Экивоки

Светлана Бурдинская, 2021

Экивоки – это способ говорить намеками, не называя вещи своими именами. В книге собраны посты из социальных сетей: наблюдения за жизнью, грустные и веселые. И за каждым скрывается гораздо больше того, что сказано

Когда я родилась, к моей условной колыбели прилетели разные феи и начали одарять меня. Я получила дар от феи длинных стройных ног, от феи литературного слова, от феи кружевных блинчиков и другие. Правда, забыли пригласить фею квашенной капусты. Она вообще-то не из первого разряда фея, кислая такая, к невниманию давно привыкла, но на сей раз, видя, как идёт нарасхват фея больших грудей (до меня, увы, так и не долетевшая), обозлилась. И в классических традициях явилась грозная и незваная. Она пробилась к моей колыбели, взмахнула кочерыжкой и произнесла: «Эта девочка никогда в жизни не сможет заквасить вкусную капусту». Потом удалилась, похрустывая. Другие феи застыли в ужасе, но ничего поделать уже не могли. Только я, по малолетству не понимая, что произошло, мило пускала пузыри. Так думала я сегодня, с утра пораньше вынося на помойку очередную (пятую по счёту) бадью капусты, которую пыталась заквасить. Я долго изучала теорию, тщательно отмеряла количество соли и моркови, покупала капусту засолочных сортов. Но она у меня всегда сохнет, чернеет, а порой, ради разнообразия, покрывается плесенью. Ничем рациональным я не могу объяснить этот факт, только проклятием феи квашенной капусты. Сидит, поди, сейчас где-то, киснет от смеха

***

Муниципальные выборы — дело серьезное. С одной стороны. С другой стороны, когда я гляжу на количество голосов избирателей, то думаю: если бы я попросила всех друзей в ЖЖ и Фейсбуке за меня проголосовать, то на выборах Ангарска заняла бы третье место, на выборах главы Бодайбо — второе, а в Еланцах стала бы победителем

***

Человек после пребывания в дикой природе в городе опустошён и грустен, он боится машин, томится и слаб духом. У него ещё из ушей не высыпался весь песок, он несколько дней не пил кефира и не дышал вонью города. Ему хочется здороваться со всеми встречными на тропе, но людей слишком много, а троп нет совсем. У него обломаны ногти под корень, все тело в синяках и ссадинах. Его надо жалеть, уступать место в трамвае, пораньше отпускать домой с работы и не рассказывать о новых кандидатах в депутаты хотя бы пару дней

***

Провела эксперимент: три дня ходила по нашей большой редакции со значком на пиджаке «Трезвая Россия», так ни одна зараза не подошла и не спросила, как бросить пить.

***

«Алиэкспресс», как и положено восточному мужчине, ведёт себя очень коварно. Сначала он сообщил, что с качеством заказанного товара возникли проблемы и мне стоит отказаться. Причем, я ещё должна была извиниться! Я отказалась и покорнейше извинилась, поправ святые принципы. Но пока размышляла на тему «Поматросил и бросил, сорвал цвет и был таков», Али прислал цыдульку, мол, жди, любезная, три дня и три ночи (зачёркнуто) сколько положено, не выпендривайся, я уже выехал. Трепещу, короче

***

Взяла сегодня в библиотеке Данте «Божественную комедию». Библиотекари провожали меня до двери аплодисментами и плакали

***

Бабуля в трамвае кричит прошедшему мимо кондуктору: «А вот мой проездной! Посмотрите! Посмотрите, пожалуйста, ну, посмотрите же, ну будьте же человеком…» Тот даже не оборачивается, знает он этих бабуль. Я ей говорю: «Давайте я посмотрю». И посмотрела очень внимательно. Хороший проездной, целый и чистый, и ничего, что за апрель. Как легко бывает сделать человека счастливым

