Россия и мусульманский мир № 11 / 2016
В журнале публикуются научные материалы по текущим политическим, социальным и религиозным вопросам, касающимся взаимоотношений России и мировой исламской уммы, а также мусульманских стран.
Оглавление
- Современная Россия: Идеология, политика, культура и религия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и мусульманский мир № 11 / 2016 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ — НЕТ!
ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ — ДА!
Современная Россия: Идеология, политика, культура и религия
Геополитические смыслы военной доктрины Российской Федерации
В конце 2014 г. была утверждена новая редакция Военной доктрины Российской Федерации. Интерес к документу, по своему предназначению призванному излагать официальное ви́дение на подготовку и применение военной силы, является традиционно высоким в силу ряда обстоятельств. Ограничимся лишь фиксацией того, что доктрина появилась практически на пике обострившегося глобального противостояния. Суть его — в непримиримом противоречии государств и цивилизаций, с одной стороны, и транснациональных структур — с другой. Без понимания данного обстоятельства анализ Военной доктрины России будет неполноценным. Путь же к установкам, появившимся в доктрине, был долгим. Судя по всему, их кристаллизация продолжится.
Чтобы оценить трансформацию военно-доктринальных установок России, необходим краткий экскурс в историю их подготовки и появления. Начать следует с середины 80-х годов XX в., когда руководством Советского Союза был провозглашен безусловный приоритет общечеловеческих ценностей по отношению к национальным интересам. М.С. Горбачёв определил, что «новое политическое мышление… категорично диктует характер военных доктрин» [1]. Реализация подобных установок привела к односторонним уступкам нашей страны. СССР принял на себя ряд ограничений, официально провозгласив, в частности: недопустимость применения Вооруженных сил в военных конфликтах, не связанных непосредственно с обороной страны и союзников от внешней агрессии; недопустимость начала военных действий против любого государства первыми; неприменение первым ядерного оружия; отсутствие стремления к военному превосходству. Еще в 1987 г., по оценке маршала Советского Союза С.Ф. Ахромеева, наши миролюбивые военно-доктринальные установки «на международную общественность… произвели большое впечатление» [2]. Министерство обороны СССР, реализуя директивные установки, исходило из того, что «отказ от силовых методов разрешения межгосударственных противоречий, от войны как средства достижения политических целей стал императивом современного мирового развития, обусловил место и роль общечеловеческих интересов и ценностей как краеугольного камня новой модели безопасности» [3]. В проекте Концепции военной реформы было прямо заявлено, что «война… себя полностью изжила» [4]. Военно-доктринальные установки имели сугубо оборонительный характер и реализовывались вплоть до тактического уровня, что дезориентировало личный состав армии и флота, особенно кадровых военных, воспринимаясь по существу как пораженчество. Уже после путча августа 1991 г. руководством военного ведомства военная доктрина по-прежнему виделась как «прежде всего доктрина предотвращения войны, мирного разрешения межгосударственных конфликтов, исходящая из приоритета общечеловеческих ценностей». Однако партнеры нашей страны так и не пошли на ущемление своих интересов [5]. То есть произведенное впечатление не пошло на пользу России.
Между тем избавление от политического романтизма в нашей стране не сразу состоялось и после смены общественно-политического строя. Показателен ответ в начале 1992 г. министра иностранных дел России А. Козырева на просьбу бывшего президента США Р. Никсона очертить реальные интересы новой России: «Одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы как бы слишком заклинились на своих национальных интересах. Теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях». Р. Никсон, комментируя эти слова Козырева, заметил: «Когда я был вице-президентом, а затем президентом, я хотел, чтобы все знали, что я сукин сын и во имя американских интересов буду драться изо всех сил. Киссинджер был такой сукин сын, что я еще могу у него поучиться. А этот, когда Советский Союз только что распался, когда новую Россию нужно защищать, — этот хочет показать, какой он приятный человек» [6].
