Двенадцать полнолуний

Светлана Кузина, 2021

Родители маленькой Яны уезжают на ПМЖ в Америку, а она остается в деревне со своей бабушкой, которую многие считают ведьмой. Со временем девочка обнаруживает у себя необыкновенные способности. Что это – дар или тяжкий крест? Ей заранее известно о неотвратимости, но она не в силах что-либо менять. Оказавшись на краю жизни, Яне дан шанс начать все заново. Как она распорядится им? Поможет ли ей ее дар?

Яна Никитина плохо помнила своих родителей. Они уехали в Америку летом 1993 года, когда ей было всего восемь лет, и она окончила второй класс. Конечно, остались яркие вспышки, которые ассоциировались у нее с понятием"детство", когда родители водили ее по воскресеньям в парк, где всегда было солнечно, ярко, звучала музыка, кружились карусели, и Яна могла кататься на них бесконечно. У нее была подружка Маруся, но та каталась максимум один раз, а потом долго жаловалась, что у нее кружится голова, и Марусина мама отводила ее в тень, где давала воды и заботливо что-то расспрашивала. Яна же могла кататься целый день, если бы ей разрешили. Хотя, надо сказать, мама Неля разрешала ей много. Яна каталась, а она стояла далеко внизу, яркая и красивая, самая лучшая мама из всех, и Яна радостно махала ей рукой. А та махала в ответ. И Яна оборачивалась на других детей, что неслись по кругу, чтобы убедиться, что они видят, какая красивая у нее мама! Мама Неля тут же кричала, меняя безмятежное выражение лица на озабоченное, сквозь музыку и шум толпы:

— Не вертись, держись крепче!

Яна послушно сжимала цепочки на каруселях, которые так и назывались смешно"цепочные", болтала ногами и кричала в ответ:

— Держусь!

Не переживай, мама! Я ни в коем случае не хочу тебя расстроить! Она неслась навстречу солнцу, голубому небу, зеленой листве и ей казалось, что в эти моменты нет девочки счастливее на свете.

А потом они шли к фонтану, где катали на пони и продавали сахарную вату. Яна любила вату, а еще больше любила наблюдать за процессом ее создания — это же волшебство и чудо, когда буквально из ничего появляется огромная, белая, вкусная и сладкая вата!

— Давай отойдем в тень, а то она быстро растает! — говорила мама Неля и Яна послушно шла в тень, усаживалась на скамейку, где обязательно общались какие-нибудь бабушки, и осторожно ела вату, обкусывая со всех сторон.

— Ишь ты аккуратная! Молодец! — обязательно говорил кто-нибудь из бабушек. Яне нравилась эта похвала, она действительно ела так, что на руках и щеках не оставалось липких пятен, как на других детях и ее обязательно хвалили за это.

— Я все равно потом помою руки в колонке на всякий случай, чтобы платье не запачкать, — серьезно отвечала Яна, не отрываясь от процесса поедания — как же вкусно!

— Девочка есть девочка, — кивал кто-нибудь из бабушек, — Не то, что наш разбойник!

— Девочки тоже разные! — вступала другая и приводила пример какой-нибудь разбойницы-егозы. Диалог этот повторялся каждый раз, хотя бабушки на лавочках случались разные, но, казалось, что у всех них были мальчики и девочки, которые непременно перепачкались бы ватой с головы до ног. Доев, Яна спрыгивала со скамейки, говорила"до свидания"и они с мамой шли к колонке, где была чистая вода, и можно было помыть руки и даже попить. Попить было непременным ритуалом, даже если не очень хотелось. А какой вкусной казалась эта вода!

— Не глотай быстро, она холодная! — предупреждала мама. Яна снова кивала. Она знала это и пила маленькими глоточками, но все равно была благодарна маме, которая ее предупреждает, значит, заботится и любит. Об этом тоже бабушки на лавочке говорили, Яна слышала. Ее мама не только красивая, но и заботливая, самая лучшая на свете. А потом Яна и мама шли к пони. Аккуратная Яна — платья с воланами и вышивкой, белые гольфы, босоножки или туфельки — стояла чуть поодаль, не решаясь подойти к маленькой лошадке, которая, впрочем, в то время совсем не казалась ей маленькой.

— Будешь кататься? — иногда спрашивала мама, заранее зная ответ.

— Неа, — Яна морщила свой хорошенький носик, усеянный веснушками, и трясла рыжими кудрями, — Боюсь испачкаться. А мне нельзя. Я же принцесса!

— На ней попона и не такая уж она грязная, принцесса ты моя привередливая, — от души смеялась мама, звонко, будто не мама, а такая же девочка, как Яна, только чуть постарше, — Точно не хочешь?

Яна качала головой, и они шли дальше. Кормили уток на речке, ели пирожные и пили газировку в летнем кафе, а мама вздыхала.

— Столько сладкого сегодня! Всю неделю конфет не дам!

Яна аккуратно откусывала от корзиночки и вздыхала — нет так нет, зато выходные — настоящий праздник! Она и конфеты-то не очень любит, только красивые фантики, их Яна тщательно разглаживала, складывала в коробку из-под печенья, время от времени бережно доставала и перебирала с огромным удовольствием.

Иногда они ходили в зоопарк, который ассоциировался у Яны с вечным праздником, и там тоже продавалась сахарная вата. Наверное, в парк и на прогулки девочка ходила не только с мамой, но и с папой, но папа почему-то не запомнился. И уж точно они гуляли не только летом, но и зимой, а также слякотной ленинградской осенью и в пасмурные дни, но память четко оставила в сознании Яны исключительно солнце, зелень и голубое небо, которых в Ленинграде, а потом уже снова Петербурге было на самом деле так мало!

Яна помнила свои красивые платья — много, много, она меняла их в сад каждый день. Два дня подряд в одном и том же платье? Ни за что! Платья помнила, а сад не помнила совсем. Разве что эпизод, когда мама в три года привела Яну в первый раз и во время танцевального часа от нее потребовали поменять туфельки на чешки.

— Ни за что! — плакала тогда Яна, буквально рыдала, сидя на полу у своего шкафчика и не давая снять с себя туфли — чешки были такими некрасивыми! Кажется, потом ее все-таки убедили, но уже позже, долгое время Яна занималась в туфлях, вопреки всем правилам. А еще она любила уходить во время прогулки в самый заброшенный домик на территории садика, чтобы играть там в одиночестве. Яне было скучно среди сверстников, а одной, в своем придуманном мире, очень хорошо.

Образ папы ассоциировался у Яны почему-то с зимой. Она ходила в дом пионеров, что располагался в Аничковом дворце, на танцы, а мама Неля ждала ее внизу. Но часто, когда они выходили одетые, им навстречу шел папа. Яна знала, что так будет, однако каждый раз удивлялась, визжала, бежала к нему, бросалась на шею и радостно смеялась. Папа кружил ее, перед глазами мелькали огромные елки с заснеженными лапами, а где-то там, далеко-далеко наверху было темное ленинградское небо. Они шли по Аничкову мосту, сворачивали на Рубинштейна, проходили мимо дома, где когда-то жил Достоевский, и они с папой рассеяно смотрели на окна, будто он мог там появиться сейчас и запросто помахать рукой. Яна спрашивала, кто это и слышала в ответ, что писатель, но ей читать его рано, чуть позже, в старшей школе, она обязательно познакомится с его творчеством. Яна обижалась — она бегло умела читать с четырех лет, неужели не осилит? Однажды, оставшись в комнате одна, подвинула стул к книжному шкафу и довольно быстро нашла целую полку с произведениями Достоевского. Девочка вытащила книгу наугад, полистала и, ничего не поняв, поставила обратно. Мама была права, надо подождать, пока она станет старше.

Улица Достоевского, где жила семья Никитиных была одна из самых мрачных в Ленинграде, но Яна очень любила возвращаться сюда темными зимними вечерами, между папой и мамой, держа их обоих за руки, крепко-крепко. С ними ей было совсем не страшно.

Еще она помнила, как стояла с мамой в очереди в детский мир, где выбросили — какое смешное слово «выбросили» — немецких пупсов. Яна всегда представляла себе, что выбросили — это сложили в коробки и выставили на улицу за ненадобностью, хотя, конечно, в силу специфики того времени знала, что значит в продажу поступил какой-то ценный товар и надо как можно быстрее пойти и постараться купить его. А еще обязательно будет очередь. Стоять в очереди было интересно — Яна любила слушать взрослые разговоры, а там все непрерывно общались. Только девочка переживала — достанется ли им кукла, ведь сколько народу собралось! Кто-то из начала очереди передал, что кукол будет всего двадцать и люди недовольно зашевелились, а Яна отошла в сторону и пересчитала стоявших. Народ двигался, кто-то был с детьми, некоторые по двое, Яна сбивалась, но все равно каждый раз получалось больше двадцати. Она украдкой вздыхала и возвращалась к маме. Эта кукла была ее мечтой, поэтому у кого-то, сама не зная у кого, Яна мысленно просила"пожалуйста, пожалуйста, пусть нам достанется! Всего одна!"И кукла действительно досталась и им и тем, кто стоял после, видимо, их было все-таки больше двадцати. Яна взяла ее в руки и уже не отпускала ни на миг:

— Это мой ребеночек. Мальчик, — заявила она.

— Почему мальчик? — удивилась мама Неля, — Обычно играют в девочек — платьица, рюшечки, бантики.

— Мне не нравятся девочки, — серьезно ответила Яна, а мама снова расхохоталась и почему-то сказала.

— Может, ты и права, мальчики — это хорошо. Хотя ты у меня девочка, и я тебя очень люблю!

Яна важно кивнула и прижалась к маме. Она очень-очень любила ее и иногда ночью просыпалась со страшной мыслью, что с мамой может что-то случиться. Она слышала истории о том, как умирали молодые женщины, например, одна мамина знакомая разбилась в такси, накануне свадьбы. Подумать только! Ее хоронили в свадебном платье. Все это мама Неля рассказала, конечно, не Яне, а соседке снизу, с которой оставляли четырехлетнюю девочку, пока родители были на похоронах. Но Яна все прекрасно слышала и поняла. Ей никто никогда не говорил про смерть и не объяснял про нее, но она откуда-то знала, что это непоправимо и необратимо. Значит, мамина подруга, которая собиралась замуж, больше никогда не вернется и свадьбы не будет. Яна тихо играла в углу под присмотром соседки и пыталась представить себе несостоявшуюся невесту в платье и фате в гробу и даже досадовала на маму — почему та не взяла ее на похороны? Яна вела бы себя исключительно хорошо и тихо, она же все понимает! Все же любопытство в таком возрасте способно пересилить любой страх на свете.

Так что молодые женщины умирали, и гипотетически мама могла умереть тоже. Яна не думала об этом часто, но, порой, страх накатывал на нее с огромной силой, разливался по всему телу липким потом и когтями сжимал что-то в груди, наверное, сердце. Обычно это случалось ночью, Яна садилась в своей постели и начинала бояться. Будить маму она не решалась — та спала в соседней комнате, поэтому немного посидев и слегка замерзнув, Яна забиралась под одеяло и пыталась уснуть. А утром все куда-то уходило, будто и не было.

Однажды, проснувшись от своих страхов, Яна заметила под дверью полоску света, видимо, родители не спали. Был конец августа, скоро девочке предстояло пойти во второй класс, но еще в первом она просыпалась сама под звуки будильника, который специально для нее купила мама. Будильник стоял около кровати, и Яна даже соскучилась по его звону и считала дни до начала учебных занятий. Проснувшись, девочка включила свет и взглянула на время — почти три часа ночи. Почему же не спят родители? Босиком, на цыпочках, она вышла в коридор — мама и папа сидели в кухне, Яна замерла на углу и прислушалась.

–… абсолютно ничего не изменится еще много-много лет, — говорила мама Неля, — А может и вообще никогда, вся история России тому подтверждение. Будущего нет, врачам и учителям столько месяцев не платят зарплату, как это возможно? А потом говорят, что мы берем взятки. Чем? Шоколадками?

— Эх, надо было учиться что-то делать руками, а не на инженера пять лет, — усмехался в ответ папа, — При любом режиме пригодилось бы. Да и в Америке нелишним будет.

— И так не пропадем, — быстро сказала мама.

Яна почувствовала дым сигарет и удивилась — родители никогда не курили! Во всяком случае, она этого не видела. Они заговорили об Америке, о каких-то знакомых, которые работают там то ли водителями, то ли кем-то в ресторане и получают огромные деньги, как мама врачом в Ленинграде за целый год или даже больше. Мама Неля была педиатром и лечила детишек. Яна считала, что у нее очень хорошая работа и тоже мечтала однажды надеть белый халат, правда никому еще о своих планах еще не сообщала. Яна любила приходить к маме на работу в ее кабинет, перебирать инструменты, сидеть за столом, листать какие-то тетради. А сколько интересного висело на стенах там! Разные плакаты, яркие рисунки и даже игрушки стояли на полках, ведь мама была детским врачом. Благодаря ей, Яна совсем не боялась ходить в поликлиники — а чего бояться, если она тут всех знает и ее угощают шоколадками. Особенно интересно Яне было в кабинете у стоматолога — сколько же тут всего! Яна играет дома в стоматолога со своими игрушками, хотя хочет быть педиатром, как мама. А тут мама почему-то говорит, что ее работа плохая, неблагодарная, а почему — Яна не понимает. Ведь еще недавно все было так хорошо!

Но что-то изменилось. Родители ходили напряженные и почти каждую ночь сидели на кухне, а один раз мама Неля рассеянно курила при Яне, чего раньше никогда не было. Яна сделала вид, что не заметила, хотя удивилась, а в сердце поселилась тревога. Она старательно делала уроки — наконец-то начались школьные занятия — выводила буквы и цифры, решала примеры, писала предложения, а сама тревожно прислушивалась к голосам с кухни — о чем там сейчас говорят ее родители?

В октябре мама неожиданно повеселела. Папа, кажется, не изменился, а вот она сияла, ходила по дому, что-то напевала и без конца тискала и обнимала Яну. Девочка радовалась, но стеснялась спросить, что стало причиной резкой смены маминого настроения. Она еще пару раз попыталась подслушать разговоры, но родители вели беседы о чем-то общем, правда, все больше про Америку. Стоять долго в темном коридоре было тяжело, у Яны замерзали ноги, а тапки она не надевала специально, чтобы ступать как можно тише. Девочка возвращалась в постель, пыталась заснуть, ворочалась и не по-детски вздыхала, словно предчувствовала близкие перемены. Перемены случились, и жизнь Яны никогда больше не была прежней.

Спустя полгода, летом, родители улетели в Америку, а Яну было решено оставить с бабушкой. Услышав об этом в первый раз, девочка разрыдалась.

— Почему, ну почему, мамочка? Я буду хорошо себя вести! Не оставляйте меня здесь, пожалуйста!

Мама Неля побелела и крепко прижала к себе Яну — она не ожидала, что ее послушная дочка, которая всегда делает то, что ей велят, не согласится с этим решением.

— Яночка, но это же совсем ненадолго! Мы подаем документы на визу и шансы, что нам ее откроют — очень низкие! Ты понимаешь, что такое низкие шансы? Я объясняла тебе.

Яна кивнула, продолжая сидеть, уткнувшись носом в мамино теплое плечо, которое так приятно пахло какими-то очень сладкими духами. Она знала, что такое шансы, но не знала, что такое виза, представляя это себе крайне смутно.

–… если здесь останешься ты, то нам откроют визу, ты будешь гарантией того, что мы вернемся и не останемся в Америке насовсем.

— Вы вернетесь? — Яна с надеждой всматривалась в мамино лицо. Та побледнела еще больше, а карие глаза сделались совсем черными. Яна не стала спрашивать, что такое гарантия, она услышала лишь «мы вернемся» и очень хотела, чтобы мама немедленно и горячо заверила ее в этом. Но мамино выражение лица говорило об обратном, и Яна снова уткнулась ей в плечо.

— Яночка, доченька, не надо плакать! Мы не вернемся, в этой стране абсолютно нечего делать, ты вырастешь и поймешь это! Ты будешь благодарна, что мы увезли тебя отсюда! — сбивчиво говорила мама, будто Яна была совсем взрослой и могла все понимать, — Мы не вернемся, это ты приедешь к нам очень скоро, оглянуться не успеешь! А пока поживешь у бабушки Гали.

— В деревне? — Яна снова пытливо посмотрела в лицо маме, — Или бабушка будет жить здесь, в нашей квартире и присматривать за мной?

Мама беспомощно всхлипнула, а Яна слезла с ее колен и отошла к окну, которое выходило во двор — такой привычный и родной! Одно дело уехать с родителями в сказочную Америку, про которую столько разговоров, а совсем другое отправиться к бабушке в деревню. Это уже слишком!

— Бабушка не может уехать из деревни и бросить свое хозяйство, огород.

— Но огород бывает летом! — возразила Яна, глядя на маму с укором, — Зимой мы можем жить здесь! И как я буду ходить в школу? Мне придется каждый день ездить сюда?

