Письма одинокой Элли

Светлана Котт

Казалось бы, 21 век, интернет захватил все наше пространство, люди давно забыли о бумажных письмах. Но только не Элли. Она пишет письма подруге Еве о своем переезде, новой школе и других неожиданных потрясениях в жизни… Однако Ева не отвечает ни на одно письмо подруги. И никаким другим образом с ней не связывается. Но почему? Что на самом деле случилось между Элли и Евой?

03.11.19

Вчера я сильно поссорилась с мамой. Даже не спрашивай из-за чего, на самом деле из-за ерунды. Но эта ссора так меня разозлила, что я вышла на улицу и отправилась гулять в одиночестве. В принципе, а с кем мне еще гулять?

На улице стемнело и похолодало. Мне взбрела в голову очень странная мысль — пойти к серым домам. Это заброшки в деревне рядом с моим поселком. В общем, на ночь глядя понесло меня к черту на куличики.

Я была такой злой, что даже не обращала внимания на гавкающих собак, которых очень много в деревне. Хоть они за забором, все равно страшно, не все привязаны. А после того случая нападения я вообще стала бояться бродячих собак. Обычные домашние меня не пугают, но к бродячим у меня теперь фобия. Особенно когда они ходят стаей.

В общем, я шла в темноте, фонарей не было, мама начала звонить, но я отключила телефон. Меня раздражало все, я хотела просто тишины и спрятаться где-нибудь. Когда я пришла наконец-то к серым домам, мне стало немного страшно. В темноте они выглядели ужасающе. Два заброшенных недостроенных здания. В обычной ситуации я давно бы уже убежала, но тогда я была настолько злой, что забралась в один из этих домов.

Внутри не было ничего особенного, кроме разных надписей на стенах. Ну, это стандартно. Плюс еще в одном месте было что-то вроде ямы с водой. Я села в угол и заплакала. Потом я немного отпрянула, потому что померещился паук. Я даже включила фонарик, но оказалось, что это был простой жук.

Мне хотелось остаться в этом заброшенном доме на всю ночь. А утром убежать куда-нибудь в неизвестность. Просто идти под любимую музыку. Смотреть на алый рассвет и ощущать утреннюю свежесть. Я бы даже не расстроилась, если бы пошел дождь. Так было бы даже лучше. Так странно, никогда не любила дождь, но тут вдруг он стал мне нравиться.

Наверное, я бы и дальше продолжила сидеть так всю ночь, но вдруг послышался шорох. Как я перепугалась, боже! Сразу же вытерла слезы и уже начала подходить к окну, чтобы выбраться. Адреналин так вдарил в голову, что, наверное, я бы выскочила из окна, как какое-нибудь животное, и тут же скрылась бы из виду.

Но бежать я передумала в тот момент, когда увидела краем глаза девушку из своей школы. Ту самую, над которой недавно издевались ребята и которой я не помогла. Я аккуратно выглянула еще, чтобы лучше разглядеть ее в проеме. Она стояла в наушниках и увлеченно что-то рисовала на стене. У нее были синие отросшие пряди, а левое ухо — проколото где только можно. Еще небольшой прокол был над бровью. Мне понравились на ней толстая черная куртка и грубые ботинки, как у рокеров. Ее черты лица показались мне идеальными. Острые скулы, тоненький носик, небольшие губы, впрочем, немного потрескавшиеся, но ей это шло.

Она была настолько увлечена процессом рисования… как же за этим было интересно наблюдать. Она двигала головой в такт музыке и то подходила к рисунку, то вновь делала несколько шагов назад и запрокидывала голову. В этот момент она словно была не в этом мире. Не здесь. А наедине со своим творчеством.

Хотя о чем я говорю. Я думаю, многие творческие люди это на себе ощущали. Ты прикасаешься к тому, что любишь всей душой, и на какое-то время перестаешь замечать реальность. Есть только ты и тот мир, который ты создал. И ничего больше не нужно. Этого вполне достаточно.

Я наблюдала за ней и в какой-то момент подумала: «Стоит ли к ней подходить или вернуться домой, словно ничего и не было? Стоит ли нарушать эту гармонию? Стоит ли вмешиваться в личное пространство сейчас?» Пока я размышляла о том, как же мне лучше поступить, эта девушка меня заметила. Она вскрикнула от страха и вынула наушники. Меня тоже немного напугала ее реакция.

— Ты кто? — ошеломленно спросила она.

Я подошла поближе и спокойно ответила:

— Мы учимся с тобой в одной школе. Меня зовут Элли.

Ее страх в глазах поутих. Она даже вздохнула от облегчения.

— Я помню тебя, ты девочка, которая постоянно ходит с какой-то тетрадкой. Меня зовут Кристина, но меня бесит, когда называют полностью, мне больше нравится сокращенно — Крис. Да и что ты стоишь в проеме, зайди уже.

Я зашла в комнату (если ее можно так назвать) и посмотрела на стену. Там был нарисован обалденный тигр, точнее, просто его голова, но смотрелось очень круто. Я заметила у Крис баллончик с краской.

— Это ты нарисовала? — удивилась я.