***

Я сегодня думаю о непоправимости детства

***

В моей жизни был период, когда я каждое утро с дискетой шла в городскую милицию и забирала там сводку происшествий за минувшие сутки. А еще был период, когда по утрам, собираясь на работу, я смотрела мульсериал «Котопёс». А еще я несколько лет подряд ходила на заседание противопаводковой комиссии, где слушала про запасы воды в снеге и как матерят мэров неподготовленных районов. Было время ежемесячного посещения бюджетного комитета Законодательного собрания, изучения Налогового и Бюджетного кодексов и подзаконных актов. А сейчас я хочу каждый день гладить холодные и тугие бутоны тюльпанов, упруго свернутые и спящие, ожидающие момента нежности, чтобы раскрыться

***

Просушила телогрейку после поездки на северный Байкал. Завтра еду в ней на южный

***

Женщина предызюмного возраста

***

Выжечь из себя Советский Союз очень трудно. Пришла сегодня в поликлинику на диспансеризацию рано утром, а там очередь в регистратуру — до самой входной двери, человек 50. Что я сразу сделала? Встала в эту очередь незамедлительно, дождалась, пока за мной не заняли, а уж потом пошла выяснять, за чем, собственно, очередь, что, выражаясь словами прошлого, там дают (вариант — выкинули). Хорошо, что мне в итоге не надо было в эту очередь. А могла бы простоять просто так, автоматически, до обеда

***

Есть в сентябре прекрасные моменты. Это болгарский перец и черный виноград

***

Грузчик из мебельного магазина, который занес мне письменный стол на 5 этаж, завис около книжного шкафа, рассказал, что любит читать и дал мне скидку в 100 рублей за удовольствие лицезреть книги. А вы говорите, в народе нет тяги к чтению! И пользы, говорите, нет никакой. Вот реальная польза — 100 рублей

***

Девушка в Сбербанке посмотрела мой паспорт и спросила: «Как к вам лучше обращаться?"Неожиданно для себя я сказала: «Эсмеральда». «Уважаемая Эсмеральда, позвольте вам предложить вклад…» — начала щебетать девушка. Вот ведь профессионал! Даже глазом не моргнула. До конца именовала меня Эсмеральдой.

***

До чего дошли маркетологи. Выпустили гигиеническую помаду для губ, которая помимо основной своей функции — гигиенично помадить губы — ещё призвана бороться с вечерним аппетитом. Как захочется жрать, пишут маркетологи более культурными словами, помажь губы помадой со вкусом апельсина и будет для мозга иллюзия, что натрескалась апельсинов. Мысль сама по себе прекрасна и в развитии своем может стать элементом светлого будущего наряду с таблеткой, заменяющей еду на неделю. О, как мечтаю о такой таблетке! И чтоб доставляли через телепорт непременно. Но одного не учли маркетологи — где они видели живую, нормальную человеческую женщину или девушку, которую можно вечером успокоить апельсином? Нигде не видели. Нет таковой особы. Я не встречала. В этом-то и просчёт, прямо-таки фиаско, братаны. Вот выпустили бы помаду со вкусом соленого сальца, озолотились бы по самые апельсины.

***

В суровом иркутском трамвае надпись: «Если я не найду дорогу, то проложу ее сам». Ощутила себя в танке.

***

Дочь приехала из лагеря «Ангасолка». Рассказывала интересное. Старший отряд носил название КПСС, расшифровывалось как «Коммунистическая партия самых старших», причем, последнее слово менялось каждый день на построении отрядов (советского строя давно нет, а построение отрядов в детских лагерях есть), все слова были на букву «с». Один день они были самыми суровыми, другой — самыми счастливыми, третий — самыми справедливыми и т.д. И каждый раз после произнесения названия отряда выходил кто-то вперед и с хитрым ленинским прищуром или с брежневским чавканьем говорил текущий девиз в духе «Счастливой дорогой идем, товарищи!», отталкиваясь от последнего слова в названии отряда. Сик транзит глория мунди, а не обожествление современной молодежью советских времен.

