Луч Светы. Журнал. Выпуск 2

Светлана Королева

Журнал «Луч Светы» – это многоцветок, выбившийся на литературном, кипящем поле. Это новый формат объединения разнокалиберного творчества. Здесь есть то, за что обязательно зацепится ваша по-хорошему капризная и пытливая душа! Наслаждайтесь и с нетерпением ждите новых номеров! Искренне ваши, души независимых авторов-журналистов.

Глава первая

Не типично для поэта

Это произошло в Петербурге, в городе, где поэзия и Петр I, Невский проспект и Медный всадник, пресловутая игла и самые красивые девушки, свежие, как только что порезанный грейпфрут.

То, что случилось с Васей, не могло случиться ни в каком другом городе — только здесь, где колыбель поэзии. А не в Москве — где бабла больше, а пишут так, что с души воротит. Но не будем об этом.

Ваcя еще только начинал свой путь в поэзии. Он родился в обычном девятиэтажном доме, в окружении серых, похожих друг на друга дворов, где ничего особенного, где облезлые скамейки и конструкции, созданные специально, чтобы дети по ним ползали. И место для катка. Васю любили в детстве, и, наверное, здесь надо искать корень его поэзии. Любовь — это почва.

Вася был очень чувствительным: когда его мама на глазах у ребенка раздавила каблуком улитку, а потом еще размазала ее по асфальту, Вася испытал ужас и написал свое первое стихотворение в защиту букашек. В ушах долго звучало длинное «чавк» от маминого каблука.

«Может, Бог похож на улитку?» — думал Вася.

У него постоянно были мысли, не свойственные его сверстникам. И это не самое страшное. Его не понимали. А позднее, когда все ребята, поступившие на первый курс института (и Вася в их числе), ехали на картошку в туго набитой электричке и с увлечением слушали тех, кто бренчал на гитарах, будущий поэт стоял в тамбуре и читал томик Заболоцкого. И в колхозе, куда они приехали на месяц, в перерывах между уборкой картошки, Вася уходил подальше от всех, садился на какой-нибудь ящик — так чтобы видеть просторы, засаженные всякой всячиной (капустой, морковкой, свеклой) — и думал о Боге Полей. И пока никто не видит — писал стихи. Было в этом что-то кошмарное и в то же время сладкое, как первый поцелуй женщины. Но Вася с его заскоками и тягой к одиночеству еще не успел испытать это счастье, и к тому времени, о котором сейчас пойдет речь, до сих пор оставался девственником.

Мама водила его к экстрасенсам, и женщина, лицо которой Вася не запомнил, махала руками, как птица, бегала вокруг мальчика, а потом успокоилась, села и сказала Васиной маме:

— Я сделала так, что пока ваш сын будет всю свою энергию расходовать на творчество.

— А что вы сделали? — спросила мама.

— Я подкорректировала направление, чтобы ваш сын не мучился лишний раз, потому что в таком возрасте уже бы пора…

Васе не очень приятно было слушать то, что женщина говорила. А говорила она, в принципе, банальные вещи, что надо бы вашему сыну начать сексуальную жизнь.

А Вася не начинал. Однажды вечером мама, немного пьяная, распахнула дверь Васиной комнаты и спросила у сына:

— Сыночек, может, ты любишь мальчиков?

Но Вася отрицательно закачал головой, ему хотелось, чтобы мама поскорее ушла, потому что в данную минуту был грешен и занимался тем, чем занимаются многие мальчики перед сном, потому что спермотоксикоз — дело такое…

То, что происходило с Васей — возможно, не типично для поэта.

Даже затянувшуюся стадию девственника Вася переживал по-своему. Как и всех мальчиков в подобной ситуации, его съедало желание, но Вася боялся переспать с женщиной. Боялся, что плотская радость захлестнет его и уведет в свою сексуальную мглу, и уже не до стихов будет.

И писал-то он до определенного момента в стол.

Пока на его горизонте не возник еще один мальчик, который тоже считал себя поэтом.

О-ма-хум!

Тут-то все и покатилось. Вася, подозревавший о чем-то таком — в словах сверстника вдруг услышал подтверждение своей талантливости, и его понесло… По поэтическим артериям Петербурга.

Мальчика звали Петя Щебетов. Он был пробивной, смазливый, похоже, с талантом и пропихивал Васю куда только можно. Вася, правда, особо никуда не ходил. Зато произведения его потихоньку выходили в люди..

