Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры

Савелий Баргер

Эти рассказы, сказки и миниатюры читаются на одном дыхании. Все рассказы написаны остроумно, с блеском, но в то же время заставляют думать и сострадать героям. В каждом живые описания мыслей, чувств, ощущений, разноплановость. В гармоничной пропорции перетекают одно в другое юмористические и леденяще серьезные сцены, глубокая интересная история и картинные описания. Иногда книгу приходится откладывать в сторону, чтобы перевести дух и осмыслить прочитанное.

Иллюстратор Наталья Шангина

© Савелий Баргер, 2017

© Наталья Шангина, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-1300-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы про Семёна Петровича

Рог

У Семёна Петровича вырос рог. Добро бы выросли густые ветвистые рога, как у оленя! Единственный рог вырос кривым, закрученным направо, прямо над правой залысиной. Ну, если бы прямо на лбу, прямой и красивый, как у Единорога! Всё-таки мифология и всё такое прочее…

Первой под подозрение попала жена, всё-таки 17 лет вместе. Разговор с пристрастием результата не дал, кроме расцарапанной щеки и шишки на лбу у Семёна Петровича, перед разговором жена стряпала пирожки с рисом и яйцами и держала в руках скалку. Семен Петрович поблагодарил Судьбу, что жена не готовила свиные отбивные перед разговором, держа в руках кухонный молоток, и активно исполнил супружеский долг, которым манкировал уже длительное время, перебиваясь мимолётными встречами с сослуживицей Клавдией, которая любила шоколадные конфеты «Грильяж», от которых у Сёмы были изжоги и развивался (он был уверен!) гастрит.

Пришлось купить шляпу, что пробило брешь в семейном бюджете и вызвало истерический смех у жены и ироническую улыбку у Клавдии: «Ты в шляпе прямо как Д'Артаньян, Семён!» Семён Петрович подумал, что если рог будет расти, ему придётся покупать сомбреро и он будет похож на Чунчу-барабанщика из старого художественного кино.

По ночам рог чесался, будя мысли и бессонницу. «Пантокрину из него наделать, что ли?!», но весной рог не захотел отваливаться, всё-таки не маралий. Семён Петрович посмотрел телепередачу, что-то про животных. В передаче рссказывалось про исчезающих от браконьеров африканских носорогов и ценности для народной медицины Востока носорожьих рогов. Пришлось пойти в хозяйственный магазин, где был куплен рашпиль. «Как хорошо, что с кальцием у меня порядок», — счастливо улыбался в тисках Семён Петрович, пока жена елозила ему рашпилем по лбу. К реализации опилок пристроли Сёмину тёщу и рассчитывают года за три выплатить ипотеку и отдать долг соседу Вайнштоку, задолбал уже напоминать!

Колодец

Семен Петрович посадил дерево, построил дом и вырастил сына. Вообще-то, вырастил он не сына, а дочь, точнее, растила её бывшая жена Семена. Вместо дома у него была небольшая квартирка, которую он не строил, а успел получить у государства. Деревьев, правду сказать, была целая роща, но и вырублено Семеном Петровичем деревьев было немало, дров он наломал в молодости и в зрелом возрасте достаточно. Есть что вспомнить на пенсии, есть! Досадная обязанность просиживать на службе штаны не очень тяготила Семена Петровича. Что трудного в перекладывании бумаг справа налево, а потом наоборот — слева направо? Ну, иногда бумаги поступали сверху и на них надо было отвечать, а для этого бумаги спускались вниз и приходилось ждать на них ответы.

Приходилось ездить по утрам на работу. Семен Петрович привычно вышел из дома, чтобы пройтись пять минут до метро, дальше его ждала поездка с двумя пересадками. Толпа спешила, толкалась. Двери вестибюля станции упрямились, но поддавались напору. Турникеты привычно отсчитывали поездки, иногда щелкая своими клыками. Перрон станции был плотно заставлен людьми с одной стороны, идущие в центр поезда плотно утрамбовывались, челюсти дверей безжалостно щелкали плечи застрявших в проеме. Подошел поезд из центра, в вагоне вольно сидели шестеро и Семен Петрович неожиданно шагнул внутрь. Через пять остановок «… конечная! Просьба освободить вагоны, поезд дальше не идет.»

Остановка автобусов рядом с метро, всем ехать в центр, пустые салоны заполняются мгновенно. А через дорогу железнодорожная платформа, туда Семен Петрович и направился. Подошедший вагон электрички оказался пустым, в него и шагнул. Пару часов Семен Петрович наблюдал наступающий за окном рассвет. Звонок мобильного попытался вернуть его в действительность, но телефон был решительно выключен и Семен Петрович вышел на пустую платформу.

«Дочка звонит только поздравить с днем рождения, даже денег никогда не попросит, встретиться не предлагает, в гости не пригласит. Чёрта ли мне в посаженных деревьях, лесник я, что ли? Добро бы фруктовый сад, а то ведь сажал только тополя и березки. Все сажали и я сажал, что люди — то и я. Дом… квартира… Волком выть вечерами, в выходные и праздники. Соседи не зайдут и соль попросить. Черти их видели, соседей, а я и не знаю, кто такие.»

