Кредо холопа

Сергей Александрович Арьков, 2019

Привычная жизнь Гриши оборвалась в тот день, когда тайные организации вовлекли его в свои грязные игры. В поисках древнего артефакта ему придется отправиться в параллельную вселенную и с головой окунуться в Россию, которую мы потеряли. Чтобы добыть искомый предмет и получить щедрую награду, Грише предстоит на собственной шкуре ощутить все прелести крепостного права и досконально изучить каждый пункт холопского кредо.Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Послышался скрежет, треск, затем в глаза Грише ударил нестерпимо яркий свет. Сгоряча он решил, что умер, и теперь его душа входит в рай, но тут над головой возникли уже знакомые лица — Льва Толстого, Ярославны и двух гоблинов.

— Лазарь, иди вон! — торжественно призвал Толстой, и ехидно ухмыльнулся.

Гриша, не сдерживая рыданий, кое-как выполз из гроба и как был, на четвереньках, побрел к выходу. Пронаблюдав за ним, Ярославна метнула на Толстого негодующий взгляд, и резко произнесла:

— Я же говорила — необходим хотя бы поверхностный инструктаж. Вы посмотрите на него — человек в глубоком шоке. От него не будет никакой пользы, если он сойдет с ума, а до этого, судя по его состоянию, осталось два-три сеанса.

— Не сгущайте краски, — отмахнулся от Ярославны Толстой. — Паренек крепкий, и не такое выдержит. Да, Григорий?

Гриша, размазывая по лицу гремучую смесь слез, слюны и соплей, сквозь рыдания промямлил:

— Можете меня хоть убить, хоть в турецкий бордель продать, но я туда ни за что не вернусь!

— А за миллион долларов? — змием-искусителем прошипел Толстой.

Гриша резко прекратил истерику. Все чудовищные воспоминания об ином мире мгновенно вынесло у него из головы одно единственное волшебное словосочетание — миллион долларов. Гриша забыл обо всем. То есть, вообще обо всем. Перед его глазами замаячил окруженный божественным ореолом кейс из крокодиловой кожи, под завязку набитый зелеными банкнотами. Гриша ощутил боль в груди, и понял, что это стрела амура пронзила его сердце. Это была любовь. На самом деле, он всегда любил только этот кейс, с самого своего рождения. Все прочие его интересы, такие как пиво, телки и игровые автоматы, были жалкими пустышками, имитаторами счастья, и лишь он один, миллион долларов США, мог вознести его на вершину блаженства, на Олимп наслаждения, на Эверест крутости и на Килиманджаро оргазма.

— Выполните свое задание, и миллион ваш, — сказал Толстой. — Мы не бедные и не жадные. Мало одного, заплатим два.

Гриша только-только успел свыкнуться с мыслью, что он отныне является обладателем миллиона долларов, как вдруг ему на голову свалился второй миллион. Парень застонал и схватился за сердце — оно готово было разорваться в груди от захлестнувшего его чувства безграничного счастья. Два миллиона долларов! Два! Дважды осуществившаяся заветная мечта!

