Вселенная Надзора. Исправительные работы

Святослав Савенков

Вселенная Надзора – это мир, в котором все не то, чем кажется. Третья мировая загнала людей в анклавы, а планета меняется под мистическим влиянием чего-то чудовищного. История переписывается, а людская жизнь – лишь цифра в статистике. Умные, смелые и сильные люди, стремящиеся служить идеалам, становятся изгоями и невольными участниками противостояния могущественных сил, а границы добра и зла стираются. И остается лишь одно – умереть или попытаться выжить любой ценой.

Глава 7

Пиво было холодным, мясо с гарниром — благородно теплым.

Освещение в баре-ресторане, как и всегда после девяти вечера, приглушили. Вокруг ламп болтались на тонких невидимых издалека нитках бумажные светлячки.

Из телевизора над барной стойкой раздавались временами приятные, в остальном — отвратные голоса и мелодии выступающих в музыкальном шоу исполнителей. Хозяин заведения несколько месяцев мучился, подбирая подходящее звуковое сопровождение своему бару. Старожилы помнили «Красного аиста» и спорт-баром, и блюз-кафе. Когда-то здесь исполняли живой джаз, когда-то гремели молодежные мотивы. Продолжалось это до тех пор, пока хозяин не понял, что люди приходят к нему не для того чтобы кого-то или что-то слушать, будь то музыка или собеседники. Люди шли в «Красный аист» выговориться. Или упиться.

Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался. Вместе с ним привычно жаловались еще трое человек, с которыми он познакомился здесь же.

Сложно было сказать, на что больше налегал Андрей Лозинко, редактор спортивной газеты — на еду или выпивку. Ловко орудуя ножом и вилкой, толстый, наверняка толще уничтожаемой сейчас свиньи, Лозинко утробно урчал, чавкал, закатывал глаза и богохульствовал.

— Картер — мудак, — богохульствовал он, потрясая вилкой с насаженным на нее солидным куском мяса. — Наш великий и непогрешимый президент. Мудак, мать его.

— Поясните, — потребовал неопределенного возраста субъект в широкополой шляпе по дореволюционной моде, которую он, судя по всему, то ли упорно не желал. ю то ли не мог, снять.

— И правда, Андрей, — с укором проурчал глазастый сухенький, как вишневая ветка, преподаватель, о котором было известно лишь то, что его фамилия Костыль и что он задолжал в этом заведении уже солидную сумму. — Вам ведь, как-никак, благодаря усилиям Совета Структур есть что кушать, чем запивать.

Ортега мутно хмыкнул. Действительно, Лозинко было, что кушать. Кушал он без перерыва уже минут тридцать, причем в хорошем темпе. И, судя по всему, заканчивать вовсе не собирался. По левую руку от него располагался пяток тарелок, заваленных обглоданными костями откушанных зверушек, по правую стояли четыре литровых стакана из-под пива, уже некоторое время как освобожденные от содержимого.

Лозинко закатил глаза, облизал густые светлые усы, ткнул в направление широкополого субъекта вилкой.

— Ты. Чем занимаешься?

— Финансовыми услугами.

— Воруешь, значит.

— Андрей, ну Андрей, — заурчал Костыль, уже полчаса мусоливший полулитровый стакан из-под пива. — Ну зачем же вы так? Мы тут кушаем… запиваем…

— То-то я и вижу, как много ты кушаешь. Учитель, а марок, похоже, зарабатываешь не слишком дохрена.

— Я учу! — возмущенно вскинул голову Костыль.

Лозинко промокнул губы салфеткой, придвинул следующую тарелку.

— Учи. Пока можешь, учи, потому что не сегодня-завтра Картер и твою школку прикроет. Ему умное поколение ни к чему.

— Факт, — внезапно согласились финансовые услуги в широкополой шляпе. — Совет Структур постоянно закрывает школы. А вузы? Что они делают с вузами? Лезут туда со своими программами, со своими специалистами! Ха!

— Ха, — икнул Ортега, решив, что надо поддержать разговор.

— Ха! Интересно, на чем эти специалисты специализируются, простите мою тавтологию! На краже денег и доносах на преподавателей в СГБ?

— Если есть, на что доносить, то правильно делают, что доносят! Я двадцать лет преподаю историю, и никогда у меня не было ни единой причины отойти от одобренной Советом Структур учебной литературы!

— Это потому что преподаватель из тебя, — невнятно прорычал из-за куриной голени Лозинко, — как из блокпоста на Барьере бальный зал. Или, выражаясь не столь завуалировано, как из козьей жопы — труба!

