Потерянный Рай

Самсон Прокофьевич Гелхвидзе, 2021

Исторический любовный роман, рассказывающий читателю о силе любви и всех жизненных перипетиях встречающих на ее пути в современном быстроизменяющемся и не простой современной жизни. Содержит нецензурную брань.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Ласточки в этом году, прилетели раньше обычного времени и это не могло не радовать сердце горожан, погруженных в тревогу и печаль, из-за разгоревшейся в мире пандемии коронавируса и кажущегося ощущения большей ожидаемой тяжести предстоящего, чем в других странах мира.

В городе и по всей стране было введено чрезвычайное положение, а в ночные часы — комендантский час.

Выходить на улицу не рекомендовалось людям после шестидесяти лет, исключая случаев особой необходимости и походов в продуктовые магазины, аптеки и другие медицинские учреждения.

Подобные мероприятия особой необходимости были приняты почти по всем странам мира.

Удручающее положение осложнялось еще прокручиванием уголовных моментов прошлой жизни, словно предсказывающих неизбежность состоявшегося бытия.

Словно последние мгновения жизни, у людей вспыхивали в мозгах просветления, заставляющее хороших делаться лучшими, а плохих — худшими, хотя наш герой был глубоко убежден в том, что таких констант человеческих индивидов априори не существовало и таковыми, какими они являлись, делала их сама жизнь.

Уединившись каждый в свой мир и оглядываясь назад, на прожитую жизнь, люди, казалось, находили сейчас все больше нерешенных в ней вопросов.

Заново приходилось осмысливать и свое назначение в этой жизни. Перед фактами увеличенной смертности многое виделось и оценивалось совершенно по-иному.

Очередная очередь sms-сообщений перебила тяжкие мысли горожанина.

— Сандро, помнишь, я говорил тебе о первом и втором предупреждении гуманоидов инопланетных существ, высшего разума, которые предупреждали нас и призывали к мирной жизни и сосуществовании людей, а также к бережному отношению нашей планеты, видимо, их терпение наконец кончилось, и они решили проучить нас, — пришло сообщение от соседа.

— Помню, Зура, конечно же, помню, только что можно было изменить нам, — последовал мысленный ответ.

По телевизору мелькали страшные и ужасающие кадры о положении в разных странах мира, которые пестрели тысячами унесенных пандемией жизней.

— Ты меня больше не любишь? — выстрелило очередное обвинение со второго сообщения.

— С чего ты взяла, Теа? — последовал устный ответ.

— А почему тогда не писал мне так долго? — последовало второе сообщение, словно предугадывая ответ на первое!

— Привет, помню и все еще люблю.

— И все, так коротко и сухо?

— Так ведь разгоняется наша переписка, с малого до великого и космического, — выплыло ответное сообщение. — Что там у Вас, какое положение?

— Такое же почти, как и у Вас, будто бы не знаешь, сейчас же ведь телевидение всех стран об одном и том же трезвонит, даже скучно стало смотреть эти монотонные и однообразные, приводящие в ужас сознание людей теле — и радиопередачи.

— Нет, так ведь у вас-то вроде заграница, и должно быть лучше, хоть ненамного, чем у нас?

— Ага, — выплыл смайлик улыбки, — у нас этот вирус заграничный, — и вновь смайлик улыбки украсил конец смс-ки.

— На работу ходишь?

— Соизволили и возят.

— Ну и как служба?

— Получше и поинтереснее, должен сказать.

— Чего так?

— Народу меньше стало и больше времени для погружения в самого себя.

— Какими яркими вспышками озаряются все наши просчеты и ошибки жизни на краю пропасти, не правда?

— Да уж…

— Жалеешь?

— О чем?

— Будто бы не знаешь, о чем я спрашиваю?

— Теа, перестань, пожалуйста, а то опять будем заводить себя до истерики, зачем это нужно теперь, ведь ничего уже изменить нельзя.

— А для чего нужно было доводить себя и меня до такого состояния?

— Опять двадцать пять…, ты не устала прокручивать одну и ту же боль в наших сердцах и сознании.

Александр вспомнил выбивающие на клавиатуре строки стихотворения известного классика:

Как будто бы железом,

Обмокнутым в сурьму,

Вели тебя нарезом

По сердцу моему.

Последовала долгая пауза в переписке.

— Ты виноват во всем, ты нас бросил и отвернулся от нас.

— Здрасьте, с чего это? — последовало письменное возражение.

Переписку прервал неожиданный звонок по мобильному телефону.

— Александр, вы сегодня дежурите на объекте?

— Нет, батоно¹ Бежан, Михаил, а я заступаю со следующей недели, — послышался ответ.

— Хорошо, я сейчас с ним свяжусь.

Сквозь закрытые окна с двойным остеклением, пронесся звук сирены скорой помощи, оставляя на них царапины зловещего напоминания, постоянно напоминая жителям города: «оставайтесь дома», «не выходите из дома без крайней необходимости и нужды».

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепости страстей,

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

— Последовало в ответ зловещее напоминание строк другого классика.

— Ага, а тебя спросить, так ты хромаешь по русскому, не плохая хромота.

— От тебя нужно было только одно, согласие, и я готова была здесь бросить все ради тебя и ради нашей любви, хорошую работу, приличную зарплату, согласна была даже родить тебе твою единственную и заветную мечту, твою девочку, а ты…? Ты отказался от всего и сам отвернулся от своего счастья.

— Зачем я нужен был тебе Теа, такой нищий, больной… — Александр стал наговаривать на себя кучу скверностей и негатива.

— Посуди сама, у тебя богатый, симпатичный, заботящийся о тебе муж. Я отдал тебя в лучшие руки, как заботливый отец, поступил бы со своим дитя, двенадцатилетняя разница в нашем возрасте, надеюсь, дает мне право так тебя называть?

— Ненавижу тебя, идиот, ты бы хоть меня удосужился бы спросить. Чего я желаю и чего нет? Удавлю тебя, сволочь такая бессердечная.

— Ты так упрекаешь меня, будто бы между нами что-то было?

— Лучше было бы, если и было. А та наша единственная и незабываемая встреча, ее тоже, по-твоему, не было? Ты бы видел свои глаза в то время, хотя бы в зеркале. Сколько любви и яркого света звезд выпрыгивали тогда из твоих глаз, в минуты нашего расставания.

— Я не видел их.

— Знаю, не видел и не чувствовал также всю глубину и силу нашего прощального поцелуя.

— Идиот, ты ведь все свое счастье держал в обеих руках и упустил все в одно мгновение, окончательно и бесповоротно. Не попадайся мне лучше на глаза, когда я приеду, удавлю тебя, как подлую собаку.

— Ага, спасибо тебе за все.

Теа не сдержалась, чтобы не послать короткое голосовое сообщение, обрушив на собеседника шквал пакостей и обвинений.

— Не понимаю, чем ты не довольна? У тебя ведь есть почти все, что нужно человеку для земного счастья, отец живой и здоровый, богатый и приличный муж. Дочь и ее семья на родине, скоро бабушкой станешь, процветающая заграничная страна с счастливыми горожанами. А мне в упрек и в обвинение ставишь мой отказ от тебя, от желания покинуть мою бедную и многострадальную родину. Не могу я жить на чужбине. Не могу и все, и пусть я буду последней сволочью в твоих глазах ради этого, пусть.

Александр неожиданно прервал интернет-связь.

II

Весна в этом году в Европе похоже тоже испугалась всемирной пандемии и решила последовать советам эпидемиологов всего мира и, самоизолировавшись в карантинных условиях на неизвестной человечеству околоземной планете, уступила свое время царствования более смелой летней погоде.

В отдельных европейских странах решено было пораньше допустить послабления карантинного периода, но с соблюдением ряда ограничений.

Изолировались не только отдельные столики в кафе-барах, но и на море, под солнечными пандусами, посетители подчинялись правопорядкам, установленным хозяевами заведений.

С утра на море было более шумно, чем в прежние годы в это время.

Особенную, главную скрипку в этом шуме играли детские голоса, разносимые слабым морским ветерком по всему пляжу.

Изредка в их голоса вклинивались, крики чаек, летающих неподалеку от людских скоплений в надежде на их благосклонность и выпрашивающих у них пожертвования.

Солнце было еще очень далеко от своего зенита, но царившее на пляже тепло позволяло уже своим посетителям разгуливать и загорать в купальных костюмах.

Сравнительно меньше было посетителей у прибрежного кафе-бара, со столика, под пандусом которого с любопытным вниманием разглядывала перед собой всю панораму отдыхающих непосредственно перед морским молчанием людей, пара молодых женщин, предающихся одновременно нескольким занятиям, попиванию ароматных напитков, слушанию негромкой и легкой, романтической музыки и разговорами между собой.

— Посмотри на этих животных, Джулия, как они смотрят на нас, — попыталась обратить внимание своей собеседницы, светловолосая женщина.

— Хм, хи-хи, — пусть смотрят Теа, тебе что, не все равно?

— Да, но так, как будто бы они не видели женщин на своем веку?

— Наверное, таких красивых, как мы, нет, — возомнила о себе с удовлетворением и с улыбкой Джулия.

— Ну да, конечно же, вон погляди вперед на пляж, — указала взглядом Теа, — сколько их там.

— Хм, — прохихикала Джулия, — а тебе не приятно внимание со стороны мужчин?

— Во всем есть своя мера, подруга, разве не так?

— Похоже, они тоже не местные, и у них возможно тоже проблемы с новыми знакомствами.

— Ага, будто бы местные лучше?

Пару глотков вкусного и холодного пива из жестяной банки с журчащим грохотом преодолели гортань высокой шеи блондинки.

— Подай мне сигарету, пожалуйста, Джулия, — попросила Теа с опечаленным взглядом.

— Ого. С чего бы, Теа, — ты ведь не куришь? — удивилась подруга.

— Не закуришь тут с этими мужиками, — протянула Теа свою белоснежную руку и тонкими пальцами изъяла длинную дамскую сигарету из коробки.

— Перестань, подруга, ты что, из-за них решила так утешить свои нервы, — указала Джулия взглядом на сидящих за соседним столом молодых мужчин, чужестранцев.

— Не только, — выдохнула сигаретный дым Теа.

— Ну что еще, рассказывай.

— Недавно ходила в супермаркет за покупками и слышу за спиной оценку там стоящих без дела водителей такси, — мол, фигурка, ничего себе, а попа, — просто класс.

— Ха, ха, ха, — разлилась в сдержанном смехе Джулия.

— А что ты хочешь? В твои-то года, такой оценке со стороны мужчин, нужно только радоваться.

— Это еще не все.

— А что еще?

— Так я дура, сфотографировала еще дома из-за любопытства свое сидячее место в джинсах и…, — последовал глубокий напас.

— И что? — загорелась любопытством Джулия.

— И послала в мессенджере фото…

— Кому? — разлилась в смехе Джулия.

— Кому бы, как ты думаешь, не своему же мужу, он любуется ею каждый день.

— Не скажи Сандро? — продолжала смеяться Джулия от дикого удивления, кривя зрачками глаз. Теа утвердительно кивнула головой.

— И что он, ему она тоже понравилась?

— Да, но не так, как всем остальным, он совсем не такой.

— Ай, перестань, подруга, — в смехе махнула рукой Джулия, — все мужики одинаковые, будто бы сама не знаешь?

К столу подошел официант и попросил поставить на стол разговаривающихся между собой подруг содержимое своего подноса.

— Что это? — с изумлением спросила официанта Теа.

— Это вам презент с соседнего стола, — ответил официант, указывая взглядом на улыбающихся мужчин с соседнего стола, подымающих руки с бокалами бодрящего холодного напитка.

— С большим удовольствием, — согласилась Джулия, и вскоре на их столе стояли бутылка шампанского и небольшие миски с клубникой и шоколадом.

— Ни в коем случае, — возразила Теа, опешившая с ответом, — передайте им, что мы здесь не одни, и сидим дожидаясь своих мужей.

Пошли отсюда, Джулия, — встала Теа со стола и приготовилась уходить вместе с подругой.

— Теа, чего ты вдруг, подумаешь, угостили ребята, может, познакомимся, поговорим с ними еще о чем-нибудь и так развеем свою грусть и печаль.

— Спасибо, — отрезала Теа, — довольно уже, я так развеивала в своей жизни свои печали, идем сейчас же отсюда Джулия.

Подруги стали медленно спускаться поближе к берегу моря.

Угощавшие мужчины, с сожалением пожав плечами, отреагировали на слова Теи, переданные им через официанта.

— Помажь мне на спину это, — попросила белокурая женщина свою подругу, протягивая ей жидкость против обгорания от солнца.

— Зря мы поторопились с ними, Теа, сидели бы мы сейчас с ними вместе и отдавались прелестям беседы и дегустацией всего, чего бы пожелали.

— Джулия, ты что, восемнадцатилетняя девушка? — удивленно прореагировала Теа, — не знаешь, чем это кончается?

— Хорошо, хорошо, подруга, я шучу, пытаясь вызвать в тебе возмущение, чтобы тебя развеять.

Последовала недолгая пауза.

— Ну ладно, рассказывай, что было у тебя дальше с Сандро, — попыталась опустошить подругу Джулия, — только подробно, не упуская деталей, чтобы я тоже смогла бы оценить суть происходящего между вами.

— Даже и не знаю, что со мной происходит, Джо, тянет меня к нему, и все тут.

— А как же муж, он знает о нем?

— А зачем ему знать об этом. У него своих дел по работе и бизнесу полно.

— Ну ты ведь живешь с ним?

— Ну и что?

— В последнее время в постели с ним я представляю Сандро и с его образом предаюсь с мужем любовным ласкам.

— Подруга, ты что? — возмутилась Джулия.

— Прости, совсем уже из ума вышла. Но все равно в реале тоже, в свое время с Сандро ничего надолго не получилось бы.

— Почему?

— Через пару дней, посылаю я ему по мессенджеру его фото, разукрашенное моими поцелуями и с сердечком на носу.

— Ну и?

— Он мне отвечает, что любовь свою предпочитает держать не у себя на носу, а в сердце.

— Хм, — прохихикала Джулия, — а дальше?

— А дальше пошло и поехало. Мы утопаем каждый раз во взаимных обвинениях в том, почему мы сегодня не вместе. И потом он твердит мне постоянно об одном и том же, докучая меня вопросом, мол, как ты думаешь, бог создал мужчину для женщины или наоборот, представляешь?

— Ничего себе!

— И, мол, женщина должна подчиняться любимому мужчине или наоборот?

— Что за такая постановка вопроса ребром? — возмутилась Джулия.

— Кто под кем, мол, должен прогибаться?

— А ты что?

— Ну, естественно, отвечаю, как и любой нормальный человек, что в семье должны быть равноправные отношения, несмотря на то, что женщина была создана для мужчины, и он не должен быть тираном в семье, и что я стала в последнее время большой феминисткой, и что верю в равноправные отношения в семье.

— Естественно, — поддержала подругу Джулия.

— А дальше он пишет мне о том, что голос мужчины в семье главенствующий и решающий, и если он не тряпка, то не должен прогибаться под женщину, иначе, мол, никакая любовь и семья не выдержат испытания на прочность, и исходя из природы женщины, она сольет такого мужчину, перестанет его уважать и отвернется в поисках более сильного для нее мужчины.

Джулия вдумчиво покачала головой и начала прокручивать зрачками глаз, будто бы отчасти соглашаясь с утверждениями Сандро.

— А дальше слушай еще более интересные его соображения.

— Ну, — впилась Джулия взглядом в подругу.

— Он утверждает, что феминистское движение подмыло корни института семьи и что оно тоже часть выдумки и продвижения теневого правительства, направленного на сокращение численности населения до их желаемого количества в пятьсот миллионов по всему земному шару.

— Интересное умозаключение, — возмутилась Джулия.

— Интересно, мол, у вас женщин получается равноправие в выборе решений, а в случае провала равноправие рушится, и во всем уже виноват только мужчина, супер. И потом продолжает дальше, что мол если феминизм и равноправие, то почему женщинам пенсию назначают в шестьдесят лет, а мужчинам только в шестьдесят пять?

— Ага, рожали бы они так, как мы, тогда бы мы посмотрели на них, каково это, — возмутилась Джулия. — Ну а ты что?

— Ну, а что я, я ему и на чистую отписала, что мне наплевать буквально на мнения каждого мужчины, и что я никому не подчиняюсь, кроме самой себя.

— Правильно, молодчина, — похвалила Джулия подругу.

— Мужчина должен быть в семье королем, а жена — королевой, и, мол, какой король будет терроризировать и угнетать свою любимую королеву?

— Ой, умоляю, ну сколько хочешь примеров на то можно привести, не говоря уже о казнях и убийствах, — возразила Джулия.

— Да и таким образом, дорогая моя, — поясняет он мне, — не только моя вина в том, что сегодня мы не вместе с тобой, тогда согласно твоему приверженству к феминистскому движению и ответственность за это возьмем оба — пополам.

— Да, Теа, вот видишь, так что вас разъединяет с ним не только разная религиозная платформа, которой вы оба часто манипулируете в отношениях друг с другом, но и общие человеческие взгляды на саму жизнь и происходящие в ней явления, — попыталась пояснить Джулия своей подруге.

— А по сему, вам все равно не было суждено быть вместе, во всяком случае надолго, и поэтому оставьте друг друга в покое и не теребите друг другу нервы, подрывая только себе здоровье. Оставь его в покое и успокойся сама, у тебя прекрасный муж, успешный бизнесмен, прекрасная дочь, зять и вот уже скоро, надеюсь, внук или внучка тоже будут, чего тебе еще?

— Если бы в жизни было все так легко и просто, — вздохнула Теа, словно разом выдыхая весь груз, накопившийся за время расставания со своим любимым Александром.

— А что?

— Не так-то легко бороться с собой, Джулия, со своими чувствами. Да пытаешься от них время от времени убегать, и отчасти получается это не плохо, но потом, но потом…

— А потом — суп с котом! — отрезала Джулия. — Тебе, наверное, больше нечем заняться, — пойдем лучше окунемся в воду, а то и так тело перегрелось уже.

— И он мне пишет, что не ужился со своей женой и давно как разошелся с ней. И что не может теперь жить со мной и без меня тоже.

— Ну, этого не трудно было ожидать, кто же с таким уживется?

— Потом он мне написал о том, что я еще сравнительно молода, по сравнению с ним и что если хотя бы одну сотую, из того что он мне писал, я приму к себе во внимание, то буду очень счастливой женщиной, с любым любящем меня мужчиной, до конца своих лет жизни. А что касается его чистой и искренней любви ко мне, ровно как и его чувств, то это самые светлые чувства в его жизни и что он, не позволит на них падения ничьей тени, даже моей.

— Эгоист этот твой Сандро, вот кто он, и мой совет тебе, плюнь на него и забудь его, — бросила Джулия, направляясь медленными шагами к морской стихии, — правильно, наверное, утверждают философы и психологи, что мы с мужчинами из разных планет, мы — с Венеры, а они — Марса.

Джулия погрузилась в водную стихию и, проплыв несколько метров обернулась к раскинувшейся на подстилке берега моря прошлому, продолжая разгребать волны совершенно иной стихии, стихии моря чувств и воспоминаний, растворяясь в стихии возможной, но не состоявшейся любви, любви жизни и смерти.

— Неужели любовь, как и водная стихия летом, в нее блаженно окунаться в жару и подолгу из нее не выходить, но жить в ней постоянно невозможно.

Первые шаги погружения в морскую стихию Тее давались с трудом, но и на солнце оставаться было уже невозможным, а оставаться в тени одной тоже не хотелось.

Она уцепилась за слова Александра и с их помощью пыталась прийти к компромиссу между контрастом солнечного тепла и холодом морской воды.

— Я не могу жить не с тобой и не без тебя, морская гладь, позволь мне насладиться твоей блажью.

III

Несмотря на максимальное закручивание вентилей мойки на кухне, вода все-таки умудрялась каплями вытекать из крана.

Пристальный взгляд наблюдал за этим процессом. Сначала на кончике крана появлялся водяной прогиб. Затем капля постепенно увеличивалась в своих размерах и в своей массе, пока не достигала своего критического значения, затем она отрывалась от крана и под действием силы земного притяжения падала на дно мойки, разбиваясь вдребезги и умирая останками своего материального состояния, устремлялась к водосливному отверстию мойки.

