Богдан Хмельницкий. Искушение

Сергей Богачев, 2016

В истории многое зависит от случайностей. Что было бы, если бы Мстислав Удатный не перебил монголо-татарское посольство? Может быть, монголо-татарская орда и не двинулась бы на запад, а пошла на завоевание Японии или Индии. Что было бы, если бы Богдан Хмельницкий остался сотником реестрового войска на службе у польского короля или после битвы под Пилявцами двинул свои полки на Варшаву? Но величайшая мудрость мира давно сформулирована: история не терпит сослагательного наклонения. Эта мысль верна, и с этим, конечно, нужно согласиться, если нет возможности изменить ход истории. А если такая возможность есть?

Чернобыль. Зона отчуждения

Заканчивался второй месяц подготовки Владимира Сергеева к перемещению в заданное измерение. Расположились они в палаточном городке неподалеку от Чернобыльской АЭС под видом научной экспедиции. По легенде, группа российских ученых проводила в зоне отчуждения научные эксперименты в рамках программы ЮНЕСКО «Чернобыль». Сергееву же в этом сценарии была отведена роль журналиста и общественного наблюдателя от украинской стороны.

На самом деле их занятия мало походили на научные. Это больше напоминало курс молодого бойца спецназа. Самыми близкими людьми для Владимира на это время стали подполковник Китаев и инструктор с говорящей фамилией Прощин. И если подполковник больше занимался теорией и языковой практикой, то инструктор налегал на физическую подготовку. А именно в этой сфере у Сергеева имелись наиболее существенные пробелы. Прежняя его деятельность была больше связана с умственными нагрузками, и спортом он занимался не системно, а по настроению, как говорится, для себя. Когда появлялось время, брал абонемент, чтобы в тренажерном зале железо потягать и в бассейне полтора километра проплыть. С ребятами в футбол иногда по выходным гоняли. Правда, после таких матчей, как правило, следовало продолжение в любимом пивном пабе. Так что инструктору Прощину было куда приложить усилия.

И свою работу он выполнял на совесть. По словам Прощина, тренировались они по стандартной методике бойца спецназа. Подъем ровно в пять утра и сразу же пробежка по лесу в одних спортивных трусах и босиком. Впереди Прощин, за ним Сергеев. Первый день такой «прогулки» дался непросто. Ступнями ног Владимир ощущал каждый камешек, каждую веточку и кочку на тропинке. Он едва успевал за инструктором, который, как будто издеваясь над ним, еще и мурлыкал себе под нос какую-то непонятную мелодию. К концу пробежки подошвы Владимира горели. Но Прощин невозмутимо произнес: «Тяжело в учении — легко в бою». «Тоже мне Суворов доморощенный», — подумал Сергеев, но ни возражать, ни жаловаться не стал.

После пробежки обычно следовало обливание холодной водой. Как пошутил Китаев, в XVII веке душ еще не изобрели, а потому нечего себя теплой водичкой баловать. Затем они завтракали возле полевой кухни. Чаще всего кашей или домашним кислым сыром с черным хлебом. «Это чтобы у тебя живот сразу по прибытии не скрутило», — пояснил подполковник. Далее к своей части подготовки приступал Китаев. Несмотря на то что Сергеев немного говорил по-польски, ему предстояло освоить польские и украинские диалекты той эпохи, да еще языки тех народов, которые проживали на территории Дикого поля триста лет назад. Кроме того, следовало научиться ориентироваться на местности, в том числе и по звездам, изучить повадки животных и свойства растений того времени. «А то еще слопаешь ненароком не то, что нужно, и вся подготовка коту под хвост», — пояснил Китаев.

Днем за него опять принимался Прощин. И эти тренировки Сергеев особенно невзлюбил. Инструктор с каждым разом увеличивал физические нагрузки, заставлял надевать теплую одежду и бегать кросс. Или, наоборот, закрывал на несколько часов в огромной морозильной камере, а чтобы Владимир не замерз, заставлял приседать и отжиматься. В последнюю неделю инструктор решил поморить Сергеева голодом, уменьшив его рацион до трех корочек хлеба в сутки. На все недоуменные взгляды нудный Прощин отвечал неизменно: «Тяжело в учении — легко в бою».