Семен Петрович устал уже два или три часа шагать вдоль проселка, дорога пошла вдоль единственной разбитрй улицы заброшенной деревни — десяток дворов и только из трубы одного дома шел дым. Во дворе женщина развешивала выстиранное белье.

— Можно у вас чуть-чуть обогреться? И пить хочется.

Внимательно всего осмотрела.

— Обогреться — только дрова наколоть надо, печка скоро прогорит. И воды я не успела набрать, а колодец через два дома. Принесете?

Березовые чурбаки кололись на удивление легко, а принести пару ведер воды из скрипучего колодца — что проще?

Совесть

У Семёна Петровича не было совести, совсем. Ему жена часто говорила:

— Совсем у тебя, Семён, совести нет! Ты опять посуду за собой не помыл и у тебя есть другая женщина.

А другая женщина Семёну Петровичу тоже:

— Совсем у тебя, Семён, совести нет. Когда уже ты со своей мымрой разведешься? Я от тебя, Семён, ребеночка родить хочу!

Начальник Семёну Петровичу замечание делает:

— Вы, — говорит, — Семён Петрович, опять на работу опоздали и проект вовремя не сдали. Вы, — говорит, — Семён Петрович совесть потеряли. Из-за вас, Семён Петрович, весь отдел без премии остается!

— Петрович, у тебя совесть есть? Ты когда долг отдавать собираешься? — сослуживец в обеденный перерыв спрашивает.

Идет Семён Петрович по торговым рядам, картошку-моркошку покупает, чтобы жена ему борщи-солянки всю неделю варила. Стоит в торговом ряду пожилой мелкий мужчина в серенькой кепке-плевке, перед ним ряд баночек и на каждой фломастером написано «Совест».

— Чо за фигня? — спросил Петрович мужчинку.

— Кому фигня, а кому не хватает. Кто-то потерял, кто-то запачкал, у кого-то совесть заболела. Разное бывает. Бери, раз спросил, что это — тебе нужда есть.

Подумал Семён Петрович и отвалил мужичку половину своей небольшой премии.

— Ты это, сразу всю не глотай, прими в три приема в течение дня. Если сразу всю употребить — заболеть можно.

— А она годная? — только и спросил Петров, перед тем, как положить совесть в пакет с конфетами.

«Седых волос нажил вокруг проплешины, а ума не случилось,» — переживал Семён Петрович. «То она ноет, то спать не дает, ворочаешься всю ночь. С женой-мымрой разошелся, а другая женщина сама ушла. Сказала, что она не кухарка и не посудомойка, а про ребенка это было просто так, минутная слабость. На работе хватаюсь за каждый проект и тяну всю группу, как вол. Где, интересно, совесть у начальника, когда он премии распределяет? До смешного — в метро место уступаю старикам и женщинам, эта дрянь как зуд в заднице — усидеть не дает! Купил себе развлечений. И этот хрыч, что подсудобил мне совесть в торговых рядах, с каким бы удовольствием я ему фофанов бы надавал! Не приходит, гад, больше на рынок!

Душа

— Здравствуйте! Я по объявлению в «Всё для вас». Продаете душу? Удобно вам встретиться на «Бауманской»? Не беспокойтесь, я вас узнаю.

Семён Петрович взволновался немного. «Ну что ж… Встречусь, поговорим. Чем не шутит этот… пока лучше не загадывать.» Прошло уже две недели, как он написал в газету бесплатных объявлений и указал свой телефон. «Можно будет сказать, что это юмор. А с другой стороны — может и не юмор!»

На платформе метро к Семёну Петровичу подошел молодой мужчина в черных джинсах, серой ветровке и синей бейсболке.«Рога прячет! А серой совсем не пахнет. Хотя, при современных дезодорантах…» Поднялись наверх и расположились в пустынной в ранний час кафешке, незнакомец заказал себе кофе, Семён Петрович чуть поколебался и попросил официанта принести рюмку водки.

— Сколько вы хотите?

— Дешево смысла нет… Три лимона, я считаю — в самый раз, — ответ был быстрым, видно, что сумма была продумана и много раз подсчитана. — Три миллиона будет в самый раз. А позвольте полюбопытствовать, почему вы один? Где же ваши э-э-э… спутники?

— Какие спутники? А… Начитались, понимаешь, Булгакова. Или вы Гёте предпочитаете? Вы наверняка у меня искали рожки, копыта и принюхивались, не пахну ли я серой. Детские глупости, скажу я вам!

В образовавшейся паузе незнакомец прихлебывал свой кофе, а Семён Петрович заказал себе еще одну водку.

— Ну что, три миллиона рублей — достойная цена за приличный товар. Но за приличный. Скажите, вы святой? Праведник? Вас зовут Иоанн Кронштадский? Вы оцениваете свою душу достаточно высоко.

— Вы знаете, уважаемый, я все-таки продаю не антикварный столик или однушку в Подмосковье, а бессмертную, с позволения сказать, душу. Заметьте, мою душу! Позвольте поинтересоваться, ваша цена? Что вы предлагаете?

