Тридцать один. Огневик

Роман Смеклоф, 2018

В тридцати мирах колдовством убирают со стола и подсушивают тосты для завтрака. А тех, кто не способен к магии, презрительно именуют «блёклыми». Их жизнь тяжела и не переменится к лучшему, пока всем правят чародеи. Но даже у «блёклых» есть шанс обрести лучшую долю и найти своё место в жизни. Надо лишь отыскать самый сильный артефакт – символ свободы – и вернуть из небытия Властелина, однажды уже победившего чародеев. И вся надежда снова на оборотня, который и сам ещё не догадывается, какие силы ведут его к намеченной цели.

Глава 1. Свобода важнее

Директор Благоградской тюрьмы не любил кататься на коньках! На первый взгляд у него вообще не было пристрастий, кроме чрезмерной тяги к порядку и чистоте. Но на второй было заметно, как он тяготел к знаменитостям.

— Величественной тюрьме — известнейшие заключенные! — в сотый раз повторил он.

Общение с Евлампием не пропало даром, я вежливо улыбнулся в ответ.

Он имел право так говорить про свой волшебный каземат. Здесь потрясал каждый зачарованный камень. Колдовство таилось во всякой песчинке. В сверкающей солнечным светом пыли. В заполняющем камеры воздухе.

Я вздохнул. Даже всю жизнь вызывавшие трепет чудеса не отвлекали от угрюмых мыслей о символе свободы. Более всего на свете хотелось сорвать ошейник и навсегда избавиться от голема и хранителя вкуса.

— Вам у нас комфортно? — осведомился директор.

Я почтительно кивнул. Не расстраивать же его. Как можно чувствовать себя в кутузке? Чай не императорская гостиница. За решеткой удобно только директору тюрьмы. По крайней мере, по его сияющему лицу кажется, что он счастлив!

Кряжистый коротышка в сером камзоле, весь заросший рыжей бородой и торчащей во все стороны шевелюрой, протянул руку и, встав на цыпочки, отряхнул ворот моей рубахи.

— У вас прическа неровная, — промычал директор, попытавшись пригладить волосы на моём виске.

Я отклонился назад.

— Чем могу быть полезен, господин управляющий? — поинтересовался я.

Директор придирчиво оглядел камеру. Пустая каменная коробка. Шершавые серые стены без окон, свет тусклым сиянием разливается из гладкого потолка, бросая кривые тени на линялый матрас в углу. Не найдя изъянов, заключённым чародеям не положено личных вещей, управляющий отстранённо сказал:

— Вас ожидает Сыч.

У меня похолодели руки.

— Меня повезут в тайную канцелярию? — сдерживая дрожь в голосе, спросил я.

— Нет, — ответил коротышка, заморгав зелёными глазами. — Он ждет в приёмной. Идёмте. Только по дороге вымойте руки. У вас грязь под ногтями. В таком виде нельзя беседовать с главой тайной канцелярии.

— А с кем можно? — пробормотал я.

Директор не расслышал, попытался приобнять за плечо, не дотянулся и взял под руку.

Я сжался. Единственное препятствие между мной и тайной канцелярией — грязь под ногтями. Избавившись от неё, я окажусь в руках Сыча без защиты.

Вместе с управляющим, я сделал шаг к глухой стене и в ней прямо на глазах появилась металлическая дверь с засовом.

Голем потряс головой.

— Такое изобилие магических субстанций пагубно сказывается на моём состоянии, — забормотал он.

Я только глаза закатил. Нарочно что ли эти словечки придумывает? Супстанции сами по себе звучат странно, а уж вместе с чем-то пагубным и вовсе зловеще.

Дверь выдернула из стены засов и открылась в коридор. Торцы ощетинились ригелями и защелками. Снизу выдвинулось шесть механических лап, вверху распахнулось решетчатое окно, за которым билось багровое пламя. В языках огня угадывались глаза-буркала и кривая пасть. Такого я даже в академии не видел. Железные когти вонзились в отверстия в полу. Громко щёлкнуло, и по тюрьме эхом раскатился глубокий гул. В двери́ застучало и заскрежетало. Механические лапы оттолкнулись от пола, и коридор поехал мимо нас. По мрачным тёмным стенам плясали кривые отсветы багрового пламени. Гурьбой упирались в дверь, словно помогали протащить камеру к нужному месту. Мигали и дрожали от напряжения, то вспыхивая ярким заревом, то растворяясь в черноте коридора.

Я потёр глаза. Но сколько не жмурился и не тряс головой — ничего не менялось. Магам лень ходить даже внутри домов, вот и заставляют безотказные двери двигать стены, вместо того, чтобы лишний раз пошевелиться самим.

— Приехали! — радостно сообщил управляющий.

Дверь прекратила перебирать механическими лапами, и мы остановились.

Не без дрожи в коленях, я переступил порог и, подгоняемый директором тюрьмы, вышел к уборной. Бесконечный коридор тянулся в обе стороны и пропадал в темноте. Каждый шаг отдавался гулким эхом, но быстро стихал, пугаясь собственной дерзости. Тюрьма не переносит громких шагов. Здесь ступают медленно и осторожно, ведь никому неизвестно какой шаг может стать последним.

За спиной грохнуло, как в горах Тринадцатого тёмного объединенного мира. Вжав голову в плечи, я покосился через плечо. Дверь выдрала когти из пола, оторвалась от петель и, переваливаясь на шести ногах, подползла поближе, сверкая в полутьме цифрами «сто тридцать один», номером моей камеры.

Тюремщики звали этих металлических чучел железными стражами, а узники окрестили пёсиками. Они таскались за заключенными, не выпуская из виду ни на мгновенье. Наверное, поэтому из Благоградской тюрьмы ещё никто не убегал. Я вспомнил Каменную террасу в замке летучих обезьян. О ней, вроде, говорили то же самое.

Мой пёсик примостился рядом. Языки бурого пламени выскакивали из-за решетки, пытаясь меня лизнуть.

Директор потянул за руку, и я перестал озираться.

— Не волнуйтесь, вы столь известная личность, что обращаться с вами неподобающе не рискнет даже тайная канцелярия, — сообщил он.

Я недоверчиво помотал головой. Когда это я прославился? Я что Оливье? Хотя директору виднее. О популярности ему известно больше всех. Он тащится от знаменитостей, как орк от дурман-травы.

— Будем надеяться, — недовольно заметил Евлампий.

— Никак не привыкну к вашему голему, — натужно улыбнувшись, выдавил управляющий. — Дрожу от одного голоса.

