Стрекалово

Роман Рубанов

Cценки из жизни поселка городского типа (ПГТ) с щедростью рассыпаны по книге, но за ними стоит нечто большее, чем наблюдательность. Какая-то старая, узнаваемая мелодия с треском виниловой пластинки, постоянно преследует тебя, радуя и тревожа своей щемящей надрывностью. «На каждой кочке звучит Вертинский», «джаз на коротких радиоволнах». То ли решили по- танцевать персонажи Василия Шукшина, то ли Эльдара Рязанова из «Вокзала на двоих». Они – наши современники. Связь времен в поэтике Романа Рубанова не нарушена. Человек мутирует не так быстро, как предлагает ему это сделать научно-технический и социальный прогресс. Нам дается шанс вглядеться в лица наших бабушек, чтобы успеть что-то понять перед вступлением в новое, неизведанное время.

Курск

«Квартира съемная. Продавленный диван…»

Оле

Квартира съемная. Продавленный диван.

Лежим — мечтаем. Шепчешь ты: «На море

поедем этим летом…» Кто же спорит —

поедем. Покупаем чемодан.

Я не был там, на море, никогда.

Мне все равно. А ты была, и тянет

тебя на море. Значит, явью станет

мечта твоя. Зашелестит вода,

и море, как крыжовник (что за цвет?), —

зеленое, возникнет и поманит…

Лежим с тобой. Мечтаем. На диване.

И города и мира больше нет,

есть море. Что ж, купальник надевай

в горошек. Дочь в песке пойдет копаться.

Я закурю. А ты пойдешь купаться.

Но только за буйки не заплывай.

Не заплывай. Мечты — как сон в руке —

такие явные, в них можно погрузиться.

Спи и мечтай. И пусть тебе приснится

прибой и алый парус вдалеке.

«Плачет Таня. Мячик утонул…»

Плачет Таня. Мячик утонул.

Молодость прошла, и муж в запое….

Танечка, не плачь, возьми отгул,

да оставь ты этот мяч в покое,

отдохни, ведь Агния Барто

знать не знала о такой концовке:

мячик, лужи, мальчик под зонтом

на пустой трамвайной остановке,

пьяный муж и дочка на сносях,

дел гора и низкая зарплата…

Наша жизнь — несовершенна вся,

что ж теперь рыдать? А ведь когда-то,

в детстве, было всё наоборот:

рубль за счастье, эскимо и мячик,

карусель, последний оборот

и напротив самый лучший мальчик.

«Вагон качает, с ним сопряжена…»

Вагон качает, с ним сопряжена

дорога бесконечной лентой ночи.

И в подстаканнике стакан грохочет,

а за окном такая глубина

и огоньки проносятся туда, —

туда, откуда еду я обратно.

Пейзаж ускорился и превратился в пятна,

и с тёмным небом спелись провода.

А через семь каких-нибудь часов,

мой город захолустный, забубённый,

старушкой дряхлой подбежит к вагону:

— Водичка, пиво, чебуреки, сок…

И чудо-птица — курский соловей,

которого пиарят старожилы,

из нас с тобою вытянет все жилы

бесхитростною песнею своей.

«Белгород — Москва. «Райцентр» Дьячкова…»

Белгород — Москва. «Райцентр» Дьячкова.

За окном деревья семенят.

Проводница в блузке подростковой

робко спрашивает у меня:

— Кофе? Чай?

Как дурачок киваю.

Тарахтит стаканчик на столе,

в такт стихам как будто подвывая, —

Кофе, чай, «Последний вечер ле…»

«То зайкой скачешь, то поёшь щеглом…»

То зайкой скачешь, то поёшь щеглом,

то чеховским медведем ночью бредишь…

И где-то на гастролях под Орлом

напьёшься, плюнешь и домой уедешь

Как есть, в чужих усах и бороде,

в костюмчике старинного покроя…

— А где артист такой-то? — Да нигде.

Ушел в запой. — Бывает и такое.

Бывает. Правда. Всё Шекспир соврал:

мир не театр, а большая свалка.

Ну кто из нас гастролей не срывал

вот так, с плеча, чтоб никого не жалко?

…На третий день заявишься домой

и в зеркало посмотришь — битый Гамлет.

И Станиславский, в раме за спиной,

чего-то там несвязное промямлит.

«Наш дворник третьи сутки как пропал…»

Конец ознакомительного фрагмента.