— Нет, ты будешь ходить в школу в деревне, там очень хорошая школа! Бабушка раньше была там учительницей, она всех знает, все тебе подскажет и поможет с уроками.

— Мамочка, нет, нет! — Яна с ревом бросилась к матери, опустилась на колени и заглянула ей в глаза, — Я не хочу ходить в другую школу, мне нравится моя школа! И ведь я все равно поеду к вам, зачем мне начинать ходить в школу в деревне? Я буду читать, писать и решать примеры дома, но можно я не буду ходить туда?

Яна была готова пойти на компромисс — пусть родители уедут, а она будет жить у бабушки в деревне, но новая школа, вместо привычной в Графском переулке, пугала ее невероятно.

— Мамочка! — Яна молитвенно сложила руки, чувствуя, понимая, догадываясь, что от этого ничего не изменится. Ее красивая, веселая и любящая мамочка все равно сейчас скажет, что они уедут, Яна поедет в деревню к бабушке и там ей придется пойти в другую школу.

— Не бойся, доченька, — мама гладила Яну по голове и тоже плакала, — Это хорошая школа, я там училась. После городской тебе будет очень-очень легко, и ты станешь отличницей, вот увидишь! Мы заберем тебя, как можно скорее, но пока тебе обязательно надо ходить в школу. Ты же понимаешь.

Мама говорила еще много слов, но Яна находилась будто в тумане, не слушая ее. Каким-то образом она оказалась у мамы на коленях, снова сидела, уткнувшись в ее плечо, и вдыхала аромат духов, сладких и немного, самую малость резких, каких-то тревожных.

Спустя много лет, бродя по Дьюти-Фри нью-йоркского аэропорта, Яна заглянула в парфюмерный магазин. К тому времени у нее была приличная коллекция всевозможных духов — под настроение, повод и даже под одежду, но перед каждым полетом она неизменно оказывалась возле полок с красивыми коробочками и нюхала разные ароматы наугад, прыскала на специальные бумажки, брала их с собой и покупала потом то, что особенно полюбилось. Яна взяла очередную бумажку, прыснула на нее взятыми с полки духами и неожиданно почувствовала, как к горлу подступает комок. В чем дело? Какой-то резкий запах, духи не в ее вкусе, но почему такая странная реакция?

— Это Опиум, ретро-аромат, в ретро-упаковке, — защебетала миниатюрная глянцевая продавщица, оказавшаяся рядом с Яной.

Опиум. Яна взглянула на коробку — точно такая же стояла в их прихожей, на полочке у зеркала, давно-давно, в другой жизни. А этот аромат долго витал в коридоре, когда мама уходила.

— Очень стойкий запах! — продолжала продавец, заученно улыбаясь.

А еще этот аромат был в мамином кабинете в поликлинике. И главное, его так хорошо запомнила Яна, когда плакала в тот памятный день у нее на плече. Опиум.

— Извините, — пробормотала Яна, не в силах бороться с подступающими слезами и выбежала вон из магазина. Продавщица недоуменно посмотрела ей вслед, пожала плечами и поправила коробочку на полке. Яна быстрым шагом дошла до бара «кофе и двойную порцию виски, пожалуйста!» — на английском обратилась она к бармену. Тот серьезно кивнул, но все равно все напутал. И вдруг все стало не так. Господи, как она ненавидит Америку! Какого черта она тут?

— Это двойной кофе, а я просила двойную порцию виски!

— Виски в кофе.

— Двойную порцию виски! Не надо в кофе. Налейте отдельно.

Яна понимала, что ведет себя, как истеричка, избалованная русская туристка, но никак не могла успокоиться. Бармен недоуменно косился на нее, Яна пересела от барной стойки за столик в самом углу, залпом выпила виски и поймала себя на мысли, что до сих пор держит в руках ту самую бумажку из парфюмерного магазина. Понюхала снова. Слезы закапали в кофе, Яна больше не могла себя сдерживать. Боль, обида, сплошное «почему? Кому стало лучше? За что она сейчас может сказать спасибо?» Она уже давным-давно не общалась с родителями, разве что формально. У нее фактически нет их, с тех самых пор, как мама объявила, что они уезжают в Америку без нее. И тот день для Яны имеет терпкий запах Опиума. Она залпом выпила кофе, поморщилась и решительно отбросила пробник. И почему эти неприятные, резкие духи когда-то казались ей сладкими?

Но это было много позже, а пока Яна с ужасом ждала дня отъезда и каждый раз надеялась, что быть может родители передумают или им не откроют ту самую визу, за которую так сильно переживает мама. Прошел октябрь, наступил ноябрь, затем декабрь и подготовка к Новому году, а ничего не менялось. Яна тайно радовалась и решила, что ее просьбы дошли до кого-то там наверху, родители останутся с ней и все обязательно наладится! Она уговорила маму поставить елку в начале декабря, и мама не спорила с ней, просто достала елку и большую коробку игрушек, укрытых дождиком и мишурой. Вместе они наряжали елку, Яна радовалась каждой игрушке, будто видела ее впервые, осторожно обтирала тряпочкой, любовалась и вешала на ветку или давала маме, чтобы повесила та. Этот вечер Яна запомнила до мельчайших деталей и, спустя годы, зажмурившись, могла представить подробнейшим образом каждую игрушку, или почти каждую. Все они были удивительными, неповторимыми и скорее всего, отлично сохранились в их квартире на улице Достоевского. Скорее всего, потому что Яна не знала точно, она так и не смогла залезть в коробку, где они хранились и посмотреть, хотя неоднократно собиралась. Да и зачем? Она и так их помнила. Уже позже, в Америке Яна покупала разные игрушки и наряжала елку в каком-нибудь стиле — белая или под Тиффани, а потом она увлеклась коллекционированием балерин и наряжала ее балеринами. Находила игрушки в разных городах на барахолках, бог знает каких годов — неповторимые, дышащие историей, из Италии, Франции, но при этом таких красивых, как в детстве, ей не попадалось больше никогда. Возможно, игрушки были не такие уж красивые и многое из того памятного вечера Яна себе нафантазировала. В одной книге афоризмов она прочитала, что «ностальгия — это желание вернуть то, чего у нас никогда не было» и была отчасти согласна с этим утверждением. Счастье редко бывает абсолютным в тот момент, когда оно происходит. Но, оглядываясь назад, мы не помним боли, сомнений, ссор или всего того негативного, что наверняка присутствовало и что за годы стерла услужливая память, оставив лишь тепло маминой улыбки, ее проворные руки с длинными пальцами, которые вешали на елку самые красивые игрушки на свете. Да и Нового года с родителями больше не было, ни разу.

Праздник встретили с друзьями, салатом оливье, собственноручно испеченным мамой Нелей тортом и телевизором. В полночь все поздравляли друг друга, чокались советским шампанским, зажигали бенгальские огни и желали всего самого хорошего в новом, 1993 году. Яне кто-то сунул в руку бенгальский огонь, и девочка поморщилась — она почему-то их боялась, считая, что огненные брызги обжигают руки. И хотя родители говорили, что это не так, Яна чувствовала, что обжигают!

— А нам все-таки открыли визу! — неожиданно сказала мама Неля, радостно улыбаясь, будто не собиралась говорить, но не смогла сдержаться. Яна подняла на нее глаза и замерла. Все вокруг потонуло в криках друзей «ура, поздравляем! Молодцы, ребята, добились своего!» Яна стояла рядом с мамой, оглушенная, не заметившая как бенгальский огонь догорел до конца и, кажется, действительно не обжег ей руку.

Пока друзья обнимались с родителями и выспрашивали подробности, Яна проскользнула на кухню, никем не замеченная, встала коленями на стул и прижалась лбом к стеклу. Во двор начали постепенно выходить люди, веселье продолжалось уже на улице — галдели дети, громко разговаривали взрослые, звуки музыки и оживленные голоса раздавались из их гостиной, которая одновременно служила спальней родителям. И только Яна была будто чужая на этом празднике. Она вгляделась в свое отражение в окне — рыжие кудри по плечам, яркий бант, розовое платье с пышными рукавами и вышивкой, а на подол мама пришила мишуру — очень красиво и празднично. Только настроение совсем непраздничное. Яна запомнила этот Новый год на всю жизнь. Тем более, спустя много лет, ей было уже целых двадцать пять, у нее был похожий Новый год со своим мужем Алексом, в Париже, в ресторане дорогого отеля, где они остановились. На Яне было роскошное черное платье, с глубоким декольте, приталенное, короткое, но с рукавами, чтобы не выглядеть слишком вызывающе. Платье сидело идеально, а Яна ощущала себя так, будто на ней не было надето ничего, а это признак того, что наряд действительно дорогой и хороший. И кудри по плечам. И туфли Джимми Чу — она купила их в Нью-Йорке на распродаже. Алекс сидел и улыбался, он был доволен — вывез русскую Золушку в Париж, в самый шик и блеск, в новогоднюю ночь. Хотя Алекс тоже был русским — Александр, Саша. Но, кажется, Сашей Яна так ни разу его и не назвала — серьезный, рассудительный и немного занудный Алекс просто не мог быть Сашей. Но он не виноват, он двадцать лет жил в Америке, переехав туда еще школьником.

— Дорогая, тебе нравится? — Алекс кивнул в сторону сцены, где отплясывали девушки в духе Мулен-Руж. С гордостью кивнул, будто он как минимум сам поставил этот танец.

— Очень красиво, — равнодушно отозвалась Яна, отпивая шампанское, — Я сейчас вернусь, мне надо позвонить, поздравить с Новым годом.

— Родителей? — уточнил Алекс, — Передавай им поздравления от меня тоже!

— Родителей, — кивнула Яна, встала и пошла к выходу. Шикарный холл, услужливый портье, улыбки вокруг, Яна тоже попыталась улыбнуться, вышло фальшиво. Как же она возненавидела улыбки по протоколу, прожив в Америке четыре года! В номере Яна скинула туфли на шпильках и босиком, в чулках, с наслаждением прошла по ворсистому ковру. Она не собиралась звонить родителям, она думала, что может набрать заветные цифры и позвонить в Петербург, но ничего не получилось. Яна несколько раз набирала номер до половины и клала трубку. Ему это не надо. Ему не нужны ее звонки и поздравления. Яна подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и отчетливо вспомнила встречу Нового года на улице Достоевского много лет назад. Красивое платье, кудри, все как и тогда, разве что стул не надо больше к окну подставлять — и так достает. И, да, она все такая же лишняя на празднике жизни.

— Все мы родом из детства, — пробормотала Яна. А еще подумала, что Алекс, наверное, был прав, когда предлагал Яне посетить психолога. А почему бы и нет? В Америке — это обычное дело! Но Яна не хочет, тем более американского психолога. Она сама во всем разберется, когда-нибудь потом. А пока наденет туфли, спустится в ресторан, выпьет еще шампанского и скорее всего, развеселится и станет такой, какой ее любит Алекс — легкой, смешливой. Никакой другой ее Алекс не любит, потому что он расчетливый американец, а зачем тратить деньги и время на человека, который грустит или пестует свои комплексы? Поэтому ей только и остается быть легкой и смешливой, никак иначе. Бросив взгляд в зеркало в лифте, Яна осталась довольна своим отражением и в зал вошла почти веселая, подумав о том, как же хорошо, что на свете есть шампанское.

Родители уехали ближе к лету, потому что возникло много проволочек, связанных с документами. Яна не помнила эти дни. Спустя годы, она не переставала удивляться, что такой важный этап ее жизни полностью стерся из памяти, будто ненужный файл из компьютера удалили. А, может, так оно и было — защитная реакция, форматирование памяти, обычное дело.

Яна очень боялась бабушку, да и бывала у нее до переезда всего два раза — в три и пять лет. Папа не любил ездить в деревню и в отпуск они отправлялись на Черное море, а один раз на Балтийское, где Яне очень понравилось, потому что море было мелким и можно было зайти далеко-далеко, а вода при этом была по колено. На новогодние праздники родители Яны вместе с ней однажды ездили в пансионат в Карелии, но в основном оставались в Ленинграде и приглашали друзей — у них, у одних из немногих в то время была отдельная квартира. Яна неизменно радовалась, будь то пансионат или гости и понятия не имела о том, что следует ездить и навещать бабушку, которая живет всего лишь в шестидесяти километрах от Ленинграда.

— Как мы отправим к ней ребенка на неопределенный срок? Она же ведьма! — примерно такую реплику услышала Яна от папы, в очередной раз стоя в темном коридоре босиком, и замерзая на холодном линолеуме. Про ведьм Яна мало, что знала, но в некоторых книжках и сказках они встречались, поэтому девочка попыталась восстановить в памяти какие-то иллюстрации и поежилась — неприятные создания эти ведьмы! Но при чем тут ее бабушка? Разве существуют ведьмы где-то еще, кроме как в детских книжках, со страшными картинками? В ту ночь Яна вернулась в свою комнату, в свете лампы нашла одну из книг и начала листать ее. Ведьмы заманивают в лес маленьких девочек, чтобы зажарить и съесть. А еще у них в доме по стенам и под потолком висят мыши, крысы, а то и змеи. И выглядят ведьмы не лучшим образом — страшные, скрюченные, на носу бородавка, а уж пальцы какие — только и ждут, как схватить маленькую несчастную девочку! Яна попыталась вспомнить бабушку, но почему-то не смогла. В ту ночь она так и не уснула, ворочалась, думала, плакала, успокаивалась ненадолго, обнимая большого плюшевого медведя, снова плакала, а к утру пришла для себя к твердому выводу — родители ее предали и взывать к ним бесполезно. Раз бабушка ведьма, то так тому и быть, и выходить из сложившийся ситуации ей придется самой.

Бабушка жила на окраине деревни, ей принадлежал довольно внушительный участок земли, а сразу за ним начиналось кладбище. Все остальные дома стояли значительно дальше — деревенский суеверный народ не желал лицезреть у себя под окнами погост, а бабушке, казалось, было все равно. Яну привезли в конце мая с большим количеством вещей, но основное оставили в квартире на улице Достоевского, и Яна очень от этого страдала. Почему-то мама считала, что брать все-все ее книги к бабушке вовсе не обязательно, сложила их в коробку и убрала на антресоли. Спасибо, что не выбросила!

Яна наблюдала за этим мрачно и отстраненно, сжимая лапу плюшевого медведя. Большая часть игрушек отправилась к книгам, а затем мама с сомнением посмотрела на медведя и спросила с извиняющей улыбкой.

— Его тоже уберем? Слишком он большой, зачем его брать с собой?

Но Яна так на нее посмотрела в ответ, что мама согласно закивала и приступила к упаковке собачек, белочек и зайчиков, приговаривая о пыли и грязи, которых так много в городе, а в целлофановых пакетах зайчикам будет лучше, чем так. Яна сжимала руку медведя и с горечью задавалась вопросом — неужели мама ничего-ничего не понимает? Вот и медведя хотела убрать. А он же друг, который ее никогда не предаст! Не уедет в Америку. Впрочем, медведь в Америку все же попал, много позже, вместе с Яной. Она даже в чемодан его класть не стала, так и несла в руках, на радость первому мужу и стюардессе. Впрочем, клиент платит, клиент волен делать все, что ему хочется. В рамках конечно. Можно вашего мишку на полку с ручной кладью? Ах, нельзя? Ну ладно, ладно, пусть сидит на руках. Тем более миниатюрная Яна вполне могла разместить на своем кресле медведя без ущерба для обоих. Понимающая улыбка стюардессы. Хотя скорее заученная, а не понимающая. Хорошо хоть пояс для инфанта не предложили медведю! Яна хихикает медведю в макушку, муж говорит о чем-то, наверное, очень важном. Муж умный и правильный и всегда знает, как должно быть, а еще все-все просчитывает. Яна так не умеет. Поэтому он продолжает о чем-то рассуждать — навсегда уезжают из России, исторический момент — а Яна сжимать своего медведя, смотреть в иллюминатор и мысленно прощаться с Артемом. Обнимать медведя и прощаться. При чем тут медведь и Артем? Но обнимая медведя, ей неизменно становилось легче, и боль от разлуки с Артемом смягчалась. Но это было много позже. А сейчас восьмилетняя Яна сжимала лапу своего плюшевого друга, как последнее связующее ее с прошлой жизнью звено. С жизнью на улице Достоевского, где прошло ее детство, и были первые два класса школы, где была семья, многочисленные праздники, гости, Черное и даже Балтийское море. Жизни, которой больше не суждено было повториться.

— Ну, раскладывай давай уже вещи! Не буду же я делать это за тебя! — бабушка строго взглянула на Яну. Та поспешно пошла к чемоданам, раскрыла один из них, встала на колени и начала перебирать свои юбки, платья, колготки, недоумевая — как раскладывать, куда? Родители хотели привезти ее заранее, но бумажная волокита, как и упаковка вещей с собой в США, затянулись до последнего дня и в итоге папа привез Яну к бабушке накануне отлета, а мама и вовсе не смогла поехать — скомкано попрощалась с ней, сажая в машину. Яна и медведь не обиделись, просто в очередной раз удивились — как же так? Разложить вещи папа не помог, быстро все разгрузил, занес в дом, что-то сказал бабушке, попрощался с Яной и отбыл на чужой машине, потому что свою уже продали — зачем ей стоять в гараже, если они уезжают навсегда? Гараж, впрочем, тоже продали. А с вещами и квартирой суеверно расставаться побоялись, да и не так это просто и быстро. Решили когда-нибудь потом.