Не обращая внимания на раздувающего щеки сухонького Костыля, спортивный обозреватель отбросил последнюю кость, залпом допил пиво, расстегнул пояс.

— С другой стороны, ты хоть и зарабатываешь мало, но это хотя бы марки, а не переломы. На Гражданском марше была группа учителей из десятой гимназической школы имени Тареева, что в Третьем Блоке. Я там рядом стоял, видел и слышал все сам. Учителя те, пользуясь весьма грамотными аргументами, ставили под сомнение как результаты деятельности Картера в частности, так и бенефиты революции пятьдесят второго года в общем.

— И что, слушал их кто? — заинтересовался Ортега.

— Слушали, а как же. Оперполки Надзора. Причем так активно слушали, что переломали из чистого стремления к знаниям всех ораторов. Отмечу, что ни баб, ни стариков не жалели.

— Оперативные полки, надо бы вам знать, тоже получили неслабо, — вставили непонятно чью сторону в споре занимающие финансовые услуги. — Двадцать офицеров госпитализировано, около сотни пострадали!

— На фоне нескольких тысяч граждан, заваливших городские больницы, это не слишком впечатляет.

— Я слышал, — Ортега прочистил горло, прислушался к ощущениям. Решил, что говорить все же удастся. — Я слышал, что причиной столкновения между надзорами и митингующими стали сами митингующие. Они кидали камни, разве нет?

— Конечно, кидали, — с гордостью подтвердил Лозинко. — Потому что людей начали зажимать на сторонних улицах, забирать без объяснения причин в автобусы.

— Верно, — чихнули финансовые услуги.

— Но они же вышли за оговоренные и утвержденные границы шествия. Стали мешать движению на соседних улицах.

— Еще бы! Изначальный маршрут был кретинским! Там не уместились бы пришедшие двести тысяч!

— Из которых планировались, стоит отметить, лишь сто. Но, как говорили в новостях, пришло всего семьдесят.

— Двести, — уверенно кивнул на глазах расплывающийся в кресле Лозинко. Видимо, последний литр все же оказался лишним. — Гарантирую.

Ортега хмыкнул.

— Вы считали?

— Я спортивный обозреватель, а не бухгалтер! — гордо тряхнул усами Лозинко. — Мне не нужно ничего считать! Я как толпу вижу — жопой чувствую, какая в ней там статистика!

— Да, да… — не слишком внятно бормотали финансовые услуги.

— Да и забирать Свербицкого и Квалишвили было беспределом. Причем так жестко. Жестоко! Зачем?

— Мне казалось, они пытались снять с оперполковцев шлемы и забить тех палками?

— Чушь. Я был там, я все видел. На Свербицкого и Квалишвили напали подло, со спины.

— То есть со стороны митингующих?..

— Въехали автобусами прямо в толпу, — мигом нашелся Лозинко.

— Верно-верно…

— В чем я могу с вами согласиться, — кивнул Ортега. — Так это в том, что наш уважаемый президент — мудак. Потому что откомментировать такие массовые народные волнения шуткой про использование оппозиционеров в качестве приманки для аберрантов на Барьере мог только истинный дегенерат.

— А что ему будет? — внезапно спокойно поинтересовался Лозинко. — Он же сидит за всеми этими надзорами, сгбшниками, сопшниками.

— А все же не бесил бы народ. Кто знает, что будет, если он вконец всех задолбает.

Под потолком летали бумажные светлячки, телевизор голосил. Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался.

— Насчет единственно верного варианта власти, я сомневаюсь, — Ортега потянулся за шляпой, да чуть не упал. — Никогда не слышал, чтобы в каком другом уцелевшим после войны городе была у власти организация вроде нашего Совета Структур.

— Совет Структур был создан, как идея, уже после путча двадцатого года, — Лозинко сидел чуть криво, медленно, но неуклонно заваливаясь на бок. — А когда после революции город был на грани выживания, требовалась сильная рука. Вы же наверняка должны помнить, что было в сороковых и пятидесятых. Взрыв газа под центральным шоссе?

— Было такое.

— Прорыв аберрантов в Шестой Блок? Кровь, заражение… Помните?

— Помню.

— Создание Службы городской очистки тоже ведь было правильным решением. Правда, работали они сперва диковато… Как семь лет был на карантине тот же Шестой помните?

— Помню.

— Да-а… Сильная рука нужна была, сильная власть. И нужна до сих пор. Но не за счет стагнации всего, что только можно. Картер выбрал простой путь: заседать, пока не сдохнет, тешиться властью. Поэтому он гробит образование, поэтому вкладывает дикие бабки в силовые структуры, поэтому вдалбливает столько усилий в тактические, а не стратегические цели.

