Не хочу влюбляться!

Светлана Лубенец, 2013

Появление в классе новеньких всегда интересное событие, а уж если новенький красавчик, да еще таинственный и загадочный, то устоять вдвойне сложно. Вот и Варя, отговаривая подругу Машку влюбляться в новенького, и сама не заметила, как потеряла от него голову. Правда, Сашка Белецкий оказался худшим объектом для внимания – высокомерный, заносчивый и надменный. Девушка уже и сама не рада была, что так неосторожно влюбилась, но неугомонная Машка решила – Варя и Саша будут вместе, чего бы это ей ни стоило…

Глава 1

«Мне нужна твоя помощь…»

— А я тебе говорю, что он вообще ни на кого не смотрит! Абсолютно бесчувственный болван! — горячилась Маша Рагулина из 9-го «А», пытаясь вбить это в голову Варе Симоненко из 9-го «Б».

Маша даже соскочила с подоконника, на котором сидела, и вырвала из рук Вари раскрытый учебник физики. Варя уже давно в него не смотрела, но Маша, видимо, чувствовала себя уверенней, когда приятельнице не на что было отвлекаться. Симоненко тут же выхватила у нее свой учебник обратно, сунула его в сумку и сказала:

— Да я никогда не поверю, что ваш новенький ни разу не посмотрел хотя бы на Ольгу Емельянову! Такую красавицу еще поискать — не найдешь!

— Я тебе говорю, что ни разу не посмотрел!! — с еще большим жаром воскликнула Маша. — Ольга уж и таким боком к нему повернется, и этаким, а ему — хоть бы что!

— А может, у него уже есть девушка? Из старой школы, например…

— Знаешь, Варька, можно даже иметь в подругах самую красивую девушку в мире, но вообще не глядеть на Ольгу невозможно! Ты ж сама только что об этом сказала!

Варя посмотрела в окно. На подоконнике сидел голубь. Будто почувствовав взгляд девочки, он повернул к ней головку. Нежные сизые перышки с радужными переливами чуть встопорщились на шее, бусинка глаза с желтой окантовкой дрогнула. Голубь взмахнул крыльями и взлетел, царапнув коготками по жести внешнего подоконника.

— Ну что ты молчишь-то?! — не унималась Маша.

Варя нехотя отвела взгляд от окна и ответила:

— А что мне сказать? Может, Ольга просто не его тип?

— Да ладно! При чем тут тип? Вот я Емельяниху терпеть не могу, но красоту ее признаю и всегда восхищаюсь!

Варя вздохнула, снова вытащила учебник физики и перед тем, как его раскрыть, спросила:

— Слушай, Машка, а чего ты от меня-то хочешь, что-то никак не пойму?!

— Ну даешь! — возмутилась Рагулина, трагически всплеснув руками. — Я ей всю перемену талдычу о том, что мне нравится Белецкий, а она, видите ли, ничего не понимает!!

— Машка! Я тебе кто? Никто! Я даже не в вашем классе учусь! Чего ты ко мне пристала со своим Вилецким?!

— Во-первых, его фамилия — Белецкий! Во-вторых, мне важен взгляд со стороны! Я хочу разобраться, стоит ли на него тратить силы. В-третьих, никто не мешает нам с тобой как следует подружиться, раз уж мы все равно рядом живем! Мы ж не виноваты, что нас родители в разные классы отдали!

— Маш, отстань, а! — попросила Варя. — Я хочу еще разик прочитать параграф. А на вашего Белецкого, так и быть, как-нибудь посмотрю с особым пристрастием. Только… — Симоненко лукаво улыбнулась, — вдруг он мне так понравится, что я сама начну строить ему глазки! Что тогда?

Маша шумно выдохнула воздух и сказала:

— Ну… тогда я пойму, что мы с Ольгой Емельяновой для Белецкого действительно не тот типаж!

— И что, прямо так и сдашься?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Рагулина. — Я ж еще не влюбилась по самые гланды… Так… Присматриваюсь…

— Ладно, валяй, присматривайся. Только умоляю, дай мне физику повторить.

Последние слова Симоненко заглушил звонок.

— Ну во-о-о-от! — недовольно протянула Варя. — Как всегда! От тебя, Машка, одно зло! Схвачу сейчас из-за тебя лебедя!

— Ну конечно! Из-за меня! — с большим сарказмом произнесла Рагулина. — Дома надо было физику учить! Поторопись! Физичка моментально дверь закрывает!

И две девочки быстрыми шагами пересекли холл и скрылись в двух соседних кабинетах: физики и русского языка.