Перед Гришиными глазами замелькали восхитительные картины его счастливого будущего, одна заманчивее другой. Он увидел себя на запредельно крутой вилле, отдыхающим в шезлонге у бассейна. По правую руку от него из земли торчала труба с краном — это был его персональный пивопровод, протянутый прямиком с пивзавода. По левую руку стоял автомат, по желанию выдающий чипсы, сухарики, арахис или фисташки. Где-то между автоматом, дарующим вкуснятину, и левой рукой Гриши раскинула свои очаровательные формы Ярославна. Формы были прикрыты лишь символическим нескромным купальником. Девушка взирала на Гришу влюбленными глазами и была готова в любой момент воплотить в жизнь любую его сексуальную фантазию. За бассейном по газону на четвереньках ползал Лев Толстой и зубами подстригал травку. Откуда-то доносилось бодрое шуршание — это два драчливых гоблина надраивали высеченный из целого кристалла алмаза унитаз шефа своими зубными щетками. Над забором, огораживающим виллу, маячила голова Машки с круглыми и заплаканными от зависти глазами. Как же горько сожалела она, что бросила Гришу, как же сильно и больно кусала себе локти, коленки, всю себя уже покусала. Все волосы повыдергивала она из головы при одной мысли, что могла бы быть сейчас на месте Ярославны, а вместо этого вынуждена каждый день ходить на работу и самой себя обеспечивать. Откуда-то издалека доносились истошные крики, полные боли и отчаяния — это нанятые за большие деньги садисты-извращенцы четвертый день объясняли тому козлу, к которому Машка убежала от Гриши, почем фунт лиха и за сколько паяльник в жопе. А когда Ярославна как бы между делом капризно сообщила, что ее старая машина (купленная ей три дня назад за сумму, равную десяти годовым бюджетам села Большие Кизяки) ей уже надоела, Гриша громко, чтобы Машка все слышала, пообещал купить ей новую машину, в два раза дороже, в три раза круче, и такую же красненькую. После его слов голова бывшей подруги исчезла за забором — Машка упала в завистливый обморок. Гриша, не останавливаясь на достигнутом, тут же пообещал Ярославне купить еще пять шуб (из уссурийского тигра, леопарда, снежного барса и прочих представителей семейства кошачьих, занесенных в «красную книгу»), три килограмма ювелирных украшений и оплатить еще одну операцию по увеличению груди до девятого размера. Из-за забора прозвучал предсмертный стон — Машка мучительно помирала от зависти. Гриша хотел окончательно добить предательницу, но тут кто-то стал трясти его за плечо, и дивное видение рассеялось. Подняв голову, Гриша увидел над собой Ярославну, но уже не в бикини.

— С вами все в порядке? — спросила Ярославна.

— За два миллиона долларов я штаны сниму и голой жопой на ежа сяду, — сказал ей Гриша. — И три дня с него не встану. Или четыре, если потребуется.

— За такое могут судить, — покачала головой девушка. — Жестокое обращение с животными — уголовное преступление.

Лев Толстой, довольно потирая ручонки, бодро спросил:

— Ну, так мы продолжаем?

— Продолжаем, продолжаем, — поднимаясь на ноги, обрадовал его Гриша. — Деньги готовьте. Да за два миллиона долларов я штаны сниму, и делайте со мной, что хотите.

— Отлично! — возликовал Толстой. — Просто замечательно. У вас потрясающая совместимость с зеркальным двойником. Стопроцентное слияние.

— Не вижу поводов для радости, — нахмурившись, проронила Ярославна. — Мы едва сумели вернуть его обратно. При такой сильной совместимости возможен обрыв связи с телом.

— Зато он сможет находиться в параллельном измерении сколь угодно долго, а не как прочие операторы — по часу-полтора. Ни тебе помех, ни сбоев, полное подавление личности зеркального двойника.

— Там и подавлять нечего, — пробормотала Ярославна себе под нос.

Затем она обратилась к Грише:

— Вам надо поесть и отдохнуть. И я все же попытаюсь ввести вас в курс дела. Иначе вы долго не продержитесь. Да и у вас, наверное, накопилось множество вопросов.

— Есть парочка, — кивнул Гриша. — Во-первых, хочу узнать — нельзя ли мне часть денег выплатить в качестве аванса? Мне много не надо, сто тысяч баксов хватит. И еще вопрос: к вам сюда проституток можно вызвать?

— Сожалею, но деньги вы получите только после выполнения вашего задания, — покачала головой Ярославна. — То же самое касается проституток. Но если вы испытываете неодолимую потребность в женской ласке, могу предложить Галину. Вы ей, кажется, понравились.

— Не надо! — поспешно отказался Гриша. — Я потерплю.

Ярославна отвела Гришу в его новые апартаменты. Это была небольшая уютная комнатка с душем и санузлом. Глядя на широкую кровать с упругим матрасом, Гриша подумал, что спать на таком ложе в одиночестве, это почти преступление. К сожалению, в комнате не оказалось ни телевизора, ни компьютера. Гриша затосковал. Без своего любимого порнографического канала и фотографий голых девок из сети ему жизнь была не мила. Зато имелась книжная полка, а на книжной полке стояли книги. Гриша глянул на эти книги, и по его телу побежали мурашки. Какие они все были толстые! Гриша как-то пробовал читать роман про зону и крутых уголовников, хороший такой роман, интересный, образчик литературы высшего сорта, но, помучившись два месяца, выдохся на двадцать третьей странице. В голову закралось подозрение, что его могут заставить читать книги. За два миллиона долларов Гриша был готов почти на все, но все же существовали границы, которые он не мог перейти. Он бы еще согласился на групповой однополый интим, но читать эти огромные тяжелые книги… нет уж, этого он сделать не мог — воспитание не позволяло.

