До гибели Матео

Сергей Анатольевич Эс Медяник, 2020

Люся Конфеткина – вполне обычная современная девушка со своими правилами и влюблённостями. А обычная ли? После того, как она таинственным образом оказывается во сне, из которого нет выхода, многие жизненные стереотипы придётся пересмотреть. Да и вообще, реально ли выбраться из сна, который стал социальной сетью, опутавшей окружающих Люсю людей? Содержит нецензурную брань.

ПРОЛОГ

Конфеткина была та ещё няша.

Ну а как с такой фамилией и не быть няшей? Впрочем, она как то для прикола ввела в поисковике Контакта «Люся Конфеткина» и убедилась, что полных тёзок в этой соцсети у неё аж четыре и все кривые — косые. А если и нормальные, то всё равно такую фамилию не заслуживают.

Люська вот заслуживала: губки бантиком, большие выразительные глаза, нежная чистая кожа, каштановая чёлочка, полностью скрывающая лоб. И это только лицо. С остальным у Люси тоже всё было хорошо: фигура заманчивая, родители успешные, полно друзей. Но самым замечательным в Конфеткиной было отсутствие парня.

Это давало простор для манёвров многим поклонникам люськиной няшности. Другое дело что достойных не было, ибо Конфеткина ещё в детстве поставила себе чёткий идеал парня и верно следовала наивным критериям вплоть до своих 19 лет. Парень должен быть блондин как в диснеевских мультиках, пусть без коня, но что б сам высокий и гладко выбритый. Живи Люся в каком-нибудь Копенгагене или Таллине, проблем бы с выбором не возникло.

Да вот незадача, жить Конфеткиной приходится в Татарстане, а там с блондинами, да ещё высокими, как то не очень. И тем не менее четверых угораздило попасть Люсе в женихи. Ну женихами то их Сонька нарекла. Это Конфеткина-младшая, ещё в школу ходит, а так и норовит в личную жизнь сестры залезть, да ещё и напридумать отсебятины.

— Игорёк классный! — бывало как крикнет она, когда люськин тогда ещё одноклассник сестру до дома доведёт, — будешь с ним мутить?

Конфеткина на дыбы, аж дыхание перехватывает. То ли от возмущения, то ли от того, что Игорёк блондин классический. И всегда рядом. И хорошо пахнет.

Это второй люськин фетиш был — что б от парня пахло как-нибудь по особенному. И не важно чем, лишь бы как ни от кого другого. Сама Конфеткина пахла в тон фамилии. «Сладкая женщина» — то ли обзывала, то ли хвалила её Сонька. Завидовала, конечно.

Хотя чему особо завидовать? Соньке то. Сама же и увела Игорька, ещё когда в 9 класс перешла.

Обычно сёстры старшие младшим передают вещи и игрушки по наследству, а Конфеткины — парней. Второй блондин, с нереальным для своей внешности именем Рустам, тоже отправился в б\у состоянии к жадной Соньке. Впрочем долго он там не задержался, стоило только показать его подругам. Рустам распространялся как вирус, оставляя позади плачущих 9классниц с разбитыми сердцами.

В итоге Конфеткина решила, что третьего своего блондина покажет сестре только будучи уверенной, что этот гоблин никого больше заинтересовать не может. Гоблины обычно верные, знают же что вариантов то у них немного. Обломится Сонька, не уведёт.

Стала Люся искать такого, да не тут-то было. Гоблинов в Татарстане немало, но самой искать парня было непривычно и неприлично как то. Недостойно такой видной барышни. Как назло, парни будто ослепли в тот год, видели кого угодно, кроме неё. Конфеткина и сама ничего вокруг не видела от расстройства, так что третьего блондина нашла по нюху. При чём в собственной квартире.

Сонька как раз в 10 класс перешла, но за ум не взялась и родители наняли ей нового репетитора. Виктору Антоновичу было уже лет тридцать, да и брился он через раз, но был высок, статен и блондинист. А самое главное как пах! Игорёк всегда пах кисленько, от Рустама веяло каким-то редким парфюмом, но репетиторский запах был вообще другого уровня. Наверно это как с вином, подумала Конфеткина, чем больше возраст, тем интересней. 18-летняя Люся от этого запаха совсем голову потеряла, растерялась, даже здрасте не сказала, когда он мимо прошёл в коридор.

— Это кто? — спросила она сестру.

— Да лох какой то, прикинь домашку мне задал, будто в школе. Один в нём плюс: не орёт как училки.