Напряжение с Вариной души спало только тогда, когда Валентина Ивановна объявила, что они переходят к новому материалу. Не спросили. Повезло-таки. Варя не любила физику, как, впрочем, и все точные науки. Она изо всех сил старалась получать поменьше троек по физике с математикой, но это стоило ей больших трудов. Варя любила писать сочинения, длинные и пространные. Собственные размышления по разным поводам порой уводили ее довольно далеко от характеристик героев изучаемых произведений, но русичка Маргарита Сергеевна всегда прощала ей многословие и лирические отступления от основной темы. Она всегда говорила, что в сочинениях Варвары Симоненко бьется живая мысль.

В новый материал Варя вникнуть никак не могла — думала о Белецком. Она специально неправильно назвала его фамилию в разговоре с Машкой, чтобы та не догадалась, что этот парень ее тоже интересует. С Машкой, соседкой по лестничной площадке, Варя была знакома с детского сада, где они были в одной группе. Девочки вполне могли бы оказаться и в одном классе, если бы Варины родители оказались порасторопнее. В то лето, перед тем как Варе идти в первый класс, они затеяли ремонт и, заработавшись, понесли документы дочери в школу в конце августа, когда класс «А», в который все непременно хотели попасть, был уже полностью сформирован. Варю не взяли бы и в «Б», если бы родители одного мальчика не успели поругаться с директрисой и не забрали документы. Машка не была Вариной подругой в полном смысле этого слова. Так… приятельницей… У Вари вообще не было подруг, как ни странно, она обходилась без них самым замечательным образом. Одной ей никогда не бывало скучно. А Машка часто раздражала излишней шумностью, восторженностью и добротой, граничащей, как казалось Варе, с глупостью.

Белецкий пришел в Машкин класс не первого сентября, а пару недель назад, в ноябре. Варя сразу встретилась с ним взглядом, когда однажды зашла в школьный вестибюль. Парень с самым равнодушным видом сразу отвел глаза, а Варины щеки моментально покрылись нервным румянцем. Белецкий больше ни разу на нее не посмотрел ни в тот день, ни после, но Варя помнила его взгляд, тревожный и, как ей показалось, беззащитный. Возможно, в тот момент его тревожило всего лишь то, что надо как-то привыкать к новой школе, но Варе хотелось думать, будто его волновали всякие возвышенные мечты, что говорило бы о богатстве его внутреннего мира.

До появления в школе Белецкого Варя почти не обращала внимания на парней. Большинство из них она знала если и не с детского сада, как Рагулину, то по двум дворам, между которыми стоял ее дом. С несколькими познакомилась в первом классе и помнила их нескладными малышами с ровными челочками и в форменных галстучках, повязанных на белых рубашках. Одноклассники уже давно повывели себе ровные челочки и редко надевали парадную школьную форму, благо она не была обязательной, но Варе они казались такими же неинтересными, как давно прочитанные буквари и книжки сказок. Белецкий показался ей необычным. Во-первых, он никогда не улыбался. Во всяком случае, Варя, сталкиваясь с ним в школьных коридорах, вестибюле, столовой и библиотеке, никогда не видела на его лице улыбки. Девочка строила на этот счет всяческие предположения, одно романтичнее другого, и дорого дала бы, чтобы узнать, в чем же была настоящая причина его неулыбчивости.

Во-вторых, Белецкий всегда был одет в одно и то же: в черный глухой джемпер, который никогда не оживлял воротничок светлой рубашки, и в черные джинсы. Одноклассницы Вари тоже, разумеется, не могли не заинтересоваться новеньким «ашником» и строили на его счет всяческие догадки. Одни причисляли его к сатанистам, другие — к готам, третьи, настроенные романтически, считали черные краски его одежды данью трауру по погибшей возлюбленной. Конечно же, девчонки из класса «Б» пытались выудить сведения о Белецком у «ашниц», включая Машку Рагулину, но никто ничего интересного о новеньком рассказать не мог. Варя не верила ни в сатанизм Белецкого, ни в его принадлежность к готам. Он одевался в черное, но никакой атрибутики, свойственной представителям этих субкультур, не носил. И какая такая мертвая возлюбленная может быть у парня в пятнадцать лет? Хотя… Если вспомнить Джульетту… и отсутствие улыбки на лице Белецкого… Но тогда, в свете этих представлений, пожалуй, неплохо, что она уже… как бы… не живая…

На этом месте Вариных размышлений наконец прозвучал звонок с урока. Она закрыла тетрадь, куда бездумно списывала с доски формулы, не спеша собрала со стола свои принадлежности к уроку и, что называется, нога за ногу поплелась из класса. Следующим уроком стояла физкультура, которую Симоненко любила еще меньше, чем физику. Варя была абсолютно неспортивной девочкой. Взобраться на канат она не могла никогда, кросс в пятьсот метров пробежать была просто не в состоянии, да и игровые виды спорта не жаловала. Она боялась летящего на нее мяча, уворачивалась от него, вместо того чтобы ловить, и команда одноклассниц срывала на ней свою злость по поводу проигрыша даже в том случае, если Симоненко в этом и не была виновата.