Здесь следует отметить, что еще Р. Челленом, признававшим не только примат территориального и природного фактора в политике и географический детерминизм, но и ментальные свойства народов как геополитических субъектов, отмечалась вечность действия известной формулы: «Когда английский чиновник восклицает: “Right or wrong, my country” [“Права или неправа, но это моя страна”], то в основе получается парадоксальный перифраз того, что он имеет в виду: отечество никогда не может ошибаться» [7]. Импульс же, заданный апелляцией к общечеловеческим ценностям, имел долгосрочные и в известной степени обезоруживающие последствия для Военной доктрины России. Опуская изложение выдержек из доктрин, выходивших в 1993 и в 2000 гг., отметим, что и в документе, датированным 2010 г., констатировалось (ст. 7): «Мировое развитие… характеризуется ослаблением идеологической конфронтации, снижением уровня экономического, политического и военного влияния одних государств (групп государств) и союзов и ростом влияния других государств, претендующих на всеобъемлющее доминирование, многополярностью и глобализацией разнообразных процессов» [8]. Такая формулировка может быть истолкована как игнорирование традиционных устремлений глобальных игроков, ценности и интересы которых никуда не исчезли. При этом за полтора года до утверждения доктрины, в августе 2008 г., России пришлось участвовать в пятидневной войне на Южном Кавказе. США же стояли за спиной режима Саакашвили и фактически выступили стороной конфликта. Действия Вашингтона имели, несомненно, идеологическую подоплеку в виде постоянного и никогда не прекращавшегося стремления к мировому господству, чего трудно не увидеть. Следует отметить и то, что уже через несколько месяцев после выхода указа президента России об утверждении Военной доктрины, в конце 2010 г., началась «арабская весна», в ходе которой произошла насильственная смена режимов в ряде стран исламского мира. США открыто поддержали происходящее, вновь руководствуясь своим видением мирового устройства.
Итак, только в Военной доктрине Российской Федерации 2014 г. оказалось впервые зафиксировано положение о том, что мировое развитие характеризуется в том числе и соперничеством ценностных ориентиров и моделей развития, а также то, что происходит поэтапное перераспределение влияния в пользу новых центров экономического роста и политического притяжения (ст. 9). Фактически было зафиксировано смещение геополитического противоборства в ценностную, идейную сферу. Поскольку же об этом сказано в Военной доктрине, то правомерно утверждать, что Россия готова отстаивать свою систему ценностей в том числе и посредством военной силы.
Политика всегда существует в рамках координат «свой–чужой». Нацию делает таковой оригинальная система ценностей, отличная от других. Если же остро встал вопрос об их отстаивании, то это означает, что оппонент ведет себя агрессивно и силой навязывает свои ценности. Правомерно ли утверждать, что именно такое давление оказывается сегодня на Россию? Для ответа на этот вопрос обратимся к доступным источникам. Так, несколько лет назад в России при поддержке посольства США вышла книга известного американского публициста Уолтера Рассела Мида «Власть, террор, мир и война. Большая стратегия Америки в обществе риска» [9]. Автор подробно разъясняет, что представляет собой американский проект глобального мироустройства. В основе большой стратегии Америки — мессианство, заключающееся в изначально присущем американцам стремлении «помогать иностранцам осознавать их собственное благо» [с. 17]. Сегодня же всем непонятливым приходится объяснять, что «американский проект строительства миропорядка становится вопросом выживания всего человечества. Те, кто придерживается этого взгляда, верят, что мы не вправе позволить миру идти своим путем, как это было до сих пор, когда нации и цивилизации боролись за первенство, невзирая на цену, которую приходится за это платить человечеству» [с. 17–18].