— От моего обделался бы! — грозно пропищал Оливье.

— А я к вашему стражу, — сознался я, стараясь не замечать скрежет железных лап по полу, а заодно дядины реплики.

Видим и слышим хранителя вкуса только я и Евлампий. Думаю, это всё из-за цепи. А вот как на неё попал Оливье — настоящая загадка. Он больше молчит, а когда злоба накапливается и распирает изнутри, выдаёт очередную гадость.

— И давно меня все знают? — поинтересовался я, проходя в уборную.

Длинный тёмный коридор с шершавыми голыми стенами и сводчатым потолком угнетал. Болтали, что его прогрызли подгорные черви в скале и никакая магия не разрушит этих проходов. А гильдия Камневаров притащила эту гигантскую глыбу из безвестных глубин неведомого мира.

В уборной до рези в глазах сверкали надраенные краны над умывальником, оттеняя почти чёрную плитку.

— После статей в Хронике тридцати миров, — удивленно сообщил директор. — Вы не читали?

— У нас отобрали все вещи, — холодно заметил Евлампий.

— О да, конечно. Мы всё исправим. Пришлю Вам лучшие номера.

— Мне вернут подписку? — обрадовался я.

Директор покровительственно кивнул.

— Могу пренебречь некоторыми правилами, тем более, что это не улика.

— Спасибо, — поблагодарил я, наклоняясь над раковиной.

— Что вы. Поверьте, статьи чудесные.

Я протянул руки, и вода брызнула из блестящего крана. Всегда считал, что чтение для помешанных на знаниях магов. Но раньше про меня не писали. Только один раз на стене туалета в академии: «Дворник метит территорию», но это не считается.

Оливье вздохнул.

— Дивный план, — пробормотал он. — Столько сил в пучину.

— Это ты наплёл в Хронику? — прошипел голем.

— Бросил кость, — парировал хранитель. — Хотел запрыгнуть в знаменитое тело, чтобы идти на всех парусах!

— Когда же ты ухитрился? — спросил я, изображая заинтересованность.

Получилось правдоподобно.

— Сто лет слухи распускаю, — протянул Оливье и, нахмурившись, взвыл. — Я тебе доверял. Ты клялся, что хочешь стать моим учеником, но не стал!

— Что вы сказали? — уточнил директор тюрьмы.

Я замотал головой.

— Ничего. Вода холодная.

— Да, — согласился управляющий. — Сколько прошу огневиков добавить пару заклятий, а они всё жмутся.

Закончив мыть руки, я показал чистые ногти.

— Так намного лучше. Идёмте!

Я набрал полную грудь воздуха и постарался придать себе уверенный вид. Даже подбородок задрал кверху, но при входе в приёмную директора зацепился за край ковра и чуть не упал.

— Чтоб их, этих домовых! — проворчал управляющий, взмахнув рукой. — Пыль сожрут, а ковёр не выправят, каждый раз одно и то же.

Невидимая сила подхватила меня и поставила на ноги. Даже отряхнула, охлопав рубаху и штаны. Везет же чародеям, и руками махать не надо. Оправляются, и то волшебством.

— Пыли на них не напасешься! — растерянно брякнул я, не зная, что добавить.

Уверенность поблекла. Спасибо магии, не дала позорно растянуться на полу.

— За домовыми следить надо. Ненадежные существа, — встрял голем.

— Чистая правда! — согласился директор и щелкнул пальцами.

Дверь в приемную захлопнулась и оставила железного стража в коридоре.

Сыч развалился на гостевом диване у стены, небрежно перетасовывая карты. Он с неохотой оторвался от созерцания огромного оранжевого цветка, занимающего противоположный угол комнаты. Над растением висели картины с директором тюрьмы и заключенными. Наверняка известными в Благодатных землях магами, чернокнижниками, учеными и защитниками. Они заменяли окно. В огромной каменной глыбе их просто-напросто не было.

Увидев нас, молодая помощница директора резко поднялась из-за длинного стола заваленного перемигивающимися огнями бумагами и вышла на встречу.

— Доброе утро, мастер Носовский, — проговорила она, опустив огромные зелёные глаза. — Доброе утро, господин директор.

— Мастер? Мастер! — запричитал Оливье. — Этот шелудивый пёс, мастер? Чем же он заслужил подобное обращение? Чем, я спрашиваю?

— Твоим завещанием, — шикнул Евлампий.

Хранитель вкуса горестно взвыл.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровался я, стараясь не слушать дядины рыдания.

Управляющий кивнул и озабоченно посмотрел на подчиненную.

— Третий раз со мной здоровается, — тихо сообщил он. — Недавно работает, еще смущается при виде известных персон, — и громко добавил. — Вы можете идти, Ирина!

Услышав своё имя, помощница вздрогнула, и, бросив требовательный взгляд на Сыча, неохотно направилась к выходу из приемной.

— В другой раз! — бросил ей вслед глава тайной канцелярии.

Ирина гордо дёрнула головой, так что рыжие волосы разметались по плечам, и шагнула прочь из комнаты.

— Не стой на дороге! — вскрикнула она, чуть не врезавшись в железного стража, но пёсик на неё не отреагировал, оставшись на прежнем месте.

Вот она какая, популярность! Стоит прочесть статьи.

— Молодежь, — отечески улыбнулся директор.

Отвлеченный своими мыслями, я не сразу понял, о чём он.

— Кузина моей жены. Юна, но амбициозна. Мечтает служить в тайной канцелярии. Талант у неё, безусловно, имеется… — продолжил управляющий.

— Вашу кузину мы обсудим позже. Я обещал рассмотреть её кандидатуру. А пока, у вас, наверно, много других дел, — встрял до сих пор задумчиво молчавший глава тайной канцелярии и добавил, обращаясь ко мне. — Давно не виделись, задержанный.

— Здравствуйте, — выдавил я, не теряя достоинства, и спрятал руки за спиной.

Я их тщательно вымыл, но неловкость осталась. Словно единственное, зачем приехал Сыч — проверить чистоту моих пальцев.

— Я, пожалуй, откланяюсь. Дел, и вправду, невпроворот. После беспорядков на виктатлоне подопечных прибавилось. Глашатай посла Подгорного царства, внештатный советник кабинета министров Чёрной империи. Величественной тюрьме — известнейшие заключенные! — директор гордо улыбнулся. — Будьте осторожны!

— Да, да. Всенепременно. Постараемся не запачкать ковер, — вздохнул глава тайной канцелярии.

Я вздрогнул, но на помощь пришёл голем.

— Господин, в данной обстановке такие шутки неуместны, — жестко объявил он.

