Не пожелай зла…

Светлана Лубенец, 2018

Эта повесть полудетективная – полуфантастическая, с прихотливо закрученным сюжетом и очень важным выводом из происшедшего: никогда никому не желай зла даже в мыслях, потому что они материальны. В этом убедились девятиклассники, которые нашли в полуразрушенном доме старинный и весьма странный документ. Когда герои совершили магический ритуал, предлагаемый этим документом, с ними, их близкими и друзьями стали происходить ничем необъяснимые вещи. Одноклассники далеко не сразу догадались, что виною трагедий являются они сами. Как вернуть все назад? И возможно ли это?

Глава третья. Любашка

Люба Зимина, которую абсолютно все, даже учителя, называли Любашкой или, в крайнем случае, Любашей, спешила в гардероб, перепрыгивая через две ступеньки школьной лестницы. Через час у нее должен был начаться урок сольного пения, на который она никак не хотела опаздывать. В музыкальную школу «Аллегро» надо было ехать на троллейбусе, и если она не успеет на тот, который должен подойти к остановке через десять минут, то опоздать придется, при этом молодая и строгая преподавательницы Милена Аркадьевна рассердится, и урок выйдет всмятку.

Любашка прибавила скорости. Уже в дверях, которые вели в гардероб, она чуть не сбила с ног завуча Нонну Матвеевну. Нонна наверняка задержала бы ее и долго нудила бы о том, как ученице подобает вести себя в школе вообще и на лестнице, в частности, но, похоже здорово торопилась по своим завучевским делам. Она прямо на ходу только лишь сурово сдвинула нарисованные брови и погрозила Зиминой пальцем с длинным перламутровым ногтем. Любашка прокричала вслед завучу извинение и быстренько нырнула сначала в одну дверь — ведущую в вестибюль, а потом во вторую — в гардероб. Одним движением она сдернула с вешалки свою белую куртку и пакет с сапожками, быстро надела их вместо легких туфелек и пробежала к выходу из школы. Куртку она натягивала на ходу, и к троллейбусу успела тютелька-в-тютельку: заскочила в его салон последней из пассажиров, и двери за ее спиной моментально захлопнулись. Любашка уже протянула водителю проездной билет, но тот посмотрел мимо нее, на что-то нажал на своем пульте управления, и опять зашипели, открываясь, двери. Девочка обернулась. В троллейбус заскочила одноклассница Лена Зуева, которая в этой же музыкальной школе «Аллегро» училась играть на скрипке. Любашка улыбнулась ей, протянула водителю проездной и, когда тот считал с него информацию, прошла поглубже в салон. С Леной она была в хороших отношениях, но не дружила, а потому разговаривать им было особенно не о чем. На последних сидениях троллейбуса в рабочее время никого не было. Любашка села спиной к салону, чтобы, не раздражая немногочисленных пассажиров некрасивыми ужимками, проделать несколько упражнений для дыхания. Она уже открыла рот и сложила губы буквой «о», когда ей показалось, что правый бок чем-то неприятно холодит. Она перевела взгляд на свой бок и тут же схлопнула «о», препротивно клацнув зубами: на белом поле куртки расплывалось мокрое коричневатое пятно. Любашка принялась за исследование, и обнаружила в кармане комок маленьких шевелящихся червей. Возможно, она не сразу поняла бы, что это черви, если бы не видела, как точно такие же шевелились в тетради Леры Кузичевой. Назара Иващенко, который избавил Лерку от червяков, в троллейбусе не было, а потому Любашка решила обратиться к Зуевой. Лена сидела впереди, спиной к ней и не знала о ее страданиях.

— Ленка! — Ты видела сегодня у Кузичевой в тетради червяков? — спросила она, подсев к однокласснице.

— Ну… видела, — отозвалась Зуева. — И что?

— А то, что… В общем, смотри! — И Любашка оттопырила карман своей белой куртки, который белым уже не был.