Вообще у них названия отрядов в лагере странные и смешные. Младший как-то назывался «Престарелые космоконфетки». В этом году отряд Гали был «Районом носков» (с девизом «Нас не найти и не сломать»).

***

Нужно вводить еще один грех на исповеди — пребывание в соцсетях во время Великого поста.

***

Если бы панки моей молодости, ослепительные в своей отвратительности, знали, что их прически в 21 веке будут носить сладкие юнцы в узеньких коротких брючках. Если бы зэки моей молодости, на чьих веках было написано «не будите, они устали», знали, что партаками в 21 веке будут покрыты нежные девичьи шейки, спинки и ножки. Только я не меняюсь. Всегда была панком, им и осталась, только в душе, потому что идея для меня всегда важнее внешних проявлений. А за татуировки сойдут витиеватые шрамы на сердце.

***

Наблюдала на рынке. Идет огромный мужик в сине-оранжевой робе, в кирзачах, весь какой-то мазутно-закопченный. И несет книжку репродукций художественных произведений, в целлофане, но явно дешевую, из популярных серий. Несет немного на отлете, как бы боясь испачкаться. Навстречу — трое коллег в таких же робах. Мужик показывает книжку и басит: «Своей подарю». Другой рассматривает внимательно и говорит: «А, это ж Тициан, древняя порнография». Все довольно смеются.

***

Еще про молодежь и поэзию. Вчера заглянула дочери в дневник, а там:"Выучить письмо Татьяны". Галя летом"Евгения Онегина"прочитала и даже выдавила несколько одобрительных междометий по его поводу; я ликовала и лелеяла дерзновенные надежды.

"Учила письмо?" — спросила я."Нам сказали — начинать", — туманно ответствовала дочь."А заканчивать надо?". Дочь вздернула бровь. А меня понесло: «Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать?». Галя вставила наушники. «Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать». Галя закрылась учебником. «Но вы, к моей несчастной доле хоть каплю жалости храня, вы не оставите меня», — патетично взвизгнула я. Дочь сказал строго: «Мама, не надо сейчас». Но меня было не остановить, меня понесло до «добродетельная мать».

Галя побежала и закрылась в ванной. Я приникла к щели и горячо зашептала далее по тексту. В ванной включили воду, дернули за ручку унитаза, в коммунальном шуме утонули великие слова. Я замолчала, потом поклялась, возложив длань на дверь, что больше не буду. Сегодня. Дочь вышла из ванной и сказала: «Ты знаешь, я испугалась!» — «Чего?» — «Неотвратимости поэзии».

***

Одной мне кажется странным название культурного мероприятия «Корешки дружбы»? Писали бы сразу: кореша и дружбаны.

***

Женщины с возрастом убавляют себе годы. А я почему-то прибавляю рост. К пенсии сравняюсь с Филиппом Киркоровым. Буду гренадёр-бабкой.

***

Жизнь в самоизоляции заставляет по-другому мыслить, быть находчивыми и смекалистыми, как барон Мюнхаузен и солдат Василий Теркин. Вот встала передо мной задача. Знакомая Яна жаждала ножа по акции из супермаркета, но ей не хватало десятка наклеек. Я ножа не жаждала, но имела 12 наклеек, которые была готова отдать безвозмездно, то есть даром. Но злая судьба встала между нами. Я живу и тружусь в Солнечном, Яна — в центре Иркутска, никто из нас не готов ехать к другому, мы законопослушно сидим дома. Итак, как же переправить наклейки из района в район?

Первая моя идея — отправить Почтой России. Сунуть в конверт, написать адресок и пустить на волю случая. В этом был большой риск — успеет ли почтальон принести письмо за неделю? С другой стороны, мы уже договорились, что Яна мне отправит открытку со словами приязни. Так и втянемся. Будем писать друг другу письма, все больше впадая в старорежимную лексику, мол, любезный друг мой, заверяю вас в совершеннейшем почтении, описывая в мельчайших подробностях главные события дня, типа — пирог удался, муж был весьма доволен и ручку лобызнул, муха залетела, но, mon ami, моя кошка была быстра, как молния (у нас три кошки на двоих). Яна бы рисовала на полях виньетки, а потом мои правнуки бы продали эти письма на аукционе «Сотбис» за многие миллионы. Короче, вариант был перспективный во всех отношениях.