Яна не привыкла раскладывать вещи на чужой территории, она вообще не знала, как это делается, потому что этим всегда занималась мама Неля. Медведь сидел рядом на полу и абсолютно ничем не мог ей помочь, хотя Яна смотрела на него растеряно и даже вопросительно.

— Вот твои полки, — показала бабушка на выделенное место в шкафу, — Думаю тебе хватит.

У бабушки дома не было крыс или змей под потолком, чего так опасалась Яна. И она была очень приятной, если не сказать красивой — никогда девочка не видела, чтобы женщины такого возраста выглядели настолько молодо! Кажется, у бабушки почти не было морщин. А волосы были золотистые, совсем не седые и к тому же длинные, носила их бабушка в косе, а вовсе не закалывая в пучок, как многие ее ровесницы. В первый момент Яна невольно залюбовалась бабушкой, а та оглядела ее чуть насмешливо и немного вопросительно, а еще оценивающе и, похоже, оценила положительно.

— Медведя своего можешь здесь разместить, — бабушка кивнула на глубокое кресло, что стояло в углу и, было похоже, что им никто не пользовался. Бабушка сказала так, будто медведь был живой, и Яна была ей за это благодарна, даже улыбнулась неуверенно и застенчиво, но все-таки улыбнулась впервые с того момента, как покинула их квартиру. Медведю кресло понравилось, Яна несколько раз любовно поправила его, чтобы было удобно, а потом вернулась к вещам. В бабушкином шкафу она пыталась занять как можно меньше места, хотя вещей у нее действительно было очень много, несмотря на то, что мама Неля оставила часть в квартире, что-то выбросила, а остальное раздала знакомым. Да, в той, другой жизни, мама Неля действительно баловала ее! И шкаф у Яны был собственный. Как и комната. Впоследствии она не раз раскладывала вещи, то у первого мужа, то у Алекса, то в разных отелях и везде старалась занять как можно меньше места, потому что это были не ее шкафы, не ее комната, не ее жизнь, даже в огромном двухэтажном доме Алекса.

В первую ночь Яна почти не могла спать — бесконечно думая о том, что совсем недалеко находится кладбище, которого она боялась до мурашек. Дрожа и обнимая медведя, Яна шептала себе, что там мертвые и ничего страшного в этом нет. Что они могут сделать? А к утру к ней пришел бабушкин серый кот, не черный, как полагается иметь ведьмам, а серый, в черную полоску, он лег рядом и начал довольно мурлыкать. Яне стало намного легче, она погладила кота, обняла одной рукой его, а другой медведя и наконец-то смогла уснуть крепким, детским сном.

Позже Яну всегда любили кошки, разные, даже самые строптивые, уличные, не дающие другим подойти к себе, а не то, что гладить. Все они к Яне бежали сами, ластились и были абсолютно счастливы, когда она трепала их за ухом или гладила по спине. Яна и сама любила кошек всей душой, однако этот серый кот, который пришел и смог успокоить, остался с ней навсегда, и впоследствии Яна неосознанно тянулась именно к таким серым, беспородным, хотя ее знакомые предпочитали персов, британцев и входивших в моду сфинксов. Кошки находили Яну, выделяли из толпы, появлялись из неоткуда, жмурились, смотрели на нее и в очередной раз давали понять, что она не такая, как все.

Не такая, как все

— Иди, погуляй, тут много детей твоего возраста, — сказала бабушка Яне во время завтрака, после той самой бессонной ночи.

Девочка послушно кивнула, поспешно доела, совершенно не чувствуя вкуса, чтобы не рассердить бабушку, а также чтобы как можно скорее избавиться от вида кладбища прямо за окном кухни. Оно было не то чтобы близко, но Яна же знала, что кладбище там есть! И уже одной этой мысли было достаточно для того, чтобы бояться.

В первый свой день в деревне Яна постаралась нарядиться красиво — белое платье с воланами, расшитое бусинами и цветами — аккурат для снежинки на новогоднем утреннике, мама бы никогда не разрешила надеть его просто так, да еще и в деревне! Но бабушке, кажется, было все равно, а Яне хотелось иметь хоть какие-то преимущества того, что мамы больше рядом нет, так почему бы не платье, не белые гольфы, не туфельки на маленьком каблучке, так похожие на настоящие, взрослые, выходные туфли! Свои рыжие длинные, почти до пояса, волосы, Яна не стала заплетать в косу, а распустила. Обычно мама не разрешала ей подобные вольности, разве что на утренники и праздники, но мамы больше рядом нет, и сейчас Яна сама решает, как ей выглядеть. Хочет она праздник прямо сегодня, пусть так и будет! Все это делало Яну если не довольной и счастливой, то хотя бы более или менее примеряло с окружающей действительностью. Почему бы и нет? Тем более сегодня первый полноценный день на новом месте, она наверняка познакомится с какими-нибудь обычными детьми и напрочь забудет о том, что живет у бабушки, которая выглядит совсем не как бабушка, а дом ее, пусть самый обыкновенный без крыс и змей, находится рядом с кладбищем. С мыслями о мальчиках и девочках ее возраста, Яна шла по деревне, совершенно не замечая взглядов местных жителей, которые были направлены на нее — откуда и каким ветром занесло сюда этого белого лебедя? В светлую одежду в деревне не одевался никто, тем более дети. Яна шла и никого не замечала, пока не встретила компанию ровесников, напротив которой приостановилась. Дети — две девочки и два мальчика в шортах, перепачканных футболках и с разбитыми коленками, стояли на обочине и подозрительно разглядывали незнакомку. Яна попыталась улыбнуться, но дети, кажется, были настроены совсем недружелюбно.

— Это Гальки-колдуньи внучка! — шепнула одна из девочек и сделала шаг назад. Зато мальчишки тут же вышли вперед, скрестили на груди руки и презрительно оглядели Яну с головы до ног.

— Эй ты! Подойди-ка сюда!

Инстинкт самосохранения подсказывал девочке, что лучше уйти от этой компании как можно быстрее. Однако ей так хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь в этой деревне, что она невольно сделала шаг навстречу детям. Может у них так принято относиться ко всем незнакомым? А пообщаются, подружатся и все будет хорошо? Яна продолжала неуверенно улыбаться.

— Ты Галькина внучка? — мальчишка указал на тот конец деревни, откуда пришла Яна. Она кивнула в ответ, отметив про себя, что довольно странно слышать от мальчика ее возраста «Галька» по отношению к пожилой в женщине, которой являлась ее бабушка.

— И такая же ведьма, как она! — пискнула одна из девочек и тут же спряталась за спинами мальчиков, добавив оттуда, — И волосы такие же рыжие!

Яне было очень интересно, почему бабушку называют ведьмой — пока она не нашла ни одного подтверждения этому факту. Впрочем, она тут всего второй день и, видимо, главные открытия еще впереди. Яна постаралась не реагировать на тон детей и сказала как можно вежливее.

— Меня зовут Яна, я приехала вчера, потому что мои родители уехали жить в Америку, а я пока буду здесь. С сентября я пойду в третий класс. А вы учитесь в школе?

— А тебе какое дело? — прищурился ее собеседник, — Убирайся отсюда, ведьма! Только тебя нам и не хватало!

Мальчишка наклонился, и Яна вздрогнула, подумав о том, что он собирается поднять с земли камень, однако это была грязь, которая тоже приходилась некстати, если вспомнить про белое, нарядное платье. Правда Яна до конца не верила, что дети способны на такое — она же не сделала им ничего плохого! Комок грязи осел на пышной юбке, Яна разглядывала ее удивленно, не веря своим глазам. За что? Следом к земле наклонилась девочка, а Яна развернулась и побежала. Она помнила, что ее парадные туфли когда-то были очень неудобными, не разношенными — на новогоднем утреннике в школе она жаловалась маме, что они чуть-чуть натирают ей ноги. С тех пор прошло пять месяцев и размер ноги точно не стал меньше, но сейчас Яна будто не чувствовала неудобства. Она бежала сначала к дому бабушки, потом мимо него, по дорожке, в сторону кладбища, почему-то интуитивно зная, что дети не побегут за ней туда.

Это утро у Артема Гончарова явно не заладилось. Еще за завтраком бабушка попросила его сходить на могилу к дедушке и убраться там, а также выложить территорию вокруг мелкими камнями, что в изобилии находились в овраге непосредственно за погостом. Артем кладбища не любил, а уж быть там одному ему не нравилось и подавно, однако даже себе он не смог бы признаться, что в его тринадцать лет банально боится. Кого и чего — Артем толком объяснить не мог, но находиться на кладбище ему было крайне неприятно. Отказаться и заставлять бабушку таскать ведра с камнями было не по-мужски, и Артем, конечно, кивнул, но загрустил, поняв, что у бабушки дела на огороде и она не пойдет с ним совсем.

День был яркий, солнечный и страхи Артема постепенно улетучились. Он навел на могиле порядок и уже собирался было идти за камнями, когда услышал какой-то нарастающий шум. Артем отставил ведро и внимательно посмотрел вглубь кладбища, откуда этот шум раздавался. Посмотрел и вздрогнул — среди могил, прямо к нему, бежала какая-то девочка, абсолютно нездешняя, в белом платье, рыжая, растрепанная и ужасно бледная, как отметил Артем, когда увидел ее на более близком расстоянии. Она добежала до ограды, которая теперь разделяла их, вцепилась в нее руками, пытаясь отдышаться, а потом быстро-быстро заговорила о каких-то детях, о том, что все несправедливо, потому что она просто хотела дружить, родители уехали, и у нее теперь нет никого, кроме плюшевого медведя. Совсем никого. Только медведь. А они обозвали ее ведьмой и закидали грязью — за что? А еще сказали, что ее надо сжечь на костре. Что она им сделала? Артем с удивлением слушал этот монолог и разглядывал девочку — ее платье действительно было заляпано грязью, рыжие волосы то и дело падали на лицо, она мотала головой, чтобы их убрать и все еще пыталась отдышаться. Какая ведьма? Что за медведь? О чем она? Зачем говорит это ему? Девочка замолчала, а потом подняла на Артема глаза и, казалось, уже отдышавшаяся, задохнулась снова, да так, что Артем не на шутку перепугался. И не зря. Девочка минуту, не меньше, смотрела на него, а потом упала в обморок, прямо около ограды.

— Да, день не заладился, — пробормотал Артем, пытаясь понять, что же ему с ней делать и кто она такая? Впервые ее здесь видит! Решив, что сегодня могила деда явно не будет убрана до конца, Артем направился к странной незнакомке.

Кладбище было совсем нестрашным, во всяком случае, точно не страшнее тех маленьких монстров, которые почему-то обозлились на Яну, да еще кричали, что ее надо сжечь на костре, как поступали с ведьмами раньше. Недоумевая, не понимая, Яна бежала вперед и мысленно твердила себе, что главное — не останавливаться. Дорожка петляла среди могил, а Яна бежала и бежала, будто четко зная куда, ни на метр не сбиваясь с курса. Этого парня она увидела издалека и бросилась к нему, надеясь, что он не сделает ей ничего плохого, потому что не может сложиться так, чтобы все вокруг были плохими! Так не бывает даже в самых страшных книжках! Парень, кажется, испугался и крайне удивился, увидев Яну, а она поспешно попыталась объяснить ему ситуацию, подробно, как могла, уцепившись за ограду и силясь отдышаться. Было ясно, что парень не собирался ее обижать, но, кажется, никак не мог понять, что случилось. Яна подняла на него глаза впервые за весь разговор.

Потом она привыкла к такого рода видениям, но в тот раз это было незнакомое прежде ощущение. Яна снизу вверх смотрела на Артема, и перед ней проносились картинки, сменяя друг друга, как слайды на проекторе. Она видела разные города, людей, машины, слепящие огни, пронзительно голубое небо, Казанский собор, побережье океана и чувствовала, что это каким-то образом связано с тем парнем напротив которого она стоит. Однако на слайдах было много разных людей, а вот его не было и это было больно, обидно и крайне досадно — почему? Она слышала это пронзительное «почему?» на фоне людей, городов и какого-то постороннего шума. Шум стал совершенно невыносим, Яна увидела стремительно приближающийся свет, растерянную девушку в белом платье, с босоножками в руках и потеряла сознание.

В себя Яна пришла довольно быстро, объяснила Артему, кто она такая и где живет. Мысленно он пожалел эту бедняжку, которой теперь придется находиться у странной женщины из дома на окраине, с видом на кладбище. И как она это терпит?

— Бабушка хорошая, а к кладбищу можно привыкнуть, — неожиданно сказала девочка, а Артем вздрогнул — она ответила на его мысли. Впоследствии это часто случалось, иногда Артем шутил по поводу Яниной телепатии, но та только плечами пожимала и отвечала, что ни с кем, кроме него, у нее такого не бывает, значит, она не телепат. Яна явно была не такая, как все, но ей очень хотелось быть как все или хотя бы поддерживать эту иллюзию.

Артем жил через три дома от Яны, но в конце деревни бывал крайне редко, да и что ему тут было делать? А ей так хотелось увидеть его, после знакомства на кладбище! Придумать повод она не могла, а потому оставалось только мечтать перед сном и вздыхать — вот бы он появился у них во дворе! О том, что мечты сбываются, Яне представилась возможность убедиться на следующий день, когда она в прекрасном настроении и в очередном красивом платье — румынском, нарядном, сбегала по ступеням крыльца вниз. День был солнечный, жужжали мухи и пчелы, Яна улыбалась миру вокруг, пока взгляд ее не наткнулся на то, чего в этом дне быть просто не могло, потому как выбивалось из общей картины счастья и гармонии. Напротив крыльца, на небольшой, еще молодой яблоне, висел тот самый серый кот, который скрашивал Янино одиночество и страхи в первую ночь в деревне. Понимая, что непоправимое уже произошло, она, тем не менее, осторожно подошла к коту, надеясь, что он жив или Яна сможет что-то сделать, чтобы оживить его — ведь еще вчера вечером она сама наливала ему молока и гладила такого теплого и пушистого! Как может сегодня его не быть совсем?

Но кот был мертв и даже успел окоченеть. Видимо, его убили еще ночью, а повесили недавно, так как бабушка выходила утром, чтобы ехать по своим делам и кота в тот момент, скорее всего, еще не было. Яне даже догадываться было не надо, кто это сделал — она точно знала, что виновники те самые дети, которые закидали ее грязью. Полная злости и решимости, Яна вышла за калитку и направилась туда, где несколько дней назад встретила детей, она больше их не боялась. Но уйти далеко у девочки не получилось, так как из симпатичного желтого дома, где как раз жил Артем, выскочила овчарка и бросилась навстречу. Если кошек Яна любила и понимала, то собак побаивалась и тщательно избегала, правда сейчас злость на детей была настолько сильной, что она и внимания на овчарку не обратила, тем более следом на дороге появился Артем и поспешно сказал собаке.

— Найда, ко мне! — а потом повернулся к Яне и добавил, — Не бойся! Она молодая, дружелюбная и совершенно не кусается.

Яна кивнула, мол, не боится.

— Что-то случилось? — Артем взглянул в лицо Яне и невольно испугался, слишком уж жестким и даже жестоким оно было для такой маленькой девочки. В ответ она решительно взяла его за руку и повела к своему дому, который вызывал у Артема неприятное чувство не меньше, чем кладбище, но не мог же он признаться в этом восьмилетней девчонке! К тому же за ними бежала Найда, и это немного разряжало обстановку. Увидев кота, Найда залилась лаем, а Артем остановился как вкопанный, не зная, как действовать в такой ситуации, а главное, какой реакции ждать от Яны, вдруг она закатит истерику или опять упадет в обморок. Но Яна держалась на удивление стойко, только сказала побелевшими губами.

— Это опять те дети. Когда они уже оставят меня в покое? Что я им сделала?

— Подожди, — прервал ее Артем, — Ты имеешь в виду, что это те дети, которые бежали за тобой до кладбища? Вполне возможно, что это так, но мы не знаем точно. Я попробую выяснить, обещаю, но пока не надо обвинять кого-то просто так.

Яна на удивление легко согласилась с ним, кивнула и ушла в дом, а Артем остался стоять, осторожно осматривая двор, который выглядел как любой другой в их деревне, хотя и находился за высоким забором и был окружен массой слухов и сплетен. Вид висящего кота был ужасен, но не обитатели же дома в том виноваты! Яна вернулась с полотенцем и ножом, совершенно по-деловому протянула нож Артему, чтобы тот перерезал веревку, затем завернула кота в полотенце и прижала к груди.

— Наверное, его надо похоронить. Точнее, закопать, — неуверенно предложил Артем и добавил, — Сегодня так жарко.

Яна снова согласно кивнула, указала на лопату, стоящую неподалеку, и добавила совершенно спокойным, но каким-то бесцветным голосом.