Характеризуя генезис складывания менталитета нации, поясняется, что, начиная с первых лет своей истории, «американцы всегда верили, что их ценности, как религиозные, так и политические, должны доминировать на планете» [с. 21]. В институциональном плане такие установки официально оформились уже в 20-е годы XIX в. в виде небезызвестной доктрины Монро, фактически ставшей первой геополитической и военной доктриной США. Тогда президент Джеймс Монро манифестировал недопустимость нахождения военных баз государств Европы или Азии на обоих американских континентах. И этого американцам удалось добиться. Мнения же граждан других стран двух континентов никто не спросил, наоборот, такой статус-кво считался и считается в США благодеянием для них. Как отмечает Мид, «время от времени наши неблагодарные соседи отвергали монополию США на власть, но это не поколебало решимости нашей страны по-своему решать военные вопросы. Во всяком случае, мы были намерены сами решать, что нам считать своим домом» [с. 26–27]. В дальнейшем же необходимость реализации торговых, экономических интересов обусловила глобальную экспансию США с целью обеспечить безопасность ведения национального бизнеса с опорой, в случае необходимости, на военную силу. Отметим, что тем самым для капитала создавались конкурентные преимущества. Сферой особого внимания США и их элит стала Евразия, на территории которой в принципе не должно возникнуть доминирующей державы, способной объединить ресурсы суперконтинента и бросить вызов Америке. Иными словами, в свои права вступила классическая геополитика. Неудивительно, что Мид убежден в правильности того, что в дальнейшем «доктрина Монро распространилась и на Европу» [с. 114]. Следуя этой логике, Мид совершенно искренне обосновывает недопустимость соперничества в мире, поскольку оно неизбежно ведет к войне. Следовательно, для США нельзя допустить формирования такого миропорядка, когда другие державы смогли бы стать конкурентами: только такой порядок позволит «выстроить систему, которая могла бы, по меньшей мере потенциально, положить конец тысячелетиям конфликтов между великими державами. Мы должны были строить систему сил, которая принесла бы длительный мир всему миру, т.е. совершить в мировом масштабе то, что в древности совершили на региональном уровне Египетская, Китайская и Римская империи» [с. 24]. Разумеется, в такую систему любая другая «империя» не вписывается в принципе.
Возрождение России, демонстрация своих ценностей и интересов и готовности их отстаивать, декларация стремления сохранить собственную идентичность, заявки на субъектность в мировой политике, формирование других центров мира и институтов безопасности оказались неожиданными и неприемлемыми для Запада. Характерно, что имевшие место факты отказа от подчинения той или иной страны американскому давлению характеризуются в книге Мида как «публичное унижение» США [с. 150]. В книге изложен механизм того, каким образом США достигают поставленных целей, этот механизм — силовой по своей сути. Так, для достижения своих целей США по всему миру создали сеть военных баз, призванных поддерживать стабильность. Мид объясняет осознание «необходимости подавляющего военного превосходства как надежнейшей основы национальной безопасности» [с. 29]. Такое превосходство призвано показать всем странам бесполезность попыток тягаться с США в военном потенциале. Притягательная сила выступает как сеть экономических институтов, которая вовлекает в систему хозяйствования США другие страны таким образом, что ее сложно покинуть. Америка строила эту силу на двух основаниях: на международной валютной системе и свободной торговле. Бреттон-Вудские соглашения сделали доллар мировой валютной системой, что облегчило США задачу принятия на себя роли локомотива мировой экономики. Неудивительно, почему сегодня так болезненно реагируют Вашингтон и мировые финансовые элиты на ограничение сферы использования доллара и готовы пойти на всё, чтобы этого не произошло. Притягательная сила — это ценности и идеи. К числу фундаментальных американских ценностей относятся личный успех, расчет на собственные силы, свободное предпринимательство. Неслучайно при обосновании необходимости экономического могущества Америки и наращивания материального богатства Мид цитирует Священное Писание. Здесь нечему удивляться, поскольку периодически американские президенты публично заявляют о своей особой связи с Богом и даже общении с ним. В конечном итоге, мощь и сила Америки — во всех ипостасях — обеспечивают поддержание ее статуса посредством установления так называемого «нового мирового порядка», Pax Americana. Автор же книги называет вещи своими именами и прямо говорит о естественной мировой гегемонии США: «Американская мощь поддерживает и оберегает мир во всем мире» [с. 43]. По сути, мы имеем дело с честным и открытым манифестом глобальной гегемонии, детальным изложением американского проекта. Глобальной политической стратегии США свойственны — в нашем понимании — прагматизм и цинизм. «Не извиняйся и не оправдывайся», — так манифестирует Мид.
