Игра случая в истории искусства. Генерируй то, генерируй это

Р. В. Лукичев (2017)

Монография посвящена малоизученному в России феномену — генеративному искусству или ген-арту (англ, generative art). Этим термином обозначают совокупность художественных практик, предполагающих создание творческого материала посредством автономных систем. В исследовании впервые предпринимается попытка воссоздать историю развития ген-арта как самобытного явления в искусстве России XX — начала XXI в. Автор изучает проблему зарождения генеративного искусства и, вопреки мнению, распространенному в зарубежной научной традиции, усматривает его истоки в творчестве не только дадаистов и сюрреалистов, но и мастеров классического русского авангарда, а также в экспериментах ведущих советских специалистов по кибернетическому моделированию 1960-1980-х гг. В книге дается комплексный обзор техник и приемов, основанных на принципе случайности. Особое внимание уделено анализу работ современных российских художников-«генеративистов», а также осмыслению природы генеративного искусства как сложного междисциплинарного феномена в контексте актуальных научно-философских концепций.

Глава 2

Ген-арт в искусстве России ХХ — начала ХХI века

2.1. Экспериментариум советских кибернетиков

Казалось бы, ген-арт — феномен, которому едва ли удалось бы органично вписаться в художественную жизнь советского периода. Однако начавшийся компьютерный бум послужил благодатной почвой для его становления и развития. Первая в СССР цифровая вычислительная машина — МЭСМ (малая электронная счетная машина), всего на несколько лет отставшая от американских «Марк-1» и «ЭНИАК» (созданных в 1944 и 1946 годах соответственно), была сконструирована на базе АН УССР под руководством академика С. А. Лебедева (1902–1974) в 1950 году. Это ознаменовало начало нового этапа в научной, экономической, социальной жизни страны, для которого были характерны бурное развитие компьютерных технологий и становление кибернетики как науки.

Академик А. И. Берг (1893–1979) определил кибернетику как науку об оптимальном управлении сложными динамическими системами на основе математики, логики и ЭВМ. «Кибернетика имеет основной целью помочь человеку повысить эффективность своей деятельности по управлению сложными, часто — быстро протекающими и трудно управляемыми процессами»⁸². На конец 1950-х — 1970-е годы пришелся своего рода «кибернетический бум», связанный с повсеместным применением ЭВМ и принципов кибернетики в самых разных областях — в медицине, биологии, математике, физике, экономике, технике, лингвистике, педагогике.

Актуальная на тот момент тенденция не могла обойти стороной и художественную сферу. Как утверждал академик, вице-президент АН УССР В. М. Глушков (1923–1982), «система „человек — машина“ вполне жизнеспособна в области искусства. На конгрессе в Эдинбурге ИФИП-68 (IV конгресс Международной организации по обработке информации) выделили в отдельный симпозиум проблему применения машин в искусстве»⁸³. Слова академика свидетельствуют о том, что к концу 1960-х годов проблема использования компьютерных технологий в искусстве вышла за пределы отдельно взятых творческих лабораторий и получила более широкую огласку, вызвав ожесточенную полемику между сторонниками и противниками новых веяний.

Ярые противники компьютеризации сферы искусства говорили о неизбежной «элиминации художника как творческой личности»⁸⁴, а по сути рассматривали эксперименты, проводившиеся на стыке художественной и научно-технической областей, в качестве очередных, «неоавангардных» проявлений формализма, с которым марксистско-ленинская эстетика всегда вела непримиримую борьбу. Такие авторы, как Ю. А. Филипьев и А. С. Митрофанов, считали, что «кибернетический сайентизм прокладывает дорогу новым формам формализма»⁸⁵, что все это — «формализм, рядящийся в новую тогу кибернетически-математического анализа»⁸⁶. «Формалистическое кибернетическое антиискусство»⁸⁷, по их мнению, как бы прикрывалось маской технической новизны и актуальности: «В области формалистического трюкачества компьютеры оказались как нельзя кстати — современные авангардисты, освоив новую вычислительную технику, приобрели статус научной рентабельности»⁸⁸.