— Все имеет свое начало и свой конец, — мелькнула мысль. — Критическая масса, кто в силах изменить его действо?

Вслед за каждой каплей отрывалась последующая, и так продолжалось бы до бесконечности, пока свист чайника не известил хозяина, буйствуя вскипяченной в нем водой.

— Конечно же, этот напиток по сравнению с моим вином далек от своих энергетических качеств, но он тем не менее не хуже него бодрит и придает сил, и самое главное, в отличие от моего вина, существенно отгоняет сон и придает больше сил, — мелькнула мысль при погружении в поллитровую эмалированную чашку, последовательного загружения в нее по одной чайной ложке растворимого кофе, какао, по пол-ложки куркумы и корицы и одной четверти коровьего молока из бутылки из холодильника.

Размышления прервали непрерывные звонки по мобильному телефону, до которого едва удалось добежать, пока они полностью не прервались.

— Миша, привет, — послышался звонкий женский голос.

— Привет.

— Звоню тебе весь вечер, где ты и почему не брал трубку.

— Прости, принимал душ и видимо в это время я пропустил твои звонки.

— Мог и сам позвонить, знаешь ведь, что ждем тебя всей семьей, ждем от тебя вестей.

— Да, прости, вернулся очень уставшим и, едва добравшись до постели, грохнулся на нее и только недавно поднялся.

— И всю ночь теперь будешь не спать, а завтра когда встанешь и когда приедешь к нам?

— Да, Мака, завтра с утра, как известно, наверное, и тебе, сняли карантин и разрешается уже выезжать и въезжать в город. Так что завтра выезжаю к вам, как дети?

— Дети. Дети в порядке, просто заждались тебя очень.

— Да, понимаю, я тоже сам сильно соскучился по ним.

— А по мне?

— И по тебе тоже, родная.

— Они ждут тебя с подарками, ты не забыл?

— Нет, конечно же, помню и все сделаю как надо.

После недельного перерыва, просмотра разных каналов и передач по телевизору, вызванных многосуточными дежурствами в службе безопасности компании, в которой работал Михаил, он с большим нетерпением подошел к своему зомби-ящику и отрывисто нажал на кнопку его включения.

На любимом его канале шел блок рекламы и в том числе реклама министерства внутренних дел, о предотвращении насилия в семье, и номер горячей линии, по которому предлагалось звонить гражданам в случае необходимости.

Питье ободрительного горячего напитка подходило к концу, когда передавали по телевизору горячие криминальные новости и в том числе новость о том, что в некой семье произошел конфликт между родителями, когда сын решил позвонить по горячей линии, указанной в рекламе, и долго воздерживаясь от этого и неоднократно грозя этим своему отцу, решился под конец на этот шаг. После чего отца семейства забрали в полицейский участок и там в надежде успокоить его применили против него силу, но переборщив в своих полномочиях, его отвезли в республиканскую больницу, в которой он вскоре скончался от кровоизлияния в мозг.

Интервью журналистам давала в слезах сожаления жена погибшего мужа, жалуясь на то, что ее несовершеннолетний сын, в надежде на разрешение семейного конфликта, ошибочно позвонил в полицию и сообщил о случившемся, и все так трагически закончилось для их семьи.

— Мда, — тяжко протянул Михаил, допивая свой напиток. — раньше такие случаи, конечно, случались редко — и подошел к рабочему столу в комнате, в которой был включен телевизор, на котором лежал его бумажник, и достал оттуда оставшиеся со своей небольшой зарплаты деньги.

— Так, — протянул он, пересчитывая их внимательно, в надежде хоть так увеличить их содержание, количество и ценность.

Сорок лар² туда и сорок обратно, только на дорогу. Блин за восемьдесят лар только я бы смог прожить целую неделю, а теперь в условиях отсутствия междугородного транспорта приходится за такую цену договариваться с машиной, с частниками, удачно пользующимися существующим в стране карантином.

Опять послышался звонок по мобильному телефону.

— Привет еще раз, Миша, — послышался голос.

— Привет, Сандро, давненько не виделись, — с улыбкой ответил Михаил.

— Да, ну что же теперь нам делать, если во время недельной пересменки нам удавалось подолгу оставаться друг с другом и беседовать обо всем нас волнующем, а теперь из-за того, что нас возит служебная машина, чтобы не заставлять ждать водителя, приходится быстро расставаться друг с другом.

И теперь уже разговоры друг с другом и тем более требующие времени, приходится переносить по телефону.

— Да уж, делать больше нечего, — согласился Михаил.

— Ну как, собрался и приготовился к завтрашнему отъезду, — поинтересовался Александр.

— Да вот готовлюсь понемногу, — лишь бы денег хватило на поездку.

— Да уж, насчет денег и не говори мне, это наша общая проблема и не только наша, но и почти девяносто пяти процентов населения нашей страны.

— Да и потом, такая разница в наших зарплатах, — с сожалением подметил Михаил, — между нами и нашими начальниками, директорами отделов, где триста лар и где десять-двенадцать тысяч. Нам бы их зарплату, хотя бы на месяц, а им бы нашу, поняли бы тогда и лучше вошли бы, наверное, в наше положение.

— А что же ты хочешь, Миша, таковы правопорядки частных компаний, не нравится, говорят нам, пишите заявление и уходите, — пояснил Александр. — Другое дело, если бы это было бы государственное учреждение, хотя и там ведь сейчас такие сокращения из-за карантина и чрезвычайного положения. Ох уж этот коронавирус.

— Как будто без него нам было лучше, — возразил Михаил, — сейчас хоть на частной машине сотрудников возят, и экономия времени и денег получается у нас.

— Да и к тому же четырехмесячные отсрочки от коммунальных услуг в подарок от нашего правительства — тоже существенная поддержка для нас, не правда? — добавил Александр.

— Да, конечно же, получается, что по принципу нет худа без добра, коронавирус оказал нам своеобразную помощь и услугу, — подметил Михаил. — Эх, прибавили бы нам хоть немного, было бы не плохо.

— Согласен, — подтвердил Александр, — но в нашем случае, Миша, лучше всего действует только одна поговорка о спасении утопающих, как о деле рук самих утопающих. Нужно искать альтернативные и дополнительные источники доходов. Сейчас ведь компьютерный век и к тому же в тренде дистанционная работа.

— Да, но сколько мы таких интернет-бизнес-проектов с тобой перепробовали, Сандро, помнишь ведь. Нынче в интернете более девяносто пяти процентов бизнес-проектов фальшивых и хайп-проектов, и сколько мы на них потеряли, помнишь ведь.

— Помню, Миша, но значит нужно искать нормальный проект в оставшихся пяти процентах. И вдобавок помнить о том, что гораздо важнее, куда и во что вкладываешь деньги, чем то, сколько ты получаешь.

— Разговоры в пользу бедных, всего-то.

— И тем не менее. Ладно, Миша, эти наши разговоры могут продлиться до бесконечности, а тебе нужно готовиться к завтрашнему отъезду и отдохнуть тебе тоже не помешало бы, после недельной службы на работе.

Разговор между сотрудниками подходил к концу.

— Миша, а что слышно от твоего свояка Вано, нашего бывшего начальника? — поинтересовался Александр, — как там ему живется в дальнем зарубежье, на севере Европы?

— Да как, Сандро, как ему должно житься там, на чужбине, — пояснил Михаил.

— Ну я переписывался с ним по интернету, на прошлой неделе и вроде довольный был очень, говорил, что в день делает сто евро, а в месяц, соответственно, до трех тысяч евро, и что за три дня работы там он делает свою месячную зарплату здесь, и что если так он сможет поработать там, то очень скоро расплатится со всеми банковскими долгами и даже выкупить заложенный в долг, в аренду, свой дом, не говоря уже о нормальном содержании своей семьи.

— Да, все это так, Сандро, но там северная часть Европы, и работать по двенадцать часов в день на черных работах, каково и как долго он это сможет выдержать?

— Дай бог ему сил и терпения, только жаль то, что в его лице мы потеряли большого нашего заступника и кроме него у нас теперь никого нет, кто бы в нашу пользу и за нас промолвил бы хоть словечко перед нашим высшим начальством.

IV

Сумерки не спешили опускаться на город. Словно продлевая свое удовольствие, они пытались овладеть им как можно с большим наслаждением, что, по их мнению, возможно было только растяжением времени почти что до бесконечности.

Аккуратно расположенные в один ряд дачные домики пригорода столицы со своими приусадебными участками плавно готовились к встрече властелин сумерек, луны и звезд, под переливающее песновение вечерних обитателей земельных участков, разных насекомых, не уставая удивлять владельцев своей искусностью.

— Давид, куда это ты меня привез, в эту глушь и захолустье, — прозвучал голос молодого мужчины, словно нарушая идиллию мелодий надвигающихся сумерек. Можно подумать, что в городе нам было хуже.

— Увидишь, Вано, здесь ситуация куда лучше, чем в городе, — послышался незамедлительный ответ мужчины постарше.

— Только не забудь за собой закрыть калитку во избежание забеганий случайных четвероногих гостей.

— А это еще что за хрень собачья, — отпрянул Вано в сторону от кинувшейся на него с неудержимым лаем таксы, пытавшейся излишне отличиться перед своим хозяином — недружелюбной встречей с незнакомыми гостями хозяев.

— Эльза, фу, а ну ко мне, — послышался вскоре строгий голос молодой женщины, появившейся вслед за своим питомцем из-за угла дачного домика. — Вы простите ее, пожалуйста, такая она уж у меня не гостеприимная к новым людям всегда.

— Нет проблем, мы не боимся ее, Гретта, собака на то и собака, чтобы защищать свою территорию и своих хозяев. — поддержал ее Давид. — Знакомьтесь, это мой сын Вано, а это Гретта, — представил хозяйку офиса Давид своему сыну.

— Очень приятно, — ответил Вано, протягивая боязно встречную руку в подтверждение факта состоявшегося знакомства. — Но лучше будет, конечно же, если Вам удастся хоть как-то угомонить ее.

— Эльза, фу, я кому сказала — фу, пошла вон отсюда.

Такса, стыдливо поджав хвост, побежала в сторону открывшейся двери двухэтажного частного домика, в котором располагался офис хозяина ее фирмы и ее сотрудников.

— Добро пожаловать, дорогие гости, — на ломанном английском произнес хозяин офиса, мужчина взрослого возраста, приподняв в знак приветствия правую руку.

— Пошли, Вано, — призвал сына Давид.

— Милости просим, — подтвердила Гретта.

В просторной гостиной комнате гостей встречал накрытый стол с друзьями и сотрудниками фирмы.

— Знакомьтесь, — с распростертой рукой представлял поочерёдно своих гостей друг другу хозяин офиса. — Это мои помощницы Альдона и Кэрол, — указал хозяин на двух женщин пятидесяти лет, — а это друзья мои Бобби и Билл, — мужчин постарше. — Друзья, это наши новые друзья и будущие сотрудники Давид и Вано из стран бывшего соцлагеря, — улыбаясь, добавил хозяин. — Ну с Давидом Вы так или иначе знакомы, а вот Вано, его сын, очень крепкий, талантливый и перспективный молодой человек, который будет, как я думаю, очень кстати для нашей компании.

— Очень приятно, Лацио, — подтвердил Бобби, пожимая руку вновь пришедшим новым друзьям хозяина, — новые знакомства и друзья, это всегда как новая кровь, способная еще больше стимула и энергии придать нашей совместной работе.

— Прошу садиться, друзья, — предложил Лацио и предложил заполнить стоящие на столе стаканы разными алкогольными напитками.

Здесь, как и во многих европейских странах, царил культ демократии, в том числе и за столом, и каждый пил тот напиток, который ему нравился.

На столе кроме разнообразной еды, стояли бутылки из-под разных алкогольных напитков, а также минеральная вода, лимонад и другие газированные сладкие напитки.

— Ну друзья, надеюсь, вы поддержите меня и произнесете вместе со мной тост за наших вновь прибывших гостей, — поднимая рюмку с виски, предложил Лацио.

— Непременно, Лацио, — почти в один голос поддержали его все сидящие за столом.

За столом завязалась буйная дружеская беседа и сидящие за ним едва и с трудом общались друг с другом на нескольких языках, в основном на ломаном английском, с добавлением отдельных фраз на местном и русском языках.

Но главное, что беседующим друг с другом удавалось донести до собеседника свои мысли и свои размышления.

Вскоре женщины потушили свет и оставили стол под покровом зажжённых свечей, а сами удалились на кухню.

— Куда это они, Лацио? — поинтересовался Давид.

— Они знают свое дело, Давид, не беспокойся, — с улыбкой отметил хозяин компании.

Под напев поздравления с днем рождения они занесли в комнату роскошный торт с вонзенными в него небольшими зажжёнными юбилейными свечами. В середине его был водружен пластмассовый маркер с изображением цифры шестьдесят.

— О…, — протянул Давид, — Лацио, а мы и не знали дне твоего рождения, да еще и юбилее, почему ты нас об этом не предупредил, иначе кроме нашего вина и деликатесов мы бы еще что-нибудь бы придумали и прихватили с собой.

— А зачем? Довольно и того, с чем вы к нам пожаловали спасибо вам и за это, — с улыбкой произнес Лацио. — А вино у вас отменное. — ничего не скажешь, и чурчхелы³ тоже. А вот сулгуни⁴ вкусный, конечно же, но у нас тоже очень много сотов сыра — пояснил Лацио, — кстати об их импорте в вашу страну я тоже хотел бы с вами поговорить, Давид, но об этом потом, сейчас это не к месту.

Застолье набирало обороты, и беседующие очень легко находили темы обсуждения друг с другом, и так же легко удавалось переходить с одной на другую, что нельзя было сказать о речи, которую они использовали при этом.

Понимали с полуслова, друг друга только местные и вновь появившиеся гости.

В разгар кутежа Эльзе удалось сбежать с кухни, и она опять дистанционно набросилась с лаем на Вано.

— Чего-то она не взлюбила меня Гретта, не знаю, чем я ей не приглянулся, — с улыбкой подметил Вано.

— Она так всегда с новыми людьми, — пояснила, улыбаясь в ответ, Гретта, — к тому же ревнует, наверное. Сейчас я ее отведу на кухню обратно и запру.

По возвращении Гретта присела поближе к Вано.

— Впервые вижу такую злючую таксу, — продолжил тему Вано.

— На то у нее есть и другие основания, — пояснила Гретта и приставила под столом свою ногу к ноге Вано.

Электрический ток моментально прошелся по всем частям тела Вано.

— Только не это, — мелькнула у него в голове мысль, — не это и не сейчас.

Однако он не спешил отрывать свою ногу в сторону. Словно пытаясь полностью и достоверно удосужиться в величине температуры ее тела.

— И что это за причина еще? — поинтересовался Вано.

— Я кастрировала ее и лишила ее возможности материнства, — пояснила Гретта.

— Какая жестокость с вашей стороны, Гретта, — возмутился Вано.

— Но на самом деле я сделала для нее доброе дело, потому что она от рождения у меня больная, и ей нельзя было иметь потомство, так как и оно было бы у нас больным, — допивала она коктейль из своего высокого бокала.

— Но все равно, можно ведь было дать ей хоть небольшой шанс, — отпарировал Вано, приостановив в глотке прохождение очередной порции спиртного.

Гретте чаще других женщин приходилось выходить на кухню по надобности застолья, и в это время Вано пытался поближе познакомиться с двумя остальными ее подругами.

Давид пытался говорить с сидевшими за столом мужчинами о бизнесе, а Вано постепенно уводила за собой его стихия ловеласа.

У него и так не было отбоя от женщин из-за своей мужской привлекательности у себя на родине, а теперь и здесь похоже было, подстерегала та же участь.

В долгом отсутствии, перерыве от семейной жизни и жизни в богатом женском обществе своей фирмы у себя на родине, где он слыл красавчиком и Дон-Жуаном среди намного младше его возраста женщин, вдруг словно еще один новый фронт открылся для него, в который он с большим удовольствием и радостью решил окунуться с головой.

— Гретта, вот Андора говорит еще, что помимо всего прочего ты еще испортила Эльзу тем, что балуешь ее слишком.

— Не Андора, а Альдона, — строго поправила Гретта, — сколько раз тебя можно поправлять, никак не запомнишь ее имя? И потом Андора, — это страна, а Альдона, — это ее имя, запомни пожалуйста.

— А как тебе удалось привыкнуть к жизни в нашей стране, Вано? — поинтересовалась Кэрол.

— А я ее видел, Кэрол? — По двенадцать часов в день приходится работать почти без перерыва, а когда прихожу домой, то валюсь на кровать сразу, как говорится, без задних ног.

— Да, но в воскресенье ведь,…

— А что воскресенье, одного дня мне все равно не хватает для полного восстановления, но… все равно…

— Устаешь, наверно очень сильно?

— А что делать? Жизнь вынуждает.

— Ты все равно выглядишь таким крепышом, что справишься, думаю? — улыбнулась Кэрол.

— Да, занятие в юности спортом очень выручает.

— Каким? — поинтересовалась Кэрол.

— Лацио, признаюсь тебе, что из всех твоих предложений меня интересуют на будущее бассейны, — пояснил Давид, хозяину компании в присутствии его друзей, которые слушали его с большим вниманием. — Но это на будущее, наверное, а пока нам нужно хоть как-то укрепиться у вас здесь. Вся семья моя здесь, кроме дочки и семьи моего сына, и сам понимаешь, нужно и нашим помощь посылать, и на выкуп долгов и квартиры собирать деньги.

— Мы всячески поможем тебе, Давид, — обещали в один голос Бобби и Билл, — главное, что мы тут все вместе и многое можем делать сообща.

— За наш союз и единство, друзья, — предложил очередной тост Лацио. — Бобби, — наш главный шеф Давид, а мы с Биллом его заместители, и у нас еще большая команда людей в нашем подчинении, так что все будет ок.

— Да, друзья, я вам очень благодарен во всем, но сейчас моя самая большая боль, это сын Вано, — указал Давид взглядом на своего сына, полностью погруженного уже в женское окружение.

— Чувствуется, что он в своей стихии, — подметил с улыбкой Бобби.

— Да, этого у него не занимать, — с улыбкой покачивая головой, согласился Давид, — боюсь, как бы они, женщины, не погубили бы его и его семью.

— Почему же? — поинтересовался Билли, — пусть радуется и гуляет, пока молодой.

— Да, но у него на родине очень красивая жена и двое детей, жена даже несколько раз уже уходила от него из-за его таких приключений и возвращалась потом с большим трудом, после моих с женой уговоров и то при условии, что этот случай будет последним.

Ну так вот, друзья, о чем я хочу попросить Вас, он гордый очень и самоуверенный и работает, как вы знаете, на очень тяжелой и трудной работе, укладке бетонных плит на трассе, ну благо зиму пережил, и теперь стало теплее, но все равно, я боюсь, что он так долго не выдержит, а ныть и жаловаться он не привык, это не в его природе.

— Мы понимаем тебя прекрасно, Давид, — мы что-нибудь придумаем для него, — пообещал Бобби.

— У моего друга, Владека, есть хорошее место в вулканизации, — сказал Билли, там почти что балдежная работа, он бы пошел бы туда работать?

— Думаю, что да, — облегченно согласился Давид.

— Да, но для этого придется подождать пару месяцев, так как у него за это время освобождается один гастарбайтер, и я мог бы попросить товарища о Вано, — пояснил Билли.

— У вас тоже очень много женщин курят, Кэрол, как и у нас на родине, почти что больше, чем мужчин, — подметил Вано, докуривая вместе с ней сигарету.

— Да…, — протянула согласительно Кэрол. Сейчас это считается модой, эмансипация.

— А куда сбежала от вас Альдона? — поинтересовался Вано.

— Аа…, — протянула Кэрол, — она всегда так рано уходит, не привыкла долго находиться в мужском обществе.

— И куда она спешит?

— Домой к маме, — засмеялась Кэрол.

— У нее что, никого нет?

— Нет, — продлила свой смех Кэрол.

— Что с ней не так?

— Да так все, но раньше обожглась на молоке, теперь на воду дует.

