Нефритовый след

Святослав Яров, 2023

Буквально в сотне метров от небезызвестного дома 38 по улице Петровка среди бела дня совершено дерзкое преступление: убит человек. Убийца – молодой китаец – застрелен случайно оказавшимся поблизости полицейским патрулём. В ходе расследования выясняется, что киллер принадлежал к гонконгской триаде "Шуйфонг", а столь демонстративное убийство стало местью за продажу главе этой преступной организации копий вместо бесценных артефактов, относящихся к эпохе правления императора Цинь Шихуанди, попавших в СССР в 1942 году…

Полуденное происшествие

По издавна заведённому порядку каждый день в Управлени начинался одинаково. Сотрудники отделов собирались в кабинетах своих начальников, и те знакомили их с содержанием суточной сводки городских происшествий, поступившей из дежурной части. Естественно в каждом отделе внимание акцентировалось на том, что представляло интерес именно для этого конкретного подразделения, но для полноты картины сводка зачитывалась от корки до корки. Выслушав что, где, когда и при каких обстоятельствах приключилось в столице, оперативники получали руководящие указания и отправлялись заниматься своим непосредственным делом, то есть, как бы пафосно это не звучало, борьбой с преступностью. И совершенно неважно, зелёный ты оперишка, всего лишь осваивающий азы сыскного мастерства, или матёрый профи, вроде Андрея Ивановича Гришина — как-никак подполковник, старший оперуполномоченный по особо важным делам и всякое такое! — присутствие на оперативке было обязательно.

Положа руку на сердце, участие в утренних посиделках, как колкие на язык сыскари называли эти ежедневные получасовые совещания у руководства, Гришин считал бессмысленной тратой времени. Как-то он не поленился и при посредстве калькулятора выяснил, что за четырнадцать лет работы в общей сложности провёл на подобных собраниях личного состава отдела никак не меньше полутора месяцев чистого времени, которые по его мнению, можно было смело вычеркнуть из жизни. Ну, ладно раньше, лет пятьдесят назад, когда и телефон-то не во всяком кабинете имелся, рассуждал Андрей. Тогда личное общение было едва ли не единственным способом получения и передачи информации. Но теперь-то! Да с той же самой сводкой любой опер может ознакомиться, не выходя из кабинета, благо компьютеров в управлении больше чем сотрудников. Руководящие указания раздать тоже не проблема. Сделать это можно где и когда угодно — у каждого в кармане мобильник, а то и два. Вот и выходит, что все эти наши регулярные «сходняки» — не более, чем дань традиции…

Сегодняшняя сводка не содержала ни одного мало-мальски значительного криминального события, непосредственно касающегося его, как куратора ЦАО по умышленно-убойной линии. С одной стороны, это бесспорный позитив — чем меньше разного рода насильственных смертей случается на родном городе, тем лучше. Однако, не стоит забывать, что у всякой медали сторон всегда больше, чем одна. Радующая глаз руководства и несомненно формирующая положительную статистику по Москве в целом — и в Центральном округе в частности — картина наблюдалась уже вторую неделю, и, соответственно, всё это время группа Гришина предавалась вынужденному бездействию. А вот это уже не есть хорошо. Чтобы затянувшаяся расслабуха окончательно не выбила людей из рабочего ритма, он на правах старшего группы, само собой, с благословления вышестоящего начальства, обоих своих подчинённых — и Олега Челнокова, и Влада Березина, не так давно влившегося в коллектив, — услал на днях в командировку в республику Коми.

Там, в сорока верстах от Усинска, четвёртый год коротал на зоне срок за разбой некто Александр Осадчий или попросту Санёк, в отношении которого буквально на днях поступила крайне перспективная информация о его, покуда неизвестных широкой общественности, старых подвигах. В случае подтверждения оной, Саньку светил новый срок за «мокруху», причём значительно более длительный нежели тот, что он отбывал сейчас за участие в относительно бескровном налёте на букмекерскую контору. Отправляя своих коллег в дальний северный край, Андрей руководствовался вполне рациональным соображением, вроде того, что добьются результата — молодцы, ну а нет — хоть, проветрятся. Всё лучше, чем киснуть от безделья в петровском кабинете.

Сам же он вынужден был стоически переносить тяготы относительного ничегонеделания на рабочем месте, поскольку лишён был возможности вот так просто сорваться с места и забуриться в какую-нибудь тмутаракань, чтоб отключиться там от скуки столичных реалий. Во-первых, положение обязывало — хоть и не великий, а таки руководитель. Во-вторых, кто-то из группы должен постоянно находиться в Москве, заниматься бумажной рутиной и быть готовым к разного рода неожиданностям. Командировки — дело нужное, кто бы спорил. Однако это, всего лишь, факультатив. Основная работа здесь, в Москве. Впрочем, было ещё и в-третьих: он особо и не рвался куда подальше от дома. Удачный, в отличии от первого, повторный брак ни в коей мере таким настроениям не способствовал. Семья держала: жена, дочурка… День-другой без них, и жизнь уже не в радость. Кстати о семье, напомнил себе Андрей, оторвавшись от писанины, которой с переменным успехом занимался уже часа три, и посмотрел на часы. Без двух двенадцать. Светка должна подтянуться с минуты на минуту — на сегодня у них с супругой намечен был обед в маленьком, но очень уютном кафе «О Ле», находившемся в шаговой доступности от главка.

На дворе июнь. Начало лета. Нежарко. Спокойно посидим. Поболтаем. Настроившись таким образом на соответствующую волну, он собрался, было, выдвигаться в кафешку, когда звонок дежурного по МУРу Деревянкина не оставил камня на камне от этого благого намерения.

— Гришин у аппарата, — на автомате представился Андрей, сняв трубку.

— Твой выход. Перестрелка у ворот сада «Эрмитаж», — не сочтя нужным представиться, — ну, действительно, к чему соблюдать формальности, когда и так всё управление давным-давно узнаёт по голосу! — спокойно, словно речь шла о доставке пиццы, сообщил дежурный.

Опаньки! Это называется — пришла беда, откуда не ждали!

— Я так понимаю, раз меня дёргают, есть убитые или раненые? — не то чтобы спросил, а скорее констатировал Гришин, с тоской осознавая, что обед накрылся медным тазом, и приятное времяпровождение за столиком кафе в обществе законной супруги откладывается на неопределённое время.

— Двое, — всё так же невозмутимо ответствовал Деревянкин и, пресекая дальнейшие расспросы, сказал: — Подробностей не знаю. Сам выяснишь всё на месте.

— Давно отстрелялись? — уточним Гришин, смиряясь с неизбежным.

— Десяти минут не прошло.

— Понял. Сейчас буду.

Он положил трубку. От известного каждому москвичу дома номер тридцать восемь по улице Петровка до названного сада было от силы метров сто, но за последнюю четверть часа Андрей ничего похожнго на стрельбу не слышал. Впрочем, то что звуки выстрелов сюда не долетели, объяснялось просто: окна кабинета выходили не на улицу, а во двор. В конец обнаглели — под окнами управления стрельбу затеяли! — внутренне возмутился Гришин, на самом деле куда больше огорчённый внезапным крушением радужных гастрономических планов и невесёлой перспективой предстоящего объяснения с женой по данному поводу. Но каковы отцы-командиры! Как оперативно среагировали! Только-только стрельба стихла, можно сказать, пороховой дым ещё не рассеялся, а меня уже пинком под зад шлют разбираться, ухмыльнулся сыщик. Какими бы резонами не руководствовалось начальство, в любом случае, сходить и выяснить, что там этакое стряслось, стоило. Как не крути, а это территория ЦАО, и нам, имея в виду свою группу, предстоит эту кашу расхлёбывать, здраво рассудил Гришин.

Поначалу он отнёсся к полученной от дежурного информации профессионально-сдержанно: по-любому всё уже закончилось, и нестись куда-то, сломя голову нужды не было. Руководствуясь этим соображением, Андрей без суеты убрал со стола в сейф всё, что надлежало убрать, и только после этого покинул кабинет. Уже вставив ключ в замочную скважину, он опять вспомнил о запланированном обеде и вновь испытал чувство досады. Надо же! За целую неделю ни ветерка, ни дуновенья, а стоило условиться с женой перекусить в кафе, нате вам пожалуйста! Получите облом! Но тут ход его мыслей принял совершенно иное направление. У входа в сад «Эрмитаж»? Так ведь «О Ле» как раз при входе в «Эрмитаж»!

До встречи со Светкой оставались считанные минуты. Первое что пришло в голову: вообще-то, она никогда, никуда не приходит вовремя и, уж тем более, заранее. Однако попытка воззвать к логике провалилась. В мозгу что-то щёлкнуло, и здравомыслие в миг куда-то улетучилось — его вытеснил элементарный страх за безопасность близкого человека. А что если свершилось чудо, и сегодня она заявилась раньше положенного? И на старуху бывает, как говорится… Он буквально выдернул из кармана мобильник и набрал номер жены. В ответ безликий голос сообщил, что абонент временно недоступен. Это ещё ничего не значило — она могла находиться в метро, а там связь не ахти, — и в то же время могло значить всё что угодно, то есть и самое худшее тоже. Будь ты хоть опер, хоть, начальник главка, да хоть сам президент, сохранить спокойствие в такой ситуации едва ли кому удастся.