Но разве пытливый ум остановится на одном варианте? Нет. Тогда я придумала второй: передать конверт с наклейками вместе с троллейбусом №3, попросить водителя, он бы на сквере Кирова Яне его бы и отдал. А что, такое сплошь и рядом практикуется на междугородних перевозках, например, в маршрутке с Ольхона вечно какую-нибудь рыбу в Иркутск передают с водителем. Тут я внезапно поняла, что этот сюжет может стать романом. Представьте, наступил и закончился апокалипсис, все сидят дома, между районами города нет сообщения, ездит только троллейбус №3 с отважной водительницей Варварой. Через нее общаются родные, шлют друг другу мешки с сухарями и старые газеты на растопку. Происходят всякие приключения, например, на троллейбус нападает банда «Лисиха», члены которой носят маски с изображением лисы, но Варвара пришпоривает своего железного рогатого коня и отбивается, успевая мимолетом влюбиться в главаря банды, с небритого лица которого ветер сорвал маску. Помогает ей кондуктор Володя, комический персонаж, забавный толстяк, вечно попадающий в нелепые ситуации. Правда, в конце он совершает подвиг и гибнет, пытаясь доставить больной девочке плюшевого зайчика от старенькой бабушки, и эта высокая трагическая нота заставляет читателей смеяться и плакать. Короче, тянет уже на сериал, пойду писать синопсис. Ну, вы поняли, что вариант этот тоже перспективный.

Но какой дерзновенный ум остановится на двух варианта? И я придумала третий. Написала в группу «Шило на мыло» на Фейсбуке, что ищу человека, который ежедневно ездит из Солнечного в центр на работу. И такой чудесный человек нашелся. Яна обрела вожделенный нож.

***

Некоторые к вечеру пятницы еле ноги таскают, а я — мозг.

***

Забавно наблюдать, как ведут себя женщины в шубах в мёрзлых иркутских трамваях. Одни тщательно расправляют полы шубы и садятся на неё, чтобы уберечь попы. Другие, наоборот, задирают шубы и садят на холодные сиденья чем бог послал, чтобы уберечь ценную вещь от истирания. Причём, заботятся о тепле попы чаще всего молодые женщины, а о целости шубы — пожилые, хотя, казалось бы, последние более склонны ценить здоровье. Ан нет! Сегодня с утра весь трамвай пытался посадить бабулю в старомодном ветхом шушуне из мексиканского тушкана в пол. Старушка была мала и очень худа, поэтому казалось, что она стоит только благодаря шубе, которая поддерживает её со всех сторон. Садиться отказывалась наотрез, мотивируя тем, что мех сотрётся. Есть место женскому тщеславию и в 90!

***

Приехали на Байкал сугубо женской компанией. За полчаса поставили палатки, тенты, пожарили на мангале курицу, потом добыли дрова — целую поленницу (большая редкость в здешних местах), запалили костер, выпили водки. С соседнего лагеря пришел юноша и спросил, не учительницы ли мы. Аргумент: «Училки все могут!»

***

Знакомый говорит: я по мировоззрению — экопанк, в кустах могу наблевать, чистая же органика, но никогда не брошу туда неразлагаемый мусор. Растёт самосознание народных масс!

***

Бабуля в трамвае ругает парня:

— У тебя — борода, а ты — сидишь!

Она за свою долгую жизнь привыкла, что бородаты бывают взрослые совестливые и трудолюбивые мужики, которые сидят разве что на пне от свежеспиленного им дерева, да и то в редкие перекуры. А не невоспитанные мальчики.

— Борода — это же просто аксессуар, — оправдывается парень.

Ей-Богу, была бы борода на молнии, снял бы тут же.