Однако не все советские исследователи давали столь негативные оценки; многие из них, напротив, положительно отзывались о применении кибернетических методов в творчестве. «Машинное искусство рассматривается как инструмент модификации эстетического сознания и как средство стимулирования новых форм художественного опыта»⁸⁹, — писал С. А. Завадский. Другой автор — И. Б. Гутчин — говорил о необходимости «частичной автоматизации творческого процесса»⁹⁰ средствами ЭВМ и полагал, что, если удастся передать рутинную работу машине, «художник, быть может, поднимется на невиданные ступени мастерства»⁹¹.

Позже Гутчин в соавторстве с Б. В. Бирюковым, обобщая и осмысливая обширный материал в книге под названием «Машина и творчество», приводит наглядную классификационную схему «Кибернетические методы в искусстве», согласно которой существовало несколько главных векторов: стихосложение, музыка, художественное восприятие, а также ряд иных творческих областей. В рамках стихосложения авторы называют анализ метра и ритма, анализ стилевых характеристик, создание каталога рифм и синтез стихотворных текстов в качестве ключевых функций, выполняемых посредством ЭВМ. Блок «Музыка» подразумевает сочинение мелодий заданного стиля, сочинение аккомпанемента, гармонизацию мелодий и проверку задач по гармонии на ЭВМ. Что касается художественного восприятия, то здесь Бирюков и Гутчин указывают на возможность посредством компьютера формализовать работу жюри, моделировать анализ восприятия, шкалировать эстетические оценки и измерять стили. Наконец, в разделе «Некоторые другие направления» ученые перечисляют автоматизацию архитектурного проектирования, анализ драматургических построений, синтез мультипликационных фильмов, создание скульптурных портретов и высококачественное копирование произведений искусства⁹².

Выделив из этой схемы музыку, поэзию и мультипликацию, мы дополним перечень дизайном и изобразительным машинным творчеством. Названные виды искусства имеют непосредственное отношение к ген-арту, ведь эксперименты в них проводились на основе специально написанных программ, алгоритмических конструкций, с использованием генераторов случайных чисел, наделявших машину ролью автора либо соавтора.

Отметим, что первоначально в СССР, как, например, и в США, компьютеры были достоянием крупных научно-исследовательских центров, и доступ к ним имели лишь специально подготовленные инженеры, программисты, математики. Именно поэтому первые попытки генерации творческого материала посредством компьютера принадлежали людям, далеким от сферы искусства: первопроходцами на поприще ген-арта выступали представители научного сообщества, зачастую движимые любопытством и желанием обозначить границы возможностей вычислительных машин. Это говорит об изначальной принадлежности генеративного компьютерного искусства к сфере science art и косвенно указывает на преобладание научно-технической составляющей над художественно-эстетической.

Как бы то ни было, львиная доля экспериментов подобного рода проводилась в музыке и поэзии, что легко объяснимо: «Музыка и стихи казались особенно заманчивыми для кибернетического моделирования, поскольку их структура наиболее просто формализуема: она содержит конечное число элементов и способов их соединения»⁹³.

Так, в 1961–1962 годах математики Казанского университета Р. Г. Бухарев и М. С. Рытвинская посредством машины «Урал» синтезировали мелодии «в форме восьмитактового периода в до мажоре (на белых клавишах рояля). В их работе выбор отдельной ноты зависит лишь от предыдущей, интервал выбирается случайным образом посредством таблицы случайных чисел в соответствии с заданным распределением частот»⁹⁴.

Год спустя «М. С. Рытвинская и В. И. Шаронов составили программу для гармонизации четырехголосными аккордами восьми-тактовых мелодий на электронной вычислительной машине „М-20“… Выбор элементов (определение гармонической функции ноты мелодии, длительность и высота ноты в присоединяемых голосах и т. д.) происходит с помощью программного датчика псевдослучайных чисел в соответствии с заданными правилами гармонизации»⁹⁵.

К 1967 году московский математик А. М. Степанов «разработал программу для сочинения и звуковоспроизведения двух-, трех — и четырехголосных полифонических композиций в соответствии с правилами канона простого и сложного контрапунктов строгого стиля… Сочинение происходит в два этапа: сначала составляется ритм, а затем — звуковысотные линии каждого голоса»⁹⁶.