— Здесь вы будете отдыхать между сеансами, — сказала Ярославна, имея в виду его комнатку. — Как вам?

— А почему телевизора нет? — спросил Гриша.

— Это для вашего же блага. Информационный поток этого мира может сбивать вас с толку, поскольку будет диссонировать с информацией, почерпнутой вами в параллельной реальности. Нужно, чтобы нормы морали и нравственности параллельного мира стали вам понятны и близки, а телевизионные программы будут мешать этому.

— Мне бы только канал с жесткой эротикой, — слезно попросил Гриша.

— Простите, но нет, — отказала Ярославна.

— Тогда я тут со скуки подохну, — проворчал Гриша. — Ящика нет, компа нет, хотя бы журналы с голыми телками принесли.

— Журналов нет. Зато есть книги. Можете читать их.

Оправдались худшие Гришины ожидания — его пытались заставить учиться.

— Я лучше поскучаю, — ответил он, усаживаясь на кровать. — Ну, так что типа происходит? Куда вы меня, блин, засунули? Я в какую-то жопу страшную попал: меня за один день сорок раз избили. А чем накормить пытались! Один раз какими-то помоями, а второй раз я вообще кормежку пропустил — навоз таскал. Навоз! Я! Таскал! Не для того меня мама на свет родила, чтобы навоз таскать. Что это вообще за место?

— Я вам уже говорила — это параллельная реальность, — ответила Ярославна, присаживаясь на кровать с ним рядом. Гриша страстно задышал и попытался обнять девушку. Девушка вытащила из кармана авторучку и спокойным голосом предупредила:

— Не уберешь руку — воткну в глаз.

Гриша руку убрал, даже более того — отсел подальше от Ярославны.

— То есть, это я попал в какой-то другой мир? — попытался внести ясность Гриша.

— Да.

— Но там меня били, а сейчас на мне ни царапины.

— Били не вас, били вашего зеркального двойника. Человека, который живет в том мире, который, как две капли воды, похож на вас и которого зовут так же, как вас. Мы внедрили в его тело ваше сознание, и вы управляли им. Но это не ваше тело, и все повреждения, полученные им, на вас никак не отразятся.

— Странно, — пробормотал Гриша задумчиво, — тело вроде бы чужое, а когда по роже бьют, больно так же, как по своей, родной. Что это вообще за место, и почему там с людьми обращаются, как с дерьмом?

— Это место — Российская Империя, а если конкретнее — имение помещика Орлова. Вы, вероятно, слышали о крепостном праве.

— О каком праве?

— О крепостном. В нашем мире оно было отменено более чем полтораста лет назад, но в той ветви реальности существует и поныне. Более того, за последние полтора века положение крепостных существенно изменилось. Если в нашей ветви реальности был взят курс на послабление помещичьего гнета, на ослабление, если хотите, гнета человека над человеком, то там все сделали с точностью до наоборот. Там в ответ на нарастающее недовольство угнетенного большинства власть не пошла на уступки, а, напротив, как это сейчас модно говорить — затянула гайки. Затянула так, что, похоже, сорвала резьбу. Эта была модель развития, предлагаемая так называемыми славянофилами, считавшими, что отличительные черты русского народа — долготерпение, смирение и покорность. На эти национальные черты и была сделана основная ставка. Их развивали, усиливали, отсекая все остальное, и в итоге получили то, что ты имеешь счастье наблюдать. Крепостных людей умышленно ввергли в скотство, довели до такого состояния, что они напрочь утратили все человеческие черты. Этому немало способствовали достижения науки, в частности — медицины. Вначале всех смутьянов, то есть тех, кто осмеливался возмущаться существующим порядком вещей, просто кастрировали, позднее стали применять лоботомию и электричество. А так как крепостных разделили по половому признаку и держали отдельно, давать потомство разрешалось только особям покорным и пассивным. Это называется искусственным отбором. Ты, вероятно, слышал о евгенике. Последователи этой науки предлагали улучшать человеческую породу, скрещивая высокоинтеллектуальных людей с людьми, наделенными выдающимися физическими данными. Здесь же мы наблюдаем обратную картину: глупых мужиков скрещивают со страшными бабами, получая в итоге русскую национальную идею — внешне похожего на переходное звено и столь же интеллектуально одаренного биоробота, лишенного собственной воли. Благодаря искусственному отбору, а так же небольшому сроку жизни крепостных, всего за сто пятьдесят лет правящему классу удалось вывести как бы новую породу людей — пассивных, недалеких, не способных на протест или борьбу, послушных во всем. В данное время лоботомия и электричество в отношении крепостных запрещены — они признаны бесчеловечными. Но кастрация, как крайняя мера воздействия на особо непокорных холопов, практикуется до сих пор. Так что мой тебе первый совет: не выступай там особо. Тебе-то, конечно, ничего не будет, но вот твоему зеркальному двойнику могут запросто устроить воспитательную стерилизацию.