— Такие-какие? — покачал головой Сыч. — Разве я фальшиво беспокоюсь о здоровье твоего хозяина?

— Он мне не хозяин! — разозлился Евлампий.

— Это не мешает мне проявлять поддельную заботу. Говорят, — глава тайной канцелярии повернулся вслед уходящему директору, дождался пока тот закроет дверь и продолжил, — здесь ужасно кормят. Зная, как трепетны оборотни в еде, я испугался, что пищеварение задержанного пострадало.

— Спасибо, я хорошо себя чувствую, — заверил я.

Собрав карты стопкой, Сыч спрятал их в тёмно-синий камзол. Поправил на шее изящный белый бант, и добавил:

— Ваш рацион много для меня значит, — он потёр манишку. — Что же вы не присаживаетесь, задержанный?

Напротив дивана стояли два массивных кресла. Я выбрал то, что ближе к выходу. На случай непредвиденного отступления, и вопросительно посмотрел на главу тайной канцелярии.

— Хотя, вы же и так сидите, задержанный.

— Господин, переходите к делу, — не выдержал голем.

— Торопитесь? — поинтересовался Сыч, озираясь. — По-моему, вам некуда спешить!

— Есть, — ответил я, подумав про артефакт. — Как вы правильно заметили, здесь плохо кормят и кровать жёсткая.

Насчёт матраса я не врал. А Оливье сказал, что кровать развалилась от старости и ее сожрали домовые, и долго смеялся.

— Пусть сбудутся ваши скромные желания, — послушно проговорил глава тайной канцелярии. — Перейдем к нашему делу. Напомните пару мелочей. Кем был ваш спутник до того, как сгорел?

— Маэстро, виртуоз, художник… — начал перечислять я.

— Так мы поссоримся, — грустно заметил Сыч.

— Почему? — не понял я.

— Он спрашивает не про Оливье, — подсказал голем.

И вправду, нетрудно догадаться, но я запамятовал об архивариусе. О хранителе вкуса-то забыть невозможно. А по справедливости должно быть наоборот, ведь я обязан Мровкубу жизнью.

— Господин, позвольте объяснить, — спас положение Евлампий и, дождавшись благосклонного кивка главы тайной канцелярии, продолжил. — Того волшебника мы встретили на Изумрудном острове. Он выпустил радугу в Фейри Хаусе. А мастер Оливье, несмотря на его явное помешательство, предложил…

— Утопить проклятый булыжник, где поглубже! — заорал хранитель вкуса.

Голем запнулся. Тяжело привыкнуть, что слышишь то, чего не слышат окружающие, но собравшись с мыслями, продолжил:

— Предложил ему путешествовать с нами. Билет купил.

Сыч кивнул.

— Поверим в невероятное, — протянул он. — Тогда куда делся этот шаловливый волшебник?

— Рассыпался.

— Неужто прямо в пыль? — удивился глава тайной канцелярии. — Тогда точно помешанный, — он понизил голос, наклонившись ко мне. — Слышал они всегда рассыпаются. В гильдии синей небывальщины даже изучали безумное рассыповедение, но больших результатов не добились.

Я поморщился.

— Да нет, — возразил Евлампий. — Он рассыпался потому, что был гомункулом…

— Помешанный гомункул это уже за гранью добра и зла! А волшебных мурашек у него не было? Пренеприятнейшие гады…

Я пожал плечами. Мне лучше помалкивать, чтобы не брякнуть лишнего.

— Я не разбираюсь в магической вирусологии, — сознался Евлампий.

Сыч сдвинулся на край дивана.

— Удобные создания гомункулы. От мага не отличишь, но стоит поджечь, рассыпаются и никаких следов. Будто тень в тень воротилась, что скажите?

— Спросите у стражи арены, они его видели, — подскочил голем.

— Мимо них прошли тысячи чародеев. Вот мастера Оливье, после устроенного скандала, они запомнили. А помешанного гомункула как-то пропустили.

— Но вы же сами его видели…

— Перестаньте юлить, — прикрикнул глава тайной канцелярии. — Когда вы узнали о наследстве, задержанный?

— Позавчера, — честно ответил я.

— Возликовали? — вежливо спросил Сыч.

— Удивился, — протянул я, продолжая сыпать правдой.

Говорят, это лучшее оружие.

— И решили грохнуть старого мерзавца? — добродушно предположил глава тайной канцелярии.

Я чуть не кивнул.

— Решил, осьминог-переросток! — закричал Оливье. — Подговорил архивариуса и убил, — добавил он, вполне искренне всхлипнув и, подскочив на моём плече, заорал с новой силой. — Сычара глухая, я здесь! Гляди, что со мной сотворили! На кого я похож! Глист гальюнный!

К счастью, глава тайной канцелярии его не слышал.

— Нет, — не слишком чистосердечно вымолвил я.

— Покайтесь, задержанный. Кроме вас смерть Оливье никому не нужна.

— Как это? — удивился Евлампий. — А душеприказчик из Фейри Хауса! А любой подданный Изумрудного острова! Да мало ли влиятельных людей которым Оливье успел насолить!

— Я никогда не пересаливал, — обиженно пробормотал хранитель вкуса.

— Положим, — неопределенно проговорил Сыч. — Прямых улик нет, но вы первый подозреваемый. Есть козыри? — добавил он, зашевелив пальцами, будто перебирал колоду карт.

Я замотал головой. К этому жесту даже голем ничего не добавил.

— Встречать вам, задержанный, в тюрьме закаты и рассветы.

Я пожал плечами. Подумаешь, здесь не так уж и плохо. Одно регулярное питание чего стоит.

— Рассветы и закаты, — повторил Сыч. — Вы как слепой колдун, метящий молнией в игольное ушко. Недальновидны! Принц ещё не король. Император требует свернуть радугу. Фейри Хаус возместить потери. Все недовольны и обеспокоены нашим общим будущем.

— К чему вы это, господин? — удивился прямолинейный Евлампий.

— Потому что, — недовольно пробурчал Сыч, — Семисвет закрыл границы и император остался без своей любимой рыбалки.

— А мне то что? — вскинул я руки. — Он далеко…

— Далеко ли близко от цепного пса миска. Кто бы знал, тот бы мог и не поддерживать императорское увлечение, а кто не знает, лучше бы держал язык во рту и не размахивал им посреди тюрьмы. Тут даже у цветов есть уши.

