Смерть миссис Вестуэй

Рут Уэйр, 2018

Юная Хэл Вестуэй едва сводит концы с концами, а потому письмо с сообщением, что умершая бабушка оставила ей огромное наследство – деньги и имение в Корнуолле, – кажется подарком судьбы. Правда, никакой бабушки из Корнуолла у Хэл никогда не было… Но ее это мало волнует: наследство – единственная надежда начать новую жизнь, и Хэл готова на все, чтобы его получить. Даже выдать себя за другого человека. Однако Хэл не подозревает, что сделала очень опасный выбор. Ведь за закрытыми дверями старинного мрачного дома, хранящего множество тайн, ее подстерегает смертельная опасность…

Глава 8

Таро Хэл научила мама, она запомнила изображения на картинках, еще прежде чем начала ходить, — улыбающаяся Жрица, строгий Жрец, жуткая Башня, где томятся погибшие души. И довольно часто, когда не было занятий в школе, а мама не могла найти никого, чтобы с ней посидеть, маленькая Хэл ходила в ее офис на пирс. Она тихо сидела за занавеской с книжкой, слушая, как мама ловко нащупывает верный ответ, и потихоньку, сама того не ведая, стала понимать ее тактику — то, как она задает наводящие вопросы, элегантно подбирает варианты. Брат… — клиент смущенно покашливает. Нет, подождите, кто-то вроде брата. Друг? Родственник?

Она училась, до какого предела можно говорить общо, когда лучше подать назад, если забуксовала. Запоминала, как мама никогда не настаивала на своем, если клиент упорно качал головой, как меняла тактику, как могла вдруг невозмутимо заявить: Впрочем, толкование этого образа я предоставляю вам. Возможно, его значение придет к вам позже, а может быть, это предупреждение на будущее.

Она много впитала, даже не прилагая для этого особых усилий. Но заняться гаданием самой… это, знаете ли, совсем другое дело.

Однако у нее не было выбора. Вскоре после ее восемнадцатилетия, в жаркий летний день, прямо у дома, мама погибла под колесами умчавшегося автомобиля, водителя так и не нашли. Хэл шатало от горя, и она сломалась.

Несколько недель спустя к ней пришел управляющий пирса мистер Уайт с предложением, даже не лишенным любезности: он сказал, что предоставляет ей выбор: отказаться от офиса или вести его самой. Но в разгар сезона место пустовать не может. Если она хочет, чтобы офис перешел ей, нет ничего проще. Однако тогда пора приниматься за дело. Стоял июнь, по пирсу днем и вечером сновало множество народу, и закрытые будки никому не сулили ничего хорошего.

И Хэл взяла мамины карты, включила неоновую вывеску и сама стала мадам Маргаридой.

С постоянными клиентами было легко. Она видела, как мама регулярно им гадала, слышала оброненные фразы о непостоянных мужьях, раздражительных начальниках, трудных детях. Со случайно забредавшими пьянчугами тоже было не так плохо, тут она могла блефовать напропалую, к тому же это, как правило, были отдыхающие, которые скоро уезжали навсегда.

Нет, беспокоили ее те, кто записывался на прием. Кто платил за целый час консультации, звонил заранее удостовериться, что она на месте.

С такими Хэл опускалась до того, чего никогда не позволяла себе мама. Жульничала. Ужас, сколько всего можно узнать в Интернете. До смерти мамы Хэл не пользовалась «Фейсбуком», но в те первые, полные неопределенности дни она создала аккаунт на вымышленное имя, взяв безобидную фотографию блондинки из «Гугл-картинок» и назвавшись Лил Смит.

Имя она выбрала сознательно. Оно могло быть сокращением от Лили, Лайла, Лилиан, Элизабет и множества других имен. Фамилия Смит была проста, как и непритязательная миловидность девушки.

Поразительно, с какой готовностью люди принимают предложение дружить от человека, которого никогда не видели, но часто ей не приходилось делать даже этого, так как режим конфиденциальности был настроен на открытость всем и каждому и она узнавала о семье клиентов, их работодателях, образовании, родном городе, не выходя из дома.