— Помоги мне, пожалуйста. Думаю, его можно закопать под яблоней в саду.

Пока Артем копал яму, Яна стояла над ним, прижимая к себе кота, и молчала все с тем же каменным выражением лица. Физическая работа отвлекала Артема, да так, что он вырыл яму явно большего размера, чем полагалась для небольшого кота, лишь бы потянуть время и отвлечься от мыслей об этой странной Яне, которая ведет себя совсем не так, как положено девочкам ее возраста. Те в подобных ситуациях должны плакать над убитым животным, а эта абсолютно спокойна, хотя видно, что переживает.

— Кажется, готово, — Артем кивнул на яму. Яна опустилась около нее на колени, развернула полотенце и попыталась развязать веревку на шее животного. У нее не получалось, она упрямо дергала ее, а Артем наблюдал за этим, не в состоянии оторваться, хотя понимал, что надо бы предложить свою помощь.

— Я просто не хочу, чтобы он остался с веревкой, — пробормотала Яна, поднимая на Артема глаза, словно оправдываясь, и вдруг зарыдала, как и положено девочке ее возраста. Артем вздохнул почти с облегчением, помог развязать веревку, положил кота в яму и тщательно закопал. Яна все это время всхлипывала, стоя рядом. Артем взял с нее слово, что она не будет никого обвинять, пока не станет известно, кто действительно убил кота, и Яна согласно закивала.

На следующий день была Троица и по деревенской традиции все собирались на кладбище, где поминали усопших, общались между собой, а главное — ели и пили. Артем жил в городе, в деревню приезжал исключительно на каникулы, поэтому традициями проникнуться не успевал, а многие из них напрочь отвергал. Что это такое в самом деле — есть на кладбище! Он и ходил бы туда как можно реже, если бы не бабушка.

На кладбище было многолюдно, бабушка расположилась за столом рядом с дедушкиной могилой. К оградке начали стягиваться знакомые, здоровались с ними, кто-то заходил и оставался поесть и выпить, а Артем маялся неподалеку, разглядывая публику и ожидая, когда же закончится эта пытка. На соседнюю могилу пришли Яна с бабушкой, которую и бабушкой-то было назвать сложно — очень уж молодая на вид — недаром все ее ведьмой считают. Артем украдкой наблюдал за ними, пока Яна не махнула ему рукой, призывая подойти. Бабушка оказалась дружелюбной и на ведьму вовсе не походила, да и сама девочка сегодня была достаточно веселой, о чем-то щебетала, как птичка, пока на дорожке, не появился один из тех, что кидался в Яну грязью. Это был местный хулиган и заводила Гришка, старше Яны всего на год, но, порой, его боялись даже взрослые, потому что ожидать от мальчишки можно было всего. Боялись и потому замечаний не делали, разве что шипели за его спиной, что пойдет он по кривой дорожке и это уже заметно. Однажды Артем возмутился и высказался вслух, при бабушке и ее подруге, что мальчишку стоит проучить, но те только руками на него замахали — не надо связываться, а то с него станется грядки потоптать или вовсе дом поджечь. Артем не понимал такого страха перед сопливым пацаном, но сам не имел случая проучить Гришку, так как тот предпочитал с ним не связываться. Сейчас Гришка шел с родителями и пинал камень. Яна замерла, нахмурилась, вышла из-за оградки и решительно двинулась к нему. Артем, ведомый какой-то силой, бросился за ней, успев отметить, что Янина бабушка испуганно напряглась.

— Это ты убил моего кота! Ты был не один, но ты был главный и я точно это знаю! — Яна наступала на него так решительно, что мальчишка, который еще неделю назад был таким смелым по отношению к ней, остановился и попятился.

— Что ты несешь? Какого кота? — вступилась его мать, одна из самых скандальных и крикливых женщин в деревне по имени Зоя, — Приехала к нам, живет тут без году неделя и заявляет такое!

— Я не к вам приехала, — зло отчеканила Яна, переводя взгляд на Зою, — Я приехала к своей бабушке, и буду здесь жить, хотите вы этого или нет!

Несмотря на скандальный характер, Зоя взгляда не выдержала и опустила глаза.

Артем снова поразился перемене в Яне — от восьмилетней девочки и следа не осталось, будто на ее месте появился другой человек.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — Яна сверлила взглядом своего недавнего обидчика, который искал себе место за маминой спиной, — Ты еще ответишь за это!

— Уведи ее отсюда! — визгливо крикнула Зоя Артему, и тот поспешно схватил Яну за руку. Впрочем, та совсем не сопротивлялась и, бросив прощальный взгляд на всю компанию, вместе с ним вернулась на могилу к дедушке.

— Зря ты так, — заметила ее бабушка, сделав вид, что увлечена уборкой могилы. Артем отметил, что на этой могиле нет пошлых и ярких искусственных цветов, которые пятнами бросались в глаза, то там, то тут, как и венков и прочей кладбищенской атрибутики. Яна отошла в угол ограды и продолжила наблюдать за Гришкой — могила, на которую пришла его семья, располагалась не очень далеко. О выходке Яны он скоро забыл и увлекся игрой, которая заключалась в том, что надо было забросить палку на росшую рядом березу, после чего дерево основательно потрясти, поймать падающую палку и забросить снова. Артем покачал головой и даже что-то пробормотал насчет интеллекта мальчика, на которого Яне совершенно не стоит обращать внимание, хотя конечно надо узнать точно, он ли виновен в гибели кота и серьезно поговорить с ним.

— Он, — прошептала Яна, наблюдая за действиями Гришки, который в очередной раз потряс березу, не получил должного результата — палка застряла накрепко — и решительно полез за ней. То, что произошло дальше, было непонятно и необъяснимо — Гришка забрался не очень высоко, да и сделать это по гладкому стволу березы было бы сложно, неожиданно упал на землю и больше не встал.

— Чего валяешься? — недовольно крикнула ему мать, — Поднимайся немедленно! Чистые штаны на него с утра надела!

Но Гришка не отреагировал, а через несколько минут стало понятно, что он уже не встанет совсем. Поднялся переполох, Зоя, еще недавно разговаривающая с сыном исключительно криком, рыдала и причитала над ним, а потом повернулась в сторону Яны и выкрикнула.

— Ведьма! Ты ведьма!

Яна медленно подняла глаза на Артема, а тот сказал.

— Пойдем. Тебе сейчас нельзя здесь оставаться.

— Артем, ты куда? Вернись! — крикнула ему бабушка, качая головой — она не одобряла общения с Яной, но Артем только махнул ей рукой и повел девочку к выходу. Он понимал, что вряд ли кто-то причинит Яне зло после всего произошедшего, но уйти все равно было лучшим вариантом. Уже по дорожке к ее дому, она тихо спросила у Артема, не поднимая глаз.

— Это я виновата?

— Нет, — уверенно ответил он, останавливаясь и разворачивая ее к себе, — Думай, пожалуйста, так. Это совпадение. Так бывает. Ты поняла?

Яна кивнула. Она ушла в сад и до вечера просидела под яблоней, где был похоронен кот, а когда пришла домой, то бабушка ни слова ей не сказала, будто ничего и не было, только за платье отругала — опять в земле испачкала, да что же это такое?

Зато бабушка Артема долго ругала его за общение с Яной, которая «неизвестно, что еще за девочка, с такой-то бабкой». Артем только усмехался и отвечал, что в деревне очень любят верить в мистику и потустороннее на пустом месте, а на деле Яна обычный ребенок. Испугалась детей, которые забрасывали ее грязью, переживала за убитого кота и плакала над ним. А то, что она Гришке высказала, так и правильно, скорее всего, он виноват. Остальное — не более чем совпадение. Все это Артем сказал бабушке как можно беспечнее, но сам до конца не верил в то, что говорит, а мистику отталкивал от себя потому, что догадывался — что-то существует и это Артема пугало и завораживало одновременно. Яна была частью этого что-то, поэтому Артем невольно к ней тянулся, а еще совершенно не боялся, точно зная, что ему Яна никогда не сделает ничего плохого.

Бабушка действительно была необыкновенной — это Яна поняла уже со временем. Например, девочка совершенно перестала болеть. Стоило начаться простуде в виде кашля или насморка, как бабушка что-то заваривала и все как рукой снимало.

— Ты волшебница! — восхищалась Яна, которой в отличие от многих одноклассников болеть совсем не нравилось. Если она хотела пропустить школу, то делала это просто так — ни разу, никто не озаботился тем, чтобы вызвать ее бабушку или сделать замечание. А болеть — плохо и грустно.

— Какая там волшебница, просто травы правильные, — ворчала бабушка и в такие моменты становилась обычной бабушкой, как у всех. Но ведь другие об этих травах не знали, а бабушка знала!

А еще она умела толковать сны, причем только одним ей известным методом. За завтраком бабушка могла будничным тоном сказать.

— Дядя Петя, наверное, скоро умрет.

Яна ежилась от таких слов, лишних вопросов не задавала, проходила неделя, и дядя Петя действительно умирал. В самый первый раз Яна спросила, почему же бабушка не предупреждает о том, что ей снится? Раз ей дан такой дар, то ее долг помогать людям. Бабушка на это промолчала и только странно посмотрела на Яну, но уже спустя несколько дней снизошла до объяснения.

— Как я должна была его предупредить? Я вижу результат, а не причинно-следственные связи. Дядя Петя угорел в бане, в которую ходил всю жизнь, сам ее топил и уж точно не ждал никакой опасности с этой стороны. Трубу не так закрыл, бывает. Предупреди я его, он бы подумал о чем-то другом, например, что не стоит пить водку из нашего магазина — очень уж часто попадается плохая, были случаи отравления. Ведь так?

Яна с одной стороны не могла не согласиться с бабушкиными логическими выводами, но с другой — оставалась при своем мнении. Ей было пятнадцать лет, когда представился случай убедиться в бабушкиной правоте. Яна заканчивала девятый класс, стоял жаркий май, а она мечтала, что скоро наступит лето, у студентов закончится сессия, и Артем обязательно приедет на каникулы. Взрослый и занятой, он бывал в деревне все реже, однако обещал появиться и теперь Яна ждала. Каждое утро она просыпалась счастливая, бежала к окну, любовалась сиренью и собиралась в школу, подгоняя время — скорей бы прошел май, июнь, наступил долгожданный июль и студенческие каникулы. Однако в то утро Яна проснулась встревоженная, не побежала, как обычно, к окну, не улыбалась, быстро собиралась, за завтраком пыталась понять причину своего настроения, а потом, проверяя учебники и тетрадки в сумке, вспомнила увиденный сон. Вспомнила и присела на кровать, пытаясь восстановить его в памяти до мельчайших деталей. Яне приснилась маленькая сестренка ее соседки по парте — Аня или как ее называли Буся, потому что она была маленькая, как бусинка. Бусе было всего три года, видела ее Яна не часто, но девочка неизменно вызывала у нее улыбку и нежность. Однако сон был неприятным, тревожным и указывал на то, что с Бусей что-то случится и надо как можно скорее предупредить об этом ее семью. Бабушки дома не было, посоветоваться было не с кем, да Яна и не собиралась этого делать, она быстро сложила учебники в сумку, не сверяясь с расписанием, и побежала в школу. Бусина сестра Наташа опоздала и вошла в класс вместе со звонком, когда Яна уже сидела на месте, оглядываясь в нетерпении. Первым уроком была алгебра, где строгая учительница бдительно следила за дисциплиной, и поговорить с Наташей не представлялось возможным, тем более они сидели за первой партой. Однако ждать Яна не собиралась, вырвала из тетради двойной лист и начала писать письмо, где сбивчиво пыталась рассказать о вещих снах, о толкованиях, которым учила ее бабушка и посоветовала внимательно следить за Бусей, потому что она, Яна, в отличие от бабушки, уверена, что можно предотвратить беду! Яна положила письмо перед Наташей и устремила взгляд на доску, где маялся какой-то двоечник, не в силах решить задачу. Яна и сама не любила алгебру и знала ее слабо, хотя Артем при каждом удобном случае занимался с ней дополнительно. Сегодня она даже сосредоточиться не пыталась, ожидая ответа от Наташи, и он не заставил себя ждать.

— Это что такое? — прошептала та, толкнув Яну локтем, — Сказки начала писать?

— Это правда. Про сны. Я тебе позже расскажу, — шепнула Яна, не отрывая взгляда от доски.

— Не надо мне ничего рассказывать! — от возмущения Наташа заговорила в полный голос, — Слушать тебя с твоими фантазиями не хочу!

— Девочки, тихо! — учительница строго посмотрела на обеих, и они замолчали. Наташа убрала письмо и больше не перекинулась с Яной ни единым словом. Расстроенная Яна ушла после второго урока и направилась к дому, где жила Наташа с семьей. Яна очень хотела поговорить с ее мамой и предупредить по поводу Буси, но вышло только хуже. Мама не пустила Яну дальше порога, мрачно выслушала и посоветовала смотреть меньше сериалов и больше времени уделять учебе, а свои больные фантазии оставлять при себе. Яна поняла, что никто не хочет ее слушать, ушла домой крайне расстроенная, а спустя неделю Буся утонула в пруду неподалеку от дома.

В тот день, когда Наташа появилась в школе, это произошло сразу после Бусиных похорон, Яна снова услышала в свой адрес слово «ведьма», как тогда, в первый день ее пребывания в деревне.

— Ведьма, ведьма, она ведьма! Это все она! — плакала Наташа, бледная, осунувшаяся, которая даже не подпустила Яну к их парте. Классная руководитель Ольга Ивановна что-то говорила ей, а Наташа достала то самое письмо, пояснив, что Яна написала его за неделю до гибели маленькой Ани. Яна замерла около доски, так и не дойдя до своего места, под любопытными взглядами одноклассников, напряженно наблюдая, как меняется лицо Ольги Ивановны.

— Это все какая-то ерунда! — решительно сказала она, дочитав письмо, — Никитина, зачем ты все это придумала?

— Я не придумала, — хрипло отозвалась Яна, прижимая к себе сумку, — Мне это приснилось.

— Так не бывает, — покачала головой Ольга Ивановна, но было видно, что она нервничает, — Наташа, это просто совпадение, хотя, безусловно, это не оправдывает Яну!

Она взяла письмо и вышла из класса, а Яна беспомощно огляделась, не зная, что ей делать. В ту секунду, когда Ольга Ивановна прикрыла за собой дверь, класс загудел, обсуждая, переглядываясь и косясь на Яну. Она понимала, что надо уйти прямо сейчас, однако продолжала стоять, будто была не в силах пошевелиться.

— Убирайся и не смейся больше приходить в нашу школу! — сказала Наташа, глядя на Яну с ненавистью, спиной ощущая поддержку целого класса, — Это все ты! Это из-за тебя!

— Я только хотела предупредить, — справедливо заметила Яна.

— Убирайся! — Наташа стукнула рукой по парте и встала. Решив, что разумно будет уйти, Яна вышла из класса. Она спустилась вниз и когда оказалась во дворе, то рассеянно остановилась. Что дальше? Идти домой? На нее накатила страшная тоска, почему-то вспомнилось, как за ней бежали и бросались грязью дети, как она обнаружила на яблоне у дома повешенного кота, а также эпизод с Гришкой на кладбище. Во всех этих ситуациях рядом с ней был Артем. Ей надо к Артему! Не заходя домой, Яна отправилась на автобусную остановку, откуда можно было доехать до Петербурга. Она всегда носила с собой деньги — родители присылали немало, конечно большую часть забирала бабушка, что-то откладывала для Яны, но все равно оставалось прилично, и этими деньгами она могла распоряжаться на свое усмотрение. Сейчас это было очень кстати. Автобуса пришлось ждать больше часа, все это время Яна сидела на лавке, на остановке, продолжая машинально сжимать сумку — модную, кожаную, мама недавно прислала, аккурат к Яниному дню рождению. Бабушка ворчала, что с такой только по городу форсить, а не учебники в сельскую школу носить, но Яна все равно ходила с ней в школу, раз город в ближайшее время не предвиделся.

От их поселка до Петербурга Яна доехала за час, на метро добралась до улицы Рубинштейна, Артема дома не оказалось, и она села на лестницу, решив подождать его.

— Яська, что ты тут делаешь?

Яна то ли задремала, то ли крепко задумалась и не заметила, как пришел Артем, который теперь стоял над ней и с удивлением смотрел, так, будто видел Яну впервые. Она вздохнула, хотела начать свой рассказ, поняла, что не знает, как это лучше сделать и неожиданно расплакалась.

— Что случилось? Что-то с бабушкой? С тобой?

Яна помотала головой, судорожно всхлипывая и обещая Артему, что сейчас она успокоится и все обязательно расскажет. Артем решительно взял ее за руку и повел в квартиру, приговаривая, что ему надо погулять с собакой, и Яна вполне может составить им компанию, а может подождать его дома, он очень быстро вернется, буквально через десять минут. Яна выбрала подождать дома и все десять минут просидела в кресле в гостиной не двигаясь. Артему она, конечно же, все рассказала, а тот, как когда-то, про Гришку, заметил, что это не ее вина.

