Математик

Сергей Бакшеев (2014)

Гениальный математик Константин Данин выглядит ненормальным. Убита его мать, все улики против Данина. Однако бывшая учительница убеждена, что кто-то охотится за трудами математика, имеющими отношение к Великой теореме Ферма. История теоремы полна загадок, интриг и крахов. За ее доказательство обещана огромная премия, и всегда существовали люди, готовые продать душу за разгадку многовековой тайны. Книга также выходила под названием «Тайна точной красоты».

10

Валентина Ипполитовна с нетерпением поджидала в своей квартире бывшую ученицу Татьяну Архангельскую. Дважды выходя замуж, девушка так и не сменила фамилию. Пожилой женщине это обстоятельство было только на руку. Она, как и все учителя, навечно запоминала своих выпускников по прежним именам из классного журнала. Постаревшая учительница и повзрослевшая ученица поддерживали отношения уже на протяжении двадцати лет после окончания школы. Во многом благодаря помощи практичной пробивной Татьяны, Вишневская получила звание заслуженной учительницы и повышенную пенсию.

Заметив припарковавшийся во дворе красный юркий автомобиль Архангельской, Валентина Ипполитовна поспешила на кухню заваривать чай. Под ногами вертелся кот Декарт, назойливо напоминая о себе. Но наглый обжора подождет. Учительница хотела, чтобы предстоящая беседа получилась долгой и обстоятельной. Они вместе должны помочь Константину.

Нервно затрещал звонок. Архангельская ворвалась в открытую дверь, сбросила длинное вишневое пальто и по-родственному обняла хозяйку.

— Валентина Ипполитовна, что произошло? Расскажите!

Если не обращать внимания на встревоженный вид, выглядела Татьяна по-прежнему великолепно, гораздо моложе своих тридцати семи лет. Одета она была модно, но консервативно: деловой костюм нейтрального темного цвета в тонкую полоску, белая блузка и укороченные сапожки в тон сумочке. О благополучии эффектной шатенки говорили известные марки производителей одежды, со вкусом подобранные дорогие украшения и тонкий аромат изысканных духов. Вот только школьная сутулость добросовестной ученицы, сохранившаяся навеки, несколько портила ее тонкую фигуру.

— Проходи, Танечка, проходи. Я и чай уже приготовила. Свой фирменный, с травами.

— Не до чая сейчас, Валентина Ипполитовна. Данин арестован, его мама убита. Это ужасно! Что между ними случилось? Как это могло произойти?

— В их отношениях, Танечка, всё было как обычно. Никаких штормов и, тем более, смертельных бурь.

— Но милиция его арестовала!

— Это задержание. Не разувайся, пройдем на кухню, я же не могу вечно стоять. И без чая, ты знаешь, я тебя не отпущу.

Хромая учительница прошаркала в маленькую кухню, где обычно принимала гостью. Женщины уселись за крохотный столик, накрытый самодельной вязаной скатертью. Жасминовый чай был разлит в тонкие чашки некогда подаренного Архангельской сервиза, и после первого глотка Валентина Ипполитовна со всей обстоятельностью преподавателя точных наук поведала об утренних событиях в квартире Даниных.

— Ужасно! — не раз покачивала головой во время рассказа Татьяна, а после окончания с тревогой спросила: — И как вы думаете, это он?

— Ни в коем случае! — возмутилась учительница. — Ты же знаешь Костю.

— Слишком хорошо знаю… Когда он погружен в свои мысли, то ничего не замечает. Может надеть чужую куртку, разбить что-то, а потом ничего не вспомнить. И с каждым годом это проявлялось у него всё острее.

— Но он же не вспыльчив.

— Если это не касается математики. Данин живет в абстрактном мире, где числа и формулы перевешивают человеческие отношения.

— Это крест многих ученых.

— Не скажите. Я уже пятнадцать лет работаю в математическом институте, и насмотрелась на докторов и академиков. Таких как Данин больше нет! Он погружен в океан математики, пропитан им, а они сидят на берегу и направляют на свои личные мельницы те волны, которые он создает.

— Он там уже не работает.