***

Сегодня на линейке в школе была сценка с тремя пионерами, они, типа гости из прошлого, пели «Орлята, учатся летать». И тут я поняла, насколько у меня великолепная память. Мало того, что я помню все песни «Ласкового мая», так еще и пионерские не забыла.

***

Интернет полон рассказов о чудесных бабушках, которые в 90 лет прыгают с парашютом, в 78 лет учатся танцевать лезгинку, а в 85 лет восходят на Мунку-Сардык, а потом поступают на вечернее отделение матфака при крематории. И все восхищаются ими. И правильно делают. Но истинно говорю вам: можно не доживать до таких лет и не совершать таких дел, чтобы фраппировать общество и потрясать его гнилые устои. Достаточно дожить до 42 лет и получить в подарок самокат. Вот пришла я сегодня домой после 10-часового рабочего дня, жрать хочу, как лошадь Пржевальского, а жрать нельзя.

А не покататься ли мне на самокате, подумала я. И дневные калории сожгу, и вечерних избегу. И пошла кататься. Это был некоторым образом успех. На меня оглядывались прохожие, водители мне бибикали. Потом за мной долго ехали на самокатах две малявки женского пола и орали: «Как вы можете кататься? Вы же старая!» Хорошее растёт поколение, вежливое, хамит на «вы». Потом другая малявка постарше и того же пола просила подарить мне самокат, намекая, что в гробу кататься неудобно. Встречные мужчины втягивали животы, женщины осуждающе цыкали зубом. Эти 40 минут я чувствовала себя на вершине внимания мирового человечества. Всё-таки дикий у нас город. Провинция. Медведь на роликах и то бы снискал меньше внимания.

***

Звонила вчера в Роспотребнадзор и насморочным голосом спрашивала, зафиксирован ли у них подъем ОРВИ. Никто не болеет в Иркутской области, сказали мне там авторитетно, шмыгнув носом.

***

Случился у меня в студенческую пору мимолетный университетский поклонник. Не из профессуры, а обычный гопник из микрорайона Университетский, где стояла наша красавица-общага о 13 этажах. Гопники порой прорывались на дискотеки, которые устраивали на верхних этажах студенты-юристы; те вообще были самыми ушлыми в общаге, держали монополию на водку, которую, впрочем, немилосердно рушил дюжий студент из Африки, имя забыла. На дискотеке гопник и переквалифицировался в поклонника, но такого, на социальной дистанции.

А тут пришло время моей встречи с Достоевским. И до того он меня пронзил, до того поразил, что погрузилась я в «Идиота» всем естеством. Двое суток сидела в своей комнате и читала, ни с кем не разговаривала, никуда не выходила. Кажется, у меня даже случились галлюцинации, петербургский стылый туман точно стоял перед глазами. О ту пору ко мне гопник-то и пришел — звать на дискотеку. Долбил в дверь до тех пор, пока я не открыла. Я рассеянно посмотрела на глупо ухмыляющегося гопника в норковой плоской кепке и серьезно заявила: «Сударь, вынуждена сообщить, что я сегодня никого не принимаю». Когда закрывала дверь, успела увидеть изумление в гопнических глазах. Больше я его не видела, в том числе на дискотеке. Видимо, уразумел, что в университетской общаге девки не только красивые, но и чокнутые, ну их.

***

Каждый мыслящий человек становится к старости равнодушным. А если он при этом добр и говорит «всё пройдет» вместо «да пошли вы все», то его начинают называть мудрым.

***

«Я тут ползаю информационным червем, — завистливо говорю я Боре. — А ты паришь репортажным орлом». И тут же улавливаю горьковские мотивы в нехитрых метафорах. Горькие такие. Мотивные.

***

Как будто пробежала быстроногая стайка маленьких кентавров. Они легко стучали копытцами и чуть-чуть всхрапывали. Ветер упруго гладил голую руку, раздавался скрип мачты парусника. Если закрыть глаза, то легко можно представить, что стоишь на палубе каравеллы, подходящей к ранее неведомым берегам, заселённым невиданными существами. А всего-то по больничному коридору провезли несколько капельниц да открыли форточку в палате, и сквозняк занялся жалюзи.

