Сахарские новеллы

Сань-мао

Сборник «Сахарские новеллы» – самая знаменитая книга тайваньской писательницы Сань-мао (1943–1991). Движимая детской мечтой и жаждой приключений, в начале 1970-х она отправилась в Испанскую Сахару со своим возлюбленным Хосе. За время пребывания там, а это всего полтора года, пара успела пожениться, исколесить пустыню вдоль и поперек, превратить сахарскую лачугу в местную достопримечательность, завести друзей среди местных жителей, испытать на себе все тяготы жизни в пустыне и изучить сахравийские традиции. А спустя время появился автобиографический сборник «Сахарские новеллы», в котором Сань-мао рассказывает о вещах одновременно обыденных и необыкновенных и где правда жизни соседствует с художественным вымыслом. В этих историях мы найдем и добродушный юмор, и безжалостную сатиру, и грустную иронию, и бесконечное сочувствие оторванным от цивилизации местным жителям. Порой нарочито бесстрастные, порой чрезвычайно эмоциональные, «Сахарские новеллы» расходятся огромными тиражами на Тайване и в Китае, а Сань-мао и по сей день остается кумиром для миллионов читателей во всем мире.

Клинок в ночи

Впервые я оказалась в пустыне потому, что мне ужасно хотелось стать первой в мире женщиной, проехавшей через Сахару от края до края. Еще когда я жила в Европе, эта мечта не давала мне уснуть. Весь мой прошлый опыт путешествий по разным странам ровным счетом ничего не значил в сравнении с этой не тронутой современной цивилизацией землей. Около полугода я раздумывала, а потом решила просто отправиться туда и уже на месте разобраться, что к чему. Конечно, нужен был какой-никакой план — не могла же я просто повесить на спину баллон с водой и спрыгнуть с парашютом прямо в пустыню.

Поначалу я прибыла в Эль-Аюн, столицу Испанской Сахары. «Столица» — слишком громко сказано, это всего лишь небольшой поселок в пустыне: две пары улиц, несколько банков и лавочек. Точь-в-точь как безлюдный заброшенный городок в каком-нибудь западном фильме; никакого столичного блеска здесь нет и в помине.

Домик, который я арендовала, находится за пределами поселка. Он ветх и убог, а стоит дороже стандартного европейского дома. Мебели в нем нет, и я постелила на пол соломенные циновки, как это делают местные. Купила матрас и положила его в другую комнату: здесь будет спальня. Так и жила первое время. Вода у меня есть: на крыше стоит бак из-под бензина, каждый день около шести привозят соленую воду из муниципалитета. Эту воду добывают из глубоких колодцев в пустыне; не знаю, отчего она такая соленая. Она годится для умывания и мытья, а питьевую воду надо покупать в бутылках по цене около двадцати тайваньских долларов^[1] за штуку.

В первое время мне было очень одиноко, я ведь не говорю на арабском, а соседи мои — сплошь сахрави, африканцы; мало кто из женщин знает испанский, разве что детишки кое-как на нем изъясняются. Откроешь дверь моего дома, выйдешь за порог и увидишь улицу, по другую сторону которой — безбрежная, бескрайняя пустыня. Ровная, бархатистая, безмятежная, загадочная, она простирается до самого небесного края, бледно-желтая, похожая, как мне кажется, на поверхность Луны. Я люблю смотреть, как алеет пустыня под лучами заката. Каждый вечер на закате я выхожу на крышу и сижу, пока не стемнеет, охваченная невесть откуда взявшимся чувством острого одиночества.

Первоначально я собиралась немного отдохнуть, а затем отправиться в путешествие через пустыню. К несчастью, я никого в округе не знала, и мне оставалось только ежедневно бегать в полицейский участок в Эль-Аюне. (На самом деле я была вынуждена туда бегать, так как они забрали мой паспорт в надежде выдворить меня из пустыни.) Первым делом я наведалась к заместителю начальника полиции — он был испанец.

— Сеньор, я хочу поехать в пустыню. Не подскажете, как это можно осуществить?

— В пустыню? Да вы и так уже в пустыне. Поглядите-ка в окошко, — ответил он, не поднимая на меня глаз.

— Нет, я хочу проехать через всю Сахару. — Я провела рукой по висевшей на стене карте до самого Красного моря.

