Тайные общества русских революционеров

Рудольф Баландин, 2007

Кем были русские революционеры XIX века: искренними борцами за счастье народа или членами тайных обществ, в чем-то подобных масонским ложам? Где грань между классовой борьбой и террористической деятельностью? Автор этой книги дает читателю возможность проследить поистине крутые повороты судеб декабристов и народников, анархистов и социал-демократов. Их действия почти всегда оборачивались трагедией и для них самих, и для тех, кто их окружал. Так что их жизненный урок, по мнению автора, вызывает не только исторический интерес. Это еще и предостережение…

Глава 1. Трудные годы России

Размахом мысли, дерзостью ума,

Паденьями и взлетами — Бакунин

Наш истый лик отобразил вполне.

В анархии — все творчество России:

Европа шла культурою огня,

А мы в себе несем культуру взрыва…

…Поэтому так непомерна Русь

И в своевольи, и в самодержавьи.

И в мире нет истории страшней,

Безумней, чем история России.

Максимилиан Волошин

Предтечи революционеров

Когда, каким образом и почему возникли тайные революционные общества в России?

Для их появления и дальнейшего развития требовался целый комплекс условий, относящихся к материальной и духовной сферам (социальных, экономических, политических, идеологических, психологических). Большое значение имеют события, происходящие в других странах, и общий ход развития культуры и цивилизации.

Сразу же надо иметь в виду: революционные идеи если и проникают в страну извне, то не могут укорениться без благоприятной почвы.

Например, нынешние сторонники монархии (знающие о ней лишь понаслышке и признающие только панегирические источники) полагают, будто некогда наш народ поклонялся триаде «Бог, царь и Отечество», отличался феноменальным терпением и христианскими добродетелями, пребывая в смирении и послушании.

Волошин М.А.

Современные западники высказывают еще более нелепые суждения, ставя нам в пример «цивилизованную» Западную Европу, словно там удалось создать нечто подобное идеальному общественному устройству. Даже не желают знать, за счет каких злодейств, жесточайших войн, уничтожения множества племен и ограбления колоний обрели свои богатства едва ли не все эти страны.

Полагаю, позиции монархистов-почвенников и либералов-западников одинаково ложны. О них приходится упоминать только потому, что такие взгляды в наше время имеют немало сторонников.

Кто в России первым осуществил поистине революционные преобразования? Царь! Поэт-философ Максимилиан Волошин с полным основанием утверждал (поэма «Россия», 1924 год):

Великий Петр был первый большевик,

Замысливший Россию перебросить,

Склонениям и нравам вопреки,

За сотни лет, к ее грядущим далям.

Петр I

22 года спустя ту же мысль повторил в работе «Русская идея…» один из крупнейших наших мыслителей Николай Бердяев: «В Петре были черты сходства с большевиками. Он и был большевик на троне». Выходит, задолго до декабристов более радикальную «революцию сверху» осуществил сам царь. Не говоря уж о том, что множество русских людей предпочитали барщине буйную вольницу. «Русский народ, — писал Бердяев, — не только был покорен власти, получившей религиозное освящение, но он также породил из своих недр Стеньку Разина, воспетого в народных песнях, и Пугачева. Русские — бегуны и разбойники. И русские — странники, ищущие Божьей правды».

Когда речь заходит о первых тайных, официально запрещенных организациях, то обычно называют масонские ложи. Но в действительности все гораздо сложней. Вольнодумцев, выступающих против установленных порядков, у нас и прежде было немало.

На Руси в ХIV веке, например, была секта «стригольников». Ее идеологов, новгородских дьяков Карпа и Никиту с одним их сподвижником казнили в 1375 году. Они резко критиковали церковных иерархов за отступление от принципов апостольской христианской церкви, отрицали религиозные таинства. Вопреки мнению Григория Богослова, запрещавшего критиковать священников («Овцы, не пасите пастухов»), они утверждали: «Если пастухи взволчатся, то приходится овцам овец пасти».

Карп и его сторонники на полтора столетия опередили Лютера и протестантов. Выходит, в России раньше, чем в Западной Европе, началось движение за религиозное обновление и очищение церкви от греха стяжательства. Конечно же, в данном случае не было речи о свержении царской власти и преобразовании государства. Однако еще неясно, какие революционные идеи радикальней: относящиеся к духовной сфере или к социальной.

Трудно согласиться с тем, что революционные идеи проникли в Святую Русь с Запада, а первыми содействовали этому масоны. И вряд ли разумно придавать русскому народу какие-то особенные благостные черты. Его великими представителями были Лобачевский, Пушкин, Достоевский, Толстой, Менделеев и многие другие выдающиеся люди, склонные не столько к безропотному послушанию, сколько к творчеству, вольности, дерзаниям ума. А уж бунтарей у нас было предостаточно.

Бердяев Н.А.

Общая идея, которой руководствуются подлинные революционеры, — решительное преобразование действительности в разных ее проявлениях: как в материальной, так и в духовной сферах. Такие люди у нас появились сравнительно поздно.

«Радищева можно считать родоначальником радикальных революционных течений в русской интеллигенции, — считал Бердяев. — Главное у него было не государство, а благо народа. Судьба его предваряет судьбу революционной интеллигенции: он был приговорен к смертной казни с заменой ссылкой на десять лет в Сибирь. Поистине необыкновенной была восприимчивость и чувствительность русской интеллигенции. Русская мысль всегда будет занята преображением действительности».

Соглашаясь с этим, можно возразить: в том-то и дело, что революционность — продукт не народный, а интеллигентский. Его привнесли в Россию те, кто начитался французских вольнодумцев, отчасти по вине которых и произошла кровавая революция в этой стране, а затем и в нашей!

Григорий Богослов

Такое мнение основано на двух недоразумениях. На представлении о революции как проявлении воли кучки заговорщиков и подстрекателей. А также на непонимании того, в каких условиях находились подавляющее большинство русских крестьян. Ведь они с давних пор восставали против существующих порядков, как бунтари или разбойники.

Никаких последовательных революционных идей крестьяне выработать не могли по простой причине: им приходилось трудиться в поте лица, жить впроголодь и бороться за выживание. Достаточно прочитать труды крупнейших русских писателей, чтобы это понять. Не надо даже обращаться к научным и социально-экономическим исследованиям. Только современные «интеллектуалы» (то есть представители умственного труда), считающие себя почвенниками и весьма далекие от народной жизни, обольщаются слащавыми образами лубочной России с милыми и радостными пейзанами.

С масонами тоже все не так просто, как представляется на первый взгляд или с предвзятых позиций. Это чрезвычайно пестрое и противоречивое интеллектуальное течение, привнесенное с Запада на российскую почву (точнее, в привилегированную среду). Бердяев полагал: «Лучшие русские люди были масонами» (имея в виду середину ХVIII — начало ХIХ веков). Хотя, пожалуй, среди масонских братств немало было далеко не лучших представителей рода человеческого.

Впрочем, революционная ситуация проявилась в России даже раньше, чем во Франции.

Опасные плоды просвещения

Несмотря на то что Петр I был «первый большевик», его решительные революционные по сути преобразования государственной системы исходили «сверху» в рамках традиционной монархии. В отличие от него Екатерина II была склонна к просвещенному абсолютизму, избегала резких перестроек общества, предпочитая эволюционный путь развития. Но именно она, сама того не желая и всячески тому противодействуя, создала народно-революционную ситуацию в России. При ней же распространились в стране тайные общества и революционные идеи.

Екатерина II

Такое утверждение может показаться сомнительным. Принято считать время Петра Великого жестоким, страшным, сотрясавшим весь уклад традиционной «старозаветной» Руси. Недаром в народе распространился слух, будто император Петр I — антихрист.