Тревожная неопределённость заставила Андрея броситься вниз по лестнице. Перескакивая через две-три ступеньки, он сбежал с третьего этажа на первый, миновал просторный вестибюль и, распахнув тяжеленную дубовую дверь, выскочил из здания. Потом, не удосужившись даже предъявить на проходной удостоверение, пулей пролетел мимо сержанта из комендантского взвода, который, впрочем, даже и думал чинить ему препятствий. Кто такой Гришин, для молоденького полицейского тайной не являлось. Опять же, недавние хлопки выстрелов парень наверняка слышал — случилось-то всё практически напротив. Видимо, сопоставив одно с другим, сержант воспринял эскападу сыщика, как вполне оправданную в данных обстоятельствах.

Прорвавшись через турникет, Андрей выбежал на улицу. Секундная задержка, чтобы бросить взгляд через дорогу в направлении «Эрмитажа», где на тротуаре прямо напротив входа в сад в разнобой мигали проблесковыми маячками скорая помощь и патрульная полицейская машина, и прямиком туда что есть силы. В висках колотилось: «Только бы с нею ничего не случилось! Не дай бог, под раздачу попала!». Лавируя между автомобилями, плотной массой медленно ползущими по Петровке, он быстро перебрался на противоположную сторону. И тут в кармане ожил телефон. Не сбавляя темпа движения и даже не посмотрев на определитель, Андрей поднёс «Самсунг» к уху.

— Слушаю!

— Ты мне набирал? — послышался в трубке Светкин голос.

От сердца сразу отлегло, но оно продолжало колотиться о рёбра с бешенной частотой. Не мудрено, тридцать восемь не шестнадцать! — напомнил он себе о собоственном возрасте в качестве слабого утешения. Не пацан уже, чтобы так вот, галопом…

— Где ты? — проигнорировав вопрос, спросил Андрей, останавливаясь с трудом переводя дыхание.

— На «Пушкинской», — спокойно сообщила она. — Только что из метро вышла. Что-нибудь случилось?

— Прости, Светик, но по объективным причинам романтический обед отменяется, — снова пропустив вопрос мимо ушей, без экивоков честно проинформировал жену Гришин и в наивной надежде подсластить горькую пилюлю бодро ляпнул в своей излюбленной манере: — Но ещё не всё потеряно! Всегда остаётся шанс на ужин дома в кругу семьи!

Определённо, в сложившихся обстоятельствах говорить этого не стоило. Уже в следующую секунду он сообразил, какую совершил непростительную глупость, но было поздно. С появлением на свет Ладуськи, жена, самоотверженно посвятившая себя дочке, уже без малого три года день-деньской занималась стиркой, глажкой, готовкой и всем прочим, что связано с уходом за ребёнком. Немудрено, что любое напоминание о доме ассоциировалось у неё исключительно с бытовыми заботами. Для молодой мамы, замученной хлопотами по хозяйству, вырваться хоть на часок из объятий домашней каторги, чтобы посидеть с мужем в кафе — что ныряльщику глоток свежего воздуха после погружения. Наверняка готовилась. Прихорашивалась. Небось, по такому случаю упросила тёщу посидеть с внучкой. А тут, мало того, что крушение надежд, так ещё и альтернатива предложена соответствующая! Иначе как издевательство воспринять такое она конечно же не могла.

— В кругу семьи… — печально повторила упавшим голосом, донельзя расстроенная Светлана. — И то… — она подавила тяжёлый вздох, — …если заполночь не заявишься.

Андрей раскрыл, было, рот, чтобы хоть как-то загладить свою оплошность, но телефон слабо пискнул, уведомляя об отключении абонента. Нехорошо получилось, вздохнул Гришин. Однако перезванивать не стал. Бесполезно — всё равно не ответит. Да и что он мог ей сейчас сказать? Пусть остынет. Дома буду грехи замаливать, решил сыщик, целиком переключаясь на работу.

Пока он разговаривал с женой к «Эрмитажу» подтянулся ещё один экипаж ППС, и теперь там помаргивало синими мигалками уже три машины. Очень кстати! — прибавив шагу, мысленно похвалил Гришин полицию общественной безопасности за расторопность. Нездоровый ажиотаж в таких случаях неизбежен — зрелище-то из разряда «по улицам слона водили». Вон уже какая толпа зевак образовалась, и пары ППСников первого экипажа для удержания зрителей на почтительном расстоянии от места недавних событий определённо было маловато. Четверо тоже не бог весть как много, но всё-таки.

К бабке не ходи, независимо от тяжести последствий, факт пальбы среди бела дня в двух шагах от ГУ МВД России Москве, как официально именовали теперь старую добрую Петровку 38, уже отозвался тревожным эхом во многих начальственных кабинетах. Не приходилось сомневаться и в том, что очень скоро сюда кто только не понаедет — всё-таки не каждый день такое случается. А до тех пор ответственность за обеспечение порядка и безопасности граждан, за сохранность следов преступления… Одним словом, ответственность за всё и вся ложилась на плечи ребят из патрульно-постовой службы.

Гришин протиснулся сквозь скопление публики, жаждущей поглазеть на последствия недавнего эксцесса, и профессиональным взглядом окинул место происшествия. Первое, что бросилось в глаза — патрульный «шевроле круз» с включённой мигалкой, который вызывающе взгромоздился на тротуар почти напротив входа в «Эримитаж». В нескольких шагах от машины, уткнувшись лицом в багровую лужицу, неподвижно лежал худощавый, если не сказать, щуплый, по всей видимости довольно молодой человек. Чёрный кожаный комбинезон и валявшийся поблизости изрядно заляпанный кровью интегральный мотошлем того же цвета недвусмысленно указывали на принадлежность парня к двухколёсному братству. Байкер застыл в странной позе, неловко подвернув под себя левую руку и вытянув вперёд правую, словно старался дотянуться до покоившегося рядом пистолета. Похоже, «Глок», с высокой степенью уверенности предположил Андрей, присмотревшись к оружию.

Судя по тому, что никто из присутствовавших здесь медиков не проявлял к представителю байкерского сообщества ни малейшего интереса, помощь тому уже не требовалась. А вот второй — мужчина более солидного возраста и комплекции, — что распластался навзничь метрах в семи-восьми от убитого, похоже, не успел ещё распроститься с жизнью — не просто же так вокург него сгрудилась вся бригада «скорой» в полном составе.

Чтобы восстановить примерную картину произошедшего опытному оперативнику понадобились считанные секунды. Он живо представил себе, как неподалёку от входа в сад останавливается байк… В том, что закожаненный паренёк прикатил сюда на мотике, Гришин не сомневался — трудно представить себе, что кому-то взбредёт в голову прогуливаться по Москве пешком в таком виде. Другое дело, что за рулём, скорее всего, был не он, а кто-то ещё. Наверняка этот кто-то подвёз киллера к «Эрмитажу» в качестве пассажира, и должен был забрать после успешной ликвидации объекта… Ну да пока бог с ним, с мотоциклом! В деталях копаться будем позже…

Итак! Подъезжают двое на мотоцикле и ждут появления интересующего их человека. Как только тот попадает в поле зрения стрелка, этот «лорд Вейдер» — разумеется, в шлеме с опущенным забралом, а как же иначе! — слезает с сидушки, спокойно подходит к потенциальной жертве и практически в упор расстреливает её из «Глока», о чём свидетельствует находящийся здесь ствол, и, как минимум, пара парбеллумовских гильз, которые намётанный глаз сыщика приметил на асфальте.

Несомненно, со стороны всё выглядело весьма эффектно. Этакий замес из реалити-шоу и крутого гангстерского кинобоевика. Убивцу оставалось всего ничего: произвести контрольный выстрел, запрыгнуть на поджидающий его мотоцикл и по-быстрому смыться. Однако планы киллера порушила доблестная патрульно-постовая служба, один из экипажей которой случайно оказался поблизости в самый разгар событий. Очень может быть, что трагическое действо разворачивалось прямо на глазах у ребят из ППС. Времени на размышление не было, а потому патрульные — честь и хвала им за решительность! — дабы пресечь противоправные действия, не щадя подвески, слёту запрыгнули на своём «крузе» через бордюр прямиком на тротуар, чем помешали душегубу довести задуманное до логического конца. Вероятно, стражи порядка, выскочив из машины, произнесли какие-то дежурные слова, вроде: «Брось оружие или открываем огонь!», а может и нет… Как бы там ни было, результат налицо: стрелок голосу рассудка не внял, возможно, стал стрелять в полицейских, и тем пришлось-таки открыть огонь на поражение. Ну а подельник, поджидавший за рулём мотоцикла, смекнув, что всё пошло наперекосяк, счёл за благо ретироваться с глаз долой, бросив своего незадачливого партнёра на произвол судьбы.

Прокрутив всё это в голове, Андрей поспешил с вопросами к медикам, которые закончили колдовать над потерпевшим и теперь бережно укладывали его на носилки. Но не тут-то было — дорогу сыщику преградил возрастной полицейский прапорщик, внимательно следивший, чтобы условную линию оцепления никто не пересекал.

— Сюда нельзя! — строго предупредил он, как бы между делом поправив висевший на плече автомат, короткоствольную модификацию всемирно известного «калашникова».

— Мне можно, — заверил его Гришин и предъявил удостоверение.

Ознакомившись с документом, прапорщик взял под козырёк.

— Проходите, товарищ подполковник.

Получив благословение от бдительного цербера, Андрей подошёл к носилкам. Он прекрасно знал, что если есть хоть малейший шанс на спасение жизни, сотрудники «скорой» обязаны немедленно доставить пострадавшего в ближайшее медучреждение, и наплевать им на то, что здесь произошло не так давно. Им, но не мне, напомнил себе сыщик, намётанным глазом не хуже фотокамеры фиксируя всё, что впоследствии могло бы иметь значение для расследования.