Минуты две он пристально меня разглядывал, после чего сказал:

— Сеньорита, вы сами понимаете, что говорите? Это совершенно невозможно. Пожалуйста, улетайте ближайшим рейсом в Мадрид. Нам здесь проблемы не нужны.

— Никаких проблем со мной не будет, — запальчиво возразила я. — Денег мне на три месяца хватит, могу показать, вот они.

Я вытащила из кармана ворох замызганных банкнот и показала ему.

— Ну, как хотите. Даю вам вид на жительство сроком на три месяца. Через три месяца придется уехать. Где вы остановились? Я зарегистрирую адрес.

— Я живу за городом, на доме нет номера. Как вам объяснить… дайте нарисую…

Так я поселилась в пустыне Сахаре.

Не хочется постоянно жаловаться на одиночество, но первое время в пустыне стало тяжким для меня испытанием, и я чуть было не вернулась обратно в Европу. Бесконечный ветер с песком, невозможный климат, когда днем так жарко, что вода обжигает руки, а вечером так холодно, что нужно кутаться в стеганую куртку… Сколько раз я спрашивала себя, ради чего мне здесь оставаться? Зачем я приехала одна в этот богом забытый уголок? Вопросы эти не имели ответа, и я просто проживала один день за другим.

Второй человек, с которым я познакомилась, был отставным командиром здешнего «пустынного легиона». Он был испанец, но прожил в пустыне всю жизнь и, состарившись, не пожелал возвращаться в Испанию. Я отправилась к нему за советом.

— Сеньорита, это невозможно. Сами посудите!

Я молчала, не в силах скрыть разочарования.

— Смотрите, вот военная карта. — Он показал на карту на стене. — Вот Африка, а вот пустыня Сахара. Пунктирные линии — это дороги. А остальное вы и сами видите.

Все это я знала, я тысячу раз рассматривала разные карты. На карте отставного командира были обозначены лишь пунктирные линии дорог да границы между странами, остальное — пустота.

— Что вы называете дорогами? — спросила я.

— Дорогами я называю тропинки, проложенные предшественниками. В хорошую погоду их видно, но стоит пройти песчаной буре, как они исчезают.

Поблагодарив его, я ушла. На душе было тяжело, я понимала, что переоценила свои возможности. Но отказаться от задуманного не могла — для этого я слишком упряма.

Я отправилась на поиски местных советчиков: исконные жители пустыни наверняка что-нибудь да придумают.

Есть за поселком одна площадь, на ней теснятся верблюды, джипы, козы и выставлен на продажу всякий товар. Дождавшись окончания молитвы, я спросила старого мусульманина, как можно проехать через пустыню. Старик понимал по-испански. Стоило ему заговорить, как его окружила стайка молодых людей.

— Хочешь отправиться к Красному морю? Я в жизни там не бывал. Ты можешь полететь туда самолетом через Европу, для этого не нужно пересекать пустыню.

— Вы правы, но я хочу проехать именно через пустыню, потому и прошу вашего совета. — Боясь, что он не расслышит, я повысила голос.

— Именно через пустыню? Это можно. Послушай меня. Возьми напрокат два джипа. Если один сломается, пересядешь на другой. Найми проводника. Можно попробовать, если как следует подготовиться.

Впервые я услышала, что можно попробовать.

— А сколько это будет стоить? — допытывалась я. — Сколько стоит взять машину напрокат? А услуги проводника?

— Одна машина стоит три тысячи песет в день, и проводнику три тысячи. Питание и бензин — отдельно.

Хорошо. Я посчитала в уме, получилось, что месяц путешествий обойдется мне в сто восемьдесят тысяч песет (сто двадцать тысяч тайваньских долларов).

Нет, погодите. Нужны же две машины. Значит, уже выходит двести семьдесят тысяч испанских песет, или сто восемьдесят тысяч тайваньских долларов. Добавить к этому оснащение, бензин, продукты, воду… получается не меньше четырехсот тысяч!

Я нашарила в кармане несколько жалких купюр и вздохнула.

— Слишком дорого. Ничего не выйдет. Спасибо вам.

Я собралась уходить, но тут старик окликнул меня:

— Есть один недорогой способ.

Я навострила уши и уселась обратно на землю.

— Какой же?

