Теория выигрыша

Светлана Анатольевна Чехонадская, 2019

К московской журналистке попала информация о секретных лекциях по теории выигрыша. Тот, кто их прослушает, сразу же становится успешным и богатым. Лекции стоят огромных денег, но рассказывать об их содержании нельзя, иначе ты умрешь. Журналистка уверена, что это мошенничество. Она решает написать статью о теории выигрыша. К чему это приведет? И почему одни люди становятся успешными, а другие – нет? Психологический триллер и семейная сага об умении мечтать и вере в чудо.

9

После новоселья Лидия проспала двадцать часов, потом поела, еще поспала часа четыре, в итоге не пошла на работу ни в понедельник, ни во вторник. И тем самым дала матери необоснованные надежды.

Дело в том, что за свою работу в газете Лидия получала двенадцать тысяч рублей в месяц. Мать получала много, и им хватало за глаза, но эти двенадцать тысяч стучали в материно сердце, как пепел Клааса. Она считала, что дочечку недооценивают.

— Между прочим, все остальные получают десять, — утешала Лидия. — Я им даже не говорю, что у меня больше. Артем просил не говорить.

— Лидусь! Ты о чем? Это же издевательство. Ты на метро больше тратишь.

— Но у нас такие зарплаты.

— Так уходи.

— Куда?

— У тебя такое образование, Лидуся! Мне бы в свое время такое образование.

— И что мне с этого образования? Тема моей диссертации: «Русская журналистика 19 века».

— Вот! — радостно восклицала мать, которая любой довод умела превращать в доказательство своей правоты. — Диссертация о русской журналистике!

— Девятнадцатого века.

— Ну и что, что девятнадцатого? Как будто в девятнадцатом веке были другие буквы.

— Вообще-то были.

— Правда?

Мать была страшно изумлена.

Но в целом она не сильно настаивала. Может, боялась, что покажется, будто она попрекает дочь маленькой зарплатой, но скорее, была уверена, что Лидия сидит в газете из-за Артема. Теперь ее старый враг был повержен (это была ее версия), и уже во вторник вечером она снова завела этот разговор.

— Ты чего это наглаживаешься? Я думала, ты на работу не пойдешь.

— Как это не пойду? В нарушение Трудового кодекса?

— Тебе больше не надо сидеть в этой паршивой газете.

— Ты предлагаешь мне в честь сломанной личной жизни сломать еще и работу?

— Да, — воскликнула мать, и в ее глазах зажглось грозное веселье. — Ломать так ломать!

— Думаю, что пока достаточно сломанной личной жизни. Пока достаточно.

Мать даже пискнула от разочарования.

— Ну что ты драматизируешь? По-моему, у тебя удачное время в жизни. Дурака этого старого бросила. И работа теперь не держит. Ты уже семь лет там сидишь. Копейки получаешь.

— Ох, мамуля, — Лидия засмеялась. — Мне нравится твоя трактовка. Я бросила старого дурака. Я!

— А как? — изумилась мать. — Насколько я понимаю, ты поставила вопрос ребром. Что тебе пора замуж.

— Ну да, что-то вроде, — и утюг выпустил в воздух струю теплого пахучего пара.

— Давай о нем забудем. Давай уйдем с этой паршивой работы, где он будет тебе мозолить глаза.

— Вначале надо найти что-то, а потом уже уходить.

— А вот это заблуждение! Надо вначале уходить. Иначе как ты поймешь, что надо что-то найти?

— Мамуль, если я сейчас останусь без работы, то вообще сойду с ума.

Видимо, какая-то слабина в ее голосе все-таки прозвучала, потому что на следующий день она пошла в газету, а мать занялась поисками ее новой работы.