— Поэтому я и опасаюсь. Я не видела его два года. Как он хоть выглядит?

— Всё такой же. Худой, за собой не следит, немножко не от мира сего.

— Вот-вот! — Архангельская извлекла из сумочки тонкую сигаретку, просяще посмотрела на Вишневскую: — Я закурю?

— Чего уж там, — вздохнула учительница и потянулась за керамической пепельницей, дежурившей для такого случая на подоконнике между горшочками с цветами.

Энергичная молодая женщина закинула ногу на ногу, красиво втянула дым и элегантным ударом длинного ноготка стряхнула пепел в подставленную пепельницу.

— У нас поговаривают, что Данин в последнее время стал несколько странным, — осторожно подбирая слова, начала она, но после очередной затяжки резко придвинулась к учительнице и рубанула: — А кое-кто заявляет прямо, что он окончательно свихнулся.

— Что значит, свихнулся? — отшатнулась Валентина Ипполитовна. — Дважды два — пять! Если он мыслит не так, как все, это не означает, что он душевнобольной.

— А кто же он, по-вашему? На его идеях десять докторских сделали, а Костя сто лет назад на кандидатской остановился. Так поступают только чокнутые!

— В тебе говорит былая обида. Константин гениальный математик, и этим всё сказано.

— Лучше бы был просто умным. И практичным.

— Как твой муж, Феликс?

— Хотя бы наполовину.

— Что-то мы отвлеклись, Танечка. — Вишневская подлила в чашки чай, подвинула сушки.

Архангельская посмотрела на пустующий стол, всплеснула руками.

— Вы извините, Валентина Ипполитовна. После вашего звонка я так спешила, что совершенно забыла конфет прихватить или пирожных.

— Я тебе сначала на рабочий звонила…

— Вы лучше сразу на мобильный. Я же теперь главный бухгалтер, сама себе начальник. Вы знаете, из неудавшихся математиков получаются хорошие бухгалтеры. Да-да. Там те же цифры, но без интегралов и дифуров. Правда есть еще одно отличие, — Татьяна кисло улыбнулась. — Бухгалтерия не приносит удовольствия.

— Новый дом обживаешь? — как бы невзначай поинтересовалась Вишневская, подразумевая недавно построенный загородный дом Архангельской.

— По магазинам моталась. Квартальные отчеты сдали, можно и о себе родимой подумать. Я же работаю больше по привычке, чем по необходимости. Хочется на людях бывать. Если осяду дома, то закисну. У всех соседей заборы, как в Петропавловке. Киваем друг другу сквозь автомобильные стекла, и то больше машине. Кто там за тонировкой — не разглядишь.

— Давай, Таня, думать, как Косте будем помогать? — перешла к главному вопросу учительница. — Он не виновен — для меня это очевидно. Поднять руку на мать, ты прости… К тому же она учитель математики, а ты знаешь, как он трепетно относится к числам и всем, что с ними связано.

— Чересчур трепетно, я бы сказала, ненормально трепетно, — с нажимом произнесла Архангельская.

— Танечка, ты говоришь, как плохой прокурор.

— А нам нужен хороший адвокат. Нужно срочно найти адвоката.

— Чтобы он за большие деньги переквалифицировал строгую статью на более мягкую? Убийство в состоянии аффекта! Как мило.

— Что вы предлагаете? — начала раздражаться Архангельская. — Я хочу ему помочь. Искренне хочу. Ведь я же его любила.

Она рывком отвернулась. Рука полезла в сумочку за косметичкой. В длинных пальцах появилось зеркальце и ватная подушечка. Валентина Ипполитовна не спешно поправила скатерть на столе, дав возможность Татьяне привести себя в порядок. «Эх, Таня, Танечка. Ты всегда в душе была экономистом, высчитывала, с кем тебе будет выгоднее. Если это теперь называют любовью, то наш мир сильно изменился. Но помочь Косте ты действительно можешь».

— Я не упомянула еще об одной важной детали, — выразительно сообщила учительница и сделала многозначительную паузу. Таким нехитрым приемом, не раз отработанным на уроках, она, не повышая голоса, встряхивала самых сонных учеников.

