Проклятие девы

Роман П (2022)

Читатель найдет в книге альтернативную версию происхождения вселенной, небиблейскую историю жизни первых людей. Автор дерзновенно говорит о Боге, фантазирует на тему природы демонических сил. Далёкий монастырь слывет благодатным местом. Красота храма и окружающей природы, приветливость сестер и просто благоприятная атмосфера прославили обитель на всю страну. В один из прекрасных жарких дней в монастыре происходит массовое убийство. Агенту-мистику по прозвищу Прошиватель предстоит выяснить, кто стал виновником случившейся вакханалии. Чей-то грех послужил причиной проклятия некогда святого места или всё гораздо сложнее, чем просто слабость человеческой природы? Читателю предлагается история о жизни современных людей, связавших свою жизнь с Церковью. Содержит нецензурную брань.

Пролог.

— Что же здесь произошло, раз огородили настолько большой периметр? — пробурчал я себе под нос, плавно нажимая на педаль тормоза.

До монастыря оставалось несколько сотен метров. Мой автомобиль нырнул капотом под красно-белую ленту, которая преграждала путь и, извиваясь под действием ветра, терялась в полях по обеим сторонам от дороги. Дальше я двинулся пешком, отмеряя неторопливые шаги по раскаленному асфальту — он буквально плавился под лучами полуденного Солнца и прилипал к подошвам.

Местность была равнинной. Однако, по мере приближения дороги к древней обители, земля и небо, словно намагниченные, притягивались друг к другу, и уже у парадных ворот мне стало понятно — здесь они друг с другом соприкасаются. Впрочем, данный факт меня нисколько не удивил и означал лишь одно — меня сюда вызвали не зря, именно в подобных местах происходит то, с чем может разобраться только моя персона. Возможно, вышесказанное звучит высокомерно и тщеславно. Но, факт остаётся фактом: на сегодняшний день я единственный (обратного пока никто не доказал) на планете специалист в области расследования преступлений мистического свойства.

Меня называют Прошивателем. Я работаю один. Совсем один. Когда нуждаются в моих услугах, на электронную почту приходит краткое сообщение «Требуется прошивка» и координаты точки на карте, в которой произошло необъяснимое преступление. Обычно меня вызывают тогда, когда дело не подлежит традиционным методам расследования, когда исчерпываются все доступные средства научного, технического, аналитического подходов. В данном случае со мной связались в первый же день. И повод оказался более, чем весомый: масштаб ужаса, который предстал перед моими глазами, выходил далеко за рамки вообразимого.

— Здравствуйте. Вероятно, Вы — господин Прошиватель? — в воротах меня встретил худощавый среднего роста молодой человек. Он скрывался от жары в углублении арки, спасаясь таким образом от жгучего солнечного света в тени, которую отбрасывала одна из створок ворот. — Давно мечтал с Вами познакомиться. О Вас в наших кругах ходят легенды!

— Здравствуйте. А Вы…?

— Майор Василий Крутов, заместитель начальника отдела специальных расследований. Для Вас — просто Василий. Мне поручили встретить Вас.

— Насколько я понимаю, в монастыре никого нет?

— Да, только я вот жду Вас. Честно говоря — очень жду. Всё же жутковато здесь находиться. Монастырь полон теми, кто уже никого не может ждать, кто уже ничего не может сказать. — Майор говорил так, будто хотел меня чем-то удивить.

— Поверьте, Василий, ещё как могут. Ну что, показывайте.

Местом преступления оказалась большая территория, огороженная монастырскими стенами. Мы прошли под сводами длинного арочного прохода, которые держали двухэтажное здание, служившее библиотекой.

Первый труп встретил нас с обратной стороны арки. Мужчина средних лет был подвешен подбородком на крюк, торчавший из стены. Крюк располагался довольно высоко. Скорее всего он когда-то служил петлёй для створки внутренних ворот.

— Кто его туда подвесил? Это ж какие силища нужны? — Офицер, несмотря на молодость, был достаточно тёртым калачом, повидал всякого, имел стальные нервы. Но тот кошмар, который развернулся в монастыре, пошатнул опытного следователя. Дёргающееся левое ухо явно было чем-то новым и непривычным для Василия — он частенько хватался за него в попытках остановить патологию.