— А…, — протянул Вано, — понятно, а что с Греттой, какая она злючка, почти как ее Эльза? — возмущенно спросил Вано.

— У нее немного другая, почти противоположная история, рядом с ней трудно уживаются мужчины, так как она командного типа человек, — продолжала улыбаться Кэрол.

— Выходит, ты среди них середнячок?

— Да, так можно сказать, — согласилась Кэрол, едва удерживая смех.

— А что у тебя?

— У меня тоже мама и маленькая дочь.

— А он?

— Муж? Мы в разводе, так приходит иногда, навещает свою дочь. Хорошо Вано, докуривай свою сигарету и пошли обратно в дом, а то замерзла уже, — предложила Кэрол.

V

Несмотря на позднее пришествие эпидемии коронавируса в страну, по сравнению с другими странами, она и здесь не спешила утверждаться в своих правах.

Это помогло выиграть время и на примере опыта соседних стран запастись опытом превентивных мер, которых не всегда строго придерживались все граждане страны.

В особенности это касалось введения комендантского часа с девяти часов вечера и до шести часов утра, и нарушителей штрафовали суммой денег, в несколько раз превышающей суммы средней зарплаты среднестатистического работающего горожанина.

Запрещались также собрания, даже небольшого количества людей, в любых местах и под любым предлогом.

Ввели обязательное соблюдение социальной дистанции, до двух метров, в очередях магазинов и колхозных рынков, с обязательным использованием масок для лиц, резиновых перчаток и специальных антибактериальных средств.

Каждый день по радио и телевизионным программам шло напоминание граждан о мерах самозащиты, и соблюдении мер безопасности.

В легковых автомобилях, в том числе и в такси, допускалось перевозить не более двух человек с масками и то на заднем сиденье.

В офисах и магазинах пестрели всякого рода, рекламные видео и печатные прайсы информационного характера.

В продуктовых магазинах и в супермаркетах, в зависимости их размеров, допускалось входить по очереди только определенному количеству людей.

Похоже было, что жизнь в городах наполовину вымерла.

— Слышали, что объявили вчера, — обсуждали тему, стоящие на остановке несколько горожан.

— Нет, что-нибудь еще?

— Вчера оказывается оштрафовали мужа и жену. Каждого в отдельности на крупную сумму за то, что жена сидела у него в машине рядом с ним.

— Да ну, и до такого дошли?

— Да, и муж полицейскому возразил, мол, платить им штраф и за то, что они вчера всю ночь провели в постели друг рядом с другом?

— А я слышал о том, что оштрафовали на такую же крупную сумму стоявших в очереди перед входом в супермаркет рядом друг с другом отца и сына.

— Не жизнь, а малина! — утвердительно произнес недовольный жизнью мужчина.

— Запасайтесь продуктами и готовьте сухари, — вспомнил с улыбкой фразу из известного кинофильма другой горожанин.

— Запасаться нужно не только этим, а всем и в особенности сан-гигиеническими средствами, антибактериальными салфетками и рулонами бумаг известных трендов производителей, — дополнила также женщина, ожидавшая своего транспорта на остановке.

— Ой и вправду, — как будто бы вспомнил другой горожанин. — Вот, говорят, почему люди так массово раскупают в магазинах сан-гигиенических средств и в специальных торговых точках рынков, бумажные рулоны?

— Потому что, когда один чихает, десять человек вокруг него накладывают в штаны, — со смехом и невидимой под лицевой маской улыбкой добавил другой горожанин.

— Интересно, долго наша такая «радость» продлится?

— Кто его знает?

— Одни говорят, что до выборов осенних, другие, что до лета, а потом наша жара в сорок и более градусов все почистит. Оказывается, этот вирус убивает жара в сорок пять градусов и выше.

— Такая жара убивает и нас тоже, — с юмором подметила одна женщина, стоявшая также на остановке.

— Не хочу пугать вас, друзья, но этот вирус к нам пришел надолго, если не навсегда, и с ним теперь придется жить и сосуществовать бок о бок. Он стал уже спутником нашей жизни.

— Спутником, — хорошо сказано, — ковид спутник.

— Как будто бы других спутников нам не хватало.

— Не частичная ли реализация это плана инопланетян, — мелькнула в голове мысль у пассажира поднявшегося в маршрутне такси желтого цвета, к его удивлению почти пустого, несмотря на вечерний час-пик.

Он даже успел занять престижное место возле окна, в первом ряду, за сиденьем водителя.

По радио маршрутного такси передавали новости дня и, в первую очередь, оперативную информацию по статистике COVID-19.

После этого пошла информация о цифрах экономического роста, благосостояния народа, на фоне пандемии.

— Хм, — мелькнула ухмылка пассажира, — случайно и невольно кинувшего взгляд из окна на электронное табло валютного офиса. — Доллар дорожает по сравнению с национальной валютой, а благосостояние наше улучшается. Парадоксы, вот еще одни неизменные спутники человеческой цивилизации. Как там у классика, — вспомнилось невольно — и опыт, сын ошибок трудных, и гений, — парадоксов труд. Жаль только об упущенных в личной жизни возможностях, и об одной в особенности, — смываться надо было отсюда в свое время за кордон так, как сделали это многие, и в том числе семья моей сестры. Да, естественно, нелегко им было там вначале, но зато сейчас они прекрасно обустроены и живут куда лучше, чем мы здесь. Обидно только то, что и не вспоминают обо мне ни на минуту, не говоря уже о хоть какой-то элементарной помощи, ибо тамошние даже копейки здесь равносильны не одной моей месячной зарплате. Но как же я мог оставить без своего присмотра моих пожилых родителей, в скором будущем оказавшихся по очереди, прикованными к постели более тринадцати лет. Старшие сестры явно не смотрели бы за ними так, как я, так как у них были свои семьи и маленькие внуки и внучки.

Чем больше мысли погружались в свою глубину, тем быстрее они переходили в разговоры с самим собой, в разговоры в пользу бедных, как любил выражаться отец пассажира.

Отрезвили мысли, известие по радио о росте криминальной статистики на экономической основе, причем даже внутри самих семей.

— Слава богу, что пришел этому конец, — облегченно вздохнул сошедший с маршрутного такси пассажир, осторожно прихлопнув за собой дверь автомобиля.

И без этой информации жизнь не сладкая, а с ней уж и подавно.

Остаток пути до офиса, где работал пассажир, пришлось преодолевать через проходы по маленьким дворикам невысоких частных домиков и по угасающим волнам размышлений.

Мышление и мозг автоматически перестраивались к адаптации в совершенно другой среде обитания, из которой он выделял для себя в основном несколько. Это домашнюю, уличную и рабочую среды обитания.

На подступах ко входу здания своего многоэтажного офиса он встретил небольшую группу сотрудников, активно обсуждавших между собой текущие вопросы выигранного ими накануне серьезного министерского тендера.

— Что призадумался так, Александр? — поздоровался с ним один из сотрудников.

— Мало ли о чем стоит, — ответил с улыбкой Александр.

— Если думы тяжкие о короне, то она того не стоит, поверь мне, — ответил один из сотрудников.

— Расслабься и прими действительность, как она есть, легче станет, — посоветовал второй.

— Сегодня смотрел видос про Вангу, которая еще когда предупреждала нас об этом, предсказывая апокалипсис человечеству, — заметил третий. — Она говорила, что заразятся абсолютно все и что это неизбежно, а спасутся и выздоровят только некоторые.

— Все, не все, но хватит с меня и тринадцатилетних ужасов болезней прикованных к постели моих родителей в прошлом, — с этими мыслями Александр едва успел войти в рецепцию своего офиса, как молодая, симпатичная девушка успела вскочить с места и попросила его пройти термоскрининг.

— Тридцать шесть и два, — слетело с ее почти детских губ с улыбкой, она поспешила затем внести эти данные в специальную картотеку для сотрудников, не позабыв взамен пожертвовать пару фраз благодарности.

Рабочая комната чуть больше восьми квадратных метров в ближнем от рецепции конце коридора, служила неким убежищем для сотрудников внутренней охраны офиса, в которой можно было спрятаться от лишних глаз других сотрудников офиса, оживленно перемещающихся по длинному коридору этажа, особенно в конце рабочего дня.

Комната была напичкана компьютерными мониторами, к которым были подключены кабеля камер наблюдения, расставленных по всем этажам офиса. Три монитора с изображениями по шестнадцати камер каждая позволяли просматривать большую часть площадей офиса и записывать на своих внутренних дисках видеоизображения сроком до трех месяцев.

К этим мониторам, расположенным на втором ярусе напротив рабочего стола, добавлялся и монитор от стационарного компьютера, работающего по скорости и по качеству, исключительно по собственному настроению.

Едва успела дверь захлопнуться от вошедшего в комнату сотрудника, как раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте, Александр, хорошо что застал вас в комнате, — раздался бодрый голос начальника службы безопасности офиса.

— Здравствуйте, батоно Бежан, — последовал почти незамедлительно ответ.

— Как дела, Александр? Все в порядке у нас в офисе?

— Да, батоно Бежан.

— Записи по расходу электроэнергии и воды по счетчикам, ведете в журнале аккуратно?

— Да, так точно.

— Да? Вот и отлично, нужно обязательно найти и обнаружить причину столь больших наших коммунальных уплат по этим службам,и соответственно и Михаилу скажите об этом.

— Хорошо, непременно, батоно Бежан.

— Да, и еще, о чем я хотел попросить тебя, в офисе сегодня почти целый день не было воды, как только дадут воду, обойди после рабочего дня все этажи офиса и в обоих санузлах, мужских и женских, спусти воду с бачков и хорошо промой унитазы, чтобы к утру воздух там не испортился бы.

— Конечно, непременно, — согласился Александр, параллельно сопровождая свой голосовой ответ, с возражающей мыслью, — вот этого мне сейчас, как раз и не хватало.

Сукин сын, — возмущался Александр садясь за свой рабочий стол, включая стационарный компьютер и разгребая листки бумаг со своими записями, лежащими на столе непосредственно перед клавиатурой.

— Вот тебе, пожалуйста, и на, плод и итог моей многолетней трудовой научной деятельности.

Да, таких как ты у меня полно было на своих лекциях и любого удалял с аудитории при их плохом поведении, — пробубнил себе под нос Александр.

Несмотря на свою мизерную зарплату по сравнению с другими сотрудниками офиса, двух сотрудников внутренней охраны офиса все-таки удерживала на такой работе массовая безработица, укоренившаяся прочно в стране, казалось, что надолго, в городе, да и по всей стране в целом. Несколько офисных сервисов, как компьютерных, так и бытовых, далеко не нуждались в низкооплачиваемых кадрах.

С вечера, после прихода в офис, рабочий день начинался у Александра с горячего чая и просмотра по компьютеру новостных сайтов и соцсетей, а после и мониторингу тех интернет-проектов, в которые ему по воле судьбы приходилось залезать и которые часто завершались весьма драматично.

Многие интернет-проекты закрывались, и их сайты вообще исчезали из поля зрения их соучастников, повезти могло только везучим и имеющим чутье вовремя из них выйти.

Первый предварительный обход офиса, всех его этажей, происходил в девять часов вечера, а последний, перед его закрытием и взятием на общую сигнализацию — в половине двенадцатого.

Александр, не без боли в душе обходил коридоры и комнаты своего офиса. Еще в недавнем прошлом это здание принадлежало очень именитому и известному проектному институту всесоюзного значения и в нем работало немало его коллег по специальности и однокурсников.

Закрывался проектный институт медленно, но верно, сперва оставался один из четырнадцати этажей проектного института, потом пара комнат, в конце одна и под конец — бац, — и ни одной.

А потом компьютерная фирма с обратной последовательностью приобретала площади этого здания, пока не закупила почти все этажи.

Проходя по привычным коридорам, Александр заходил в каждую комнату здания, выключал свет, где был оставлен, закрывал на ночь все окна в комнате и выключал, как правило, оставленные включенными компьютеры.

— Григорий, приветствую, дорогой, — поспешил поздороваться Александр с гуляющим по двору первого этажа сотрудником наружной охраны из специальной службы охраны городов.

— Здравия желаю, господин начальник, — поспешил с ответом худощавый, невысокого роста мужчина в специальной форме службы охраны, успев при этом встать по стойке смирно и взять честь.

— Полно тебе, Григорий, — проскользнула улыбка на лице Александра, — какой я тебе начальник и тем более господин, мы тут с вами все равны, только лишь с той разницей, что мы с Михаилом охраняем внутренние периметры здания, а вы — наружные, вот и все.

— Знаю, Сандро, просто старая закалка и привычка никак не отпускает меня, — пояснил Григорий. — Шутка ли, всю жизнь провел на военной службе, потом и воевать пришлось в девяностые годы на западе нашей страны, а потом и в том злополучном восьмом.

— Знаю, Гриша, ты у нас герой, не раз приходилось слышать от тебя разные военные истории, и если судить по мне, то ты не только звание полковника заслуживаешь, но и как минимум звание генерала.

— Да куда, там, — поскромничал Григорий, — но вот все думаю, как отойду от всех дел и выйду не по юре, а по факту на пенсию, книгу написать про воспоминания, все про мою военную службу и про разные перипетии военных историй.

— Если ты не сделаешь этого, то я опережу тебя и сам напишу про тебя, сколько слышал уже от тебя твоих историй и приключений, — попробовал напугать Григория Александр.

— Хм, — улыбнулся Григорий, — все равно как я написать не сумеешь.

— Это точно, — согласился Александр.

— Если бы не мой сын — бездельник и нежелание помочь моей семье, дочерям, меня бы здесь не было. Что я здесь потерял? Сутками дежурю, почти что за копейки, а начальство наше посылает на проверку людей по ночам. Вот как в прошлый раз, например, сплю себе поверхностным сном, с открытыми глазами, раскинувшись на своем кресле.

— Такое тоже возможно? — перебил его Александр.

— Даа, — протянул Григорий, — а ты что не знал, что можно спать и с открытыми глазами, как и караульные у мавзолея нашего великого вождя.

— Даже и представить себе этого не могу, как это можно делать? — удивился Александр.

— Да, да, представь себе, что и такое возможно, — подтвердил Григорий, — этому тоже в армии учат. Вообще и армия, и война многому учит человека, — пояснил Григорий.

— Но не человечности и не благородности надеюсь? — возразил Александр.

— Представь себе, что и этому тоже, — утвердительно кивнул головой Григорий.

Но в большинстве случаев, конечно же, когда человек берет в свои руки оружие, он уже в тот же момент становится совершенно другим человеком.

— Эти проклятые войны, — вздохнул Александр, — сколько человеческих невинных жизней уносят они.

— Когда погибают члены твоей семьи, близкие и родственники, очень трудно оставаться равнодушным, тем более когда ты военный человек, — пояснил Григорий.

— Да уж, к тому же когда страна еще теряет свои исконные территории, — согласился Александр.

— В тех девяностых годах мы до последнего защищались от нашей трагедии, в которой я потерял много своих близких друзей и родственников. А там, в тех краях, они жили очень хорошо и зажиточно, прямо райский уголок мы потеряли, — вздохнул с болью души Григорий, — та часть нашей страны в особенности, это потерянный нами рай.

— Да уж, не мало у нас таких потерянных раев, — уголков нашей страны, за всю ее историю существования.

— Да, что там говорить, Сандро, вся многовековая история человеческой жизни — это непрекращающееся войны, вспыхивающие то тут, то там по всей планете, как будто бы невозможно нормальное и мирное сосуществование, пусть даже разных человеческих этносов, пусть даже разнящихся по разным причинам, — подметил с сожалением Григорий.

— Борьба за человеческие ресурсы и жажда к обогащению — вот главные прародители всех войн, — добавил Александр.

— Будь она проклята, любая война, под любым предлогом, — заключил Георгий, — но только не оборонительная.

— Вот именно, — согласился Александр, добавив, — худой мир куда лучше любой войны.

— Хорошо, начальник, когда будем закрывать офис? — попытался уйти от тяжелой темы Григорий.

— Как всегда, в половине двенадцатого, — пояснил Александр, — видишь вот снизу, на разных этажах и в разных комнатах горит свет, в них где-нибудь по одному-два человека всегда, как правило, остаются работать допоздна.

— Хорошо, начальник, в таком случае честь имею, встретимся попозже, — взял вновь честь по стойке смирно Григорий.

Александр ответил улыбкой и стал медленно удаляться от него.

Возвращение Александра к центральному входу с первого этажа сопровождалось трелью светлячков и других насекомых.

— Тепло входит в свои права, — мелькнула мысль у Александра, проходя через автоматически открывающиеся стеклянные входные двери офиса.

Бесшумно мчавшийся вверх, на седьмой этаж, недавно сменившийся на новый, зарубежный лифт окутывал каждого своего пассажира своей аурой и особой средой обитания с роскошным освещением, в своем царстве светящихся зеркал.

В кабине лифта работала вентиляция, экстренная связь и была также установлена специальная коробка с дезинфицирующей жидкостью для рук.

Грузоподъемность лифта была тысяча килограммов и рассчитана была на тридцать человек.

Кабина отличалась своей исключительной умозрительностью и абсолютно не допускала к своим дверям любое прикосновение руками пассажиров, после чего она включала аварийную лампочку технических работ и напрочь останавливалась до прихода вынужденно вызванного лифтера-техника.

За это качество Александр дал прозвище лифту-недотрога.

VI

Утро в день отъезда выдалось на редкость теплым и солнечным, для этого времени года.

На пригородной автостанции хаотичное перемещение людей пронизывалось редкими звуковыми сигналами бороздящих по своим целевым направлениям автотранспортных средств и выкриками водителей маршрутных такси с названиями тех населенных пунктов, до или по направлению которых они собирали своих пассажиров.

— Скоро будешь отъезжать друг, — словно перебил очередную попытку призыва водителя подошедший к нему пассажир, лицо которого выглядело весьма уставшим.

Две сумки в обоих руках и висячий на спине рюкзак выдавали в нем сельчанина.

— Как только соберется нужное количество пассажиров, начальник, — пояснил водитель, — мне ведь тоже должно стоить ехать, тем более, что на обратном пути приходится ехать почти пустым.

— Да, понимаю, — согласительно кивнул головой будущий пассажир.

Как всегда почти не вовремя, как казалось ему, зазвонил телефон.

Не без усилий удалось достать из кобуры мобильного свой телефон и не без труда произнести короткий отзыв.

— Да, слушаю тебя, Мака.

— Ты уже вышел с работы, Миша?

— Да.

— Когда будешь у нас?

— Мака, я стою сейчас на автостанции, возле нужной маршрутки, и водитель с трудом собирает пассажиров, знаешь ведь, как подорожал проезд в связи с этим коронавирусом.

— Детям этого не объяснишь, Миша.

— Знаю, Мака, но что я могу сделать, перелететь к Вам я, к сожалению, не могу.

— А раньше выехать не мог?

— Ну мне ведь нужно было еще заехать домой и забрать те вещи, которые ты просила меня привезти. Позавтракал на лету, принял душ, собрал в дорогу твои вещи и вот теперь стою здесь и дожидаюсь скорого выезда.

— Хорошо, хорошо, мы тебя ждем.

— Только учти, что в дороге я отключу свой мобильник. Надеюсь, что хоть здесь сумею отчасти отоспаться после последних двухдневных бессонных ночей дежурства.

— А чем ты занимаешься по ночам после закрытия офиса?

— Как чем, будто-бы не знаешь, женщин привожу и дежурю вместе с ними, вот они и не дают мне спать.

— Хорошо, что хоть на шутки у тебя остались силы, — проплыла звуковая улыбка по мобильному.

— А что ты такие глупые вопросы задаешь, будто бы не знаешь, какие у нас дежурства ночные, то фейк-сигнализация будит с последующими звонками службы вневедомственной охраны, то начальники…

— Ладно, ладно, приезжай поскорее, мы тебя ждем, — перебил женский голос по телефону.

Маршрутное такси мчалось по построенному новому автобану на предельной скорости. Трасса была почти свободна.

Любимое заднее место пассажира на стороне водителя оказалось свободным и приоткрывшаяся форточка навеивала встречный ветер, убаюкивая изголодавшегося по сну пассажира.