— Хочет, чтобы было спокойно и сыто, пока он у руля, — соглашаясь, кивнул Ричард.

В разговоре участвовали уже некоторое время только Лозинко и Ортега. Широкополые финансовые услуги отошли в туалет и пропали там без вести. Рискующий же остаться без работы, но, тем не менее, идеологически поддерживающий происходящее вокруг Костыль, поняв, что никто ему больше одалживать не будет, скорбно удалился, ругая под нос оппозиционных обозревателей и бандитских ортег. Таким образом он уходил каждый вечер, так что никто не обижался.

— И все же, нигде, кроме нас, нету во власти банды из нескольких министров, из которых половина — силовики.

— Противодействующая сила, — мудро кивнул Лозинко, пуская газы. — Город забит террористами. Тут высокопоставленного надзора застрелили, там мужика из администрации президента подкараулили. Вчера диверсия на Барьере, сегодня взрыв в метро. Ясное дело, рулить должны надзоры и иже с ними.

Дурная мелодия из телевизора сменилась какой-то малоопознаваемой темой, вполне способной служить музыкальным сопровождением старого порнофильма.

— Да-а… А другие города, Ортега?.. Много ли мы знаем? Ну, вроде, есть такие. Вроде, связь с ними у властей имеется. Вроде, новости приходят. Да только так ли оно, не так — кто знает?

— Все ложь и обман, — окончательно провалился в кресло Ортега.

— И разврат, — добавил, прислушиваясь к ванильной мелодии, Лозинко.

На дороге за окном время от времени мелькали фары проезжающих в поразительной тишине и спокойствии автомобилей. Под потолком летали бумажные светлячки, телевизор голосил. Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался.

— Знаешь, я ведь даже не помню, как ты ко мне подсела.

— В твоем-то состоянии? Неудивительно.

— Неудобно как-то.

— Пустое.

Ортега поднял взгляд, осматривая тонущие во мраке артистичные фотоснимки, усеивающие стены заведения. Сейчас он, разумеется, не мог разобрать, что было на них изображено, но смутно помнил, что при дневном свете они вызывали какие-то возвышенные эмоции.

— Ну, пустое так пустое.

Взгляд Ортега отвел преимущественно для того, чтобы скрыть некоторое смущение. Он действительно не помнил, когда и при каких обстоятельствах общество ему решила составить красотка лет двадцати пяти-тридцати. И когда они успели перейти на «ты».

— Дабы не накалять обстановку, — решился, наконец, Ричард на вопрос, мучавший его уже некоторое время. — Позволь спросить… э-эм…

— Майя, — улыбнулась девушка.

— Разумеется, — не смутился Ортега. — А я — Ричард.

— Помню.

— Ну да. Так вот… Майя, сейчас я уже начал более-менее приходить в порядок, поэтому должен уточнить, не говорил ли я тебе за то время, что мы тут сидим, чего-то, за что мне теперь должно быть стыдно?

Девушка заглянула во все еще дымящуюся ароматом чашку из-под фруктового чая, сделала глоток. Стоить такой напиток должен был чертовски немало, и Ортега искренне надеялся, что это не он угостил им новую знакомую.

— А чего по-твоему вообще стоит стыдиться?

— Пошлости.

— Пошлости?

— Чего-то, что идет вразрез нашим морально-этическим убеждениям, — просидев сегодня в баре уже немало часов и денег, а также удачно миновав кризис, Ортега начал потихонечку трезветь, а в таком состоянии любил поговорить о том, что в иной ситуации назвал бы чушью. — Чего-то, что мы не сказали бы просто так малознакомому человеку.

— А мы с тобой, выходит, уже хорошо знакомы.

— Вряд ли. Поэтому и спрашиваю.

Майя усмехнулась. Как и в прошлый раз, одними губами.

Ортега, пожалуй, вышел из несколько одеревенелого состояния именно из-за смутного чувства тревоги. Сейчас он, похоже, уже понимал, в чем дело.

Девушка была странной.

Красоткой ее назвал, вероятно, все еще циркулирующий в его крови алкоголь. Девушка действительно была весьма и весьма хороша. Но это было заслугой природных данных, не более того. Небольшой вздернутый нос, интересно подведенные скулы, приятная пухлость губ, красивые чуть приподнятые брови, темные волосы, собранные в задорный хвостик. И холодные, отрешенные глаза. Два ярко-зеленых циферблатика, за которыми откровенно крутились какие-то шестеренки. Нехорошие шестеренки.