Я обернулся, недоверчиво взглянув на оранжевый цветок. Огромные листья-лопухи, толстый, закрытый бутон, мохнатые ворсинки по всему стеблю. Он конечно немного странный, но как ни старался ушей я у него не разглядел. Сидит себе мирно в кадке, не проявляя никакого интереса к беседе. Я снова посмотрел на главу тайной канцелярии.

— Скоро все противники магии исчезнут! — предупредил Сыч.

— Не надо его запугивать, господин, — попросил Евлампий.

— А кого? — совсем расстроился Сыч. — Мне, между прочим, тоже нелегко, я ненавижу рыбалку. А как тогда понять где друзья, а где враги? Вода сейчас не такая мутная, как раньше. Никто больше не работает и на поглотителей, и на магов!

— О чём вы? — совсем запутался я.

— Ваш слуга расскажет!

— Я не слуга, — повысил голос голем.

Сыч пожал плечами.

— Чтобы сытно есть и глубоко плавать — надо искать влиятельных покровителей…

— Зачем? — глупо спросил я.

— Чтобы выскользнуть из сетей, — прошептал глава тайной канцелярии, глядя на рыжий цветок.

— Объясните, господин, — сухо сказал Евлампий.

— Рука руку зачаровывает. Отдайте символ свободы, берите шхуну и плывите, куда хотите.

Я с трудом сглотнул, вытаращась на Сыча. Даже хранитель вкуса с интересом разглядывал старого знакомого.

— О чём вы, господин? — неубедительно удивился голем.

Глава тайной канцелярии улыбнулся.

— Пораскиньте…

Я замотал головой.

— Зря! Я опасный враг!

Встав, он вынул карты и, вертя их между пальцами, вышел. Я ошарашенно смотрел на пустой диван, пока не вернулась помощница.

— Я видела ваши бумаги, — не глядя на меня, заметила она. — Вы же не убивали своего учителя?

— Конечно, нет, — вскочив, вскрикнул я. — Я не убийца.

— Охотно верю, — пробормотала Ирина, и снова покраснев, склонилась над столом. — А кто тогда?

Я вздохнул.

Помощница поджала губу и глухо проговорила:

— Вы можете идти!

Глядя на неё, я и сам порозовел. Приятно кружить головы симпатичным девушкам. Я непроизвольно вспомнил Оксану и мой пыл угас. Она тоже была милой, а чем всё закончилось! Я поморщился. Лучше не вспоминать. Открыл дверь и вышел в коридор.

— Хуже только штиль, — сообщил Оливье. — Сыч прав! В такой мути ловится крупная рыбка, а я сам сижу на крючке.

Он с досадой дёрнул за цепочку.

— Даже сейчас думает только о себе, себялюб, — с отвращением выдавил Евлампий.

Дядя хмыкнул и обиженно вздёрнул подбородок.

— Вы пожалеете, сухопутные черви, — промычал он.

Мы не ответили. В коридоре поджидал железный страж, а препираться при нём с невидимкой не стоило. Есть у пёсика уши или нет, вопрос сложный, но кое-что ему лучше не слышать.

Вернувшись в камеру, я вошёл в открытый проём, и железный страж занял своё место. Защёлки, засовы и ригели вонзились в стену. Решетка захлопнулась, и дверь исчезла, превратившись в монолитную стену.

— Вежливо проводили, и так же заперли, — философски протянул я. — Если уже всем известно про символ свободы — оставаться в тюрьме нельзя.

— Да. Скверно всё складывается, — согласился Евлампий. — Зачем ему артефакт?

— Оборотней освободить! — ядовито ввернул Оливье.

— Чем бы его заткнуть? — взревел голем.

— Не обращай внимания, — посоветовал я. — От бессилья бесится.

— От чего? — хранитель вкуса задохнулся от ярости. — Отольются вам мои страдания. Еще булькнете на прощание! — нервно добавил он.

— Выплывем, — пробормотал я, засовывая руку под матрас.

Стащив с завтрака бутерброд, я завернул его в салфетку и теперь собирался перекусить. От переживаний у меня всегда просыпался аппетит. Хлеб подсох, а тонкий кусочек сыра стал ёще желтее и загнулся по углам.

— Как при десятибалльном шторме, — подтвердил Оливье. — Сыч применит весь пыточный арсенал тайной канцелярии! В крови купаться будете!

— Да чтоб тебя, — разозлился голем. — Мы? А ты что, не с нами? — он дёрнул за цепь. — Мы скованны. Мы вместе!

— Мы? — заорал хранитель. — Нет никаких «мы»! Есть тухлые устрицы и великий маэстро, виртуоз, художник!

— Тю, — согласился я, пережёвывая крошащийся бутерброд. — Это мы с Евлампием сидим в тюрьме. Ты-то на свободе!

— Я? Я! Я! Я, — зло начал Оливье, и обреченно закончил. — Я здесь.

Опустив уродливую голову, он сел на плечо и обнял цепь.

— То-то же, — проворчал голем.

Я облизал жирные пальцы и завалился на промятый матрас. Голем прав, мы неразлучны. Поэтому, пока не получу символ свободы, надо терпеть неприятное соседство и стараться извлечь выгоду. Как бы ни было противно, но чтобы уцелеть иногда приходится идти наперекор самому себе.

— Не думал, что скажу такое после того, как ты хотел меня убить, но пока мы на одной цепи, давай забудем о вражде.

Я выдохнул. Меня распирала гордость. Никогда не произносил таких длинных, а главное умных предложений. Как говорится, с кем поведешься.

— Не уверен, что это хорошая мысль, — подпортил мой триумф Евлампий.

— Я ничего не забываю, и никому, — Оливье сделал многозначительную паузу, — никому, никогда, ничего не прощаю! — отрезал он.

Я вздохнул.

— Да что ты с ним нянчишься! — взвился голем. — Он даже не сожалеет! Тебя уничтожить хотел! Меня, архивариуса! Сокрушается, что ничего не вышло…

— Прекрати! — перебил я.

— Действительно жаль, — опечалился Оливье.

Я криво улыбнулся. Самонадеянный гад. Хоть сейчас соврал бы. Как хочется схватить маленькую тонкую шейку и сдавливать, пока не захрустят крошечные позвонки. Только ничего не выйдет, я проверял. Очнувшись на арене, первым делом попытался удавить, но руки проскакивали сквозь одутловатое тельце.

— Жаль, что вас всех не развеяли, — пробормотал Евлампий, и отвернулся, рассматривая стену.

— Ты говорил, что хранители вне закона, что маги их победили? — вспомнил я.

— Но не уничтожили, — зло перебил голем.

— Нас не сокрушить жалким смертным! — напыщенно заметил Оливье.