— Но ты веришь в то, что это был вещий сон? — спросила Яна, подумав, что в случае с Гришкой ее вина есть. Но для Буси она ничего плохого не хотела это точно!

— Вполне, — серьезно кивнул Артем, — Ты действительно хотела предупредить.

— Больше не буду, — с горечью сказала Яна, — Теперь я понимаю, почему бабушка никогда так не делала. Мне кажется, что она тоже когда-то обожглась на своих предсказаниях.

Артем уговорил Яну закончить учебный год, уверяя, что одноклассники ничего плохого ей не сделают. Яна недоверчиво смотрела на него, а он только головой качал.

— Неужели ты думаешь, что они устроят тебе инквизицию?

— Но я же ведьма, — усмехнулась Яна.

— Какая ты ведьма? Просто видишь больше, чем многие другие и не более того. А одноклассники тебя боятся. Возможно, с тобой больше не будут общаться, но и плохого ничего не будет.

Артем оказался прав, так все и получилось. Яна пришла в школу на следующий день и села за свободную парту у окна — никто не хотел сидеть перед учительским столом и эту парту обходили стороной. Теперь тут расположилась Яна. К доске ее не вызывали, одноклассники полностью игнорировали, но это было совсем неплохо, тем более до конца учебного года оставалась всего неделя. Бабушка, конечно, узнала об этой истории, но никак ее не прокомментировала, решив, что Яна должна была набить эту шишку, чтобы закрыть для себя вопрос пророчеств и предупреждений навсегда. Только однажды бабушка как бы между прочим спросила, не хочет ли Яна все-таки поехать к родителям в Америку, косвенно намекая на то, что ей может быть здесь не комфортно. Яна удивленно ответила, что в Америку она совершенно не хочет, она приняла это решение два года назад и ее мнение не поменялось.

Решение

Первые два года после отъезда родителей, Яна очень скучала по ним, ждала маминых писем, фотографий и посылок. Писем даже больше, чем посылок, хотя каждая из них была настоящим праздником с яркой одеждой, канцелярией, игрушками, Барби и многими другими вещами, которые было сложно найти в те годы в России. В письмах мама писала об их жизни в солнечном Лос-Анджелесе, а также посылала цветные фотографии. Разглядывая почти незнакомую женщину на фото, Яна пыталась угадать, ссорились бы они, живя вместе, или стали подружками? А, может быть, у них были бы нейтральные отношения, и они были бы этому рады? Мама из детства — это скорее обрывки эмоций, ощущения — домашний халат в ромашку и запах Опиума, теплые руки и пушистые кудри на Яниной щеке. Прогулки в парке. Или очередь за куклой. Иногда слушая, как одноклассники или подруги то и дело конфликтуют с родителями — особенно часто это происходило в возрасте 13-15 лет — Яна даже радовалась, что в ее жизни нет места подобной нервотрепке. Она часто рассматривала фотографии мамы, которая с каждым новым снимком превращалась в совершенно незнакомую женщину — короткая стрижка, худощавое телосложение, сильный загар. Кажется, время для мамы Нелли будто повернулось вспять. Яна невольно сравнивала ее с мамами одноклассниц и приходила к выводу, что она выглядит в среднем лет на десять моложе их. Яна знала, что мама бегает по утрам — в Америке очень модно бегать и не надо думать, что люди здесь только и делают, что едят и полнеют, бегают здесь чаще, чем где-либо, так объяснила мама. А еще она пьет таблетки для похудания, потому что «набрала пять килограмм через два месяца после приезда — органик продукты дорогие, а обычные содержат ГМО, говорят, от этого полнеют. А еще выбор большой, трудно удержаться от гастрономических соблазнов, потому таблетки — это выход». А еще мама почему-то почти на каждой фотографии неизменно была в солнечных очках. Или без очков, но очень издалека. А Яне так хотелось разглядеть ее глаза — она помнила, что глаза у мамы были очень теплого, карего цвета. В одежде мама предпочитала белый, хотя бабушка и недоумевала — маркий же — но мама смеялась в телефонную трубку, что в Америке одежду принято стирать после того, как надел ее один раз, и никто не жалеет воды и порошка, а для белого цвета существуют прекрасные отбеливатели. Ну а если тебе жалко воду — в Америке везде счетчики и нельзя лить ее просто так, иначе рискуешь в конце месяца получить не самую приятную цифру в счете — можно отнести одежду в прачечную. Все эти мелкие подробности мама неизменно сообщала из разговора в разговор и часто, еще пару лет назад, Яна, лежа вечером без сна, представляла себе Америку в деталях. Счета за воду. Прачечные. Белая одежда. Подробностей было столько, что в Янином воображение существовала вполне себе полноценная Америка, где ей когда-нибудь предстояло оказаться. Каждое письмо мама заканчивала напоминаниями о том, что Яне следует учить английский язык, потому что здесь она обязательно когда-нибудь пойдет в колледж. «Колледж» — произносила Яна красивое иноземное слово и не могла поверить, что все это когда-нибудь с ней произойдет.

Через два года после отъезда, бабушке за солидную сумму провели телефон. До этого телефон был только у председателя, но мама Неля настояла и денег выслала — хочу слышать ваши голоса! С тех пор она звонила несколько раз в неделю, вечерами, болтала обо всем на свете, а когда бабушка пыталась ругаться, что это дорого, отвечала, что по карточкам звонить очень дешево, куда угодно, «не то, что из вашей Рашки». Да, мама говорила обо всем, но с каждым годом все реже об отъезде. Как-то забыла об этом и Яна — настолько ей было спокойно и комфортно в новой жизни. Она действительно обрела душевное равновесие и получала удовольствие, живя в бабушкином уютном доме, смирившись с кладбищем по соседству. Привыкнув, Яна перестала его бояться и воспринимала исключительно как часть пейзажа за окном. Ей нравилось ходить в школу, где она держалась немного в стороне, не сближаясь с кем-то сильно, но при этом имея ровные отношения со всеми. История с Гришкой на удивление быстро забылась. Яна была интересной девочкой, да еще и обладательницей заграничных вещей. При этом она щедро делилась с одноклассниками яркими ручками и ластиками, давала девочкам поносить футболки с Ариэль или Микки Маусом и благополучно забывала об этом. Она и Барби давала играть, совершенно не беспокоясь за их сохранность. Девочки, обладательницы пластиковых китайских подделок, не дыша, смотрели на Яниных маттелевских красавиц, а сама Яна была к ним будто равнодушна. Ей было все равно, сломают девочки куклу, испачкают или все вернут в целости. Единственная вещь, которой она дорожила, был ее медведь, к остальному она относилась, как к чему-то переходящему. Яна легко училась, много читала, с удовольствием проводила время в сельской библиотеке, где всегда было тихо и прохладно, а еще пахло книгами так, что этот запах Яна запомнила навсегда. Ее отношения с бабушкой были дружескими, и если поначалу Яне хотелось, чтобы бабушка обняла ее и приласкала, то потом она перестала испытывать в этом потребность. Бабушка была будто немного холодной и отстраненной, однако, при этом близкой и родной, как никто не свете. А обнимала Яна своего медведя и этого, как ей казалось, было вполне достаточно.

Однажды в июле, поздно вечером, спустя пять лет и два месяца с тех пор как родители уехали в Америку, а Яна перебралась к бабушке, раздался междугородний звонок. Вроде бы обычный звонок — мама звонила часто! Но у Яны не зря была хорошая интуиция — она замерла, прежде чем сделала к телефону те несколько шагов, что отделяли ее от него, постояла, будто догадываясь, что в этот раз мама звонит не просто так, а с какими-то новостями.

— Яна, возьми трубку, это междугородний, мама звонит! Ты слышишь? Я все равно не пойду, тут Круз признается Иден в любви.

Яна хихикнула — бабушка, ее суровая бабушка, сказала это всерьез про героев Санта-Барбары. Но ей самой стало будто легче от ее слов, она направилась к телефону, попутно комментируя:

— Он пытается сделать это уже пятую серию! Спорим, что опять что-то помешает? Алло?

— Яночка, ты? — возбужденно заговорила мама, — Яночка, у меня отличная новость! Начинаю сразу, без церемоний! Я молчала, потому что боялась об этом говорить, пока все не прояснилось окончательно. Мы наконец-то получили грин карту, как раз пять лет прошло! И подали на воссоединение семьи. Ответ пришел положительный, а это значит, что мы можем забрать тебя к себе хоть завтра! Яна, слышишь, хоть завтра! Ты же делала паспорт недавно, он как раз пригодится!

Да, Яна сделала паспорт полгода назад и отправила маме данные, но она не верила, что всерьез поедет в Америку. За пять лет Яна смирилась с тем, что этого не произойдет совсем. Не просто смирилась, а построила вокруг себя уютную и комфортную жизнь и даже обсуждала с Артемом, куда будет поступать после школы, в любимом Ленинграде-Петербурге. Думала о том, как будет жить в их квартире на улице Достоевского, одна! И обязательно приезжать к бабушке в гости, каждые выходные! Ночами представляла себе, как станет гулять по улицам и переулкам, будет заходить во все-все музеи — их с классом время от времени вывозили в Петербург, и каждый раз Яна все острее понимала, как она скучает по родному городу! И Артем будет жить рядом. Какая Америка? Яна совершенно туда не хочет!

— Алло, алло? Ты меня слышишь? — настойчиво повторяла мама Неля, — Яна, ты здесь?

— Да, да, я здесь, — хрипло отозвалась Яна. Получалось как-то невежливо — мама с такой радостной новостью, а она молчит в трубку.

— Ты в порядке? Наверное, испугалась? Ничего, я договорюсь тут со стюардессой Аэрофлота, за тобой присмотрят в дороге! Наши таким образом привозили даже небольших детей, а ты у нас уже самостоятельная!

Мама все говорила и говорила. Не забыла упомянуть о том, что они снимут квартиру побольше «у нас была двухбедрумная, а теперь будет трехбедрумная» Мама юбила смешивать русский язык с английским, хотя Яне казалось, что проще сказать с двумя спальнями и тремя спальнями. Проще и понятнее. В Америке квартиры считались не по количеству комнат, а по числу спален, потому что гостиная была обязательной. Им бы и двух хватило, зачем три? Но мама объяснила, что простор прежде всего. И вдруг гости? А еще она очень ценит наличие кладовок в американских квартирах, не то что в Рашке, где это не было предусмотрено в принципе. Яна машинально отметила, что раньше, в их квартире на улице Достоевского, гости спали на полу, на раскладушке, где придется, и никто от этого не страдал. А сейчас лишняя спальня, гостиная и мама уже не представляет другой жизни. Да, мама давно живет в параллельной реальности. Только зачем Яна спрашивает про спальни сама, если надо взять и сказать, что она просто-напросто не поедет? И поэтому совсем необязательно снимать квартиру побольше — гостям мамы Нели и так хватит места.

Из комнаты вышла бабушка и по ее виду было сложно понять, признался ли наконец Круз в любви Иден или серия снова закончилась на самом интересном, как и всю неделю подряд. Зато бабушка тревожно посмотрела на Яну, которая переминалась с ноги на ногу перед телефоном на кухне.

— Мам, мама, послушай… ты только не обижайся, но можно я еще немного останусь в России? Я бы хотела поступать здесь в институт… стать врачом.. я уже выбрала медицинский….

— Каким врачом? — перебила мама Неля, кажется, ничуть не растерявшись, хотя такой реакции от дочери явно не ждала, — Врачом? Как я? Ты забыла, сколько им платят? Или, думаешь, что-то изменилось? Да ничуть! Да, есть у вас сейчас частные клиники, я слышала об этом, но там все устраиваются по великому блату или в бесплатной поликлинике придется лет двадцать отработать, прежде чем туда попасть. Ты готова пойти на это?

— Ну, мам… ну я же только выучусь и все… Мам…, — Яна чуть не плакала.

— Только выучусь?! — возмущенно перебила ее мать, — А кому ты здесь будешь нужна с российским медицинским образованием? Мой потолок — это работа сиделки, но, поверь, это и без медицинского можно делать. И тебе я такой участи не желаю, хотя быть сиделкой здесь значительно проще, чем в России, да и в плане денег прибыльнее. Но тебе не желаю. И кто будет тебя содержать, пока ты будешь учиться? Совмещать медицинский с работой — и думать забудь. Практика санитаркой оплачивается символически. Я буду деньги посылать?

— Я все поняла. Но можно я хотя бы окончу здесь школу? — Яна пыталась оттянуть момент отъезда, как могла. Она готова не идти в медицинский, но пусть будут еще несколько лет в России, с бабушкой, с Артемом, в ее собственном уютном мирке.

— Школу лучше окончить здесь, — не сдавалась мама, — Будет больше шансов куда-то поступить. Допускаю еще год в России, но не больше! А то я знаю, как будет дальше — влюбишься, замуж выскочишь. Мне потом вас обоих забирать и тут на ноги ставить?

Яна чуть не заплакала от обиды — ну какое замужество, ей же всего тринадцать лет, а через год четырнадцать. Или мама совсем забыла, что в современной России девушки выходят замуж чуть позже, чем в допетровскую эпоху?

— Дай мне бабушку! — наконец сказала мама, Яна не прощаясь, растерянно протянула бабушке трубку и вышла из дома, машинально направившись прямо к Артему. Он сидел у себя, на закрытой веранде, которую давно приспособил под летнюю комнату, уткнувшись в учебники.

— Яська, что с тобой? На тебе лица нет! Случилось что-то? — он вскочил ей навстречу, забыв про учебники.

— Все нормально, — Яна тряхнула головой, прошла вглубь веранды и присела на диван, — Мама звонила, родители получили грин карту и могут забрать меня.

Артему не надо было объяснять, что такое грин карта, он и без Яны об этом знал.

— Ты не рада? Или опомниться не можешь от счастья? Ты же так этого хотела! — Артем выжидающе смотрел на Яну, а она, наконец, нашла в себе силы разрыдаться.

— Нет, нет, нет! Я не хочу ехать! Куда я поеду? К кому? — растерянно спрашивала Яна.

— Как к кому? К родителям….

— Мы так давно не виделись с ними, что бабушка стала мне куда роднее. Я просто боюсь туда ехать, понимаешь?

Артем озадаченно посмотрел на Яну.

— Не верю, что боишься! Ты же авантюристка по натуре, а это, если подумать, то еще приключение! К тому же ты всегда сможешь вернуться! И, эй, разве ты не мечтала о колледже, выпускной мантии, о своем кабриолете, жизни у океана и всем таком? Я помню, что мечтала, ты мне сама говорила!

Яна смущенно опустила глаза и вздохнула:

— Когда-то мечтала, но сейчас я не готова ехать. Но мне придется это сделать в ближайшее время. Мама сказала, что наше образование совершенно не ценится в Америке….

— Неправда, ценится! — перебил Артем, — Но смотря какое. Медицинское, она права, не ценится. А вот что-то связанное с химией, физикой, информатикой — да.

— Может быть, — Яна вздохнула, рядом с Артемом ей стало спокойно и хорошо, — Маму удалось уговорить оставить меня еще на год. Правда теперь она боится, что я выйду замуж, и увозить ей придется уже двоих. Я серьезно! Почему ты смеешься?

Отсмеявшись, Артем заметил.

— Мама твоя действительно стала далека от российских реалий и думает, что все девушки тут только и мечтают выйти замуж. А твои сегодняшние фотографии еще больше заставляют ее тревожиться!

— Что с ними не так? — удивилась и даже немного испугалась Яна.

— Все с ними хорошо. Просто ты стала слишком красивая и взрослая. Понятно, что мама хочет видеть тебя замужем за добропорядочным американцем, а вовсе не за первым попавшимся русским, который будет гордо именоваться первой любовью!

— Да ладно тебе, — пробормотала смущенная Яна, это относилось и к ее внешности, и к скоропалительному замужеству, которое ей напророчили. Они еще о чем-то поговорили, и Яна распрощалась — Артему, студенту первого курса, надо заниматься, а ей идти к бабушке, чтобы узнать, чем закончился их с мамой разговор. Вдруг бабушка окажется на стороне мамы? С этим будет сложно поспорить.

Яна шла к дому через сад и щеки ее пылали — Артем назвал ее слишком красивой и взрослой! Артем! Мечта всех девчонок! Сам назвал, просто так, к слову, будто всегда это замечал! А она то думала, что он ничего кроме книг не видит! Яна переступила порог дома, не успев изменить выражение лица. Бабушка сидела на кухне под уютным абажуром, пила чай, читала газету, которую отложила при виде внучки.

— Ну садись и отдышись уже, — она кивнула на место напротив себя.

— Что сказала мама?

— То же, что и тебе — нужно ехать в Америку. А я ответила, что выбор должен быть за тобой. Может, там и хорошо, в этой Америке, но кто же знает? А тут оно более привычно все.

— Ты это серьезно? — Яна удивилась, что все так легко и просто разрешилось. Она мысленно готовилась к тому, что бабушку придется убеждать, а это сложнее, чем убеждать маму по телефону на огромном расстоянии. Бабушка взглянула на Яну поверх очков для чтения и откашлялась.