Знакомство с содержанием американского проекта призвано способствовать избавлению России от многих необоснованных иллюзий и ожиданий. Для нашей страны нет никакой разницы, кто находится у власти, будь это представитель демократов (Обама), республиканцев (Буш) или кто бы то ни было другой. В условиях наличия принципиальных отличий в ценностных установках России суждено оставаться экзистенциальным оппонентом США. Вообще, западная традиция русофобии, предполагающая априори отрицательное, предвзятое отношение практически к любым действиям России, имеет давние корни [10]. Как признают зарубежные исследователи, уже в XVI–XVII вв. Россия воспринималась на Западе как «культурно абсолютно чуждая страна», отличающаяся от традиционного Востока только принадлежностью к христианству. Однако и православная вера ставилась под сомнение, вплоть до рассмотрения в диссертациях вопроса «Являются ли русские христианами?» [11]. Возможно, размышления Мида можно счесть досужими, если бы не опубликование в феврале 2015 г. новой «Стратегии национальной безопасности США». Некоторые положения документа заслуживают изложения без купюр.
Мы демонстрируем за рубежом, что готовы действовать в одностороннем порядке.
…Нас объединяет общенациональная уверенность в том, что глобальное лидерство Америки остается непреложным. Мы признаем свою исключительную роль и ответственность…
Мы мобилизовали и возглавили международные усилия по наказанию России и противодействию ее агрессии…
Мы будем лидировать с позиции силы.…Мы обладаем непревзойденной военной мощью. Однако американская исключительность зиждется не только на силе нашего оружия и экономики. Прежде всего, это продукт наших основополагающих ценностей…
Наша армия сохранит свою готовность защищать наши непреходящие национальные интересы, обеспечивая важные рычаги влияния нашей дипломатии…
Наши вооруженные силы размещены по всему миру для защиты наших граждан и наших интересов…
Для сохранения нашего устойчивого лидерства нам необходимо сформировать контуры нового мирового экономического порядка, который будет и впредь отражать наши интересы и ценности…
Американские ценности являются отражением всеобщих ценностей, которые мы отстаиваем во всем мире. Они включают свободу слова, вероисповедания, мирного собрания; возможность выбирать руководителей демократическим путем; а также право на справедливый суд и равноправие в отправлении правосудия…
Целенаправленные экономические санкции остаются эффективным средством наказания безответственных игроков, чья военная агрессия, незаконное распространение или неспровоцированное насилие создают угрозу международным правилам и нормам, а также миру, сохранять который они призваны. Мы будем также наращивать издержки для России посредством санкций и прочих мер, противопоставляя лживой московской пропаганде ничем не приукрашенную правду. Мы будем сдерживать российскую агрессию, бдительно наблюдая за ее стратегическим потенциалом, а при необходимости поможем в перспективе нашим союзникам и партнерам противостоять российскому принуждению.
И, наконец, в качестве резюме о назначении Стратегии национальной безопасности: Она направлена на инициативное продвижение наших интересов и ценностей с позиции силы [12].
Вся разница в понятиях с документами периода развала Советского Союза состоит лишь в том, что вместо понятия «общечеловеческие ценности» использовано понятие «универсальные ценности».
В течение относительно короткого периода у России оформилась четкая позиция относительно ключевых проблем мирового развития. Это касается, прежде всего, силового навязывания «универсальных» ценностей, приводящего к многочисленным жертвам, смене режимов, отказу от традиционного политического устройства, утрате суверенитета. Отсюда ясно, что изменение взглядов на подготовку и применение военной силы выступает как закономерная ответная реакция России на развитие политической ситуации в стране и за рубежом. Поэтому военная доктрина выступает как открытая всему миру декларация ви́дения Россией целей, условий, допустимых пределов, форм и последствий применения средств вооруженного насилия, военной силы. Вопрос восприятия доктринальных установок далеко не праздный, поскольку имеет место проблема понимания отечественной и зарубежной общественностью официальной позиции России. В ряде случаев и специалистами посылаемые сигналы либо игнорируются, либо неадекватно воспринимаются. Характерен в этом отношении вывод Ю.Н. Балуевского: «Многие наши эксперты и аналитики НАТО неправильно оценили основное содержание и положения нашей Военной доктрины 2010 года» [13].
