Инспектор раёв

Роман Иферов, 2022

Уходит вечное лето, приходит оледенение. Эпоха неопределенности. Неандертальские философы озабочены проблемой – что же есть на самом деле? Чтобы найти настоящий мир, Герой устраивается работать инспектором раёв. Его воспоминания о карьере инспектора изложены в книге.Содержит нецензурную брань.

Беспристрастный Опарыш

Глава 1

— Сссшшшись! Чвак! — Копье просвистело и воткнулось в кролика. — Пах-Бах! — Кролик в прыжке согласился на Рай, тушка плюхнулась наземь. Я — семилетний кроманьонец, опираясь на копьеметалку, на полутора ногах побежал к ней. Знак Тигра — горб и ноги, растущие мысками в сторону — замедлял бег. Из копны волос я достал обсидиановый нож — привилегию жертвенеца Тигра — и вырезал копье из тушки.

Трехлетняя сестра взяла тушку, чтобы отнести в кучу. Слева спереди из кустов послышался легкий шорох. Мы с сестрой взглянули — волк с волчицей тоже претендовали на тушку, да и на сестру. Сестра замерла, я бросился к ней. Растопыренные стопы всё время задевали за кочки травы и камни. Споткнуться я не мог, берегли духи. Зато из-под ног летели трава и камни. Подбежал к сестре, встал рядом, между ней и волками. Волки поняли, что повредить мне им не дадут духи, а сестре — я.

Мать крикнула: «Дети! Хватит!», — и они с четырнадцатилетним братом сноровисто задвигали кремневыми ножами. После того, как брат изобрел копьеметалку, я кроликами обеспечивал семью не хуже, чем взрослые охотники — козлами. Брат родился с четырьмя укороченными руками. Сейчас он сверкал и клацал двумя ножами.

Я — неандерталка и собеседница духов, сижу в пещере у костра. Вокруг костра сидят моя семья и друзья — собеседники по Разговору — люди и духи. Снаружи — зима и метель, поодаль — еще костры, вокруг них — неаны, все ведут Разговор. Я опять семилетний кроманьонец, стою, опираясь на копьеметалку, возле кучи разделанных тушек, мать и брат сочувственно на меня смотрят.

— Героюшка, сходи к шаману. — Вкрадчиво, но твердо промурлыкала мать. — К тебе кто-то скребется. Это не Тигр. Ты — жертвенец Тигра, к тебе он может просто так прийти.

— Мама, а почему меня зовут «Герой»? — Перевел я разговор. Герой — тот, кто совершил подвиг на охоте или войне. Не могу же я с рождения быть героем?

— Ты — герой по рождению и обязан совершать подвиги. — Разъяснила мать. — Остальные это делают по желанию, а ты — жертвенец Тигра. Вот станет тяжело на войне, и тебя пожертвуют твоему Божку.

— Брат, иди к Шаману. — Старший облизал ножи, воткнул их в прическу, встал и потянулся четырьмя руками. — Божки не любят, когда у них воруют жертвенецов.

Чум Шамана стоял поодаль от основного селения на вершине холма в полудне пути моими винтовыми ногами. Шаман сидел, прислонившись к столбу чума и, не отрываясь, смотрел на меня все полдня, что я к нему шел.

— Что, Герой, хочешь узнать, что за духи не дают тебе спотыкаться и отводят кулаки мальчишек? — Шаман был скрипуч и весел. Медведь откусил ему ключицу, мороз — ступню, Гиблая Зима — способность огорчаться. — Это слуги Тигра, берегут тебя для Него. Вон один ждет, что ты тот камень заденешь.

Я треснул ногой по камню. Как всегда, за мгновение до того, как нога коснулась камня, он улетел, как если бы она его ударила.

— Нет, дедушка Серый Олень, мама велела у тебя спросить — ко мне кто-то скребется, не духи Тигра, а другие. Брат говорит, какой-то Божок хочет украсть жертвенеца у Тигра.

— А! Ну пошли камлать. — Шаман оперся на колени, встал, отвернул для меня полог чума.

Привычными движениями он зашуршал по чуму, собрал костюм оленя.

— Ты — сын неана, тебе перевозчик не нужен. — Он внимательно посмотрел на меня. — Будешь плясать со мной.

Шаман перевоплотился в оленя, затем достал фигурку размером в две ладони, всю из движущихся частей.

— Главный Помощник — Герой, Герой — Главный Помощник — представил нас друг другу Шаман.

Я кивнул фигурке, фигурка кивнула мне.

Мы втроем — Помощник, Шаман и я — держась за руки плясали вокруг костра. Гремел бубен.

— Интересно, как Шаман в него бьет? — Подумалось мне. — Руки-то заняты³⁹.

Шаман велел нам смотреть на тени и кричать, если в тенях заметим кого-то знакомого — человека ли, животное или растение.