К тому же Майя была не слишком ухожена. Отсутствие макияжа не удивляло — многие женщины не могли его себе позволить, однако было и что-то еще. Обветренная, чистая, но не очень здоровая кожа. Аккуратные, но не совсем ровно подрезанные ногти. Хорошая, не слишком броская, но удачная одежда, в которой девушке было заметно непривычно. И морщины — следы тяжело перенесенных болезней или сложной жизни.

Ортеге казалось очевидным, что за кого бы Майя ни пыталась себя здесь выдавать, этим «кем-то» она наверняка не являлась.

Впрочем, придя к такому умозаключению, Ричард снова расслабился, откинулся на спинку кресла, сплел пальцы на животе. Ему было, в общем и целом, понятно, кем Майя скорее всего была.

Девушки, выходцы из неблагополучных с низким гражданским статусом семей, пытающиеся быстренько обзавестись сравнительно состоятельным супругом, были не в диковинку в центральных Блоках города. Здесь всегда располагалось множество офисов и контор, клерки из которых были зачастую одиноки. Прекрасные охотничьи угодья для неспособных найти из-за низкого статуса работу девушек, понимающих, что красота и молодость не вечны. Что нужно ковать железо, пока горячо.

А может, Майя просто была свободной ночной бабочкой, не желающей работать в организации. Или тоскующей молодой вдовушкой. Или любительницей приключений.

Кто знает?

Ортега про себя усмехнулся. Он действительно не помнил, как к нему подсела резво перешедшая на «ты» девушка, зато прекрасно помнил свои намерения в ее отношении. И пусть небесная красота Майи утекала вместе со стремительно растворяющимся счастьем в хмели, планов своих Ортега пока менять не собирался.

Чего ради?

— Да, вряд ли я хорошо знаю тебя, а ты — меня. Поэтому и спрашиваю.

— А что, если, — Майя заправила выбившиеся волосы за уши, потом откинулась на спинку кресла, тоже сплетя пальцы на животе. Отметив про себя, что девушка пытается его отзеркаливать, Ортега внутренне утробно заржал. — Что, если и было что-то… пошлое? Что сделаешь?

— Извинюсь.

Майя рассмеялась.

— Крутой дядя, нечего сказать. А если учесть, что у нас с тобой вряд ли похожи… как ты это сказал? Моральные и этические убеждения?

— В одном обществе живем, — пожал плечами Ортега. — В одном городе. Смотрим одно и то же, слушаем одно и то же. Делаем. На поверхности что-то наверняка разное, но в сердцевине…

В глазах Майи возникли и провернулись зеленые чертики.

— Вряд ли мы с тобой смотрим одно и то же. Вряд ли одно и то же читаем, — она резко отвернулась, взглянула на улицу. — И тем более делаем.

Ортега проследил за взглядом девушки. Там, за окном, уже царила ночь, дождь то накрапывал, то моросил, а из тьмы в конус света фонарей время от времени выныривали мокнущие спешащие фигуры.

— Делаем наверняка одно, — тихо произнес Ортега, удивляясь своему разморенному покою, накатившей лирике. — По разному — да. Но одно.

Майя фыркнула, причем Ричард готов был поклясться, что услышал первый не наигранный звук, изданный ей сегодня.

— Да? И что же?

— Выживаем. Каждый по-своему.

Долгое время они молчали, слушали удары дождя по окну. Музыка из телевизора сменилась какой-то ночной дискуссией о проблемах здравоохранения, гул голосов немногих остающихся в баре посетителей накатывал вместе с приносимой им сонливостью.

— Ладно, — прервала тишину Майя, резко, решительно взглянув на Ортегу. — Кое-что ты все же говорил, пока еще философствовал бухим и бордовым. В частности, говорил разные приятности о моей заднице. А теперь, — девушка резко вскинула головой, поправила волосы, — извиняйся, если хочешь.

Ортега усмехнулся, на этот раз не про себя. Не стесняясь, но без наглости во взгляде осмотрел собеседницу, насколько это позволял низкий стол. Стол, стоит отметить, не только не мешал, но и поощрял.

— Извиняюсь, — чуть кивнул Ортега. — Извиняюсь, что делал, будучи бухим и бордовым, приятностные комплименты твоей заднице. Которая, тем не менее, весьма хороша.

В зеленых фонариках Майи снова дернулись чертики, морщинки вокруг глаз чуть углубились.

— Далеко живешь?

— Минут двадцать пешком.

— Один?

— Конечно.

— Идем.

«Красный аист» располагался в двух станциях метро от дома Ортеги. В конце рабочей недели он предпочитал оставлять служебную машину на стоянке на территории конторы. По дороге домой лейтенант обычно выходил, не доезжая пары остановок. К концу недели он, случалось, ощущал некоторый дискомфорт, некоторую неправильность происходящего вокруг. Дискомфорт же лейтенант Департамента Надзора Ричард Ортега умело топил. Весьма умело.