Военная доктрина в новой редакции призвана довести до целевых групп с использованием убедительных формулировок то, для решения каких задач Российское государство осуществляет подготовку военной силы и для чего и когда может ее применить. Уместно привести лишь некоторые артикулированные в документе феномены:
— смещение военных опасностей и военных угроз в информационное пространство и внутреннюю сферу;
— дестабилизация внутриполитической обстановки;
— очаги межнациональной и межконфессиональной напряженности, деятельность международных вооруженных радикальных группировок, иностранных частных военных компаний, рост сепаратизма и экстремизма;
— установление в государствах, сопредельных с Россией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам нашей страны;
— подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств и их коалиций против Российской Федерации;
— деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества;
— создание на территориях противоборствующих сторон постоянно действующей зоны военных действий;
— участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний;
— применение непрямых и асимметричных способов действий;
— использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений.
Можно констатировать проявление в доктрине общего трен-да к признанию используемых в современной политической борьбе невоенных средств в качестве оружия. Поэтому и для противодействия требуется «объединение усилий государства, общества и личности по защите Российской Федерации». Вместе с тем данная идея требует своего развития: ведь в ряде зарубежных стран уже давно официально реализуются концепции тотальной, общественной, духовной обороны, в основе которых — привлечение всех граждан к обороне страны, отстаиванию национальных ценностей. Об этом уместно вспомнить в условиях, когда против России задействован силовой потенциал в виде экономических санкций, идеологического давления, мощного натиска на систему наших традиционных ценностей. Имеет место скоординированное использование (пока) не регулярной армии, а многочисленных экстремистских, неорелигиозных, псевдоправозащитных структур, организаций сексуальных меньшинств и др. Применение против этой «политической пехоты» военной силы требует серьезной проработки и подготовки. Ознакомление же с текстом Военной доктрины позволяет утверждать, что документ только в самом общем виде обозначил направление развития системы обороны страны, по сути, лишь поставив проблему.
В завершение необходимо отметить, что Военная доктрина, будучи политическим документом, одновременно предназначена нацеливать на определенный способ действий и четко ориентировать Вооруженные силы. Данное качество и является важным критерием для оценки документа, на что указывал отечественный военный мыслитель А.А. Свечин: «Масштаб для оценки доктрины: насколько она толкает к активности, настолько она проникнута и распространяет лозунги действия, как она отражается на действиях армии» [14].
1. Горбачёв М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. — М.: Политиздат, 1988. — С. 145.
2. Ахромеев С.Ф. От истории — к современности // «…Хорошо забытое старое»: Сб. статей. — М.: Воениздат, 1991. — С. 158.
3. Язов Д.Т. Военная реформа. — М.: Воениздат, 1990. — С. 16.
4. Концепция военной реформы (проект) // Военная мысль (специальный выпуск). — 1990. — С. 24.
5. Лобов В.Н. Военная реформа: связь времен. — М.: АВИАР, 1991. — С. 80.
6. См.: Интервью с В. Михайловым // НГ — Фигуры и лица. — 2001. — 12 апреля.
7. Челлен Р. Государство как форма жизни / Пер. с швед. и примеч. М.А. Исаева; предисл. и примеч. М.В. Ильина. — М.: РОССПЭН, 2008. — С. 76.
8. Указ Президента Российской Федерации от 5 февраля 2010 г. № 146 «О Военной доктрине Российской Федерации» // Российская газета. — 2010. — 10 февраля.
9. Мид У.Р. Власть, террор, мир и война. Большая стратегия Америки в обществе риска / Пер. с англ. А. Георгиева, М. Назаровой. — М.: Прогресс-Традиция, 2006. — 208 с.
10. См. подр.: Русский вопрос в истории политики и мысли. Антология / Под ред. А.Ю. Шутова, А.А. Шириянца. — М.: Издательство Московского университета, 2013. — 624 с.
11. Europa und Russland. Texte zum Problem des westeuropäischen und russischen Selbstverständnisses. — Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1959. — S. 3.
12. http://www.whitehouse.gov/sites/default/ files/docs/2015_national_security_strat-egy.pdf; http://aftershock.su/?q=node/287990 (Дата обращения: 13.02.2015.)
13. Балуевский Ю.Н. Новые смыслы военной доктрины // Военно-промышленный курьер. — 2014. — № 42.