— Потому что вас больше нет! — выкрикнул Евлампий.

Хранитель вкуса рассмеялся в ответ.

— Нас намного больше, чем ты можешь представить, булыжник!

— Вы самое отвратительное из существующего в тридцати мирах. Вы должны были защищать тридцать миров, но сами поддались пороку!

Оливье хихикнул и толкнул меня локтем в шею.

— Сейчас голем лопнет от возмущения! Видел когда-нибудь лопнутого голема?

Я не ответил, а Евлампий уже не мог остановиться.

— Ты должен был сделать нашу жизнь необыкновенной! Наделить каждого отменным вкусом! Помочь. Воспитать ощущение прекрасного! А ты! Продаёшь своё искусство толстосумам!

— Тем, кто платит больше, — насмешливо согласился Оливье.

— Хранитель силы должен защищать слабых! Учить равенству и взаимопомощи!

— Чушь! Мы не могли никому помочь, нас держали в заточении!

— А когда вы вырвались на свободу, устроили настоящую бойню! Повергнув тридцать миров в хаос!

— А твои маги ничего не могли сделать. Собачились с оборотнями! — усмехнулся хранитель.

— Вы отвратительны! Вам не место в тридцати мирах! — сорвался на визг голем. — Вы…

Его прервал скрежет засова. Дверь ещё не появилась, а в камеру уже влетел директор тюрьмы. Он ходил сквозь стены, приговаривая: «Для меня в моей тюрьме нет ничего невозможного».

Круглое лицо, топорща усы и бороду, озаряла довольная улыбка.

— Мастер Носовский, вы должны мне помочь!

— Мастер всевластен. Каменную соль от окаменевшего дерьма не отличит, — добавил Оливье.

— Чем могу? — спросил я, сдерживаясь, чтобы не вцепиться в тонкую шею.

Евлампий уселся на моём плече, зажав голову каменными руками, и продолжал бормотать.

— Брат моей жены — главнейший повар его величества, — с гордостью сообщил директор. — Сегодня открытый пир. Король потчует добрых подданных. Мой шурин будет признателен, если вы примете участие. Король останется доволен, если ученик великого мастера Оливье продемонстрирует своё искусство и преданность. В королевстве тяжелые времена. Два короля — слишком много даже для Благодатных земель.

— Какой король? — спросил я.

— Не о том волнуешься, — прыснул хранитель вкуса. — Думай, как его не прикончить. Ты же с королями не церемонишься, слизняк якорный!

— Как какой? — не понял управляющий. — Законный король один. Единственный наследный принц Благодатных земель Джон Третий. Константин не король. Он изменник!

Предатель или нет, я с ним незнаком, а вот другую коронованную особу встречал. Мы спасли его от вампира, а он вероломно ударил Оксану и сбежал.

— Я же под арестом! — попытался возразить я.

— Какая разница, если вас приглашает сам король.

— Но я…

— Мастер Носовский, это великая удача. Поразите короля своим искусством и ваше заключение закончится раньше, чем того желает тайная канцелярия. А вам не стоит долго у меня гостить. По секрету скажу, с вами хочет пообщаться следователь магистрата.

— Что? — удивился я.

Перемолотый бутерброд чуть не выскочил обратно. Сначала Сыч с артефактом, а теперь следователь с магистратом, не слишком ли много сюрпризов для одного утра? Этак к обеду окажется, что я незаконнорожденный троюродный племянник младшей сестры прабабки императора, по материнской линии и могу претендовать на краешек трона.

Директор подмигнул, и сделал вид, что не произносил последнюю фразу, решительно предупредив:

— Если вы откажетесь, это воспримут как пренебрежение. Наш монарх молод и не всегда сдерживает буйный нрав.

Оливье довольно заржал.

— Что, олень в тесте, влип? Попробовав твою стряпню, король сдерживаться не будет, даже статейки хроники не помогут, пойдешь по рее рыб кормить!

Я вздохнул, а голем глухо выругался. Мысли о магистрате отступили и позорно бежали. Существует пресловутое тайное общество или нет — это еще вопрос, а о недовольстве монархов оборотни знают не понаслышке.

— Когда? — сдавшись, спросил я.

— Как только вы соберете всё необходимое, — ответил директор.

— А что мне нужно? — обеспокоенно уточнил я.

— О! Все прекрасно понимают, что у такого мастера есть свои секреты. Вам разрешено посетить ваш корабль.

— Это мой корабль! — закричал Оливье, но директор тюрьмы его не слышал.

— По завещанию корабль и остальное имущество покойного ваше. Поэтому нет ничего страшного, если вы быстро подымитесь на борт и возьмёте всё, что нужно для праздничного обеда, — пояснил управляющий.

— Да, конечно, — согласился я. — Потребуется моя книга рецептов и некоторые специи.

— Моя книга! — в отчаянии заорал Оливье.

— Вас отвезут на корабль, а потом во дворец. Моя помощница сопроводит вас, — директор тюрьмы улыбнулся, — и во всём будет помогать.

Я обречённо кивнул.

— Вот и замечательно. Можем идти. Всё готово, — он ухватил меня за локоть и потащил к двери, продолжая болтать на ходу. — Вы не представляете, как обрадуется мой шурин. Он мечтал познакомиться с мастером Оливье, но увы, не успел. А вы получили от мастера его знания…

— Дырку от пончика он получил! — закричал хранитель вкуса. — Для знаний нужен талант и ум, а этот бездарный орк всё только портит!

–…и передадите толику искусства всем остальным! Поделитесь маленьким секретом с моим шурином? У вас, наверное, миллион рецептов. Неужели вам жаль одного для хорошего чародея?

Коридор сдвинулся, подталкиваемый механическими лапами двери, но на этот раз нам пришлось идти самим. Добраться до тюремных ворот можно только пешком. Таковы правила безопасности. Мы вышли из камеры и зашагали к выходу. Железный страж полз следом, гремя и царапая пол. Багровое пламя отражалось от стен и металось по коридору, разгоняя темноту. Сводчатый поднимался, по не улетел высоко-высоко.

— Замрите! — приказал директор, когда мы добрались до ворот. — Осталась одна формальность.

Я в нерешительности застыл, а металлическая дверь подползла ближе. Я невольно отступил.

— Не двигайтесь, — предупредил управляющий.

Я затаил дыхание, с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься в бегство.

— Что происходит? — затравленно прошептал я.

— Молчите и не шевелитесь, — настойчиво проговорил директор. — Вы должны понимать, я не имею право выпустить вас без охраны.

— Сильные магические возмущения, лучше не дёргайся, — как всегда вовремя посоветовал голем.