За окном маршрутного такси пробегали знакомые картины дорожного пейзажа, которые почти наизусть, как многократно просмотренное одно и то же кино, запомнились Михаилу надолго, так как каждую неделю ему приходилось проезжать один и тот же путь.

После трехчасового путешествия Михаила спустили на трассе возле развилки и проселочной дороги на свою деревню, до которой ему следовало пройти пешком пару километров в надежде, что его подбросит туда, до своего дома, некая попутная машина. А маршрутное такси, в котором сидели всего лишь несколько молодых людей, не отрывающих всю дорогу своих взглядов от экранов мобильных и пара людей зрелого возраста, не перестающих разговаривать между собой и с водителем на бытовые темы и о политике, продолжило свой путь дальше, в западном направлении страны.

За все это время Михаил успел отрывками едва утолить свою бессонницу и, выпрямившись во весь рост и сделав глубокий вдох и выдох, приветственными словами и с обновленной энергией двинулся в сторону своей деревни и своего дома.

По дороге ему пришлось один раз сделать небольшой привал возле родника и с сожалением пробормотал про себя, — опять, значит, проблему водоснабжения в нашей деревне решить не удалось.

А сколько раз объявляли тендеры на его благоустройство, сколько денег бюджетных было потрачено, а воз, как говорится, и ныне там.

А помнится ведь в былые, хорошие времена, такая вкусная холодная вода лилась из этого родника, что даже некоторые рейсовые машины сворачивали сюда с трассы попить нашей родниковой воды самим и туристам дать попробовать тоже.

— Эх, ну, как говорится, чему быть, тому не миновать, — с этими словами путник приподнялся с места и отправился штурмовать остаток своего пути до своего дома.

— Сынок, доченька, — позвал путник своих детей, не успев еще толком зайти во двор своего приусадебного участка.

— Папа, мой папа приехал, — сотрясли небо, радостные выкрики восьмилетнего сына, рванувшегося что было сил навстречу своему отцу.

Путник едва успел опустить на землю обе сумки, которые держал в руках, как сын буквально вскочил в его объятия и сильно прижавшись к его груди, стал целовать его в обе щеки.

Сразу же, как только сын путника оказался на его руках, то груз, набранный в течение нелегкой рабочей недели и бессонных ночей, свалился с его плеч и груди.

Чуть позже, к отцу подбежала и его тринадцатилетняя дочь, для объятий с которой путнику пришлось опуститься на колени.

Объятия с ней позволили словно обрести невесомость и, расцеловав ее, поспешил поинтересоваться ее успехами на учебном поприще.

Поднявшись с корточек, он устремил взгляд перед собой, заметив у входа в свой дом родную восьмидесятилетнюю мать и сорокалетнюю жену, встречающих его словно одним и тем же улыбчивыми взглядами, но в корне отличных друг от друга по вкусу, легкости и глубине, возможным познанию человеку, который смог бы быть и ласковым мужем и любящим сыном одновременно.

Путь до них пришлось проходить с висящими по обеим рукам детей, которые выкрикивали отцу итоги и эпизоды их недельной жизни без него.

— Как там утверждалось английскими учеными-медиками, психологами и известным классиком о том, что человек в течение всей своей жизни бывает истинно счастлив только 2-3 часа, — вспомнилось вдруг Михаилу. — Так вот, сейчас эти минуты, как раз из тех двух-трех часов, самой счастливой моей жизни, — подумал он про себя невольно.

Встречные объятия с женой и матерью тоже были внешне похожие, в отличие от внутренних ощущений.

Все деревенское хозяйство в отсутствии мужа было возложено на жену, и потому спрос всех текущих дел был с нее.

После недолгой беседы со своими домашними женщинами за обеденным столом дети опять оккупировали отца и стали «обременять» его своим хвастовством.

Вскоре восьмилетний сын тянул за руку отца, предлагая ему посмотреть на то, чему он научил своего поросенка, запертого вместе с овцой в небольшом огражденном сетками вольере и в свинарнике с правого края от дома на придорожной участковой территории.

— Пойдем скорее, папа, я хочу показать тебе, чему я научил нашего поросенка Наф-нафа.

— Хорошо, Вахо, сынок, хорошо, иду с тобой, только не тяни меня так сильно за руку, пожалуйста.

В вольере овца и поросенок, словно заметив приближающихся к ним хозяев, радостно подбежали к сетчатому ограждению и, похрюкивая и издавая другие радостные звуки, встречали своих посетителей.

— Вот смотри, пап, — призвал отца к вниманию сын, доставая из карманов своих деревенских штанов орехи и кидая их в вольер к животным.

Поросенок почти на лету хватал ртом брошенные в его направлении орехи, разламывая их зубами, выплевывал кожуру и сладострастно принимался к поеданию их сердцевины.

— Видишь, пап, какой у нас умный наф-наф, это я его этому научил, — хвастался Вахо.

— Вижу, вижу, сынок, — посмеивался Михаил, вижу, что ты все это время зря не терял.

— А вот смотри еще, как я его маршировать научил, — похвастался сын и скомандовал Наф-нафу, — раз, два, левой, левой. Наф-наф по команде сына и вправду стал маршировать в такт под левую ногу.

— Молодец, сынок, — похвалил его отец, — из тебя и вправду хороший дрессировщик получится. Ну, а как у тебя дела с уроками, освоил работу на школьном “book”-е?

— Да, конечно же, я все уроки на сегодня сделал, осталось только по родному языку, несколько упражнений сделать.

Вскоре отец сидел за математическими задачами своей дочери.

— Молодчина, доченька, — похвалил ее отец, — очень хорошо, что ты так хорошо и быстро научилась составлять математические уравнения. Это основа основ не только математики, но и многих происходящих в жизни процессов.

Гванца даже покраснела немного от отцовской похвалы, но признала в том заслуги своей матери-учительницы.

— Если ты научишься в будущем все происходящие в жизни процессы описывать математическими уравнениями, то ты будешь первым человеком в жизни, — похвалил дочь с улыбкой отец.

— Я хочу быть учительницей по математике, — призналась дочь отцу.

— Мать, прости, не допустили меня никак дети до тебя, — извинился Михаил перед своей матерью, которая, прихрамывая, убирала за столом оставшуюся послеобеденную посуду.

— Как ты, как твоя нога?

— Нога ничего, сынок, вот только давление замучило.

— Воду пьешь в течение дня?

— Пью, сынок. Как могу.

— Как могу — нет, минимум два-три литра понемногу каждый день. Обезвоживание или нехватка нужного дневного минимума воды, это одна из главных причин давления, ты ведь помнишь об этом?

— Помню, сынок, помню, ай, и сколько мне осталось жить?

— Прекрати эти разговоры, сколько раз тебе говорить, не хочешь дожить до свадеб своих внуков?

Мать ответила улыбкой.

— Мама, мама, — послышался вскоре жалобный зов помощи дочери, — Вахо мою жвачку украл, которую нам папа принес.

Поиски шаловливого сына заняли не много времени, несмотря на несколько комнат двухэтажного собственного сельского дома.

Первым его отыскала мать.

— Вахо, почему ты отнял у Гванцы ее жвачку? — поругала мать сына, — у тебя что, своей мало было? Отец ведь вам обоим по пачке привез?

Вскоре к сыну-озорнику подоспел и отец.

— Ты что себе позволяешь, Вахо, как тебе не стыдно обижать девочку, твою сестру?

— Папа, я для эксперимента это сделал, ты только посмотри, — предложил сын отцу.

Сын сидел на деревянном полу комнаты и двумя руками растягивал жевательную резинку своей сестры.

Причем растягивал двумя руками в разные стороны только на начальном этапе. Дальше резинка продолжала растягиваться по инерции, затем свисать посередине и обрываться.

Затем он повторил этот свой эксперимент еще не раз.

— Хватит баловаться, — скомандовала бабушка, — ну ка оба вниз, за уроки.

Внучка и внук нехотя последовали за строгим голосом бабушки, а Михаил и Мака отправилась осматривать территорию своего приусадебного участка.

Осмотрели за домом виноградную аллею, затем фруктовые деревья. В вольерах для уток и кур собрали три куриных и два утиных яйца и довольные «уловом» возвращались в дом.

— Видишь какой у нас сын интересный растет? — спросила вдруг Мака.

— Смышленый такой парнишка и любознательный, — согласился отец, — все любит проверять и экспериментировать.

— А помнишь, что говорили нам врачи в роддоме? Что ребенок не будет иметь память, и что не сможет учиться, узнавать людей…

— Хорошо, Мака, прекрати, пожалуйста, напоминать мне все время о моей ошибке, — попросил Михаил.

— Надо же ведь, а, подумаешь, у ребенка оказалась одна лишняя хромосома, тринадцатая, и сколько шума подняли, что ни наговорили нам.

— Да, ты оказалась права, спасибо тебе, что не послушалась меня и врачей, и мы не оставили нашего сына тогда, в роддоме. Скольких радостей бы лишили тогда себя.

— И потом, какой бы мы дали ответ богу в свое время? Он, между прочим, преуспевает и в арифметике, вот единственное, если бы мы нашли бы для него еще хорошего логопеда, чтобы он немного бы поработал с ним, было бы не плохо.

— Да, Мака, знаю, вот как поедем в город, в первую очередь, займемся этим вопросом.

Спустя немного времени муж с женой стояли на веранде мансарды дома и в бинокль высматривали дали горизонта близлежащей местности.

— По-моему, все без изменения, Мака, и тебе так кажется? — произнес Михаил, опуская руку с домашним биноклем охотника.

— Ничего и не кажется, ползучая аннексия продолжается, на прошлой неделе еще двоих задержали и увезли туда, якобы за нарушение границы, а потом, после долгих переговоров за выкуп только возвращают их обратно, и это в лучшем случае.

— М-да, печально, конечно же, наломали дров на свою голову. Все равно до нас им далеко.

— Дай бог, но все возможно в нашей жизни, разве не знаешь?

— Еще один нами потерянный рай. Чего мы хотели еще, кормили, поили, защищали.

— Хорошо, ну Миша, сколько можно нам с тобой спорить об одном и том же. Сколько еще могла продолжаться такая однообразная и серая жизнь, — возражала Мака, осматривая внимательно в бинокле дали горизонта.

— А, по-твоему, нынешняя жизнь лучше? Я считаю, что по сравнению с нынешней жизнью, прошлая была раем, а мы этот рай потеряли сами. Сами от нее отказались, и вот уже более тридцати лет ничего даже близкого, с уровнем прошлой жизни, не имеем и неизвестно, что еще ждет нас в будущем.

— Хорошо, ну Миша, я вот с удовольствием жила бы, например, в Европе и с радостью бы относилась к учебе моих детей, в престижных университетах Европы.

— Ты хоть представление имеешь о жизни и учебе за рубежом?

— Да, конечно же, сколько хочешь, на канале ютуба, в интернете, что кроме этого есть.

— Ай, да мало ли, что там есть, на ютубе любой автор может выложить любое видео, а на самом деле жизнь в реале совершенно иная.

— Я очень устала от этой нищенской жизни, Миша, нищей и кочевнической.

— Так ты решай окончательно, где нам жить, здесь, в деревне или там, в городе. Здесь в деревне у нас все будет в достатке, но в городе для детей, для их обучения и образования — лучше. Ну так где?

— В Европе, там для меня рай, потерянный рай, который мы потеряли из-за тебя, когда ты в свое время отказался ехать туда, там нам предлагали работу и жилье в свое время, но ты струсил и отказался, и теперь мы всей семьей расплачиваемся за это.

— Что вы за народ — женщины, играете все время в беспроигрышную игру и всегда выставляете себя правыми. Легче рискнуть своей судьбой, чем судьбой семьи. Поехать в неизвестность на авось, ты хоть представляешь, что это такое? Рискнул бы и поехали бы, и если бы повезло в действительности, заслугу приписала бы себе, ну вот если бы не я, а вот не повезло бы, так опять я бы за все был бы виноват, — разволновался Михаил.

— Ладно, перестань, теперь уже все равно поздно об этом уже говорить, — попыталась успокоить мужа Мака.

— Это нужно родиться в Европе и жить там сначала, чтобы быть истинным европейцем, знать хорошо языки и их законы.

— А как же семья младшей сестры твоего напарника Александра, они ведь тоже уехали в свое время и устроились теперь, и живут хорошо.

— Мака, чего ты добиваешься сейчас, нашей ссоры? Предупреждаю, я ее не хочу. У нас и так столько дел на этой неделе в деревне, и уж клянусь тебе, это не будет самым лучшим началом нашей трудовой недели в деревне.

— Хорошо, Миша, пошли, позвоним лучше твоему однокласснику Бондо, может, хоть он сможет нам помочь с трактором, и так уже опоздали с пахотой нашего земельного участка в устье реки.

— Звонил уже, этим вопросом занялся в первую очередь, как приехал.

— Ого, молодец, когда же ты успел? — удивилась Мака. — И что же он тебе ответил?

— Сказал, что сможет высвободить свой трактор и помочь нам с пахотой участка, только проблема в горючем, солярке, которую нужно достать.

— И где же ты его собираешься доставать?

— Решил и этот вопрос, наш сосед Нукри заедет ко мне через часа два, поедем до ближайшего районного центра и привезем канистрами, только вопрос в…

— В чем вопрос? — поднапряглась Мака.

— В деньгах, в чем же еще?

— У меня их не осталось, Миша, Мы все тут целую неделю сидели на моей зарплате, а у тебя от своей не осталось ничего?

— На дорогу обратно.

— Ну вот и хочешь — не хочешь, опять возвращаемся к тому же вопросу, где рай? — пояснила Мака и сама же ответила на него, — разве не там, где тебе вольготно и хорошо и жизнь проходит в достатке?

Михаил махнул рукой и, отвернувшись от жены, пошел медленным ходом к лестнице на второй этаж, в свою тихую и маленькую комнату.

Спустя полтора часа он вместе со своим соседом направлялись в ближайший районный центр за горючим для трактора.

Деньги на дорогу и горючее для трактора, как и часто в таких случаях бывало, выделила мама из своего пенсионного «фонда». Но и это не смогло бы спасти положение, так как в деревне давно не было дождя, и все ждали его с нетерпением.

VII

— Как удивительно все-таки устроен этот мир? Удивительно или разумно?

— Это почти одно и то же.

— Даже сама природа и проживающие в нем живая и материальная субстанции устроены так, что тяготеют к таким энергетическим передвижениям, чтобы совершать при этом минимальные трудозатраты, кванты энергии, словно утверждая лишний раз общеизвестную аксиому о том, что природа — лентяйка!

Чередующиеся мысли слабыми волнами накатывали друг на друга, словно пытаясь увлечь за собой, подальше от некоего предстоящего волнующего события.

На берегу волнующего моря детишки подкармливали кусочками белого хлеба подплывших к ним пару белых лебедей.

Чуть впереди, с обеих сторон врезавшейся в глубинные просторы синего моря пристани несколько рыбаков назойливо махали время от времени своими длинными спиннинговыми удилищами.

Неподалеку от них, над ними, в небе кружили изголодавшиеся чайки, пытаясь опередить в перехвате еды плавающих в глубинных водах моря рыб в поедании выбрасываемой рыбаками время от времени наживки.

Время пребывания на пристани и беседы с морем было ограничено, через час Тее нужно было возвращаться на работу.

Но до этого нужно было посетить своего лечащего врача в специализированной клинике.

В эти минуты дышалось словно более жадно обычного, свежий, прохладный морской воздух оказывал благотворное действие на мыслительные способности гостя причала.

Ногам тоже стало очень быстро холодно в сравнительно новых теплых кроссовках.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — шептал гостю ветер.

— Что будет, то будет, — с такими хладнокровными мыслями приходилось скоро покидать морской причал.

— Здравствуйте, проходите пожалуйста, — приветливо встретил гостя худощавый мужчина, в белом халате.

— Спасибо, — последовала благодарность гостьи, отзываясь на приглашение доктора клиники и присаживаясь за его рабочий стол, напротив его места.

— Таак, — протянул врач, перебирая в руках данные анализов и фото магнитно-резонансной томографии. — К сожалению, мои опасения подтвердились, — заключил вскоре доктор, — но ничего страшного и безнадежного нет.

— Я ждала такого ответа, — грустно заметила пациентка.

Слеза невольно подкатила к глазам.

— К сожалению, как видно, много времени было потеряно зря и до операции, которая прошла успешно, и после нее, почему? — вопросительно взглянул врач на свою пациентку. — Я ведь рекомендовал операцию своевременно, тем более, что у вас есть уже ребенок и можно было пойти на этот шаг и раньше?

— Я хотела еще одного ребенка, — пояснила гостья. — Вы же сказали мне, что повторные роды вынесли бы всю нечисть и освободили меня от операции.

— И зачем вы тогда тянули с этим?

— Это не я.

— А кто же? — с ухмылкой поинтересовался доктор, — разве наше здоровье не в наших руках?

— Это он, — грустно подметила гостья.

— Кто он?

— Он очень хотел ребенка от меня.

— А вы?

— И я тоже.

— Так в чем же дело стало?

— Не знаю, он потребовал от меня выполнения невозможного условия. И это было задолго до знакомства с Ионом.

— Понятно, — подметил врач, но ничего, ничего безнадежного нет и сейчас, но курс химиотерапии пройти все-таки придется.

— Это страшно и больно?

— Ну, приятного мало, конечно же, но в нашем случае у нас другого выхода нет.

— Понятно, — кивнула головой, с грустью пациентка.

— Не бойтесь, Теа, мы все сделаем для вас, — обнадежил врач пациентку, — у нас современный курс химиотерапии, дающий очень хорошие и обнадеживающие результаты.

— Сколько мне осталось жить, доктор? Скажите мне, пожалуйста, честно, так как у меня на родине моя дочь и ее семья, и я должна еще успеть обустроить их жизнь, успеть поставить их на ноги.

— Если все хорошо пойдет, лет десять можно будет гарантировать, ну а потом можно провести повторные курсы лечения.

— Через десять лет мне будет пятьдесят, — подумала Теа, — да, не густо.

— Теа, не будем забегать вперед, на данном этапе будем делать все сейчас необходимое, а там видно будет.

— Хорошо, доктор, — поблагодарила Теа врача и выходя из его кабинета добавила свою просьбу, — только, пожалуйста, моему мужу пока не говорите, хорошо?

— Хорошо, хорошо Теа, не волнуйся, — все будет хорошо, мы с Ионом ведь давние друзья.

— А когда можно будет начинать, доктор?

— Чем раньше, тем лучше, мы и так много времени потеряли.

Волны злобы и негодования накатывали друг за другом, и твердая решимость отомстить при случае обидчику и не простить ему его нерешительность, сделать последний, важный шаг в их отношениях.

Часы, проведенные вместе с ним, сейчас мелькали в ее сознании, сквозь ее прослезившие глаза за считанные минуты.

Она полностью погрузилась в воспоминания, почти десятилетней давности.

Почти с первых дней интернет-знакомства с новым партнером одной из ведущих социальных сетей, начавшегося с рядом разногласий в ряде вопросов, не помешали молодой женщине пойти на встречу с незнакомым до селе мужчиной, с однофамильцем ее давних родственников.

В назначенное место встречи ей удалось прийти раньше своего собеседника, который с опозданием неожиданно вынырнул из-под арки на центральную улицу одного из главных районов города.

Первое, что он увидел, это спиной стоящую на расстоянии до десяти метров молодую, худую женщину, которая вскоре повернулась лицом к нему.

— Что, не ожидал, что я приду? — выстрелила она в лицо опешившему на месте собеседнику, который вскоре сделал пару шагов ей навстречу и опять замер на месте.

Но вскоре оба пулей кинулись навстречу друг другу, сильно заключив друг друга в объятиях.

Они врезались в души друг друга, как огонь и лед, пробив оболочки своих аур и впустив в себя неизвестного до селе человека.

Это было также соударение души и разума двух незнакомых доселе людей друг с другом, перевес в силе и преимущество которого оставалось на стороне первого.

Похоже было на то, что сильнее чувств ни она и ни он в жизни еще доселе не испытывали.

Пол дня и весь вечер они провели вместе, венцом их общения стали часы, проведенные совместно, в одном из престижном ресторане города.

Были танцы под музыку и песни исполнителей ресторана, теплые объятия и в конце даже интимные поцелуи.