— Стерилизацию, — повторил Гриша. — То есть, могут….

Договорить он не смог — язык не повернулся произнести вслух этот ужас.

— Могут яйца отрезать, — за него досказала Ярославна.

— Ножиком? — простонал Гриша, решивший, что изрядно продешевил, потребовав два миллиона.

— Это как повезет. Там есть три вида стерилизации. Хирургический — это когда ножиком. Механический — это когда молотком. И кинетический — это когда их отрывают при помощи специальной скоростной лебедки.

Гриша никогда не страдал богатым воображением, но даже его скудной фантазии хватило, чтобы истечь холодным потом.

— Послушание и покорность во всем — вот основной принцип, которым ты должен руководствоваться в том мире, — сказала Ярославна. — Ты должен забыть о чести, о чувстве собственного достоинства, о своей гордости, о том, что ты человек. Лучше всего представь, что это просто игра с такими вот своеобразными правилами.

— Блин, зачем лебедкой отрывать-то? — все еще переживая по поводу почерпнутой информации, пробормотал Гриша. — А молоток…. Какие звери! Куда милиция смотрит?

— Ты что, не слушаешь меня? — громко спросила Ярославна.

— Слушаю, — проворчал Гриша. — Что еще хорошего расскажешь?

— Кастрация, это не единственная мера воспитательного воздействия. Помимо этого крепостных секут плеткой, просто бьют, воспитывают палкой, доской, бревном или оглоблей, в зависимости от тяжести их вины. Помещают в задний проход раскаленную кочергу….

Гришины глаза полезли на лоб, который, в свою очередь, покрылся крупными каплями холодного пота.

— Если холоп гибнет во время воспитательной процедуры, никто не несет за это ответственности. Так же….

— Кочергу в задний проход… — прошептал Гриша, окончательно убедившийся, что изрядно продешевил.

— Раскаленную, — уточнила Ярославна. — Нагревают на огне, пока не покраснеет, и туда ее — чпок! Да ты не трясись, такое проделывают только за очень серьезные проступки. Если не будешь тупить, твой задний проход не испытает никаких новых ощущений. Теперь что касается непосредственно того имения, в котором ты будешь работать. Оно принадлежит помещику Орлову….

Ярославна раскрыла папку, и протянула Грише фотографию. Со снимка на Гришу глядело добродушное сытое лицо мужчины лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной бородкой и честным взглядом.

— Помещик Орлов, вдовец, жена умерла лет пять назад. Детей двое. Сын его проживает в Тоскане, дочь обучается в институте благородных девиц в Петербурге.

Грише была предъявлена фотография сына, затем дочери. На дочери помещика Орлова Гриша свое внимание заострил. С фотографии на него смотрела очень симпатичная блондинка. Гриша тут же поселил ее на своей воображаемой вилле, где уже паслась Ярославна.

— Как звать? — спросил он.

— Ярославна, — напомнила Ярославна. — Я же представлялась. Или забыл?

— Да не тебя. Ее.

— Эту? Татьяна. Тут же написано. Кстати, она должна со дня на день вернуться в имение, так что, если сильно повезет, сможешь ее увидеть.

— Увидеть? — поморщился Гриша. — И это ты называешь везением? Повезет, это если я ей задую втихаря.

