Невозможная реальность

Светла Ангелова, 2022

«Невозможная реальность» Светлы Ангеловой – это не просто сборник рассказов. Это многоцветное панно, собранное из воспоминаний и грез, бытовых мелочей, детских мечтаний, страхов, таящихся в темноте, навязчивых идей и сумасбродных привычек. Как яркие кусочки мозаики, в одном пространстве реальность соседствует с вымыслом, так тесно, что граница между ними размывается. Герои подчас задаются вопросами: реально ли то, что их окружает, или все вокруг – только фантазия, греза, игра воспаленного ума? И сами они – существуют ли? Или они просто отражения в зеркалах? Автор не всегда отвечает на этот вопрос, предлагая другой подход: а что, если реальность – это только результат выбора?

© Светла Ангелова, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

* * *

Норберта

Она считала это не шизофренией, а самым нормальным способом сберечь себя в мире сумасшедших. Ее пытались убедить, что ей нужен врач или хотя бы друг, если не родственник, с которым она могла бы поделиться тем, что у нее, в сущности, есть несколько параллельных «я», у которых своя собственная жизнь, и они даже подружки. Они жили в ее теле и часто собирались по ночам в ее уме. Каждое ее «я» отвечало за отношения с определенным кругом людей, за социальные и личные контакты, абсолютно несовместимые с нормальной (т. е. общепринятой) жизнью.

Одно «я» разговаривало с людьми искусства, было растерянным, опаздывало на встречи. Это не нравилось Но-берте, а она просто не могла преодолеть этой черты, типичной для ее заболевания и рассеянного характера.

Другая Норберта была воплощением точности. Она умела вычислять в уме даже с дробными числами, решать кроссворды, играть в бридж и была компетентной во всех вопросах. Она ненавидела опаздывать, ей не нравилось ждать, и по этим двум причинам она всегда была пунктуальной.

А еще одна Норберта любила философствовать, часами курила, полнила пепельницу окурками, а дневники — размышлениями, ненавидела суету, была растрепанной, почти копушей, в очках, и считала, что мужчин привлекает ее интелект. Она любила вести долгие разговоры, сосредоточиваясь на экзистенциальных вопросах, которые волновали ни больше ни меньше одного человека на всем земном шаре (если не считать саму Норберту).

И, чтобы мир был полон с Норбертой, одна из них была инфантильна, радовалась мелочам, мечтала о детях, о полном дворе играющей ребятни, о выпекании огромного количества кондитерских изделий, о дарении с бескрайной добротой кусков торта, завернутых в салфетки, даже незнакомым людям, случайно заглянувшим через забор в ее двор.

Однако преобладающая Норберта — та, что чаще всего председательствовала в ее голове — насколько это возможно заставляла других подавлять свои изъявления. Норберта никому не позволяла узнать, что она может играть на нескольких инструментах, так как это было неслыханным явлением среди нормальных людей. Когда в ресторане ей давали неправильный счет, она наступала на ногу точной Норберте, чтобы не открывала рот, и прикидывалась дурочкой, так как неприлично женщине считать в уме, как калькулятору, когда ее кавалер не может.

Иногда соседи слышали через дверь, как она поет детские песни, но снаружи она была серьезной дамой, сдержанной и с модерированным поведением.

Норберты в Норберте считали, что это чистая карма иметь несколько «я». Они даже объясняли, что все начинается с ее имени — Норберта, Не-Роберта… как ее родители две личности успели заложить в одно тело еще при рождении? И Роберта есть, а и не она, но неизвестно, какая та другая…

Итак, у Норберты было несколько сущностей, которые не мешали ни друг другу, ни окружающим. Фактически окружающие даже поздно узнали о «многосущностности» Норберты. Это произошло в очень тривиальном порядке, что и стало причиной написания многих книг и создания множества фильмов. Ноберта влюблялась несколько раз, примерно в одно и то же время. Плохо было после.

Одна из ее «я» тянула свое тело выходить гулять с поэтом — возвышенной душой, а она ему была музой. Другая ее сущность имела очень серьезные отношения с одним архитектором, который восхищался ее математическими умениями. Глуповато-добродушное «я» связалось с одним поваром из итальянского ресторана, который видел в ней идеальную татта, которая наполнит дом многочисленными Аngelo e Maria а кухню — ароматами спагетти карбонара. А рассуждающая философка… Ее обожателем был теолог, с которым она часто спорила о том, что движет мир — духовное или материальное начало, но чаще всего спор заканчивался переходом в Небытие с ароматом помятых простыней и сигареты после изнурительного секса.

Но разумной и преобладающей Норберте он понравился, и ее инстинкт подсказывал, что это идеальный избранник в мужья, отца ее детей и повелителя ее ночей и просто менеджер в международной компании. Человек много путешествовал. Сначала ему было приятно, когда после долгого путешествия его встречала жена, выглядевшая очаровательно и различно. Нельзя было подумать, что подобный брак может превратиться в рутину. Ноберта действительно была другой. Однако могла поклясться, что ему не изменяет.