— Какой? — недоверчиво насупилась Татьяна, подцепила ноготками новую сигарету и щелкнула зажигалкой.

— Ферма!

Огонек дрогнул и застыл в руке на полпути к сигарете. Выщипанные брови вопросительно изогнулись.

— Когда Константина уводили, он упомянул теорему Ферма.

— Ферма? — Кончик сигареты побелел от яркого огня. Татьяна затянулась. Тонкая струйка дыма выпорхнула из накрашенных губ. Женщина задумчиво проследила за ней. — Ту самую, Великую теорему Ферма?

— Да. Ты же знаешь, что Константин постоянно возвращался к ней.

— Его мозг всегда был чем-то занят. Причем здесь теорема?

— Пока не знаю. Но всем очевидно, что в квартире нет больших ценностей, которые бы привлекли вора. Поэтому следователь убежден, что это типичная бытовая ссора. По его словам, подобные убийства не редкость среди родственников, стесненных бытовыми условиями.

— Чтобы в этом убедиться, достаточно включить хронику происшествий. Про Ферма там точно не упоминают, — усмехнулась Архангельская.

— Я обратила внимание, что рабочий стол Константина был в беспорядке. Когда он вошел, то не обнаружил там чего-то и нервно рассмеялся.

— По-другому смеяться он не умеет, Валентина Ипполитовна.

— А позже он сказал про теорему Ферма. И я подумала…

— Что Данин нашел доказательство, и подлый вор его выкрал!

— А почему бы и нет? — в свою очередь удивилась Вишневская. — Танечка, ты хорошо должна представлять всю ценность этого достижения.

— Премия, слава… Ни то, ни другое для Данина ничего не значат.

— Я сейчас говорю не о нем. Всегда существовали математики, готовые продать душу за доказательство теоремы Ферма. Разве не так?

— Данин не умеет извлекать выгоду из своих открытий. Он бы просто так всё рассказал первому встречному.

— Но это особый случай, — настаивала учительница. — Да и не было у него в последнее время собеседников. Он отгородился ото всех.

— Даже от женщин? — остро стрельнула глазами Архангельская.

— Этого я не знаю.

— Зато я помню, что ему иногда требовалась разрядка. Чисто механическая, но очень бурная.

— Сейчас это к делу не относится. И еще…

Валентина Ипполитовна засомневалась, говорить ли ей о последних словах Константина, прозвучавших только для нее: «Там было не всё». Она сама не полностью понимала их смысл, только чувствовала, что за ними кроется что-то важное. И если он сказал их шепотом, значит, не хотел, чтобы слышали остальные.

— Что еще? — переспросила Архангельская.

— На столе Данина я нашла книгу о теореме Ферма, которую подарила когда-то в школе. Все другие книги были в шкафу.

— И что это значит?

— Я подумала… Пока это всего лишь мои догадки… Ну, в общем, в квартире был тот, кто хорошо представлял себе ценность доказательства Великой теоремы и был знаком с Софьей Евсеевной. Поэтому ее и убил. Любой другой мог бы оттолкнуть старую женщину и убежать.

— Никто из преступников не любит свидетелей.

— Нет, — убежденно возразила Валентина Ипполитовна. — Профессионал нашел бы способ уйти без убийства. Здесь действовал дилетант. Перепуганный дилетант.

— А что говорит следствие? Ну, отпечатки там, улики?

— Следствие… Они нашли отпечатки на вазе… Константина. Его и увезли. Для них это, как дважды два — четыре.

— Если вы правы, Данин сам объяснит им про теорему. И следователи будут копать.

— Вот в этом я, как раз, и сомневаюсь. Во-первых, наши милиционеры вряд ли что-нибудь слышали о теореме Ферма. Во-вторых, Константин так отвечает на вопросы, что не все понимают его логику.

— Это уж точно. — Глаза Татьяны игриво вздрогнули, словно вспомнила что-то веселое. — Тогда придется вам выступить в роли переводчика и всё им объяснить.

— Для этого я и хотела предварительно сама во всем разобраться. Но мне нужна твоя помощь.

— Валентина Ипполитовна, ну когда я вам отказывала?