Пёсик приближался, а с ним накатывал жар багрового пламени и угрожающе тянулись поднятые железные лапы. У меня вспотели ладони, а колени начали подгибаться.

— Сейчас бешеная дверь прищемит ваши длинные языки, чайки орастые, — весело закричал Оливье.

Железный страж распрямился. Верхняя пара лап легла мне на плечи, обжигая холодной тяжестью металла. Бурлящее за решеткой пламя вспыхнуло и выплеснулось на меня волной, залив от макушки до пят. Я вскрикнул в ожидании боли, но огонь безвредно схлынул. Решетчатое окошко захлопнулось. Пёсик воспарил над полом и, уменьшаясь в размерах приник к моей груди, опутал спину лапами и закрепился на торсе, как рыцарская кираса.

Я тяжело вздохнул. Этого еще не хватало.

— Вынужденная мера, — извинился директор тюрьмы.

Панцирь из железного стража вышел не тяжелый, но жутко неудобный. Я итак не прекрасный принц, а теперь и вовсе был похож на жестяную бочку на тонких ножках.

— Не волнуйтесь, после возвращения его снимут, — убежденно произнес управляющий. — Если не пытаться бежать, вы его даже не заметите!

Я пробурчал, как счастлив носить на себе полтонны железа и повернулся к выходу. Проход загораживал барельеф. Коленопреклоненные чародеи вздымали руки, кричали и будто бы молили о пощаде. На их спины лезли другие колдуны и так до бесконечности, пока пирамида из тощих каменных тел не исчезла во мраке под потолком.

— Можете идти, — позволил директор, и хлопнул в ладоши.

Барельеф треснул. В глаза впились яркие лучи солнца и мне показалась, что пирамида развалилась и во все стороны посыпались каменные чародеи. Зашуршали раздвигающиеся створки, в ноги ударило облако пыли и каменной крошки. Пока я щурился и кривился, управляющий подвёл меня к повозке, в которой уже сидела Ирина. Увидев меня, она снова залилась румянцем.

Я оглянулся, тюремная платформа, похожая на ничем не примечательную скалу с острыми выступами, примостилась на окраине города далеко от большой арены. Хотя гигантский шар виднелся и отсюда.

— Не подведите, — заискивающе попросил директор и подтолкнул в спину.

— Постараюсь, — пообещал я, забираясь в повозку.

Сев на скамью, я сдвинул панцирь, чтобы не упирался в ноги.

— Удачного пути! — пожелал директор и хлопнул по борту. — От вас многое зависит! Король такое не забывает.

Панель заехала на место, и мы тронулись. До меня донеслись последние фразы:

— Вы можете стать гораздо известнее!

Я не верил в подвернувшуюся удачу. Я попаду на корабль! Осталось убедить Оливье отдать символ свободы, и мы разделимся. Навсегда!

Голем воспользовался затишьем и, подобравшись к уху, прошептал:

— Мы должны сдать его магам. Хранителям не место в тридцати мирах.

— Не сейчас, — прошипел я в ответ.

Голем отстранился, но, судя по упрямому виду, не передумал.

Я посмотрел на Ирину. Непослушные волосы топорщатся, почти как у дяди. Изумрудные глаза возбуждённо блестят. А от правильных черт лица с задорными веснушками, невозможно оторваться. Она ещё красивее Оксаны. У меня потянуло в животе.

— Мы бессовестно опаздываем. Нас ждёт король Благодатных земель, и мы обязаны сделать всё, чтобы оправдать его надежды и не посрамить доверившихся нам магов, — строгим тоном выдала она заготовленные слова. — Давайте обговорим всё, что вам понадобится. Я помогу собраться. Что вы хотите взять?

От её напора я растерялся. Что я наговорил директору? Мысли разбегались, не собираясь в нужный ответ. Да и наклонившаяся девушка отвлекала. Она прекрасна и так близко. Мы одни в полутёмной повозке. Я помотал головой. Что за наваждение? Судьба предоставила мне шанс, а я отвлекаюсь на романтические глупости. Я попробовал отвлечься, рассматривая необычное украшение на её запястье. Руку охватывал маленький кожаный ошейник с железными клёпками. Такие надевают на крошечных домашних собачек. Зачем он ей? Я уже не мог вспомнить, что она спросила и надеялся только на голема, который и поспешил прийти на помощь.

— Госпожа! Нам нужна книга рецептов, — подсказал он. — и специи.

— Какие вам понадобятся? — заинтересовалась помощница.

Она чемпион по задаванию вопросов, на которые нет ответов.

Что мне известно о специях? Я невольно почесал ухо. Выходило немного. Практически ничего. Я знаю одну единственную. А они что, бывают разные?

— Нужен перец, — сглотнув, выдал я все имеющиеся знания.

— Перец? — удивилась Ирина. — На королевской кухне тонны перца!

— Мы приготовим много мяса и не сможем обойтись без синего Вишнустанского перца, — еще раз выручил Евлампий.

— Синий? — переспросила помощница. — Никогда не слышала.

— Вы молоды, госпожа, и ещё много о чём не слышали, — заверил её голем.

Ирина густо покраснела и отвернулась к окну.

— Вы неправильно поняли, госпожа. Кулинарное искусство многообразно, — попытался исправиться Евлампий. — Редкие ингредиенты неизвестны даже величайшим поварам.

Девушка не отреагировала, уставившись на проплывающие мимо платформы. Огромный шар арены увеличился, надвигаясь справа, но мы повернули в другую сторону. Может к нему нет прямой дороги? Вряд ли преступников в Благограде возят на виктатлон за хорошее поведение.

— Нельзя быть специалистом во всём. Это не дано даже самым опытным магам, — уже не так уверенно добавил голем, но помощница не отрывалась от окна.

Повозка не выезжала на главные улицы. Видимо, заключенных запрещено возить через центр города. Мало ли что! Поэтому мы и пробирались узкими мостками с одной захудалой платформы на другую. Вокруг даже не белели рисовые поля, висящие по всему Благограду.

Оставив бесполезные попытки повлиять на Ирину, Евлампий замолчал. Поэтому решил попробовать я:

— Большое спасибо.

— Пожалуйста, — ответила она, не поворачиваясь.

Точно обиделась. Красавицам не просто угодить даже таким знаменитостям, как я. Что уж говорить о никому неизвестном занудном големе. Он хоть и болтает без умолку, но ведь ещё нужен шарм и обаяние, которых ни у него, я вздохнул, ни у меня — нет.