Когда поезд запыхтел на запад, Хэл открыла ноутбук и занялась Вестуэями, правда, живот у нее при этом сводило нервными судорогами.

Первое, что она нашла, было сообщение в «Курьере Пензанса» о смерти Эстер Мэри Вестуэй, родившейся 19 сентября 1930 года и умершей 22 ноября 2016 года в Клауз-Корт, что в Сент-Пиране. В коротком некрологе говорилось, что миссис Вестуэй была вдовой Эразма Хардинга Вестуэя, которому родила троих сыновей и одну дочь. Скорбят сыновья Хардинг, Абель и Эзра Вестуэи, а также внуки, — писала газета.

И что, предполагается, что она дочь одного из этих господ?

Ни Абель, ни Хардинг не оказались большими любителями «Фейсбука», но найти их сложности не представляло. Всего по одному результату на каждого. Хардинг с готовностью указывал своим родным городом Сент-Пиран и теговал своего брата Абеля. Когда Хэл пролистывала его аккаунт, разглядывая фотографии свадеб, крестин, семейных праздников и школьного детства, ком стоял у нее в горле. Она рассмотрела также жену Хардинга Митци Вестуэй (урожденную Паркер) и троих детей — Ричарда, Катерину и Фредди, от двенадцати до пятнадцати.

Абель был значительно моложе, приятный мужчина с аккуратной русой бородкой и волосами цвета темного меда. Его матримониальный статус был не очень понятен, но, просматривая фотографии в аккаунте, на многих Хэл заметила симпатичного голубоглазого мужчину, который именовался Эдвардом. В теге была фотография, где друзья гуляют по Парижу на День святого Валентина в 2015 году, и еще одна с какого-то торжественного мероприятия, где они, оба в черных галстуках, держатся за руки. Абель улыбался другу с какой-то затаенной гордостью. Прием в пользу сирот с Филиппин, — гласила подпись.

Оба аккаунта прямо-таки сочились уверенностью и благосостоянием, и у Хэл от тоскливой зависти заныло сердце. Она не увидела ничего сногсшибательного — никаких яхт, круизов по Карибскому морю. Но вскользь упоминались поездка в Венецию, лыжи в Шамони, частные школы, налоговое планирование; на слайд-шоу мелькали дети верхом на пони, внедорожники и снаряжение для поло, а в избранном пестрило от ресторанных блюд и семейных встреч.

Об Эзре не было ни слова.

Судя по «Фейсбуку», и у Абеля, и у Хардинга могли быть дети старше двадцати, но внимание Хэл привлекла отсутствующая дочь. Скорбят сыновья. А что случилось с дочерью?

Не зная имени, выяснить это было невозможно, а ни Хардинг, ни Абель сестру не упоминали. Коротко подумав, Хэл, а точнее, Лил Смит отправила предложение о дружбе старшему сыну Хардинга, Ричарду Вестуэю. Она сознательно выбрала не Абеля. У того всего девяносто три друга, и он не производил впечатления человека, который принимает непрошеные предложения о дружбе от незнакомых девушек. С Хардингом дело обстояло еще хуже — у него было всего девятнадцать друзей, и, похоже, он не заглядывал в «Фейсбук» почти четыре месяца. А вот у Ричарда было пятьсот семьдесят шесть друзей, и он только что запостил последнюю фотку на автозаправке под Эксетером.

Хэл только открыла другое окно, как замигало сообщение: Ричард принял ее предложение. Она вошла в его аккаунт и лайкнула первую попавшуюся фотографию — чумазый Ричард размахивает какой-то чашкой. Под фотографией написано: ОПЯТЬ обули Св. Варнаву в регби. Не иначе как у них блуждающий полузащитник — девчонка с волосатым лицом [задумчивый эмодзи]. Хэл закатила глаза и вернулась к поиску.