Под конец вечера, после проводов до ее дома, Теа даже приглашала его в дом, который она сняла в аренду на несколько дней перед ее отъездом на свою новую заграничную родину.

— Александр, может, зайдешь ко мне в гости, посмотришь, как я живу здесь, у себя, на родине, — попросила Теа, держа свои руки на плечах своего нового знакомого.

— Прости, Теа, но нам придется с тобой разобраться еще в нескольких главных для нас вопросах, — ответил Александр, опуская ее руки со своих плеч.

— В каких? — пытливо и пристально она смотрела ему в глаза.

— Ты можешь оказаться мне родственницей, — понурив голову, произнес Александр, — а кровосмешения я очень боюсь, как очень серьезного греха.

— Да нет же, дурачок, нет, я сама все выяснила среди своих родственников, — попробовала успокоить Теа, вновь повиснув на плечах Александра, — я всего лишь однофамилица твоей прабабушки, а не ее родственница, можешь и сам это проверить.

— Я еще совсем ничего не знаю о твоих отношениях с твоим первым мужем, — поинтересовался Александр.

— С ним все давно покончено, Сандро, — пояснила Теа, вновь почти влезая в его глаза, — я вышла за него замуж не по любви, а по настоятельной просьбе моих родителей, а позже, как оказалось, и он был довольно-таки безразличен ко мне. А каково жить вместе с не любимым, не мне объяснять тебе.

— Я ребенка хочу Теа, понимаешь, — погладил Александр ее челку на лбу и голове ладонью своей правой руки, — а у тебя уже есть дочь, и ты вряд ли захочешь второго ребенка.

— Какой же ты дурачок у меня, почему бы и нет, если я родила дочь своему не любимому мужу, то почему не рожу тебе, любимый мой, — пояснила Теа.

— Не знаю, Теа, все так быстро и молниеносно произошло между нами, я не могу так быстро, прости, мне нужно время, чтобы все это переварить внутри себя и осмыслить, — пояснил в свою очередь Александр, — а ошибаться перед тобой и причинять тебе боль я не хочу, понимаешь меня?

— Какой же ты у меня дурачок, — улыбаясь, потянулась Теа снова к лицу Александра, переставляя обе руки за его голову.

Александр нежно потянулся к ее губам и поцеловал ее.

Его аура излучала взаимную любовь, волны которой четко улавливала душа Теи. Но чувствовалось, что что-то сдерживало его все равно, словно в нем происходила жестокая борьба между его душой, чувствами и разумом, мыслями.

Оторвавшись от ее губ и все еще продолжал держать в своих сильных руках ее головку, он пристально посмотрел в ее глаза.

— В любом случае, тебе придется еще пойти вместе со мной к одному человеку, — пояснил Александр.

— К какому еще человеку? — улыбаясь, поинтересовалась Теа, — зачем ставить между нами кого-то, Сандро, ты что, все еще не вышел из детского возраста?

Отрезвись, Сандро, ведь ты на двенадцать лет старше меня, мы совпадаем с тобой и по гороскопу, и по зодиаку, и в нас течет почти одна и та же кровь, у нас общие родственники, у нас с одинаковой частотой бьются наши сердца и вибрируют с такой же одинаковой частотой наши души. И вот я стою перед тобой, твоя любовь, твое счастье и твоя судьба, возьми меня, я твоя и я все сделаю для тебя, слышишь, все, любимый, — попыталась убедить Теа Александра.

— Если все, тогда и то, о чем я прошу тебя пойти прежде всего вместе со мной к одному человеку, — упрямствовал Александр.

— Понятно, — с грустью произнесла Теа, — вина и причина всего твое вероисповедание и твоя религиозная конфессия, — уточнила Теа.

— Но ведь она была и твоей когда-то, зачем ты ее предала? — поинтересовался Александр.

— Потому, что нашла в ней многих недостойных людей, — пояснила Теа.

— Ты бы была достойной среди них, кто тебе помешал в этом, предательница.

Постепенно любовный тон беседы перерастал в конфликтующий.

— Нет, я не предательница, я последовательница истины и ее единственно верного пути.

— Вы мученики, все, ты и вся твоя секта, — раздраженно бросил Александр.

— А вы следующие неверным путем, — отпарировала Теа, — сказано ведь было, что кто не против меня, тот со мною. Значит все, что от тебя требуется, всего лишь незначительная толерантность и религиозные пути, выбранные нами ничего общего не имеют, с нашими чувствами и с нашей любовью.

— Ошибаешься, любовь — это когда двое смотрят в одну и ту же сторону и одинаково воспринимают видимое.

— А что же тогда было сегодняшним вечером, наши объятия, поцелуи? — екнуло сердце у Теи.

— Страсть, наверное, — попробовал Александр перебороть свои чувства и зов своего сердца, которое екнуло и у него с не меньшей силой, чем у Теи.

— Подонок и мразь, — наградила Теа сильной пощечиной Александра и поспешила от него убежать к себе домой.

Александр долго стоял остолбеневший на одном и том же месте и смотрел вслед убегающей от него лисицы любви.

— Убегающая лисица, — вспомнил он известную мелодию, известной рок группы своей молодости, причем в лисице он видел сейчас не только ее, но и чувства к ней, и минуты, проведенные сегодня вместе с ней.

Но все это было давно, в прошлом, почти десять лет тому назад, а сейчас она, убитая горем случившегося, возвращалась на работу, к своей почти столетней старушке за которой она ухаживала, и к своей близкой подруге Джулие, которая согласилась подменить ее всего лишь на один час, пока она успела бы навестить своего лечащего врача.

— Ну что, как дела, что доктор сказал? — нетерпеливо поинтересовалась Джулия у Теи, не успела она войти в дом.

— Плохи мои дела, Джо, вернее наши с доктором опасения полностью подтвердились, — уныло бросила Теа своей подруге, снимая обувь и маску с лица.

— Онкология? — грустно переспросила Джулия.

— Да, — утвердительно ответила Теа.

— И что теперь?

— Теперь только химия, повторная операция не имеет смысла.

— Каковы наши шансы, что доктор сказал на этот счет?

— Фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят.

— Ну ничего, прорвемся, Теа, — попробовала утешить подругу Джулия.

— Да плевать мне на это, Джо, даже если и не прорвусь, — пояснила Теа, — только вот что будет с моей дочерью и ее семьей, с моим отцом, у них ведь кроме меня никого нет.

— Как нет, а зять? Во-первых, а потом все будет хорошо, Теа, вот увидишь, главное только верить в свое выздоровление и слушаться доктора.

— Зять, конечно же, у нас хороший парень, но слишком молодой и не опытный в жизни, и работа у него тоже от случая к случаю, а отец, оставшийся в деревне один, тоже не великая подмога и для них, и для себя тоже. Ладно, Джулия, что будет — то будет, ничего уже не поделаешь, иди на свою работу, и так я опоздала со своим возвращением и задержала тебя, вот видишь, и моя бабка уже почуяла мое возвращение и с невнятными криками зовет меня. Иди, родная, иди, и большое спасибо тебе, только попрошу тебя, пока ничего не говори Иону и твоему мужу тоже, когда время придет, сама ему все скажу, обещаешь?

Джулия утвердительно кивнула головой и покинула дом, в котором работала ее подруга.

— Ма-ма, ма-ма, — продолжал жалобно звать свою оставшуюся единственную смотрительницу голос старой, больной женщины.

— Что, моя хорошая, что, моя родная, — подбежала к ней Теа и, обняв ее за грудь, попыталась посадить лежачую на кровать и облокотить ее спиной к изголовью кровати. — Бросила тебя, твоя приемная дочь без внимания да?

— Путана, путана, — едва внятно произносила злобно больная и царапала свою смотрительницу за ее руки что было сил.

— Ах ты, стерва. Сама ты путана, за что это ты меня так, аж до крови, а, за мою любовь к тебе и за ласки мои, подумаешь, всего на один час оставила тебя с моей подругой, — возмутилась окровавленная Теа.

— Путана, путана, — продолжала злобно выкрикивать больная.

Пока Теа продолжала обрабатывать свои окровавленные раны, больная не уставала выкрикивать оскорбления в адрес своей смотрительницы.

Со временем силы ее истекали, и обессиленная, почти без сопротивления, она отдалась своей смотрительнице.

Теа быстро и ловко поменяла ей памперсы, протерла ее лежачее тело спиртовой тряпкой и, поднатужившись, с трудом подняла ее с кровати и усадила в коляску для больных.

Хотя старушка была небольшого веса и малых габаритов, но все равно поднимать ее и пересаживать с места на место стоило Тее немалых усилий.

— Все, родная моя, теперь посиди немного, а я принесу тебе твоих соков и витаминов из аптеки.

— Ма-ма, ма-ма, — с удовольствием и не без усилий попивала свой витаминизированный сок больная.

— Ах ты, сучка такая, а, — ласково поглаживая старушку по лицу, улыбалась ей в ответ Теа. — Если что-то нравится тебе, то тогда я твоя ма-ма, а чуть что не по тебе, то путана? Сама ты путана, вот ты кто, — продолжала Теа ласкать больную.

— Ма-ма, ма-ма, — продолжала в свою очередь попивать понравившийся ей сок старушка.

В скором будущем к больной пожаловали ее взрослые сын и дочь.

— Джани, Виола, здравствуйте, вот уж не ждала вас сегодня, — радостно приняла гостей Теа.

— Да вот, появилось тут у нас небольшое временное окно, вот и решили навестить вас, — пояснила Виола, — ну как тут наша больная?

— Спросите у нее сами, — улыбаясь, ответила Теа.

— Как ты, мама, как за тобой смотрит Теа? — поинтересовалась у нее Виола.

— Путана, путана, вы еще не знаете ее, — злобно жаловалась на свою смотрительницу больная, — она все время куда-то выходит днем, а по вечерам и ночам не отходит от компьютера и там постоянно с кем-то разговаривает.

— Ах, какая она правда путана, — улыбаясь согласилась с ней ее дочь и моргнула глазом Тее, — я побью ее за это и накажу ее очень сильно.

Больная в довольном расположении духа улыбалась в ответ своей дочери.

— Надеюсь, вы не сильно верите ей, Виола? — поинтересовалась Теа, когда они оба устремились в кухню, в то время, когда сын больной, Джани занимал ее своими вопросами.

— Да нет, Теа, и не думай об этом, мы ведь сами все прекрасно видим, как хорошо ты и твоя напарница смотрите за ней, а ты в особенности. Она жива сегодня только благодаря богу и вам, и спасибо вам за это большое. Я не вижу что ли, как она ожила, после твоего прихода, и как окрепла.

— Да, я постоянно пичкаю ее витаминизированными соками и отборной едой, вот она и крепнет, мне во вред — улыбаясь, пояснила Теа, показывая Виоле свои исцарапанные руки.

— Почему не пострижешь ей ногти? — поинтересовалась дочь больной.

— Не дается, сопротивляется, ругается и дерется, видимо не хочет лишаться своего последнего оружия самообороны, — продолжала улыбаться в ответ Теа.

— Да уж, характера у нее не занимать, как говорится, — согласилась с ней Виола, — у нее и в молодости характер был весьма скверным, а сейчас тем более.

— Да, говорят, что в старости у человека характер портится очень сильно, а тут еще и ее болезнь.

— Не известно еще, какими мы будем в старости, если доживем, конечно же, до ее лет, — согласилась Теа с улыбкой.

— Вот, Теа, посчитай, пожалуйста, это Джани взял сегодня утром зарплату, и мы решили ее принести тебе, чтобы не растратить случайно на другие нужды, — выложила на стол Виола стоевровые купюры перед Теей, — здесь тысяча двести евро, твоя месячная зарплата.

— Ой, да ладно, верю я вам, зачем считать, — улыбаясь, взяла Теа зарплату, мысленно распределяя ее уже по своим, заранее предусмотренным направлениям.

— А так ты ее очень не слушай, и когда она засыпает, можешь ненадолго оставлять ее и выходить, куда тебе нужно, будь то супермаркет, рынок или аптека, — разрешила дочь Тее.

— Спасибо за доверие и поддержку, Виола, — поблагодарила в свою очередь свою хозяйку Теа.

Родители для детей, а дети для чужих и для себя, — мелькнула мысль у Теи, когда она попрощалась с детьми больной, — у меня у самой старый отец, оставшийся давно без моей матери и тоже нуждающийся, наверное, в моем присмотре, а я вот здесь, с моей больной воюю, с чужой матерью.

Правильно говорят, что пока дети маленькие и молодые, все тянут мать к себе, утверждая и себя, и других в сознании того, что мама моя или отец мой, а в старости их никто не хочет, и дети уже отталкиваются от них и произносят вслух: мама твоя, ты за ней и должен смотреть, тоже и с отцом.

Успев поспать вместе с больной пару часов, Теа поздно вечером уселась за компьютер и успела переговорить по скайпу со своим мужем Ионой, работавшим в данный момент за городом у себя на родине с свекровью, дочерью и зятем.

Потом настало время просматривать сообщения в соцсетях и в том числе на сайте фейсбука.

— Ты где это шляешься целыми днями? Никак тебя поймать не удается? — прочитала она сообщение по мессенджеру, со смайликом улыбки от Александра.

— Вот тебя-то сейчас как раз мне и не хватало, — подумала Теа.

— Сам ты шляешься, — набрала ответное сообщение Теа.

— Не отвечаешь уже столько времени, у тебя все ок?

— У меня все по-старому.

— А почему тогда не отвечаешь на мои сообщения?

— А смысл? Смысл-то какой?

— Что значит какой? Ты ведь знаешь, что я жить без тебя не могу.

— Так живешь ведь.

— Живу, а что за жизнь без любви?

— Об этом раньше нужно было думать, как быстро все меняется, — подумала Теа.

— Раньше, так если раньше не думал, значит, и сейчас не делать мне этого?

— Что ты хочешь, Сандро, от меня?

— Тебя, твоих слов, твоего голоса, твоей улыбки…

— Я была у тебя в руках, и ты нас отверг и бросил на произвол судьбы, а теперь достаешь меня.

— Ты прекрасно знаешь, почему так произошло.

— Ну произошло-произошло, что теперь, зачем же ворошить нам прошлое. Смысл-то какой?

— Опять ты заладила со своим коронным вопросом. Да не ищи ты смысла в нашей бессмысленной жизни. Ты мне запала очень сильно в душу и сидишь там глубоко, глубоко и прочно, и никак тебя выбросить оттуда не могу, понимаешь, и чем больше и дольше ты игнорируешь меня, тем больше меня тянет к тебе. Ты хочешь, чтобы у меня сердце разорвалось на клочки?

— У меня муж, Сандро, вторая семья.

— У тебя все второе в жизни, второе имя взяла себе, вторая родина, второй муж, вторая семья, второе вероисповедание.

— Вероисповедание не трогай пожалуйста, я ведь просила тебя не касаться этого вопроса при мне никогда.

— Твои сладкие губы, голубые прослезившиеся глаза, твои объятия и поцелуи, стрелой вонзившиеся в мое сердце и душу… Я не могу жить ни с тобой и не без тебя, Теа. Вернись к своему первоистоку, первой изначальной вере. И ты сможешь вернуть себе все: и родину, и семью, и имя, и любовь, и возможно и меня. Ты словно все время убегаешь от самой себя и от всего того блага, которое окружало тебя так, любовно и бережно оберегала тебя.

— Да уж, такая я, ты прав, возможно в том, что одного для мня всегда мало, и сегодня у меня всего по два. А почему ты, по сей день один, никого нет рядом с тобой, у тебя ведь все по одному, в отличие от меня?

— Один как прежде и спасен! А как ты думаешь, почему? У меня и любовь одна, настоящая и единственная, это ты, все остальное вариации.

— Ты знаешь, мне кажется, что даже если все можно было бы вернуть обратно, то ничего бы не изменилось.

— Возможно, но чувства к тебе остались бы прежними.

— Хватит, Сандро, мне и так не хорошо, а тут и ты еще достаешь меня, медленной пулей таранишь сердце мое. Не пользуйся плохо тем, что и ты мне не безразличен.

— Скажи мне, что тоже любишь меня, как и прежде.

Последовала долгая пауза в ответном сообщении.

— Скажи, напиши, умоляю тебя.

— Ты знаешь.

— Напиши, прошу тебя, напиши, не терзай мою душу.

— Пошел ты…

Теа неожиданно вырубила связь и, поспешно выйдя с сайта, подбежала к своей постели и, намертво грохнувшись на нее, обняла большую подушку в свои объятия и, уткнувшись в нее лицом, зарыдала, утопая в своих слезах.

VIII

С наступлением теплой погоды несмотря на ковидные ограничения все-таки в городе чувствовалось некоторое оживление.

Большие строгости соблюдались на центральном городском рынке, возле входа которого всем входящим делали термоскрининг и брызгали на руки специальную антибактериальную жидкость.

Бросалось в глаза не столько количество, сколько оживленность продавцов и покупателей в лицевых масках.

— Так, Офелия, значит нам нужно с тобой произвести покупки точно по списку понятно, иначе нас или в дом не пустят, или же вернут обратно сюда, — обращалась молодая женщина плотного телосложения лет тридцати семи к маленькой восьмилетней девочке, идущей в припрыжку за ней, держась за ее руку, и что-то радостно про себя выговаривая.

Во второй руке женщина держала, как она считала, самую важную и нужную для женщин вещь, коляску для походов на рынок и список подлежащих покупке продуктов.

— А какой у нас сегодня будет торт, Джулия, на день рождения бабушки? — поинтересовалась Офелия.

— А какой бы ты хотела? — переспросила женщина.

— Конечно же, наш национальный торт с персиками, я его так люблю, — пояснил на родном языке ребенок.

— Вот тоже мне, еще одна националка нашлась, еще как говорится, молоко на губах не обсохло, а уже национально мыслит, — улыбнулась ей в ответ Джулия, свободно овладевшая вместе со своей подругой местным языком за многолетний стаж работы на этой своей второй родине.

— Так, ну ладно, так и быть, — согласилась с ней Джулия, — начнем с ингредиентов продуктов, необходимых для твоего торта.

— Ура, я его подарю бабушке на день ее рождения, — обрадовался ребенок.

— А ты помнишь, сколько ей лет исполняется? — поинтересовалась Джулия.

— Конечно же, помню, — с уверенностью заявила девочка, — у нее юбилей, восемь и пять лет.

— Правильно, а свечки и числа ты уже приготовила?

— Да, конечно же, я их оставила у Софы.

— А Софа еще кто? — поинтересовалась Джулия.

— Софья, — это моя новая кукла, ты что, забыла ее, что-ли?

— Ах да, прости, вспомнила, а тортом своим ты ее тоже угостишь?

— Ну конечно же.

— А бабушке и нам тогда что достанется?

— А мы его сделаем большим, чтобы всем хватило, — пояснила Офелия.

— И ты поможешь мне в этом?

— Конечно же!

— Ты, надеюсь, помнишь, что означает твое имя?

— Да помню, Офелия — это помощь, помощница по-нашему.

— Умничка моя, — похвалила ее Джулия. — Ладно, читай, что там у нас по списку для нашего торта.

— Персики в первую очередь.

Джулию одолела улыбка.

— Да, персики в первую очередь, — согласилась она. — А дальше что?

— Растительное масло, мука, сахар, сода, желатин, шоколадная стружка и бутылка с соской.

— А это еще зачем? — поинтересовалась Джулия.

— Как зачем, а чем и как тогда Софья будет запивать торт, кока-колой?

— Но ты ведь знаешь, что кока-колу маленьким девочкам пить нельзя.

— Мама говорит, что немножко можно, и потом, она ведь кукла, ты что, не понимаешь? — удивилась Офелия.

— Но лучше, конечно же, лимонад.

— Или шампанское.

Брызги смеха вылетели из уст Джулии, не ожидавшей такого ответа от ребенка.

Офелия оказалась отменной помощницей и вовремя подсказывала Джулии по списку продукты, которые подлежали покупке, к сегодняшнему праздничному столу бабушки, за которой она тщательно и старательно ухаживала последние несколько лет.

Сложнее давались мясные продукты, так как Джулия не слишком тяготела к ним и старалась меньше их употреблять, но сегодня ей предстояло сидеть за праздничным, юбилейным столом не одной, в чем она отдавала себе отчет.