***

Банк не дает мне забыть о том, что я его ипотечный раб, — регулярно балует sms!

***

Как-то раз передо мной внезапно возник трамвай. Физически соткался из воздуха. Его не было за секунду до того, я не видела, как он подъезжал. В обычный день на обычной иркутской улице. Обычный трамвай №5. Я оторопела и вошла в него чисто автоматически, ожидая, что сейчас попаду в параллельный мир, как в какой-нибудь фантастической книжке. Но это был просто трамвай, который просто отвёз меня на работу. Я ехала и думала, откуда он взялся. Потом поняла.

Итак, я стояла на остановке и смотрела в ту сторону, откуда едет общественный транспорт. Я ждала маршрутку или трамвай. Первые ездят чаще и едут они по той полосе, которая прилегает к тротуару. Трамваи ездят реже и ездят по рельсам, которые проложены на расстоянии нескольких метров от тротуара. Маршрутки ездят быстро, в автомобильной струе. Трамвай ездит медленнее.

Получается, что я сосредоточила взгляд в перспективе только на той полосе дороги, где едут автомобили. Из поля моего зрения выпала полоса движения трамваев. Плюс я следила за быстрыми машинами и не отмечала медленное движение трамвая. И, вроде бы глядя на дорогу, просто В УПОР НЕ ЗАМЕТИЛА трамвая. Я его увидела, когда он остановился передом мной и лязгнул дверями. И испытала потрясение, такое, что моя психика его запомнила с первого раза. Теперь я всегда готова к тому, что в любой момент и в любом месте передо мной из ниоткуда может появиться трамвай.

Я не люблю фантастику. Но понимаю теперь, почему люди не сходят с ума, когда перед ними возникает из воздуха дверь, из нее выходит какой-нибудь монстр и спрашивает дорогу в библиотеку. Оказывается, чудо можно пережить, привыкнуть к нему, приспособиться.

***

Когда вчера мне позвонили из очередной непонятной компании, которая предлагает непонятные услуги, я наконец-то была не в школе, не на улице, не в общественном транспорте, со мной рядом не было ребенка, пожилых и беременных, а также нервных животных и голубей — птиц мира. Я не сидела в кабинете стоматолога, не пила чай в обществе английской королевы, не выступала на заседании в ООН. Я была одна в редакции! И я наконец-то сказала позвонившей девушке то, что давно мечтала сказать. Было слышно, как она, бросив трубку, стремительно бежит к канадской границе. Надеюсь, там напишут напротив моей фамилии в своем списке так: «Очень опасна! Вооружена матами! Не приближаться!»

***

Когда-то в СССР я, стоя в огромной очереди за молоком-хлебом, размышляла о том, как можно модернизировать очереди. Мне хотелось, чтобы к прилавку вёл ряд индивидуальных кабинок, в которой человек может просто ждать, не нюхая и не ощущая всем телом других людей. По мере движения очереди люди бы переходили из кабинки в кабинку, пока не доходили бы до продавщицы, думала я. Но даже представить не могла, что в будущем очередей за хлебом и молоком может просто не быть.

***

Байкал. Ангасолка. Мы с доченькой и местным псом Баксом сидим на краешке причала, болтаем ногами (кроме пса), слушаем крик чаек. Мимо на лодке плывет мужик. Увидев пса, начинает манить его: «Доллар, Доллар!» «Какой же он Доллар? Он по нынешнему курсу Шестьдесят Пять Рублей», — говорю я. Пес принимает горделивый вид. Мужик молча уплывает. Мы с Галей смотрим на море. Все тлен. Байкал вечен.

***

Который день думаю о строчке Мандельштама «Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина». Что имел в виду Осип Эмильевич: комната белая — как прялка или тишина стоит — как прялка? Это же бездна смыслов. Просто бездна.