Однако наиболее известными и признанными в музыкальной и научной среде оказались эксперименты Р. Х. Зарипова (1929–1991). Еще в 1959 году на машине «Урал» он синтезировал одноголосые музыкальные пьесы, получившие название «Уральские напевы». Затем на машине «Урал-2» Зарипов сочинил музыкальные пьесы, песенные мелодии, а также выполнил гармонизации мелодий.

Впоследствии Зарипов подытожил результаты своей многолетней деятельности, в ходе которой ему удалось сделать следующее: а) моделировать сочинение мелодий; б) моделировать сочинение песенного ритма; в) создать программу для гармонизации заданной мелодии, имитирующую учебную работу студентов музыкальных училищ и консерваторий и решающую задачи по гармонизации; г) создать программу для анализа студенческих решений задач по гармонизации и выявления в них ошибок, выполняющую функции экзаменатора и являющуюся прототипом обучающей системы; д) моделировать сочинение одноголосых вариаций заданной мелодии — темы вариации⁹⁷.

Если «в среде профессиональных музыкантов и музыковедов… почти утвердилось представление о позитивном значении кибернетического моделирования музыки для развития и совершенствования наших взглядов о природе музыкального творчества и его закономерностях»⁹⁸, то эксперименты по созданию „автопоэм“ «менее известны и вызывают более настороженное отношение»⁹⁹.

Недоверие к машинной поэзии, очевидно, обусловлено, с одной стороны, имевшим место фактом мистификации. В 1959 году в книге Н. Кобринского и В. Пекелиса «Быстрее мысли»¹⁰⁰ был опубликован перевод якобы сочиненного компьютером стихотворения «Ночь кажется чернее кошки черной…». Только через год авторы книги узнали, что это «мистификация американских юмористов»¹⁰¹. Стихотворение тем не менее успело получить известность в самых широких кругах и стало «предметом разбора достоинств и недостатков машинной поэзии»¹⁰². Только почти десять лет спустя Пеке-лис опубликовал статью в «Московском комсомольце», в которой сообщил читателям правду.

С другой стороны, причина настороженного отношения к машинному стихосложению кроется в смысловой бессвязности такого рода «стихотворной продукции». Исследователь С. А. Завадский в своей статье «Теория и практика „машинного искусства“» приводит в качестве примера переведенные с немецкого автопоэмы Г. Штеккеля, созданные посредством компьютера:

Автопоэма № 312

«Радостные мечты идут дождем

Сердце целует былинку

Зелень рассыпала стройных возлюбленных

Даль далека и меланхолична

Лисы спят спокойно

Мечта ласкает фонари

Мечтательный сон выигрывает землю

Грация зябнет, где это сияние забавляется

Магически танцует слабый пастух»¹⁰³.

Кстати, в стилистическом и семантическом аспектах здесь, в частности, прослеживаются отголоски дадаистских стихотворений, что свидетельствует об очевидном сходстве творческих результатов, достигаемых при использовании автономных систем, — неважно, являются ли источником «случая» игральные кости, «метод нарезок» или генератор случайных чисел.

С точки зрения большинства реципиентов, такие наборы бессвязных предложений едва ли представляют интерес: так, в одном из выпусков журнала «Литературная Россия» за 1969 год упоминалось о прошедшей в Лондоне выставке электронных машин, специализирующихся в разных областях искусства, на которой «машины-поэты не блистали, еще раз подтвердив, что вряд ли возможно автоматизировать такой вид деятельности, как оригинальное творчество»¹⁰⁴.

Тем не менее подобные эксперименты интересны как раз с позиции генеративного процесса; они проводились не только европейскими, но и советскими программистами. Начальный этап эксперимента сводился, главным образом, к введению в память ЭВМ определенного количества слов и их последующей категоризации. В примере, описываемом Бирюковым и Гутчиным¹⁰⁵, несколько сотен слов заимствовалось из сборника стихотворений О. Э. Мандельштама «Камень» и разбивалось на четыре раздела: 1) существительные и местоимения, 2) прилагательные и притяжательные местоимения, 3) глаголы, 4) наречия и существительные с предлогами. Каждое слово сопровождалось информацией о метре, рифме и грамматике. Далее формировался алгоритм, задававший правила, согласно которым строка стихотворения состояла из одного подлежащего, одного сказуемого, нескольких определений и обстоятельств.