Объектом заботы медработников являлся грузный мужчина лет пятидесяти. Если и жив, то находится в бессознательном состоянии, а, стало быть, как источник информации, пока, увы, бесполезен, без восторга констатировал Гришин, продолжив осмотр. Туалет потерпевшего находился в полнейшем беспорядке: окровавленный пиджак распахнут на груди; расслабленный галстук сдвинут в сторону, чтобы не мешал; обильно пропитанная кровью рубашка разорвана. Оно и понятно — в такой ситуации возиться с пуговицами некогда. На асфальте, с которого пострадавший перекочевал на носилки, расплылось немалого размера бурое пятно. Прилично, однако, из него вытекло, отметил оперативник.

— Что тут у нас? — обратился Гришин к врачу, склонившемуся над бесчувственным телом.

— Два сквозных пулевых левой половины груди… — не оборачиваясь и даже не полюбопытствовав, кто и на каком основании задаёт вопросы, ответил тот. Сразу видно, тёртый — чётко усвоил, что ежели человек сумел преодолеть ментовской кордон, то спрашивает не из праздного любопытства, а по долгу службы и, более того, имеет на то полное право. — Сердце не задето, — продолжил медик, — однако явно поврежден один из крупных сосудов — большая кровопотеря. Состояние тяжёлое, но есть вероятность, что выкарабкается… — закончив возиться с повязкой, он выпрямился и посмотрел на Андрея, как бы вопрошая: что вас ещё интересует?

— А с тем что? — Гришин кивнул на неподвижное тело байкера.

— Моё дело — живых спасать, а не покойников обследовать. По поводу того, все вопросы к судмедэксперту! — с изрядной долей цинизма ответил врач и, сочтя разговор оконченным, скомандовал своим. — Быстро загружаем!

Фельдшер и водитель подняли носилки и понесли их к машине.

— В Склиф? — уточнил Андрей напоследок.

— А то куда же! — отозвался врач. — Я ж говорю, необходимо срочное переливание крови. Счёт на минуты.

Закончив погрузку пострадавшего, медики проворно запрыгнули в машину, припаркованную на проезжей части, шагах в десяти от места событий. Поскольку в направлении Садового Каретный ряд, забитый машинами, полз еле-еле, «скорая», мигая всем, чем только можно и надрывно подвывая сиреной, понеслась в НИИ Склифосовского по полосе встречного движения. Проводив взглядом удаляющуюся карету скорой помощи, Андрей подвёл первые итоги. Один — труп. Второй выживет, нет ли — бабушка надвое сказала. Пойдём разбираться дальше.

Гришин сразу определился, с кем из четвёрки патрульных целесообразнее переговорить, чтобы прояснить ситуацию. Естественно выбор пал на прапорщика, который проверял у него документы. И дело даже не в том, что тот был старшим по званию — у остальных на плечах поблёскивали лишь сержантские лычки, — просто прапор, наверняка отработал в конторе дольше, повидал больше присутствовавшего здесь постармейкого молодняка, а стало быть, за годы службы должен был научиться докладывать чётко и внятно, то есть без эмоциональной шелухи.

— Кто его успокоил? — подойдя к прапорщику, спросил Гришин, указав на труп, облачённый в байкерскую униформу.

— Я, — невозмутимо отозвался полицейский.

— На ловца и зверь… — пробормотал сыщик, несколько удивлённый столь безмятежным спокойствием человека, совсем недавно отправившего на тот свет пусть и преступника, но всё же хомо сапиенс.

— Не впервой, что ли? — не удержался от вопроса Андрей.

— Не впервой, — подтвердил прапорщик, не вдаваясь в подробности.

Хладнокровию ППСника можно было только позавидовать.

— Тогда рассказывай! — предложил сыщик. — Только коротко и по делу!

Служака со стажем, по всему видать, и без напоминаний сестру таланта почитал как близкую родственницу.

— Были на маршруте. Я за рулём. На Каретном застряли, — как бы призывая в свидетели дорожную обстановку, прапорщик кивнул на плотный поток машин, едва-едва ползущий мимо них в направлении Садового кольца. — Как поравнялись с «Эрмитажем», слышу выстрел. Народ в рассыпную. Гляжу, тот… ну, которого увезли, — пояснил он, — на спину валится. А этот, — снова кивок, на сей раз на труп, — вдогон ещё раз шмаляет… Мы в правом ряду тыркались, ну я и рванул сюда через две сплошных. Выскакиваем с Володькой, — видимо имея в виду напарника, продолжал рассказывать прапорщик. — Автоматы само-собой на изготовку. «Бросай оружие!» — орём. Он обернулся и на меня ствол навёл… Ну, я его и срезал! — закончил прапорщик, любовно похлопав ладонью по крышке ствольной коробки своего «калаша».

— По-нят-ненько, — протянул сыщик, удовлетворённый практически стопроцентным подтверждением своей версии развития событий, и покосившись на мотоциклетный шлем, лежащий на тротуаре возле байкера, уточнил. — Он, когда стрелял, в шлеме был?

— Ну да, — подтвердил полицейский. — Еще и намордник опущен.

— А как эта хрень на земле очутилась? — поинтересовался Гришин, прикинув, что такого рода защитная экипировка сама по себе с головы упавшего человека вряд ли свалилась бы.

— Врач пульс искал, — объяснил служака.

— Ты мотоцикла поблизости не приметил?

— Был. За троллейбусной остановкой стоял.

— С водилой? — уточнил Гришин.

— Кто-то за рулём сидел… — подтвердил патрульный, припоминая, и добавил. — Да я его толком не разглядел. Только мы сюда рванули, он по газам и ходу.

Понимая, что бравому прапору не до того было, Андрей всё же спросил:

— Что за мотоцикл? Цвет, номер?

— Марку не скажу. Цвет чёрный. Номера не было.

— Как со свидетелями? — продолжал расспрашивать Гришин.

— Думаю, найдутся. Кафе вон битком набито. Как тут завертелось, народ наружу вывалил… — сообщил прапорщик и скептически хмыкнул. — А то как же! Хлеба и зрелищ!

«О Ле» и впрямь находилось в опасной близости от места происшествия. Фасад кафе представлял из себя почти полностью застеклённую стенку со стеклянной же дверью, и, надо полагать, всё что творилось на улице многие посетители могли отлично разглядеть. Назначь я Светке свидание малость пораньше, и тоже вполне мог угодить в очевидцы, подумал Андрей. Сразу всплыли недавние тревоги на ту же тему. Ведь запросто на пару с женой могли под шальную пулю попасть. Не факт, что при ином раскладе патрульная машина оказалась бы рядом, и поди знай, чем закончилась бы эта катавасия… Вся наша жизнь — лотерея! Придя к такому выводу, подполковник скривился в скептической ухмылке.

Прапорщик видимо отнёс мимическую реакцию муровского опера на свой счёт и всё с той же поразительной невозмутимость добавил:

— Ну, а не найдётся свидетелей, так здесь повсюду видеонаблюдение. Камеры на каждом шагу понатыканы.

Логично, согласился с ним Гришин. Ну что ж, посмотрим записи — глядишь и что интересное обнаружится. Они, кстати сказать, и для реабилитации прапорщика пригодятся. Если всё, что тот рассказал — правда, а врать ему резона нет, то дополнительные свидетельства правомерности применения оружия полицией будут не лишни…

— Надеюсь, у тебя неприятностей не будет, — обнадёживающе сказал Гришин. — По мне так ты всё правильно сделал. Жаль только, что наповал… — при этом он с сожалением посмотрел на бездыханного байкера. — Теперь-то уж его на спросишь: кто, за что и почему?

— Так, не в тире! Думать некогда было, — резонно заметил прапорщик. — А если бы он ещё кого замочил? Не спецом, а по случаю? Небось, не железный. Рука дрогнула, психанул или ещё что!

— Это точно. Безопасность граждан прежде всего, — словно мантру заученно произнёс Андрей, нимало не лукавя, потому как сам всегда исходил из такого посыла, и, приступая к выполнению своих непосредственных обязанностей, спросил. — Документы при ком-нибудь из них были?

— У китайца… — недвусмысленно направив ствол автомата на убитого стрелка, начал было прапорщик, но Гришин перебил его.

— Он — китаец? — переспросил оперативник и недоверчиво покосился на застреленного парня. Конечно, прапору виднее — врач при нём шлем с головы убитого стягивал. А так, не видя лица, попробуй догадайся. Но киллер-китаец в центре Москвы — это что-то новенькое!

— Железно! — уверенно подтвердил прапорщик. — Я ж родом из Приморья, а там такого добра полно. Насмотрелся на их рожи — в потёмках не спутаю.

— Ну, китаец так китаец, — согласился Гришин.

— У него вообще, ничего… — продолжил свой рассказ патрульный. — У второго только мобильник рядом с телом лежал и… — он пошарил в нагрудном кармане своей форменной куртки и протянул сыщику что-то вроде брелока от автомобильной сигнализации. — И вот это!

Смарт ключ, сразу определил Андрей. Если верить шильдику, то от «БМВ».

— А какие-нибудь документы? — спросил сыщик.

Прапорщик лишь отрицательно мотнул головой.

Любопытно, подумал Гришин. Ну киллер на дело шёл, всё до соринки из карманов выгреб — это нормально. А терпила-то почему пустой? Впрочем, грузить сейчас голову безответными вопросами Андрей счёл делом преждевременным.

— Раз есть ключ, должна быть где-то поблизости и машина, — глубокомысленно изрёк он и, обращаясь уже к прапорщику, сказал. — Ты давай тут бди! А я пойду тачку поищу.