Но другие Норберты не хотели примириться с тем, что не их избранник стал общим супругом. Они начали спорить, ссориться, менять свое настроение и изумлять окружающих. Напряжение в голове Ноберты пагубно отражалось на ней. Норберта начала путать, с кем ходят на свидания ее многочисленные «я». До ушей ее мужа доходили странные слухи, которые были настолько противоречивы, что даже неправдоподобны (как он думал). Как же это так: его жена, как утверждал один его друг, много лет встречалась с каким-то отвлеченным типом — неизданным писателем, — а он не знал? Его друг был уверен, что тот был сыном его учительницы из гимназии. Они были сверстниками, да и у Норберты была внешность, на которую нельзя было не обратить внимание. Он начал находить дома поваренные книги на итальянском языке, и это при том, что она — его жена — даже хлеб не могла себе отрезать, не порезав или повредив скатерть, да и откуда же ей знать итальянский язык?

Норберта несколько раз воодушевленно начинала говорить ему о современном прочтении творчества Упита. Дома, неизвестно как, появились коллекции картин современных творцов, результаты пленэра, о котором она знала слишком много, и макеты Оперы в Сиднее, а также какого-то шведского музея.

Идеальная супруга встречала своего мужа, но все чаще начинала сама себе противоречить. После одной короткой командировки его любимая, закурив сигарету, объясняла ему, что нуждается в большей ответственности с его стороны, в большем карьеризме и в больших деньгах. Все-таки от менеджеров, которых она думала, что знает, ожидалось, чтоб они были акулами — людьми с чутьем в бизнесе, рискующими игроками, с которыми азарт расплачивается щедро.

Ошеломленный этой странной критикой, муж Норберты удалился в спальню без всякого желания близости. Он заснул нервным сном, от которого его разбудили всхлыпывания. Плакала его жена вроде наяву, вроде как во сне. Норберта тихо хныкала, что уже давно пришло время иметь ей детей, но его бессмысленный карьеризм не дает ему ни на миг остаться без брюк. В его душу прокрались смущение и страх. Она не бредила. Она не спала. Она говорила разумно, плакала исключительно по-женски и ссылалась на свои биологические часы.

Но одна мысль просто обожгла его, когда он услышал в темноте, как его жена повторяет фразу из какого-то итальянского фильма: «Cosa vuoi?» «Что вам нужно?» — спрашивал герой Серджо Леоне, а спагетти-ковбой должен был в ответ стрелять. Но… «застрелила» его жена, которая начала молоть в истерике свои претензии на чистом итальянском языке, из которого он ничего, ну ничего не понял, но почувствовал что-то скандальное. Он почувствовал острую головную боль — его жена говорила на языке, о ее знании которого он даже не подозревал.

Он обнял Норберту только для того, чтобы предостеречь себя от ее ударов, и начал на ощупь искать путь в лабиринте, называемом Норбертой. В один момент похвалил блюдо с французским названием (которое прочитал в меню ресторана во время рабочей встречи-обеда, но никогда его не пробовал, так как звучало дико). Норберта с теплотой ответила ему «мерси» и добавила, что найти качественный порошок крокуса ей стоило много, но результат того заслуживает, не так ли?

На подброшенную идею, что лучше всего им разрушить стену для будущей комнаты их детей, его жена емко и обоснованно сообщила, какой трегер есть там, и как нарушится баланс целой конструкции, и что лучше всего сделать по ее личным и одного знакомого исчислениям. К тому же с детских лет, когда у нее оставалось время поиграть на саксофоне, соседи раздражали ее, потому что у них был аудио-доступ. Было бы лучше всего, чтобы их дети играли на музыкальном инструменте под ее вещим руководством, чтобы стены были изолированы плотным изоляционным материалом толщиной 40 мм, который не пропускал бы шум до неизвестно скольких децибелов.

Норберты разговаривали. Они говорили не переставая. Они ругались, плакали, вытирая слезы и обнимая своего общего мужа, которому стало ясно до боли, почему его жена «очаровательно» другая каждый раз, каждый день, каждый час. Это обаяние он объяснил себе ее сумасшествием, которое нужно было лечить. После многих уговариваний они посетили кабинет специалиста. Госпитализация не была необходимой, требовался только прием таблеток.

Преобладающая Норберта поругалась со всеми своими другими «я», которые, поскольку она сама сделала выбор мужа вместо них и заставила их всех жить с ним, жаловались ей, что из-за этого испортили себе жизнь. Каким-то образом схема рухнула, они начали путать имена своих любовников. На каждой встрече, с каким бы то ни было мужчиной, Норберта смотрела пустым взглядом и без всякого желания. Ее мечты разбились. Ее желания умерли. «Шизофрения, — сказал психиатр, — в легкой форме».

Норберта развелась. Ее муж испугался, что его жена спит в уме со слишком многими мужчинами. Он ревновал ее к образам, с которыми многие «я» Норберты его сравнивали. И в то же время ему было стыдно признаться, что ревнует свою безумную жену к несуществующим соперникам, что очень жалко. Та, которая была с ним, действительно его любила, но он этого не понял. Он был слишком нормальным.

Норберта встретилась сама с собой после того, как каждая ее «я» порвала со своей половинкой. Норберты поняли, что они будут пить лекарства сменами. Одну неделю — преобладающая Норберта будет под воздействием лекарств, вторую неделю — философствующая, и так далее до полного цикла. Одной недели достаточно, чтобы поехать отдохнуть в Порту-Алегри и иметь семь ночей, семь дней с шансами на прослушивание канцонеттов влюбленного итальянца, чтение Иммануила Канта, посещение семинара по внутреннему дизайну или зачатие ребенка.

Норберта была бы замечательной матерью. Яркая, различная, строгая, но забавная. И самое главное — любящая за пятерых.