— Отправляйся с пастухами-кочевниками. Они добрый народ, идут туда, где есть дождевая вода. С ними много не потратишь. Если хочешь, сведу тебя с ними.

— Трудности меня не пугают. Могу купить и палатку, и верблюда. Помогите мне, пожалуйста! Я готова отправиться хоть сейчас.

— Да кто ж знает, когда они выйдут. Бывает, простаивают в одном месте неделю или две, а бывает, что и три месяца, если козам есть чем кормиться.

— А сколько времени им потребуется, чтобы пересечь пустыню?

— Тут не угадаешь. Они передвигаются медленно. Пожалуй, лет десять!

Стоявшие рядом расхохотались, но мне было не до смеха. В тот день я долго шла пешком домой. Приехав издалека в пустыню, я оказалась запертой в крошечном поселке. Хорошо, что у меня было хотя бы три месяца. Поживу пока здесь, а там поглядим.

На второй день после заселения со мной пришла знакомиться семья домовладельца. У двери столпились ребятишки; я улыбнулась им, взяла на руки самого маленького и пригласила всех в дом.

— Заходите, угощайтесь!

Они смущенно оглянулись на стоявшую позади полную женщину. Это была настоящая красавица: огромные глаза, длинные ресницы, белые зубы, золотисто-коричневая кожа. На ней было одеяние цвета темной лазури, волосы она закрывала. Она подошла, прижалась лицом к моей щеке, взяла меня за руку и сказала:

— Салам алейкум!

— Салам алейкум! — ответила я. Она чрезвычайно мне понравилась.

Все девочки были одеты в яркие цветастые африканские платья, волосы заплетены во множество красиво змеившихся тонких косичек. Из мальчишек кто-то был одет, а кто-то пришел голышом. Обуви ни на ком не было, тела источали тяжелый запах. Лица их были чумазы, но все же очень привлекательны.

Впоследствии я познакомилась и с самим домовладельцем. Он служил в полиции и немного говорил по-испански.

— Ваша жена — настоящая красавица, — сказала я ему.

— Странно, — ответил он. — Она ни разу к вам не приходила.

— Кто же та красивая полная дама?

— А! Это моя старшая дочь Гука. Ей всего десять лет.

Я уставилась на него, оторопев от изумления. Гука выглядела совсем взрослой, на вид ей можно было дать лет тридцать. Я ушам своим не верила.

— А вам, сеньорита, видать, тоже лет десять? Будете с дочкой подружками.

Я в замешательстве почесала голову, лихорадочно соображая, как объявить домовладельцу свой возраст.

Впоследствии, когда мы подружились с Гукой, я спросила ее:

— Гука, тебе правда всего десять лет?

— Каких лет? — переспросила она.

— Твоих. Сколько тебе лет?

— Не знаю, — ответила Гука. — Я умею считать только до десяти пальцев. Нам, женщинам, свой возраст знать ни к чему. Один папа знает, сколько мне лет.

Потом я обнаружила, что не одна Гука не знает, сколько ей лет. И ее мать, и все живущие по соседству женщины абсолютно не умеют считать, и возраст совершенно их не заботит. Заботит их только одно — достаточно ли они полны, ведь полная — значит красивая, а возраст — дело десятое.

Со дня моего переезда в пустыню прошел месяц. У меня появилось много знакомых, и испанцев, и сахрави. Один местный юноша окончил среднюю школу, в здешних краях это считается чем-то невероятным. Как-то раз он сообщил мне, светясь воодушевлением:

— Весной будущего года я женюсь!

— Поздравляю! А где твоя невеста?

— Она живет в пустыне, в хайме. (Хайма означает «шатер».)

Я глядела на этого славного юношу и надеялась, что с ним-то все будет по-другому, не так, как у его сородичей.

— А скажи, сколько лет твоей невесте?

— В этом году будет одиннадцать.

— И ты говоришь, что окончил среднюю школу?! Боже ты мой! — вскричала я.

— А что тут такого? — нахмурился он. — Моей первой жене было всего девять лет, когда мы поженились, сейчас ей уже четырнадцать, у нас двое детей.

— Как? Ты женат? Что же ты ничего о ней не рассказывал?

— Женщина же, чего о ней рассказывать.

Я вперила в него возмущенный взгляд.