Единственное, чем испытатель занимался с удовольствием, — это изучение оружия запорожских казаков. Сергеев с интересом разглядывал мушкеты, пистоли, рогули, чеканы, сабли и кинжалы. Такое же оружие он видел однажды в экспозиции музея Полтавской битвы. Некоторые из изучаемых образцов напоминали те, которые в детстве они мастерили с пацанами во дворе за гаражами, чтобы играть в войнушку. Правда, эти пистоли стреляли по-настоящему, а сабли были заточены так остро, что запросто могли перерубить ствол молодого деревца. Инструктор заставлял Сергеева часами крутить казацкие сабли, укрепляя кисти рук. Затем Прощин брал саблю и кинжал, становился напротив Владимира и давал команду нападать. Как не старался Сергеев нанести своему учителю ощутимый удар, постоянно проваливался в пустое пространство. Прощин уходил от ударов с невероятной ловкостью и скоростью.

— Запомни, — наставлял инструктор, — ты обычный послушник, я бы сказал, божий одуванчик. Тебе не нужно знать приемы владения саблей или тонкости боя на ножах. Твое оружие — это реакция, хороший глазомер и скорость движения. Ну и, конечно, холодная голова. Твои навыки — уже полная неожиданность для соперника.

Сергеев учился уходить от ударов не только стоя на ногах, но и сидя, лежа и даже с завязанными руками. Однажды Прощин надел ему на голову холщовый мешок, в котором, разумеется, ничего не было видно.

— Замри и слушай. Сабля умеет говорить. У каждой есть свой голос. Научишься его слышать — будешь жить, — объяснил он.

Прошло немало напряженных занятий, прежде чем Сергеев научился слышать свист сабли, которой Прощин рассекал воздух справа и слева от головы ученика. Он приседал, делал шаг в сторону или назад, уходя от ударов, и каждый раз обливался холодным потом, боясь ошибиться.

Однажды Прощин обратился к Владимиру с вопросом, который показался тому странным:

— А ты, божий одуванчик, когда-нибудь видел, как казаки танцуют свой знаменитый гопак? Давай-ка спляшем!

Почувствовав, что за этим кроется какой-то подвох, Сергеев промолчал, и Прощин начал свой удивительный танец. Конечно, в детстве Володя не раз видел, как артисты в широченных шароварах и белых сорочках исполняли гопак. Редкий телевизионный концерт, посвященный советским праздникам, обходился без этого. Но то, что вытворял Прощин, только отдаленно напоминало движения национального танца украинцев. Инструктор то стремительно взлетал над Сергеевым, широко расставив ноги, то стелился над самой землей. Его движения чем-то напоминали приемы карате, но при этом были более размашистыми. Создавалось впечатление, что Прощин ведет бой не с одним человеком, а по крайней мере с десятком.

— Нечего стоять, — крикнул Владимиру инструктор. — Ты не старшеклассница на танцах. Не жди приглашения, начинай плясать…

Сергееву, к его собственному удивлению, труднее всего давались уроки на выживание. И ладно бы это были только купания в холодной воде. В сорокоградусную жару ему часами приходилось сидеть в засаде, опасаясь даже шелохнуться. Но Прощин, хитро улыбаясь, вечно готовил «нестандарты». Например, мог заставить ученика пить неизвестно где добытый мутный самогон градусов под шестьдесят, да еще несколько кружек сразу. При этом от души приговаривал:

— Сергеев, ты что, надеешься там, как в кино, саблей махать да из пистоля шмалять направо-налево? Нет, божий человек, я этих голопупых казарлюг знаю — ничто их не берет. Они похлеще нынешнего спецназа будут, в сравнении с ними ОМОНы и «Беркуты» отдыхают. А что делает хороший вояка после трудов бранных? Правильно, пьет ее самую, оковитую, что в переводе с латыни означает «вода хорошая». Умные были отцы-казаки.

С этими словами, то ли одобрения, то ли осуждения, Прощин и сам выпивал кружку «хорошей воды».