Царствование Екатерины II мы привычно характеризуем строительством величавой Северной Пальмиры — Санкт-Петербурга, спокойным реформированием российского общества на западноевропейский манер. Ее можно считать едва ли не самым талантливым и образованным государственным деятелем того времени.

Однако не менее просвещенный и более талантливый поэт-мыслитель А.С. Пушкин высказывался резко: «Возведенная на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счет народа и унизила беспокойное наше дворянство… От канцлера до последнего протоколиста все крало и все было продажно. Таким образом развратная государыня развратила и свое государство».

Известно, что она вела переписку с французскими просветителями, философами-вольнодумцами. Ее здравый смысл и работоспособность внушают уважение. Дени Дидро предложил ей проект идеального устройства государства Российского. Приняв советы с благодарностью, Екатерина не торопилась их исполнять. Обиженный философ высказал ей свое недоумение. Она резонно отвечала: философ имеет дело с бумагой, которая может все стерпеть, тогда как в ее подчинении живые люди, которые не столь бесчувственны.

Несомненно, она была выдающейся государыней. Оставаясь женщиной, умела демонстрировать лучшие мужские качества, включая мужество. Карамзин был недалек от истины, когда отметил: «Ею смягчилась власть, не утратив силы своей». При ней Россия окончательно укрепилась как великая мировая держава…

Однако именно в ее правление произошло самое крупное в истории России крестьянское (и не только крестьянское) восстание, грозившее свергнуть существовавшую власть. Эта великая смута вошла в историю как пугачевщина. Хотя корни ее уходят глубоко в прошлое и связаны отчасти с особенностями воцарения Екатерины II на престоле.

Она не имела совершенно никаких юридических прав на российский трон. Бедная дочь захудалого немецкого князька, жена императора Петра III сумела отстранить его от власти путем дворцового переворота, опираясь на дворянскую гвардию. Хотя Петр III, издав «Указ о вольности дворянства», освободил представителей этого набравшего силу класса от обязательной воинской службы. Получив такую привилегию, они стали обустраивать свои скромные имения. До этого манифеста 1762 года, неся пожизненную воинскую повинность, дворянин не обращал серьезного внимания на свое домашнее хозяйство. Порой дом небогатого помещика мало отличался от деревенской избы.

Побывав за границей, русский дворянин имел возможность убедиться, как роскошно живут привилегированные тамошние сословия (ведь еще не грянула Великая французская революция). И на этот западный манер стали перестраивать свои владения молодые и «свободные» помещики.

Как писала историк Е. Багрова: «У помещиков появляются новые каменные дома, возле них разбиваются парки, устраиваются фонтаны, причудливые гроты, искусственные развалины. Иной чудак-помещик строит зараз и дом, и оранжереи, и фабрики, и заводы, и ничего не доводит до конца. Дом, красиво убранный внутри, снаружи похож на казарму, сад так и остается не огороженным, но ворота, ведущие в него, причудливой немецкой работы…

А в столице роскошь все увеличивается. Чтобы быть светским человеком, надо иметь по крайней мере несколько кафтанов с золотым шитьем, бархатную шубу с золотыми кистями, несколько золотых табакерок, осыпанных бриллиантами, золоченую карету, запряженную шестеркой белых лошадей. У графа Орлова парадная одежда, осыпанная бриллиантами, стоила миллион рублей».

Екатерина II, представляя приехавшему в Петербург австрийскому императору Иосифу II своего царедворца графа Строганова, заметила: «Он так крезовски богат, что не придумает средств промотаться».

Польский король Станислав Понятовский, побывавший в гостях у графа Безбородко, не смог сдержать удивления: «Золотая резьба работана в Вене… В обеденной зале уступы парадного буфета уставлены множеством сосудов золотых, серебряных, коралловых и др. Обои чрезвычайно богаты, некоторые из них выписаны, иные сделаны в России. Прекрасная китайская мебель».

Ежедневно у Безбородко накрывали обеденный стол на сто человек. Он проживал в месяц несколько тысяч рублей — огромные по тем временам суммы. Своим любимцам он щедро дарил деревни, которых у него было множество. Заезжей итальянской певице мог сделать подарок в 40 тысяч рублей. Что уж говорить о празднествах, которые устраивались с необычайным великолепием и в которых участвовали тысячи приглашенных!

Откуда на все это брались средства? Практически единственным классом, который обеспечивал подобную роскошь, было крестьянство. И чем богаче становились привилегированные социальные группы, тем более тяжелый гнет ложился на крепостных крестьян.

Екатерина II укрепила финансовое положение государства, изъяв из церковной собственности земли и крестьян, а также отменив гетманство на Украине. Казалось бы, пришла пора отменить крепостное право. На словах императрица была к этому готова. Например, в «Уставе благочестия» (1782 год) она провозглашала приоритет моральных ценностей, основанных на христианских заповедях. Вот ее семь заповедей:

«I. Не чини ближнему, чего сам терпеть не можешь.

II. Не токмо ближнему не твори лиха, но твори ему добро, колико можешь.

III. Буде кто ближнему сотворил обиду личную, или в имении, или в добром звании, да удовлетворит по возможности.

IV. В добром помогите друг другу, веди слепого, дай кровлю неимеющему, напой жаждущего.

V. Сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему.

VI. Блажен, кто и скот милует, буде и скотина злодея твоего спотыкнется, подыми ее.

VII. С пути сошедшему указывай путь».

Приведя этот перечень, современный российский историк А.Б. Каменский выразил свое умиление: «Как важно, что эти внушения исходили от того, кто для русского человека был олицетворением власти Бога на земле».

Такое лакейское подобострастие вряд ли было широко распространено в те времена. Во-первых, многие знали, что Екатерина II не по праву заняла место своего супруга, а благодаря дворцовому перевороту. Во-вторых, государственный деятель обязан не провозглашать моральные сентенции, всем и без того известные, а создавать в стране такие условия, чтобы эти заповеди воплощались в жизнь. А то ведь получалось сущее лицемерие. Государыня увещевала даже скотину недруга миловать, сохраняя дичайшее крепостное право.

Большинство дворян вполне устраивало подобное лицемерие. Однако крестьяне были все-таки не безропотными скотами. Они прежде терпели крепостной гнет, зная, что их барин находится на важной и опасной государевой службе. Да и царь представлялся помазанником Божиим, законным правителем страны.

Теперь выходило иначе. Государыня, хотя и благословленная на царство, взошла на трон незаконным путем. А помещик вместо того, чтобы служить царю и Отечеству, занят всяческим благоустройством своего быта и развлечениями. И ради чего терпеть все повинности, тяготы и унижения?

Вряд ли Екатерина II не понимала, что в народе зреет серьезная смута. Об этом свидетельствовали не прекращавшиеся крестьянские бунты. Но даже при всем своем желании она не могла хоть как-то урезать привилегии дворянства. Ведь именно благодаря дворянам она пришла к власти и удерживалась на троне. Их недовольство было бы для нее смерти подобно. А потому просвещенная императрица, которая вела переписку с философами и провозглашала моральные заповеди, под угрозой жестокого наказания запретила крестьянам жаловаться на своих господ.

Таким образом, смута в России началась задолго до того, как вспыхнуло пугачевское восстание. Уже в начале царствования Екатерины II по стране прокатилась волна бунтов крестьян, казаков, работных людей. В отдельных уездах крестьянские волнения продолжались годами. «На их подавление, — писал советский историк М.Т. Белявский, — правительство двинуло крупные воинские части с артиллерией, предписав им действовать столь же решительно и беспощадно, как и при осаде неприятельских крепостей. Особенно “отличился” при этом генерал князь Вяземский. Он устроил настоящую бомбардировку восставших сел и деревень, расстрелял из пушек фактически безоружных крестьян, а затем провел зверскую экзекуцию над усмиренными.