Плюсов, по мнению Люси, было гораздо больше. Уже то, что Сонька на него свой озабоченный глаз не положила — это прямо плюсище. И стала Конфеткина потихоньку здороваться с Виктором Антоновичем, потом перебрасываться шутками, выдумывала, что им идти по пути и всякое прочее. Сонька, конечно, всё просекла и сестре подгадила: наплела родителям, что репетитор никакой и лучше женщину нанять, а то бедная Сонечка стесняется мужчин и страшно тупит.

— А чего ты не стеснялась свои фотки в лифчике выкладывать в Контакт? — зло спросила Люся, но было поздно — Виктор Антонович приходить перестал.

А потом вдруг пришёл с цветами и позвал Конфеткину гулять. Удачно так подгадал,когда Соньки и родителей дома не было,а то вряд ли бы Люся пошла. Вот так она стала встречаться со своим третьим блондином, нюхать его и верить в лучшее.

Он потом женат оказался правда… Но ещё до того как это узнать, Люся поняла, что банально не понимает половины той умной белиберды, что обычно рассказывает ей Виктор Антонович. Да и сердце подсказывало, что это не любовь никакая, больше для галочки.

С любовью у Конфеткиной дела обстояли туго. Какое то время она даже была уверена, что влюбиться не сможет вообще, это какой то защитный механизм,берегущий её юные нервы. Встречаться — да, гулять — пожалуйста, дарить друг другу подарки и поцелуи — сколько угодно. А влюбляться — неееет. А то потом замучаешься сердце склеивать, когда парни вдруг на Соньку переключатся или женатыми окажутся. А вот фиг им всем!

Так думала Люся, пока четвёртого блондина не встретила. Он тупо пах дымом, как куча парней с района, но сам был будто из другого мира. У него была рок-группа и чёрный байк. Чуть не сбил её однажды, так и познакомились. Альберт, так его звали, пригласил Конфеткину на концерт, вытащил её на сцену и станцевал даже. Куча малолеток из зала готова была придушить счастливицу, хотя Люся себя счастливой не чувствовала. Альберт был грубоватым и пьющим, но почему то занимал все мысли юной девушки, чего не удавалось ни Игорьку, ни Рустаму, ни Виктору Антоновичу. Возил её на байке до поздней ночи, рассказывал стихи, носил на руках — и поняла Конфеткина, что такого с ней ещё не было. Вот он — идеал, который она искала. И даже Сонька, которая, конечно, тут как тут подкатила, была отвергнута Альбертом.

— Это он осторожничает, — недовольно буркнула Конфеткина-младшая, — в следующем году мне будет 18 и он будет моим.

— Да зачем он тебе? — испугалась Люся. Первый раз действительно испугалась, что может потерять очередного блондина. Хотя он уже был не очередной, в её понимании. Окончательный. Очень уж этого хотелось, и не нужен никакой пятый.

— А тебе? — усмехнулась Сонька, — ты же не любишь никого.

— Много ты знаешь! — крикнула Люся и вышла, хлопнув дверью.

Злилась она не долго. Это было ещё одной замечательной чертой Конфеткиной — оставаться весёлой и оптимистичной вопреки трудностям. Вздрогнула только, когда смска пришла с незнакомого номера, а в ней адрес Альберта и ничего более. С ним что-то случилось, пронеслась люсина мысль, и это так подстегнуло, что выбежала Конфеткина на улицу будто ополоумевшая, от переживаний не сразу сообразила на какой автобус садиться.

А лучше бы автобус её завёз куда-нибудь подальше, как оказалось. Рухнули наивные мечты о идеальном парне: Альберт, пьяный в хлам, проводил вечер с двумя голыми фанатками. Был настолько не в адеквате, что Люсе и дверь открыл, сам будучи без трусов, и ещё и предложил присоединиться. Бежала Конфеткина оттуда сломя голову. Дома потом сестре плакалась, потому что какая бы Сонька вредная не была, но в такие минуты как никто поддержать могла. Сидела, обняв Люсю, и шептала ей на ушко что-то успокаивающее. Самой в диковинку было: первый раз Люся из-за парня так убивается. Неужто правда любит?