Несколько трупов лежало в цветниках. Женщины в тёмных одеждах встретили смерть в процессе ухода за клумбами. Открытые части их тел — кисти рук, лица, щиколотки — были усеяны гематомами. На улице также было много тел без видимых повреждений. Разномастная одежда выдавала в них паломников и туристов. Кто-то из них свалился навзничь, делая фотосъёмку, кто-то располагался на лавочках с запрокинутыми к небу головами, кто-то сидел на коленях у входа в храм.

В хлеву четыре тела девушек были нанизаны на коровьи рога. Животные лежали в стойлах бездыханными.

Картина преступления в храме навеяла мне эмоции, испытанные от натюрморта Джеффа Кристенсена «Могильные товары». В культовом сооружении человеческие тела подверглись самым изощрённым способам умерщвления. Тело работницы лавки распласталось обнажённым на столике для написания записок, испещрённое впившимися в кожу нательными крестиками, словно выпущенными в женщину из картечницы. Охранник был воткнут головой в сидушку стула, его шея словно шарфом была обмотана кровью, вытекшей из порезов. Некоторое количество трупов находилось на паникадиле, тела были подвешены с помощью цепочек от кадил. Певчие лежали на клиросе кучей друг на друге с перегрызенными горлами.

— Какая сила заставила их перегрызть друг другу глотки? — в глазах Василия читался ужас, но все же не такой, какой посетил его, когда он вместе с коллегами в первый раз, накануне, всё это лицезрел.

Царские врата были открыты. Священник лежал животом на престоле. Из спины служителя торчали литургтйные священные предметы: напрестольный крест, копие и лжица. Чаша с дарами была опрокинута на голову. Покров и катасарка насквозь были пропитаны кровью — священнической и Христовой. Как выяснилось позже, убитый иерей не был штатным клириком монастыря. Он приехал в составе паломнической группы и по сугубой просьбе игуменьи совершал в тот день раннюю литургию. Большинство членов группы были обнаружены в гостиничных номерах: кто удушен, кто придавлен тяжёлой мебелью, кто сброшен с лестницы, кто утоплен в ватерклозетах.

— Господин Прошиватель, насколько я понимаю, Вы уже видите, что здесь произошло?

В голосе Василия пробудился скептицизм. Меня это не удивило. С первых минут знакомства я понял, что мне предстоит иметь дело со скептиком. С очень крутым профессионалом, но с неисправимым скептиком. Майор всем своим видом давал понять, что это преступление будет раскрыто.

— До полной картины ещё далеко, но постепенно начинаю узревать. И давай без господинов, давай лучше поностальгируем. Обращайся ко мне: товарищ.

— Ну, у меня вряд ли получится ностальгию почувствовать — я в девяноста втором родился.

— А я немного пожил при совке. Час стоять в очереди за булкой хлеба — то ещё удовольствие. С другой стороны, квартиры бесплатно давали, хотя меня это не коснулось. В девяноста втором говоришь? И уже майор?

— Ну дак, в нашем ведомстве год за три считается! Плюс должность соответствующая.

— Понятненько, понятненько, — я задумчиво просканировал пространство. Майор явно что-то скрывал.

— А как Вы это делаете? Я про метод расследования.

— Никаких особых усилий я не предпринимаю. Мне просто необходимо передвигаться по месту, где произошла гибель одного и более человек.

— И всё! Просто передвигаться!? Интересно, интересно…

— Понимаешь, Василий, наш мир похож на кусок сыра. На кусок сыра с дырами. Дыры — это истончённые места соприкосновения миров видимого и невидимого. Именно в таких местах человека настигает смерть. Или, если говорить от обратного: там, где умер человек, располагается дыра, то есть место, где граница между двумя мирами максимально тонкая. Причём в местах насильственной смерти она истончается до крайнего значения, до степени мутной прозрачности. Где-то пространство наполнено небольшими дырочками, как в сыре «Российском», например. Где-то зияет большими дырами, как в сыре «Маасдам». А где-то буквально изрешечено, как, например, сыр «Эмменталь». Этот сыр в разрезе выглядит отвратительно. А на вкус ни чё такой — своеобразный… Дак вот, Василий, мы с тобой находимся, судя по количеству трупов на один квадратный метр, внутри сыра…

–…Эмменталь, — подхватил Василий.