Изведенный обычно связанным с оперативными мероприятиями стрессом, который он вот уже несколько лет прятал внутри, Ортега имел привычку расслабляться вовсе не дома. И хоть привычка эта обычно колола его где-то глубоко в душе некоторым стыдом, он осознанно старался об этом не думать. Многие это делали, это нормально.

Посиживая в «Аисте» до тех пор, пока утопленный дискомфорт не переставал пускать пузыри, Ортега собирался, проверял, на месте ли табельный пистолет, и отправлялся в ночь, вдоль городского шоссе, домой.

Сегодня, как и всю неделю до этого, Ортега пистолет с собой не брал. Боялся потерять его где-нибудь при недостойных зрелого мужчины обстоятельствах.

А зря.

Поначалу Ричард тащил Майю за собой вдоль шоссе, по обычному маршруту, но девушка, видимо, хорошо знала район, потому что выведав, где именно живет Ортега, поманила его в сторону от дороги, чтобы срезать через городской парк.

К тому моменту, как Ортега немного забеспокоился, они ушли уже достаточно далеко от шоссе, от людей.

— Не боишься? — спросил в какой-то момент он, старательно вслушиваясь в голос Майи.

— А чего мне бояться?

— Бандитов. Насильников. Убийц. Террористов.

— Тут парк, — высказала очевидное Майя. — Операции тут проводить не за чем.

Ортега замер, чувствуя, как по внутренностям стремительно ползет озноб.

— Операции, — неожиданно для себя самого выдавил он. — Само собой.

Выдал ли он себя содержанием этой фразы или ее формой, он не знал. Возможно, он все еще был не до конца трезвым. А может, дело было в том, что Майя просто удачно бросила на него взгляд за секунду до атаки.

Как бы то ни было, удар самого Ортеги не встретил никакого сопротивления. Однако не закончил еще лейтенант своего движения, как резкая боль плашмя саданула его по голени, заставив упасть на колено. Второй удар, что Ричард успел заметить, был нанесен сверху вниз, кулаком, по скуле.

Когда лежащий на спине Ортега открыл глаза, первым, что он увидел, оказался направленный на него ствол пистолета.

— Очень это не круто, — прошипела стоящая в паре метрах от него Майя, — очень это не круто — сперва делать девушке комплименты, а потом пытаться хватануть ее кулаком по затылку.

Ортега ничего не ответил, лихорадочно думая. Однако быстро понял, что думать особо не о чем. Вокруг не наблюдалось ничего, чем можно было бы защититься, за чем можно укрыться в случае побега. Да и девушка держала его на прицеле, стоя вне зоны досягаемости. Ближайший фонарь остался далеко позади, поэтому Ричард не был уверен, но ему казалось, что пистолет в руках его новой знакомой совсем не дрожал.

— Мне нужна информация, надзор, — произнесла Майя. — Ответишь на пару вопросов, кое-что мне дашь, и пойдешь домой.

— Пошла к черту, сука.

Девушка долго молчала. Подозрительно долго. Страшно долго. Настолько долго, что Ортега успел не на шутку испугаться, решив, что хватанул конкретно лишнего.

Но пронесло.

— Дашь мне информацию, — повторила, наконец, она. — Пойдешь домой. Ляпнешь еще какую-нибудь глупость — убью.

Ортега ни секунды не сомневался — убьет.

Обрадованный тем, что девушка не ответила ему пулей в лоб, лейтенант кивнул. Вспомнив про темноту, сказал:

— Слушаю. Что тебе надо?

— Информация. Девять дней назад твоего дружка Эдварда Винкса окочурили. Кто и почему?

Ортега задохнулся влажным воздухом. Такого он, признаться, не ожидал.

— Кто и почему? — требовательно переспросила Майя.

— Не знаю, — сглотнув комок в горле, по возможности холодно ответил Ричард. — Убийством занимаюсь не я. Это нормальная практика. Если в паре следователей кто-то погибает, начальство передает расследование другим людям. Чтобы избежать кровной мести.

— И ты не знаешь, кто его убил? Не знаешь ничего об СГБ?

— Я…

Ортега запнулся, откашлялся. Майя заметила.

— Он передал тебе какую-то информацию.

— Передал, — по небольшому размышлению, подтвердил Ортега.

— Что именно?

— Флеш-карта. Разговор. Запись разговора.

— Вставай. Идешь вперед к себе домой. Не спеша, не оглядываясь.

— Зачем?

— Отдашь мне карту.

— Она не дома.

— Что?