Было еще одно упражнение, от которого у Сергеева долго болели пальцы рук. Оно называлось «Разожги костер». Во времена Хмельницкого, когда спичек еще не было, огонь разжигался с помощью огнива и трута. Со стороны все выглядело просто. Инструктор брал кусочек металла, который он называл кресалом, в одну руку, небольшой кремешок и моховой трут — в другую. Легонько ударял кресалом по кремню, и образовавшийся сноп искр зажигал трут. Сергеев два дня осваивал науку добывания огня дедовским способом, изранил все пальцы, вспомнил все матерные слова, которые знал и не знал, и, когда ему, наконец, удалось получить огонек, радовался, как ребенок новогоднему подарку. Доволен был и инструктор.

— Тебе, божий одуванчик, — говорил он, — курить трубку с казаками сан не позволит. Но ты, если не забудешь, дай прикурить сотнику Хмельницкому от имени капитана Прощина.

Несмотря на опасения, Володя успешно освоил все науки. За два с половиной месяца Сергеев научился не спать и не есть сутками, выживать в экстремальных условиях. В супермена он, конечно, не превратился, но его физическая форма заметно улучшилась. Куда-то исчез наметившийся к сорока годам небольшой животик, появились почти военная выправка, уверенность и даже отточенность движений. Для большего сходства с паломником Владимир отпустил бородку, оброс и, по современным меркам, стал больше похож на бродягу, нежели на спасителя нации.

И вот наступило время «Ч». Сергеев по привычке проснулся ровно в пять утра, энергично поднялся и вышел из палатки в приподнятом настроении. Там его уже ожидал Китаев.

— Ну что, герой, готов к перемещению? — бодро спросил подполковник Сергеева.

— Как пионер, всегда готов! — уверенно ответил Владимир.

— Тогда пошли завтракать и переодеваться. Твое рубище ребята уже приготовили, котомку сложили. Последний инструктаж — и счастливого пути в прошлое!

На этот раз завтракали молча. Каждый думал о своем. Подполковник — о том, что в случае удачно проведенной операции он получит очередные звезды на погоны. Конечно, успешная операция и возможность получить дополнительные рычаги влияния на соседнее государство также являлись немаловажными факторами. Но личная мотивация для Китаева играла решающую роль при выполнении любой задачи.

Сергеева же волновало совсем иное. Возможная слава, карьера, деньги для него в данном деле были на последнем месте. Его больше беспокоило, сможет ли он оправдать доверие и, самое главное, позволят ли его скромные возможности принести пользу идее русского мира и продолжить дело брата.

Облачась в одежду богомольца, подпоясавшись пеньковой веревкой, Владимир проверил содержимое своего узла. Помимо старинной Библии, свитка с картой и несколькими грамотами якобы от патриарха Паисия, ему положили глиняную баклагу с водой, каравай черного хлеба на первое время да огниво.

— Давай-ка еще разок пройдемся по твоему заданию, Володя. По нашим подсчетам, ты должен переместиться в 1647 год, примерно в такой же летний календарный период. То есть как раз к тому моменту, когда Богдан Хмельницкий не только потеряет все имущество, но и надежду на то, что сможет восстановить справедливость законным путем и вернуть свой хутор Суботов, а также честь казацкую.

Согласно легенде, ты появишься в образе послушника Донского монастыря Иллариона Добродумова, который готовит себя к постригу в монахи, а перед этим совершает паломничество по святым местам. Твоя задача — внушить Богдану, что нужно идти на Запорожскую Сечь, поднимать казаков и вести их на Речь Посполитую, против короля Владислава. Времени на это у тебя будет предостаточно — полгода. Уверен, ты сможешь убедить Хмельницкого не идти на переговоры с поляками, а поднимать и объединять всю Украину, а также дашь ему понять, что единственно верный союзник — это православный московский царь Алексей Михайлович. Ну а как убеждать норовистого казацкого гетмана, наши консультанты тебе объяснили. Насколько я знаю, тебя даже методам психологического воздействия и гипноза обучили. Да не смотри ты на меня так, — усмехнулся Китаев, — уж на мне свои способности проверять не надо, бесполезно.