— Ты все четыре раза намерен жениться? (Мусульманам разрешается иметь четырех жен.)

— Все четыре не получится, денег не хватит. Пока что и двух достаточно.

Вскоре вышла замуж Гука. На своей свадьбе она горько рыдала, как того требует обычай. Окажись я на ее месте, я рыдала бы всю оставшуюся жизнь.

Однажды в сумерках за дверью раздался автомобильный гудок. Я выбежала наружу и увидела своих новых друзей, супружескую пару.

— Прокатимся с ветерком! — предложили они, помахав мне из своего джипа.

Оба они были испанцы. Муж служил в местных воздушных войсках, и в его распоряжении был современный «корабль пустыни». Вскарабкавшись на заднее сиденье джипа, я спросила:

— Куда едем?

— В пустыню.

— А надолго?

— Часа на два — на три.

Пусть вокруг один песок, иногда все же надо выезжать куда-нибудь подальше. Машина ехала по следам шин прямо в безбрежную пустыню. Начинало смеркаться, но было по-прежнему жарко. Меня стало клонить в сон, в глазах все расплывалось… и вдруг — не может быть! Впереди, на расстоянии двухсот метров, раскинулось огромное озеро, гладкое, словно зеркало, а рядом росли деревья.

Я протерла глаза. Машина на всех парах мчалась прямо в озеро. С заднего сиденья я хлопнула водителя по голове.

— Дружище, там же озеро! — завопила я. — Ты что, угробить нас решил?

Пропустив мои вопли мимо ушей, он нажал на газ. Я посмотрела на его жену — она лишь посмеивалась. Машина не снижала скорость, озеро приближалось. Я обхватила колени, приготовившись к неизбежному.

Я слыхала, что где-то неподалеку в пустыне есть большое озеро, но не думала, что именно здесь. Подняла голову, взглянула — вот оно, озеро. Пригнувшись к коленям, я закрыла голову руками. Машина проехала еще сотню метров и остановилась.

— А теперь открой глаза! — окликнули меня приятели. Я открыла глаза. Кругом — бескрайняя пустыня. Земля, обагренная кровавыми лучами заката. Ветер тихонько сдувает песок. Жуткая, мрачная картина.

Но где же озеро?

Оно исчезло. Ни воды, ни деревьев вокруг.

Вцепившись в переднее сиденье, я испуганно молчала, чувствуя себя героиней происходящей наяву страшной истории из «Сумеречной зоны»^[2].

Я выпрыгнула из машины, постучала ногами по земле, потрогала ее руками. Земля была настоящая. Но где же озеро? Куда оно делось?

Я быстро оглянулась — машина никуда не исчезла. Вот она, а рядом с ней — мои покатывающиеся со смеху друзья.

— Я поняла! Это был мираж. Верно?

Все еще в мурашках от ужаса, я села обратно в машину.

— Что за наваждение! И так близко. В кино миражи всегда показывают издалека.

— Это что. Начнешь потихоньку исследовать пустыню, еще и не такое увидишь.

Отныне я, увидав что-то необычное, уже не спешу верить собственным глазам и проверяю все на ощупь. Но я никому не признаюсь, что боюсь миражей. Я говорю:

— Проклятая близорукость. Ничего толком не разглядишь!

Как-то раз я занималась стиркой. Дверь была открыта, и вдруг в дом вбежала хозяйская коза и сожрала мой единственный, с трудом взращенный на пресной воде цветочек. Цветочка, собственно, не было, а были два здоровеньких листочка, и коза слопала их в один присест. Я погналась за ней, споткнулась и шлепнулась на землю. Рассвирепев, я побежала в соседний дом ругаться с хозяйским сыном.

— Ваша коза съела мои листочки.

Старшему сыну хозяина уже исполнилось пятнадцать.

— Сколько листочков? — деловито поинтересовался он.

— Целых два листочка, и все их съела ваша коза.

— Стоит ли так сердиться из-за двух листочков? Большое дело!

— Ты что, забыл, что мы в пустыне? Здесь и так ни травинки, а мой цветочек…

— Хватит о цветочке. Что ты делаешь сегодня вечером?

— Ничего не делаю. — И правда, никаких особых дел у меня не было.

— Мы с приятелями идем ловить пришельцев. Пойдешь с нами?