Правительство издало ряд указов, подчеркивая, что оно намерено «помещиков в их владениях и имениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать». А в случае «вредного от грубиянства и невежества непослушания крестьян» с ними, «яко с сущими злодеями и нарушителями общего покоя, поступлено будет с таковою же военною строгостью».

Сенату и этих драконовских мер показалось мало. Согласно царскому указу 1763 года, крестьянам предписывалось оплачивать не только расходы на посылку и содержание воинских команд, но и стоимость розг и плетей, которыми их наказывали, веревок, на которых их вешали, пуль и ядер, которыми их расстреливали.

Несмотря на подобные меры, предпринятые государыней-моралисткой, бунты крестьян и рабочих вспыхивали с новой силой. Восстание в Кижах (Карелия) продолжалось с 1769-го по 1771 год. Его жестоко подавили; были убиты около двух тысяч крестьян. Чтобы прекратить волнения рабочих уральских заводов, пришлось послать карательную экспедицию, которую возглавил все тот же А.А. Вяземский.

На Правобережной Украине чуть раньше бунтовали крестьяне и запорожские казаки, захватывая и грабя усадьбы и замки, давая отпор польским войскам. А в 1771 году во время эпидемии чумы восстал московский люд, ведя уличные бои, захватив на три дня Кремль и убив главу Московской церкви архиепископа Амвросия.

Правительство постаралось ограничить вольности яицких казаков (на Урале) и лишить их некоторых привилегий, в частности, беспошлинного соляного промысла и рыбной ловли. В ответ на Яике вспыхнуло восстание казаков, которое подавили с помощью регулярных войск. Тогда же там объявился человек, выдававший себя за спасшегося от убийц императора Петра III. Впрочем, он был не оригинален: по России в ту пору бродили несколько самозванцев.

Яицкие казаки

Появились они, конечно же, не случайно. Официальное сообщение о естественной смерти Петра III восприняли в народе с недоверием. Возродилась мечта о царе, покровителе крестьян, радетеле за их интересы. Прошли слухи о том, что на него совершили покушение дворяне, потому что он пожелал даровать волю крестьянам. Но царю удалось чудом спастись (в одной из деревень отслужили благодарственный молебен о его спасении). Вот почему он вынужден скрываться в народе до поры до времени.

Самозванцев правительство вылавливало и казнило, но это не могло искоренить легенду о добром царе. Настали смутные времена, когда народ, подавленный угнетателями, разуверился в верховной власти. Кризис доверия народа к власти — один из важных симптомов серьезной смуты.

Крестьянская революция

Революционную тайную организацию, стремившуюся свергнуть официальную власть, едва ли не первым на Руси создал донской казак Емельян Пугачев. Он участвовал в Семилетней и первой русско-турецкой войнах, заслужив за храбрость и смекалку младший офицерский чин хорунжего. Не желая принимать участия в карательных операциях, он ударился в «бега», скрывался в раскольничьем ските в районе Гомеля. (В смутное время «перестройки» была высказана версия: заговор Пугачева стал результатом происков… иноземных спецслужб! Как будто издавна в Россию революционные идеи внедряли с Запада, а народ русский при царях жил в блаженстве и довольстве.)

Осенью 1772 года Пугачев перебрался на Яик, где еще продолжались волнения казаков. Осмотревшись, он по секрету «признался» одному казаку, будто является царем Петром Федоровичем, предложив собрать верных людей, пойти на Москву и свергнуть самозванку Екатерину. Вокруг него постепенно собирались казаки, не довольные притеснениями властей.

Пугачев Е.И.

Вскоре о появлении мнимого царя узнало местное начальство. Пугачева схватили и посадили в тюрьму, откуда ему удалось бежать. Теперь ничего не оставалось, как открыто заявить о своих правах на российский трон. Он пообещал казакам восстановить их старинные порядки и предоставить дополнительные льготы.

Власти поспешили сообщить, что он — самозванец, донской казак. Ближайшие соратники Пугачева вряд ли сомневались в этом. Но если нет законного государя, а на троне утвердилась немка, то почему бы не поставить вместо нее русского казака?

В отличие от Разина, не поднявшегося в своей деятельности выше казацких анархических стереотипов, Пугачев понимал важность социальной организации: попытался даже создать государственный аппарат восставших и придавал большое значение агитации и пропаганде. Он решительней, чем Разин, выступал против бесцельного разрушения и постарался, хотя и безуспешно, наладить военное производство на уральских заводах.

Емельян Пугачев проявил себя хорошим организатором, и в его окружении было немало талантливых людей. Среди них выделялся Падуров — один из депутатов от казачества в «Уложенной комиссии», созванной в Москве Екатериной II для либерального прикрытия своей крепостнической политики. Там Падуров ознакомился с идеями французских просветителей, что отразилось в наказе от казачества, в составлении которого он принимал участие.

Как обычно бывает при стихийных народных восстаниях, разрушительные действия удаются гораздо лучше и радикальней, чем созидательные. Ненависть рабочих к каторжному заводскому труду была так велика, что они в большинстве случаев громили все заводское хозяйство.

Пугачевское восстание в отличие от разинского быстро приобрело ярко выраженный крестьянский характер. По мере того как оно охватывало новые районы, роль яицких казаков сокращалась. Многие из них не захотели оставлять свои земли (только в пугачевском руководстве они оставались в большинстве).

Была у пугачевщины еще одна важная отличительная черта: в восстании участвовали почти все сословия (работные люди, горожане, духовенство), а также представители разных национальностей — башкиры, киргизы, черемисы. Старообрядцев он привлек тем, что обещал пожаловать «древним крестом и бородой». Но больше всего благ обещал он в манифесте сентября 1773 года казакам, жалуя их «рякою с вершины и до усья, и землею, и травами, и денежным жалованьям, и свинцом и порахам и хлебным провиянтам».

Пугачев стал народным вождем, революционером, предводителем крестьянского восстания. Он был, конечно же, не революционером в полном смысле слова, а, как выразился И.В. Сталин, — «царистом». Но в тогдашней России иначе и не могло быть. Однако главнейший пункт его политической программы с полным основанием можно считать революционным: целью своей он провозглашал уничтожение дворянства как класса.

В манифесте, составленном после взятия Саратова летом 1774 года, Пугачев провозглашал: «Я — ваш законный Император. Жена моя увлеклась в сторону дворян, и Я поклялся Богом истребить их всех до единого. Они склонили ее, чтобы всех вас отдать им в рабство, но Я этому воспротивился, и они вознегодовали на меня, подослали убийц, но Бог меня спас».

Он стремился не только захватить власть в стране, но и изменить социальную структуру. Хотя, конечно же, в то же время признавал незыблемость царского самодержавия. По его мысли, царь должен был выражать интересы не дворянского меньшинства, а крестьянского большинства.

Согласно этим представлениям, система правления в России предполагалась монархической по форме и анархической по содержанию. Об этом можно судить по его манифесту от 31 июля 1774 года, где говорилось:

«Сим именным указом с монаршим и отеческим Нашим милосердием, всем находящимся прежде в крестьянстве и подданстве помещиков быть верноподданными рабами собственно нашей короны и награждаем древним крестом и молитвою, и головами и бородами, вольностью и свободой, не требуя рекрутских наборов, подушных и прочих денежных податей, во владения землями, лесными, сенокосными угодьями, рыбными ловлями, соляными озерами без покупки и без оброку».

Каким образом все это можно организовать, он не указывал, зато провозглашал метод революционного террора по отношению к дворянам, с которыми надо поступать так же, как они поступали с крепостными: ловить, казнить и вешать. После чего в стране воцарятся мир и покой, «кои до века и продолжаться будут».