Поиски много времени не заняли. Андрей просто перемещался от одной уличной парковки к другой и периодически нажимал на кнопку, встроенную в ключ. Едва он свернул в Успенский переулок и в очередной раз проделал эту нехитрую операцию, как на призыв брелока отозвалась приглушённым пиком чёрная «Х5», припаркованная сразу за поворотом. Прежде чем к чему-либо прикасаться, Гришин натянул на руки медицинские латексные перчатки, которые всегда имел при себе про запас, и только после этого открыл дверь и заглянул внутрь. Не обнаружив ничего интересного, он на секунду задумался, а потом опустил вниз солнцезащитный козырёк с водительской стороны. Интуиция не подвела: на сиденье плюхнулась обложка с документами. Нет, ну что за народ! Забыл мужик, где живёт! — сокрушённо покачал головой оперативник. Будучи полицейским, он не одобрял этой европейской моды, оставлять в машине права и документы — слишком лёгкая добыча для пацанвы, у которой руки чешутся пошарить там, где неположено. А потом начинаются звонки с предложением вернуть за вознаграждение…

Он заглянул в водительское удостоверение. Зубов Кирилл Максимович 1963 года рождения. Ну, хоть, что-то. Сфотографировал права на смартфон и положил корочки на место, под козырёк. Потом обошёл машину и открыл правую переднюю дверцу, намереваясь ознакомиться с содержимым перчаточного ящика, а проще говоря, бардачка. Там обнаружился конверт размером в пол-листа формата А4. Как настоящий сыщик — а кто бы в этом усомнился! — Гришин не преминул заглянуть внутрь и обнаружил там семь высококачественных цветных фотографий с изображением каких-то плоских, похоже, каменных дисков с круглым отверстием посередине. Все они были покрыты затейливой резьбой. Рисунок, точнее орнамент, на каждом разительно отличался от других как по манере исполнения, так и по содержанию. На одном преобладали ритмически повторяющиеся спиралевидные завитки, другой содержал сетчатый узор, третий изобиловал ромбами и треугольниками, заключёнными в окружность, четвёртый был украшен стилизованными изображениями дракона и так далее. Цвет камня использованного для изготовления этих штуковин тоже был различен: от почти белого через все оттенки зелёного — желтоватый, травянистый, изумрудный, болотный — до почти чёрного. На оборотной стороне одного снимка он обнаружил сделанную гелиевой ручкой надпись «в н. в.».

И что это значит? — озадачился сыщик. Нет, с «в н. в.» всё более или менее понятно. Скорее всего, это ни что иное, как «в натуральную величину». А вот сами диски… Да что я дурью маюсь? Разрешение у камеры смартфона вполне приличное. Пересниму. Чтобы начать разбираться, и такого качества достаточно. А приспичит, так всегда можно запросить оригиналы у следствия — наверняка при осмотре машины их изымут и приобщат к материалам дела. На том и порешил. Быстренько перефотографировав все семь снимков, Гришин сложил их обратно в конверт, конверт вернул в бардачок, а сам бардачок захлопнул. Восстановив таким образом статус-кво, оперативник поставил машину на сигнализацию и возвратился к «Эрмитажу».

А там уже было не протолкнуться. Подтянулась и принялась за работу дежурная следственно-оперативная группа из ЦАО. Эти, что называется, в поте лица честно отрабатывали хлеб свой. Помимо них, как и следовало ожидать, понаехало начальство всех мастей. От этих, понятное дело, толку было, как от козла молока — присутствовали исключительно для галочки, хорошо хоть не мешали. Так или иначе, но народу существенно прибавилось. Гришин протолкался туда, где, примостившись на раскладном стульчике, корпел над составлением протокола осмотра места преступления следак из округа, в котором даже со спины безошибочно опознал старшего следователя Ширшова. Перепутать было невозможно, потому как больше никто из сотрудников следственного управления округа не походил до такой степени на гигантского плющевого мишку. Впрочем, это был как раз тот самый случай, когда форма никоим образом не определяла содержания. С виду этакий добродушный, мешковатый толстяк с окладистой бородкой, Ширшов, на деле был жёстким, хватким профессионалом — уж если за кончик верёвочки уцепится, всенепременно до конца весь клубок размотает. Это Гришин знал не понаслышке. Как-никак, они с Евгением Васильевичем знакомы были лет десять, частенько пересекаясь по работе, и, что следует отметить особо, сотрудничество с ним было весьма плодотворным — ни одного висяка в их совместной копилке не числилось.

— Привет, Женя! — по-приятельски поздоровался со следователем сыщик.

— А, это ты! Привет! — оторвавшись на время от писанины и посмотрев на Гришина, ответил тот. — Каким ветром?

— Сквозняком с самого верха! — съёрничал оперативник. — Прислан по высочайшему повелению.

Ширшов понимающе покивал.

— Понятно. Давно здесь крутишься?

— Да с полчаса уже.

— Что-нибудь надыбал?

— Ничего особенного. Разве что, личность потерпевшего установил. Некто Зубов Кирилл Максимович, пятидесяти двух лет от роду.

— Из чего сие следует? — Ширшов вопросительно посмотрел на него снизу вверх. — Неужто какие-то документы нашлись?

— Ага! — кивнул Гришин и отчитался по пунктам. — Чёрная бэха «Х5». Стоит в Успенском. Водительское удостоверение под козырьком. Фото в правах соответствует. В бардачке конверт с фотографиями. Всё!

Он протянул следователю смарт ключ. Тот взял его, повертел в руках, разглядывая так и этак, потом буркнул: «И на том спасибо». После чего спросил:

— Я так понимаю, фотки те ты уже переснял?

Гришин снова кивнул.

— Покажи! — велел Ширшов.

Андрей достал из кармана смартфон, зашёл в галерею и не спеша пролистал снимки, давая следователю возможность как следует их рассмотреть.

— Что за диски? — спросил Ширшов, в задумчивости пощипывая бородку.

— Понятия не имею, — честно признался Гришин. — Но в ближайшее время намерен это выяснить.

За годы работы Ширшов попривык к тому, что у оперской братии сфомировался свой собственный, весьма своеобразный взгляд на то, что им, розыскникам, делать позволительно, а что нет. Была у них, как бы поделикатнее выразиться, привычка идти иногда в обход требований УПК. Гришин, в этом смысле, ничем от прочих не отличался. Ничего не попишешь — плоть от плоти. Нашёл машину? Прекрасно. Ну сделай всё по-человечески: сообщи следователю, он составит протокол осмотра, зафиксирует следы, изымет вещдоки, чтоб потом, в случае чего, комар носа не подточил. Таки нет! Вечно эти сыскари лезут поперед батьки! С другой стоны, действуй они всегда в строгом соответствии с законом, всякое серьёзное расследование продвигалось бы с черепашьей скоростью, а то и вовсе топталось на месте. Вот и приходилось закрывать глаза на некоторые мелкие шалости, вроде самочинного обследования автомобиля, что проделал Гришин, заподозрить которого в чём-либо кроме профессионального интереса, Ширшов ну никак не мог…

— Надеюсь, ты там не наследил? — исключительно для проформы поинтересовался он, прекрасно зная, что Андрей не из тех, кто позволил бы себе подобный прокол, и напомнил. — Мне, ведь, ещё официальный осмотр этой тачки производить.

Оперативник молча достал из кармана и продемонстрировал скомканные медицинские перчатки. Ширшов кивнул.

— Ладно. Будем считать, что я ничего не видел и не слышал.

— А у тебя какие-нибудь новости есть? — сочтя автомобильную тему закрытой, закинул удочку Гришин.

— Есть, как не быть! Только, сразу предупреждаю, от моих новостей тебе легче не станет, — глубокомысленно изрёк следователь.

— А мы не ищем легких путей! — парировал Гришин, хотя, такое начало его и не вдохновило.

— Я связался со Склифом. Потерпевший наш скончался по дороге. Не довезли, — сообщил Ширшов.

Это, действительно, не есть хорошо, мысленно согласился с ним Гришин. Но, как говорится, все мы во власти Всевышнего.

Далее последовал краткий диалог двух профессионалов, хорошо понимающих друг друга.

— Кому материал распишут, как думаешь? — спросил Гришин.

— И гадать нечего — мне! — фыркнул Ширшов. — Возбудимся по сто пять, два. А там, как пойдёт.

— А не пойдёт, прекратишь по двадцать четвёртой, — закончил за него Гришин.

— Сам всё знаешь! — усмехнулся Ширшов и, посерьёзнев, прибавил: — Но хотелось бы, чтобы всё-таки пошло. Так что, очень на тебя рассчитываю.

В переводе на нормальный, человеческий язык сказанное означало следующее. Поскольку по итогам перестрелки возле «Эрмитажа» следствие ЦАО обязано возбудить уголовное дело по статье «умышленное убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах», и оно его возбудит. Некие неизбежные в таких случаях оперативно-следственные телодвижения выполнить придётся, но особой нужды рыть землю носом нет, так как в любой момент это дело можно прекратить в соответствии с пунктом четыре части первой статьи двадцать четвёртой Уголовно-процессуального кодекса на основании смерти подозреваемого…

Андрей, понятное дело, не впервые сталкивался с подобным стечением обстоятельств. Будучи по складу характера бойцом, сдаваться без боя он не привык, но прерогатива принятия решения о судьбе уголовного дела всецело принадлежала следователю. Оперская же доля — всестороннее содействие и выполнение поручений этого самого следователя. А соблазн избавиться от бесперспективного дела подогревался ещё и тем, что применение двадцать четвёртой не отражалось негативно на статистике, будь она неладна! Ведь, с некоторой натяжкой, конечно, преступление будет формально считаться не то чтобы совсем уж раскрытым, но, как минимум, не портящим позитивной отчётности, что и руководство следственным комитетом, и розыскное начальство устроило бы целиком и полностью.