— Конечно, серьезно. И мама не отказывается помогать, вот и пусть помогает. А нет, так и сами справимся — пенсия, огород. Проживем!

— Ой, бабушка, спасибо тебе! — Яна бросила к бабушке с объятиями, радостная, счастливая, что все остается как прежде. Хотя нет, все будет еще лучше, ведь Артем сегодня сказал, что она красивая и взрослая!

— Ну, ну, садись! — бабушка не очень любила подобные ласки, поэтому отстранила внучку, еще раз внимательно на нее посмотрела, а потом тихо сказала, — Только если ты это ради Артема, то не надо, ладно?

Яна приготовилась к возмущенной ответной речи, но бабушка решительным жестом остановила ее.

— Если хочешь здесь жить и учиться, то пожалуйста.

Яна закивала — конечно, хочет. Тут ее дом. По крайней мере, пока. К Америке так сложно будет привыкать, хотя там хорошо и есть разные красивые вещи. Но эти красивые вещи есть у Яны и здесь, так что она теряет? Кажется, бабушку удалось убедить, она снова взялась за газету, а Яна собралась в комнату, однако в дверях повернулась и неожиданно спросила.

— Почему ты так сказала про Артема?

— Он тебе не подходит, — буднично и будто даже скучно отозвалась бабушка, — Слишком эгоистичный. И ты такая же. Не уживетесь вместе никогда. Да и что там говорить — он тебя старше! Какой бы красивой ты ни была, ты на пять лет его младше и эта разница будет заметна еще долго. А теперь иди и занимайся, чем ты там собиралась, и закончим этот разговор.

Яна переминалась на пороге, обдумывая бабушкины слова. Она не знала, что ее больше задело — то ли, что они с Артемом эгоисты, то ли тот факт, что она слишком маленькая для него. И с этим ничего не поделаешь.

— Не нужен мне Артем, — весело отозвалась Яна, хотя понимала, что бабушка, скорее всего, услышала фальшь в ее голосе, — Я просто так спросила. А как там Санта-Барбара? Круз признался в любви Иден?

— Нет еще, не признался, — ответила бабушка, не отрываясь от газеты.

— Я так и думала, — Яна улыбнулась, глядя на бабушку. Впоследствии этот банальный оранжевый абажур с теплым светом, бабушка с очками на носу над газетой и пронзительно-красный закат над лесом за окном, будут бередить ее душу в далекой эмиграции. Картинка, схожая с той, что тысячи эмигрантов хранят в памяти, в сердце, в душе и время от времени, когда заканчиваются бытовые дела на новой родине, садятся и вспоминают. В одиночку или компаниями. За чаем или чем-то более крепким. «Ах, какие были закаты, сейчас таких нет!» «Но, но, больше в этой Рашке ничего хорошего не было!» Разговоры, споры. Было или не было — какая разница, если в итоге они здесь по ряду совпадений и причин! Воспоминания, фотографии, а порой и грустные песни. Утром легкое или не очень похмелье, таблетка, душ и вперед, дальше, только не останавливаться в этой новой жизни, в которой уже нет места щемящим душу закатам и оранжевым абажурам, зато есть кредиты, дежурные улыбки и бесконечная круговерть.

В тот вечер Яна не могла сидеть в комнате, она выскользнула из дома и отправилась в поля, к закату, к лесу. Шла и вдыхала прохладный, несмотря на знойные дни, вечерний июльский воздух и думала о том, что где бы она ни оказалась в будущем, никогда ей не будет так хорошо, как в этих местах. Она ленинградка, городская девочка до кончиков ногтей, но какая-то большая часть ее души явно здесь и останется здесь навсегда, а не в Ленинграде-Петербурге, чтобы не случилось. Годы спустя, Яна побывала в старых европейских, новых американских и колоритных азиатских городах. Видела закаты на Филиппинах и Гавайях, встречала рассветы на Тиомане и в Канкуне, но ничего подобного, даже близко, она не испытывала. Оглядывая поле и дома, которые остались позади и уже тонули в густых сумерках, Яна думала о том, что все в ее жизни будет хорошо и не просто хорошо, а сказочно, как она сама того захочет! Захочет и будет, а разве может быть иначе? Такая простая истина! Яна потянулась и счастливо засмеялась. Вот и Артем сказал, что она красивая, красивая, красивая! Не сейчас, нет, через год, когда она будет еще красивее и ей уже будет четырнадцать, а это совсем не то, что тринадцать, Яна признается ему в любви и все обязательно будет хорошо.

В ту ночь Яне впервые приснился Артем и не просто Артем, а огромное чувство любви, которое она не испытывала ни до, ни после. Любви без страсти, ревности и страха, любви не к конкретному человеку, а в целом ко всему. Но чувство это во сне она испытала, находясь рядом с Артемом, без него будто ничего не было. Ничего особенного в том сне не происходило. Кажется, они просто о чем-то разговаривали, сидя на ступенях его дома. Эмоции были такие явственные, что, просыпаясь, Яна чуть не плакала — не уходи, не ускользай! И просьба эта относилась даже не к Артему, а к тому чувству, которое с каждой секундой пробуждения отступало в небытие. Чувство неземное, нездешнее, но когда-то явно испытываемое ею, может быть где-то в совершенно другом измерении.

Впоследствии подобные сны Яна видела уже в Америке, живя с Алексом. Они снились ей регулярно, раз в три месяца, хотя особой закономерности она так и не выявила. Во снах неизменно присутствовал Артем — находился где-то в комнате или они сидели в компании, иногда куда-то шли рядом — ничего лишнего — просто одно его присутствие рождало это необыкновенное чувство любви. Яна была любопытной, а в моду вошло увлечение эзотерикой, конечно, она не могла пройти мимо тематических книг. То чувство любви, которое Яна испытывала во сне, в этих книгах описывалось как абсолютное и совершенное, такое, к которому следует стремиться всем людям на Земле. Правда ощутить его удается единицам, но если получилось, то дальше все будет складываться хорошо и правильно, ты познаешь самое прекрасное. Это как научиться летать. Но наяву ничего подобного не было даже близко. Чувство ускользало вместе со сном. И тем обиднее было просыпаться рядом с Алексом. Яна медленно просыпалась, умоляя про себя — еще секундочку, ну еще одну! Иногда ей казалось, что если бы кто-то предложил ей остаться во сне навсегда — она бы сделала это не раздумывая. Утро диктовало свое — Яна вставала, надевала красивый воздушный халат, бежала вниз, готовила завтрак, пила с Алексом кофе, щебетала о чем-то, провожала его до дверей, непременно целовала — она читала, что мужа обязательно надо целовать перед уходом на работу, потому что это хорошо и правильно — а потом возвращалась в кухню и подходила к окну. Глядя на зеленый сад, Яна пыталась восстановить в памяти ощущения от сна, хотя бы что-то, уже зная, что к обеду она все забудет, будто и не было. И так до следующего сна, еще три месяца.

Яна очень скучала, пока Артем был в городе, хотя довольно активно переписывалась с ним. Удивительно, но они не созванивались, а вот на письма Артем ей отвечал очень охотно, Яна радостно вынимала их из ящика и бежала в дом или в сад читать, под скептическим взглядом бабушки.

— Что в этом такого?! — будто каждый раз оправдывалась Яна, а бабушка неизменно отвечала, мол, ничего, а почему ты спрашиваешь? Ах, смотрю не так? Тебе просто показалось! Яна в ответ начинала смеяться — как же хорошо они уживались с бабушкой, которую она когда-то так боялась! Да ее бабушка самая лучшая на свете! Самая необыкновенная так уж точно. Ответы Артему Яна писала тщательно, порой несколько раз переписывая, так как почерк у нее был очень неразборчивый — настоящий почерк будущего врача. Требовалось огромных усилий сделать письмо красивым или хотя бы более или менее читаемым. А вот у Артема почерк был каллиграфический, и Яна в очередной раз приходила к выводу, что все в нем идеально.

Но письма — это одно, а встречи совсем другое. Артем не приезжал уже два месяца — затянула учеба в институте на довольно сложном экономическом факультете, хотя Яна не могла взять в толк, что такой талантливый и творческий Артем там делает?! Как-то она даже возмущалась на этот счет бабушке, сидя над его письмом, где он описывал один из предметов, в котором Яна даже название не могла понять.

— Ему же совсем не подходит эта профессия! Когда-нибудь он в ней разочаруется и пожалеет, что пошел на этот факультет! — говорила она, — Как он это не понимает? И не слушает меня совсем!

Яна так серьезно сказала это, да еще и вздохнула, будто была его женой, а Артем упрямым мужем. Бабушка вздрогнула, как-то странно и страшно посмотрела на Яну так, что та чуть не разлила свой чай на драгоценное письмо Артема. Убрав его от греха подальше, Яна поинтересовалась, что же такого она сказала?

— Ты откуда знаешь, что ему подходит? Видишь или просто сама так думаешь?

Яна плечами пожала — Артему подошло бы что-то творческое и все тут! Кажется ей так. Но бабушка настаивала на ответе, и Яна, подумав, призналась, что просто в голову пришло, а бабушка проворчала что-то вроде — ну вот, еще одна. А потом посоветовала Яне никогда и никому свое мнение, пусть даже в голову пришедшее и возможно верное, не озвучивать.

— Я никому и не озвучиваю, — обиделась Яна, — Только Артему. Я ему все подряд говорю и это тоже. Захочет — услышит.

Яна прекрасно поняла, что имеет в виду бабушка, потому что не так давно стала замечать, как она, которая когда-то учила ее толковать сны, вздрагивает, когда Яна рассказывает о своих снах, что имеют обыкновение сбываться, да еще и трактовать их умеет. Предсказывает погоду или какие-то небольшие события, а потом совершенно по-детски радуется — я угадала! Иногда делает заявления по поводу того, что, как и кому следует делать — просто так, будто рассуждает, а бабушка неизменно мрачнеет во время этих бесед. А сейчас прямо попросила Яну никому ничего не говорить. А еще Яна одноклассницам гадала и ведь сбывалось же! Яна раскладывала карты — у нее была колода, на которой не играли, в противном случае она стала бы непригодной для гадания — долго смотрела на дам, валетов и десятки, а потом что-нибудь говорила. Честно говоря, Яна не умела читать карты. Десятки для нее были просто десятки, а дамы просто дамы, так, будто бы она играла ими. Но Яна смотрела на карты и говорила все, что ей приходило в голову, придумывала, проще говоря, а потом девочки восторженно делились с ней — сбылось! Ну, ты, Янка, настоящая гадалка! И приводили к ней своих подруг и знакомых. Поначалу бабушка снисходительно на это взирала, а потом начала запрещать подобные вещи, объясняя это тем, что в старших классах надо учиться, а не заниматься девчачьими глупостями.

— Но у меня же получается! — спорила Яна, — И девочкам нравится! Это же просто такое развлечение, бабушка!

— Это совсем не развлечение, — строго отрезала бабушка и на этом их разговор закончился.

Другим девочкам можно было привораживать кого-то, пусть даже в шутку, гадать, пытаться истолковать сон или делиться своим мнением по поводу чего-то, а Яне ничего этого было нельзя. Гадать Яна не перестала, просто стала это делать в их заброшенном сарае, в котором раньше хранилось сено, а потом бабушке построили другой и прогнивший сарай остался стоять не у дел. Там всегда было немного мрачно и сыро, даже в жаркий и солнечный день, но тем лучше — атмосфера исключительно для гадания. И девочки бежали к Яне, оглядываясь, как бы бабушка не увидела, и это было волнующе и интересно. Никто не решался заходить в сарай без Яны, стояли около, терпеливо ждали их рыжеволосую гадалку, которая вприпрыжку бежала к ним, с неизменно распущенными по плечам волосами, поясняя — когда гадаешь, то волосы должны быть распущены, а крестик снят. Только бабушке не говорите, а то даже страшно представить, что она со мной сделает! И девочки восхищенно взирали на Яну и кивали — конечно не скажем! Они бы скорее язык проглотили, чем предали Яну.

Яна все-таки решила поступать в медицинский. Мама Неля остыла, почти смирилась с тем, что ее дочь в Америку приезжать не хочет и к выбору Яны относилась философски, но все равно удивлялась.

— Не понимаю, с чего у тебя такое желание быть именно врачом?

— Мне кажется, что учиться будет интересно и потом врач — гуманная профессия.

— Гуманная, да уж, — фыркнула мама и вспомнила о своем медицинском дипломе, а заодно о копеечной зарплате после развала Союза, которую к тому же и платили не вовремя.

— Сейчас все изменилось, — вздохнула Яна, не желая спорить, тем более по телефону, находясь за треть мира от мамы. Был еще жив в памяти неприятный диалог сразу после получения родителями грин карты.

— В Рашке ничего не меняется к лучшему и мне не надо там жить или бывать, чтобы знать об этом, — неожиданно зло сказала мама, а Яна впервые подумала, что, быть может, мама жалеет о том, что уехала, бросила медицину и единственное ее соприкосновение с этой сферой в Америке — ухаживание за старушками, про которое мама говорит «я их компаньон». Впрочем, нельзя сказать, что ее образование не пригодилось — маме платят за такую работу больше, ввиду ее медицинских навыков.

— Яська, ты же гуманитарий, зачем тебе медицина? — ворчал Артем, в сотый раз объясняя простенькую задачу, которую Яна со слезами на глазах безуспешно пыталась понять.

— И ты туда же! — она уже и не думала скрывать слезы, бросая ручку.

— Я пытаюсь тебе помочь, но даже если ты поступишь, сможешь ли учиться там?

Яна спорила, что сможет, но где-то в глубине души понимала, что Артем абсолютно прав.

— Иди на лингвистику или журналистику — отлично получится! — говорил он, а Яна упрямо мотала головой. Артем понимал, что это марш протеста по отношению к маме, не хотел лишний раз бередить Янины раны, поэтому вздыхал, листал учебник, раздумывая, как лучше объяснить.

— Ты же пошел на экономический, хотя тоже гуманитарий, — обиженно сказала Яна, исподлобья глядя на него.

— Положим, математику и все, что с ней связано, я знаю неплохо, — отозвался Артем, — Учителя пророчили мне успех именно на этом поприще.

— Ну да, будешь сидеть в своем просторном кабинете с семью подчиненными и заниматься ненавистными цифрами, — проворчала Яна.

— Ты будешь заниматься химией или нет? — преувеличенно строго спросил Артем, решив не развивать эту тему, а Яна покорно вздохнула.

Десять лет спустя Артем неоднократно вспоминал ее слова, когда особенно уставал от цифр, смотрел на подчиненных, пересчитывая их — ровно семь — и удивляясь, как точно сбылась случайная реплика Яны. У него никогда не было большего количества подчиненных, а когда он брал восьмого, то из коллектива обязательно уходил кто-то нужный и Артем прекратил свои эксперименты.

Яна не поступила в медицинский, провалив вовсе не химию, а биологию, получив на экзамене вопрос о пищеварении червей. Они встретились с Артемом вечером, после того как стали известны результаты, шли по центру, и Яна вздыхала.

— Я сосредоточилась на анатомии и даже представить не могла, что будут вопросы про червей!

— Но ты же видела билеты прошлых лет! — возразил Артем. Его усилия не пропали даром — химию Яна с грехом пополам начала понимать, а биологию упустила из вида.

Однако Артем видел, что Яна не слишком расстроилась и вполне по-деловому говорит о поступлении на лингвистику, тем более английский она знала вполне прилично.

— Ну и хорошо, я уверен, что языки — это твое.

Сам Артем помимо английского изучал еще и французский и делал это играючи. Многие вещи давались ему на удивление легко. В этом году он окончил свой экономический факультет и собирался на стажировку в какую-то крупную компанию. Яна искренне его жалела, считая, что творческому и креативному Артему будет там скучно, а он недоумевал — что такого творческого видит в нем Яна?

— Потом сам поймешь, — неизменно отвечала она, и больше Артем не мог вытянуть из нее ни слова.

А Яна действительно без труда поступила на лингвистику и начала учиться с удовольствием. Она жила в квартире на улице Достоевского, деньги ей присылали родители, хотя мама время от времени ворчала по поводу того, что Яна теряет время в России, а могла бы жить в Америке. Мама радовалась лишь тому, что дочь все-таки осваивает иностранные языки, а это пригодится даже здесь. Вторым языком Яна выбрала французский, как Артем, а третьим немецкий, к которому проявляла склонность и даже шутила, что в прошлой жизни наверняка жила в Германии. Правда шутила исключительно в разговорах с Артемом, который спокойно относился к прошлой жизни, мистике, гаданиям и приметам из уст Яны. За пределами общения с Яной Артем не очень в это верил, но рядом с ней все это казалось абсолютно естественным.

С немецким Яне помогала бабушка, которая когда-то учила его в школе, да и потом не забросила, продолжая доставать какие-то книги и читать их время от времени. При всей невозможности продолжить образование, бабушка знала язык очень неплохо. За помощью во французском Яна обращалась к Артему, который тоже никогда не отказывал.