***

В редакции в соседней комнате выяснение отношений:

— Ты почему такой мелкотравчатый?!

— Попрошу без амикошонства!

Люблю людей с богатым словарным запасом. Даже если они сейчас друг другу морду набьют, все равно в моих глазах останутся культурными людьми.

***

Малая операционная выходит в коридор приемного отделения внеплановой госпитализации, и это место — чистилище, в котором обитают больные и усталые люди.

Грузный мужчина хорошо за 50 привел маму, совсем старенькую. Розовый махровый халат. Ноги опухшие, в теплых носках. Череп виден сквозь совсем редкие седые и встрепанные волосы. Взгляд растерянный. Сын сажает мать в кресло-каталку, снимая с нее куртку, раздраженно дергает рукав, стараясь не прикасаться к телу. На это невыносимо смотреть.

Напротив закрытого кабинета экстренной гастроэнтерологии садится пожилая женщина и ждет, когда придут специалисты. К кабинету третий раз подходит врач приемного отделения, дергает ручку, виновато говорит, что звонил уже несколько раз.

— Вы не волнуйтесь, — шелестит женщина.

Санитар деловито проносит две небольшие искусственные елочки. Они тоже старые и больные. У них ампутирована новогодняя атмосфера.

Женщина средних лет проходит в сопровождении врача, несет в руках трость, мужские ботинки в бахилах, две куртки, сумку. У нее мешки под глазами, рот полуоткрыт. «Сейчас его переведут в реанимацию. Подождите, оставшиеся вещи вынесут. Там будет голенький лежать, — говорит ей врач. — Придете завтра после 16 часов, несите влажные салфетки. Можно еще подгузники взрослые». Женщина остается сидеть одна. Она сжимает трость так, будто изо всех сил держит за руку родного человека. И плачет в себя. Я отворачиваюсь — зрители не нужны.

Внук медленно ведет бабушку под руку. Приходит гастроэнеролог. Из женской палаты вывозят на каталке худую женщину с накрашенными губами, завернутую в одеяло. К ноге подключена система; пятка желтая, сморщенная. Каталку устанавливают посередине коридора, впритык ко мне, сидящей у стены. Женщина стонет и просит дать обезболивающее, ее просят расписаться. Тут и еще тут. Кому доверяете информацию о своем здоровье? «Никому». Я смотрю в пол. Он чистый.

Женщине с тростью вывозят на каталке оставшиеся вещи. Она хватает их неловко. Большие мужские семейные трусы падают на пол. Никто не обращает внимания, ведь в этом месте выворачивается куда более интимное и сокровенное — больное человеческое нутро. Женщина тихо уходит. На ее место садятся две женщины в куртках «Скорая помощь». Одна достает флакончик с каким-то укрепляющим маслом, мажет ногти. На указательных пальцах нарисованы золотые звездочки, остальные ногти просто бордовые. Сейчас так модно. Вскоре их вызывают.

— У вас все в порядке с желудком. И анализы хорошие, — втолковывает невысокий врач, склоняясь над сидящей женщиной так, как папы склоняются над дочкой в песочнице.

— Почему же болит так сильно?

— Я не знаю, организм большой, а я всего лишь хирург, — он говорит так, как мог бы сказать Бог, который заглянул на Землю спустя тысячу лет со дня сотворения, и ничего не узнал, кроме фигового листочка. — Сейчас выпишем вам направление.

Грузный сын завозит мать в палату, выходит оттуда с пустым креслом-каталкой.

— Сколько ждать обследования? Час, два, пять? — говорит он вышедшему за ним врачу. — Вы скажите, я подожду, сколько надо. Я никуда не уйду. Я буду сколько угодно ее ждать, сколько потребуется. Вы только скажите. Скажите только. Я подожду.