Ортега вздрогнул, причем вовсе не из-за ледяного дождя, вконец его вымочившего. В голосе девушки послышалась дикая, ненормальная ярость.

— Что ты сказал? Повтори! Быстро!

— Флеш-карты нет у меня дома. Я отнес ее на работу, как только прослушал начало записи. Она в конторе, в отделе. В моем кабинете.

— В комплексе Надзора?

— Да, там.

Долгое время ничто не нарушало тишины, кроме дробящих землю в грязь капель дождя. Ортега молча сидел и ждал, разведя чуть в стороны руки. Майя замерла в нескольких шагах от него, не опуская пистолет, и молчала.

— Мы знаем о тебе все, Ричард Ортега, — наконец, тяжело проговорила она. — Ты понимаешь, о ком я. Мы знаем, где ты работаешь, куда ходишь, что смотришь. Знаем, адреса твоих контактов, спящих и действующих. Адреса твоих друзей-ублюдков из Надзора, знаем адрес твоей бывшей женушки.

Ортега хотел сплюнуть, но не решился.

— Мы знаем о тебе все. Завтра, в девять вечера, я буду ждать тебя с флешкой в переулке Гордеевой, в паре улиц от твоего дома. Там есть арка, вход во двор.

— Я знаю, — Ортега кивнул. — Знаю это место.

— Умница. Буду ждать тебя там. Одного. С флешкой. С той самой флешкой, которую тебе дал сдохший дружок.

— Я принесу.

— Принесешь. Но если вдруг забудешь… или скажешь кому-нибудь… или принесешь не то, что мне нужно — помни, мы знаем о тебе все, Ричард Ортега. И мы это все у тебя заберем. Убьем всех, с кем ты хоть раз беседовал, всех, кому ты руки пожимал, всех, кого ты потрахивал. Вырежем всех. Ты понял меня? Ричард Ортега?

— Понял.

— Отвернись.

Лейтенант отвернулся. Он думал, что девушка молча уйдет, скроется в ночной тьме. Он ошибся.

Удар по шее оказался не слишком болезненным, но неожиданным. Скривившись в позе эмбриона, Ортега долго пролежал в полусознательном состоянии. Когда, наконец, пришел в себя, рядом, разумеется, никого не оказалось.

Сложно было сказать, купилась ли Майя на ложь, но Ортегу это и не волновало. Его не пристрелили, как собаку, в парке, и на том спасибо. А ведь если бы он не сумел грамотно сымпровизировать, если бы не смог убедительно все преподнести, именно такая участь его бы и ждала, в этом Ричард не сомневался. Его бы убили на месте, как только получили информацию.

Сопротивление не грешило избытком милосердия.

Когда Ортега, грязный и растрепанный, ввалился в квартиру, больше всего на свете ему хотелось принять душ. Но время не ждало, это он понимал прекрасно. Поэтому в первую очередь он набрал телефон полковника Маркова, домашний.

— Ортега, — перебил его Марков, говорящий несмотря на поздний час весьма бодрым голосом. — Серьезные разговоры по телефону не разговариваются. Тем более, сейчас.

— Сейчас? — не понял Ортега.

— Сейчас. Времена настали трудные. В любом случае, ты прав, нужно встретиться и переговорить. Лично.

— Когда?

— Немедленно.

— Я подъеду.

— Нет. К тебе сейчас поднимется наш человек, ты его знаешь. Сделаешь все, как он скажет. Так надо, Ортега.

Ортега и не спорил. После всех потрясений этой недели в целом, и этой ночи в частности, он был в чертовском раздрае чувств. Поэтому Ричард не слишком удивился, когда увидел на пороге своей квартиры трех сотрудников Комитета по чрезвычайным ситуациям. Вернее, трех человек в форме сотрудников Комитета по чрезвычайным ситуациям, потому что во главе их стоял забавный, но сейчас необычайно серьезный Олаф Семеш.

От разговора с Марковым до появления коллег не прошло и десяти минут. Ортега, пусть и был не совсем в себе, сделал выводы.

— Одевайся, Ричард, — Семеш вручил ему такую же спецовку, в какую был облачен сам. Дальше ему передали парик, весьма натурально имитирующий лысеющую макушку, и накладной нос-картошку.

Ортега вопросительно глянул на коллегу, держа все это в руках.

— К чему это все, Олаф?

— У меня приказ, Ричард.

— Я только что разговаривал с Марковым…

— Как и я. Одевайся, прошу тебя.

Спецовка оказалась жесткой и негнущейся, раздражала мокрую от дождя кожу. Парик, напоминающий больше шапочку для плаванья, никак не хотел натягиваться на влажные волосы.