Уральский комендант приводит Пугачева к Суворову

Проще всего оказалось организовать «революционный террор» и разорять, грабить и разрушать помещичьи усадьбы, крушить фабрично-заводское хозяйство. Народная стихия в этом отношении подобна природной. Надо только иметь в виду, что и противная сторона, дворянство, не менее жестоким образом расправлялась с восставшими крестьянами, а крепостной гнет, на котором держалось их благосостояние, был подлинным и часто беспросветным рабством.

По словам А.С. Пушкина, произошел «мятеж, начатый горсткой непослушных казаков, усилившийся по непростительному нерадению начальства и поколебавший государство от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов». Но кое в чем можно не согласиться и с Александром Сергеевичем. Распространение казацкого мятежа и превращение его в народное крестьянское восстание зависели не от нерадения местного начальства, а от его беспомощности перед лицом массового движения. Это была, можно сказать, гражданская война.

Она оказала заметное влияние не только на русскую, но и на европейскую, а отчасти и на мировую историю. Ведь одновременно с этим восстанием боролись за свою независимость североамериканские колонии Англии, создавшие свое государство. Считается, что победе американской революции способствовали тогдашние враги Лондона — Франция и Испания. Но вряд ли устояла бы американская держава, если бы Екатерина II исполнила просьбу английского короля, оказав ему помощь русскими войсками.

В то время эти войска передислоцировались с фронта окончившейся русско-турецкой войны во внутренние области России для подавления пугачевского восстания. По-видимому, только по этой причине Екатерина II отклонила просьбу английского короля. Ей приходилось сражаться за сохранение собственного государства.

Североамериканские повстанцы остались победителями. А русским бунтарям была уготована страшная доля. Сжигались деревни, виселицы на плотах плыли по Яику и Волге, на Болотной площади в Москве торжественно казнили Пугачева.

Когда парижские бунтари полтора десятилетия спустя взяли Бастилию, перед русской императрицей вновь встала тень донского казака, поднявшего пол-России на грозное восстание. Она не решилась послать русскую армию к границам революционной Франции. По тем временам это была лучшая армия Европы, и она могла справиться с восставшими. Была бы задушена в зародыше Французская революция, про которую Ленин сказал, что весь ХIХ век был ее продолжением.

Вспоминая восстание Пугачева, нередко приводят пушкинское: «Не приведи Господь видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Из этого обычно делают вывод, будто в отличие от всех прочих русский бунт особенно ужасный, словно гуманнее, «цивилизованней» были бунты в Англии, Франции, Германии…

Любая природная стихия бессмысленна (бессознательна) и беспощадна. Народные восстания вызваны всегда гневом и возмущением, а вовсе не какими-то идейными кабинетными соображениями. Здесь эмоции всегда преобладают над рассудком. В такие моменты не только народные массы, но и отдельные личности, порой образованные и в других случаях гуманные, «теряют голову» (одни в переносном смысле, а другие — в прямом).

Есть основания считать пугачевское восстание революционным выступлением, предполагавшим установление «народной монархии» без привилегированных классов (своеобразное монархо-анархическое государство). Началась эта революция с тайного заговора казака, выдавшего себя за чудом спасшегося царя. Неудивительно, что после такого события любые тайные общества, возникающие без ведома высокого начальства, стали считаться особенно опасными. Первой начала борьбу с ними Екатерина II.

Закрепощенное сознание

Вряд ли было случайным совпадение пугачевского восстания по времени с Великой французской революцией, грянувшей в 1789 году. Для истории расхождение в полтора десятилетия незначительно. В обеих странах существовала просвещенная монархия, а основанием для восстаний послужили народные волнения.

В России с казнью Пугачева восстание не прекратилось. Как писал А.С. Пушкин: «Совершенное спокойствие долго еще не воцарялось. Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных губерниях, утверждая в них ослабленное правление… и искореняя последние отрасли пресеченного бунта. В конце 1775 года обнародовано было общее прощение и повелено все дело предать вечному забвению. Екатерина, желая искоренить воспоминание об ужасной эпохе, уничтожила древнее название реки, коей берега были первыми свидетелями возмущения. Яицкие казаки переименованы были в уральские… Но имя страшного бунтовщика гремит еще в краях, где он свирепствовал. Народ живо еще помнит кровавую пору, которую — так выразительно — прозвал он пугачевщиною».

Неудивительно, что «замирения» народа с правящим классом не состоялось. Никаких принципиальных изменений к лучшему не произошло. Простой русский народ оказался в положении побежденного, покоренного, вынужденного смириться со своим унизительным положением.

Это в конце XX века хитрые политики и журналисты, а также наивные или обманутые «патриоты» и странные монархисты, невесть какую монархию представляющие, вдруг дружно стали рисовать идиллические картинки жизни народа в царской России. Вроде бы тогда всем на Руси было жить хорошо. (Видно, постарались забыть поэму Н.А. Некрасова, между прочим — барина!)

Конечно, в хлебородные годы да у хорошего помещика крестьянам жилось действительно не худо. Только и всего. В остальном их положение было незавидным. Иначе не бунтовали бы они, не шли на смертный бой против регулярных войск, как это было во время пугачевского восстания (обратим внимание на то, что Пушкин счел назвать «ужасной эпохой» восстание, длившееся сравнительно недолго).

Уже после того, как страсти, казалось бы, улеглись, дворянин А.Н. Радищев правдиво описал свое «Путешествие из Петербурга в Москву». Он побывал в тех краях, которые не восстали. Почему? От хорошей жизни? Вот характерный разговор Радищева с безымянным пахарем, который есть смысл привести целиком.

« — Бог в помощь, — сказал я, подошед к пахарю, который, не останавливаясь, заканчивал начатую борозду…

— Спасибо, барин, — говорил мне пахарь, отряхивая сошник и перенося соху на новую борозду.

— Ты, конечно, раскольник, что пашешь по воскресеньям?

— Нет, барин, я прямым крестом крещусь, — сказал он, показывая мне сложенные три перста. — А Бог милостив, с голоду умирать не велит, когда есть силы и семья.

— Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты и воскресенью не спускаешь, да еще в самый жар?

— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину да под вечер возим оставшееся в лесу сено на господский двор, коли погода хороша; а бабы и девки, для прогулки, ходят по праздникам в лес по грибы да по ягоды. Дай Бог, — крестяся, — чтоб под вечер сего дня дожжик пошел. Барин, коли есть у тебя свои мужички, так они того же у Господа молят.

— У меня, мой друг, мужиков нет, и оттого никто меня не клянет. Велика ли у тебя семья?

— Три сына и три дочки. Первенькому-то десятый годок.

— Как же ты успеваешь доставать хлеб, коли только праздник имеешь свободным?

— Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш брат, то с голоду не умрет. Видишь ли, одна лошадь отдыхает, а как эта устанет, возьмусь за другую; дело-то и споро.

— Так ли ты работаешь на господина своего?

— Нет, барин, грешно было бы так же работать. У него на пашне — сто рук для одного рта, а у меня две — для семи ртов».

Не удивительно, что Радищев, обращаясь к помещикам, восклицал: «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? то, чего отнять не можем, — воздух. Да, один воздух».

Правда, порой чаша терпения крестьян переполнялась. И тогда они могли при случае даже убить своего мучителя и кровопийцу помещика. В XIX веке российская статистика в этом пункте была фальшивой: не учитывалось, сколько помещиков погибали от рук своих крепостных (в официальных сводках обычно в таких случаях констатировали смерть от апоплексического удара). Наказать конкретных виновников чаще всего не было возможности, потому что у крестьян практиковалась круговая порука.