Сейчас по программе они занимались гимнастикой. Ничего хорошего Варю не ждало. Ей не нравилось делать кувырки, она боялась ходить по бревну и каждый раз с замиранием сердца ждала, что не удержится и сорвется с брусьев. Конечно, ненавистный физрук Николай Кузьмич ответит за это, но Варины руки-ноги уже будут безнадежно переломаны. Хорошо, если не шея…

Варя как раз прикидывала все «за» и «против» «закоса» физкультуры, когда перед ней в коридоре опять выросла фигура Рагулиной.

— Маш, ну чего ты привязалась? — недовольно спросила Варя.

— Знаешь, Варька, мне надо с тобой поговорить, — очень жалобно проговорила Маша. — Перемена большая, пошли в буфет, а?! За мой счет!

— У меня сейчас физра! Какой может быть буфет? Я и так еле-еле на бревне держусь. Мне лишние граммы ни к чему!

— А я тебе только сок возьму!

Варя поняла, что от Рагулиной не отвяжешься, буркнула: «Пошли», — и первой свернула на лестницу, поскольку столовая находилась на первом этаже.

В столовой, сжав локоть Вари так сильно, что та даже пискнула, Маша прошипела ей в ухо:

— Гляди, вон он сидит. Как всегда, один, как перст…

Варя проследила, куда направлен взгляд расширившихся рагулинских глаз, и увидела Белецкого. Он действительно сидел один за столиком у окна спиной к залу. Видно было, что он специально расположился так, чтобы к нему никто не мог подсесть. На одном стуле сидел сам, на другой бросил школьную сумку, на третий — какие-то тетради. Четвертый стул отсутствовал, так как столик стоял у стены.

— Машка, а он что, так ни с кем из ваших парней и не подружился? — спросила Варя.

— Не-а… — ответила та. — Но, может, еще мало времени прошло… Месяца нет…

— Ну… может быть, конечно. А с кем он на уроках сидит?

— Ни с кем. Один. За последним столом. В самом углу. Там Лешка обычно сидит, но сейчас он болеет…

— Мне апельсиновый… — сказала Варя, когда подошла их очередь.

— Мне тоже апельсиновый сок и еще две полоски… Вон ту, розовую, и с шоколадом, — заказала Рагулина.

Варя взяла стакан с соком и пошла в сторону окна, возле которого сидел Белецкий. Но стоило ей опуститься на стул, как Машкин одноклассник поднялся, мазнул ее невидящим взглядом и понес грязные тарелки к мойке. Потом он вернулся за своими вещами, еще раз равнодушно взглянул на Варю и направился к выходу из столовой.

— Как всегда!! — с досадой произнесла Маша и со всей силы ударила по столу стаканом. Сок опасно плескался и чудом не вылился на стол. — Ну ни на кого не смотрит! Хоть ты что!

— Может, у него и правда какая-нибудь трагедия произошла? — отозвалась Варя.

— Ну… не знаю… Из любой трагедии надо как-то выходить. Не всю же жизнь страдать.

Рагулина села за стол, откусила сразу чуть ли не половину полоски с розовой глазурью и с набитым ртом снова начала что-то говорить про Белецкого.

— Машка, прожуй сначала! — возмутилась Варя, с неприязнью глядя на свой сок. Пить ей не хотелось.

— Хофофо, — с трудом проговорила Рагулина, роняя изо рта розовые крошки. Потом запила полоску соком и уже вполне внятно произнесла:

— В общем, так — мне нужна твоя помощь!

Варя изумленно приподняла бровь.

— Да! — продолжила Маша, плотоядно глядя на второе шоколадное пирожное. — Только ты можешь мне помочь.

— Почему именно я?

— Потому что только тебе я могу доверять, ведь мы знакомы уже сто лет.

— Ну! Что дальше?! Только давай покороче! Мне ж еще переодеться на физру надо!

— Как ты знаешь, сегодня после шестого урока наши классы тащат в политехнический лицей. Можно подумать, что все прямо только туда и будут поступать после девятого! Я, например, не буду ни за что, потому что…

— Машка! — угрожающе произнесла Варя. — Я же просила покороче!! Я сама все знаю про этот лицей и про тебя вместе с ним!

— Я постараюсь, — кротко согласилась Рагулина. — Так вот! Нам с Белецким поручили написать отчет о посещении лицея и завтра вывесить его в классе на доске с материалами по профориентации, чтобы, значит, никто не забыл, каким профессиям там обучают, что надо для поступления и прочую ерунду.

— А почему именно вам с Белецким?

— Ну ты даешь! То тебе покороче, то тебе подлиннее! Не знаю почему, да и все!