Впрочем, последние слова Ширшова пролились сладостным бальзамом на душу, ибо он недвусмысленно дал понять, что ежели розыск, в лице Гришина, горит желанием докопаться до сути произошедшего, флаг ему в руки и в довесок всяческая возможная поддержка со стороны лично Ширшова. Андрею такого заверения было вполне достаточно, потому как какой-нибудь другой следак — а они разные бывают — при наличии палочки-выручалочки, в виде упомянутой статьи двадцать четыре, и сам шевелиться не станет, и другим работать не даст.

Ну всё. Пора и честь знать, приятель! — грубовато напомнил себе Андрей. Евгений Васильевич, так между прочим, приехал сюда не ради удовольствия со мной поболтать: ему работать надо. Да и мне пора — вроде, всё что мог, выяснил. О! Чуть не забыл!

— Ты, Жень, когда изымешь те снимки… Ну, с дисками… Не знаю, кто там у вас фотографией занимается, но пусть сразу сделает с них копии покачественнее. Отложи для меня комплект-другой, — попросил Гришин.

— Да без проблем, — уверил его Ширшов.

— И ещё! — продолжил сыпать просьбами Андрей. — Пока суд да дело, озадачил бы ты своего криминалиста, чтоб он у злодея, — Гришин кивнул на застреленного полицейским китайца, — пальчики откатал. В морге дактилокарту конечно заполнят — это само собой, но не ждать же пока они там раскачаются. Время — деньги! Один экземпляр, чтоб шустренько по нашим учётам пробить, второй для Интерпола. Попробую через них по-быстрому отпечатки прокрутить, вдруг чего вылезет…

— Интерпол? Сталкивался я с ними как-то раз — волокитчики те ещё! — поморщился Ширшов. — Сперва набегался подписи для запроса собирать, а потом ответа полгода ждал. Или ты надеешься обойти процедуру?

— Да хрен его знает! — честно признался сыщик. — Вроде как, у моего начальника есть завязки в Национальном центральном бюро… Ты сделай, а там, как выйдет: попытка ж не пытка!

— Сделаю, чего ж не сделать, — пообещал следователь, снова погружаясь в писанину.

А Гришин поспешил в управление.

Артефакты?

Полковник Кочнев, нынешний руководитель второго отдела, вполне соответствовал сложившемуся стереотипу полицейского начальства — ещё не стар, но уже далеко не молод, крепкого телосложения, объёмистая грудь, плавно переходящая в живот, и некое подобие «бобрика» на голове. Когда-то Николай Сергеевич трудился в розыске «на земле» и, как говорят, был разудалым опером — с огоньком! Раскрытия на гора выдавал, любо-дорого посмотреть! Но с чьей-то подачи попал сначала в небольшие руководители, потом в руководители рангом повыше, потом ещё выше и так далее… Трудно сказать, хорошо это или плохо, но продвижение по служебной лестнице быстро превратило его — как, впрочем, и многих до него! — из сыщика в администратора, озабоченного исключительно формированием положительной отчётности о деятельности подразделения.

Всё это в полной мере проявилось, когда Гришин, вернувшись от «Эрмитажа», первым делом заскочил к шефу в кабинет, чтобы тот получил свежую информацию, что называется, из первых рук и не имел бы бледного вида в присутствии вышестоящих руководителей, если кому-либо из них вздумается поинтересоваться конкретными обстоятельствами неприятного происшествия, приключившегося почти в самом центре Москвы. По мере того, как Гришин излагал фабулу, выражение лица Кочнева чугунно-мрачного постепенно сменилось на почти безмятежное.

Ещё бы! Перестрелка под самыми окнами Петровки 38, разумеется, взбудоражила городские власти, но страсти скоро улягутся, и останется лишь формальная сторона события: плохой парень по какой-то причине всадил пару пуль в какого-то человека, но добить не успел, потому что прапорщик патрульно-постовой службы прикончил плохого парня. Правда, тот на чью жизнь покушались, скончался по дороге в больницу, но это уже мелочи. Главное, что киллера ухлопали.

При таком раскладе у следствия всегда остаётся в запасе возможность воспользоваться формальной лазейкой в виде приснопамятной статьи двадцать четвёртой, чтобы прекратить дело. Не приходится сомневаться в том, что имело место тщательно спланированное убийство, а, как показывает практика, обычно со смертью исполнителя все ниточки, ведущие к организаторам и заказчикам надёжно обрываются. Опять же, будь этот Зубов видным государственным деятелем или другой какой значимой фигурой, никуда не денешься — рой до посинения, а так… Почти наверняка по прошествии некоторого времени следствие — там небось тоже не дурачки сидят! — с удовольствием прекратит дело и славит его в архив. А коли так, то с розыска взятки гладки, и показатели раскрываемости не страдают… В таком примерно ключе рассуждал начальник отдела.

Пенять на него за было бы глупо, потому как «суум куиквэ». Что в переводе с благородной латыни означает «каждому своё». Кочнева заботила лишь красивая отчётность. А Гришину, к примеру, любопытно было бы разобраться в причинах, приведших к столь трагичному финалу. Выяснить, кем был по жизни Кирилл Максимович Прошин? Почему его хотел убить именно китаец? Что это за диски на фотографиях и какое они имеют отношение, если вообще имеют, к убийству? В общем, много чего хотелось разузнать…

Дослушав до конца и по-видимому придя к умозаключению, что в общем и целом серьёзных неприятностей для него с этой стороны не предвидится, Николай Сергеевич отпустил своего сотрудника с миром, напутствовав напоследок:

— Ты, само собой, подключайся! Хотя… Ну, в общем, сам смотри… По обстановке…

Надо заметить, в случае необходимости руководитель отдела умел быть конкретным и жёстким до крайности. Но сейчас его можно было понять как угодно в диапазоне от «Наплюй и забудь!» до «Если свербит, можешь заняться». Гришина такая расплывчатая директива вполне устраивала. Покинув начальственный кабинет спустился во двор, через главковский гараж вышел на улицу отправился прямиком в дом №16 по 3-му Колобовскому переулку, куда не так чтобы давно став начальником отдела, вынужден был перебраться из основного здания Петровки Лёшка Лавров — отличный товарищ, умница, интеллектуал, ну и до кучи один из лучших специалистов ЭКЦ.

Андрей усмехнулся, вспомнив с какой неохотой Алексей Николаевич покидал свою, можно сказать, эксклюзивную лабораторию на шестом этаже. Вообще-то, экспертно-криминалистический центр уже много лет назад переехал на новое место жительства, в этот самый 3-й Колобовский, но Лёшка уже тогда был на особом счету, его ценили и предпочитали держать под рукой. Вероятно потому-то и было позволено небольшой группе криминалистов, в которую естественно входил Лавров остаться в прежних, с позоления сказать, апартаментах. Но всё течёт, всё изменяется. Не то чтобы Алесей Николаевич так уж стремился к карьерному росту, однако в прошлом году получил майора и сразу был назначен начальником отдела криминалистических исследований. Как он не упирался, пришлось покинуть Петровку 38 и перебазироваться в Колобовский, где дислоцировались его подчинённые. Такая вот история! Впрочем, как эксперт-криминалист широкого профиля он по-прежнему был востребован, и довольно часто привлекался руководством для проведения наиболее сложных исследований. На дружеских отношениях эта передислокация, понятное дело, тоже никак не отразилась и помехой общению не стала, ибо пять минут пешком — не расстояние…

Здание, в котором располагался сейчас ЭКЦ, когда-то, ещё в досоветский период — да и в советский тоже — было тюрьмой и изначально называлось, вроде бы, Сретенским арестным домом, переименованным при Советской власти в Сретенскую тюрьму, кажется. Потом здесь лет на тридцать, а то и сорок, поселился топографический политехникум. Теперь вот строение опять вернулось в лоно министерства внутренних дел. Как ты его не реставрируй, не модернизируй, кого ты туда не заселяй, а тюряга она тюряга и есть, подумал Андрей, пройдя через арку внутрь замкнутого типично тюремного двора.

В кабинет Лаврова он вошёл уверенно, без стука — встреченные по пути сотрудники услужливо проинформировали его, что шеф на месте.

— Мои поздравления! — едва открыв дверь, с порога огорошил друга Гришин.

— В каком смысле? — Растерянно уставился на него Алексей Николаевич, ещё секунду назад что-то увлечённо выискивавщий в интернете.

— Так, у тебя ж сегодня годовщина! — пожав другу руку, торжественно напомнил сыщик, у которого была прекрасная память на даты. — Сегодня ровно год, как ты стал начальником отдела!

— Нашёл с чем поздравлять, — фыркнул Лавров.

— Ну, как? Не тяжела шапка Мономаха? Погоны майорские не жмут? — продолжал балагурить оперативник, устраиваясь на одиноком стуле, приставленном к письменному столу.

— Терпимо, — односложно ответил Лавров, давно уже свыкшийся с подходцам Гришина. — Можно подумать, что ты только за тем и пожаловал, чтобы поинтересоваться. Ищи буратин в стране дураков! Выкладывай, зачем заявился?

— Ну, во-первых, тебя проведать… — сказал Андрей, и это было если не чистой правдой, то уж не огульным трёпом точно. Выкроить время, чтобы так просто повидаться и перекинуться парой слов, когда ещё удастся, а тут прекрасный повод совместить приятное с полезным. Лавров это конечно же прекрасно понимал.

— Верю, — кивнул он. — Переходи к во-вторых.

