Аэрофобия 7А

Себастьян Фитцек, 2017

Доктор Матс Крюгер не мог отказать дочери Неле в просьбе быть с ней, когда родится ее первенец, и скрепя сердце решился на длительный полет из Буэнос-Айреса в Берлин. Доктор панически боялся летать и не ждал ничего хорошего от этого путешествия, но и в самом страшном сне он не мог представить, каким кошмаром оно для него обернется. На высоте девять тысяч метров ему сообщили, что его беременная дочь похищена, а он должен отыскать в самолете свою бывшую пациентку и спровоцировать ее на безумные действия, иначе Неле умрет. В замкнутом пространстве самолета Матс решает задачу, как спасти дочь и не совершить преступление, а на земле ему пытается помочь женщина, которая когда-то его любила…

Глава 8

Матс больше качался, чем шел.

По дороге к туалетам ему с трудом удавалось сохранять равновесие. При этом — с тех пор как погасло табло «Пристегните ремни» — самолет скользил по ночному небу, словно по рельсам. Матс прошел мимо семьи из пяти человек, где трое детей даже не думали оставить в покое спинки впереди стоящих сидений и вести себя прилично, к чему их то и дело громким голосом призывали измученные родители.

Чуть дальше муж с женой отгородились от посторонних звуков шумопоглощающими наушниками и, прильнув друг к другу, смотрели одну и ту же комедию на двух экранах. Пока Матс медленно, словно ступая по липкому сиропу, ряд за рядом пробирался вперед, он наблюдал маленьких детей, пенсионеров, мужчин, женщин, южноамериканцев, немцев, русских и представителей азиатских наций; слышал, как они храпят, смеются, разговаривают, листают газеты и шуршат упаковками, доставая принесенные с собой сладости и сэндвичи. Сто двенадцать пассажиров в одной только хвостовой нижней трети самолета. Своими шорохами и звуками все они вторили монотонному шуму двигателя, напоминающему работающий пылесос, который усиливался по мере того, как Матс приближался к крыльям. Но ничто не могло перекрыть эхо последних слов позвонившего, крутившихся бесконечной петлей в его голове, словно на аттракционе ужасов:

«…Если проинформируете полицию или диспетчерскую службу на земле… ваша дочь и младенец умрут мучительной смертью…»

Матс споткнулся о ногу пожилого мужчины, которую тот вытянул в проход.

…Умрут мучительной смертью…

— Простите, — извинился он, как перед пассажиром, на которого наступил, так и перед женщиной, за чей подголовник неловко ухватился.

Он чувствовал, как пассажиры качали головой у него за спиной. Перед глазами потемнело, но, к счастью, Матс уже добрался до туалетов на уровне тридцать третьего ряда и ему не пришлось стоять в очереди.

Он открыл складывающуюся дверь и протиснулся в крохотную кабину. При запирании двери верхний свет стал ярче.

У Матса слезились глаза, он ощутил диффузную головную боль, которую посчитал результатом шока, хотя такая односторонняя мигрень где-то за глазными яблоками никогда еще не сопровождала его панические атаки.

Просто шутка, — повторил он абсурдную мысль, потому что это было единственным — хотя и безвкусным, но безобидным — объяснением.

На какой-то безумный момент он даже задался вопросом, не может ли этот звонок быть частью семинара по аэрофобии. Чтобы вызвать наисильнейшее из возможных душевное противодействие. Все-таки звонившему удалось ввести его в такое состояние стресса, что крушение самолета заботило Матса сейчас меньше всего. Он посмотрел в зеркало, вытер пот с лица резко постаревшего визави и вздрогнул, когда телефон завибрировал. Незнакомец соблюдал свой ультиматум. Матс ответил на звонок и произнес слова твердо, но как можно тише:

— Кто вы и что…

Шантажист перебил его:

— Закройте рот и слушайте меня. Насколько бы шокирующей ни была информация, которую я вам сейчас сообщу.

— Но…

— Какую часть предложения «Закройте рот» вы не поняли?

Матс тяжело сглотнул. Звук двигателей, немного приглушенный в туалете, вдруг напомнил ему шум водоворота, в который его затягивало.

— У вашей дочери разрыв плодного пузыря. Схватки уже начались, и кесарево сечение исключено. Если не будете слушать меня внимательно, я положу трубку и оставлю Неле истекать кровью, вы меня поняли?

— Да, — ответил Матс после короткой паузы.

— То, что вам сейчас скажу, не буду повторять второй раз. Поэтому очень важно, чтобы вы поняли.

В трубке снова щелкнуло, затем странно знакомый и одновременно чужой дубляжный голос поведал ему:

— Вашу дочь похитили. Пока у нее все хорошо, правда, она не получает медицинской помощи. Шансы на то, что Неле родит в плену живого ребенка, очень низкие. Но даже если у нее получится, я не могу гарантировать, что сумасшедший, в чьих руках она находится, оставит Неле в живых. Только если…

Матс закрыл глаза и оперся одной рукой об умывальник.