И в «Дерзание» Вася попал благодаря Пете. Петя многие стихи друга знал наизусть и в первое же посещение кружка прочитал пару Васиных шедевров. Шедевры понравились. И скоро подборка Васиных стихов уже лежала в кожаной папке — и не где-нибудь, а в Союзе писателей. Подборку одобрили, и пригласили Васю на конференцию молодых писателей Северо-Запада. А «Дерзание» — это только промежуточное звено. Женщина, которая направила Васины стихи на конференцию и которая вела кружок поэзии, сказала, когда они с Васей спускались вниз на эскалаторе метро:

— У Вас пространные стихи.

Но в тот вечер, в «Дерзании» — его слушали напряженно и с восхищением. А он самодовольно улыбался внутри себя.

Никто никогда серьезно не относился к нему, как к поэту, а тут — нате вам.

Вся Васина родня всплеснула руками, когда мальчик заявил, что его пригласили в Союз писателей. «О-ма-хум!», — сказала бы Васина мама, если бы была буддисткой, а Васина бабушка одобрительно кивнула головой, а кошка, которая играла с клубком шерсти, после Васиных слов стала тише воды, ниже травы. Села на подоконник, и глаза ее заполнились загадочным светом.

Дом, в котором находился Союз писателей, внешне ничем не отличался от других жилых домов. Тем не менее, заходя в подъезд, Вася испытывал прямо-таки священный трепет. И когда лифт вместе с ним и другими людьми пополз наверх, у Васи сердечко екало, потому что он думал — это поэты рядом с ним. А они все вышли раньше, и на последний этаж, где находился Союз писателей, Вася доехал в одиночестве.

Его трясло. К несчастью он был один. Петю Щебетова со стихами не пропустили, сказали: «Рано еще!» И Васечка думал с тоской: «Ах, если бы Петечка был рядом, я бы не так волновался.»

И вот маленький поэт оказался в том месте, от одного имени которого дух захватывало. А там обилие дверей, и не знаешь, за какой тебя ждут. С виду-то вроде все как обычно — и прихожая похожа на человеческую, и диванчик кожаный. Пальцы у Васи вспотели, потому что он практически не вынимал их из карманов, и сумка за плечом, в которой лежали стихи, горела как шапка на воре. И хотя, по большому счету, никому до Васи дела не было, ему казалось, что все эти дяди и тети его оценивают.

В Союзе — Васю похвалили.

Ему дали слово, и он прочел свои стихи. Но у него не было чувства, что он король — как до этого в «Дерзании». Руки у Васи дрожали, он запинался. Cлева от него, за одной из парт сидел молодой поэт, похожий на священника, и Вася почему-то у него искал защиты, хотя бородач был таким же участником. Вася смотрел на бороду поэта и успокаивался. А все другие были без бороды. Их тоже критиковали, но Васе показалось, что его критикуют больше. А когда он читал свое лучшее стихотворение, в комнату вошел тяжелый мужчина, у которого под пиджаком виднелась тельняшка, а лицо — было куском скалы, и этот пришелец попросил распечатку со стихом, быстро пробежал глазами и, совсем как та женщина-экстрасенс, направившая Васину энергию сугубо в русло творчества, он замахал руками и стал кричать, что это кошмар, это — черт-те что, это — не стихи, потому что тут — одни вопросы.

— А где ответы? — спросил грозный человек у комиссии.

И комиссия закивала головами, как китайские болванчики.

А Вася сжался весь. В этот момент душа его точно провалилась в пятки. Ответы в стихотворении были, но может краткие слишком или совсем не те, что требовались. В любом случае, если этот вошедший человек посчитал, что ответов нет, значит — что-то тут не так. И волна разочарования заполнила все освободившееся от души пространство. И когда жилица Васиного тела все-таки вернулась на место, ей было горько. Как старушке, которой сказали, что жизнь ее прошла зря при коммунистическом режиме — яйца выеденного не стоит. И душа-старушка плакала.

Вася еще долго отходил от этого. Но один его стих (не этот) все-таки взяли в тонюсенькую книжицу, выпущенную по итогам конференции.

И это был прорыв.

Петя Щебетов может и завидовал Васе, но вида не показывал. Его самодовольное лицо лоснилось приторной улыбкой, которая, думалось Васе, у Пети появляется только в момент близости с девушками.

Как-то раз Вася и Петя сидели на квартире у одной польки, к которой Петя пришел зачем-то с Васей. И когда Петя понял свою ошибку, он попросил Васю чуть-чуть погулять по улице. Пока Петя говорил, полька, у которой было прыщавое лицо и карликовый рост, смотрела все время вниз.

Конец ознакомительного фрагмента.