— Отрадно слышать речь мужа, а не мальчика, коим ты был с десяток лет назад, — безжалостно исковеркал Гришин строку из Пушкина, давно перекочевавшую в разряд крылатых фраз и, достав из кармана «Самсунг», занялся манипуляциями, бормоча себе поднос. — Тут, понимаешь… Такая фигня… Вот!

Он нашёл то, что искал и протянул приятелю смартфон.

— Полистай! Там семь фоток подряд идут.

Какое-то время криминалист внимательно вглядывался в экран, так и этак перемещая картинки, потом вернул «Самсунг» хозяину и задумался. Тогда Гришин обратился к нему с простым, но всеобъемлющим вопросом:

— И что это такое, по-твоему?

Лавров с ответом медлил. Он устало снял очки — видно, притомился за день, в компьютер глядючи, — и, подслеповато сощурившись, принялся протирать линзы бархоткой. Покончив с это процедурой, он водворил очки на переносицу и наконец высказался:

— Трудно сказать. Качество изображения — не фонтан. Опять же, непонятно, каковы их реальные размеры? Может, они огромные, а может, совсем мисипусечные. В живую увидеть никак?

— Увы, — с сожалением развёл руками Андрей. — Пока только в таком виде. Могу, если понадобится, раздобыть оригинальные фотографии, с которых переснимал. Там качество на порядок выше. Но это только завтра… — сразу оговорился оперативник, прикинув, что для Ширшова суета сует в самом разгаре, и теребить его сегодня по поводу снимков было бы свинством, тем более что особой спешности, вроде как, покуда нет. — А что касается размера, кто ж его знает… — Гришин озадаченно поскрёб затылок и вдруг встрепенулся, озарённый догадкой. — Стоп! Так его ж вычислить — раз плюнуть! На обратной стороне одной фотографии была пометка, ну, типа, что снято в натуральную величину. Формат снимков половина А4, выходит…

Он бесцеремонно выдернул из подставки для канцпринадлежностей линейку и следующие несколько минут занимался измерениями на экране своего смартфона, подсчётами при помощи калькулятора и записью чисел на первом попавшемся под руку листке со стола Лаврова.

— Готово! — констатировал сыщик, жутко довольный своей смекалистостью. — Если я ничего не напутал, наружный диаметр колеблется от десяти до тринадцати сантиметров, а диаметры отверстий — от двух с половиной до четырёх… Что скажешь?

— Скажу, что свои подсчёты ты проделал на обратной стороне постановления о назначении экспертизы, — без особого восторга, но спокойно заметил криминалист, забрав у Гришина испещрённый цифрами листок, и, на всякий случай, убрал его куда подальше, на другой конец стола.

— Ну, пардоньте! — покаянно извинился сыщик.

— Да ладно. Бывает, — понимающе вздохнул Лавров, видимо и сам не единожды грешивший подобными вещами, и начал рассуждать вслух. — С размерами вроде попадаем… — он задумался, прикидывая что-то в уме, потом высказал новое пожелание. — Знать бы ещё материал, из которого эти кургляши нарезаны…

— А это имеет значение? — встрял в его рассуждения Андрей.

— Если это то, что я думаю, то имеет! — уверил товарища криминалист и снова посмотрел на экран смартфона. — Вообще-то, похоже на нефрит, но на деле может оказаться чем угодно.

— Относительно материала, я пас! — отрицательно мотнул головой оперативник и тут же настоятельно потребовал. — Ну а допустим, это нефрит, тогда что? Будь человеком, поделись соображениями!

— Честно говоря, делиться-то особо нечем, — почесав висок, нехотя признался криминалист. — Могу в меру моих скудных познаний высказать обоснованное предположение.

— Давай предполагай!

— Я думаю, это «би».

–?

— Древнекитайские артефакты в форме дисков с отверстием посередине. Делались из нефрита, — отвечая на немой вопрос Андрея, пояснил Лавров. — Для китайцев это — национальный камень. Камень неба, земли, мудрости, вечности, бессмертия и бог ещё знает чего самого важного и сакрального. Не знаю, как сейчас, а древности он ценился чуть ли не дороже золота, и позволить себе иметь изделия из нефрита мог далеко не каждый. Следовательно, вещицы эти могли себе позволить люди небедные…

Алексей замолк, то ли давая другу время, в полной мере оценить значимость нефрита для жителей Поднебесной, то ли просто собирался с мыслями, чтобы приступить к дальнейшим разъяснениям.

— Если с нефритом полная ясность, то с самими дисками дело обстоит много хуже. Сплошные загадки. Неясно, каким образом они вообще изготавливались, как древние мастера умудрялись добиваться идеальной формы диска и высочайшего качества обработки поверхности при допотопных технологиях. Изначальное назначение дисков тоже до сих пор неизвестно, потому как письменных свидетельств не сохранилось. Бесспорно лишь, что такие диски находили в захоронениях аристократии высокого ранга. Вот, собственно, и всё, что я могу тебе сообщить. Понимаю, что негусто, но чем богаты… — Он невесело усмехнулся. — А вообще-то, на них сейчас мода! В качестве заманухи эти таинственные «би» срабатывают безотказно. Я, помнится, и сам повёлся. Лет семь тому назад прочёл о них где-то и завёлся со страшной силой. Правда, очарованье длилось недолго — через пару дней так же быстро остыл.

— Что так? — заинтересовался Андрей, знавший его, как человека увлекающегося, целеустремлённого и, как правило, на полпути не тормозящего.

— Всё просто. Чтобы ты понимал, самые ранние из нефритовых дисков датируются аж четвёртым тысячелетием до нашей эры. Ты только вдумайся: они — ровесники египетских пирамид! Даже постарше на лет этак на тысячу.

— И что с того? — Непонимающе пожал плечами оперативник.

Лавров посмотрел на него, как учитель на двоечника, скверно усвоившего урок.

— Андрюша, а позволь спросить: много ли тебе известно о пирамидах? Кто строил? Как стоил? Для чего? — и сразу внёс уточнение. — Я не о фантазиях на тему говорю, а о… — он даже прищёлкнул для убедительности пальцами. — …некой истине, пусть не абсолютной, но хотя бы более-менее объективной, подкреплённой более вескими доказательствами, чем голое теоретизирование. Нас от того Египта отделяет огромный временной пласт. Слишком много воды с тех пор утекло. Как следствие, имеет место катастрофический недостаток, если не сказать, полное отсутствие источников достоверной информации. Понятно, что околонаучной литературы пруд пруди, и псевдонаучного, зато, чрезвычайно популярного кино понаснимали море. Только всё это — по большей части чепуха и бред, эксплуатирующие неуёмное людское любопытство.

Андрей промолчал. Лёшка, конечно, прав — крыть нечем. Казалось бы, пирамида Хеопса исследована-переисследована, а на выходе сплошь и рядом одни версии, никакими серьёзными аргументами не подкреплённые.

— Тоже и с нефритовыми дисками, — безнадёжно махнул рукой Лавров и, скривившись в скептической ухмылке, посетовал. — Объективных сведений практически нет, а переливать из пустого в порожнее — занятие неблагодарное. Напоминает стрижку свиньи: визга много, а шерсти чуть! Ну и я, чтобы не было мучительно жаль потраченного впустую времени, с темой этой быстренько распростился.

— Угу… — отвечая каким-то своим мыслям, буркнул оперативник. — Значит, этим штуковинам, — он кивнул на смратфон, — может быть больше пяти тысяч лет?

— Этим вряд ли, — возразил криминалист. — Насколько мне известно, самые ранние «би» вообще не имели никаких отличительных признаков: просто гладкая поверхность и всё. Резные узоры и всякое такое появилось гораздо позже. Так что, дели пополам, не ошибёшься…

— То есть, им где-то две с половиной тысячи лет?

— Возможно, — пожал плечами Лавров. — Но учти, то, что ты мне показал вполне может оказаться и подделкой…

— Уж как водится, учту! — охотно согласился Гришин и дурашливо пролопотал. — Чать, не впервой! Нешто ж мы не понимаем!

— Перестань ёрничать, — поморщился Лавров. — Лучше расскажи, откуда фотографии взялись?

— Про сегодняшнюю войнушку у сада «Эрмитаж» слышал? — спросил оперативник.

— Само собой, — подтвердил криминалист. — Не в лесу живём.

— Вот оттуда и взялись. В машине убиенного обнаружены. А теперь прикинь! Киллер — китаец. Терпила зачем-то возил с собой фотографии предположительно древнекитайских артефактов, которые с учётом возраста просто обязаны стоить серьёзных денег… Лично меня это наводит на нехорошую мысль: а не за эти ли самые «би» товарища ухлопали?

— Вполне вероятно, — не стал спорить Лавров и вынужденно признал. — Тогда тебе моей убогой информации будет явно недостаточно.

— Правильно понимаешь, — поддакнул Гришин. — А хотелось бы быть во всеоружии и с этим вопросом разобраться от и до. Ты только представь, я что если за этими фотографиями стоят реальные бесценные раритеты? Чем чёрт не шутит! У тебя же в научных кругах завязки всегда были, так, может, пошаришь в закромах: порекомендуешь какого-нибудь особо подкованного в древней истории китаеведа или как их там правильно называют….

— Синологами их называют, — на автомате отозвался Лавров, который похоже уже начал перебирать в голове возможные варианты. — Давай, я прикину, а вечерком тебе наберу.

— Замётано, — сказал Андрей, вставая со стула.

Остаток дня промелькнул незаметно. В начале седьмого позвонил Лавров.

— Всё в порядке. О встрече я договорился, но ехать нужно прямо сейчас.

— Ну, Лёшик, ты даёшь! — подивился Андрей расторопности друга.