— Да ничего я не предлагаю. Почему-то все желают продать, получив деньгами или выговорить нечто особенное — успех у женщин, вечную молодость, жизненных сил…

— Деньги. И только наличными, — угрюмо заметил Семён Петрович и заказал еще водки.

— Милейший, у вас достаточно потрепанный товар. Разве что хорошо проспиртованный, но откровенно сказать, на качество сие не влияет. Бессмертие — оно бессмертие и есть.

Но бросим пустопорожнее. Что вы все-таки имеете предложить? Вы обладаете уникальными душевными свойствами? Вы талант в музыке, литературе? Пишите стихи? Может быть вы непризнанный научный гений? Что-то я сомневаюсь.

— Ну, гением я себя не считаю, как и совершенным дурнем. А что, вас интересуют только таланты и гении?

— Вы представить себе не можете, сколько народа желает продать. А оно разве того стоит? В подавляющем числе случаев решительно нет. К чему платить за то, что все равно будет твоим? А вот уникальный талант, душа святого или праведника, гений, решивший трудную научную задачу…

— Например?

— Вы конечно слышали про Паганини. Или вот Марк Шагал.

— Значит, слухи про Николо Паганини — вовсе не слухи…

— Нет, не слухи. Вы думаете, стать скрипачом-виртуозом такого уровня — это кот начхал

Семён Петрович вспоминал. Были в воспоминаниях и стыренный в магазинчике пакет с конфетами, правда, было это в далеком детстве. Вспомнил Сеня и Ларису, которой обещал жениться, да так и не выбрал для этого времени. А как он бежал по ночному городу, оставив Сережку Шмелева одного против компании гопников?! И почему-то привязалась в воспоминаниях не отданная Петровичу пятихатка, взятая в тяжелый момент на опохмел.

— Вернее всего, мне следует снять свое предложение о продаже, — голос у Семёна Петровича стал особенно тусклым…

Семён, не моги!

Семён Петрович стоял перед дверью, на которой висела надпись «Посторонним вход». Семён Петрович знал, что надпись не может висеть. Надпись должна быть крепко прибита сильными гвоздями к табличке. И нечего её заляпывать мелом и гипсом, чтобы «воспрещен» смутно проглядывала через слои. Семён Петрович не знал, чем «воспрещен» отличается от «запрещен», надпись не проглядывала и не читалась. Она вообще не могла читать сама себя.

Семён Петрович вошел в надпись, открыв для этого дверь. «Если вход воспрещен», могли бы закрыть на ключ», — успокоил себя Семён Петрович.

За надписью «Посторонним вход» была надпись «Не влезай-убьет» и Семён Петрович тут же стал влезать. Он давно хотел убить хулигана Морозова, который давным-давно подло разбил ему нос. Семён Петрович влезал и думал: — «Убьет или убью — это мы посмотрим. Сколько лет прошло, я стал сильнее, посмотрим-посмотрим!»

Семён Петрович уже совсем влез и оказался под стрелой, прямо под табличкой «Не стой под стрелой!» Семён Петрович содрогнулся, увидев стрелу — толстую, острую, тяжелую. Стрела застряла прямо в яблочке. «Это стрела Телля, а яблоко стояло на голове его сына. Если бы ЭТО яблоко упало на голову Ньютона, вряд ли он открыл бы закон своего тяготения, он скорее бы в Бедлам отправился.

Семёну Петровичу надоело блуждать под всеми этими «Посторонним запрещен», «Не стой» и «Не влезай-убьет» и он отправился домой. «Хотя бы там я могу спокойно поковырять в носу, громко рыгнуть и не менять носки. Только там я могу закусывать водку пригоршней квашеной капусты из чана и съесть рыбу ножом», — гордо подумал Семён Петрович и услышал ехидное «Ну-ну!»

Одиночество

Семён Петрович привычно пришёл после работы в пустую квартиру. Жена Людмила часто стала уезжать в командировки вместе с соседом и сослуживцем Мовсесяном. Надо бы поговорить, раставить точки над ё, но квартира, мебель, дача под Тверью вязали путами и делали язык ватным.

Семён Петрович не стал доставать салат «Столичный» из пластиковой коробочки, и так сойдёт, поставил разогреваться суп харчо в СВЧ и положил перед собой томик Пастернака. Вчера был Мандельштам, позавчера Бродский. Завтра Семён Петрович планировал замахнуться на Бодлера. Людмила не любила поэзию, а согласитесь, читать поэтов Серебряного века под Стаса Михайлова неуютно. Семён Петрович поставил диск: Сарасате, Глюк, Дебюсси, и начал ужинать. Портвейн белый красного камня, к нему бы шевре и горгонзоллу, не Костромской и копчёный плавленный, но тем не менее…

Страница за страницей, трек за треком, рюмки бежали своей чередой. Семён Петрович все больше уставал от Пастернака, но на Стаса Михайлова не согласился бы ни за какие коврижки! Чуть шатаясь, он подошёл к музыкальному центру и поставил диск с Лепсом. А впереди ждал своей очереди «Лесоповал».