— Ай, тут столько чего, что мы со всем списком, пожалуй, что не справимся, Офелия, — пожаловалась Джулия ребенку.

— Ничего, что не сможем купить, то дядя Константин привезет на машине, — поспешила утешить ее Офелия.

— Да, сам бы уже за все взялся бы, — пробормотала про себя Джулия. — Так, Офелия, сейчас значит мы с тобой пойдем в мясные ряды и купим там все необходимое.

— А что именно?

— Ну, не знаю, список-то ведь у тебя, читай, — предложила Джулия.

— Мясной фарш из говядины, баранины и курицы и еще рыбное филе и креветки.

— Ну вот, видишь, столько чего.

— Только рыбу покупать не надо.

— Почему? Она надоела тебе?

— Неет, — протянула Офелия, — мне больно смотреть, как они умирают, — пояснил ребенок.

— А как? — поинтересовалась Джулия.

— А вот так, — начала губами имитировать движения губ, свежевыловленных рыб Офелия и заодно моргать своими маленькими глазками, что вызвало улыбку на лице Джулии.

С рынка покупатели возвращались изрядно уставшими. Пройдя дезбарьер для ног, две пары туфлей оказались у входа приемного коридора.

— Фуу, — с облегчением вздохнула Джулия, передавая полную продуктовую коляску и сумки встретившей их дочери именинницы, женщине под пятьдесят лет, среднего роста и немного с лишним весом.

— Что, устали, мои хорошие? — поинтересовалась она.

— Немного устали, Афина, — согласилась Джулия.

— Надеюсь, Офелия не была тебе в тягость?

— Нет, что вы, наоборот, она отменная помощница и как навигатор, все время подсказывала по очереди, когда, где и что покупать.

— Мама, мама, мы еще купили бутылку с соской для Софьи, чтобы она могла легко пить из нее кока-колу, — обрадовала мать Офелия.

— Молодчина, умничка ты моя, мамина и тетина помощница, — похвалила дочь, Афина.

— Я еще буду сегодня печь торт для бабушки, курабьедес и лукумадес, — радостно выкрикивала Офелия.

— А пахлаву печь не будешь? — поинтересовалась мама.

— Пахлаву тоже.

— Ну вот и молодчина, а сейчас быстро в ванную мыть руки, — скомандовала мать и последовала вслед за ребенком.

— Вы уже за дело взялись, тетя Лидия, — поинтересовалась Джулия у именинницы, входя в роскошную благоустроенную в современном европейском стиле кухню.

— Да, а что делать, не сидеть ведь мне без дела, в такой день, — улыбаясь, ответила хозяйка.

— Вот, как раз и положено вам в такой день отдыхать, мы, девочки, все сами сделаем. — пояснила Джулия.

— А я, в число девочек, значит не вхожу, да? — улыбаясь продолжала отвечать Лидия.

— Да, но…, хорошо, я тоже сейчас в ванную, мыть руки и вместе с вами за работу, — пояснила Джулия, — надеюсь вы меня научите очень многих рецептов и секретов приготовления блюд вашей национальной кухни?

— Непременно, — улыбнулась в ответ Лидия Ивановна.

— Только вот до выпивки по списку мы с Офелией не добрались, к сожалению, так как не донесли бы ее все равно, — с досадой пояснила Джулия.

— Ничего, доченька, выпивкой обещал заняться мой сын, он на машине своей все привезет, — пояснила Лидия.

— Да, Константин все остальное организует, — добавила Афина, присоединяясь вместе со своей дочерью к кулинарным заготовкам.

К вечеру праздничный стол пестрел уже всеми прелестями и изысканными блюдами национальной кухни, из которых можно было выделить такие как дзадзики, клефтико, мусака, салат с курицей, рыба по-гречески и креветки саганака, слоенный пирог, а из десертов можно было выделить, лукумадес, курабьедес и конечно же национальную пахлаву из тридцати трех пластин тонкого теста с начинкой из кунжута, изюма, измельченных орехов с добавлением разных пряностей.

Джулию сильно поразило большое обилие всевозможных приправ, ароматизаторов-афродизиаков и перцев как черного, так и красного, чили, украшающих в тот день праздничный семейный стол.

Не отставала от пестреющего разнообразия уложенных аккуратно на большом праздничном столе блюд и разнообразная выпивка, из которой выделялись такие местные винные бренды, как боутари, маламатина и коутакис. Было также на столе, кроме кока-колы, и местное пиво — Митхос.

У Джулии буквально разбегались глаза по сторонам, и она очень сожалела, что рядом с ней не было сейчас ее близкой подруги, Теи, которая работала неподалеку от нее, в соседнем доме, сиделкой, за своей старушкой, которую они прозвали — путаной.

— Ничего, — тешила она себя мыслью о том, что сегодня она будет гулять по полной программе, пробуя все подряд и за себя, и за свою подругу.

Стол, естественно, вел единственный мужчина за столом среди четырех женщин Константин.

Тосты, как успела заметить Джулия, не многим отличались от тех, которые произносились за столом у нее на родине.

Было много историй за столом и шуток, а также, игра на гитаре и общее пение.

— А Константин берет гитару и тихим голосом поет, — вспомнила известную песню Джулия.

Через пару часов сидения за столом и дегустации отменных блюд местной национальной кухни, а также выпивки, Джулию охватил нездоровый жар тела. Поймав таинственный взгляд Константина, она быстро залилась румянцем.

— А что в той красочной бутылке? — попробовала она перебить неловкое противостояние взглядов с тоже изрядно подвыпившим мужчиной, протягивая руку в сторону неиспробованного еще напитка.

— О-о, — протянул Константин, откладывая гитару в сторону, — как же так, а, прости меня, Джулия, что забыл про него, это ведь наша известная мастика.

— Это наш, национальный, пряный ликер, с добавлением смолы мастики с фисташкового кустарника, — пояснила Лидия Ивановна.

— Мастики? — удивленно повторила Джулия, у которой сразу же всплыла ассоциация с мастикой для пола, так популярной у нее на родине.

— Да, да — только это другая мастика, — добавила Афина. — Напиток уникален тем, что в него добавляют смолу из фисташковых деревьев, которые растут только на острове Хиос.

— О-о, — протянула Джулия, — даже так? Ну тогда грех это не попробовать.

— Ну конечно же, — согласился с ней Константин и поспешил ей наполнить этой выпивкой свободный стакан стоящий на столе перед Джулией.

— О-о, — весьма вкусно, — согласилась Джулия, попивая чарующую жидкость и закусывая печеньем меломакарона.

Вскоре именинница попросила Джулию помочь ей удалиться не на долго в нужное ей место.

— Мама, я помогу, — отозвалась Афина.

— Нет, нет, не надо, — отрезала Лидия, — Джулия мне поможет, ей не в первой ведь.

Вскоре Лидия с помощью катящейся на колесиках специальной, ходящей рамы для больных и инвалидов в сопровождении своей сиделки направилась неторопливым и осторожным шагом, в место, куда даже короли ходят одни.

Едва оказав помощь больной, в сопровождении в нужного ей места, Джулия прикрыла за ней дверь и начала поправлять волосы, всматриваясь внимательно, в высокое зеркало, прикрепленное неподалеку от нее, почти на противоположной стене квартиры, как тут оказался возле нее и Константин, направляющийся в кухню за дополнительными бутылками выпивки.

Дверь коридора была лишь не полностью приоткрыта, Константин и Джулия на минуты оказались лицом друг перед другом, словно замешкавшись и застряв в обходе друг друга.

Константин пристально посмотрел ей в глаза, на что Джулия ответила улыбкой и отведя от него глаза еще больше покраснев при этом.

Вдруг он схватил ее обеими руками за голову и поцеловал ее в губы.

— Ой, не надо, — взмолилась Джулия, едва освобождаясь от его губ, — что вы делаете?

— Константин вновь прильнул к ее губам, и на сей раз его поцелуй был более продолжительным и глубоким.

— Что вы делаете? — прошептала она чуть слышно.

— Я? — послышался голос Лидии в ответ, — я уже скоро.

— Пустите меня сейчас же, — встрепенулась Джулия. — отпрыгивая от Константина.

— Не надо доченька, я сама уже справлюсь, — продолжала свои пояснения Лидия Ивановна, не догадываясь о происходящем за дверью.

— Константин успел поймать за руку отбегающую от нее в кухню Джулию, но та сумела-таки освободится от его хватки и отбежать недалеко от него.

Константин догнал Джулию в кухне и в очередной раз стал ее целовать, зажав ее в своих сильных объятиях.

— Отпустите меня сейчас же, — оттолкнула его Джулия двумя руками, — сумасшедший, отпустите меня, а то я закричу. Что вы себе позволяете, вы ведь женаты, а я замужняя женщина, — стала приводить себя в порядок Джулия и поспешила выйти в залу, где был накрыт стол.

— Ну что там наша мама? — поинтересовалась Афина, — скоро она вернется к нам?

— Скоро, — улыбаясь, ответила Джулия.

— Что с тобой, Джулия, ты такая красная вся? — поинтересовалась Афина.

— Это выпивка, наверное, — ответила та, продолжая поправлять волосы.

— А вот и я, — воскликнул Константин, вернувшись к столу с поднятыми в руках новыми бутылками выпивки.

После этого застолье продолжалось недолго, и, заметив усталость матери, Афина предложила брату покинуть ее дом.

— Пойдем уже, наверное, Константин, мама устала, Джулия тоже, пусть отдохнут, у них сегодня был трудный день.

— Юбилей разве трудный день, а не праздничный и торжественный? — возразил развеселившийся Константин.

— Хватит уже, — строго оборвала его сестра, — а то опять скандал тебе затеет твоя жена Аелла и попросит тебя из дома, как в прошлый раз и тогда уже я не приму тебя в свой дом выпившего, так как это тоже не очень нравится моему мужу.

— Ну тогда я вернусь к своей матери, — пояснил Константин, — мать, имею я право ночевать у тебя, примешь своего сына, ведь не прогонишь?

— Конечно же, приму, сынок, а куда мне деваться, вон сколько тут у меня свободных комнат, — утешила мать сына, — только не стоит гневить твою жену в очередной раз, Афина правильно тебе говорит, пойдите уже сынок, а завтра приходите опять, если хотите.

— Завтра я на работе, мама, — пояснил Константин, — сегодня тоже едва вырвался, попросил начальство очень, а знаешь ведь сколько у нас работы в порту каждый день?

— Ну тогда в другой раз, — улыбнулась в ответ мама.

— Раз женщины просят, значит, их просьба закон, — заключил Константин и стал собираться к уходу.

— Офелия, доченька, собирайся и мы идем уже, — позвала Афина свою дочь, игравшую в соседней комнате.

— Мама, я скоро, вот покормлю еще Софью и иду, — крикнул в ответ детский голос.

— Кому я сказала, быстро? — крикнула Афина.

— Мама, ну пожалуйста, еще немного, — взмолился детский голос.

— Быстро, кому я сказала?

— Дети везде одинаковые, — подумала Джулия.

Вскоре, проводив гостей, Джулия вместе со своей больной, тоже отправились в спальню, на ночлег.

Ночью Джулии приснился странный сон. Как будто бы она спала в берлоге, рядом с большим медведем, который крепко ее обнимал и согревал своим теплом.

Застольные снедь и выпивка продолжали делать свое дело.

Непристойные желания и мысли начали одолевать ее во сне и все больше и сильнее затягивать ее в свои сети.

Ей казалось, словно медведь, лежавший рядом с ней, стал непристойно распускать свои руки и трогать ее в запрещенных местах ее тела. Вот его лапа проскользнула вдруг через ее ночнушку и овладела ее голой грудью. Позже она гладила ее ноги, двигаясь то вверх, то вниз.

— Интересно, как это ему удается, гладить меня по всему телу, не царапая меня при этом своими когтями? — удивлялась Джулия во сне, все больше подаваясь ласкам необузданного зверя.

Вскоре она услышала звук рвущейся материи и наконец ощутила вес взобравшегося на нее зверя.

— Не надо, прошу тебя, — взмолилась она и обессиленная едва приоткрыла глаза, как тут же ощутила на своем лице прижатую к ее губам сильную мужскую руку.

— Тихо, а то ты разбудишь так мать, — прошептал ей в ответ мужской голос, продолжая ее целиком удерживать в своих объятиях.

— Не надо, прошу тебя, — взмолилась она, теперь уже про себя, — и поняв, что сопротивление уже ни к чему и поздно, она, обессилевшая, полностью отдалась своим сладострастным ощущениям, длившимся, как ей казалось, всю долгую ночь.

Под утро Джулию разбудил голос ее больной, попросивший ее подставить ей специальную медицинскую утку.

Вся разбитая и со страшной головной болью, она приподнялась с постели и выполнила просьбу больной.

— Сволочь, мерзавец, — с этими мыслями возвращалась она в свою разъерошенную постель, на которой ни одна из спальных матерчатых ее принадлежностей не была на своем положенном месте.

Она с трудом завалилась в нее обратно и, борясь с мыслями подняться и принять душ, либо податься усталости своей и продолжить свой сон, в конце концов все таки, собрав последние свои силы, с трудом приподнялась с постели и направилась к ванной комнате, принимать душ.

Пустив с душевого шланга теплую воду, она сняла с себя разорванную на ней ночнушку и смотрела на себя в зеркало, стоявшая в «чем мать родила» с мыслями и с желанием как можно скорее смыть с себя, все следы животного, с которым ей пришлось провести почти всю ночь.

Вернувшись к постели чуть взбодренной, она без труда уже, собрала все свое постельное белье и запихнула его в полость современной автоматической стиральной машины, постелив себе новое.

На полу она нашла дорогой, позолоченный мужской браслет, который она положила себе под подушку и, уткнувшись в нее лицом, молча зарыдала, опасаясь разбудить свою больную.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

IX

Столичный крупный портовый европейский город продолжать удивлять своим неповторимым силуэтом, органично вросшимся в местный пейзаж, в особенности, впервые попавших сюда людей.

Хотя и трудно было удивить местных жителей новыми туристами, посещающими их страну, но все-таки поведение и походка одного из них привлекли к нему внимание некоторых горожан.

Он ходил, любознательно осматриваясь по сторонам, по одной из главных улиц, одного из центральных районов города, не переставая удивляться и восхищаться архитектурным колоритом одного из крупных городов страны.

Выразительные и острые, не одинаковые шпили храмов чередовались черепичными, медными крышами старых зданий, рядом с которыми возвышались современные высотные здания.

— Такой красотой этого города можно наслаждаться вечно, — одолевала мысль приезжего прохожего.

И хотя он был одет тепло, но все равно со временем северная прохлада проникла внутрь его тела, и он решил спастись от нее в небольшом кафе-баре.

Постояльцы бара довольно доброжелательно встретили иностранного гостя, оставившего свою верхнюю куртку в гардеробной. Молодая худощавая фигура гостя атлетического телосложения почти сразу же привлекла к себе внимание работающих там молоденьких официанток.

Они с восторгом повелись на симпатичную внешность молодого гостя лет сорока, а потом переглянулись друг с другом, словно беря друг у друга разрешение на право его обслуживания, которое досталось самой проворной и быстрой из них.

Подойдя к столику, за которым успел примоститься гость, одна из официанток мило улыбнулась ему и поздоровавшись на английском языке протянула ему прайс ассортимента, предлагаемого баром.

Прихожий одобрительно кивнул головой в знак благодарности и мило улыбнулся в ответ милой официантке в короткой красной юбке и со стройными ножками.

— Ужас, — подумал, вздрогнув, прихожий, — неужели ей ничуть не холодно?

Хотя они ведь северная порода, не то что мы, южане, — мгновенно последовал ответ самому себе.

Прихожий любознательно открыл картонную книжку с прайсом внутри и бегло стал пробегать глазами по нему.

— Можно подумать, что я сильно разбираюсь в их меню и в их кухне, — с ухмылкой отметил про себя гость.

Потом аккуратно отложил в сторону прайс и, подозвав к себе на ломанном английском языке обслуживающую столик девушку, попросил ее принести чашку горячего кофе-капучино.

— Скорее бы она пришла, — взмолился гость про себя, набирая на своем мобильном знакомый номер телефона.

Пока ему готовили кофе, две молодые красавицы — официантки продолжали переговариваться друг с другом, не отрывая глаз от гостя.

Гость тоже заметил их внимание.

— Вы мне тоже очень нравитесь, девчата, однако, сори, со своим английским я, к сожалению, близко познакомиться с вами не смогу, — подумал гость, — и к тому же я ожидаю встречу с одним человеком.

Ожидание после приятного кофе, становилось все больше волнующим, так как приходилось выбирать между сидением в тепле — в кафе-баре и курением на улице, в холоде.

— Наконец-то, заждался уже тебя, — радостно произнес гость, встречая вошедшую вскоре в кафе-бар свою подругу, — где ты до сих пор, Керол?

— Прости, Вано, — на плохом русском объяснилась Керол, — я договаривалась на счет тебя с моими друзьями.

— И что? — жадно переспросил Вано молодую женщину на лет пять младше нее, светящуюся в довольной улыбке в знак хорошего исхода ее переговоров.

— Они сказали, что всячески помогут тебе пройти собеседование, что переговорят с нужными людьми, единственное, что от тебя требуется, так это честно и правдиво отвечать на все вопросы членов комиссии.

— Базара нет, — вульгарно и уверенно ответил Вано тоже далеко не на гладком русском языке.

— Что? — не поняв его ответа, переспросила Керол.

— Прости, разумеется, но с моим русским и английским?

— Не волнуйся, там у них в комиссии свои сертифицированные переводчики, и с этим у тебя проблем не будет, — успокоила Керол своего нового друга.

— Ну тогда окей, — блеснул с улыбкой своим английским Вано и предложил Керол чего-нибудь из прейскуранта, но она согласилась только на кофе.

Тем временем Вано изредка отстреливался взглядом от сидящих за высоким баром молоденьких официанток, продолжающих пристально наблюдать за их парой.

— Ну тогда, если не будешь больше ничего, пойдем уже наверное? — спросил Вано, — но куда?

— До комиссии у нас есть несколько часов, и если ты не против, то я могу тебе показать кое-какие достопримечательности нашего города, — предложила Керол.

— С удовольствием, — согласился Вано, — только вот на улице холодновато немного — помялся он.

— Не бойся, пойдем со мной, в машине согреешься, — с радостной улыбкой взяла его за руку и поспешила назло более симпатичным девушкам-официанткам, утащить его от их охотничьих и хищнических взглядов, не оставшихся без внимания и для нее.

— Ну так и куда мы с тобой поедем в первую очередь? — поинтересовался Вано, потирая ладони рук друг о друга.

— Ой, Вано, поверь мне, в нашем городе столько всего есть посмотреть, — убеждала Керол, заводя свою небольшую четырехместную легковушку белого цвета. Ежегодно к нам до пандемии приезжало более трех миллионов человек, — объяснила Керол, — у нас свыше семидесяти музеев, более пятидесяти парков, несколько десятков церквей.

— Откуда тебе все это известно? — поинтересовался Вано, — ты что, гидом работала?

— Да, раньше, пока не попала к нашим ребятам в офис, — пояснила Керол, улыбаясь и посматривая на него.

— А почему тогда бросила эту работу, она была тебе не очень по душе?

— Просто, через какое-то время устала, одно и тоже каждый день, только люди разные, понимаешь?

— Понимаю, — утвердительно кивнул головой Вано.

— А здесь в офисе, люди одни и те же, а дела разные, — продолжала улыбаться Керол.

— Логично, ничего не скажешь. У меня на работе, на родине, почти то же самое.

— Расскажи потом как-нибудь подробнее и о себе, и о своей работе.

— Обязательно, — согласился Вано, — так куда мы сейчас едем в первую очередь?

— Поедем пока в самый старый район нашего города, полюбуемся высокими разноцветными домиками, там еще много красивых магазинов и несколько ресторанов.

— Ой, — вскрикнул, шутя Вано, — ресторанов больше не хочу.

— Почему? — улыбаясь поинтересовалась Керол.

— У вас тут так все дорого.