— Ты специально выбрала его, чтобы иметь возможность чаще общаться с Артемом? — как-то поинтересовалась бабушка, а Яна обиделась. Разумеется, бабушка попала в точку, тем более так называемый язык любви абсолютно не нравился Яне, произношение давалось с трудом, но ради того, чтобы проводить больше времени с Артемом, пусть даже под предлогом учебы, Яна была готова пойти еще и не на такие жертвы. И именно ради Артема она, порой, ночью зубрила слова и правила, снова и снова слушала диски с диалогами, стараясь быть лучше. Уже позже Яна понимала, что многое из того, что она делала, было исключительно ради Артема. Даже потом, в Америке, далеко от него, Яна продолжала думать категориями «А одобрил бы Артем? А что бы он сказал?» За Артемом хотелось тянуться, Яне нравилось, что он лучше ее и совершенствоваться придется всегда. Артем мог делать ей замечания и критиковать, она не обижалась, разве что делала вид. Когда ее муж Алекс пытался сказать что-то похожее, то Яна или сердилась на него или попросту игнорировала все замечания. Именно Артем говорил, что у нее есть талант к рисованию, и Яна рисовала. Если бы однажды он сказал, что она абсолютно бездарна, Яна, пожав плечами, отложила бы кисточки, выбросила картины и больше не вернулась бы к этому занятию никогда.

«…Чего же боле?»

Три года Яниной учебы были приятными и насыщенными. Ей удалось находить подработку на выставках, даже не ради денег — родители присылали достаточно, а чтобы получить необходимый опыт. К тому же это было интересно для общительной и любознательной Яны. Потом также легко она устроилась подрабатывать гидом для иностранцев, хотя все вокруг недоумевали — в Петербурге такая конкуренция среди представителей этой профессии, а Яна и не гид вовсе, а так, студентка! Когда ее спрашивали, в чем секрет, она только плечами пожимала — туда, куда другие боялись идти, потому что считали себя не подходящими для той или иной должности, Яна приходила уверенно и получала то, что хотела. Она была немногим лучше других, просто не боялась пробовать и ошибаться. Ведь и отказов было не мало, но кто же их со стороны считает? Однокурсницы завидовали ее успехам и шептались про влиятельных любовников, а Яна только смеялась над этим. На лето ей удалось устроиться на ресепшен в один из известных отелей Петербурга с ковровыми дорожками, швейцарами у дверей и огромными зеркалами в резных рамах в холле. Девочки снова допытывались, в чем ее секрет, потому что никак не могли поверить, что Яна всюду приходит с улицы. Странная она была, их однокурсница Яна Никитина. Безусловно, яркая, притягивающая к себе внимание, но какая-то отстраненная. На первом курсе девочки выходили куда-то компанией, и мужское внимание по большей части доставалось именно Яне. Внимание Яна принимала снисходительно, будто так и надо, со всеми общалась ровно, никого не выделяя, и это снова удивляло ее однокурсниц. На факультете лингвистики были сплошь представительницы женского пола, и слухов со сплетнями в связи с этим было много. Обсуждать Яну было интересно, хотя она ровным счетом ничего не делала для того, чтобы стать объектом повышенного внимания. Говорили, что у Яны есть постоянный любовник, отсюда свободные деньги и самые теплые рабочие места, на которые и специалистам-то сложно устроиться. Именно поэтому Яна Никитина равнодушна к другим молодым людям, чтобы не злить любовника и не лишиться его покровительства. И по этой же причине Яна никого не приглашает к себе домой, хотя известно, что живет она одна, в самом центре города. Однажды Яна попросила Артема встретить ее после занятий, подгадав время так, чтобы большая часть их группы находилась в этот момент на улице. Сделано это было неслучайно — Яне откровенно нравились разговоры о себе, хотелось удивить однокурсниц еще сильнее. Результат превзошел все ожидания — Артем был красавец, который нравился всем без исключения девушкам, и Яне Никитиной стали завидовать еще больше. Если до этого теплилась надежда, что ее любовник старый и некрасивый, то теперь оказалось, что он похож на голливудского киногероя, только лучше, потому что реальный.

— Почему ты не скажешь им, что живешь в родительской квартире, на деньги, что они тебе присылают? — как-то раз поинтересовался Артем.

— Зачем? — пожала плечами Яна, — Мне нравятся их догадки, так интереснее жить!

— И на работы свои ты устраивалась сама. Разве не обидно, что они думают иначе? — удивлялся Артем, который терпеть не мог, когда о нем сочиняли небылицы.

— Пусть думают, что хотят, — отмахивалась Яна, — Если им кажется, что это сложно сделать без протекции, как я могу их переубедить?

— Это действительно непросто, ты находила интересные места, — кивал он, — Я сам, признаться, удивляюсь, как тебе это удается!

— О выставке и вакансиях гидов узнала из объявлений в интернете. Это полезная вещь! Но мои однокурсницы с большим удовольствие общаются с иностранцами на сайте знакомств, а там работу не предлагают. В отель просто зашла.

— Просто зашла? — переспросил Артем, — Я бы в такое тоже не поверил.

— Ну хорошо, тебе признаюсь — до этого я зашла еще в восемь других отелей, — со смехом сообщила Яна, — Кое-где на меня косились недоуменно, в одном девочка за стойкой откровенно нахамила, но мой дух это не сломило!

— Мне кажется, ты далеко пойдешь с таким упорством! У тебя уже есть планы, чем ты хочешь заняться? Все-таки третий курс.

— Пока не знаю, — Яна снова пожала плечами. У нее действительно не было планов, она жила, порхая и радуясь, но все время будто чего-то ждала.

Девочки ошибались, у нее не было не то что любовника-покровителя, а даже просто мальчика-ровесника, чтобы выйти куда-то погулять или начать сексуальную жизнь в конце концов. Глядя на Яну, томную, женственную и, как считали многие, сексуальную, невозможно было поверить, что у нее еще никого не было. Она ждала Артема. День за днем давала себе слово выбрать подходящий момент и признаться ему в любви, но постоянно откладывала это. День проходил, и Яна, засыпая, решала, что сделает это завтра или в конце недели, а может после Нового года. Хотя лучше, когда закончится сессия, и ничто не будет отвлекать. Даже самой себе она бы не призналась, что банально боится услышать не тот ответ и разрушить тем самым все свои мечты. Хотя были ли мечты? Яна жила в настоящем — училась, зубрила немецкие глаголы и мучилась с французским произношением, отбывала занятия по английскому, который почему-то не любила. Покупала наряды. Работала. Ходила на выставки и в театры. Заглядывала в кино. Иногда гуляла с Артемом. Читала книги. Но где-то там маяком ей светило будущее, где будет ну, конечно же, Артем. А что там будет еще, она потом подумает, когда все решится.

Яна нравилась мальчикам в институте, с ней знакомились в кафе, на выставках, просто на улице. Яна не могла спокойно выйти в парк, сесть на скамейку и почитать книжку — через пять минут рядом обязательно оказывался кто-то с серьезными намерениями. Яна нравилась взрослым мужчинам — ее коллегам, клиентам отеля, тем, с кем она знакомилась на выставке, иностранцам. Яна была избалована вниманием, где-то в глубине души ощущая, что Артема нет среди ее несметного количества обожателей, а почему — непонятно.

За несколько дней до Нового года в отеле, где работала Яна, которая на четвертом курсе перевелась на вечернее отделение, состоялся корпоратив. Первый взрослый корпоратив в ее жизни. Яна готовилась к нему тщательно, как к первому балу. Разумеется, в ее жизни был выпускной бал и красивое платье, но Яна отнеслась к этому равнодушно, сейчас — другое дело! Она отправилась в гостиный двор, чтобы купить самый эффектный наряд. Конечно, мама присылала ей немало платьев, и Яне они нравились, но сейчас был особый случай и, непременно, нужно было выбрать что-то самой. И золотистого цвета платье — с глубоким декольте, корсетом и пышной юбкой чуть выше колена а-ля пятидесятые — село на нее просто идеально. Яна крутилась перед зеркалом и была счастлива без всякого корпоратива, молодая, привлекательная, довольная жизнью.

На бал Яна отправилась на такси, хотя от ее дома до отеля было всего пятнадцать минут пешком, однако она хотела прибыть туда в туфлях на высоком каблуке — какие сапоги и сменка на бал? Поверх платья Яна накинула короткую норковую шубку, что купила на деньги родителей, присланные к прошлому Новому году, в качестве подарка. Яна сидела в такси, завернувшись в шубку, приятный мех щекотал ей нос и хотелось смеяться без причины. Хотя, как это без причины? На ней платье из гостиного двора, кудри по плечам, а еще сегодня обязательно случится что-нибудь хорошее — первый бал же! Яна чувствовала себя не Золушкой, что хорошего было у той Золушки? Яна ощущала себя настоящей принцессой!

И бал, который проходил в закрытом зале для сотрудников их отеля, оправдал все Янины ожидания. Она пила шампанское, смеялась, весело болтала о чем-то, много танцевала и привлекала внимание мужчин. Серьезные коллеги, руководители Яны, с удовольствием подносили ей бокалы и отстаивали право на танец с ней.

Через два часа после начала Яна выскользнула в туалет, чтобы подправить макияж и пригладить локоны. По пути она поймала свое отражение в одном из зеркал, невольно залюбовалась и подумала, как было бы хорошо, если бы ее сейчас увидел Артем! Стоя у зеркала, Яна поправляла прическу, вертелась, оглядывая себя со всех сторон, а в голове зрел план — вызвать такси и доехать до дома Артема. А там…. Она разберется, что там.

Впоследствии Яна удивлялась, как она решилась на это, не задумавшись ни о его родителях, которые могли быть дома. Ни о том, что Артем сам мог отсутствовать. В конце концов, у него могли быть гости! Все это не пришло в Янину легкомысленную голову вообще. И мир шел ей навстречу, как было всегда, когда она не задумывалась о последствиях, а просто делала. Яна хотела всего лишь увидеть Артема, покрасоваться перед ним, посмеяться, поболтать и вернуться на свой бал. Все шло по плану — такси подъехало сразу, через пять минут она была у его подъезда. Путь от дороги до подъезда ей пришлось пройти в туфлях на каблуках по снегу, который не так давно выпал в слякотном Питере, но все это были такие мелочи! Янина шубка была распахнута, глаза горели, а щеки пылали.

Артем оказался дома. Он был один, потому что родители ушли в гости. Яне крупно повезло, и она сочла это хорошим знаком.

— Разве ты не на корпоративе? — удивился Артем, разглядывая Яну. Она прошла в квартиру, весело рассказывая о том, что решила сбежать ненадолго. Совсем на чуть-чуть. Поведала, как там хорошо, красиво и весело! А пойдем со мной, а? Предложила.

— Если бы ты предупредила заранее, я бы с удовольствием, — признался Артем, который не любил спонтанные мероприятия. К тому же именно сегодня у него было настроение побыть дома.

— Можешь остаться здесь, — предложил он. Яна кивнула, опустившись на диван в гостиной, сложив руки на коленях и оглядываясь по сторонам. Шубу она отдала Артему при входе и теперь предстала перед ним во всей своей красе.

— Чудесное платье! — искренне сказал Артем, в общем, равнодушный к женским нарядам, но это платье было для Яны будто создано! Она снова кивнула и задумалась. Ей так везет сегодня, так разве не самый подходящий момент для того, чтобы признаться ему в любви? Артем отошел к бару, где родители хранили бутылки с алкоголем и заметил.

— Моя квартира, конечно, не твой роскошный отель, но у меня тоже есть шампанское!

Это решило все. Шампанское было очень кстати! Яна приняла у Артема бокал, выпила его почти залпом, затем выпила еще.

— Я давно хотела тебе сказать!

Артем повернулся и выжидающе посмотрел на нее.

— Я люблю тебя.

Сказать оказалось проще, чем предполагала Яна. Она даже вздохнула с облегчением и подумала, что давно уже надо было это сделать.

— Я тебя тоже люблю, — просто ответил Артем, но что-то пошло не так. Он сказал это совсем иначе, чем представляла себе Яна.

— Ты не понял. Я люблю тебя не как друга!

Артем продолжал смотреть на нее с любопытством, будто что-то обдумывал.

— Вернее, я, конечно, люблю тебя и как друга тоже, но…., — Яна растерялась, окончательно запутавшись. Она никак не ожидала, что ей придется пускаться в объяснения, но Артем будто ждал от нее объяснений, а каких? Она же все ему сказала! Она его любит, разве этого мало?

Артем сел на диван рядом с Яной, вздохнул, а Яна, взглянув на него, замотала головой.

— Ничего не говори, не надо!

Она понимала, что не услышит от него то, что хочет, а все остальное слушать не желает. Артем поспешно кивнул и больше не делал попыток завязать разговор. Яна продолжала смотреть ему в глаза, обиженная, раздосадованная. Если бы они находились в ее квартире, то она топнула бы ногой, обутой в красивую туфельку, и попросила его выйти вон. Но Яна была в его квартире, и встать, дойти до коридора, забрать свою шубу, а потом выйти на улицу было совершенно невозможно. Яна сидела на диване, не в силах пошевелиться.

— Ты в порядке? — спросил Артем. Яна кивнула, машинально допила шампанское, а потом внимательно оглядела комнату, будто пытаясь запомнить детали, понимая, что, скорее всего, никогда не вернется сюда, а если и вернется, то очень нескоро. Взгляд ее задержался на Найде, которая лежала в углу и внимательно, даже сочувственно, смотрела на Яну. Этого она не могла выдержать совсем. Яна подошла к собаке, присела рядом и потрепала ее по ушам. Артем, который отдал бы все на свете, чтобы избежать этого разговора, внимательно следил за ней. Он знал Яну много лет, она доверяла ему все свои горести, обиды, плакала, не стесняясь, и делилась радостью от всей души, но он никогда не мог точно сказать, что может прийти ей в голову, и как будут развиваться события дальше.

— Я пойду, — Яна встала, все еще глядя на Найду. Артем молчал, понимая, что их общению, скорее всего, пришел конец. Он боялся не за себя, а за Яну, которая всегда соблюдала дистанцию между собой и миром, подпуская близко лишь его одного. Как же она теперь? Янины отношения с миром были странными, но, казалось, ей никто не нужен, потому что был он. А теперь его не будет.

«Как я теперь без него?» — думала Яна, когда шла к двери, жестом давая понять Артему, что ее не надо провожать. Она так задумалась, что забыла надеть шубу, вышла на улицу и дойдя до арки поняла — что-то не так. Ей даже не было холодно, просто непривычно легко. Яна вернулась за шубой, Артем ждал у двери. Посмотрела на него внимательно, стараясь запомнить и приказывая себе не плакать. Потом можно плакать, позже, но только не сейчас.

— Может вызывать тебе такси? — спросил Артем, — Ты же в туфлях.

Яна посмотрела на ноги, судорожно сжимая в руках шубу, и покачала головой. Туфли, платье — все это еще недавно так радовало ее! Но бал закончился совсем не так, как она себе представляла. Господи, лучше бы она этого не делала! Не делала и что? Продолжала бы жить в своих иллюзиях? А так хотя бы иллюзий больше нет.

— Все в порядке, — хрипло пробормотала Яна, накинула шубу и пошла вниз по лестнице, опустошенная, усталая и разом протрезвевшая. Ушли легкость и веселье, будто Яна за последний час постарела на несколько десятков лет. Еще недавно она взбегала по ступеням этого дома легкая и счастливая, а сейчас еле идет, будто у нее на ногах кандалы, а не дорогие удобные туфельки, созданные для того, чтобы танцевать в них без устали до самого утра.

— Яна!

Она подняла голову, остановившись на лестничном пролете.

— Яна, если что-то будет нужно…. Ты зови, ладно?

Она кивнула и продолжила спускаться.

На улице шел снег, Яна отправилась в сторону дома, стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть. Всю дорогу она запрещала себе думать о том, что случилось — сначала надо дойти до дома, а потом решать, что делать дальше. Около метро Владимирская Яна увидела круглосуточный магазин, зашла туда, купила шампанское, под косым взглядом продавщицы, которая оценивающе оглядела ее шубу и особенно пристально всматривалась в туфли. Яна несла в руках бутылку, вспомнив, что совершенно не умеет ее открывать. Она достала мобильный телефон и набрала номер одного из коллег, который также, как она, работал на ресепшене в отеле и теперь веселился на корпоративе. Позвонила, пригласила в гости. Ее коллега, безусловно, был симпатичным, но в целом в тот вечер ему просто повезло. Потому что именно сегодня Яне плохо и оставаться одной было совершенно невозможно! Да и что ей теперь терять? Прийти домой и прорыдать до утра она еще успеет, а сегодня у нее бал, пусть даже все идет не по сценарию. Бал, черт возьми, и она сделает все, чтобы продлить этот бал!

Яна так и ждала своего коллегу, не переодеваясь и не снимая туфель, которые изрядно намокли, после прогулки по снегу. Бродила по дому, переставляла какие-то вещи, что-то бормотала себе под нос, лишь бы не думать, только бы не плакать!