— Только если вы сделаете то, что я вам скажу.

О’кей, все, что хочешь. Я сделаю все, что ты потребуешь.

Матс знал, что он не герой. Неле даже считала его трусом и в определенном смысле была права. Он не смог поддержать Катарину в ее тяжелые часы. Не смог смотреть, как она умирала, потому что не выносил того факта, что навечно теряет любовь своей жизни на конвейере смерти и ничего не может предпринять. И в этом было отличие. Если существовало то, что спасет Неле жизнь, он сделает это. Немедленно. Без долгих разговоров.

Матс твердо в это верил — по крайней мере, в данную секунду.

— На борту находится человек, которого вы хорошо знаете, — объяснил голос.

Катарина, — подумал Матс вопреки здравому смыслу и — как и следовало ожидать — был разочарован. Его жена умерла от рака легких четыре года назад. Одна. Без него, потому что он бросил ее. Дубляжный голос Джонни Деппа, который Матс называл про себя «Джонни», наверняка обладал только разрушительной, а не животворной силой.

— Это бывший пациент, — сказал голос. — Вы успешно излечили его от психического заболевания.

«В психотерапии не существует излечения. Только временное улучшение», — хотелось закричать Матсу, но страх потерять единственную связь с дочерью сжал ему горло.

— Ваша задача, доктор Крюгер, если вы хотите спасти жизнь Неле: активируйте психическую бомбу на борту самолета.

— Простите? — все-таки вырвалось у Матса.

— Найдите своего бывшего пациента на борту. И отмените вашу терапию.

— Я, я не понимаю…

Джонни снова перебил его:

— Ваш пациент, о котором я говорю, долгое время страдал посттравматической озлобленностью. С приступами агрессии, которые сопровождались выраженными фантазиями о насилии. При этом он хотел убить не только себя, но и унести с собой жизни как можно большего количества людей. Из мести за то, что с ним когда-то сделали.

Матс вздрогнул, когда дверь туалета подергали с другой стороны. Или пассажир не заметил на замке красной полоски «Занято», или хотел просигнализировать, чтобы внутри поторопились.

— Я все еще не понимаю, что…

— Благодаря своей терапии, вы избавили пациента от его разрушительных идей и обеспечили ему нормальную жизнь.

И что?

— Я хочу, чтобы вы отменили свою терапию. Реактивировали склонность к насилию у вашего пациента. Снова вызвали в нем мысли об убийстве. И побудили к тому, чтобы он спровоцировал крушение самолета.

Бах.

Последнее предложение упало на Матса, как гильотина. Отделило голову от туловища и лишило мозг контроля над телом.

Матс опустился на закрытую крышку туалетного сиденья и уставился на откидную пепельницу в двери, рядом со значком «Курение запрещено», очевидная несуразица, которой — в отличие от его положения — существовало простое объяснение. Действительно, в туалетах самолетов были предписаны пепельницы. Чтобы пассажир, который нарушит запрет курения, по крайней мере не устроил пожар, сунув окурок в урну с бумажными отходами за отсутствием пепельницы. Матс мечтал, чтобы шизофреническому состоянию, в которое его ввел звонивший, тоже нашлось подобное логическое объяснение.

— Вы с ума сошли? — прошептал он. — Вы хотите, чтобы я убил шестьсот пассажиров?

Включая меня самого.

— Шестьсот двадцать шесть, если считать восемнадцать человек экипажа. Абсолютно верно, — сказал голос, глухо и безэмоционально, причиной чему, видимо, был голосовой декодер.

— Но я не понимаю. Зачем?..

— Мои мотивы вас не касаются. Достаточно, если вы будете знать следующее, доктор Крюгер: как только рейс LEA-23 исчезнет с мониторов, Неле отпустят и обеспечат ей медицинскую помощь. Но если «эйрбас», целый и невредимый, приземлится в Берлине, ваша дочь и младенец умрут.

Дверь снова подергали, и на этот раз мужской голос снаружи выругался, но пассажир со слабым мочевым пузырем интересовал Матса сейчас меньше всего.

— Послушайте, пожалуйста. Чего бы вы ни хотели, давайте это обсудим. Наверняка есть другой способ получить желаемое, нежели как в результате…

Массового убийства.

— Вы теряете время, доктор Крюгер. Не ищите другого выхода. Ищите своего пациента. Вам потребуется каждая минута этого полета, чтобы реактивировать в нем психическую бомбу.

— Моего пациента?..

— На самом деле это пациентка. Думаю, вы уже догадались, о ком идет речь.

Матс невольно кивнул.

Существовала только одна женщина с историей болезни, которую только что описал Джонни. Лишь одна женщина среди множества его пациентов, которая теоретически была в состоянии спровоцировать крушение самолета.

— Да, — прохрипел Матс, и голос действительно назвал имя, которого он боялся:

— Кайя Клауссен.