14. Свечин А.А. Основы военной доктрины. В кн.: Постижение военного искусства: Идейное наследие А. Свечина. — М.: Военный университет, Русский путь, 1999. — С. 200.
Пути формирования конкурентоспособного российского исламского образования
На сегодняшний день одним из приоритетов государства и российской уммы является развитие конкурентоспособного исламского образования, отвечающего вызовам современного общества. Под конкурентоспособностью понимается создание возможной альтернативы зарубежным исламским вузам, а также восстановление и развитие российской исламской богословской школы. Эта проблема также была озвучена в недавнем выступлении В.В. Путина в Уфе на встрече с муфтиями.
В настоящий момент условно можно выделить несколько подходов по вопросу формирования конкурентоспособного образования:
— запрет выезда для прохождения учебы в другие государства, подготовка имамов исключительно в российских исламских вузах;
— получение полного исламского образования лишь в зарубежных вузах;
— за прохождением обучения за рубежом должно следовать обязательное образование в российских светских вузах;
— современная форма сотрудничества государства и исламских вузов, подготовка специалистов с углубленным знанием исламской культуры;
— базовое исламское образование должно осуществляться в России, повышенный уровень — за рубежом.
Для начала следует упомянуть об идеологической составляющей данного вопроса. До сих пор мусульманская умма, государственные органы, российское общество в целом не имеют четкого представления, каким должен быть традиционный ислам. Особую актуальность данный вопрос приобретает в регионах, где за годы советской власти почти полностью была утрачена исламская традиция. На данный момент существует множество мнений, по какой модели должна развиваться исламская умма России.
Пока мусульмане России не определятся с этим ключевым вопросом, ни о каком развитии исламского образования не может быть и речи. Будет существовать идеологический вакуум, который будет заполняться зарубежными идеологическими установками относительно ислама.
Другой важной составляющей конкурентоспособности исламского образования является уровень профессиональной подготовки будущих имамов. Сюда входит, например, владение арабским языком.
Очевидно, что овладеть иностранным языком, не имея возможности общения с носителями языка, очень сложно. Поэтому неизбежно встает вопрос о преподавании языка арабами с дальнейшей стажировкой обучающихся. С другой стороны, в арабские страны направлять на обучение российских студентов небезопасно. Существует несколько возможных путей решения данной проблемы. Один из вариантов — пример Казахстана. По инициативе государства был создан аналог аль-Азхара — университет аль-Мубарак. Отличительная особенность вуза — преподавание значительной части предметов на арабском языке преподавателями из Египта. Программа вуза и учебный процесс находятся под контролем государства. Таким образом, выпускники овладевают необходимыми языковыми навыками, не выезжая за рубеж.
Другим вариантом решения проблемы является учреждение российских миссий в странах, где российские студенты проходят стажировку. Данный подход реализуется многими исламскими странами, отправляющими своих студентов на стажировку, или для повышения уровня образования. Например, Турция, Малайзия и Индонезия имеют такие центры в Египте. Они обеспечивают студентов жильем, стипендией, выполняют воспитательные и дополнительные образовательные функции, а также помогают предотвратить чуждое идеологическое влияние.
Уровень профессиональной подготовки будущих имамов связан также:
— с высоким уровнем владения первоисточниками исламского богословия;
— умением будущего специалиста адаптировать свои знания к условиям российского общества;
— формированием собственной богословской школы;
— наличием актуальных богословских научных трудов;
— наличием переведенных на русский язык наиболее известных классических и современных трудов по исламскому богословию;
— восстановлением духовной преемственности в исламском образовании (суфизм).
Развивать вышеперечисленные аспекты можно путем выстраивания системы высшего исламского образования, состоящей из трех уровней:
1) базового исламского образования;
2) магистратуры в светских учебных заведениях по направлению не «Культура ислама», как это существует на данный момент, а «Исламоведение» на базе ИСАА МГУ. Целью обучения является овладение научными методами исследования ислама и навыками профессионального перевода.
3) ежегодного повышения квалификации имамов.
Исламские финансы в России: Подспорье для экономики или угроза национальной безопасности?
Ключевые слова: исламские финансовые институты, исламский банкинг, исламское страхование, идеология, законодательство, национальная безопасность, терроризм.