— Не понял, — шепотом спросил Евлампий, отвлекая меня от нахлынувших мыслей, — о чём говорил управляющий? Мне почудилось или он сказал «следователь магистрата»?

Я вспомнил слова директора. Если магистрат существует, шарм с обаянием не помогут. Архивариус говорил, что якобы там работал, а мы не верили. Что же получается? В Благодатных землях и Семисвете, родине Мровкуба, магистрат есть, а в остальных двадцати восьми мирах нет. Я покосился на помощницу.

— Простите, Ирина, — попросил я.

Она нехотя повернулась.

— Господин управляющий, — я старательно подбирал слова, — упомянул в нашей беседе магистрат, — я запнулся, пытаясь придумать, как лучше сказать, — но я считал, магистрата не существует?

У Ирины загорелись глаза.

— Вы попали в точку, мастер! — сообщила она. — Буквально три дня назад магистрата ещё не было, но предательство защитников изменило всё. Маги больше не могут доверять Ордену! Поэтому Император создал магистрат. Они найдут даже поглотителя в самом тёмном-тёмном и заброшенном-призаброшенном углу чистилища.

— Вы не шутите, госпожа? Предательство защитников? — переспросил голем.

Ирина расцвела, от былой обиды не осталось и следа.

— Об этом только немые рыбы в Стародоле не болтают! Мерзкие предатели схватили то, что никогда, никто, ни за что не должен трогать. Они… Они… Они похитили ключ от Отдельного мира! — зловещим шепотом рассказывала Ирина. — Защитники, представляете? Легче поверить, что поглотители создали магическую гильдию.

Я вздохнул. Наши страшные тайны известны даже молоденькой чародейке.

Голем натужно улыбнулся:

— Мы ничего не слышали. Можете рассказать, госпожа?

— Ключ от Отдельного мира хранился в Чёрной империи в зачарованной пещере и охранялся тридцатью чародеями…

Я не сдержался, прыснув от смеха. Тридцать колдунов? Чего же я их не видел? Они, что отходили поколдовать в одиночестве?

Ирина нахмурилась, и я неловко пробормотал:

— Всего тридцать. Может триста?

— Тридцать, — строго проговорила она, надув губы, но всё же продолжила. — Хватило бы и их, если бы стражи-оборотни не провели предательницу через магическую защиту, иначе ей бы не удалось похитить ключ!

Я нарочито громко прокашлялся и потёр ошейник. Ничего, что я тоже оборотень? А? Я вздохнул, отпустил черную цепочку и махнул рукой. Пора привыкнуть. Конечно, мы виноваты. Маги-то в своих ошибках не со́знаются.

— Помилуйте, — остановилась Ирина. — Я не располагаю надёжными уликами, но так в Хронике писали.

— Ничего особенного, — вмешался голем. — Люсьен привык к обвинениям. Расскажите про защитницу, госпожа?

Помощница недоверчиво взглянула на меня.

— Хроника писала, что она из династии основателей ордена, но фамилию в интересах следствия не назвали, — Ирина вздохнула. — Правильно, конечно, но можно с ума от любопытства сойти. Эх, если бы я знала побольше, непременно распутала это дело! — горячо воскликнула она. — Защитница чуть не убила кардинала. А какой мотив? Защитник заколдовал защитника! Безосновательно? Не верю.

— Он выжил? — с трепетом протянул я.

— Да! — отозвалась помощница. — Но предательница сотворила непростительное злодейство — отняла его волшебную силу.

— Кошмар! — подыграл Евлампий.

— Это — отвратительно! На такую низость способны только поглотители, — согласилась Ирина. — Я бы умерла, случись со мной такое.

— Подумаешь, — пробормотал Оливье. — У меня отняли всё, даже старое дряхлое тело. В котором я, между прочим, мог ещё через все миры переплыть.

— Нечего было лезть в моё! — прошипел я, прикрывшись рукой.

— Что вы говорите? — не поняла помощница.

— Отнять магию! Ни в какие заклятья не лезет! — кивая, подтвердил я.

— Именно, — Ирина чуть наклонилась в мою сторону. — Император в ярости. Резиденция ордена защитников разрушена, — добавила она, — но заговорщиков всё ещё ищут. А зацепок никаких.

— Пропажу ключей теперь расследует магистрат?

— Ну не защитники же, — всплеснула руками помощница. — Только представьте, ещё недавно многие мечтали стать одним из них, — она опустила глаза. — Даже я. А теперь придётся довольствоваться тайной канцелярией. Может быть когда-нибудь я и удостоюсь высокой чести и попаду в магистрат, но когда это ещё будет, — она облизала губы. — Там служат достойнейшие волшебники тридцати миров. Директор академии волшебства Черногорска, — начала перечислять она. — Высший судья Тринадцатого Тёмного Объединенного мира.

Мы с Евлампием переглянулись. Сплошные сюрпризы.

— Высшая жрица Кудара из Блэк Бука, — добавила Ирина и наморщила лоб, попытавшись вспомнить другие имена.

— А от Благодатных земель? — спросил голем.

— Архимаг Благолюб, — сообщила Ирина. — Увидите его на открытом пире. Будет шастать со своим посохом… Ой! Я этого, не говорила!

— Ничего не слышал, — заверил я. — А вы случайно не знаете, кто хотел встретиться со мной?

Помощница пожала плечами.

— Спросите господина управляющего.

— Да, конечно. — согласился я. — Понимаю, вы не можете обсуждать такое с заключенным. Тайна следствия!

Ирина зарделась.

— Или не знаете, — намеренно громко пробормотал Евлампий.

Девушка поджала пухлые губы, но сдержалась.

— Для волшебного слуги, ты слишком дерзок! — заметила она.

Голем уже хотел ответить, но я его перебил:

— Прошу его простить, но он не слуга, а мой друг.

Помощница хмыкнула что-то неопределённое, но отвечать не стала. Нетерпеливо поёрзав на скамье, она предложила:

— Ответьте на мой вопрос, а я на ваш.

— Конечно, — закивал я.

— Почему учитель оставил всё своё имущество именно вам? Разве не подозрительно?

Ирина сощурилась, пристально разглядывая меня.

— У него больше никого не было, — нашёлся я, — ни чужим же оставлять? Он пришлых-перекатных недолюбливал.

Оливье хмыкнул.

— Я сам теперь никому ненужный, хуже юнги забитого.

— Это ничего не проясняет, скорее наоборот, — пробормотала помощница, зыркнув бездонными глазищами. — Посол Семисвета. Он прибудет на открытый пир, но я вам ничего не говорила.

— Разве Семисвет не закрыл границы?..