— Ну что, удалось ему отомстить? — поинтересовался коллега на утро. Он оказался куда внимательнее, чем думала о нем Яна.

— Кому? — наигранно весело поинтересовалась она, мечтая о том, чтобы коллега скорее ушел, а она осталась одна и, наконец, всласть порыдала. Все было плохо, ей не понравилось, и самое обидное заключалось в том, что она не переставала думать об Артеме ни на минуту.

— Не знаю кому, — он пожал плечами, — Всегда такая неприступная, а тут позвонила, пригласила к себе. Есть же причина?

— Конечно. Некому было открыть шампанское, — вяло и будто нехотя отозвалась Яна.

— Никогда бы не подумал, — он покачал головой и бросил взгляд на пятно крови на простыне, а Яна неожиданно разозлилась.

— Я хочу побыть одна, извини.

— Ты одна здесь живешь?

— Да, — вдаваться в подробности Яна не стала. Про себя решила, что пусть коллега расскажет всем, что она ни чья-то любовница, а очень даже девственница и квартира ее мало напоминает собой хоромы содержанок — в центре, но ремонт и мебель откровенно старые. Яне недосуг было делать новый, современный, да и денег жалко — она просто не ощущала эту квартиру своей. Пусть расскажет! Ей все равно, потому что хуже уже быть просто не может!

Коллега никому не рассказал, правда намекал на очередную встречу, но Яна делала вид, что не понимает, о чем он. Она будто в омут с головой окунулась в секс и вечеринки, отрываясь за все годы, которые посвятила мыслям об Артеме. Каждый раз наутро Яну постигало страшное разочарование, было плохо и грустно, она снова и снова приходила к выводу, что никто, кроме Артема ей не нужен и весь ее образ жизни — плохой способ забыть и забыться. Забыться получалось на вечер и ночь, но утром реальность проступала во всей своей неизбежности. Яна совсем забросила учебу, кое-как сдала зимнюю сессию, а после каникул и вовсе редко появлялась на занятиях. Ее прощали за былые заслуги, однако грозились отчислить, если подобное будет продолжаться. Яне было все равно. Иногда она ездила к бабушке, редко говорила с мамой по телефону, ушла из отеля, отказалась от неплохого предложения работы, почти не читала книг. Будто та живая и яркая Яна умерла и осталась всего лишь ее оболочка, которая автоматически назначала свидания, кому-то улыбалась, с кем-то целовалась, а в душе у нее все тосковало и плакало.

В одно из таких многочисленных утр Яна проснулась, будто ее кто-то разбудил. Она открыла глаза и огляделась — никого, только рядом спит очередной одноразовый приятель. Яна внимательно присмотрелась к нему, попыталась вспомнить имя — кажется, Виктор, а, может, и нет, да какая разница, если не Артем — вылезла из постели, накинула шелковый халат, некогда присланный мамой, и босиком прошла в кухню. Там Яна, сфокусировавшись, разглядела пустые бутылки из-под шампанского, бокалы, тарелки, коробки из-под полуфабрикатов. Вздохнув и тряхнув гривой своих рыжих волос, Яна машинально собрала коробки, параллельно подумав, что когда-то она мечтала иметь свой дом, семью и готовить каждый день по пять блюд, но, видимо, пока ее удел — вот это все, и выбросила все в мусорку. Телефонный звонок раздался так неожиданно, что она испуганно вздрогнула. Впоследствии Яна удивлялась своей реакции, ведь звонили ей довольно часто, но почему-то именно этот звонок заставил насторожиться и сжаться, будто она понимала, что после него жизнь уже никогда не будет прежней.

— Алло, — хрипло пробормотала Яна в трубку, добежав до надрывающегося в коридоре аппарата. Она не помнила, где лежит радиотелефон, но почему-то хотела, чтобы ее случайный любовник не проснулся от звонка и поспал подольше, чтобы не надо было улыбаться, объясняться и вообще что-либо говорить.

— Яна? Это бабушка Валя, помнишь?

Яна кивнула, будто та могла ее видеть, понимая, что произошло что-то плохое. Она опустилась на пуфик под полкой с телефоном — мама раньше любила тут сидеть и болтать, когда еще не было радиотелефонов в их жизни — и, наконец, сказала — да, я слушаю.

— Яночка, я звоню от вас. Бабушка умерла сегодня, примерно в четыре часа утра, так врачи сказали. Я к ней в семь зашла, а она мертвая лежит. Вызвала Скорую, милицию, а потом тебе позвонила…. Алло!

— Да, да, — Яна откашлялась и, кажется, внешне никак не отреагировала на сообщение, только мозг ее заработал лихорадочно — бабушка умерла, это что-то невероятное, как если бы баба Валя сказала, что, например, Луна упала на Землю. Хотя не исключено, что в это Яна поверила бы быстрее. Но ее бабушка, необычная, абсолютно волшебная, не могла так просто взять и умереть! Она бы знала, она бы предупредила, она бы, в конце концов, попрощалась с Яной!

Баба Валя говорила о том, что бабушку увезли в морг, что она начала договариваться о похоронах, но все равно нужен кто-то из родственников, и Яне следует подъехать прямо сегодня.

— Я приеду, — ответила Яна и снова откашлялась. Теперь ее голос был хриплым не оттого, что она только проснулась, а потому что в горле будто поселился комок, который она не могла проглотить при всем желании, — Я сегодня приеду. Через три часа.

Уже много позже Яна не помнила, как будила своего кавалера, принимала душ, одевалась, собирала сумку и выезжала из Питера. Однако она четко запомнила, что все время до бабушкиных похорон даже на секунду не верила в то, что той больше нет. Яна с кем-то общалась, чего-то делала, заполняла, подписывала, получала свидетельство о смерти, без которых была невозможна сама процедура похорон. Она договорилась об отпевании, хотя кто-то в деревне шептал, что негоже это, потому что Галина Викторовна вещи не богоугодные делала и вообще не сильно верующей была. Яна звонила маме из бабушкиного дома и говорила по-деловому и обстоятельно, будто не про бабушку, а постороннего человека рассказывала, а мама ахала, охала, плакала и причитала.

— На похороны приедешь? — поинтересовалась Яна больше для приличия, зная, каким будет мамин ответ. Мама конечно же не могла приехать, потому что неожиданно (будто со смертью бывает иначе!), не вовремя, далеко и вообще неудобно. Она позже приедет, и памятник поставит самый лучший.

— Ок, — коротко отозвалась в трубку Яна, переняв мамину манеру реагировать так почти на все, правда, исключительно в беседах с мамой. Та еще говорила о том, что Яночка молодец, ей приходится заниматься похоронами и так ее жалко, одинокую, в сущности, маленькую девочку. Яна отстраненно слушала, будто речь шла не о ней, а о какой-то другой девочке, кивала в трубку, вспоминала, что это всего лишь телефон, произносила «да» и с большим облегчением закончила это все. Предстояли еще дела и заботы, было не до того, чтобы жалеть себя или думать о разговоре с мамой. Однако в морге, забирая гроб с бабушкиным телом, Яна впервые осознала, что ее больше нет. Она говорила о чем-то с работником, который настойчиво предлагал услуги носильщиков и еще ряд сопутствующих, и поглядывала на женщину в гробу с любопытством. Это была не бабушка, а какая-то желтая, восковая фигура. Яна однажды была в музее восковых фигур в Питере и теперь поняла, что эти фигуры на самом деле не похожи на живых людей, они похожи на мертвецов с открытыми глазами.

— Ни за что больше не пойду в эти музеи! — вслух сказала Яна, а работник морга с удивлением посмотрела на нее — что?

— Нет, ничего, — она тряхнула головой, — Гроб можно ставить в катафалк, мы едем в деревню, ваши услуги больше не нужны, спасибо!

Яна даже улыбнуться попыталась, после чего проскользнула в катафалк и внимательно наблюдала, как выносили бабушкин закрытый гроб и ставили туда. Отпевание было заочным, на нем присутствовала одна Яна — тоненькая, на высоких каблуках, в черном платье и платке. Она выстояла положенное время, держа в руках свечу, только думала почему-то не о бабушке, а об Артеме, смотрела на пламя, отстраненно слушала речь батюшки и мысленно просила у бабушки прощения за свои мысли.

Гроб привезли на кладбище, открыли и впервые Яна осознала, что бабушки действительно больше нет и никогда не будет. Что эта восковая фигура в гробу и есть бабушка и через полчаса над ней вырастет холм из земли и больше никогда и навсегда. Яна вздрогнула. Кто-то из деревенских завсегдатаев, из тех, кто никогда не пропускает ни свадьбы, ни похороны, забрали из ее рук пакетик, который отдал батюшка на заочном отпевании, приговаривая, что что-то надо положить в гроб, а землю посыпать вот так, крестом. Яна будто застыла, ни на что не реагируя. Целуя венчик на лбу, она не плакала. Дотронулась до бабушкиной руки и снова наткнулась на воск. В гробу была не бабушка. Но где же тогда бабушка? Гроб закрыли, забили гвоздями — звук заставил Яну содрогнуться, а затем начали опускать в могилу. Яна почему-то посмотрела по сторонам, в надежде увидеть Артема — ей было стыдно, что в такой момент она вспоминает его — однако поделать с собой девушка ничего не могла. Артема не было, а гроб быстро и деловито засыпали землей. Яна судорожно вздохнула и отошла в сторону, сжимая в руках свои розы так, что шипы впились ей в ладонь. Уткнувшись в белые бутоны, Яна прошептала что-то, помотала головой, не веря, что все это происходит в реальности, а спустя совсем немного, возложила цветы на свежий холм.

Оставшись одна после поминок, Яна неожиданно осознала, что бабушка больше никогда не придет. Девушка судорожно оглядывалась, понимая, что ей неуютно одной на кухне, но бабушка больше никогда не будет сидеть напротив. Она переоделась в джинсы, сняв траурное платье, ставшее ей ненавистным, выбежала из дома и, даже не закрыв дверь, направилась в сторону кладбища. Были сумерки, но Яна не боялась, тем более день выдался солнечным, и сейчас солнце еще не совсем ушло за горизонт. Она села около бабушкиного могильного холмика и впервые смогла разрыдаться в голос.

Артем узнал о том, что умерла Янина бабушка совершенно неожиданно — его мама сообщила новость, и он решил, что ехать стоит непременно. Артем зашел к Яне сразу, дверь была открыта, но дома никого не было и не стоило труда догадаться, куда она делась. Рыдания Артем услышал издалека, замер у какой-то могилы, раздумывая, как ему быть дальше и тактично ли подойти к Яне ближе. Он стоял так долго, минут десять или пятнадцать, потом немного прошел вперед, снова остановился, но, в конце концов, все-таки подошел.

— Ты здесь, — судорожно всхлипывая, шепнула Яна, не вставая с колен, — Я так хотела тебя увидеть! Я так скучала по тебе! Но почему так?!

Артем растерялся. Он никак не ожидал, что с Яной снова придется выяснять отношения, тем более в такой ситуации.

— Я узнал, что твоя бабушка умерла, мне сказала об этом мама. Так что, никакой мистики. Прости.

Яна закивала и жестом пригласила его подойти. Артем не решился зайти за оградку, встал рядом, с любопытством глядя на холм и на Яну.

— Спасибо, что пришел, — кивнула она.

— Яна, я понимаю, как тебе тяжело, но она тебя очень любила и теперь будет присматривать сверху, — начал Артем свою речь, понимая, что именно следует сказать Яне, — Хотя, конечно, это всего лишь слова и пока ты не переживешь все горе, они тебе не помогут.

Яна подняла на него глаза и пробормотала.

— У меня больше никого не осталось, совсем никого.

— У тебя есть родители, — мягко напомнил Артем, понимая, что говорит что-то не то, потому что отношения Яны с родителями теплыми никак не назовешь.

— Родители? — переспросила Яна и неожиданно засмеялась зло, — Родителей у меня нет уже тринадцать лет, с тех пор как они уехали.

Артем смотрел на холм, покрытый венками и цветами и на Яну, автоматически говоря что-то о том, что они все равно ее любят, как могут, звали к себе и именно ее выбор был остаться с бабушкой в России.

— Звали? — переспросила Яна и даже плакать перестала, — Звали….

Она усмехнулась, посмотрела куда-то вдаль, а потом перевела взгляд на Артема и сказала сквозь зубы.

— Они ни разу, слышишь, ни разу не приехали сюда, ко мне! О какой любви ты говоришь? Деньги присылали, вещи — это да. Джинсы, вот, — Яна покосилась на свои светлые джинсы, которые в данный момент были перепачканы могильной землей, и добавила, скривившись, — Ненавижу джинсы!

И снова горько заплакала. Артем понимал, что Яна права. Он неоднократно задавался вопросом, почему родители Яны, получив грин карту и не рискуя навсегда попасть в черный список на границе, как нелегалы, не могут приехать в Россию. У них были на это средства, да и времени уже прошло немало, однако Яна ни разу не упомянула, что они хотя бы собираются сюда. А Артем не решался спросить, все-таки в какой-то мере данная тема была для Яны болезненной. Что сказать еще и как утешить ее, он, коммуникабельный, общительный из тех, кто никогда не лезет за словом в карман — не знал, а Яна продолжала смотреть на него, будто что-то ждала.

— У тебя еще обязательно будет человек, который станет близким, — начал Артем, избегая ее ждущего взгляда и мысленно ругая себя за то, что говорит глупости, банальности и общие вещи, которые можно говорить, кому угодно и когда угодно, но только не Яне и не в такой момент.

— Женись на мне, — неожиданно сказала Яна, а Артем вздрогнул.

— Женись на мне, — повторила она четко и по-деловому, будто и не было у нее истерики всего пары минут назад, о которой сейчас напоминали лишь красные пятна на щеках.

Артем был человеком, которого мало что могло смутить, тем более женские слова. Девушек в его обществе было достаточно, и многие мечтали о том, чтобы Артем на них женился или хотя бы начал постоянные отношения, которых он умело избегал. Но ни одна из них не говорила так прямо, как это сейчас делала Яна, ведь в девушках должна быть загадка, они должны ждать мужского звонка и предложения, а не делать его сами, на кладбище, у могилы только что умершей бабушки. Артем пробормотала что-то насчет того, что жениться он пока не собирается, а Яна усмехнулась и покачала головой.

— Я все понимаю. Уходи, Артем.

— Уходить? — он неуверенно посмотрел на Яну, — Тебе точно не нужна помощь?

— Разве я похожа на человека, которому нужна помощь? — Яна даже улыбнуться сумела, вышло криво и фальшиво, но она хотя бы попыталась. Спина у нее была прямая, как всегда, когда ей было плохо, она больше не плакала, да и на Артема смотрела не как жертва, а будто свысока, хоть и стояла на коленях.

— Уходи.

Он развернулся и пошел к выходу, раздумывая о том, что более странной девушки, чем Яна, в его жизни никогда не было. Неужели она действительно хочет, чтобы он на ней женился? И что это будет за брак? У выхода с кладбища Артем споткнулся и невольно поймал себя на мысли, что пытается представить себе этот брак, который наверняка будет странным и просто не может иметь права на существование, потому что Яна — это Яна, которую разгадать сложнее, чем китайскую головоломку. И, хотя, кажется, что она проста и Артем знает ее от и до, в Яне столько непонятного, что никакого комфорта и спокойствия жизнь с ней не принесет. А уж о своих чувствах к Яне Никитиной он даже задумываться не хотел, предпочитая думать, что она приходится ему кем-то вроде младшей сестры или соседской девчонки-подружки, но не более того. Он покинул кладбище, а Яна еще долго оставалась на бабушкиной могиле, коря себя за то, что не навещала ее уже так давно, предпочитая пьянки и беспорядочные связи, будто впереди была целая вечность. А главное, Яна не успела сказать бабушке, как сильно она ее любит — давала понять, это да, но прямо никогда не говорила. Яна снова зарыдала, прося у бабушки прощения и повторяя, что она ее любит и будет скучать, вытирала слезы, почему-то вспоминая последнюю их с бабушкой встречу.

Яна приезжала полтора месяца назад и в первый день они с бабушкой виделись буквально на бегу, потому что та была занята, а Яна терпеливо ждала ее в доме и читала. Потом бабушка появилась, и они вполне мирно ужинали, пили чай, пока Яна не начала жизненно важный для нее разговор об Артеме, рассказав, что призналась ему в любви, но в ответ ничего не добилась.

— Я знала, что так будет, — спокойно ответила ей бабушка, — А ты разве нет?

— Нет! — воскликнула Яна, — Почему он не может любить меня? Чем я хуже других?

— Ты не хуже, просто он дан тебе для чего-то большего. Не потеряй это.

Яна нахмурилась, размышляя, что может быть больше, чем счастливые совместные отношения? Тогда она с бабушкой даже поссорилась, доказывая, что вполне заслуживает любовь Артема и ничего большего ей не надо. Утром Яна уехала рано, едва с бабушкой попрощавшись, потом они еще несколько раз говорили по телефону, Яна собиралась приехать, но никак не получалось и в итоге она попала к ней только на похороны.

Конец ознакомительного фрагмента.