С пониманием любви у Конфеткиной-младшей было тоже не всё просто. Вот вроде и любвеобильная, да всё как то ненадолго, сама не понимала что ей вообще от жизни надо. Никакого идеального образа даже в детстве не составила, хваталась за всякого, кто подвернётся. И каждый раз, переживая очередное псевдочувство, дико завидовала сестре, у которой всё было так чётко и по правилам. И парни у неё были не чета сонькиным, даже Игорёк и Рустам были гораздо заманчивее, когда люськиными были, а это уже вообще ни в какие ворота. Соня злилась на весь мир и на Люсю, но та была невозмутима и добра с ней. Вот и сейчас лежала на сониных коленях, такая близкая, родная.

— Не плачь, Люсь. Козёл твой Альберт, это я тебе могла сразу сказать. Музыканты — они такие.

— Я думала, он меня любит.

— А не надо думать. Чувствовать надо такие вещи. Иначе так и будешь ныть. Вот я, помнишь, в 15 лет тоже ныла-ныла, а что толку? Пока не обожглась несколько раз — мучилась как впервые. Но тебе-то не 15, Люська, 19 же уже. Что ж ты дура то такая?.. Эй! Ты меня слышишь?

Но сестра уже спала, свернувшись калачиком. Заплаканная, чуть опухшая, и всё равно ужасно милая.

Вот такая вот она — Конфеткина.

ГЛАВА 1 (До гибели Матео 15 часов)

Мне снилось что-то ужасно приятное. Такое доброе и тёплое. Но теперь всё как в тумане. Умеет же звонок будильника разрушить самые волшебные видения, которые, казалось бы, не забудутся никогда в силу своего великолепия.

Пора вставать в универ. Я с усилием оторвала лицо от подушки и села на кровать. Потянулась и побрела в ванную по пустой квартире. Сонька уже в школу ушла, а родители на работу.

— Доброе утро, милая! — вдруг раздалось откуда то с кухни.

Вздрогнув, я оглянулась и увидела маму.

— Мам, а ты чего не на работе?

— Плохо себя чувствую. Отгул взяла, — сказала она, не вставая из-за стола.

После ванной за завтраком, когда я села рядом, мать спросила:

— Альберт стоит этого?

Откуда только узнала… Наверно Сонька растрепала как всегда.

— Стоит чего?

— Того, что было вчера.

— А я что-то особенное сделала? Поплакала и всё.

Мать задумчиво посмотрела на стену. Я перевела взгляд и ахнула. На часах было без пяти девять. Я катастрофически опаздывала на пару.

Через пару минут, когда я уже мчалась по сугробам во дворе, зазвонил мобильник.

— Мам, ну что ты опять? — крикнула я в трубку, суматошно пытаясь догадаться, какую вещь забыла дома.

— Люся… Кто-то в двери звонит, а я встать не могу…

Услышав это, сама я встала как вкопанная.Что? Что за бред? Я же только что из подъезда вышла. Там никого не было.

— Как не можешь встать? — спросила я вслух, — тебе плохо?

Сквозь помехи в трубке мама ответила:

— Я слышу твой голос за дверью. Почему ты не заходишь? Забыла ключи?

— Мам, я на улице.

— Что ты говоришь такое, я же слышу тебя. Да не скреби дверь, сейчас попробую дойти, открою, кажется легче стало.

— Неет! Не открывай! Там не я!

— Да не тряси ты дверь, — и в трубке щёлкнуло.

Я стояла в сугробе, не в силах пошевелиться и слушала гудки. Будто надеялась, что сейчас сквозь них мама скажет, что пошутила. А потом ноги стали двигаться и я медленно-медленно побрела обратно к дому. Накатило безумное чувство страха.

Только в подъезде я перешла на бег. Дверь квартиры была нараспашку, а сама квартира пуста. Я носилась по ней прямо в сапогах, но мама будто испарилась. Трясясь от ужаса и слёз, я снова выбежала в темноту зимнего утра. Передо мной был такой же пустой двор. И гнетущая тишина вокруг.

Это сон… Это точно сон… Иначе и быть не может. Да! Это всё объясняет. Значит надо проснуться. С силой закрыла глаза, подержала немного, но подняв веки, увидела всё тот же двор. Потянулась ущипнуть себя, но снова зазвонил телефон.

— Люся, прекрати стучать, — раздался мамин голос.

— Ма…ма…ты г-де?

— Люся, ты пьяная что ли? Сейчас я дверь открою, хватит рваться.

— Ты дома?

— А где мне быть то?

— Я только, что не нашла тебя в квартире. И кому ты вообще дверь открыла?

— Никому. Я пытаюсь встать со стула на кухне. Но не получается. Смешно даже.