Голем не успел договорить, повозка замедлила ход и остановилась. Ирина постучала по крыше.

— Приехали, — сообщила она. — Выходи́те первым.

Оливье дёрнулся на цепочке, но сначала вылез я.

— Помоги госпоже, — прошипел Евлампий.

Я повернулся к повозке и галантно протянул руку. Ирина задумчиво улыбнулась и едва коснувшись моей ладони спорхнула на пандус.

— Можно? — показывая на повозку, попросил я.

Помощница кивнула, и я хлопнул по борту. Повинуясь команде, панель заехала на место, а я довольно усмехнулся.

Мы остановились напротив парадного входа большой арены, через который проходили два дня назад. Оливье посмотрел в сторону стражников, стоявших у зачехленного магоскопа, и философски произнес:

— Дорога в никуда! На ней разрушаются мечты!

— У кого как, — решил съязвить я.

— Что вы сказали? — не поняла Ирина.

Я повернулся. По пандусу гулял ветер. Нежное голубое платье колыхалось на помощнице, то облегая её стройную фигуру, то развеваясь. Она была столь прекрасна и обворожительна, что я невольно замер, забыв, что именно собирался соврать. А когда она рассеянно улыбнулась, ожидая ответа, у меня сбилось дыхание.

Я так разнервничался, что случайно ляпнул:

— Вы восхитительны!

— О! — протянул голем.

Ирина удивленно посмотрела на меня, но ничего не ответила.

— Да ты ведьмин угодник, заморыш, — вскрикнул Оливье, на мгновение став прежним балагуром.

Теперь покраснел я. Стараясь не смотреть друг на друга, мы с помощницей двинулись к краю пандуса.

— Сдадим его страже арены, — подобравшись к моему уху, предложил голем.

Я покачал головой, и Евлампий зашипел в ответ на мой отказ.

Мы зашли на подъёмник. Безоблачное небо сверкало. То, что несколько дней назад выглядело жутким, яркое солнце раскрасило в теплые цвета. Даже чёрная шхуна качалась у причала не так угрожающе, как всегда. Или мне только казалось?

По пристани сновали моряки и грузчики. Пока существует виктатлон они без работы не останутся.

— Люсьен, а может это вас хотели убить, а не учителя?

Я ошарашенно обернулся, уставившись на Ирину. Она порозовела, но не отступила. Даже наоборот сделала шаг в мою сторону.

— Вы думаете — это случайность, госпожа? — встрял голем.

— Не знаю, — со вздохом выговорила помощница. — Но, если я распутаю это дело, меня обязательно примут в тайную канцелярию. Так что я сделаю всё! Вам угрожали?

— Неееет! — протянул я. — Я всего лишь ученик.

— Вы что-то не договариваете, — нахмурилась Ирина и сощурилась, разглядывая меня.

Я покачал головой.

— Если бы я мог вам помочь, то с радостью бы…

— Посмотрим, — ответила помощница, но чувствовалось, что она не верит. — Идёмте, у нас мало времени.

Чем ближе мы подходили к шхуне, тем больше я волновался. Вдруг корабль меня не примет? Вот решит гремлин, что я не достоин взойти на палубу и что тогда? А может, и того хуже. Никогда не забуду, как он разделался с летучими обезьянами в мире Изумрудного острова.

Шхуна приближалась и, ещё недавно светлый день мрачнел. Когда мы подошли к трапу, чёрным стал не только парусник, но и весь мир. Хотя тучка и закрыла солнце по-настоящему.

Лоб покрылся испариной. Я с ужасом представил, как поднимаюсь по трапу, а он изгибается и сбрасывает меня вниз в крутящийся водоворот прилива. Я замотал головой. Хватит! Ничего не случится, я же наследник.

— Подождите, — скомандовала Ирина, — я должна до вас дотронуться, — она несмело приблизилась, но сжав губы, решительно распахнула окошко на панцире.

Багровое пламя выплеснулось на пристань. Железный страж разжал лапы и соскочил вслед за огнем. Всосал пламя и по-паучьи побежал по трапу.

— Он всё проверит, — пояснила помощница.

Я кивнул. Пускай обнюхивает. Как раз вовремя.

Пёсик забрался на корабль, и я с облегчением вздохнул. Пока гремлин бездействовал, или выжидал. Кто поймет, на что он способен?

Железный страж унесся на палубу. Повертелся, осматриваясь, и ловко поднялся на капитанский мостик.

Я затаил дыхание.

Пёсик запрыгнул на штурвал.

Я потёр подбородок. Тревога рассеялась. Шхуна не пыталась пришлёпнуть железного стража реями или придушить парусами. Так что, скорее всего обойдется. Может гремлину все равно кто управляет судном?

Пёсик спустился на палубу и поднял вверх одну из лап.

— Путь свободен, — пояснила помощница.

— Только после вас, госпожа! — обходительно предложил голем.

Ирина начала подниматься по трапу, и я пошёл за ней. Настороженно озираясь. Вроде ничего опасного, но что-то всё же не так. Я нервно облизнулся. Странно. Пусть гремлин такой лояльный, это я допускаю. Сомнения есть, но пусть. А куда подевался Чича? Тоже на всё плюнул? С трудом верится.

Я затравлено осмотрелся.

— На мель сел? — с ухмылкой поинтересовался Оливье.

Я не ответил. Чего с ним разговаривать. Помощи никакой, вред один.

— Так-то, — не успокаивался хранитель вкуса. — Чича тебе кишки выпустит! Он преданный матрос.

Я невольно вздрогнул.

— Перестань дёргаться, — прошептал Евлампий. — Он нарочно тебя изводит.

Хотелось положиться на голема, но я не мог не волноваться.

— С чего начнем? — поинтересовалась Ирина.

— Простите, — протянул я, пытаясь сообразить, что сказать.

— Нам надо переодеться, — вместо меня закончил Евлампий. — Непозволительно предстать перед королем в подобном виде.

Я кивнул и направился к дядиным покоям. Пёсик остался у трапа, а вот помощница последовала за мной.

— Сейчас при дворе актуален синий, голубой и лазурит, — по-деловому сообщила она.

— Поможете Люсьену переодеваться, госпожа? — уточнил голем, пока я открывал дверь.

Ирина остановилась, как вкопанная.

— Сами справитесь, — отрезала она.

— Он же сбежит, трусиха! — заорал Оливье.

— Мы недолго, — вздрогнув от его вопля, заверил Евлампий.

Не глядя на помощницу, я проскользнул в дядины покои, запер дверь и прислонился к ней спиной.