В кадастровом реестре она не нашла ничего об имении Трепассен, а в списках Регистрационной палаты там не значились никакие фирмы. Такого названия не было также ни в списке домов престарелых, ни в списке инспектируемых заведений общепита. Все говорило за то, что Трепассен — просто частная собственность. Но в «Картах» «Гугла» Хэл его нашла и открыла сначала в «Гугле» «Планета Земля», а потом в режиме просмотра улиц. Последний оказался малоинформативен, она разглядела лишь сельскую дорогу, вдоль которой тянулась длинная кирпичная стена, сзади облепленная тисовыми деревьями и рододендронами, заслонявшими все остальное. Хэл «прошлась» по дороге пару миль в обоих направлениях и в конце концов наткнулась на кованые железные ворота, которые высились прямо посреди дороги, но снимок был сделан не под тем углом, и дома вообще было не увидеть. Она вернулась на «Планету Земля».

Нечеткое изображение было к тому же слишком мелким, чтобы рассмотреть что-то, кроме крыши с фронтонами и обширной огражденной территории имения, где газонное покрытие перемежалось деревьями. Больше ничего увидеть не удалось, но во всяком случае, Хэл поняла, что имение большое. Очень большое. Скорее дом-музей. У этих людей есть деньги. Серьезные деньги.

— Ваш билет, пожалуйста, — ворвавшись в мысли, произнес голос над плечом, и, подняв голову, в соседнем отсеке Хэл увидела кондуктора в форме. Она достала из кошелька билет. — Домой на выходные? — поинтересовался кондуктор, компостируя билет, и Хэл, собравшаяся было покивать, вдруг передумала. Рано или поздно ей придется войти в эти воды.

— Нет, я… я еду домой на похороны.

— О, простите. — Кондуктор протянул билет. — Кто-то близкий?

Хэл сглотнула. Под ней разверзалась земля. Это просто игра, роль, сказала она себе. Ничем не отличается от того, что ты играешь каждый день. У нее перехватило горло, но она сумела выдавить:

— Бабушка.

В первую секунду эти слова показались тем, чем и являлись, — враньем. Но затем она соорудила на лице выражение… не скорби — это было бы слишком, — но некоей торжественной печали. И по телу прошла волна озноба, такой же озноб она чувствовала, когда впервые включила вывеску на офисе и начала представляться гадалкой.

— Весьма соболезную вашей утрате, — сказал кондуктор и, прежде чем пройти в следующий вагон, строго кивнул.

Хэл засунула билет в почти пустой кошелек, и тут поезд нырнул в туннель, отчего погас свет, так что какое-то время единственным источником освещения был экран ноутбука, да еще искры, выбиваемые колесами, шарашили молниями по почерневшим кирпичам туннеля.

Экран ноутбука светился изумрудом: необъятные газоны, узкая петляющая дорога… И вдруг Хэл захлестнуло бешенство. Как у одной семьи, у одного человека может быть так много? На территории Трепассена можно поселить не только целый дом Хэл, но всю улицу, да еще почти всю соседнюю. Подстричь газон стоит, наверно, больше, чем она зарабатывает за месяц. Да только ли это. Пони, поездки… И легкое отношение ко всему, как к чему-то само собой разумеющемуся. Разве правильно, что у одних людей так много, когда у других так мало?

Помигав, снова зажегся свет, и выскочило еще одно сообщение с «Фейсбука». Еще одно обновление Ричарда. Хэл нажала, и на весь экран открылась фотография: Ричард с семейством на фоне стены, выстеленной деревянными панелями, все гордо сияют. Хардинг с такой силой обнимает сына, что тот даже слегка скособочился.

Ричард разместил в избранном, гласила надпись, и, приблизив глаза, Хэл прочла: Вручение премий в Сент-А. У ма так зашкаливает гордость за сына, што как бы чево ни расколошматила. Па только што потвердил што наша сделка в силе — пять сотен за сданную математику и — ПРИВЕЕЕЕТ, Ибица!

Когда поезд выехал из туннеля на дневной свет, у Хэл опять свело живот, но теперь она знала, что назад уже не повернет.

Потому что спазмы свидетельствовали не только о переживаниях. И не только о зависти. Это было своего рода возбуждение.