— Да, верно. Причём здесь все усложняется вот каким обстоятельством. Ты ведь, наверное, заметил, когда подъезжал к монастырю, что местность, по мере приближения к крепости, словно поднимается к небу, ну или наоборот — небо опускается на землю. И тут, заметь, на территории обители, будто головой цепляешься за небесную кромку.

— Да, действительно, есть подобное ощущение, — ответ Василия сопроводился подёргиванием левого уха.

— Такие места я называю спайками. Это когда земля и небо настолько приблизились друг к другу, что начался процесс взаимного проникновения. Спайки свидетельствуют о сильном истончении границы между мирами. Спаечные места — это видимые свидетельства данного процесса. Небо в этом случае является символом невидимой части вселенной, земля — видимой. Сам же процесс диффузии миров скрыт от человеческих глаз.

— А почему данный процесс происходит?

В тот момент я не мог для себя понять: майора действительно интересуют потусторонние процессы или это часть следствия. От Василия буквально веяло неверием моим словам.

— Ответ прост: эволюция. По большому счёту невидимый мир не видим условно — пока не познан человеком, пока не доступен научному исследованию. Воссоединение миров необратимо. Количество спаечных мест на земле исчисляется сотнями.

— И что, получается, в таких местах тоже может произойти что-то подобное?

— Совсем не обязательно. Сама по себе спайка не представляет угрозы. Произошедшее здесь стало следствием нарушения ключевого закона мироздания.

Раскалённый воздух наполнялся едко-сладким запахом разложения. В помещениях, где благодаря толстым стенам было не так жарко, биохимические процессы протекали замедленно. На улице же распад биологической ткани нарастал в геометрической прогрессии.

— Мы всё обошли или ещё где-то смерть поработала? — чувствуя, что Василий оттягивает показ самого нелицеприятного, спросил я.

— Д-да… Ещё три тела… — Василий затревожился. Видимо, он не хотел мне их показывать. Почему? На тот момент мне было не понятно. — Собственно, по большей части именно из-за них мы решили связаться с Вами. А выйти с Вами на связь, как Вы понимаете, весьма не просто — надо согласовывать на самом верху!… — неуверенно подняв указательный палец, скомкал последние слова Василий. — Два трупа мужского пола, один — женского. В общем, не буду ходить вокруг да около — мужчина без головы, мужчина без пениса и… женщина — без сердца, — разогнув поочередно три пальца правой руки, подытожил Василий.

— Ухо.

— Ухо? Нет, уха не было.

— Ухо дёргается.

— Где дёргается? — Василий осмотрелся.

— У тебя, майор, у тебя ухо дёргается!

— Ой, да. Ерунда какая-то… Второй день уже.

— Да ты не переживай, майор, разберёмся. Части тела удалось найти?

— В том то и дело, что нет. Мы сразу поняли, что дело пахнет нечеловеческим. А по таким делам у нас пока только один специалист — Вы, — с еле заметным жестом упрёка, отчеканил Василий.

— Это ты точно подметил — «пока». Через пару десятков лет таких, как я, будут сотни.

— Эт почему?

— Эволюция, коллега, эволюция! — похлопав следователя по плечу, сумничал я. — Ну пойдем, посмотрим…

— И вот, что ещё, господин… ммм, товарищ Прошиватель. Не достаёт одного человека, точнее сказать, одной насельницы — пропала без вести.

— А как вы узнали, что кого-то не хватает?

— Ну мы тоже, как говорится, не лыком шиты, знаем своё дело, — с налётом обиды на лице, ответил Василий. — У нас в отделе работают исключительно профессионалы.

— В этом я даже не сомневаюсь.

— Послушница одна — Катей зовут — сообщила о преступлении.

— Выжившая? Хотя, что я спрашиваю — это невозможно по определению.

— Нет. Её просто не было в монастыре в момент события. Повезло девчонке. Позавчера рано утром она в качестве сопровождающей больной монахини уехала в город. Там, значит, переночевала у двоюродной тётки и вчера во второй половине дня вернулась обратно. Доехала на автобусе до отворота в ельник, а оттуда пешком, по дороге через лес. Смелая, конечно. Лес то не простой.

— Да, про лес я уже понял, хватило десяти минут пути по нему. Но меня он трогать не стал.

— В смысле — трогать? Он живой что ли?