Исламские банковские структуры не могут войти на российский рынок в качестве самостоятельных игроков. Им придется работать в связке с российскими финансовыми институтами и властью1. И в этом заключается серьезная проблема, так как заграничные финансовые интересанты рассчитывают получить мощных лоббистов собственных, далеких от чистого бизнеса интересов. Может ли польза от вливания исламских финансов в экономику РФ перевесить риски подобного рода?
Для того чтобы ответить на этот вопрос и понять, какие истинные мотивы кроются за актуализацией идеи о приходе на отечественный рынок финансовых услуг исламского капитала, необходимо вкратце затронуть механизмы функционирования исламских финансовых институтов (ИФИ).
В основе деятельности ИФИ лежит религиозное мировоззрение, исходящее из мусульманских доктринальных установок2. Как отмечает марокканский богослов и политический деятель Алляль ал-Фаси: «Коран — это лучшая конституция, лучший трактат политэкономии. Он может с успехом заменить для современных мусульман “Декларацию прав человека” и “Капитал“»3. Следовательно, экономическая деятельность является инструментом претворения в жизнь мировоззренческих, и в том числе политических, установок. Впрочем, необходимо отметить, что на сегодняшний день среди мусульманских интеллектуалов не существует единой точки зрения на то, каковы критерии в подлинном смысле исламской экономики. Даже в государствах, где нормы шариата являются определяющими в системе политической, экономической и общественной жизни (таких как Саудовская Аравия или Катар), по мнению многих богословов, до сих пор не выстроена эталонная исламская экономическая модель. Дело в том, что экономическая деятельность в этих государствах, равно как и во многих других, строится, в сущности, на принципах, которые сегодня действуют в мире как универсальные. Поэтому суть вопроса на практике сводится не к их принципиальному отрицанию, а к формальному соответствию проводимых по канонам капитализма операций нормам шариата.
Один из отличительных признаков исламской экономики, во всяком случае, на Ближнем Востоке, — доминирование финансового сектора. Но здесь кроется серьезная проблема, поскольку в условиях оперирования современным экономическим инструментарием ссудный процент, и шире — ростовщичество (риба) — как способ извлечения прибыли, неприемлем с точки зрения доктринальных установок ислама. Учитывая этот нюанс, специалист по исламским финансам Р.И. Беккин4 дает такое определение исламской финансовой системе: «Исламская финансовая система есть совокупность методов и механизмов финансирования, позволяющих осуществлять экономическую деятельность без нарушения базовых принципов, сформулированных в шариате (мусульманском праве)»5.
Получение прибыли в исламских банках достигается двумя наиболее распространенными способами, позволяющими спекулятивным образом решить проблему рибы:
1. Исламский банк формально выступает соучредителем бизнеса, который кредитуется, и на основании этого получает определенную долю дохода от этого бизнеса. Указанные операции осуществляются на основе договоров мудараба (и его модификаций)6 и мушарака7.
2. Дисконт. Облигация (сукук) или вексель продается дешевле их номинальной стоимости, а погашается по номиналу. Таким образом, условно получаемый процент отсутствует, а прибыль идет в результате пересчета дисконта. Однако справедливости ради стоит отметить, что данный вид операций большинство исламских юристов не относят к числу дозволенных8, что тем не менее редко влияет на практику.
Вместе с тем исламская экономика не ограничивается исключительно банкингом и торговыми операциями, хотя последние играют ключевую роль в инструментарии исламских банков9. Существует еще одна отрасль — исламское страхование (такафул). Такафул увязывает на себе инвестиционные проекты: страховые компании инвестируют в виды экономической деятельности, разрешенные шариатом (халал), и на основании этого получают прибыль.
Как видим, в исламской финансовой системе существует своя специфика, усложняющая проведение регулятором аудита, что требует специальной подготовки работников контрольных служб.
Лидерами по финансовым операциям, соответствующим нормам шариата в нашей стране, являются республики Поволжья и Северного Кавказа.