— Скажи. Кто из ваших коллег математиков был по-настоящему увлечен теоремой Ферма?

— Уверена, в свое время многие прошли через эту болезнь, — хмыкнула Татьяна, — а когда поняли, что она им не по зубам, то оставили.

— Меня интересуют только те, кто хорошо знал Константина и его маму. И кто мог бы ради доказательства теоремы Ферма переступить через закон и совесть. Подумай, о ком ты могла бы сказать такое?

— Как вы повернули-то.

— А что, разве в среде ученых нет беспринципных людей?

— Попадаются, — согласилась Архангельская и задумалась.

— Нужны те, кто мог недавно пересекаться с Даниным или его мамой, — подсказала Вишневская.

— Тогда, пожалуй, Левон Амбарцумов. Он еще учился вместе с нами в школе в параллельном классе.

— Я помню Лёву. Он любил деньги и не очень любил решать сложные задачи.

— Вот-вот. А доказательство теоремы Ферма в цепких руках может принести неплохие деньги. — Татьяна несколько раз задумчиво зажгла и потушила зажигалку. — Кстати, недавно Ефим Здановский упомянул, что встретил Данина. Он живет в этом районе, и мог пересечься.

— Кто это? Я его знаю?

— Вряд ли. Здановский всегда по-черному завидовал Данину. А в глаза льстил, причем, топорно, неуклюже. Одно время стремился подружиться и, я не исключаю, что бывал у него дома. Мне он не нравится: дерганный, ко всему цепляется.

Татьяна встала, подошла к окну, потрогала пальцем распустившийся цветок.

— У меня такой никогда не цвел.

— Я тебе потом объясню, чем удобрять надо. Ты вспомнила только двоих. Это все?

— Еще, наверное, Михаил Фищук. Мы с ним познакомились в университете. Он прекрасно понимал гениальность Данина, обожал его и всё время предлагал помощь, приносил какие-то работы. Если Данин находил в них ошибку, Фищук не обижался, а восторгался еще больше. Мне он сильно не нравился, одно время я даже к нему ревновала, такими влюбленными глазами он смотрел на Данина. Очень назойливый и скользкий тип. Но потом я с Даниным развелась и избавилась от присутствия Фищука. А он продолжал с ним общаться. Это точно.

Валентина Ипполитовна, водрузив на нос очки, переписала фамилии на листочек и спросила:

— Кто-нибудь еще?

— Нет. Это все. — Татьяна тряхнула модельной стрижкой и закурила.

— А Феликс? — осторожно намекнула учительница.

— При чем тут Феликс! — Архангельская нервно дернула рукой, пепел свалился на подоконник. Она развернулась и свысока грозно взирала на маленькую учительницу. — Феликс уже давно забросил научную работу, у него в глазах теперь одни доллары стоят.

— А он общался с Константином?

— Пытался звонить иногда. Говорил, что школьные друзья не забываются. Но это всё без толку. Они стали разными людьми.

— А у тебя с Феликсом как?

— Нормально, — небрежно отмахнулась Татьяна. — Живем получше, чем другие. Сегодня он прилетел из Испании, обещал какой-то сюрприз. Я даже не успела с ним встретиться.

— Ой, а я тебя задерживаю. — Пожилая учительница ткнула в листок с фамилиями: — Мне надо знать, где они живут?

— Зачем?

— Попробую навестить, пообщаться. Ведь мог Константин Данин поделиться великим открытием с любимой учительницей? Вот и обсужу теорему Ферма с ними, посмотрю на реакцию.

Татьяна Архангельская с восхищением посмотрела на смелую учительницу.

— Вы намерены провести самостоятельное расследование?

— Ну, что ты говоришь. Куда мне с этим. — Вишневская опустила ироничный взгляд на хромую ногу. — Я только поговорю. Как с тобой. Может они что-то подскажут.

— Где живет Ефим Аркадьевич Здановский, я знаю. Записывайте. — Архангельская продиктовала и направилась к выходу: — Извините, Валентина Ипполитовна, но мне пора. Адреса Амбарцумова и Фищука я подсмотрю в личных делах. И вы все-таки подумайте об адвокате. Сейчас без них никуда.