— Фу, какая гадость! — сморщилась Лена.

— Ага! Самая гадостная гадость! А как ты думаешь, кому это надо?

— Что?

— Как это что?! Червей нам пихать, вот что!!!

— А я откуда знаю?

— Ну, ты ж умная! Отличница! Какие у тебя есть предположения?

— Никаких… Откуда мне знать… Это, знаешь ли, в школе не преподают!

— В общем, так, Ленка! — Любашка рубанула рукой воздух. — Сама понимаешь, петь я с этими червями не могу. Как-то не до песен. Куртку жалко — сил нет! Ты скажи моей Милене, что я… ну… например, заболела. Ладно?

— Так она же потом справку от врача потребует!

— Это все будет потом! А сейчас мне надо с червями расправиться! — и Любашка отправилась к выходу из троллейбуса — ждать первую же остановку.

Любашке удалось отстирать куртку от червей без последствий. Со скользкого синтетического материала пятна отошли мгновенно. Куртка и высохла быстро, вновь засияв первозданной белизной, но успокоиться девочка не могла. Она позвонила Кузичевой. Лерка тоже пострадала от червячного маньяка, а потому им было, что обсудить. Кузичева почему-то не откликнулась, и Любашка решила позвонить Кире Никольской. Они не дружили с Кирой. Скорее, приятельствовали, но Любашка была бы не против сойтись с ней поближе. Кира ей нравилась даже тем, что не давала списывать. То есть, давала, но не всегда. Часто она говорила: «Хорош кормиться на халяву! Мозги-то надо хоть иногда напрягать!» Никольской не было уже три дня в школе, а потому повод ей позвонить и без разговора о червях был.

— Ну, как болеется? — спросила Любашка, когда трубка отозвалась Кириным голосом: «Алло!».

— Хорошо болеется! Мне нравится! Смотрю сериалы, и никто не нудит над ухом, что надо делать уроки!

— Да! В этом смысле болеть — одно удовольствие! А что-то болит-то?

— Ухо! Но уже меньше.

— А поговорить с тобой можно? Больному уху не повредит?

— Конечно, можно! Как там в школе-то?

— У нас такие дела в классе творятся, ты даже представить себе не можешь! — И Любашка принялась рассказывать по порядку, то есть, сначала о Кузичевой.

— Не может быть… — со странной интонацией отозвалась Кира, когда Любашка закончила рассказ о Лериной тетрадке по литературе.

— Еще как может! Лерка аж позеленела вся! А визжала на весь класс, как десять поросят! А Иващенко, прикинь, таким героем оказался! Все парни сидят, глаза по пять рублей, а он просто встал и вынес Леркиных червей из класса! Красиво так! Элегантно! Мы с девчонками на него прямо другими глазами посмотрели! А Лерка вообще… Ну ты понимаешь!

— И опять Назар?

— Что значит «опять»? — Любашка спросила, но ответ ей слушать не хотелось, поскольку надо было еще и про себя рассказать. — Ты лучше слушай дальше!

— И снова рядом был Иващенко? — спросила Кира, когда Зимина закончила о себе очередным «Ты представляешь?!»

— Нет, мне не повезло! — Любашка рассмеялась. — Пришлось самой. В мусоропровод червей вывалила. Но я бы была не против, если бы Назар и мне помог. Он прикольный! Я раньше его вообще не замечала, а после червей… Да ему теперь все наши девчонки глазки строят! Вот вроде бы ничего особенного не сделал, а вышло все равно по-особенному! Все парни теперь локти кусают, что не догадались такой поступок совершить!

— Ну да… Поступок… — задумчиво произнесла Кира и продолжила уже более решительно: — А теперь послушай меня! — И она рассказала Любашке о своей червивой истории.

— Во как! — только и смогла проронить Зимина.

— Да, вот так! И, знаешь ли, мне совсем не нравится, что в двух случаях из трех Иващенко был рядом. Может, он и в троллейбусе с тобой ехал, а ты не заметила?