***

Моя первая любовь, одноклассник Сережа, женился на моей тезке и однофамилице. Уже почти 30 лет прошло со школы, а я почему-то об этом думаю. Может, время сделало какую-то странную петлю, и я вторая до сих пор живу в маленьком степном городке с любовью всей моей жизни, наверняка, потолстевшим и полысевшим. И его даже нет в «Одноклассниках», чтобы я могла увидеть сегодняшнего. Может, это меня так берегут — чтобы не увидела на фото рядом с ним себя, потолстевшую и постаревшую?

***

Скажешь кому-нибудь, мол, спина болит, все пожмут плечами и ответят: всем трудно, вот Марии-Антуанетте вообще голову отрубили от спины и ничего, не жаловалась потом. А как скажешь, мол, люмбаго одолело, все сразу смотрят как на культурного человека. Но на всякий случай отходят подальше. Вдруг заразное!

***

Спрашиваю у продавца, чьи, мол, апельсины. А то египетские я не люблю, жесткие они. Он говорит, мол, 140 рублей. Я говорю, мол, вижу ценник своими прекрасными глазками, а апельсины чьи. Он говорит, мои апельсины, купите, будут ваши. Купила. Теперь мои.

***

Мужик на трамвайной остановке стал всех поздравлять с Днём св. Валентина. «Любите, граждане, друг друга, и будьте любимы. С праздником», — сказал он. Народ молча томился в ожидании тройки. Мне стало неловко. «И вас с праздником», — пискнула я. «Да уж отлюбил я своё», — горько и торжественно произнёс мужик и зачем-то развёл руками, как рыбак, показывающий размер рыбы своей мечты. «Да вы ещё ого-го!» — подбодрила я его. Он ушёл, насвистывая «Сердце красавиц» и, похоже, улыбаясь. Тут и трамвай пришёл и вобрал в свои стылые, хлюпающие недра всех — и отлюбивших, и ещё не начинавших, и уже влюблённых. И меня тоже.

***

Забыла сотовый телефон дома. Придя на работу, решила в этом убедиться и набрала свой номер с рабочего телефона. Задумчиво послушала длинные гудки. Углубилась в работу. Через час вспомнила, что куда-то не дозвонилась. Нажала кнопку повтора вызова. Слушала длинные гудки, уже подспудно раздражаясь. Еще через час вспомнила, что куда-то не дозвонилась, опять нажала кнопку. Через восемь гудков я возопила на всю редакцию: «Когда же они возьмут трубку?! Рабочий день в разгаре!» Сижу и пышу гневом. Потом думаю: стоп, а куда же я звонила?

***

На Байкале особенный холод. Не мертвящий, склизкий городской мороз, от которого лязганье трамваев становится скрежетом; влажные рельсы гасят искры на поворотах. Не крепкий, сытный и сухой мороз таежной деревни, пахнущий дымом; опасный — он держит человека на поводке жилища.

На Байкале холод живой. Животворный. Он там всегда, даже в июльский зной, тогда поднимается со дна вместе с толщей воды и дышит. Но зимой от холода не скрыться, особенно когда встаёт лёд. Прозрачный или мутный, черный, синий, лазоревый, белый, с сотнями оттенков, с десятками названий и с единым вкусом обжигающей свежести. На Байкале зимой холод вездесущ — в дыхании воздуха, в прикосновении льда; от сверкающих видов стынут глаза, в них словно образуется льдинка, преломляющая пространство. Ветер обнимает за плечи гибкими пальцами, которые чувствуются даже через самую теплую куртку. Мороз обжигает будто кипятком — в какой-то момент разница в ощущениях исчезает.

От байкальского холода не избавиться, нырнув в кафе, на турбазу или в маршрутку, потому что он живет и там — сквозняком, ознобом, в любую щель сунет длинный, извилистый язык и лизнет. После льда Байкала меня всегда долго трясет, даже в самом теплом помещении — организм не сразу отдает особенный холод, который, кажется, творит какое-то важное дело, меняя тонкие настройки. Именно за этим я хожу на лёд — жить и меняться.

Конец ознакомительного фрагмента.