

Продолжая, быть может, последний,

Но на редкость решительный бой.

Подпустил, и с размаху бутылку

Уложил, как учили — под ствол.

И второго «огрел по затылку» —

Тот уже над окопом прошёл.

Струйка крови от края пилотки…

Рядовой прошептал: «Не прошли».

Залегли вдоль пологой высотки,

А подняться уже не смогли.

Тлеют головы, груди и спины,

Догорает чужая броня…

И герои, как будто с картины,

Сквозь страницы глядят на меня.