— Цветок лилии! — Почти сразу крикнул я.

— Ушастый полоз! — Неожиданным глубоким басом крикнул Помощник.

— Ага! Гадюка. — Через какое-то время отметил Шаман.

Мы плясали и плясали посолонь. Шаман призывал своих духов-помощников. Кроме цветка лилии, полоза и гадюки пришли еще олень и кедр. Все помощники были в сборе. Тогда Бубен загремел как-то по-особому, и мы заплясали круг посолонь — круг противосолонь, перепрыгивая между кругами через костер. Шаман призывал Божка, который ко мне скребся и его помощников. Мы плясали, пока небо не начало сереть перед рассветом, но никто не откликнулся.

Тогда Шаман еще раз сменил мелодию Бубна, и мы заплясали противосолонь.

— О Тигр! — Возопил Шаман. — Приди к нам! Назови Твоего врага, мы сразимся с ним!

Появилась тигриная тень — не маленькая пляшущая на стене, а прямо в костре огромная, больше чума, больше сосны — однако здесь, посреди чума, в костре.

Тигр посмотрел на нас долгим жутким взглядом. От него всё тело и душу охватывала смесь ужаса, храбрости и омерзения. Тигр сделал жест мордой, из теней выпрыгнула бесчисленная толпа его слуг. Они все заплясали с нами в хороводе — сразу и посолонь, и противосолонь, и через верх, и через низ — и в каких-то еще направлениях, которые в нашем мире невозможны. Тигр плясал с нами во всех направлениях сразу.

Гремел бубен. Мелькали морды, лапы, крылья, зубы. Стук, щелканье, шуршание, скрип. Солнце встало, духи один за другим исчезли. Тигр кивнул Шаману и исчез последним. Бубен стал замедляться, наконец дал заключительные три редких удара и умолк. Мы сделали еще несколько шагов и остановились.

Олень и Главный Помощник ушли, остались мы с Шаманом.

— Итак, — жестко подвёл итог Шаман, — никто снаружи к тебе не скребется, никаких чужих духов рядом с тобой нету, никто из далека лапу к тебе не тянет.

— Что тогда? — Я полулежал спиной на стене чума, не было сил ни удивляться, ни бояться.

Шаман сел рядом со мной.

— Ты сам к себе изнутри себя скребешься.

— Это не я. — Говорить не было сил.

— Возможно, это Тот, Кого нету. — Голос Шамана был смертельно усталый, но бодренький и веселенький.

— Как его отвадить? — Много спрашивать не было сил.

— А никак. Он дышит где хочет, и Голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит. — Отсутствующим голосом проговорил Шаман.

— Дедушка Серый Олень, — я начал раздражаться. У меня тут жизнь рушится, а он развлекается, — ну хватит издеваться. Где Он живет? Как Его найти? Что Ему нужно? И главное — как от него избавиться?

— Он живет везде и нигде, найти Его можешь в самом себе, нужен Ему ты и каждый. Избавиться от Него невозможно, но очень легко — нужно просто отказаться. Ты доволен? — Шаман явно не хотел говорить о Том Кого Нету.

— Нет, не доволен. — Озадаченно ответил я. — Хочешь, чтобы я отстал, разъясни свои загадки.

— Ну хорошо. — Смирился Шаман. — Есть легенда, что Он создал всё и всех, поэтому Он сильнее всех. А поэтому Ему не интересно побеждать, Он хочет, чтобы все соглашались с Ним добровольно. Поэтому ты просто откажись. — И Шаман вырубился.

Я доплелся до нашего чума, рухнул на шкуры и заснул.

Глава 2

Прошло полжизни, мне четырнадцать. Жертвенецы не убивают и не зачинают и поэтому не проходят инициацию. Кровь жертвенеца предназначена Божку, она не может смешиваться с чужой — ни с супружеской, ни с вражеской. Но тут пришли Чужие, беглецы от холода и бескормицы. Они жрали и траву, и людей. Мы применяли и засеки, и палы, и открытый бой, они теряли руку⁴⁰ против одного, но всё пёрли и пёрли. Тогда мы ушли в болота. Чужие не умели ходить по болоту и замечательно тонули.

За семь лет охоты на кроликов я стал лучшим на копьеметалке, попадал с двух рук двум кроликам в голову. Дедушка Серый Олень стал моим подавальщиком. Чужой отрубил ему вторую ногу до колена, и он не сражался в строю. Наш тандем убивал любую нападающую толпу.

Мы лежали в осоке на пригорке. Перед нами старое русло вело с луга справа вдалеке в болото слева. Направо только удалялись голоса девочек. Вот они смолкли. Девочки косили под дурочек. Разведчики — неаны — выследили стайку парней Чужих, и мы ловили их на живца.

С утра были заморозки, мы всё серое небо⁴¹ ползли по льду и инею. Сейчас припекало июльское Солнышко, свербела жажда, долбила скука.