— Да я и не сомневаюсь, Николай Семенович, что вы не хуже меня этими методиками владеете. Тягаться с вами бесполезно, хотя и интересно, но сейчас некогда.

— Это ты верно подметил, времени в обрез. Как мы уже обсуждали, имя у тебя должно быть соответствующее. Владимир Сергеев для паломника не слишком подходит. В некоторых исторических документах упоминается, что у Юрия, младшего сына Хмельницкого, был домашний учитель из Киево-Печерской лавры некий Илларион Добродумов. Вполне подходящее имя и сан, так что резонно тебе воспользоваться этим псевдонимом.

Теперь что касается твоего возвращения. После битвы под Желтыми Водами, когда позиции Богдана Хмельницкого будут уже достаточно прочными, тебе необходимо возвращаться, иначе застрянешь в прошлом навсегда. Время и место наши ученые просчитали. Как только Войско запорожское двинется на Корсунь, ты, сославшись на необходимость вернуться к паломничеству по святым местам, прихватишь двух собак и направишься в район открытых залежей урановых руд, расположенный неподалеку. А дальше действуй по утвержденной схеме.

И еще, возьми этот нательный крестик с секретом — новейшая разработка с применением нанотехнологий. В действительности это микрограната. Если хорошенько дернуть за шнурок, выдергивается чека, и крестик взрывается через три секунды. Сам понимаешь, что это оружие — на самый крайний случай, если тебе будет угрожать неминуемая смертельная опасность. Ну, теперь точно все. Выдвигаемся на исходную позицию. Как мне доложили наши профессора, все уже готово для перемещения.

Китаев, Прощин и Сергеев сели в «Ниву», и автомобиль неторопливо тронулся в сторону объекта «Укрытие». Не доезжая до объекта, машина свернула на неприметную дорогу и через три минуты подъехала к небольшому зданию, на котором красовалась эмблема ЮНЕСКО. Навстречу им вышли двое неспортивного телосложения в штатском.

Подполковник за руку поздоровался с ними, а затем представил Владимира:

— Познакомьтесь, это наш испытатель Владимир Сергеев, он же Илларион Добродумов. Итак, господа Эйнштейны, ведите нашего странника к месту перемещения.

Научные сотрудники, которые действительно чем-то напоминали великого ученого, резко оживились, получив отмашку. Китаев и Сергеев прошли за ними в помещение, Прощин же остался в «Ниве», махнув своему ученику на прощание рукой.

Они молча проследовали в небольшую комнату с пультом управления, которая ничем не была похожа на привычную с 80-х годов прошлого века картинку, где люди в белых халатах сидели за огромными столами с многочисленными кнопками и мигающими лампочками. Этот пульт управления больше походил на небольшой сенсорный планшет, который активировался легким движением пальца. Владимира попросили пройти в кабину, похожую на стеклянный лифт, расположенную в углу зала.

— Сейчас вы почувствуете холод. Затем последует небольшой хлопок, погаснет свет, потом по кабине постепенно распространится яркий голубой туман и опять станет тепло. В это время вам лучше закрыть глаза, чтобы не повредить роговицу и не ослепнуть. Посчитаете до десяти, после чего можете открывать глаза и не удивляться тому, что увидите вокруг, — проинструктировал Сергеева один из Эйнштейнов.

Володя снял обувь (паломники обычно ходили босиком по грешной земле, тем более летом) и зашел в прозрачную кабину. Стеклянные двери закрылись за ним, и все посторонние звуки тут же исчезли. Сергеев почувствовал, как холод постепенно наполняет небольшую кабину. Он прижал к груди котомку с нехитрым скарбом, как будто она могла его согреть. Вдруг раздался негромкий хлопок, затем произошла яркая вспышка, и он мгновенно погрузился в темноту. Владимир закрыл глаза и стал считать до десяти: один, два, три… Но теплее, как обещали, почему-то не стало. Четыре, пять, шесть… Что это? Ему показалось или он услышал завывание ветра? Семь, восемь, девять, десять… Сергеев открыл глаза и тут же получил снежную «пощечину». От неожиданности он не удержался на ногах и рухнул… прямо в сугроб.