Валя

Роман Сенчин, 2023

«В этом году я был у родителей и в один из первых же дней, копаясь на огороде, услышал за забором детский требовательный голос: – Валя!.. Ва-ля! – Ау, – через некоторое время отозвался другой голос, старческий, бессильный. – А мама когда приедет? – А? – Мама когда приедет? – Скоро, сынок, потерпи. – А куда она поехала? – А? – Куда она поехала? – Работать поехала, деньги зарабатывать. С минуту за забором была тишина, а потом ребёнок снова позвал: – Валя-а! – А? – Валя, а когда мы кушать будем? – Скоро, сынок, сейчас доделаю… – Валя, я кушать хочу! – Ну пойдём, пойдём…» Рассказ из сборника «Русские женщины».

В этом году я был у родителей и в один из первых же дней, копаясь на огороде, услышал за забором детский требовательный голос:

— Валя!.. Ва-ля!

— Ау, — через некоторое время отозвался другой голос, старческий, бессильный.

— А мама когда приедет?

— А?

— Мама когда приедет?

— Скоро, сынок, потерпи.

— А куда она поехала?

— А?

— Куда она поехала?

— Работать поехала, деньги зарабатывать.

С минуту за забором была тишина, а потом ребёнок снова позвал:

— Валя-а!

— А?

— Валя, а когда мы кушать будем?

— Скоро, сынок, сейчас доделаю…

— Валя, я кушать хочу!

— Ну пойдём, пойдём…

Я оторвался от работы, пытаясь сообразить. Точно такие же разговоры я слышал двадцать лет назад, когда наша семья только переехала в эту деревню. Да, двадцать лет назад, летом девяносто третьего.

Когда бываешь в том месте, где когда-то жил раз в год, кажется, что люди должны остаться такими же, что и были. И удивляешься, когда встречаешь того, кого знал пацанёнком, а теперь он здоровенный парень, мужичара. Девчонки, которые проходили мимо наших ворот с ранцами за плечами, возвращаясь из школы, превратились в тётенек, у которых дети в выпускных классах. Половины обитателей нашей коротенькой Заозёрной улицы уже нет в живых, в половине изб — новые люди…

Да, время летит, его не остановишь, и потому я оторопел от этого требовательного детского: «Валя! Ва-ля!» Словно и не было двадцати лет, словно и соседка, старушка Валентина Семёновна, и её внук Олежек остались прежними.

Позже, когда мы отдыхали с родителями у крыльца в тени черёмухи, отец спросил меня:

— Слыхал, как внучок бабушку называет? Лет восемьдесят между ними, а — Валя.

— Слышал, слышал…

— Да не внучок, — поправила мама. — Внук Олег в тюрьме сидит. А это правнук говорить научился.

— А, ну да, ну да, — покивал отец, — правнук.

А мама вспомнила:

— Ой, Рома, тут ведь такая история случилась! — Но остановилась, глянула на забор. — Потом расскажу, в доме.

И за ужином рассказала:

— Таня-младшая, которая Валентины Семёновны внучка, устроилась на почту… Три месяца почта на замке стояла, никто не шёл, письма с городской машины развозили… И вот её взяли. А тут подписка, и, когда хватились денег, их нет. Оказалось, Таня взяла и что-то на них себе купила…

— Как так? — усмехнулся я. — За это же можно срок заработать. И откроется быстро.

— Ну вот не побоялась. Или думала, что успеет вложить. Но обнаружилось. Теперь прячется где-то… И ведь это не первый раз у неё такое. Года два назад устроилась социальным работником. Это которые одиноким, больным людям помогают по хозяйству… И вот ходила по ним и плакалась, что денег нет совсем, ребёнок маленький, брат сидит, мать больная, бабушка старая… Старики ей одалживали какие-то суммы, а она не отдаёт и не отдаёт. И пожаловались её начальству. Её уволили, конечно… И года полтора маялась без работы…

— Вообще, конечно, судьба у семьи, — вздохнул отец, — не позавидуешь.

— А во всём, я считаю, Валентина Семёновна виновата, — отозвалась мама. — Так она их всех разбаловала, что совсем они не понимали, как им жить. Как совсем в другом мире выросли, и когда стали взрослыми, то оказались неподготовленными совершенно. Отсюда и все их беды…

Я вспомнил, что там было, двадцать лет назад и позже.

В половине избы жили Валентина Семёновна, её дочь Татьяна и ребятишки — тогда им было лет восемь-десять — Таня и Олег, которого до поры до времени называли Олежек. Татьяна была полной, молодой, всегда по-городскому одета. Часто ездила в город, увидеть её несущей воду от колодца или выдирающей крапиву у забора было невозможно — она таким не занималась. У неё была какая-то болезнь, и статус (тогда это слово было не в ходу, но понятие существовало) больной освобождал её от работы. Кажется, она получала какую-то пенсию, а может, и нет. Но в любом случае вела себя так: я больной человек, не дёргайте меня, но заботьтесь…

Конец ознакомительного фрагмента.