— Врешь! — беспощадно констатировала Варя.

— Ну ладно, вру, — не стала упираться Маша. — Но ты сама просила короче. В общем, наша классная мадама велела это сделать Белецкому. Наверно, хотела, чтобы он побыстрей проникся заботами коллектива. А я предложила себя в помощь, так как у меня якобы есть фотографии лицея, всяких его лабораторий, механических участков и прочее… Мол, нагляднее будет…

— А у тебя есть?

— У меня нет. А вот у тебя есть!

— Откуда?!

— Оттуда! Помнишь, в прошлом году все эти материалы твои родители распечатали для наших братцев. Твой так и не пошел в лицей поступать, а мой Вовка уже учится там на автослесаря. У нас дома ничего нет, а у вас наверняка эти фотки так и валяются где-нибудь.

— Ну… может, и валяются. Поищу, конечно. То есть ты собираешься сблизиться с Белецким на почве лицея?

— Наконец-то до тебя дошло! — обрадовалась Рагулина и откусила половину второй, шоколадной, полоски.

— И каким же образом?

— Предложу где-нибудь встретиться, чтобы поудачней вставить фотки в текст.

— Так надо ж будет их снова сканировать…

— Да уж я постараюсь, не волнуйся! Потом на флешку скину.

— Маш, Белецкий ведь сам может все это в Интернете найти!

— Может, не спорю! Но я вот, например, вчера вышла на сайт лицея, а его дизайн теперь совсем другой. Текста стало больше, а фотки измельчали, совсем слепые… А у вас были — первый сорт!

— А если он не захочет с тобой встречаться?

— А я постараюсь, чтобы захотел.

— Как? — изумилась Симоненко.

— Слушай, Варька, какая тебе разница? — уже с возмущением отозвалась Маша, так и не донеся до рта ополовиненную полоску. — Лучше пообещай, что фотки поищешь?

— Ну… поищу! Уже ведь пообещала!

— Хорошо! А я к тебе вечерком загляну, ладно?

Варя хотела сказать, что может и не найти эти фотографии, но Рагулина уже вскочила со своего места, запила пирожное соком, бросила: «Ну, я побежала», — и очень быстро пошла к выходу из столовой. Варя взглянула на свой так и не тронутый сок, сморщилась, пить его не стала и отправилась вслед за Рагулиной.

Вопрос «пойти или не пойти на физкультуру?» сменился в голове Симоненко другим — «найти или не найти фотографии?». На самом деле Варя точно знала, где эти фотки лежат — в верхнем ящичке компьютерного стола. Ее старший брат Виталик, не вняв уговорам родителей, вместо того чтобы поступать в лицей на автослесаря, как Вовка Рагулин, отнес документы в колледж технологии и дизайна, где намеревался освоить профессию какого-то менеджера. Учиться ему там не нравилось, поскольку он довольно быстро смекнул, что менеджер — это не та специальность, которой должен владеть настоящий мужчина. Настоящему мужчине негоже заниматься обслуживанием клиентов, подготовкой договоров или товаров для продажи. С этим вполне могут справиться и женщины. Настоящие мужчины должны что-то создавать руками или с помощью мозгов. Родители Виталькины умонастроения всячески поддерживали и надеялись, что он уйдет из своего колледжа и все же поступит в лицей, если и не автослесаря, как Рагулин, так хоть на газосварщика. Поработав же поначалу газосварщиком на местном заводе, в дальнейшем Виталик вполне может возглавить целую бригаду сварщиков, потом участок, а там и до начальника цеха рукой подать. Именно поэтому фотографии и бумаги, где были обозначены правила приема в политехнический лицей, будто и были отложены за ненадобностью, на самом деле лежали практически на самом виду, ибо в этом же ящичке хранились всяческие очень нужные Витальке компьютерные прибамбасы.

Если отдать фотографии Машке, то получится, что Варя отдаст и самого Белецкого прямиком ей в руки. А вдруг они так споются в работе над отчетом о посещении лицея, что их потом будет и водой не разлить! Может быть, есть смысл честно признаться Рагулиной, что Белецкий ей тоже нравится, а потому никаких фотографий она отдавать принципиально не будет? Да, но Машка же надеется! Но ведь родители могли же и выбросить фотографии, раз Виталик уже все равно поступил в свой колледж! Но в то же время они не выбросили!

В тяжких раздумьях Симоненко даже не заметила, как забрела в раздевалку физкультурного зала, и таким образом вопрос «идти или не идти на физру отпал сам собой. Уж пришла, так чего теперь… Может быть, и проблема с фотографиями решится как-нибудь сама по себе? Прямо там, в лицее… Как любит приговаривать папа, не стоит бежать впереди паровоза. Есть смысл как следует разглядеть Белецкого на этой познавательной экскурсии, а там видно будет, что делать дальше.