В задании машине программист указывал нужное количество строк в каждой строфе, количество слогов в каждой строке, характер рифмовки. На основе полученного задания начинался процесс генерации стихотворного текста. «Сначала при помощи датчика случайных чисел из словаря наугад выхватывается слово с ударением на последнем или предпоследнем слоге в зависимости от задания. К нему подбирается рифмованное слово, после чего оба они ставятся на последние места в соответствующих строках будущего стихотворения. Когда окончания всех строк строфы заполнены, начинается (тоже случайным образом) подбор остальных слов, которые, после проверки на метрические и грамматические соображения, либо отвергаются, либо приписываются слева от первоначально выбранных рифмованных слов»¹⁰⁶.

В итоге были получены любопытные результаты, в целом схожие с переводными вариантами зарубежных стихотворений подобного рода:

«Вновь в кустах горят ресницы.

Ветер хрупкий светлый злой,

На столе желтели птицы,

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

82

Берг А. И. Основные вопросы кибернетики (Доклад академика А. И. Берга на заседании Президиума Академии наук СССР 10 апреля 1959 г.) // Электронная библиотека мультимедиа-ресурса «Музей А. А. Ляпунова». URL: http://elib.nsc.ru:8080/jspui/bitstream/SBRAS/5928/4/Berg1.pdf (дата обращения: 08.12.2013).

83

Глушков В. М. Кибернетика и творческий процесс // Литературная Россия, № 21 (333), 25 мая 1969. С. 17.

84

Митрофанов А. С. Кибернетика и художественное творчество. Философские проблемы кибернетического моделирования. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 165.

85

Там же. С. 159.

86

Филипьев Ю. А. Творчество и кибернетика. — М.: Наука, 1964. С. 7.

87

Митрофанов А. С. Кибернетика и художественное творчество. Философские проблемы кибернетического моделирования. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 173.

88

Там же. С. 159.

89

Завадский С. А. Теория и практика «машинного искусства» // Искусство и научно-технический прогресс. — М.: Искусство, 1973. С. 390.

90

Гутчин И. Б. Кибернетическое моделирование произведений искусства // Искусство и научно-технический прогресс. — М.: Искусство, 1973. С. 386.

91

Там же. С. 387.

92

Бирюков Б. В., Гутчин И. Б. Машина и творчество: результаты, проблемы, перспективы. — М.: Радио и связь, 1982. С. 116.

93

Переверзев Л. Б. Искусство и кибернетика. — М.: Искусство, 1966. С. 128.

94

Зарипов Р. Х. Кибернетика и музыка / АН СССР. Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика». Секц. филос. вопросов кибернетики. Секц. семиотики. — M.: Наука, 1971. С. 57.

95

Зарипов Р. Х. Кибернетика и музыка / АН СССР. Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика». Секц. филос. вопросов кибернетики. Секц. семиотики. — M.: Наука, 1971. С. 58.

96

Там же. С. 60.

97

Зарипов Р. Х. Моделирование на ЭВМ элементов творчества (на материале музыки). — М.: ВИНИТИ АН СССР. Научный совет по комплексной проблеме «Кибернетика», 1977. С. 9–10.

98

Завадский С. А. Теория и практика «машинного искусства» // Искусство и научно-технический прогресс. — М.: Искусство, 1973. С. 392.

99

Там же.

100

Кобринский Н., Пекелис В. Быстрее мысли. — М.: Молодая гвардия, 1959. — 388 с.

101

Пекелис В. История одной мистификации // «Московский комсомолец», 11 января 1968. С. 4.

102

Там же.

103

Завадский С. А. Теория и практика «машинного искусства» // Искусство и научно-технический прогресс. — М.: Искусство, 1973. С. 401.

104

Радунская И. Гулливер в стране кибернетиков // Литературная Россия, № 17 (329), 25 апреля 1969 г. С. 22.

105

Бирюков Б. В., Гутчин И. Б. Машина и творчество: результаты, проблемы, перспективы. — М.: Радио и связь, 1982. С. 120.

106

Бирюков Б. В., Гутчин И. Б. Машина и творчество: результаты, проблемы, перспективы. — М.: Радио и связь, 1982. С. 120.