— Размечтался! — усмехнулась Ярославна. — Если ты только попробуешь к ней приблизиться, или если ты осмелишься с ней заговорить, тебе и лебедку устроят, и кочергу, и еще много всякого. Впрочем, тебе все же придется к ней приблизиться.

— С удовольствием! — заверил Гриша, незаметно пряча фотографию Татьяны под подушку. — Но как?

— Есть только один способ — стать дворовым человеком. Самое лучшее — лакеем.

— И как им стать?

— Нелегко. Только самые преданные из крепостных удостаиваются чести служить господам лично. Например, нынешний лакей барина Яшка совершил ради обретения своей должности настоящий подвиг. Заметив, что на пути прогуливающегося помещика возникла лужа, оставшаяся после недавнего дождика, он бросился к ней, и всю выпил, чтобы барин шел посуху. Вот какой ценой ему это далось. Я уже не говорю о том, что он каждое утро начищает барские сапоги собственным языком: мажет язык гуталином, и облизывает сапоги. А когда барин заболел гриппом, Яшка три дня простоял в церкви на коленях, ничего не евши и не пивши, а только молясь за здоровье любимого хозяина.

— Я, наверное, так не смогу, — признался Гриша.

— Я тебе и не предлагаю сапоги языком чистить. Но ведь у тебя есть то, чего нет у Яшки.

— Что?

— Мозги. Напряги их, и придумай способ попасть в число дворовых. Это необходимо сделать. У помещика часто бывают гости, кто-то из них может что-то знать о жезле и случайно проболтаться.

— Ладно, попробую, — вздохнул Гриша. — А вот еще вопрос — кто эти мордовороты, что ходят с кнутами и всех бьют?

— Как ты уже понял, в том мире существуют помещики, которых очень мало, и крепостные, которых много. Но существует еще один социальный слой в этом бутерброде, а именно надзиратели. Их тоже не много, но для того, чтобы держать в узде пять-шесть сотен крепостных хватит и дюжины хорошо обученных костоломов. Приказы они получают от барина, который контактирует со старшим надзирателем.

— А откуда они берутся?

— Надзирателей набирают из числа холопов еще в детском возрасте. Их отправляют на специальные курсы, откуда они возвращаются кончеными садистами. Главная задача надзирателей — держать крепостных в постоянном страхе. С другой стороны страх им внушают служители культа, грозя геенной огненной за непослушание, смутьянство и прочие грехи. Крепостные не столько боятся кастрации, сколько гнева божьего. К тому же в производители отбирают лишь немногих, а всем остальным холопам что с яйцами, что без — никакой разницы.

— А почему они держат отдельно пацанов и телок? — спросил Гриша.

— Я же объясняла — это искусственный отбор. Пытаются улучшить холопскую породу, сделать ее еще более покорной и бесхребетной.

— И что, те, кого в производители не выбрали, они вообще сексом не занимаются?

Ярославна выразительно посмотрела на Гришу.

— Ты же их видел, — произнесла она. — Как думаешь, им вообще до секса? Да при таком образе жизни, то есть при двадцатичасовом рабочем дне и кормежке в виде помоев, они уже годам к двадцати превращаются в импотентов.

— Я так и знал! — прошептал Гриша. — Все врут, что курение и алкоголь к импотенции приводят. Неправда это. Работа — вот что к импотенции приводит. А алкоголь вообще полезен… Слушай, а можно мне бутылочку пивка, а? И сигарету.

— Здесь нет ни сигарет, ни алкоголя, — обрадовала его Ярославна. — И проституток тоже нет. Могу предложить лопуховый нектар и Галину.

— Тогда спокойной, блин, ночи, — проворчал Гриша, и отвернулся.

Ярославна ушла, пожелав ему сладких снов. Чуть позже заглянула Галина, занесла ужин. Гриша, едва она вошла, заперся в туалете, и крепко держал дверь. Затем, когда угроза полового акта миновала, он покушал и растянулся на кровати. Полежав немного, и подумав о своей непредсказуемой судьбе, Гриша вытащил из-под подушки фотографию Татьяны. Ярославна была хороша, но и Танечка ей не уступала. Гриша так и уснул с фотографией на груди, представляя себя в компании обеих девиц, вдруг резко влюбившихся в него до отсыревших трусиков.