Спору нет, со временем суровость крепостных порядков не увеличивалась, а уменьшалась, а там и произошла «революция сверху»: отмена Александром II крепостного права. Впрочем, революцией называть такой шаг можно только для красного словца, ибо государственный строй и соотношение социальных групп в результате не изменились.

Но если велико было внутреннее возмущение крепостных и работных людей своим бесправным положением, то почему же не превратилось пугачевское восстание в полноценную революцию, подобно тому, что произошло во Франции? Там ведь тоже все начиналось со смуты, огромного числа нищих и обездоленных, отдельных бунтов.

Советская историософия давала этому такое объяснение. «Трагедией восставшего крестьянства было то, — писал М.Т. Белявский, — что, поднявшись на борьбу, героически сражаясь со своими угнетателями, оно не могло противопоставить самодержавно-крепостническому строю новый общественный строй. Восстание, несмотря на размах, как и прежние выступления народных масс, было стихийным — восставшие не имели ясной политической программы борьбы и могли лишь противопоставить “плохой дворянской царице” Екатерине II “хорошего”, “доброго” царя».

Такое объяснение трудно считать убедительным. Как мы видели на примере некоторых указов Пугачева, у него достаточно ясно очерчивалась политическая программа установления монархически-анархического государства. По тем временам, учитывая особенности общественного сознания, это была вполне разумная и реалистическая идея. Поставить во главе государства «крестьянского царя» — разве этого мало?

Для России того времени это была, можно сказать, программа-максимум. Кстати, и французы не выступали за коммунистические идеалы. Лозунг «Свобода, равенство, братство» вполне подходил не только для масонских лож и французских революционеров, но и для русских мужиков, которые пошли за Емельяном Ивановичем Пугачевым. То, что у них, мужиков, такие слова не были в обиходе, ничего принципиально не меняет. Русский вариант можно сформулировать так: «Воля, Справедливость, Братство». Суть остается все той же.

Во Франции большинству крестьян жилось не лучше, чем в России (и это несмотря на то что там природные условия несравненно благоприятнее для сельского хозяйства, чем у нас). Вот что писал об этом П.А. Кропоткин в книге «Великая французская революция»:

«Бедственное положение громадного большинства французского крестьянства было, несомненно, ужасно. Оно, не переставая, ухудшалось с самого начала царствования Людовика XIV, по мере того, как росли государственные расходы, а роскошь помещиков принимала утонченный и сумасбродный характер, на который ясно указывают некоторые мемуары того времени. Особенно невыносимыми делались требования помещиков оттого, что значительная часть аристократии была, в сущности, разорена, а потому старалась выжать из крестьян как можно больше дохода…

Через посредство своих управляющих дворяне обращались с крестьянами с суровостью настоящих ростовщиков. Обеднение дворянства превратило дворян в их отношениях с бывшими крепостными в настоящих буржуа, жадных до денег, но вместе с тем не способных найти какие-нибудь другие источники дохода, кроме эксплуатации старых привилегий — остатков феодальной эпохи…

Крестьянские массы разорялись. С каждым годом их существование становилось все более и более неустойчивым; малейшая засуха вела к недороду и голоду. Но рядом с этим создавался — особенно там, где раздробление дворянских имений шло быстрее, — новый класс отдельных зажиточных крестьян… В деревнях появились деревенские буржуа, крестьяне побогаче, и именно они перед революцией стали первые протестовать против феодальных платежей и требовать их уничтожения… Накануне революции именно благодаря им, крестьянам, занимавшим видное положение в деревне, надежда стала проникать в села и стал назревать бунтарский дух… И нужно сказать, что если отчаяние и нищета толкали народ к бунту, то надежда на улучшение вела его к революции».

Приведена эта большая цитата потому, что Петр Алексеевич, заставший крепостное время в России, писал, одновременно имея в виду не только Францию, но и свое Отечество. Хотя к началу ХIХ века не образовалась еще в России значительная прослойка «кулаков», деревенских аналогов буржуа, а так называемый третий класс и пролетариат находились если не в зачаточном, то в младенческом состоянии.

С XVI века во всех развитых государствах значительный удельный вес обрели горожане, а их роль в управлении страной и государственными переворотами становилась решающей. Недаром такое символическое значение обрел факт захвата в Париже Бастилии.

За Пугачева была крестьянская, фабрично-заводская, городская беднота — массы, не имевшие единого идейного стержня и сколько-нибудь определенной организованности. Была бушующая стихия, но отсутствовала целеустремленная направленность на революционный переворот, который можно свершить только там, где находится правительство. Требуется кинжальный удар в центр управления страной, чтобы парализовать действие государственной машины, точнее сказать, органов управления государством.

Подобной возможности у пугачевского восстания не было. Вот если бы восстание декабристов 1825 года совпало по времени с народными волнениями типа пугачевщины, тогда еще могло бы свершиться нечто подобное Великой французской революции. Государственный переворот должен происходить на фоне большой смуты, только в таком случае он станет революционным.

Смятение умов

Для буржуазной революции необходима достаточно крепкая и претендующая на власть буржуазия; для пролетарской революции требуется как минимум немалое количество пролетариев. А вот крестьянские революции, несмотря на огромное количество земледельцев и скотоводов во всех странах (во всяком случае, до XX века), так и не свершились. Постоянно вспыхивали крестьянские восстания и бунты, переходящие порой в крестьянские войны. Но последний шаг — к победоносной крестьянской революции — так и не был сделан.

Пример Франции в этом отношении красноречив. Ведь уже «блестящее» царствование Людовика XIV привело к тому, что начались бунты, которые продолжались практически во все время правления следующего Людовика и особенно обострились после неурожайного 1774 года. Позже, при улучшении урожаев, волнения пошли на спад, но не прекратились. Так что смута продолжалась достаточно долго и Великая революция стала, по существу, ее переходом на новый уровень. Без этих бунтов она бы не свершилась. Но и без государственного переворота, который произошел в Париже, волнения народа были бы в конце концов подавлены если не силой оружия, то благодаря либеральным реформам.

Когда в России в середине XIX века стала назревать революционная ситуация, царское правительство сумело ее преодолеть без серьезных социальных потрясений, путем реформ. Эта мера помогла избежать крупных народных волнений, но революционные идеи проникали в российское общество не снизу, а сверху, из среды наиболее просвещенных граждан. Дело тут не столько в тex или иных политических группировках и партиях, а в том, что не народ, а именно наиболее просвещенные граждане в большинстве своем были настроены против самодержавия. Одни мечтали его ограничить парламентом, другие выступали за парламентскую республику, третьи — за полное свержение существующего государственного строя.

В этих условиях едва ли не самыми консервативными социальными слоями были, помимо небольшой правящей прослойки, крестьяне. Революционные идеи находили отклик в умах наиболее образованных рабочих.

В своих замечательных «Записках революционера» П.А. Кропоткин свидетельствовал, что ему приходилось с большой опаской подводить сезонных рабочих, среди которых он вел народническую пропаганду, к мысли о возможности свержения царской власти. Приходилось делать упор главным образом на просветительские беседы, одновременно переходя на социальные темы. Среди квалифицированных заводских рабочих делать этого не требовалось, потому что они неплохо разбирались в политэкономии и революционных идеях.

Как о типичном эпизоде Кропоткин рассказал о случае с народником Сергеем Кравчинским. Он и его товарищ, идя по дороге, попытались завести с нагнавшим их мужиком на дровнях разговор о тяжких податях, произволе чиновников и необходимости бунта. Мужик стал погонять лошаденку, агитаторы поспешили за ним, продолжая толковать о податях и бунтах, пока мужик не стал стегать лошадь, чтобы она вскачь умчала его от народников.

Кстати сказать, и Кропоткина выдал жандармам кто-то из рабочих-ткачей, среди которых он вел пропаганду. Никаких решительных выступлений рабочего класса таким путем добиться не удалось.