— Мама, мне страшно. Что происходит? Что ты помнишь? Как мне тебя найти? — затараторила я, вновь входя в подъезд.

— Дурью не майся, сейчас дверь открою и поговорим.

— Мама, спроси кто это, пожалуйста. И скажи что ты слышишь из-за двери?

— Твой голос.

— Что я говорю?

— Чтобы я открыла.

— Не открывай.

— Люся, может ты определишься!

Тем временем я дошла до своего этажа и уставилась на распахнутую дверь. Даже отсюда я видела пустую кухню.

— Мама, ты меня слышишь?

Но в трубке тишина сменилась гудками.

Ноги перестали меня держать и я села на ступеньки. Обхватила голову руками и стала молиться. Молитв толком не знала, но нашёптывала что-то похожее. И вновь телефон вывел меня из ступора. На него пришла смска с коротким текстом. Сквозь слёзы я узнала адрес Альберта.

Что? Но мне же уже присылали эту смску. Вчера, перед тем как я…

— Убирайся отсюда!!! — прогремело сбоку, и я аж подскочила.

На лестнице рядом со мной сидел бомж в рваных грязных обмотках. Скалился на меня гнилыми зубами и радовался моему страху.

— Я здесь живу…, — начала объяснять я.

— Это я здесь живу! Убирайся!

— Вы звонили маме?

— Хренаме! Спать мне мешаешь, лярва.

— Но вы хоть видели кто звонил?

Внезапно бомж ощерился ещё сильнее:

— Вииидел.

— Кто?

— А не скажу. Вот принесёшь мне девятодесятку — тогда поговорим. А щаз убирайся.

— Да поймите же! Я маму ищу.

— А я — девятодесятку. Давай же поможем друг другу. Баш на баш, Конфеткина.

— Вы меня знаете? Кто Вы?

Бомж противно заржал. Повеяло гнилью и я инстинктивно отпрянула.

— Не нравится? Слишком вонючий сон для сна получается, — продолжил потешаться странный тип.

И тут внезапная надежда озарила меня:

— Я проснусь. Я обязательно проснусь.

— Вряяяд ли. Просто не успеешь. Здесь всё по-другому.

— Я разберусь. Сон есть сон, он всегда кончается.

— Но Матео умрёт раньше, — сказал бомж и закашлялся. Поглядел на меня и добавил, — через 14 часов уже.

— Кто умрёт? — не поняла я.

— Матео.

— А кто это?

— Сама поймёшь. Если успеешь. А лучше неси девятодесятку.

— И Вы мне скажете, где моя мама?

— Неееет. Так мы не договаривались. Я скажу, кто звонил в двери. А мать свою сама ищи.

— Это нечестно! Я понятия не имею, что такое девятодесятка!

— Тихо! — бомж испуганно заозирался. И действительно, внутри распахнутой квартиры что-то зашумело.

Мой собеседник уловил мой порыв рвануться на шум и схватил за ногу:

— Тебе туда не надо. Девятодесятки там нет.

— Да чёрт с ней! — огрызнулась было я, но бомж с невероятной силой потянул меня за ногу назад и бросил на окно подъезда.

Пробив своим телом стекло, я рухнула в большой сугроб. Судорожно задышала и с трудом приподнялась. На уровне третьего этажа зияла дыра в окне, до которой было не добраться. Подъезд я тоже не смогла открыть, так как ключи вылетели где-то во время полёта.

Надо позвать на помощь. Но кого? Двор всё так же пуст. А если это действительно сон?

И я побрела из двора на улицу. Ожидала увидеть её такой же безлюдной и удивилась, когда оказалась в плотном людском потоке. К кому же обратиться за помощью? Все так спешат, у всех дела. Да никто и слушать не станет историю про пропавшую маму и бомжа с его загадочными девятодесятками.

Единственный человек в этой толпе,кто с интересом смотрел на меня, был распространителем листовок.

— Вот возьми, — сказал он, протягивая бумажку.

— Нет, спасибо.

— Бери, бери. А то мамку так и не найдёшь.

— Что? — ахнула я. Неужели тут все связаны каким то заговором? Да что же это такое?

В листовке была реклама магазина часов со странным названием ОМОМ. Я удивлённо посмотрела на парня:

— А как мне это поможет?

— Ну, если будешь тупить, то никак. Или у тебя есть варианты куда пойти?

— Нет. Но это же обычный магазин, так?

— Почти. Только там часы необычные.

— Песочные? Солнечные?

— Бери круче.

— А какие же?