Однако тот почему-то воспринял его слова совершенно превратно, как этакий эмоциональный укор за излишнее форсирование событий, и начал оправдываться:

— Так, это не я — обстоятельства так складываются. Человек завтра улетает на месяц… — попытался он обосновать возникшую спешку.

— Да расслабься ты! — успокоил его Андрей, быстро сообразив, что сам невольно спровоцировал эту покаянную речь. — Я ж в порядке комплимента за скорость брякнул. Всё путём. Сейчас так сейчас. Паршиво, конечно, что качественных фотографий под рукой нет… Попробуем обойтись тем, что есть! Пункт назначения — Институт Востоковедения?

— На сей раз МИД, — торжественно объявил конечную точку маршрута криминалист.

— Не понял… — растерянно протянул Гришин.

— По дороге всё объясню, — пообещал Лавров. — Заезжай за мной через четверть часа.

— Лады, — произнес Гришин и, положив трубку на рычаг, в задумчивости забарабанил пальцами по столу, ломая голову, при чём здесь МИД?

Погрузившись в гришинский «фокус», друзья выехали на Садовое в сторону Смоленской-Сенной и сразу увязли в едва ползущем потоке машин. Давно доказано: ничто так не располагает к обстоятельной беседе, как стояние в пробке.

— Ну, рассказывай, какие такие эксперты по истории Китая завелись в МИДе! — предложил Гришин.

— С чего ты взял, что они водятся в МИДе? — не без издёвки откликнулся Лавров. — Ты спрашивал о пункте назначения, я ответил.

Логично, — не мог не согласиться сыщик.

— Один-ноль в твою пользу, — признавая свой прокол, объявил он.

— Человек, который в состоянии помочь разобраться с твоими дисками, никакого отношения к этому ведомству не имеет, — невозмутимо продолжил криминалист, пропустив мимо ушей реплику приятеля. — Просто, через… — он прервался, чтобы взглянуть на часы, — …через двадцать пять минут он будет на подземной парковке рядом с мидовской высоткой. Смоленский бульвар 30. Знаешь, где это? — Андрей кивнул. — Вот там мы с ним и переговорим.

То, что встреча назначена на парковке Гришина позабавило.

— Как в кино про шпионов! — усмехнулся оперативник. — Что, нельзя было другое место выбрать? Например, где-нибудь в кафе пересечься?

— Значит, нельзя, — спокойно парировал Лавров. — Я же сказал, он завтра улетает на месяц — кстати, в Китай, — и на сегодня у него куча дел запланирована. Борис Олегович — серьёзный бизнесмен. Затевает с китайцами какой-то совместный с проект, для реализации которого требуется господдержка российской стороны, и сейчас решает какие-то вопросы с одним из замов моего однофамильца, — намекая на министра иностранных дел, сообщил Лёша и укоризненно посмотрел на приятеля. — Я уговариваю занятого товарища выделить нам полчасика, а тебя место встречи, видишь ли, не устраивает.

— Да всё меня устраивает, — уверил его Андрей. — Только я чем дальше, тем меньше понимаю, кто он такой: бизнесмен или синолог?

— А это тот редкий случай, когда одно гармонично уживается с другим, — легко нашёлся с ответом Лавров.

— Хочешь сказать, что он параллельно ещё и наукой занимается? — с недоверием в голосе спросил Андрей.

— Возможно я открою тебе секрет, но, чтобы досконально изучить тот или иной вопрос, совершенно не обязательно формально принадлежать к научному сообществу, — наставительно заметил криминалист.

— Так он что — дилетант? — Не поверил своим ушам Гришин.

— В общем, да, но не совсем, — не то чтобы подтвердил, но и не опроверг его предположения Лавров. — А если и так, что с того? Шлимана, между прочим, тоже считали дилетантом, а он раскопал-таки Трою…

Такой витиеватый ответ Андрея не слишком устроил, но он предпочёл пока не углубляться в детали и лишь скептически поинтересовался:

— А где ты этого Бориса Олеговича раскопал?

— В позапрошлом году в Пушкинском музее проходила выставка «Древний Китай: ритуал и музыка». Там нас и познакомили. Фамилия его Рахманов. Он был одним из устроителей. В седьмом году в Питере «Китайская бронза древних времен» выставлялась, так он к этому тоже руку приложил… Разговорились. Очень приятный дядька. Интеллектуал. Во всём, что имеет отношение к Древнему Китаю ориентируется на ять — так, во всяком случае, мне показалось. О том, о сём потолковали: само собой, о терракотовой армии, о могиле Цинь Шихуанди… Помянул он и нефритовые диски… Я тогда уже по разговору понял: товарищ в теме по-взрослому. Но сам понимаешь, тусовка! Поговорили, визитками обменялись и разошлись. А сегодня, после разговора с тобой, я о нём вспомнил. Прежде чем ему звонить, навёл справки в среде признанных, так сказать, официальных синологов. Действительно, Рахманов, как китаист-любитель, на слуху. Как говорят, отлично владеет китайским. Заявил о себе ещё в середине восьмидесятых. Очень немногим негражданам Китая удалось поучаствовать в раскопках терракотовой армии, а он каким-то образом умудрился…

— Ты же сказал, что он — любитель, — прервал его заметив в словах некоторое несоответствие. — Разве возможно было такое с советские времена, что бы не пойми кого за границу отправили археологией заниматься?

— Вот любишь ты, Андрюша, цепляться к словам! — подосадовал на него Лавров. — Это на сегодняшний день он — любитель, а до девяносто первого года был вполне легальным сотрудником Института Востоковедения. После истфака МГУ его туда распредели. И всё у него на научном поприще складывалось неплохо — дело шло к защите кандидатской, но после того как грянул ГКЧП, карьере тогда совсем ещё молодого археолога естественно пришёл копец.

— Это почему же? — спросил Гришин.

— Утверждать не берусь, но полагаю, по той же причине, по которой недавнего выпускника университета ни с того, ни с сего направляют в не куда-нибудь, в Китай, с которым отношения тогда только-только теплеть стали, да ещё и в Сиань на раскопки Восьмого чуда света, как теперь терракотовую армию называют…

— Связи? — предположил Гришин.

— Родственные, — подтвердил Лавров. — Причём на очень высоком уровне, и привязка к китайским делам прямее прямой. Его отец Олег Борисович Рахманов в первые послевоенные годы работал в генконсульстве в Харбине, экстерном окончил факультет истории международных отношений Народного университета в Пекине, исполнял обязанности второго секретаря, первого секретаря, потом советника посольства СССР в КНР… Больше двадцати лет там проторчал, но потом случилась «культурная революция», хунвейбины, Даманский… Короче, его отозвали, и начиная с шестьдесят восьмого года родитель трудился на родине, причём посты занимал солидные: входил в состав высших партийных и государственных органов, избирался делегатом партийных съездов, членом Ревизионной комиссии, кандидатом, а затем и членом ЦК КПСС… Ну там много чего ещё было в том же духе… Можно сказать, принадлежал к партийной элите.

— Впечатляет, — прокомментировал услышанное Гришин.

— Это ещё не всё, — Лавров, видно, серьёзно покопался в биографии старшего Рахманова. — Помимо того Олег Борисович был ещё и очень авторитетным учёным-китаистом, доктором исторических наук, профессором академии МИДа, был председателем Центрального правления Общества советско-китайской дружбы и много кем ещё…

— Одним словом, вполне мог составить протекцию сыну, которому папины заслуги аукнулись в девяносто первом по полной программе, — поставил точку оперативник. — Оставь в покое старого коммуниста, и давай о его приемнике!

— Да я, собственно, почти закончил. Бориса Олеговича никто конечно открыто не прессовал, но постепенно прижимали, работать не давали, диссертацию под благовидным предлогом отклонили — в общем, всячески намекали, шёл бы ты! Ну, он и ушёл… И теперь, будучи успешным бизнесменом, свободное от работы время посвящает тому же, чем занимался тридцать лет назад в рамках официальной советской науки… Сам посуди, с китайскими археологами и музеями сотрудничает, в раскопках несколько раз участие принимал, да и кое-какие любопытные публикации в серьёзных научных журналах, по большей части зарубежных, за ним числятся… По мнению тех, кто с ним достаточно близко контактировал, во всём же, что касается «би», он любому маститому профессионалу от науки — само собой, из наших, российских — сто очков вперёд даст. Это его конёк! Заметь, я озвучиваю мнение его коллег-конкурентов. А ты только представь, каково учёным мужам признаваться, что какой-то дилетант хоть в чём-то им нос утёр!

Пожалуй, это дорогого стоит, согласился Гришин.

— Ну, я позвонил, — продолжал Лавров. — Он меня вспомнил. Очень заинтересовался твоими дисками…

— Ясно, — резюмировал сыщик. — Вопрос компетентности нашего потенциального благодетеля с повестки дня снят. Раз ты не сомневаешься, я тем более молчу в тряпочку… Кстати, мы уже приехали.

Переговорив с Рахмановым по телефону, Лавров назвал Андрею номер парковочного места, где тот их уже ждал. Немного поблукав под низкими бетонными сводами, Гришин остановился возле белого «дискавери», на фоне которого его «фокус» выглядел жалким недомерком. Дверь внедорожника распахнулась, и из него вышел отдалённо напоминающий актёра Ланового, холёный, щеголеватый мужчина высокого роста, и, как говаривал в таких случаях Гришин, неопределимого возраста: то есть из тех, кому с равным успехом можно было дать и сорок, и пятьдесят, а то и все шестьдесят. Его костюмчик от Армани или от Бриони, бес его разберёт, был безупречен, начищенные до блеска ботинки сияли отражённым дневным светом люминесцентных ламп во множестве покрывавших потолок, словом, мужчина с обложки…

— Здравствуйте, господа сыщики! — радушно приветствовал он друзей, выбравшихся из тесного «фордика».