— Ещё как, живее всех живых! Только обижен сильно, я бы даже так сказал — необратимо сильно.

— На кого обижен?

— На нас — на людей.

— Ну дак вот, — после небольшой паузы недоумения, продолжил Василий. — Увидев первый труп, ну тот, что при входе, на крюке, Катя, ужаснувшись, ринулась назад, в поле. Благо, быстро пришла в себя и сообразила позвонить в полицию. Молодец, что не стала самоуправствовать и не пошла обратно в монастырь, точно бы свихнулась.

— Я надеюсь, вы не водили ее на опознание.

— Нет, ни в коем случае, у неё и так стресс, с ней психтерапевт работает. Мы просто посчитали тех, кого можно было идентифицировать как насельниц и сообщили девушке получившееся количество. Одной не хватает.

— Кстати, Василий, оградительная лента находится аж за сотни метров отсюда. За территорией тоже есть трупы?

— Нет, трупов нет. Но есть странные следы, много следов, тянущиеся от речки С. через картофельное поле. Следы обрываются у кромки леса.

— Что ты молчал, идём смотреть.

Десятки следов от босых стоп разного размера широкой полосой вели к лесу. Местами зелёные вершки картофеля были примяты не только хаотично ступавшими ногами, но и чем-то тяжёлым. Чёрная, щедро удобренная почва в этих местах была отмечена характерной бороздой. Очевидно, группа лиц, то несла, то волокла какую-то ношу. Следы обрывались у границы с лесом, у высокой размашистой сосны, единственной на всю округу — дерево непоколебимым стражем оберегала ельник. Характерная вмятина в суглинке между выступающими корнями говорила о том, что ноша была оставлена здесь, под сосной. Плеяда следов в этом месте разворачивалась и уходила обратно, к реке.

— Боже мой, боже мой! Василий, срочно сообщай мою рекомендацию своему начальству: безотлагательно перекрыть все дороги к монастырю, в кратчайшие сроки в радиусе шести километров обнести территорию забором с колючей проволокой. Здесь — проклятое место. Вам, Василий, рекомендую срочно уезжать отсюда. Вы на машине?

— Да, она у меня в Васюках стоит. Это недалеко от монастыря.

— Дорогу на деревню тоже надо перекрыть. Пусть сейчас же тракторист какой-нибудь начнет яму рыть поперёк дороги. По-хорошему, жителей бы переселить подальше отсюда. Правда, вряд ли сие возможно. Но забором огородить обязательно. И, самое главное, передай начальству — обитель необходимо буквально сровнять с землёй, камня на камне не должно остаться. Иначе…

— Иначе что, товарищ Прошиватель?

— Иначе будет беда. И это мягко сказано. Иначе здесь начнется дьяволиада. Здесь должны быть стёрты следы хозяйственной деятельности человека. Тогда спайка рассосётся, земля отпустит небо, ну или наоборот, небо отпустит землю, не суть. И, когда ландшафт приобретет первозданный вид, тогда проклятие будет снято, потеряет свою силу.

— А как же неизбежный эволюционный процесс? Ну, про спайки Вы говорили. А тут получается должен произойти откат.

Василий меня удивил. Он отлично запомнил весь наш разговор, несмотря на специфичность его содержания.

— А вот тут самое интересное, коллега. Некоторые существа невидимого мира не хотят, чтобы человек становился полноценным, полноправным гражданином, скажем условно, небесного отечества. Ведь, как ты наверняка знаешь, человек — двусоставный живой организм, он состоит из души и тела. Душой человек относится к числу существ невидимых, телом — к числу видимых, плотских. На душевном уровне человек пока может только чувствовать тот мир. Но со временем, с течением эволюционных метаморфоз, тот мир будет доступен человеку и зрительно тоже.

— Из вышесказанного Вами, получается, что Вы…

— Я воплощение переходного звена.

Мы с Василием шли к монастырю напрямик, по полю. И чем быстрее мы пытались переставлять ноги, тем настойчивее тормозила наше движение рыхлая земля.

— И как Вы видите мир иной, прямо вот так, как этот?

Всё то время, что мы общались с Василием, он проявлял удивительную любознательность. Но с любознательностью непременно соседствовал скептицизм, холодный, неотёсанный, в какой-то степени даже расчётливый.