— Нет, не заметить было нельзя. Троллейбус был полупустой. Я же заметила Ленку Зуеву. Мы вместе ехали, потому что в одной музыкалке занимаемся.

— Но Ленка же не станет червей подкладывать!

— Не станет… А с другой стороны… кто знает, что у этой тихони на уме!

— Знаешь, Любашка, а я думаю, что Иващенко просто не ожидал, что ты так резко в троллейбус запрыгнешь, и не смог насладиться твоей реакцией.

— Ты ду-у-у-умаешь… — с сомнением произнесла Зимина, но потом резко отмела подозрение Киры. — Нет! Это не он! Зачем ему подкладывать червей и самому же с ними бороться? Ерунда какая-то получается.

— Пожалуй, — согласилась Кира. — Но кто же тогда? И, главное, зачем? Или почему? Вспомни, может, ты кому-нибудь нечаянно навредила, и он теперь мстит?

— Вроде, никому… Не помню я. А ты? Вредила, что ли?

— Нет… Тоже ничего не могла вспомнить…

— И что нам теперь делать? — Любашка вздохнула. — Как-то все это подозрительно…

— Я, пока болею, ничего сделать не смогу, — отозвалась Кира. — А ты смотри в оба?

— В смысле?

— А в том смысле, что надо выследить, кто все это делает?

— Думаешь, еще кому-нибудь червей покинут?

— Все может быть! Чем-то это все должно же закончиться!

На следующий день Любашка приглядывалась к одноклассникам. Все, как один, казались подозрительными. Особенно Регинка Соловьева и тот же Иващенко. Конечно, Назар, помог Кузичевой избавиться от червей, но, может, это был просто хитрый ход с его стороны — чтобы не заподозрили. А Соловьева с самого утра как-то особенно презрительно поджимала губки и все время что-то искала в своей моднючей сумке. Любашке казалось, что она таким образом проверяет, не сдохли ли ее любимые черви, зажатые кучей учебников, пособий и общих тетрадок. Дохлые черви, конечно, тоже неплохи, но шевелящиеся куда противнее. После третьего урока Любашка даже специально попросила у Регинки двойной листок. И специально — на перемене, чтобы той пришлось лезть за ним в сумку. Но Соловьиха была не промах, сразу сказала, что никаких двойных листков у нее нет, поскольку все ее тетради на спиральках. Разумеется, Любашкины подозрения своим отказом Регина только усилила. В конце концов, Соловьева сама подкараулила Любашку на повороте одного из школьных коридоров, неожиданно гавкнула ей в самое ухо и потребовала:

— Так! Колись, Зимина! Чего ты ко мне прилипла? Что тебе надо? Хочешь, два чистых листка вырву, а ты их скрепочкой соединишь?

Любашка с минуту подумала и решилась спросить прямо:

— Это ты нам с Леркой и Кирой червей подкинула?

— Червей? Вам? Еще и с Киркой?! — Соловьева расхохоталась. — Ой, не могу! Тебе, значит, тоже насовали? Куда? В какую тетрадь? Ох, кто-то и не любит же вас с Кузичевой и Никольской! Ох, не любит!

Регина еще продолжала смеяться, а Любашка уже шла к спортивному залу на физкультуру. По пути ей встретился Назар Иващенко и, как показалось Зиминой, весьма издевательски улыбнулся. Поскольку следить за Назаром в раздевалке для мальчиков было невозможно, Любашка решила расслабиться и на некоторое время забыть про червей. Но после физкультуры она дождалась, когда Назар выйдет из своей раздевалки и, как ей казалось, непринужденно пошла за ним, якобы, по своим делам. Видимо, из Любашки сыщик был никакой, потому что, в конце концов, и Иващенко резко развернулся и спросил в стиле Регинки:

— Колись, Зимина, чего тебе от меня надо?