— Тигра-то? Да. И эти надписи слева тоже я написала.

Я взглянула чуть левее и заметила, что на стене были написаны имена тех ребят, которые недавно издевались над Крис. Ну и нетрудно догадаться, что рядом с каждым именем была унижающая приписка.

— На самом деле стало легче, когда написала на стене про этих уродов, — продолжила она.

Как только она это сказала, мы вдруг услышали с улицы голоса. Представь, темно, заброшка, нас всего лишь двое. Крис тут же выключила фонарик и бросила баллончики с краской в рюкзак.

Моя реакция была предсказуемой: я впала в ступор. Ненавижу себя за это, я постоянно теряюсь в таких ситуациях. Нужно бы сделать хоть что-то, а я просто стою и смотрю. Будто зритель в кинотеатре: на экране что-то происходит, но меня это не касается. Я ведь там не нахожусь, я здесь, среди других зрителей.

Ева, как это странно. И как меня это бесит в себе.

Я думала, что так и останусь там стоять, пока кто-то не зайдет в дом и не увидит меня. Но вдруг я почувствовала, как Крис взяла меня за руку и потащила к выходу. И ты представляешь, я очнулась, когда ощутила ее холодные пальцы. В этот момент я поняла: нужно бежать.

Она первая высунула голову и огляделась, потом без труда спрыгнула и махнула мне. Стоит сказать, я бы никогда не сделала прыжок с такой легкостью, я кое-как враскорячку вылезла из окна, чем немного ее насмешила. И в этот момент, когда обе оказались на земле, мы побежали. Если честно, в воспоминаниях все в таком тумане. Сердце так бешено колотилось. Помню только, что боялась споткнуться о кочку или запутаться в траве.

Мы выбежали на дорогу, освещенную фонарями. Лицо у Крис покраснело, мое наверняка тоже. Мы задыхались от такого быстрого бега. Тут она вдруг спросила:

— А ты где живешь?

— На поселке, не здесь.

— Пойдем провожу.

Она шла очень быстро, я еле-еле за ней успевала. В какой-то момент она заметила это и стала идти помедленнее. Я понятия не имела, о чем с ней можно поговорить. Неловкая пауза продолжалась некоторое время; когда тишина уже начала давить, я вдруг выпалила:

— А чем ты увлекаешься?

Я почувствовала себя идиоткой, задав этот вопрос, он показался мне детсадовским. Наверняка Крис это тоже почувствовала, но продолжила тему:

— Мы с мамой помогаем бездомным собакам. Могу как-нибудь показать тебе.

Странно, но только сейчас заметила, какой у нее низкий голос. Не мужской, нет, но для женского низковат. Ей это шло.

— Да, конечно.

— Встречный вопрос про увлечения, — сказала она.

Я не знала, стоит ли говорить про то, что я люблю писать всякое, но, кроме этого, у меня особо не было увлечений. Хотя я старалась никому об этом не рассказывать, так как боялась реакции со стороны. Но почему-то ей я решила довериться:

— Мне нравится писать. В основном небольшие рассказы.

Я посмотрела в ее глаза, ожидая хотя бы какой-то реакции. Мне всегда с трудом удавалось рассказывать людям о своих увлечениях. Я обратила внимание, что у нее были зеленые линзы, смотрелось очень круто.

— И о чем пишешь? — спросила она.

Я немного растерялась.

— Эм, в основном небольшие заметки. Последняя история была про ежика Стива, который отправился в путешествие. И о его приключениях.

— Пойдешь на журналиста, значит? — спросила она.

Об этом я никогда не смела думать. Я расценивала писательство как увлечение, которое мне очень дорого, но даже не думала превращать это в профессию. Я думала о журналистике, но мой скромный характер… и мне кажется, вряд ли я найду работу по этой специальности.

Ева, ты скажешь, я сильно загоняюсь. Но черт…

— Вообще не думала об этом. Хотелось бы, наверное. Но лучше пойти, может… Не знаю еще пока.

И Крис вдруг обогнала меня и преградила путь. Ее брови были немного нахмурены, она возмущенно сказала:

— Быстро читай вслух сейчас любой свой рассказ.

Я была в шоке от такого требования. Ее импульсивность меня реально поражала. Но я не горела желанием читать свою писанину вслух, ну уж нет, не нужен мне этот позор.

— Может, в другой раз? — ответила я с натянутой улыбкой.

— Нет, читай прямо сейчас, мне нужно понять, стоит ли тебе идти в журналистику.

Ее невозможно было переспорить, я снова попыталась возразить, но на мое возражение она находила кучу аргументированных ответов. В итоге она пригрозила, что мы тут будем стоять всю ночь, если я не прочитаю хотя бы что-то. Ох, Ева, как же мне этого не хотелось, но все-таки я достала телефон, спорить было бесполезно. Я нашла один свой старый рассказ и начала читать:

«Одна девочка себя не любила. Редко смотрела в зеркало. Проходила мимо красивых платьев. Лишь иногда поглядывала на витрины. Так, чтоб никто не заметил и не подумал, что она решила купить себе что-то этакое. Дни были похожи один на другой. Одна и та же дорога в школу. Одни и те же мысли. Одни и те же переживания.