Еще один вид деятельности революционеров — террористические акты — тоже оказался бесполезным. Идеологи таких акций (хотя и не всегда — исполнители) понимали: таким образом невозможно запугать, а тем более свергнуть существующий строй. Однако можно было добиться ответных репрессивных действий правительства, ужесточения режима, а значит, и более благоприятной революционной ситуации.

Ужесточения режима они добились после убийства Александра II и смещения в результате «бархатного диктатора» Лорис-Меликова, относительного либерала. Но революционная ситуация от этого не возникла. Потому что никакой смуты тогда в России не было: страна была стабильной и развивающейся.

…В 1924 году талантливый человек и большой фантазер А.Л. Чижевский издал книгу «Физические факторы исторического прогресса», в которой попытался доказать, что революционные и другие социальные возмущения возникают в периоды повышения солнечной активности. Для России такое совпадение пришлось на 1905 и 1917 годы, причем в первом случае число солнечных пятен было меньше, чем во втором, в соответствии с интенсивностью революционных потрясений.

Некоторые интеллектуалы и сейчас верят в подобную зависимость социальных катастроф от активности Солнца или «парада планет» (когда они выстраиваются примерно в одной плоскости). Как писал Чижевский:

И вновь, и вновь взошли на Солнце пятна

И омрачились трезвые умы,

И пал престол, и были неотвратны

Голодный мор и ужасы чумы…

И жизни лик подернулся гримасой:

Метался компас — буйствовал народ,

А над землей и над людскою массой

Свершало Солнце свой законный ход…

Однако в действительности еще более мощные, чем в 1917 году, вспышки солнечной активности были в 1780, 1789, 1837, 1847, 1870 годах. Но почему-то в эти годы никакой революции в России не произошло. Да и самая большая всеобщая «смута» начала XX века приходится, пожалуй, на 1914 год, когда вспыхнула Первая мировая война. Без нее не только европейская, но и мировая история сложилась бы иначе. И неизвестно, что произошло бы тогда с нашей страной.

Не космические факторы, а состояние общества, смута и на ее фоне государственный переворот являются обязательными признаками подлинной революции. Но смутное время не наступает само собой, подобно очередному времени года. Оно имеет немалую предысторию, подготовительный, скрытный (инкубационный) период.

В любом обществе, государстве со временем вырабатываются «противоядия», препятствующие наступлению смуты. Это прежде всего — традиции, внедренные в сознание масс установки на стабильное существование, на утверждение законности и блага именно существующего общественного устройства. Об этом феномене следует поговорить особо.

Пошатнувшаяся установка

В индивидуальной психологии есть понятие установки. Это нечто подобное эмоциональной предрасположенности, предвзятости, готовности к определенным реакциям в соответствующих обстоятельствах. Такая реакция вырабатывается в результате опыта, воспитания, образования, полученных знаний, под влиянием внешней среды или неосознанных внутренних психических процессов.

В простейшем и наглядном виде установку внедряют животным при дрессировке, и они ее выполняют в нужный момент по запрограммированному сигналу. Можно вспомнить также эксперименты, проводимые И.П. Павловым на собаках.

Человек способен выработать установку самостоятельно и вполне сознательно. Однако в дальнейшем она может закрепиться на более глубоком подсознательном уровне и проявляться вне зависимости от рассудка. Для этого она должна периодически подкрепляться. Так действуют, например, влюбленные, которые преподносят предмету своей страсти подарки и говорят комплименты. При постоянном повторении такого рефлекса (появление данного человека — подарок — удовольствие от подарка) через некоторый срок предмет любви может испытывать удовольствие уже при встрече с данным субъектом. Возможно, такой способ ухаживания, увенчанный успехом, породил известную поговорку: «Любовь зла, полюбишь и козла».

Шутки шутками, а в политической жизни установка играет немалую роль. Например, когда после Великой Отечественной войны снижались цены (а до нее — увеличивалось благосостояние советского народа), это серьезно укрепляло авторитет Сталина и установку на признание его великим вождем и отцом народа. Дело тут не просто в задабривании населения, а в подтверждении верности взятого им политического курса, в реальности и честности его обещаний.

Правда, со времен горбачевской «перестройки» в общественное сознание стали вколачивать мысль, будто замечательные успехи советского народа в труде и в боях объясняются… животным страхом сталинских репрессий, что «стройки коммунизма» возводили главным образом заключенные, а в атаки против гитлеровцев шли либо штрафные батальоны, либо подневольные бойцы, подгоняемые сзади заградительными отрядами.

Увы, подобные бредовые для здравого ума идеи не только пропагандировались, но и находили благоприятную почву в умах немалого числа служащих, интеллигентов. Им даже не приходило в голову, что число работавших заключенных составляло ничтожную долю от числа всех трудящихся (один-два человека на сотню), «штрафников» — еще в десять или сто раз меньше. Но главное, пожалуй, другое.

В нашей стране появилось немало граждан, которым трудно было поверить, что возможен подлинный трудовой энтузиазм, а также подлинный героизм в войне. Это скептики, циники, приспособленцы и лицемеры, не способные не только на героические, но и просто на достойные поступки. Опошление героического прошлого, да еще своего собственного народа, своих действительно героических недавних, а отчасти еще живущих предков — показатель глубокой духовной эрозии, нравственной деградации. У такого народа не может быть достойного будущего.

Увы, такую установку вырабатывали долго и упорно внешние и внутренние враги СССР. И когда Хрущев выступил с докладом, ниспровергающим культ Сталина, это был удар колоссальной силы по сложившейся идеологии. В данном случае совершенно не важно, насколько справедливы или несправедливы были обвинения Хрущева в адрес недавнего вождя, которому он сам пел дифирамбы. Не имеет существенного значения и то, в какой степени был оправдан культ личности Сталина. Важно, что восхищение вождем и доверие к нему культивировались годами и подтверждались замечательными достижениями страны, а затем еще победой в Великой Отечественной войне. Это было чувство, укоренившееся в подсознании миллионов граждан как четкая установка. Она в значительной степени содействовала единению людей и признанию коммунистической идеологии в массах.

Эта установка основательно пошатнулась после выступления Хрущева на XX съезде партии. С этого времени начался идейный разброд. А все приспособленцы и лицемеры, вступившие в партию из-за карьерных соображений, получили подкрепление своим самым низменным устремлениям и оправдание подлости своей и лжи.

В общественной жизни феномен коллективного подсознания играет существенную, порой решающую роль. Комплекс установок обеспечивает общественную стабильность. Крушение установки — подрывает ее, содействует наступлению смутного времени разброда и шатаний.

Для России конца XIX века такой устойчивой официальной идеологической установкой продолжала быть триада: «Самодержавие, Православие, Народность». Ее укоренению содействовали экономические успехи страны в конце XIX века, во время правления Александра III. Индустриализация, расширение сети железных дорог, оживление торговли, а еще раньше, при Александре II, отмена крепостного права — все это подтверждало истинность идеологической установки. Безусловно, немалое количество демократически настроенных граждан стремились свергнуть или ограничить конституцией самодержавие; о революционерах и говорить нечего.

В народе было иначе. Самодержавие было освящено не только вековой традицией, но и авторитетом Православной церкви. К тому же русскому мужику, в массе своей необразованному и задавленному насущным нелегким трудом, было не до политических проблем — прокормить бы семью.

Правда, последнее десятилетие XIX века было омрачено страшным голодом в 1891 и 1892 годах. Затем началась эпидемия холеры в Поволжье и Прикаспии, сопровождавшаяся бунтами: расползся слух, будто врачи и фельдшеры специально морят народ по приказу высшего начальства. Но и при этом вера в царя сохранялась.