— Летающая тарелка? Ты хочешь сказать, летающая тарелка прилетит? — Во мне вновь взыграло любопытство.

— Она самая.

— Мусульманам запрещается врать, дружок!

Подняв руку, он поклялся, что это правда.

— Ночь будет безлунная, сегодня наверняка прилетит.

— Конечно, пойду! — тут же выпалила я, охваченная и страхом, и возбуждением. — Будем ловить пришельцев?

— Ну да, как только они вылезут. Только тебе надо переодеться в мужчину, как местные одеваются. Не могу же я с женщиной идти.

— Как скажешь. Дай мне взаймы тюрбан и теплую накидку.

Вечером мы с Баширом и его друзьями отправились в двухчасовой пеший поход. Дойдя до места, где ни огонька не было видно, мы улеглись на землю. Кругом стояла кромешная тьма, звезды холодно мерцали алмазным блеском. От оплеух ветра болело лицо. Я укрыла его тюрбаном, оставив снаружи одни глаза. Когда я почти окоченела от холода, Башир вдруг стукнул меня.

— Тсс! Не шевелись! Слушай!

«У-у-у, у-у-у, у-у-у…» Это было похоже на ритмичное гудение мотора, звучащее со всех сторон сразу.

— Ничего не видно! — воскликнула я.

— Тихо, не кричи, — Башир показал пальцем на небо. Невдалеке от нас в высоком небе показался какой-то красно-оранжевый светящийся объект и стал медленно приближаться к нам. Я пристально глядела на него, от страха царапая ногтями песок. Загадочное нечто описало круг и отлетело. Я тяжело выдохнула. Объект снова медленно двинулся в нашу сторону, постепенно снижаясь.

В этот миг мне хотелось только одного: чтобы он поскорей убрался восвояси. Каких там пришельцев ловить! Скажи спасибо, если тебя не захватят. Эта штука висела в воздухе и не приземлялась. Тело мое обмякло, я не могла пошевелиться. Было страшно холодно, но с меня градом лил пот.

Когда мы вернулись, было уже светло. У двери дома я отдала Баширу тюрбан и накидку. И как раз в этот момент пришел с работы мой домовладелец-полицейский.

— Куда это вы ходили? — спросил он.

Увидев отца, Башир шмыгнул в дом, как поджавшая хвост собачонка.

— На летающую тарелку смотреть! — ответила я хозяину.

— Мальчишка наврал с три короба, а вы и рады!

Подумав немного, я сказала ему:

— Но ведь это правда. Я своими глазами видела какую-то красно-оранжевую штуковину, совсем не похожую на самолет. Она летела низко, медленно…

Хозяин задумался на мгновение.

— Многие видели, она часто прилетает по ночам, уже несколько лет! Никто не может объяснить, что это такое.

Я встрепенулась от неожиданности.

— То есть вы верите, что я ее видела?

— Сеньорита, я верю в Аллаха, но эта штука в небе над пустыней определенно существует.

Хоть я и продрогла до костей в эту бессонную ночь, мне еще долго не удавалось уснуть.

Однажды поздним вечером, поев у друзей жареной верблюжатины, я собралась домой. Было уже около часа ночи. Друзья предложили:

— Оставайся у нас до завтра.

Я подумала немного — вроде не так уж и поздно — и решила идти домой.

— Но мы не сможем тебя проводить, — с озабоченным видом сказал хозяин.

Я похлопала себя по высокому сапогу.

— Не нужно меня провожать! У меня с собой кое-что есть.

— Что же это? — спросили муж и жена в один голос.

Я театрально взмахнула руками и выхватила из голенища нож с острым сверкающим клинком. Хозяйка вскрикнула. Посмеявшись вдоволь, мы распрощались, и я отправилась домой.

До дома было минут сорок пешком. Не очень-то и далеко, но вот беда — путь лежал через два больших кладбища. В здешних местах покойников хоронят не в гробах, их заворачивают в белую ткань, закапывают в песок, а сверху придавливают каменной глыбой, чтобы в полночь мертвые не поднимались из могил.

Ночь была лунная. Я шагала, распевая во весь голос марш «пустынного легиона». Но потом спохватилась и подумала, что петь, пожалуй, не следует, ведь поющая мишень куда более заметна. Фонарей в пустыне не было; кроме завываний ветра я слышала только звук собственных шагов.