Любашка решила и от него не скрывать своих намерений. Чего уж теперь! Не придумывать же очередную глупую причину, вроде двойных листков!

— Зачем ты нам червей подкладываешь?! — строго спросила она.

— Я?! Червей?! Вам?! — очень натурально рассердился Иващенко. — Совсем с ума сошла, да?

— А кто тогда?

— Ну, даешь! Как будто, кроме меня, некому!

— Может, и есть кому, только как это узнать!

— А тебе-то, Любаха, что за дело до червей? Ты за кого переживаешь, за Кузичеву или за Никольскую?

— За обеих и за себя в том числе!

— Да-а-а-а… — протянул Назар, когда Любашка рассказала ему и свою историю. — Действует, явно, женоненавистник!

— Почему?

— Так ведь только девчонкам мотыль подкладывает!

— Точно… — вынуждена была согласиться Любашка. — Значит, это делает кто-то из парней. Пораскинь-ко мозгами, Иващенко, кто из парней может этим заниматься!

— Это ты пораскинь своими! Может, вам с Кирой и Леркой кто-нибудь нежную дружбу предлагал, а вы ему отказали, вот оскорбленный вам и мстит?

Любашка на минуту задумалась, но быстро нашлась:

— Не-е-е-е… Лерка уж больно страшненькая… Она никому не нравится… Да и мне, если честно, никто никакой дружбы не предлагал…

— Тогда давай прикинем! — Видно было, что Назар уже вошел во вкус расследования. — У нас четырнадцать парней. Минус я и Прохоров.

— Ага, он уже второй месяц в больнице лежит, бедолага, — согласилась Любашка.

— Минус Вербицкий и Осипчук. Они в тот день, когда Кире червей подложили, в школе не были, их на соревнования по легкой атлетике услали.

— Ты это так хорошо помнишь?

— Помню, потому что их встретил, когда с Никольской у школы попрощался. Таким образом, остается десять человек.

— Немало, — огорчилась Любашка.

— Вспомнил! — воскликнул Назар. — Можно еще Калитина исключить, потому что он в тот самый день, когда Лерке червей подложили, пришел в школу к третьему уроку, то есть, уже после этого происшествия — у зубного был. До биологии я один за столом сидел.

— Все равно девять подозреваемых, это очень много…

Звонок прервал их разговор, и они поспешили на второй этаж на урок английского языка. Английскому они учились в одной группе, а потому вошли в кабинет бок-о-бок, что вызвало приступ веселья у некоторых из одноклассников. Классный клоун Борька Ракитин даже пропел: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Назаре и Любетте!» За это он получил от Иващенко легкий подзатыльник, а Любашка, кивнув на Борьку, сказала Назару:

— Этот точно не стал бы… Ему бы только хиханьки да хаханьки…

Иващенко в ответ лишь пожал плечами.

Когда учительница английского языка Эльза Николаевна предложила открыть тетради с домашним заданием, со своего места вскочил бледный Игорь Зайцев и истерично прокричал: «Какой гад это сделал?!»

В развороте его тетради шевелился клубок грязно-розового мотыля. Эльза Николаевна пыталась продолжить урок, но Зайцев успокоиться не мог и через определенные промежутки времени сообщал классу, что тот, кто это ему утроил, очень скоро обо всем пожалеет. Когда измученная учительница выслала его из кабинета, чтобы выбросить тетрадь вместе с червями, Любашка написала Назару записку:

«Женоненавистник не причем. Зайцев — не девочка. Все расчеты надо начинать сначала. У нас в группе двенадцать человек. Минус я и ты. Целых десять подозреваемых!»

Назар прислал Любашке ответ, который ее здорово огорчил:

«Никто не мешал зайти в наш кабинет любому человеку из другой английской группы. Это же наши одноклассники. Никто бы им не удивился. Так что подозревать можно вообще весь класс за исключением самих пострадавших, больных, спортсменов и меня. Я точно червей не подкладывал! Честно!»