— Ну, положим, сыщик здесь только один, это — он, пожимаю протянутую руку, с улыбкой кивнул на Андрея Лавров, и представил их друг другу.

После знакомства и обмена рукопожатиями с Гришиным, Борис Олегович вновь обратился к Лаврову — видно не терпелось поделиться свежей новостью:

— А вы помните наш разговор тогда в Пушкинском? — и не дожидаясь ответа, продолжил. — С полгода назад я воспользовался предложенным вами методом снятия окислов с древней бронзы. Результат превзошёл все ожидания. Китайские коллеги были в полнейшем восторге, немедленно взяли ваше открытие на вооружение.

— Да какое там открытие… — сконфуженно отмахнулся криминалист, — Этому способу в обед сто лет. Я всего-то внёс кое-какие незначительные дополнения.

— Ну-ну, не скромничайте! — погрозил ему пальцем синолог. — Я треть века, никак не меньше, имею дело с изуродованным временем металлами, знаю многих специалистов, собаку на этом съевших, и что-то не припомню, чтобы кто-то, кроме вас, использовал подобную методу. А коков эффект!

— Приятно слышать, — буркнул польщённый криминалист и, возвращаясь на рельсы своя, напомнил. — Вы говорили, со временем у вас проблема.

— Да, да, да… — спохватился Борис Олегович. — За дело, молодые люди! Показывайте, что там у вас?

Андрей достал смартфон, как и давеча в кабинете у Лаврова, пошарил пальцем по экрану и, найдя то, что нужно, протянул гаджет китаисту.

— Взгляните, пожалуйста! — попросил он, заранее предупредив: — Качество, правда, не ахти.

Рахманов вальяжно взял сматрфон и со снисходительной улыбкой посмотрел на дисплей, а потом началось что-то странное. После секундного замешательства Борис Олегович страшно разволновался. Печать былого благодушия сползла с лица, уступив место озадаченности пополам с изумлением.

— Господи! Быть такого не может! Да неужели… — Он, по-стариковски суетливо, зашарил по карманам пижонистого пиджака, должно быть в поисках футляра с очками. Наблюдая за произошедшей с синологом метаморфозой, Андрей со всей очевидностью понял, что перед ним человек, чей возраст всё-таки гораздо ближе к шестидесяти, чем к нижней границе того возрастного коридора, которую сам же он, Гришин, и определил.

Бизнесмен-синолог наконец обнаружил во внутреннем кармане пиджака то, что искал. Конечно же, это были очки. Водрузив оптику на переносицу он максимально возможно увеличил изображение на экране и стал крайне внимательно всматриваться в орнамент на первом диске.

— Вне всякого сомнения это Ци! — воскликнул он.

Андрей, разумеется, понятия не имел, что за «ци» так взбудоражило Рахманова, но, поневоле заражаясь охватившим консультанта возбуждением, подсказал:

— Там ещё шесть штук, и все разные. Вы дальше пролистайте.

Борис Олегович, который в уговорах и понуканиях определённо не нуждался, именно так и поступил. По мере того, как он тщательно изучал снимки один за другим, на физиономии его, сменяя друг друга промелькнули все обуревавшие его чувства: удивление, сомнение, восхищение, снова сомнение и так несколько раз…

— Чу… Хань… Вэй… Цинь… Янь… А вот и Чжао… — по мере просмотра фотографий произносил Борис Олегович какие-то, по всей видимости, китайские названия, после чего восторженно подытожил. — Все здесь! — и обращаясь к друзьям, терпеливо ожидавшим разъяснений, торжественно сообщил: — Ну, что я могу сказать. Если это не фальшивки, то к вам в руки попало бесценное сокровище.

Гришин поспешил внести ясность, дабы остудить его пыл.

— Не стоит опережать события. На сегодняшний день мы располагаем лишь фотографиями, — уточнил сыщик.

Борис Олегович поморщился, словно от зубной боли, по-видимому, испытав в эту минуту, огромное разочарование и досаду.

— А я-то, грешным делом, воспылал… — пробормотал он.

— Ещё не вечер, — туманно-многобещающе заметил Гришин.

— Кто-то пытается это здесь продать? — высказал предположение Рахманов.

— Что-то вроде того… — снова уклонился от прямого ответа Андрей. — Но пока хотелось бы понять, что это за сокровище, и насколько оно бесценно?

— Да-да! Разумеется! — встрепенулся китаист, возвращаясь к реальности. — Это нефритовые диски. Китайцы называют их «би». Да что я буду вам пересказывать прописные истины. Вы же наверняка имеете представление о том, что это такое, раз обратились ко мне.

— Самое общее, — подтвердил его предположение Гришин.

— Этого вполне достаточно. Стало быть, вступление о происхождении, предназначении и прочих необъяснённых моментах, пропускаем, тем более, что ничего нового к тому, чем пестрит интернет, я добавить не смогу. Такой вот забавный парадокс! — усмехнулся Рахманов. — Тридцать лет изучаю эти чёртовы «би», а знаю о них не многим больше, чем любой интернет-пользователь, заглянувший в Википедию. Но это в целом, а что касается частностей, скажу без ложной скромности, кое в чём за эти тридцать лет я существенно преуспел… — он, снова вперив взгляд в экран смартфона и словно бы ещё раз сверяясь с какими-то одному ему ведомыми признаками, произнёс. — Если исходить из того, что мы имеем дело с реальными раритетами, а не с фальсификацией, чего, как вы понимаете, по фотографиям, да ещё не самого лучшего качества, утверждать никак нельзя, то это несомненно поздний Чжаньго шидай, — уверенно заключил синолог.

— Поздний кто? — не понял Гришин.

— Не кто, а что, — снисходительно поправил его Борис Олегович и терпеливо разъяснил. — Чжаньго шидай — это период Сражающихся царств. Он длился по некоторым данным чуть более, по некоторым несколько менее двух с половиной веков. Ранее на территории Китая существовало сто сорок восемь самостоятельных государств, но постепенно большие царства покоряли и поглощали малые, разрастаясь в размерах, пока не осталось лишь «семь сильнейших». Это были царства: Чжао, Ци, Чу, Хань, Вэй, Цинь и Янь… — привычно перечислил Борис Олегович. — Потом, следуя неумолимой логике, и эти семеро сошлись в смертельной схватке, победителем из которой вышел Ин Чжен — повелитель Цинь. Чем собственно в двести двадцать первом году до нашей эры и завершилось объединение страны. Ин Чжен стал первым императором единого Китая и вошёл в историю как Цинь Шихуанди, что означает вовсе не имя, как полагают многие, а титул — буквально, первый властитель-император династии Цинь.

Дав эту короткую, но ёмкую справку, Рахманов вернулся вновь принялся в который уже раз изучать снимки.

— Если это не подделка… — начал он, но Андрей не дал ему закончить.

— Извините, что перебиваю, — прервал китаиста сыщик, — но вы, Борис Олегович, уже трижды за последние пять минут повторили: «Если это не подделка…». Что, так всё плохо?

— Вы даже представить себе не можете насколько! Нефритовые диски прочно входят в моду. Цены на них запредельные. Вам возможно и невдомёк, но сейчас в мире просто «би»-бум.

А почему, собственно, должно быть иначе? — рассудил Гришин. Антиквариат — всегда деньги, и деньги немалые. Спрос на древние артефакты неуклонно растёт, а где спрос, там наряду с истинными ценностями неизбежно появляется фальсификат. В общем, рынок как рынок.

— Ещё раз извините, — сказал Андрей. — Продолжайте, пожалуйста.

Рахманов, по-видимому, решив не прибегать больше к набившему оскомину «если», высказался без обиняков:

— Словом, я считаю, что эти семь «би» не могли принадлежать никому, кроме повелителей «семи сильнейших»!

— Позвольте узнать, на чём основывается ваш вывод? — задал резонный вопрос Гришин, привыкший доверять заключениям экспертов всех мастей, при условии, что заключения эти опираются на некие аргументы.

— Бытует мнение, что китайцы — большие мастера всё усложнять и запутывать, — издалека начал Рахманов. — Это так и не так. Уж поверьте на слово человеку, который мало того, что в общей сложности полжизни провёл в Китае, так еще и примерно столько же лет копается в его истории. С годами мне открылась одна простая истина: в этом народе непреодолимая тяга ко всему сакральному удивительным образом сочетается со стремлением к упрощению и упорядочению всего и вся. Это не фигура речи. Взять те же нефритовые диски! Современные технологи до сих пор ломают головы над тем, как вообще древние мастера умудрялись создавать из нефрита, по прочности сравнимого со сталью, подобные изделия. Предназначение тоже не до конца ясно. Не подвергается сомнению лишь то, что после смерти владельца, «би» хоронили вместе с ним — подавляющее большинство дисков найдено в могилах, их клали на грудь или живот покойного… Впрочем, и тут не без вопросов. Ведь, доподлинно так и не установлено, зачем это делалось…

Но есть и другая сторона медали! Сами диски являются источниками информации. Правда, чтобы научиться считывать её, — ухмыльнулся Рахманов, — мне пришлось перелопатить кучу исторических документов и пропустить через свои руки около пяти сотен таких «би», пытаясь познать заключённый в них скрытый смысл… Помните одно время очень популярны были плоские картинки со скрытым с трёхмерным изображением? — неожиданно обратился он к Андрею.

Конец ознакомительного фрагмента.