В лунном свете показалось первое кладбище. Я осторожно ступала между могил, стараясь не потревожить спящих вечным сном. На втором кладбище с этим было сложнее: оно находилось на склоне холма, где покойники так тесно жались друг к другу, что ногу было поставить негде. Неподалеку шныряли бродячие собаки. Я села на корточки и набрала камней, чтобы отпугнуть их. Собаки с воем убежали прочь.

Я постояла на склоне, огляделась — вокруг ни души, страшно. Впрочем, было бы еще страшней, если б кто-то внезапно появился из пустоты. А если это будет не человек? Аж волосы на голове шевелятся, хватит думать о всякой ерунде. Я уже почти прошла через кладбище, как вдруг впереди мелькнула чья-то тень. Она распласталась на земле, после чего встрепенулась, воздела руки к небу, снова рухнула на землю, снова поднялась, снова упала…

Похолодев, я закусила губу, стараясь сохранять спокойствие и не двигаться. Но что это? Тень тоже замерла. Я пригляделась и увидела замотанный в какие-то тряпки силуэт, явно выползший из могилы! Присев, я нащупала правой ладонью в сапоге рукоятку ножа. Мощным порывом какого-то небывалого ветра меня, будто во сне, отнесло на несколько шагов вперед, ближе к зловещей тени. В лунном свете она снова пыталась подняться. Я огляделась, стараясь оценить свое положение. Позади был холм, быстро на него не вскарабкаться. Лучше бежать вперед. Я нерешительно сделала несколько шагов. Приблизившись к мертвецу, я завопила истошным голосом и пустилась наутек. Внезапно с моим воплем слился еще более надсадный, чем мой, вопль мертвеца: «А-а-а! А-а-а!»

Пробежав шагов десять, я остановилась. Это кричал человек! Я оглянулась и увидела мужчину в сахравийском одеянии с перекошенным от страха лицом.

— Кто вы? Как не стыдно прятаться здесь и пугать женщин! Позор на вашу голову! — бранилась я по-испански. Страшно мне уже не было.

— Я… я…

— Грабитель? Из тех, что по ночам расхищают могилы? — Я неожиданно расхрабрилась и двинулась прямо на него.

Ой! Да ведь это мальчишка, лет двенадцати, не больше, и все лицо у него в песке.

— Я просто молился на могиле матушки. Я не хотел вас пугать.

— Рассказывай тут! — Я слегка толкнула его. Он был готов расплакаться.

— Что вы на меня наговариваете! Вы сами меня напугали!

— Я? Напугала тебя? Скажешь тоже! — Я уже не знала, плакать мне или смеяться.

— Я читал молитву, и вдруг ветер донес до меня какую-то песню. Я прислушался, но пение прекратилось. Потом вдруг завыли и забегали собаки. Я склонился к земле и продолжил молиться, и тут увидел вас на пригорке с развевающимися на ветру волосами. Я перепугался до смерти, а вы с криком бросились прямо на меня!

Я разразилась хохотом. Не в силах остановиться, я топталась вокруг, наступая покойникам прямо на грудь. Отсмеявшись, я сказала пареньку:

— Эх ты, трусишка! Нашел время молиться на кладбище! Беги скорей домой!

Он поклонился мне и убежал.

Тут я обнаружила, что одной ногой стою на правой руке его матери. Я оглянулась по сторонам; луна уже скрылась, и мне показалось, что кто-то ползет ко мне с окраины кладбища. «Прочь отсюда», — тихо воскликнула я и во весь дух помчалась домой.

Задыхаясь, я одним ударом распахнула дверь, прислонилась к ней спиной и поглядела на часы. Сорокаминутный путь я преодолела за четверть часа.

Говорили же мне друзья: «В пустыне столько удивительных вещей, поживешь здесь и увидишь сама!»

Этой ночью их и правда было предостаточно.

Примечания

1

Речь идет о начале 1970-х, когда курс американского доллара к тайваньскому составлял 1:38.

2

«Сумеречная зона» — американский телесериал, выходивший с 1959 по 1964 г. Каждая серия представляет собой отдельную историю, связанную с необычными и паранормальными явлениями при вхождении в «сумеречную зону».