— Остановившиеся, — молодой человек хитро подмигнул, — там и твои есть.

— А твои?

— И мои тоже. Вот раздам все листовки и куплю их.

— Но разве кто-то покупает остановившиеся часы?

— В мовсе сплошь и рядом.

— В чём? — не поняла я.

— Ты попыталась проснуться и не смогла, верно? Догадываешься почему?

— Так это правда сон?

— Ну как посмотреть. Технически да, но проснуться раз не получилось, то вариантов немного.

Ты снотворное пьёшь?

— Нет.

— Может травма головы? Летаргическая хрень какая-нибудь.

— Да нет. Я уснула у сестры на коленях.

— Ты в этом уверена?

— Это последнее, что я помню.

— И где твоя сестра?

— В школе наверно. Я её не видела сегодня.

— Тогда, симпатяжка, у меня для тебя плохие новости. Судя по тому, что я услышал, ты не можешь выбраться из сна по очень уважительной причине. Ты умерла там и тебе некуда возвращаться.

— Как умерла, — внутри у меня всё похолодело, — вот же я.

— Ну, это ещё не 100%. Может ещё не умерла. Но за этим дело не станет, раз ты в мовсе.

— Да что ещё за мовс такой???

— Мовс — это аббревиатура. Ты в мире общего вечного сна, Конфеткина.

ГЛАВА 2 (До гибели Матео 13 с половиной часов)

Я сидела прямо на тротуаре, среди снующих людей, и в оцепенении смотрела вокруг. Стесняться было поздно, да никому до меня не было дела,даже парень, раздающий листовки, отвернулся и продолжил свою работу.

— Улица Дзен-Ржевского? — вдруг удивлённо прочитала я табличку на доме.

— Ну да, — буркнул парень, не оборачиваясь.

— Я узнаю эту улицу. Только она Дзержинского. Прямо на выходе из моего двора.

— Ну да. Всё как в жизни.

— Но это в моей жизни. Если мовс — мир общего сна, то что видят эти люди?

— А ты их в расчёт не бери. Они почти ничего не видят, несутся, не разбирая дороги. Даже листовки не берут.

— Зачем же ты их раздаёшь?

— Думаешь моя работа бесполезна? Но тебя-то я нашёл. Есть и другие, кто не прошли мимо. Только для них улица Дзен-Ржевского выглядит по-другому. Как отголосок их прошлого. На этой улице миры смешиваются.

— А они все тоже умерли? — кивнула я на снующих людей.

— Не все. Даже более того, большинство из них спасут. Хотя они на грани жизни и смерти. В принципе каждый наш сон идёт по этой грани.

— Как так? Мы же спим каждую ночь!

— И каждую ночь рискуем. Этим спешащим повезло. Они пронесутся мимо и проснутся. А ты вот нет.

— Но почему?

— Ну тебе же дворик дали, — парень наконец повернулся и кивнул в сторону прохода между домами, откуда я недавно вышла, — думаешь откуда я знаю, что ты Конфеткина. Это теперь твоё именное место в мовсе. Ты к нему привязана, понимаешь. Эти люди пробегут мимо, а ты так не сможешь,потому что прописана здесь. С новосельем кстати.

— Да с каким новосельем?! — вскипела я, — я в дом попасть не могу.

— Бывает. Ну ты погуляй пока, пообвыкнись.

— А ты сам кто такой?

— Да тоже не проснулся когда-то. Со временем привыкаешь. Я раньше думал, что когда умру, то ничего не будет. Вообще ничего. Ни ада, ни рая. Теперь понимаю, что был не прав. Во сне вполне можно существовать. У него,конечно, странные законы, но ты тоже привыкнешь.

— А как тебя зовут?

— Рекламщик я.

— Но это же не имя. Вот я Люся.

— Ну и что делают Люси?

— Живут… Учатся…

— А в мовсе что делают?

— Я не знаю.

— Плохо, Конфеткина. Надо тебе занятие какое-нибудь придумать, чтобы толк был. А имя ничего не значит. Пустой набор букв.

— Я не знаю куда идти. Честно говоря, мне до сих пор кажется, что это чья — то шутка и я вот-вот проснусь.

Рекламщик вдруг резко развернулся и подскочил ко мне:

— Так просыпайся! Что тянешь то? Мы ж тебя дурим, а всё так просто — проснёшься и нет нас.

— Ну зачем ты так. Ты хоть понимаешь как мне сейчас тяжело?

— Учитывая, что умерла ты первый раз — вполне понимаю.