Надо сказать, что возможности матери были в те годы почти неограниченными. Связи, наработанные за десятилетия ее сказочной карьеры, опутывали всю Москву, как электрические провода. Это было важнее денег, притом, что могло и не приносить денег, как, скажем, не приносило их матери. Но зато в этой сети решались «настоящие вопросы» — самые настоящие вопросы, вроде условного срока вместо десяти лет строгого режима или особняка в центре, оттяпанного у одного известного театра за неуплату электричества. Вот какие вопросы решала мать по своим проводам, посылая в московский эфир короткие шифровки, иногда непонятные, как абракадабра, а иногда прямые и ясные, но звучащие как бы между прочим, в конце веселой свойской беседы о памятных совместных эпизодах. Лидия умирала со смеху, слушая эти странные разговоры, в которых все главное выдавалось за второстепенное, но воспринималось как главное. «Да, Васильич, наша русская природа — это тебе не Турляндия… Слушай, как раз по поводу природы. Тут хороший человек, верующий, по этой земле из лесного фонда хочет встретиться. У него очень интересные предложения. Он храм хочет построить, ну и еще что-то. Может, он подъедет, обсудите?»

— Мамуля! — хохотала Лидия. — Я предлагаю вам не тратить время на разговоры. Записывайте на автоответчик и прослушивайте с конца!

— Лидусь, ну что ты? — обижалась мать. — Хороший человек попросил. А в лоб я не могу, обидятся. Скажут, вспоминаешь нас только по делу.

— Как будто это не так!

–Лидусь, ты не права.

Много лет мать решала судьбу лесов, театров и судимостей, и вот теперь, наконец, получила возможность что-то порешать для дочечки. Но сеть дала сбой в самом неожиданном месте. На Лидию, ожидавшую скромной поддержки, посыпались воистину золотые предложения.

Вечером в среду, когда она пришла с работы, мысленно прокручивая в уме встречу с Артемом в коридоре, мать предложила ей возглавить крупную радиостанцию. Она, икнув, отказалась.

В четверг матери сообщили, что помогут выбить свой телеканал. Услышав об этом, Лидия побелела. Мать, увидев ее реакцию, снова вошла в сеть, и там, в сети, немного поколебавшись, предложили того, кто даст на этот телеканал денег. «Сказочное предложение» — сказала мать, поджав губы. «Мам, я не сумею. А чего-нибудь попроще нет?».

Через неделю предложили попроще: возглавить связь с общественностью комплекса жилищно-коммунального хозяйства Москвы. И сразу же первое задание: комплекс оплачивает программу на государственном телеканале. Сумма выделяется большая, каналу и тридцать процентов за глаза. На этом месте шифровка приостановилась, но ее концовка была понятна даже Лидии: приступай, осваивай бюджет, нам процентов двадцать, это по-божески.

— Мам, а нет работы журналиста?

— Лидусь, я думаю, журналистами не по блату работают, — с сомнением сказала мать. — Чего там? Зарплаты маленькие… Но я узнаю.

Журналистом? Хорошо. Из эфира прилетела продюсерская компания, которую надо возглавить, и которая согласится на кандидатуру Лидии, потому что в случае согласия компании дадут два жирных государственных заказа. «Мама!»

Наконец, в сети поняли, что Лидия — натура утонченная, и предложили на выбор: должность декана факультета журналистики либо место начальника коммерческого отдела большого вуза. В конце разговора, после отводящего глаза обсуждения подарков на грядущий юбилей главного архитектора, ну да, картина лучше всего, а еще он любит золотые монеты — «кстати!» — намекнули, что второе место лучше, имеются большие возможности сдачи в аренду помещений.

Тут Лидии пришло в голову, что все это хорошие работы для Артема. Когда она сказала об этом матери, та побледнела.

— Вот что, дорогая, — процедила после длительной паузы. — Я больших людей побеспокоила не ради твоего старого идиота. Не хочешь менять работу, не меняй. Но скажи это прямо, чтобы я не выглядела посмешищем.

— Говорю прямо: я пока останусь в газете.

— Хорошо.

Наверное, она подумала, что Лидия продолжает цепляться за Артема. На самом деле это было не так. Если бы можно было безболезненно, тихо, постепенно отчалить к новым берегам, она бы отчалила. Но от нее требовались слишком крутые перемены. И главное, она очень боялась, что на новом месте ей будет хуже. Вдруг она не справится? Она плохой журналист и никогда не работала начальником. Нельзя требовать от человека менять свою природу.