— Вижу нечётко, туманно, как сквозь тусклое стекло. И то, только в дырявых местах, там, где прошлась смерть… Здесь было совершено тяжкое преступление или, говоря церковным языком — совершён тяжкий грех. Граница прорвалась, и в наш мир ввалилось полчище тёмных сил — демонов. Это они устроили кровавую вакханалию. Ну ты сам видел — такое не под силу сапиенсам. Ладно, Василий, будем прощаться.

— А как же Вы? Вы не поедете? Здесь же опасно оставаться.

— Для детального расследования мне необходимо сутки пробыть на месте события. В течение этого времени я должен девять раз обойти территорию, на которой есть трупы. Только тогда картинка прояснится максимально точно. Это моя работа.

— За такую работу небось хорошо платят?

— Дааа. Я б даже сказал — весьма хорошо. Ну а что? Конкуренции — ноль, а потребность в моих услугах с каждым годом только растет. Скажу откровенно — пользуюсь положением. Разумеется, в рамках приличия.

— Вы — легенда. С этим не поспоришь.

— Кстати, комнату для ночлега приготовили?

— Да. В библиотеке диванчик есть. Там, думаю, лучше всего будет.

— Это почему?

— Единственное место, где смерть не прошлась. В общем, там трупов нет. А кстати, смерть с чем ходит, реально с косой что ли? — лицо Василия показало саркастическую улыбку, нотками легкомыслия коснулась моих ушей речь молодого майора. Будто полчаса назад его глаза не видели около полутора сотен разнообразно изуродованных человеческих тел. Все-таки как искусно наш мозг отправляет нежелательные впечатления на задворки памяти, и как быстро!

Легкомыслие — одно из состояний человека, которое делает его удобным для бесовского проникновения. Демон, кружившийся на достаточно безопасном расстоянии мгновенно приблизился к Василию и стал буквально обвивать следователя, слегка касаясь поверхности его физической оболочки. Мужчина никак не ощущал чужеродного прикосновения — на данном этапе и не мог ощущать.

В срочном порядке, чтобы вернуть офицера в плоскость серьёзного отношения к происходящим событиям, я строгим тоном сказал:

— Ладно, Василий. Всё же будем прощаться. Желаю тебе профессиональных свершений и непрестанного развития, — высокопарно выпалил я.

Эмоция на лице товарища пришла в более уравновешенный, рабочий вид — майор внутренне собрался. Демон, который набрал сверхсветовую скорость вращения и начал уже оказывать шлифовочное воздействие на естество мужчины, отдалился на некоторое расстояние.

— Удачи — Прошиватель!

— И тебе того же.

— И всё же ещё пару вопросов, а то когда ещё свидимся?

— Валяй.

— Почему сутки и почему девять раз?

— Сутки — это полный цикл смены света и тьмы. Через призму дня видны одни детали события, через призму ночи — другие. В сумерках вообще выплывает нечто третье. Через сутки путем наложения картинок друг на друга получается искомое изображение происшедшего. Девять — последняя в ряду цифр, то есть являет собой завершённость, полноценность. Девятикратное повторение необходимого действия приводит к искомому результату. Девятка — символ одухотворенности, умозрительного видения бытия.

Чем меньше становилась удаляющаяся спина следователя Крутова, тем больше одолевало меня чувство тоски. Расставаться всегда грустно, даже с малознакомым человеком. Особенно грустно, когда впереди предстоит время вынужденного одиночества, хоть и краткосрочного. Вынужденного и не продиктованного собственным желанием.

Минут через двадцать я снова провожал майора взглядом — только теперь я смотрел на заднюю часть удаляющегося от стен обители автомобиля. Форд промчался под окном, мир за которым отпечатывался в моих глазах маленькими квадратиками. Толстые прутья решетки впивались в сине-зелёно-коричневую массу универсума, которая мешаниной вваливалась в небольшое помещение с книгами, где мне предстояло коротать сутки откровений.

***

На следующий день звук подлетающего вертолета заставил меня выйти на улицу и направиться к полю. Всё тот же Крутов ждал меня внутри летательного аппарата.

— Куда летим? — спросил я.

— В Москву.

— А там что стряслось?

— Увидите. Странная гибель двух человек прямо в центре столицы.

— Ну хорошо, полетели.

В воздухе у меня было пару часов времени, чтобы проанализировать результаты расследования. Вот, что получилось.