Александр III умер в 1894 году. На престол вступил его сын Николай II. В связи с этим земские деятели передали ему письмо, где, помимо изъявления верноподданнических чувств, высказывалась надежда на то, что будет предоставлено больше свободы печати, возможности «для общественных учреждений выражать свое мнение по вопросам, их касающимся, дабы до высоты престола могло достигать выражение потребности и мысли не одних только представителей администрации, но и народа русского».

Представители земства в отличие от царских чиновников были более или менее близки к народу. Например, во время голода они организовывали столовые для голодающих и санитарные пункты. Земцы понимали: обязанность царя — служить русскому народу (они так ему и написали), для чего необходимо лучше знать заботы, нужды, надежды простого люда.

Однако 19 января 1895 года на торжественном приеме Николай II дал суровую отповедь тем, кто надеялся на более тесное сближение самодержавия с народом и низшим дворянством, разночинцами, мелкими служащими, интеллигенцией. Он сказал:

«Мне известно, что в последнее время слышались голоса людей, увлекающихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я… буду охранять начало самодержавия так же твердо, как мой незабвенный покойный родитель».

Эти слова разочаровали многих из тех образованных и влиятельных людей, которые желали «косметических» изменений государственной системы главным образом для ослабления внутренних противоречий во избежание революции.

Впрочем, к этой теме мы еще вернемся. А сейчас отметим, что в ХIХ веке наиболее радикально настроенными по отношению к существующей власти были сначала, в основном, представители дворянства, затем преимущественно разночинцы и лишь в конце столетия — представители рабочего класса. «Народ безмолвствовал», как писал А.С. Пушкин в «Борисе Годунове» (если учесть, что более 80 % жителей России были крестьянами).

Декабристы. Надклассовые корни революций

Их называют первыми русскими революционерами. В одних случаях это звучит как восторженная похвала, в других — как суровое порицание. Одни авторы изображают их как героев, подвижников, беззаветных борцов за свободу, равенство и братство; другие — как злодеев, покушавшихся на цареубийство и целостность Российской империи.

Олег Платонов в книге «Терновый венец России. История масонства. 1731–1995» сделал вывод: «Масонский заговор, получивший название декабристского, представлял собой серьезную угрозу для существования тысячелетнего русского государства… Социальной опорой декабризма служила некоторая часть правящего слоя и интеллигенции России, лишенная национального сознания и готовая пойти на погром национальных основ, традиций и идеалов». (Надо только уточнить, что в ту пору интеллигенции в России фактически не было.)

После Февральской буржуазной революции 1917 года, а особенно при советской власти декабристы были прославлены безоговорочно. Но и значительно раньше, еще со времен Александра Пушкина, отзывы о них были преимущественно восхищенные. Наш величайший поэт в стихотворении «Во глубине сибирских руд…» обратился к ним с оптимистической надеждой:

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут — и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Однако, как бы ни относиться к декабристам, причислять их к революционерам допустимо с определенными оговорками. По сути, они оставались «царистами», использовав для своих целей соответствующий момент: передачу престола от «законного» наследника (великого князя Константина Павловича) к его младшему брату Николаю.

…О декабристах написано так много и по большей части основательно, что мы не станем вдаваться в детали этой темы. Отметим, что это были преимущественно офицеры, участвовавшие в войне против Наполеона. П.И. Пестель имел награды и золотую шпагу за храбрость. По признаниям многих участников этого движения, они восставали прежде всего против крепостного права. П.И. Борисов писал: «Несправедливости, насилия и угнетения помещиков, их крестьянам учиняемые, укрепили в моем уме революционные мысли».

И все-таки вряд ли кто-нибудь из них стал бы рисковать своей жизнью ради освобождения крестьян. Тем более что даже наивный человек отдавал себе отчет, насколько сложное и небыстрое мероприятие — упразднение крепостного права. По-видимому, к движению декабристов присоединялись дворяне по разным причинам: от самых благородных, возбужденных призывами Великой французской революции к свободе, равенству и братству, а также вдохновенной «Марсельезой», до стремления к славе и власти, склонности к авантюрам. Вдобавок революционные идеи, можно сказать, вошли в моду. По словам Пестеля: «Нынешний век ознаменовывается революционными мыслями. От одного конца Европы до другого видно одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни единого государства, даже Англии и Турции, сих двух противуположностей. То же самое зрелище представляет и Америка. Дух преобразования заставляет… везде умы клокотать».

В феврале 1816 года возникло первое тайное общество молодых гвардейских офицеров — «Союз спасения». Инициаторами были братья С.И. и М.И. Муравьевы-Апостолы, А.Н. и Н.М. Муравьевы, И.Д. Якушкин, С.П. Трубецкой. В конце года к ним примкнул Пестель. Под его влиянием общество обрело более определенный устав и стало называться «Обществом истинных и верных сынов Отечества». Прием в него был ограниченным: только из среды офицеров гвардии и Генерального штаба (то есть наиболее образованные и независимые). Предполагалось в момент передачи власти новому царю отказаться ему присягать, если он не провозгласит конституционное правление.

Тем временем произошла кровавая расправа над крестьянами Новгородской губернии, бунтовавшими из-за перевода их в аракчеевские военные поселения. Были волнения в воинских частях. Распространился слух: Александр I секретно обсуждает проект дарования Польше конституции и присоединения к ней некоторых русских земель (что и произошло). При таких обстоятельствах у некоторых членов тайного общества возникла мысль совершить цареубийство и дворцовый переворот. Застрелить царя был готов И.Д. Якушкин.

По мнению Олега Платонова, от этой затеи пришлось отказаться якобы из-за того, что стрелявший наверняка будет убит. В действительности Якушкин предполагал, убив царя, тут же застрелиться. На это у него были причины сугубо личные. Он и без того не раз хотел совершить самоубийство из-за несчастной любви. Так что отказались декабристы от цареубийства главным образом потому, что многие из них не были сторонниками столь радикальных и жестоких мер. Да и результаты их виделись неутешительными.

Кстати, как позже вспоминал Н.М. Муравьев: «Через несколько лет после этого Якушкин преодолел страсть свою, женился на другой особе, оставил общество совершенно и ведет жизнь самую уединенную в деревне, занимаясь своим семейством и хозяйством». (Как видим, пламенные революционные порывы могут определяться и обстоятельствами сугубо личными, даже несчастной любовью.)

В январе 1818 года в Москве на основе ликвидированного «Союза спасения» создали «Союз благоденствия». Уже само название показывало некоторую смену идеологической установки. Теперь предполагалось выработать основательную программу действий и желаемых результатов, а также влиять на формирование общественного мнения, подготавливая грядущие преобразования.

Для этих целей был расширен состав членов общества до двухсот человек. Всем им предписывалось — что вообще характерно для масонских лож — прилагать усилия для того, чтобы занимать ответственные посты в правительственных учреждениях, участвовать в благотворительных и просветительских мероприятиях, создавать литературные кружки и т. п. Все это было возможным еще и потому, что большинство будущих декабристов состояли в масонских ложах. По такой же причине эти люди были приучены к конспирации. Их революционная организация тоже выстраивалась по канонам масонства. Так, «Союз спасения» предполагал три степени «посвящения»: братия, мужи и бояре. При вступлении и при переходе на новую ступень давали торжественные клятвы.

В «Союзе благоденствия» определились две основные группы: умеренных, ориентированных только на пропаганду, и радикальных, убежденных республиканцев и сторонников революционных действий. Последних возглавлял Пестель (он был столь яростным противником самодержавия, что предлагал казнить всю царскую семью). Для тайной организации такое разногласие было опасным. В январе 1821 года «Союз благоденствия» был распущен. На его основе возникло два взаимосвязанных общества: «Северное» в Петербурге и «Южное» на Украине. Первое возглавлял Н.М. Муравьев, а второе П.И. Пестель. Они составили две программы революционных преобразований: Муравьев — «Конституцию», Пестель — «Русскую правду» (см. Приложение).