Но что-то произошло однажды. Случилось то, чего она ожидать никак не могла. В череде пустынных и похожих друг на друга дней она вдруг встретила себя. В глубине леса. Ее копия не шевелилась, лишь ветер развевал верхушки деревьев. Девочка подошла ближе и встала напротив самой себя. Внешне копия ничем не отличалась. Все те же складочки на животе. Все те же непослушные светло-русые волосы. Все тот же курносый нос. И все та же нескладная фигурка, облаченная в черный свитер и джинсы.

— Кто ты? — спросила девочка.

— Я — это ты. Разве ты меня не узнаешь? — ответила копия.

— Но как? — удивилась девочка. — Разве такое возможно?

Копия подошла ближе и обняла настоящую девочку. И в тот момент настоящая девочка поняла: в этой копии есть что-то особенное. То, чего нет у нее.

— В детстве мы не думаем о красоте, — шептала другая девочка на ухо. — До первого косого взгляда. До первого замечания. До первого оскорбления. Мы начинаем сомневаться в себе, когда кто-то нам говорит, какими мы должны быть. Они пытаются подбить нас под их понятие о красоте, под их стандарты. Но вся суть в том, что красота не в том, чтобы быть одинаковыми. Красота — в индивидуальности. Ты не замечала, как на самом деле красиво смотрятся твои волосы? Ты не замечала, как прекрасен твой курносый носик? Это и значит быть живой. Быть личностью. Быть настоящей. Не пытаться стать клоном другой красивой девочки. А быть самой собой. Ведь ты — особенная. То, что ты родилась такой — чудо!

Оглянись. Видишь, какие красивые деревья нас окружают? Среди них есть высокие и низкорослые, с широкими ветвями и те, что поскромнее. А вон там дерево не похоже на другие. Оно изогнуто в сторону. Но разве природа считает это уродством? Разве был бы этот лес красивым, если бы деревья были копиями самих себя?

Девочка заплакала. Другая девочка отошла чуть в сторону и сказала напоследок:

— Детство — это то, что мы обязаны в себе сохранить. Веру в лучшее. Веру в прекрасное. Веру в себя.

Другая девочка исчезла так же внезапно, как появилась. Настоящая девочка вернулась домой и горько плакала. После она подошла к зеркалу и взглянула на себя еще раз. Ничего не изменилось, она видела все те же непослушные волосы, все тот же курносый нос, все те же складочки на животе. Но одно изменилось точно. Ее взгляд. Теперь она смотрела на себя другими глазами».

Я с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Никогда ни перед кем я так не раскрывала душу, кроме тебя, Ева. Ни перед кем. И почему я вдруг все это ей прочитала, не знаю. Почему не прочитала про ежика Стива и его путешествие во Францию. Я буквально вытрясла из себя все.

Потом я осмелилась посмотреть Крис в глаза. Она догадалась, что девочкой, которую я описывала, была я. Отчасти я. Та девочка приняла себя такой, какая она есть. А мне все еще тяжело. Я думала, этот рассказ поможет мне что-то поменять в своей голове. Но…

И тут произошло нечто внезапное. Крис просто взяла и повернула с дороги на какую-то тропинку, не сказав ни слова. Я не знала, что делать, бежать за ней или… или… Я пошла за ней и начала спрашивать, куда она идет. Но она лишь сказала, чтобы я шла за ней. Почему-то я поверила ей.

В какой-то момент я поняла, что мы оказались на кладбище. Мне стало страшно: ночь, могилы. Это наводило дикий ужас. Еще я зацепилась за ветку и чуть не порвала куртку. Крис шла с фонариком, я тоже включила телефон, так как тропинка была очень вычурная. И вдруг мы остановились возле одной могилы. На ней была фотография маленького мальчика. Он улыбался самой что ни на есть искренней улыбкой. Крис внезапно начала говорить:

— Мой брат прожил на этом свете всего пять лет. А потом умер. Что он сделал за эти пять лет? Что успел? Да практически ничего. Он и пожить не успел, а уже мертв. Как думаешь, мог бы он стать выдающимся врачом? Или пилотом самолета? А может, инженером?

Но ему не повезло. Знаешь, ты сказала, что не думала насчет журналистики. И я подумала, может, твои рассказы довольно паршивые и тебе правда не стоит туда идти. Но когда ты прочитала. Вот такое. Я подумала: ты еще сомневаешься? Разве можно вот так растрачивать свою жизнь, как это сейчас делаешь ты? Просто писать и думать, что это никому не нужно. Тебе это дано, может, ты этого и не видишь. Но тебе это дано. И ты сейчас жива. У тебя есть шанс сделать что-то стоящее. Хоть что-то…

Я боялась ответить, нарушить ее речь. Я стояла и смотрела на могилу мальчика, на его улыбку и детские глаза. И, наверное, в этот момент что-то во мне екнуло. Мне уже было не так страшно среди этих могил. Я просто утонула в бесконечности сказанных ею слов.