— Да уж, ничего не поделаешь. Европа, — согласилась Керол. — Правда у тебя будет не столь много времени с твоей работой, но на выходные можно будет встречаться. А как там твоя семья, они ничего не скажут?

— Не волнуйся, буду им говорить, что по делам офиса бегаю, ты ведь у нас пока все-таки гость на птичьих правах, пока не пройдешь собеседования на комиссии, а гостеприимству нас не учить.

— Ну спасибо тебе.

— На вот, возьми, — протянула она пластиковую карту Вано, оставив машину на стоянке.

— Что это? — поинтересовался Вано.

— Это наша специальная туристическая карта, позволяющая бесплатно пользоваться общественным транспортом на неограниченное количество поездок и по одному разу заходить, в каждый из музеев нашего города.

— Какая радость, спасибо тебе большое, — безумно люблю ходить по музеям, — слукавил ехидно Вано. — Эх, говорили мне и долбили в школе, хорошо учи английский, что он может сильно пригодиться в будущем, а я в никакую, — с сожалением вспомнил Вано, — вообще не учил никакого предмета толком, а зачем, думал, английский должен был оказаться исключением. Теперь-то прекрасно понимаю — зачем, но, к сожалению, уже поздновато, — продолжились мысли Вано.

— Сколько народу проживает у вас в городе, Керол?

— Полтора миллиона.

— Надо же, и у нас тоже.

— Наш город состоит из пяти административных частей, первая из которых — это в основном территория старого города, вторая — старая, довоенная, и остальные — новые пригородные районы.

–Ну все почти как у нас и даже место моего проживания — на окраине как и там на родине, так и здесь на чужбине.

— Это не так уж и плохо с одной стороны.

— Да, конечно же, — согласился Вано, — ведь это очень прикольно и долго ехать на работу и по другим делам в центр.

— Да, но если есть машина…

— К сожалению, ее часто нужно поить дорогим горючим, — пояснил Вано.

— Да, это есть немного, — согласилась Керол.

Вскоре молодая пара любовалась королевским дворцом, официальной резиденцией и местом проживания монарха страны и его семьи.

— Прикольно, — опять слукавил Вано, — перебаривая в себе мысль о том, что здание как здание и никакой особенной красотой не выделяется.

Вскоре молодая пара оказалась возле городской ратуши, выполняющей на сегодняшний день функции муниципального совета города, расположенном на острове рядом с берегом городской реки.

Здесь неподалеку, в машине, ожидали молодую пару родители Вано.

— Отец, зачем вы беспокоились, — кинул Вано фразу навстречу сошедшему из машины отцу, — еще и маму побеспокоил из-за этого.

— Какие могут быть беспокойства, сынок, когда дело касается тебя, мать тоже не усидела дома.

— Не беспокойтесь, мистер Дато, все будет хорошо, — перебила разговор отца и сына Керол, — я договорилась с моими друзьями, они помогут Вано.

— Спасибо, Керол, дай бог тебе здоровья, доченька, мы не забудем тебе эту твою доброту, — поблагодарил отец Вано.

После более получасового ожидания в автомашинах за зданием ратуши и столько же в рецепции зала ожидания перед конференцзалом комиссии по рассмотрению дел эмигрантов, наводнивших страну в последнее время, наконец-то настала и очередь рассмотрения дела Вано, которого завела в зал знакомая Керол.

Они перебросились парой слов на местном языке, Вано повели в зал слушания по его делу.

Он успел обернуться и кинуть обреченный взгляд на болеющих за него родителей и подругу. В ответ последовали улыбки шестидесятилетнего отца, умиление матери, а также колебание сильно сжатого нежного кулачка Керол в знак солидарности с ним и напутствия бодрой выдержки, одного из важных испытаний и экзамена своей новой заморской жизни.

— Ху из Вано? — встретил его голос молодой женщины в форме юридического ведомства в прихожей перед залом совещаний.

— Ай эм Вано, — последовал ответ, — вот и мой английский пригодился, — с радостью подумал Вано.

— Плиз фолоу ми, — попросила девушка в штатском, — май нейм из Агнета анд ай эм вил би йё транслейтор, — пояснила она. — Вы поняли? — добавила она на ломанном русском языке.

— Ес, ай эм андестенд, — во как, оказывается столько я знаю на английском, — обрадовался Вано.

— Не утруждайтесь, с переводом я вам помогу, — пояснила Агнета, заметив языковые трудности своего клиента, — единственное, о чем я попрошу Вас, не торопиться с ответами и хорошо задумывайтесь над каждым вопросом, членов эмиграционной комиссии.

— Окей, окей, — согласился Вано, не желая упускать музу своего английского.

В зале заседаний их ожидали члены специальной эмиграционной комиссии, активно занятыми записями в своих журналах.

— Батюшки, какие же все трое серьезные и солидные, — мелькнула в голове Вано мысль.

Все трое членов комиссии были мужчинами солидного возраста, вынаряженными в специальные черные смокинги и белые рубашки с черными бантиками.

Перед каждым из них на длинном прямоугольном столе стояли ноутбуки, бутылки с минеральной водой и местной подслащенной газировкой.

Каждый из них был также оснащен специальными журналами, в которых они вели свои скрупулёзные записи.

— Привет, очкарики, — поприветствовал их Вано молча, — встаньте же, суд идет.

Все больше и больше юморных волн накрывали душу Вано.

— Пожалуйста, присаживайтесь вон там, — указал в ответ главный — председатель комиссии, сидящий в центре, на английском языке.

Вся беседа между обеими сторонами проходила на английском языке и только для Вано переводилась на русском.

— Вот и русский мой тоже пригодился, — с гордостью заметил про себя Вано. — Любой язык любого народа мира бессмертен, а тем более уж и такие распространенные, как русский, английский и другие языки.

— Итак, мистер Вано, — обратился к нему председательствующий член комиссии, — мы сегодня рассматриваем ваше прошение о праве проживания в нашей стране.

— Ес оф кос! — съехидничал Вано в ответ, все чаще прибегая к себе на подмогу чувство юмора.

— Тсс, — попросила его Агнета быть более сдержанным и приложила указательный палец к губам.

— Хорошо, мистер Вано, не могли бы вы прежде коротко рассказать о себе, — попросил его второй член комиссии.

— Базара нет, в чем вопрос, сейчас же, — не замедлил с ответом Вано, в отличие от Агнеты, которая не сразу поняла, к чему тут было произнесено им слово — базар, но вскоре с честью и достоинством справилась и с этим казусом.

Вано на мгновение закрыл глаза, и перед ним за считанные секунды пролетела вся его жизнь, чуть ли не с самого рождения и до этих минут.

Он вспомнил вдруг рассказ одного своего друга, вернувшегося с ранением с войны, о том, что будучи серьезно раненым и на грани смерти, вся его жизнь мысленно, за считанные минуты пролетела перед его глазами. Минуты борьбы между жизнью и смертью.

Словно и для Вано, как он представил сейчас, этот его своеобразный экзамен был войной между жизнью и смертью.

— Родился в семье служащих, родители мои трудились всю свою жизнь и сейчас получают в моей стране нищенскую пенсию.

— Начало впечатляющее, — заметил третий член комиссии, снимая свои очки и аккуратно укладывая их на бархатную скатерть зеленого цвета своего рабочего стола.

— Дальше еще хлеще, — продолжил Вано, взбодренный похвалой члена комиссии.

— Мы и не сомневаемся в этом, — подтвердил тот же голос члена комиссии.

Председательствующий взглядом попросил о корректности проведения заседания, на что последовало моргание глаз в знак согласия от его коллеги.

— Признаюсь, что в школе меня учеба не особенно-то радовала, — продолжил Вано, — но то, что мне нравилось, я этим овладевал лучше всех.

— Например, что вам нравилось в школе? — поинтересовался второй член комиссии.

— Игра в футбол, — без обдумывая бросил Вано в ответ и, заметив удивленные взгляды друг на друга членов комиссии, добавил скоро в ответ, — конечно же, на переменах, между уроками.

— И какого же вы успеха добились на этом своем спортивном поприще? — поинтересовался председательствующий.

— Стал чемпионом страны вместе с моей командой, среди юниоров, — с гордостью произнес Вано.

— И как долго вы продолжали играть?

— До серьезной травмы колена, полученной сразу после первого же моего чемпионского матча, — пояснил Вано.

В его сознании всплыла параллельная линия его прошлой жизни, наряду с той, эпизоды из которой он представлял сейчас членам комиссии.

— Имею жену и двух детей. Ныне работаю в одной из ведущих компьютерных фирм моего города, начальником службы безопасности, — продолжил Вано.

— Насколько успешно, мистер Вано? — поинтересовался один из сопредседательствующий комиссии.

— Достаточно успешно, — подтвердил Вано, — иначе меня не держали бы там почти двадцать лет на этой должности.

— Так почему же сегодня вы оставили свою успешную и любимую, как вы пишите в своем «си-ви», работу и страну, и стоите сейчас здесь, перед нами, с вашей просьбой.

–Господин председательствующий, как я указывал и в своем прошении, которое лежит сейчас перед вами, меня вынудило пойти на этот шаг нестабильное положение в моей стране и острый экономический кризис, не позволяющие нормального содержания своей семьи и полноценного проживания у меня на родине.

Последовала продолжительная пауза, был слышен шорох листов лежащих в папке бумаг председательствующего члена комиссии.

— Мистер Вано, мы имеем достоверные сведения от вышестоящих членов правительства вашей страны и в том числе и от вышестоящего руководителя, о благополучии в вашей стране, и в том числе его экономического положения, — заключил председательствующий, зачитывая одну из бумаг, — а также их просьбу о том, чтобы принудительно высылать обратно эмигрантов из вашей страны на родину, и у нас нет никаких оснований не доверять заявлениям руководства вашей страны, с которой нас связывают общие договоренности, в том числе и по линии ЕС. Печатная версия этих заявлений имеется у нас сейчас под рукой.

Вано изумленно взглянул на Агнету. У него расширились зрачки глаз и исказилось выражение лица.

— У нас нет оснований, подвергать сомнениям их заявления, — продолжил пояснять другой председательствующий.

А вы уверены в правоте их заявлений? — возразил Вано, — на самом деле, положение дел совершенно иное.

Проверьте, пожалуйста, и другие каналы информаций, и вы убедитесь в правоте моих доводов о сегодняшнем положении дел в нашей стране. Просить о нашей депортации они мастера, лишь бы сохранить имидж страны, но тогда пусть дают возможность нормального проживания в ней, а то, что по-ихнему получается — ни жизни нормальной в стране не дам, и ни возможности эмиграции? Хм, ничего себе, воистину народное правительство, ничего не скажешь, подыхайте в нищете и голоде, — вот их предлагаемый нам совет.

— Мистер Вано, вы имеете право на проживание в нашей стране без права работы в течение трех месяцев. На какие средства вы собираетесь это осуществлять? — поинтересовался один из членов комиссии.

— Мир не без добрых людей, как известно, — господин сопредседательствующий. — заметил Вано, — а тем более их не мало и в вашей стране из числа моих друзей, готовых к оказанию любой помощи мне и моей семье, — пошел в наступление Вано, прибегая к лести и похвалам сограждан членов комиссии.

Более часа продолжавшееся рассмотрение дела Вано завершилось неожиданным заявлением и обещанием председательствующего члена комиссии о более детальном рассмотрении его вопроса с обещанием сообщить окончательное решение по его вопросу попозже, через каналы связи, указанные в его заявлении.

Выходящего из здания заседания государственной эмиграционной комиссии страны Вано поспешили встретить болеющие за него родители и Керол.

— Ну, что, как дела, сынок? — поспешил поинтересоваться отец Вано.

— Срезался, — оборвал Вано.

— Почему? — поинтересовался он.

— Сложный вопрос попался.

— Какой?

— Квадратный трехчлен!

— Да ну тебя, сынок, — махнул рукой отец, — не давая ему возможности договорить известный и ему анекдот про Петьку и Василия Ивановича Чапаева, готовившего Петьку к вступительному экзамену по математике.

— Окончательный ответ обещали сообщить позже, отец, что будет, то будет, а что теперь делать, — попробовал его утешить Вано, — не вешаться же теперь мне из-за них?

— Ладно, — уныло произнес отец, — пошли, мать, вечером уточню все у наших друзей, — попробовал утешить свою жену отец Вано, уводя ее за собой в автомашину, — оставим молодых наедине.

Еще некоторое время Вано и Керол прогуливались по столичным улицам заморского европейского города, обсуждая возможные варианты развития событий в связи с Вано, возможность продления его проживания на родине Керол.

Но вскоре им пришлось разойтись по своим делам. Керол вернулась домой, к семье, а Вано отправился на свою работу, к своим новоявленным друзьям.

Х

Голубой «Феррари» ловко петлял по серпантинной дороге одной из немногих, оставшихся в городе зеленой, экологически чистой зоне, въезд в которую дополнительно был ограничен с еще одним патрульным постом службы безопасности.

— Можете проезжать, батоно Бежан, — выдал разрешение молодой сотрудник службы, подняв перед автомобилем шлагбаум.

Автомобиль, проехав несколько метров, остановился перед железными автоматически управляемыми воротами, открывшимися перед ним сразу же после подачи звукового сигнала.

— Приветствую, Малхаз, — выплыло из салона автомобиля, в адрес одного из трех сотрудников нижней охраны офиса, молодого мужчины средних лет.

— Здравствуйте, батоно Бежан, — последовал вежливый ответ.

— Как дела у нас, все в порядке?

— Да, батоно Бежан, несем службу примерно.

— Молодцы! Кто ночью дежурил в офисе?

— Миша.

— Хорошо.

Припарковав машину в переднем дворике здания многоэтажного офиса и выйдя из нее, водитель некоторое время пристально смотрел в одну сторону, по которой из дерева на дерево, по ветвям, ловко и быстро перебегало удивительной красоты маленькое, шустрое и пушистое живое существо.

— Здесь, оказывается, у нас сохранились и белки?

— Да, батоно Бежан, тут у них с утра ранние перебежки по стволам деревьев начинаются.

— Надо же, все как у людей.

— У животных тоже своя жизнь, свои заботы, своя суета. А ночью, например, время от времени слышен вой зверей из ниже расположенного зоопарка.

— Здорово! Весело живем, значит.

— Да уж.

Дальше было прохождение через стеклянные широкие автоматические открывающиеся входные двери в здание офиса, обмен приветствиями с новой молодой сотрудницей офиса и путешествие на одном из двух недавно замененных новых лифтов турецкой фирмы через автоматический турникет до своего кабинета на одном из верхних этажей здания.

— Здравствуй, Дали, — бросил вошедший в прихожую молодой секретарше здоровый и рослый мужчина пятидесяти лет, шагами Гулливера направляющийся в свой кабинет.

— Здравствуйте, батоно Бежан, — ответила она нежным голосом, чуть приспуская голову вниз.

— Как всегда, занеси мне кофе, пожалуйста.

— Хорошо, батоно Бежан.

Включив оба своих рабочих компьютера, вновь назначенный администратор компании начал просматривать документы и в первую очередь рапорты от сотрудников внутренней охраны офиса.

Потом были письма внутренней переписки компании — от руководителей и других сотрудников разных отделов, о текущем положении дел на работе.

Приходилось постоянно держать «руку на пульсе», дабы не пропустить какой-нибудь важной информации о положении дел в компании, которой на данный момент управлял его давний друг Ираклий Георгиевич — главный финансист компании, в отсутствии ее президента Гоги Владимировича.

Кофе, заносимый по утрам Дали, каждый раз отличался своим особым запахом и вкусом, интригуя этим ежедневно своего дегустатора.

Начало работы в новой должности и на новой работе всегда оказывается бурным и энергичным для любого человека, а для руководящих лиц вдвойне.

Поэтому не удивительна была встряска всех отделов компании в связи с приходом на новую должность администратора нового человека, который ошарашивал сотрудников массой нововведений.

— Новая метла хорошо и по-новому метет, — поговаривали про него в закулисных сплетнях некоторые сотрудники.

Не уживающиеся с его странными, на их взгляд, нововведениями сотрудники, один из которых был начальник департамента охраны компании Вано, покидали офис в поисках другой работы, которую, в связи с нынешней пандемией коронавируса, да и, пожалуй, без нее тоже, не так то и легко можно было найти в столице, да и по всей стране тоже.

— Ираклий, привет, — послышалось приветствие по внутреннему телефону компании, — ты у себя?

— Да, Бежан, но сейчас мне некогда, я рассматриваю важные финансовые документы и договора, встретимся попозже.

— Хорошо, когда можно будет подняться к тебе?

— Я позвоню тебе, как освобожусь.

— Хорошо, договорились, у меня просто уйма вопросов, нужно с тобой переговорить.

— Окей, договорились.

После изнурительных и напряженных часов работы в компании было решено устроить перерыв в одном из ресторанов города.

— У тебя, очень приличный ресторан, Бежан, и меню тоже отменное.

— Спасибо, Ираклий, он у меня всего лишь пару лет, и надо сказать, что в начале у меня тут шли дела не очень-то уж плохо, но потом, в связи с этой короной, сам понимаешь.

— Да, сейчас с этой короной нигде не сладко, в том числе и в нашей компании тоже, но это не должно для нас явиться преградой для успешной работы.

— Конечно же, о чем я и говорю.

— Президент нашей компании, очень часто со мной на связи и справляется о наших делах постоянно.

Можно сказать даже, что он управляет нашей компанией из Америки дистанционно, через интернет.

— Да, безусловно, я понимаю, надеюсь, ты и обо мне с ним говоришь, о моих и о наших нововведениях.

— Да, несомненно, Гоги Владимирович в курсе всех дел.

— Насчет моей зарплаты тоже был разговор?

— Да, в начале он высказал свое возражение по этому поводу, говорил, что двенадцати кусков нет ни у кого у нас на работе, но потом, когда я ему объяснил, что они идут из твоих же принесенных денег, тогда он немного успокоился.

— Ну почему же, некоторые руководители отделов получают ведь не многим меньше меня.

— Я тебе говорю о его соображениях, высказанных мне.

— Да, я понимаю, что он смирился с этим. К тому же, я многое делаю для компании и, в первую очередь, в вопросах экономии ее средств, улучшения качества ее работы.

— Да, но не за счет увольнения из нее старых и проверенных многими годами работы сотрудников, Бежан.

— А я никого не увольнял.

— Многие уже в кулуарах говорят, что первой твоей жертвой стал именно Вано, а за ним и другие.

— Вано уехал за границу, как я знаю, потому что у него и его семьи были долги.

— Бежан, я хочу, чтобы ты правильно понял меня.

— Я это и пытаюсь делать и поэтому согласовываю с тобой все важные вопросы.

— Ты устранил верхний пост, и три наших сотрудника лишились работы.

— Ой, подумаешь, молодые и здоровые ребята всегда найдут работу сторожа, это ведь не какая-нибудь должность, Ираклий. Да и потом, зачем нужен был верхний пост, когда есть эти великолепные ребята Миша и Александр, которые отвечают за внутреннюю безопасность в компании.

— Это вечером и ночью, а днем был ведь Вано?

— А днем пусть девочки из рецепции связываются с нижней охраной если что, как-никак одна из лучших служб охраны и ее сотрудники охраняют нас. А зато вот тебе и лишние деньги в компании.

— Да, но когда там, на нижнем посту, были наши трое сотрудников, то их содержание нам обходилось дешевле, чем сейчас, когда мы оплачиваем сотрудников другой городской службы безопасности.

— Зато больше гарантий надежности.

— С тобой трудно спорить, Бежан.

— А ты не спорь, лучше отведай горячий чахохбили⁵, пока он не остыл. И потом, Ираклий, наша компания ведь фактически общество ограниченной ответственности, и кому какое дело, кроме нас самих, что мы в ней будем творить.

— Но мы ведь еще подотчетное министерствам финансов и экономики компания, налоговые отчисления которой напрямую зависят от нашей работы и финансовых оборотов.

— Вот именно, я и в этой области мог бы принести пользу нашей компании.

— Эээ, нет уж, дружище, держись от нашей бухгалтерии и всех финансовых дел подальше и запомни, это твоя красная линия, которую тебе пересекать нельзя, иначе…

— Хорошо, хорошо, понимаю тебя.