Обратимся к опыту Татарстана. Тема организации на территории Татарстана системы исламского банкинга и сопутствующих ему структур регулярно обсуждается в республиканских государственных, независимых и религиозных средствах массовой информации. В Татарстане сегодня уже осуществляется ряд практических начинаний в указанной сфере. Так, при Правительстве РТ с 2011 г. действует Агентство инвестиционного развития (АИР), которое до октября 2014 г. возглавлял Л. Якупов — до недавнего времени главный сторонник привлечения исламского капитала в татарстанскую экономику10. По словам самого Якупова, высказанным им в ходе круглого стола «Построение и практическая реализация исламских экономико-правовых моделей в современной России», проходившего в рамках зимней Школы исламского права и экономики (ШИПЭ) при Казанском федеральном университете в декабре 2014 г., общее количество государственных сотрудников, занимающихся сегодня в РТ зарубежными исламскими финансами, уже превысило 60 человек11.
В целом инфраструктура исламских финансов в Татарстане довольно разветвленная и включает Фонд развития исламского бизнеса и финансов (IBFD Fund), Татарстанскую международную инвестиционную компанию (ТМИК), Евразийскую лизинговую компанию (ЕАЛК), Ак Барс Банк, финансовый дом «Амаль», страховую компанию «Альянс Жизнь». В конце марта 2015 г. в республике открылось Татарстанское региональное отделение Ассоциации предпринимателей-мусульман России (АПМ РФ). На государственном уровне осуществляет свою деятельность Совет по взаимодействию с международными финансовыми организациями при Президенте РТ. Его статус был повышен в конце 2010 г. путем передачи структуры из ведения правительства президенту.
Начиная с 2009 г. в Казани под патронажем правительства РТ на регулярной основе проходит Международный экономический саммит России и стран Организации исламского сотрудничества (ОИС) — Kazan Summit, один из последних состоялся в июне 2015 г.12
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Современная Россия: Идеология, политика, культура и религия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и мусульманский мир № 11 / 2016 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
В частности, одним из потенциальных партнеров исламских банков в России называется банк «УРАЛСИБ».
2
В данном случае мы сознательно опускаем такое явление, как хавала, поскольку данная финансово-расчетная система носит неформальный и неинституциализированный характер.
3
Цит. по: Левин З.И. Реформа в исламе: Быть или не быть? Опыт системного и социокультурного исследования. — М., 2005. — С. 170.
4
Беккин Р.И. Исламская экономическая модель и современность. — М.: Издательский дом Марджани, 2010. — С. 16.
6
Мудараба — сделка, по которой на основании договора одна сторона — инвестор — предоставляет капитал (денежные средства), а другая — предприниматель — принимает капитал и использует его с применением собственных трудовых ресурсов, в целях получения прибыли и ее распределения между сторонами в соответствии с договором.
7
Мушарака — финансирование через беспроцентные ценные бумаги. В случае мушарака два финансовых партнера акционируют свой капитал в совместное предприятие для получения определенной прибыли. Вся прибыль и убытки делятся между обоими партнерами в соответствии с заранее оговоренной пропорцией, которая может отражать, но не обязательно отражает, долю их участия в капиталовложении.
8
Постановления и рекомендации Совета исламской академии правоведения (фикха) — фетвы / Пер. М.Ф. Муртазина. — М., 2003. — С. 149.
10
Несмотря на замену Л. Якупова в октябре 2014 г. на Т. Миннулину, он некоторое время еще курировал вопрос исламских финансов в качестве внештатного советника премьер-министра РТ И. Халикова. Из биографической справки: Линар Якупов, 42 года. Высшее образование получил на факультете экономики и управления Международного исламского университета Малайзии. Работал на должности вице-президента в инвестиционной компании при Международном исламском университете Малайзии, а также заместителя управляющего бизнес-инкубатором в этой стране. В России с 2002 г. занимал посты коммерческого, затем финансового и генерального директора в компании «Татинтелком». В 2006 г. основал и возглавил инвестиционную финансовую компанию «Линова» (ИФК «Линова»). С 2008 г. — директор Российского центра исламской экономики и финансов (РЦИЭФ) при Российском исламском университете (РИУ), с декабря 2009 г. — президент Некоммерческого фонда развития исламского бизнеса и финансов (IBFD Fund). Входил в состав Совета при президенте Татарстана по взаимодействию с международными финансовыми организациями.