Наконец, справившись с врученным добром, Ортега глянул на себя в зеркало при дверях и остался доволен: на себя он действительно не слишком походил.

— Сойдет, — кивнул Олаф Семеш. — Теперь за мной. В темпе, след в след.

Из дома они вышли через главный вход, быстро нырнув в служебную машину в цветах КЧС. Едва двери за ними закрылись, рванули колеса, расплескивая собирающуюся вдоль тротуара воду, забормотал глушитель.

Семеш, как ни доставал его Ортега, на вопросы не отвечал, обещая, что все объяснят на месте. До этого самого места пришлось добираться добрый час, пока машина курсировала по ночному городу, валандаясь вокруг комплекса КЧС в центральном Блоке, болтаясь по улицам. И чем дольше каталась машина, тем увереннее становился в своих выводах Ортега относительно того, от чего именно оберегала его группа Семеша. Он искренне сомневался, что у Сопротивления есть возможность устраивать длительную профессиональную слежку за транспортом известного в отделе специалиста по оперативной деятельности Олафа Семеша. Если у кого такая возможность и была, так это у СГБ.

Все, в принципе, уже стало очевидным, но Ортега все-равно отказывался поверить в худшее. Отказывался отказать себе в надежде.

Тщетно.

— Ты под колпаком у СГБ, Ортега, — проговорил полковник Марков, подавая лейтенанту сигарету.

Они уже чуть больше часа сидели в неизвестной Ортеге квартире. Маркову она вряд ли принадлежала, потому как выглядела пусто и не обжито. Ричард, не тратя время, прямо в спецовке КЧС уселся на кухне на табурет и выдал залпом все. Про ключи в почтовом ящике, про микрофон Винкса и, очевидно, его флеш-карту. Про разговор, подслушанный на ней.

Марков долго молчал, потом предложил сигарету Ортеге. Чуть было не закурил сам. Сдержался.

— Ты под колпаком у СГБ, Ортега. Делом твоим занимается офицер по имени Илай Скарро. Очень бескомпромиссный, очень быстрый на приведение справедливости в жизнь. Он пришел ко мне спустя несколько дней после гибели Винкса, попросив о содействии в твоем… вопросе. Они подозревают, что ты связан с Сопротивлением. Как и некогда Винкс.

Ортега молча курил.

— Доказательств никаких мне представлено не было, но у Скарро имеются все полномочия. Высшего уровня.

Он не стал пояснять, что эти полномочия означают. Это казалось лишним.

Установилась долгая тишина. Ортега с трудом переваривал новый хук, которым угостила его судьба. Чего ждал Марков, он не знал. Впрочем, скоро выяснилось, что полковник усердно размышлял.

И жалел.

— Жаль, — сокрушенно покачал Марков головой. Ортега от удивления чуть не выкурил фильтр: никогда еще он не видел начальника за таким раздосадованным жестом. — Жаль, что ты мне все это рассказал, Ричард. Черт подери.

Ортега молчал.

— Служба гражданской безопасности поставляет взрывчатку Сопротивлению. Тому самому Сопротивлению, которое чуть было не убило президента. Ту самую взрывчатку, которой Сопротивление чуть было не убило президента. Черт подери.

Ортега молчал.

— И даже если это действующий под прикрытием агент, — а все именно на это походит, — то все равно они позволяют себе убивать без суда и следствия офицера дружественного Департамента Надзора. Своего же собственного коллегу, союзника. Так не бывает, Ортега.

Ортега молчал. На этот раз молчал и Марков.

— Полетят головы, — тяжело выговорил полковник. — Полетят, Ортега, головы, и я даже примерно не берусь предположить, чья будет среди них. Тут совершенно явно речь не о поставках взрывчатки и не о случайном раскрытии Винксом агента СГБ. Речь идет о чем-то таком, что, всплыв на поверхность, поднимет дикую волну, прямо-таки цунами. И утопит всех, кто что-то об этом знает. Жаль. Жаль, что ты мне об этом рассказал, Ричард.

— Поначалу я решил не говорить, — тускло отозвался Ортега. — Боялся, что вы доложите, куда надо, об этом узнают и меня заберут. А потом найдут где-нибудь… Как Винкса…

— Ты поэтому, — тихо спросил Марков, — разбил карту памяти? Поэтому не сделал копий?

Ортега не ответил. А Марков и не ждал ответа.

— Ладно. С СГБ вопрос ясен. Наша с тобой задача убедить их в том, что мы ничего не знаем. Да-да, теперь речь идет именно о нас, а не о тебе, потому что картинка, кусочек которой Винкс случайно вскрыл, явно стоит жизни начальника следственного отдела Надзора.