— Тебе доверена должность администратора, вот и займись этим своим делом. Поверь мне, тут тебе работы и забот хоть отбавляй.

— Конечно же, конечно, а я о чем говорю, — согласился Бежан, откусывая приличный кусок от горячего куска хачапури⁶ с вытекающим из него расплавленным сулугуни.

— Пробуй вот и хачапури, Ираклий, пока он горячий и давай чокнемся с тобой бокалами с нашим священным белым национальным вином.

— Вино тоже у тебя отменное, — согласился Ираклий Георгиевич, отпивая жемчужный напиток из своего бокала.

— Эх, наша родина — это настоящий рай, и такого райского уголка, как наша страна, я второго не знаю, — отметил Бежан.

— Для нас да, но теперь спроси жителей другой страны.

— Да, и это верно, недаром ведь сказано, что каждая кукушка хвалит свое гнездо.

— Жаль только, что можно было сделать большее, в нашей стране, если бы не эта пандемия коронавируса всеобщий застой. Только, пожалуй, одна из наших крупных компаний в стране держится на плаву и продолжает плыть по течению востребованности и успеха.

— Ну почему же, Ираклий, много хорошего и нового делается и нашим новым правительством.

— Лучшее из лучшего неиссякаемого, за нашу страну, — чокнулся бокалом вина Ираклий Георгиевич с бокалом своего нового администратора.

Перерывная ресторанная посиделка друзей — руководителей компании продлилась почти до конца рабочего дня.

В конце застолья Ираклий Георгиевич по инерции кинулся к своему бумажнику, пытаясь оплатить расходы, но его друг тут же приостановил его рукой.

— Ираклий, ты что? — обидчиво произнес Бежан, — ты ведь у меня в гостях, в моем собственном ресторане, забыл что-ли?

— Ну, хорошо, спасибо, тогда в следующий раз ресторан будет за мной, — согласился Ираклий Георгиевич.

— Нет, Ираклий, и следующий раз будет опять у меня.

— Ну ты ведь тогда разоришься, и всю свою зарплату будешь тратить здесь, — улыбнулся друг в ответ.

— Компания платит! — последовал ответ с ответной улыбкой.

Садись на мой Феррари, довезу до работы.

— Ты что, Бежан, выпившим собирашься сесть за руль?

— Ай, подумаешь, выпил пару бокалов белого.

— Да, но, если остановит патруль?

— У меня и там свои люди, Ираклий, и к тому же у меня нарушиловка.

— Но этот документ не предусматривает такого рода нарушений.

— Садись, садись, смело, не то не успеем к концу рабочего дня. Ираклий, еще немало вопросов по работе, которые я хотел бы обсудить с тобой, — предложил друг, выходя из своей машины, остановившись на парковке, двора, перед зданием своей компании.

— Только не сегодня, Бежан, не все сразу, — ответил его начальник. — Я сегодня изрядно устал, и к тому же у меня осталась еще куча не разобранных дел. Еще раз тебе спасибо за все, будем на связи.

— Обязательно, — пожал руку своему другу Бежан и направился, покачиваясь по сторонам, в свой кабинет.

Едва справившись с оставшими на вечер служебными делами, Бежан успел окончательно протрезветь и поздним вечером возвратился домой.

Не успев еще достать из кармана ключи от дома, за металлической дверью ему послышалось ускоренное дыхание четвероного друга, потом визги и, наконец, лай.

— Что, моя хорошая Ева, что, моя родная, — поглаживал хозяин дома годовалого спаниеля коричневой окраски, от радости крутившегося возле его ног, приподымаясь время от времени на задних лапках и безостановочно виляя хвостом.

— Ты и только ты любишь меня на свете так, как никто другой.

— Привет, па, — поспешила на встречу, восемнадцатилетняя дочь, повиснув на его шее и обняв его, что было сил.

— Привет, доченька, привет, моя родная Натия, — ответил взаимностью отец, прижимая дочь к сердцу.

— О! Слава богу, — взмолилась вышедшая навстречу блондинка, женщина среднего роста лет сорока пяти, — явился наконец, не запылился?

— Ты хоть скалку оставила бы на кухне, Лела, а то мало что обмазалась целиком мукой, еще и угрожаешь, — заметил, улыбаясь, муж.

— А как тебя еще встречать, целыми днями пропадаешь на работе и бог еще знает где, а до семьи у тебя и дел нет.

— Подойди, хоть покажи деткам, что любишь меня, — посоветовал муж, — хотя со скалкой в руке не надо.

— Опять гулял со своими дружками?

— У меня нет дружков и подруг тоже, в отличие от тебя, у меня есть только настоящие друзья, а потом, с чего ты это взяла?

— От тебя опять несет, Бежан.

— От тебя, кстати, тоже, сколько раз просил тебя не курить дома, да еще и при детях, ну какой ты им пример подаешь, Лела?

— Ну уж куда лучше, чем ты.

— Ладно, хватит тебе ссориться, не то я передумаю преподнести тебе свой сюрприз.

Лелу словно приструнило высказанное из уст мужа обещание.

— Хорошо, но у нас тоже есть сюрприз для тебя, — согласилась она и покорно вернулась на кухню.

— Папа, мама, идите скорее ко мне в комнату, Лия звонит по скайпу из Парижа, — послышался голос двадцатипятилетнего сына из соседней комнаты.

Вскоре вся семья была на связи с двадцатидвухлетней дочерью хозяина.

— Па, ма, знакомьтесь, — предложила Лия, — это моя вторая семья уже, — представила девушка с помощью видеоглаза членов своей новой семьи.

— Это Оливье — мой жених, а это его родители Филип и Элиза, или Элис как мы ее называем.

— Бонжур, — почти в один голос, прозвучали приветствия по скайпу из далекой страны.

— Бонжур, — радостным голосом ответили все дружно, кроме хозяина комнаты.

У Бежана замерло сердце.

— Что с тобой, па? — послышался голос дочери, — ты не рад нас видеть и слышать?

Молчание продолжилось еще некоторое время, пока Лела не подтолкнула локтем мужа, призвав его к ответной реакции от второй для нее семьи.

— Здравствуй, доченька, конечно же, рад, приветствую вас, дорогие мои — заикаясь еле выговорил муж Лелы, — но просто все это для меня, настолько неожиданно, что…

— Почему неожиданно, па, я ведь говорила вам с мамой про Оливье? — припомнила дочь.

— Да, но я знал, что вы друзья, но то, что дело так быстро примет такой оборот, я не ожидал. Мало ли, у меня тоже в твои годы было много подруг и не меньше поклонниц, но к своему великому сожалению, я клюнул на многолетние отказы от твоей матери и на этом в конечном итоге и попался. Если бы я знал тогда, чем это обернется? — попытался перевести на юмористический лад свою растерянность Бежан, за что и получил в последствии сильного пинка в бок от своей жены.

— Не слушай его, доченька. Не воспринимай всерьез.

— Да, но как же так получается, доченька, без свадьбы и без согласия родителей?

— А мы решили соединить наши судьбы навсегда, сошлись вместе и живем с родителями Оливье, а свадьбу сыграем позже, это ведь все формальности, па, — попыталась объяснить Лия.

— У нас в стране такой поступок называется по-другому, доченька, ты ведь знаешь?

— Так это у вас, а у нас это почти принятая норма.

— С каких пор чужая тебе страна стала своей, а своя только нашей?

— С тех пор, как я познакомилась с Оливье и когда у меня завязались с ним отношения. Но ведь это все произошло не сразу, а постепенно.

— На что ты променяла свою родину, Лия, доченька?

— Да не меняла я ничего, что, второй родины не может быть у человека, па? Я очень люблю Оливье и жить не могу без него, хоть убейте меня. Он единственный сын у свои родителей, тоже врачей, и они безумно его любят и полюбили уже и меня. Наши отношения ведь продолжаются вот уже целых пять лет.

— Понимаю тебя, доченька, твоя мама тоже точно так же мне признавалась в любви, как же не понять.

Бежан получил второй сильный пинок в бок от своей жены.

— Очень хорошо, доченька, гуд солушен, — на ломаном английском приветствовала Лела решение своей дочери и, помахивая приветливо членам французской семьи, продолжала с ними милые разговоры, узнавая интересующиеся ее подробности.

— Ну хорошо, доченька, раз вы так решили без моего на то согласия, в таком случае я оказываюсь в вашей беседе лишним и удалюсь, не мешая вам в общении.

— Ну вот и очень хорошо, Бежан, иди отдыхай, а мы тут поболтаем еще о многом без тебя, — предложила Лела, — если захочешь поужинать, то найдешь все необходимое на кухне, на столе, плите и в холодильнике.

— Огонь и лед, и плаха, весь арсенал для удовольствий и контрастных экзотических ощущений, — подумал вдруг Бежан, и, помахав рукой за наблюдающими за ними через экран монитора компьютера своей дочери зятю и его сородичам, удалился в свою комнату.

— Это что за концерт ты вытворял перед нашими новыми родственниками, Бежан? — пожаловалась позднее жена мужу.

— Лела, не начинай опять, прошу тебя. Просто для меня это явилось сногсшибательной неожиданностью, вот и все.

— Какой неожиданностью, я разве не говорила тебе об их отношениях. Не помнишь небось? Вот поэтому и говорю тебе, что ты абсолютно не в курсе дел, творящихся в твоей семье.

— А ты у меня на что?

— А вот на то, тогда не удивляйся и не возражай тем сюрпризам, которые тебя подстерегают, время от времени в твоем доме.

— Да уж, время от времени?

— Но тебя сегодня ждет еще один сюрприз.

— Что — еще один? О боже, какой же еще? — взмолился Бежан.

— Но прежде я ожидаю от тебя обещанного от тебя сюрприза.

— Смотри-ка а, помнит, — едва слышно пробубнил себе под нос муж Лелы.

— Еще бы, если и их бы от тебя не было, то какой толк был от тебя?

— Лела, прекрати сейчас же меня подстрекать, иначе никаких сюрпризов от меня не дождешься, — пригрозил муж.

— Ой, ты мой родной и любимый, ты ведь знаешь, насколько сильно и страстно я тебя люблю, — как всегда не подводившая интуиция выручила Лелу и на сей раз, она успела прибегнуть к ней и поцеловать своего Гулливера, приподнявшись на пальчиках своих ног.

Бежан немного растаял.

— Ты это всерьез? — переспросил он ее, пристально глядя ей в глаза.

— Ну, конечно же, мой Гулливер, — подтвердила Лела, добавляя ему еще в десерт, дополнительные поцелуи. Лучше скажи мне, в каком кармане у тебя этот сюрприз для меня? — поплыла улыбка по лицу Лелы.

— Обещаешь сегодня быть вежливой и любящей женой? — подстраховался Бежан.

— Ну, конечно же, а когда я бываю другой по отношению к тебе, мой слоненок? — продолжала липнуть к мужу Лела.

— В левом внутреннем кармане куртки, — вытянула Лела информацию у своего мужа.

Вскоре Бежан услышал радостный визг и крик своей жены из прихожей. Радостно удерживая в своих руках пять зеленых купюр высшего номинала она поспешила повиснуть на шее своего мужа.

— Вот те на, пожалуйста, женщина, — мелькнула у него мысль.

— Мама, что с тобой случилось, почему ты так кричишь, не упала или не ушиблась? — испуганным голосом поинтересовалась выбежавшая вместе со своей собачкой Евой ее совершеннолетняя дочь.

— Нет, дочь, посмотри, какой сюрприз нам твой папа преподнёс, — радостно визжала Лела, успев слезть с шеи мужа и показывая дочери причину своей радости.

— Ко дню победы, наверное? — заключила дочь, улыбаясь.

— Шнурки, да успокойтесь вы наконец-то хором кричать, — возмущенно бросил родителям вышедший из своей комнаты сын, — ваши крики слышны даже под моими наушниками. Так вы всех наших соседей распугаете, а еще не дай бог кто из них надумает патруль вызвать.

— Хорошо, сын, не будем больше, — пообещала Лела, все еще по инерции находясь под эмоциями, полученными от сюрприза мужа.

— У нас тоже есть для тебя сюрприз, пап, — попробовала перебить радостное настроение своих родителей их младшая дочь.

— Что, еще один сюрприз? — испугался Бежан, — может, хватит на сегодня?

— Пошли, па, — взяла за руку дочь отца и поволокла его в другую комнату.

— Это еще кто? — с расширенными зрачками возмутился Бежан, увидев черного щенка — дворняжку.

— А это Адам для нашей Евы, — пояснила Натия, — его хотели убить ребята во дворе, закидывая его камнями, а я пожалела его и решила спасти его от них, — посмотри какой он милый, па.

— Очень милый, просто слов нет, доча, мне двуногих животных и дома хватает, а теперь и четвероногих у себя разводить.

— Па, ну посмотри, какой он милый, — убеждала дочь отца, прижимая к груди ласково скулившего черного щенка.

— Вы что здесь, с ума все посходили в мое отсутствие, — завопил хозяин дома.

И вот пошло и понеслось, волны женского обаяния, просьбы и мольбы накрывали гнев Бежана один за другим.

И нужно сказать, что далеко не самая последняя роль отводилась в этом и Еве, явно привязавшейся к своему новому подопечному.

— Ну посмотри, как тебя просит об этом Ева, — предложила Натия, — хотя бы ее пожалей, ей ведь скучно одной у нас в доме, ей даже поговорить не с кем.

— Да, а вы? — возмутился сильный мужской голос.

— А что мы, па, человеку нужен человек, а собаке собака, — пояснила дочь, — подумаешь, пусть он поживет вместе с Евой некоторое время, а потом мы их обоих на дачу отвезем.

— Там есть у нас уже Рекс, и хватит, есть кому сторожить. Он вот с Евой еще никак общий язык не найдет, а тут теперь еще и Адам.

А где он будет жить у нас, хорошо?

— Временно, в комнате Лии, — пояснила Натия, — а потом отправим его к нам на дачу. Ведь если мы его сейчас выставим на улицу, его плохие ребята убьют, — разве тебе не жалко его.

По телевизору в это время шел известный художественный фильм «Отец солдата», и к этому моменту семейной разборки показывали фрагмент, когда отец солдата, указывая в сторону стоящего маленького мальчика, обратился к командиру танкового экипажа — Вот немецкий мальчик, иди, стреляй в него.

— Что я, фашист, что ли, — прозвучало в ответ.

— А ты фашист, Бежан? — с удивлением спросила Лела.

— Ай, делайте что и как вам угодно, — махнул хозяин дома рукой, — все равно мне не жить с вами, — и удалился в свою комнату.

Позже, погружаясь во владения царства сна, Бежан, почувствовал со спины, прижавшееся к нему легкое женское тело.

Обняв плечи мужа правой рукой, она едва слышно шепнула ему на ухо.

— А теперь, мой любимый, самый главный сюрприз, венец всему, если хочешь, можем перебраться в комнату примирения?

В ответ послышалось слабое едва слышное поскуливание, очень похожее на собачье.

Так, будучи видящим себя собакой во сне, он отказывал своей подруге собачке в ее трепетном желании сакрального общения.

XI

Казалось, длинная трель телефонных гудков превратилась в долгую песнь неведанных и неизвестных до селе птиц диких лесов.

Причем, словно отличающиеся друг от друга звонки, проголодавшиеся и соскучившиеся по ответам своих собеседников, начали словно переговариваться уже между собой.

— Ну, где же вы до сих пор, — ворчал мысленно негодующий протест мужским голосом, — попередохли все разом, или что?

— Ало, третий слушает вас, — послышался наконец нежный голос молодой девушки, словно в последнюю предсмертную секунду, отказавшийся от смертельного приговора.

— Здравствуйте, беспокою вас, из подконтрольного вами объекта, наш офис открывается.

— Какие номера объектов.

— Тридцать три ноль тридцать и двенадцать ноль двенадцать.

— Ваше имя.

— Малхаз.

— Мирного дня желаю вам, Малхаз.

— И вам также, — послышался ответ.

Хм, хороши пожелания, с делом разнящиеся, — мелькнула мысль, — ничего не скажешь. Ну хорошо, будем собираться, ничего не поделаешь, обстоятельства иногда властвуют над нами.

Прихватив с собой отобранную связку ключей, мобильный телефон и проксим карту, для прохождения через турникеты верхнего и нижнего этажей, не выспавшийся сторож офиса нехотя отправился в свое первое утреннее рабочее путешествие.

Предстояло открыть офис с нижнего его входа и с верхних этажей.

— Привет, Тамаз, — поприветствовал голос своего коллегу по нижнему офису, приглашенному со специальной одной из охранных компаний города.

— Привет, Миша, что угрюмый с утра? — поинтересовался коллега, улыбаясь.

— Ты такие вопросы задаешь, что просто неудобно отвечать, — вспомнил коллега известные слова одного из известнейших актеров небезызвестногокинофильма. — Будто бы не знаешь, от чего собака, в жизни бывает кусачей.

— Как от чего, от жизни собачьей, конечно же.

— Нее, от малиновой, а не от собачьей.

— А когда это собаки любили малину? — удивился Тамаз, не сразу поняв шутку коллеги.

— То-то и оно.

— Сегодня какой у нас распорядок рабочего дня, Миша.

— Как всегда, по субботам укороченный день, поэтому офис открываю, хотя и без этого пришлось бы, так как показания водяного счетчика нужно взять и здесь, и наверху.

— Да уж, как говорится не было печали…

— Ну да, делать-то им, нашему начальству, больше нечего, нежели давать нам новые глупые поручения.

— Лучше бы немного зарплаты бы вам прибавили, а то…

— Ай, перестань, Тамаз, ради бога, не сыпь уже, как говорится, соль на рану. Лучше на свое начальство жалуйся по этому поводу, которое только и норовит словить вас хоть на каких-то прегрешениях, чтобы удержать с вас от зарплаты.

— Да, не говори, они, мало того что на каждого из нас троих, дежуривших здесь по шестьсот лари имеют, перечисляемых от вашей компании, так еще и с нас кровь сосут и постоянно теребят нас по рации и по ночам не ленятся, по несколько раз на машинах заезжают и проверяют нас.

— Лучше пусть прибавку к зарплате дают, чтобы на такси ездили, а то вон твой детский велосипед, как уже износился и постарел.

— Не говори, слушай, хорошо что хоть он мне в помощь сгодился в эти нелегкие карантинные дни и в условиях комендантского часа. Вот Григорию, например, генералу нашему — хорошо, так как живет неподалеку и пешком сюда добирается. А вот Малхазу тяжелее добираться с другого конца города, и потому мы перешли на двухсменный рабочий график. А что же еще остается делать?

— Да уж, такова жизнь, и все время под нее приходится подстраиваться. Хорошо Тамаз пошел я наверх обходить офис, включать освещение по коридорам и брать показания с верхнего счетчика траты воды.

— Ну, как говорится, с богом, — напутствовал коллега.

— С богом, встретимся еще не раз, эти двое суток вместе ведь дежурим.

— Ага, точно.

Один из новых больших пассажирских лифтов, турецкого производства грузоподъемностью в тысячу килограммов рассчитанный до тринадцати пассажиров, тоже казалось подвергся карантинным ограничениям, так как у входа на каждого этажа офиса висели объявления об ограничении количества пассажиров в масках не более четырех человек.

Но зато ездить на нем, по сравнению, со старыми, изношенными и амортизированными уже давно, советскими лифтами, было одно удовольствие.

Новые скоростные кабины обоих лифтов компании — как большого, так и малого, — бесшумно и с ветерком мчались по вертикальным просторам офиса.

Входя через верхний вход в офис, на восьмом этаже, на парапете одного из входных мостом, была установлена металлическая коробка с закрывающимся на замок верхней откидной крышкой.

Открыв эту крышку в очередной раз и взяв утренние замеры водяного счетчика, сторож заметил улья диких ос. Интересно было наблюдать, как у этих насекомых начинается утро их трудового дня, во многом схожего с человеческим.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Батоно — уважительное обращение к мужчине в Грузии

2

Лар — денежная единица в Грузии

3

Чурчхела — национальный грузинский продукт с орехами и мамалыгой из виноградного сока.

4

Сулгуни — один из сортов сыра в Грузии.

5

Чахохбили — национальное блюдо Грузии.

6

Хачапури — выпечка из муки и сыра.