— Да не умерла я! Я выберусь отсюда! Я проснусь!

— Бла-бла-бла, так все говорят.

— Я — не все! У меня вот! — и я достала телефон.

— Ха, удивила. Мобилы тут у большинства.

— Мне смс пришло! Уже во сне! Кто-то мне помогает.

Рекламщик посуровел, улыбка сползла с его беззаботного лица:

— Покажи.

— Там адрес моего парня.

— Остаточные воспоминания из жизни. Пустое это.

— Нет. Я пойду туда.

— А что ты там ждёшь увидеть?

Мне внезапно вспомнился шатающийся Альберт в чём мать родила, но я отогнала негативные воспоминания. Сейчас мой четвёртый блондин был ниточкой, ведущей наружу из этого кошмара.

— Я найду его и мы спасёмся! — сказала я вслух.

— Глупости говоришь. И ты 10 минут назад хотела совсем другого. Про мать забыла?

— Моя мать снаружи! И сестра, и отец!

— Ой ли? Не показалось странным, что мама вдруг на работу не пошла, да со стула встать не может? Она тоже в мовсе, и, похоже, у неё неприятности.

— Я найду её. С твоей помощью или без.

— Да я-то тут при чём? Альбертик твой пусть в спасателя играет. Впрочем, мне нравится твоя безрассудная храбрость. Наверно ты очень глупенькая.

— Пошёл ты, — не выдержала я, — а сам такой гений, что листовки раздаёшь.

— Работа такая, — пожал плечами парень, — у тебя вот и такой нет. А знаешь что? Я, кажется, знаю почему ты здесь.

— Почему же?

— Таблеток наглоталась из-за несчастной любви. Тут такие часто бывают. Смерть то не быстрая и через сон. Завсегдатаи мовса, так сказать. Только их обычно врачи вытягивают, а с тобой что-то не торопятся. Вон уже и двориком обзавелась. Вкусные таблетки то?

— Иди ты, — вспыхнула я и бросилась бежать сквозь толпу подальше от наглого рекламщика. Бежала как казалось в сторону рынка неподалёку, но почему то вернулась к своему именному дворику. Стала крутиться на месте и в этот момент парень с листовками схватил меня за плечо:

— Эй, куда собралась, Конфеткина? Я тебя ещё не отпускал. Ты в мовсе никто, и не думай, что тебе все помогать будут. Даже если бы был выход, какой интерес помогать тебе выбраться, если все мы останемся здесь? Где мотивация?

— Значит всё сводится к твоему эгоизму, — возмутилась я, — Завидуешь, что у меня есть шанс?

— Да какой шанс? Ну… Ну хочешь я тебя отпущу дальше? Даже дорогу подскажу к нулевому километру. Всё равно вернёшься. Ты теперь к двору привязана.

— Хочу!

— Ладно, — парень отпустил моё плечо и отступил на шаг назад, — пойдёшь вон в ту сторону и потом налево поверни. Там будет улица Фестивальная. А дальше середины держись.

— Альберт не в той стороне живёт.

— Милочка, твой Альберт в мовсе вообще нерегулярно бывает. В основном в январе. А когда праздников долго нет, то и он тут ненадолго. Иди куда я тебе сказал.

— Спасибо, — выдавила я, медленно отходя от рекламщика.

— Да пожалуйста. И занятие не забудь себе придумать.

ГЛАВА 3 (до гибели Матео 12 часов)

«Что это вообще было? — терзалась я, поворачивая на Фестивальную улицу, — так не бывает же. Если уж умерла, то умерла. Не должно быть никаких приключений. Или отсюда никто и правда не возвращался, чтобы рассказать про мир общего вечного сна? Бред! Какой-то бред»

Вокруг по прежнему сновали люди, стало светло, и день ничем не отличался от обычного моего дня. Ситуация с пропавшей мамой теперь казалась какой то далёкой и неправдоподобной. А, может, ничего и не было? Может надо ещё раз позвонить домой?

Но трубка отвечала мне равнодушными гудками, к тому же вновь попалось на глаза смс с альбертовым адресом. Вот бы мне куда, ведь даже если это сон, Альберт тоже должен в это время спать. Совсем по-другому, но наверно достаточно крепко,ведь выпил он порядочно в тот вечер, когда я его увидела с голыми фанатками. Он должен был уже вырубиться и попасть в зону риска. Застыть, как говорил рекламщик, на грани жизни и смерти.

Конец ознакомительного фрагмента.