Ортега не спорил.

— Что мне непонятно, так это твоя сегодняшняя сцена. Сопротивление, — а это, очень похоже, именно Сопротивление, — интересуется гибелью от рук СГБ офицера Надзора. Сопротивление откуда-то осведомлено о том, что этот офицер мог перед гибелью оставить тебе какую-то информацию. И Сопротивлению эта информация нужна.

— Вероятно, — Ортега вытащил из пачки на столе еще одну сигарету, четвертую подряд, — они узнали от каких-то своих тараканов о случившемся и сложили два и два. Может, начали подозревать собственного поставщика.

— Скорее всего. И в этом наш шанс. Накроем охотящуюся на тебя банду Сопротивления, сдадим ее СГБ. Тем самым закроем все их дутые претензии к тебе. Я подключу свои связи, постараюсь убедить высоко сидящих людей в том, что ты ценный кадр и пускать тебя в расход только на базе подозрений нельзя.

— Думаете, поможет?

— Думаю, Ортега, что стоит попробовать. Слежку за тобой все равно некоторое время будут вести, поэтому Семеш пока останется при тебе. Вместе со всей своей командой. Они не позволят никому до тебя добраться в ближайшие недели, пока я все не утрясу. А потом еще несколько месяцев побудут твоими ангелами-хранителями.

— А Сопротивление?

— А что Сопротивление? — Марков усмехнулся. — Твоей молодой душе позаботиться бы о другом. Сопротивление же… завтра у тебя, похоже, свидание. Несмотря на стеснительность твоей новой знакомой, думаю, мы все же отправим с тобой людей. Управление «К». План операции разработают там же, я позабочусь, чтобы они знали ровно столько, сколько нужно знать.

Ортега зябко повел плечом, выдохнул струйку дыма.

— Я не только об этом. Мне угрожали не в первый раз в жизни, так что тут я уверен, девка говорила серьезно. Насчет того, что у них есть разная… информация. Они могут отомстить.

— Решим, — кивнул Марков.

— Спасибо, полковник, — Ортега поднял взгляд с расширенными зрачками, — спасибо вам огромное. Другой бы меня сдал не медля. Я ваш должник. Огромный должник.

— Ты офицер Департамента Надзора, — Марков поднялся с места, поправил рубашку и жилетку. — Не будем больше к этому возвращаться.

— Олаф Семеш?

— Капитан Скарро, — надзиратель обернулся на голос, остановился, скрестил руки на груди. — Я слышал, что вы проводите какое-то расследование, подменяя нашу особку. Чем могу служить?

— Так может получиться, — Скарро остановился в двух шагах, сцепил руки за спиной, впился карим блеском в простецкое лицо Семеша, — что мы с вами занимаемся одним делом. До меня дошли слухи, что вы сейчас заняты оперативной слежкой за вашим коллегой. Это так?

Семеш быстро сориентировался в ситуации, принял выражение улыбчивого дурачка, не слишком вникшего в то, что ему говорят.

Скарро не поверил.

— Боюсь, капитан, — произнес Олаф с уже серьезным выражением лица, — я не могу об этом говорить. За всей необходимой вам информацией вы можете обратиться к полковнику Маркову. Уверен, он вам не откажет.

— Полковник Марков, — прервал Скарро, — полностью развязал мне руки на время расследования. Речь идет о совместной работе двух наших структур, поэтому ваша осторожность, хоть и похвальная, здесь неуместна.

— Не понимаю, — Семеш вопросительно поднял соломенную бровь, — почему бы вам не получать необходимую информацию лично у полковника. Коли уж он вам так доверяет.

— Не люблю сломанный телефон.

— А я не люблю сложных решений. Как вы могли заметить, я человек простой и незамысловатый, для меня понятна четкая командная и отчетная структура. Находящиеся вне ее люди, пусть и обладающие широкими полномочиями, меня пугают и смущают. Вызывают животные и грустные желания взять и удолбать.

Глаза Скарро на мгновение сузились.

— Даже так?

— Именно что так.

— В таком случае, Семеш, мне интересно узнать кое-что еще. Вы отдаете себе отчет в том, что в рамках нашей работы, если я все же прав и вы присматриваете за своим коллегой, мы можем в ближайшее время пересечься в самой непредсказуемой, зачастую неясной и хаотичной обстановке? Когда может произойти что угодно и несмотря ни на что?

— Я отдаю себе в этом отчет, капитан. На последний пункт я возлагаю особые надежды, если вы меня понимаете.

Карий взгляд холодно сверкнул из-под бровей. Скарро, похоже, все прекрасно понимал.