Александр I на смертном одре

19 ноября в Таганроге неожиданно скончался император Александр I. Следующим царем должен был стать великий князь Константин Павлович. Ему присягнули войска. Однако он не мог иметь законных наследников, так как был не в официальном династическом, а в морганатическом браке. Поэтому отрекся от престола. Но его отречение запоздало. Требовалась новая присяга — Николаю Павловичу. Можно сказать, на недолгий срок наступило смутное время «бесцарствия». Этим поспешили воспользоваться декабристы.

Великий князь Константин Павлович

Они наметили неплохой план действий. Выбрали диктатором восстания гвардии полковника князя Трубецкого. Написали Манифест к русскому народу, провозглашая демократические свободы и учреждение Временного революционного правительства. Рано утром 14 декабря предполагалось блокировать сенат, потребовать от сенаторов отказа от присяги Николаю, низложить правительство, арестовать царскую семью. Затем созвать Великий собор (Учредительное собрание), который должен принимать дальнейшие государственные решения.

Как известно, их предприятие не удалось по нескольким причинам. Трубецкой струсил и не явился на Сенатскую площадь. Восставшие войска вынуждены были занимать выжидательную позицию, тогда как требовались активные действия. Каховский не решился стать цареубийцей. Якубович отказался вести восставших на захват Зимнего дворца. Выяснилось, что сенаторы уже присягнули Николаю I… И хотя к восставшим подошло подкрепление и общее их число достигло трех тысяч, хотя их морально поддерживали тысячи собравшихся горожан, инициатива уже перешла к войскам, верным царю. Их было значительно больше восставших, и у них была артиллерия. Залпами картечи они рассеяли противника. Погибли около 1300 человек, преимущественно, по данным Министерства юстиции, «черни».

Было бы интересно смоделировать события в России при условии осуществления планов декабристов. (Принято считать, что у истории нет сослагательного наклонения. Но историкам никто не может запретить делать те или иные предположения. Чрезвычайно прискорбно другое: нередко они искажают, замалчивают или подтасовывают факты в угоду какой-нибудь теоретической концепции, а то и партии, «спонсору».)

В самых общих чертах ответ представляется таким: их план был утопичным. Они могли, предположим, убить или арестовать царя, установить военную диктатуру и т. д. Могла бы, возможно, увенчаться успехом и акция Южного общества. Ну а дальше? И без того дворянство было привилегированным правящим классом. Что им дала бы конституция, ограничивающая власть самодержца? Что бы дало освобождение крестьян? Разного рода демократические преобразования, в частности, выборы в Думу? Кто бы активно поддержал восставших?

Успешный дворцовый переворот — не революция. Он не способен изменить существующий государственный строй, преобразить общество. Одними указами этого не достигнешь.

Согласно мнению В.И. Ленина, в российском революционном движении было три периода: дворянский (декабристы), буржуазный (народники), пролетарский (большевики). Таков классовый подход. Он предполагает, в частности, что победа Октябрьской революции 1917 года определялась решающей ролью пролетариата. А декабристы потерпели поражение потому, что были «страшно далеки» от народа.

Трубецкой С.П.

Однако Ленин и Троцкий были не менее далеки от народа, чем декабристы, которые были офицерами и постоянно общались с солдатами как в мирное, так и в военное время. Победа революционного выступления определенной группы или партии зависит не столько от их поддержки каким-то классом, сколько от общей обстановки в стране, а то и за ее пределами. Необходимо, чтобы это выступление поддержала значительная доля активных представителей разных общественных слоев. Только тогда обрушится вся социальная пирамида, а не только сменится ее верхушка.

В феврале 1917 года в России самодержавие рухнуло по целому комплексу причин. Главное: оно уже «изжило» себя и вызывало отвращение едва ли не во всех слоях общества, хотя и не везде одинаковое. Большевики воспользовались слабостью власти Временного правительства и ошибками его политики, а также обстановкой военного времени при деградации многомиллионной армии.

Отчаянное предприятие декабристов было обречено на неудачу. Во всяком случае, такое мнение складывается, когда пытаешься продумать разные варианты развития событий 14 декабря 1825 года в Санкт-Петербурге. При успехе переворота в стране могли начаться крестьянские бунты. Убив Николая I, декабристы рисковали получить какого-нибудь Лже-Николая как предводителя народного восстания. А ведь дворяне, включая декабристов, более всего опасались именно такого результата. Он мог вызвать перманентную гражданскую войну и даже распад державы.

Правда, существует мнение, что были в стране и мире более могучие тайные силы, которые имели возможность воцариться в России. Это — масоны.

Масоны. Психология тайных обществ

В конце ХVIII века среди россиян был популярен стишок:

Появились в России фармазоны,

И творят они всяческие резоны.

Под именем «фармазонов» имелись в виду вольнодумцы и безбожники (так поясняется в толковом словаре В.И. Даля). Слово это — искаженное «франкмасоны», что в переводе с французского означает «вольные каменщики». Короче говоря — масоны.

Масонские символы

Кто были эти люди? Какие же резоны они творили в нашей стране?

Среди них были разные личности — от ничтожных и преступных до выдающихся и героических. Соответственно их влияние на российское общество было сложным, неоднозначным. Во всяком случае, именно в этой среде зародилось революционное движение декабристов.

В книге зарубежной исследовательницы масонства Т.А. Бакуниной «Знаменитые русские масоны» упомянуто много славных имен: Суворов, Кутузов, Карамзин, Александр I, Грибоедов, Пушкин. По ее мнению, высказанному в другой работе: «Масонство, занесенное в Россию, по преданию, Петром Великим, почти одновременно с его возникновением на Западе, чрезвычайно быстро привилось и распространилось. Объясняется это тем, что появление масонства в России совпало с пробуждением общества, с первыми исканиями освобождавшейся мысли».

Она призналась, что «хотела обратить внимание на огромную массу русских вольных каменщиков, для которой масонство было настоящим светлым лучом, направлявшим их мысль на пути к достижению тайн бытия и развитию человеческого духа».

Впрочем, как мы уже говорили, первые свободные искания истины на Руси относятся к значительно более ранним временам. В случае с масонами проявилось очевидное влияние западной мистики и философии, а также мистификации. Ведь международный авантюрист «граф» Калиостро торжественно вошел в среду российских масонов. Хотя был выдворен из страны и даже удостоился стать главным героем комедии, сочиненной Екатериной II.

Из тайных лож масонов лишь немногие имели революционный характер. В них часто вступали из карьерных соображений. Один из масонов объяснял: «Желание иметь связи, как тогда уверяли, что без связей ничего не добьемся по службе и что большею частью либо масонством, либо другим каким мистическим обществом; люди, помогая друг другу на пути каждого пособиями, рекомендацией и прочее, взаимно поддерживали себя и достигали известных степеней в государстве преимущественно перед прочими». То есть складывались коррупционные связи.

Безусловно, были среди масонов экзальтированные мистики. Их завораживала, приводила в экстаз и умиление обстановка тайной ложи с ее загадочными торжественными ритуалами. Примерно то же самое происходит с истово верующими. Некоторые масоны, склонные к размышлениям на возвышенные темы, стремились посредством символов и сочинений мистиков постичь сокровенные тайны мироздания.

Но были и те, кто был ориентирован на Запад, состоял в английских или французских ложах. Для них Россия представлялась варварской страной с дремучим населением, которую следует перекроить на западный манер.

Конец ознакомительного фрагмента.