Почему Лидия выбрала профессию журналиста? Потому что мать костьми легла против профессии учителя, вот и все. Какие еще могли быть варианты для образованной девушки из хорошей семьи? Лидии казалось, что быть учителем лучше, но мать не питала иллюзий насчет женской завлекательности дочери — такая учительница, как Лидия, имела мало шансов выйти замуж. Мешали и фантомные материны боли — в Дагестанской школе единственным мужчиной был трудовик, колченогий, как табуретки, которые он заставлял сколачивать. И пятьдесят лет спустя мать была уверена, что личная жизнь Лидии, стань она учительницей, была бы обречена на брак с инвалидом войны.

Разумеется, главная мечта матери была неосуществима: Лидия категорически отказалась идти по ее стопам. Эх, какие вопросы могли быть решаемы в этом тандеме! Да и потом, позже, сложная сеть проводов, тянущаяся от матери в разные уголки страны, была бы отдана в родные руки — но Лидия не захотела, и теперь это золотое руно разойдется по небу дымом, ведь унаследовать его, не находясь в системе, нельзя.

Весь следующий вечер мать ходила непривычно задумчивая, а потом предприняла попытку объясниться.

— Лидия, я думаю, что, если твой Артем узнает о собственном телеканале, он на тебе сразу женится, — сказала она за ужином, наблюдая, как жар заливает лицо и плечи дочери.

— Мама, что ты говоришь?

— Это деловой разговор, Лидусь. Вопрос можно решать и таким способом. Я хочу обсудить разные варианты.

— А я не хочу! Понятно?

— Насколько я могу судить о нем…

— Хватит! — заорала Лидия. — Я терпела, когда мне, бездарной корреспондентке бездарной газеты, цинично предложили возглавить факультет журналистики! Теперь мне предлагают купить мужика! Ты хоть понимаешь, что это безнравственно?

Разговоры о работе прекратились. Жизнь шла по-прежнему.

Первое время Артем дулся, потом, видимо, машинально поздоровался. Она не зарыдала, не бросилась на шею, он успокоился, перестал бояться. «Дружба?» — спросил. Она пожала плечами с большим достоинством.

Теперь он здоровался всегда, а иногда подмигивал. Наконец, пригласил выпить кофейку в ресторанчике напротив. Спросил: «Ты не в обиде?» «Не в обиде». «А и хорошо, что объяснились. Я даже жалею, что раньше не догадался. Я ведь не знал, что у тебя, там, какие-то претензии. И тебе было бы легче — замуж бы вышла за этого, который богатый». «А он снова подкатывает, между прочим» — соврала Лидия. «Везет, — очень серьезно сказал Артем. — Вообще, хорошо быть бабой. Всегда можно папика найти, и все проблемы решены». «А ты мамика найди». «Где они — мамики? Может, ориентацию сменить? А то ипотеку, боюсь, не вытяну».

Она вдруг злорадно подумала: а если предложить ему пост директора собственного телеканала — что он ответит? От этой мысли тянуло какой-то другой жизнью, словно на секунду приоткрылась дверь в параллельное пространство, и горячий сквознячок тех ветров, что там дуют, вмешался в московский воздух.

Она захлопнула эту дверь.

Так прошел год, и она уже привыкла к тому, что они с Артемом — друзья, и новое положение обставилось мелкими привычками, ритуалами, приобрело черты уюта. Но в апреле вызвали в бухгалтерию, вручили уведомление. Через два месяца газета закрывается.

В коридоре она столкнулась с Артемом.

— Знаешь уже? — сердито спросил он. — Все, кабздец. Тебе еще хорошо, у тебя жених миллионер, а мне каково? У меня ипотека.

— Никакой надежды?

— Какая, нах, надежда? У нас долги — сорок миллионов. Да и пошла она, эта газета, ненавижу.

— Да, — сказала Лидия и вдруг заплакала.

Он покосился на нее, но не приобнял, только посопел носом.

— Мне тут одно место предложили. В продюсерской компании. И платят нормально. Но я не хочу идти простым редактором. А тебе в самый раз. Фактически это то же самое, чем ты здесь занималась. Дать контакты?

Узнав новости, мать промолчала, что свидетельствовало о крайнем раздражении. Очевидно, ее обидело, что Лидия сочла предложение Артема более выгодным. Она не поняла: Артем предложил то, что нужно — по мерке. Видимо, он лучше знал Лидию, чем ее собственная мать.