— Слушай, дедушка Серый Олень, я ведь жертвенец Тигра?

— Ну. — Лениво согласился дедушка.

— Так когда меня жертвовать будем? Мне надо попасть в Рай Тигра.

— Ты круто воюешь, и так попадешь.

— Да нет, мне надо именно как жертвенецу. — Сказал я с серьезным видом, осознавая, что несу, в общем-то, глупость.

— Чего? — Какая тебе разница? Рай — он и есть Рай, воюй и будешь там.

— Помнишь мои видения? — Я решил, что, если уж позориться, то сразу и до конца.

— Помню. А еще помню, как велел тебе сказать им «нет».

— Да я и отказался. Но по видениям понял, почему родился жертвенецом Тигра и почему меня хочет перевербовать Мамонт. — Меня несло. Как же давно я жаждал это обсудить.

— Слушай, Герой. — Из добродушно-язвительного дедушки Оленя выступил внушающий священный трепет Шаман. — Во Вселенной не существует вещи под названием «Дух сотворитель мира, являющийся кромам и неанам в образе Мамонта».

— Шаман, мой неанский папа помнил меня — бабушку Мудрую Лютик, говорившую с Мамонтом. — Я разозлился. — Короче, если… — внезапно мы оба почувствовали дрожание земли от десятка бегущих девических ног. Я взял по два копья на копьеметалку, олень — две головы на копьях. — Мамонт предложит племени условия получше, пожертвуюсь Ему. — Смято кончил я.

Девчата пронеслись в болото. Вон лежат жердины — продольные, на них — поперечные. Дальше поперечных нету, а продольные очищены от коры и очень скользкие. Девочки прошлепали по жердинам, потом легко и часто ступая пронеслись по зыбучей трясине и исчезли среди кривых елей.

Юноши почти нагнали их в русле, потом медленно, но достаточно ловко пробежали по первым жердинам, начали падать со вторых. Они доставали друг друга, опять падали, наконец, потеряв пару человек, взобрались на жердины и, опираясь друг на друга, поковыляли по ним. Жердины кончились, юноши встали — и начали тонуть в трясине. Пытались доставать тонущих, жердины задирались, они с них падали. Крики ярости, вопли ужаса, рёв натуги достающих и доставаемых. Потом — всхлипывания и причитания безнадежных, стук и чавканье их добивания, ропот побежденных, стоны страдания. Вместо трех рук воинов в сухое русло выползли две руки деморализованных пацанов.

Чтобы бросить четыре копья, мне пришлось встать на корточки, и голова показалась над травой. Серый Олень выставил свою голову и две головы на копьях.

— В трех попало, нет серьезных. — Отметилось в уме.

Мы упали и перекатились на позицию слева. Знакомая ситуация пробудила в Чужих воинов. Они кончили хныкать, сообразили, что нападающим нужно время на перезарядку и прицеливание и бросились в атаку. Мы оказались у них справа сзади. Олень насадил мне два копья, я замахнулся, выпустил — два вопля. Потом еще, еще и еще. Мы успели перепрыгнуть траву справа и вползли в бочажину. От второй позиции мы утром пару раз проползли дальше. Получилось, как будто мы отступили туда.

Несколько Чужих смотрели вдаль, мы, закрытые кувшинками, сквозь воду смотрели на них. Степняки Чужие не способны представить сидение с головой в воде. Они взяли копья наизготовку и начали красться в сторону примятой нами травы. Мы вскочили — я с двумя копьеметалками, Олень — с одним. Залп! Перезарядка копьеметалок. Залп! Остался один, он уже подбежал и замахнулся копьем надо мной. Олень швырнул ему в лицо пригоршню тины, тот на мгновение растерялся и я убил его копьем.

Мы рванули направо, на другой берег старицы. Успели. Десяток Чужих с копьями смотрели на нас, мы — на них. Я держал две копьеметалки в одной руке, чтобы было похоже на дубину. У Оленя в руке было два копья, остальные — на земле. Четверо Чужих по команде вожака бросили в нас копья. Недолет, мы легко отбили их руками. Чужие с воплем ринулись к нам, рассчитывая подойти на бросок своих копий раньше, чем мы сможем бросить наши. И пока они еще бежали вниз, я расстрелял их с двух копьеметалок.

Мы просканировали поле боя. Треск кузнечиков, жужжание мух и ос, чириканье и цвирканье птиц не нарушались. Ни шуршания раздвигаемой, ни скрипения наступаемой травы. Бой окончен, а ночью я стану наконец-то жертвой Тигру, и Он дарует Племени победу.

Резкая боль! В левой икре. Я подсел и наклонился посмотреть. В траву торопливо ушуршала здоровущая гадюка, в икре блестели две дырочки. Зачем? Мы не могли на нее наступить, стоим же все время на месте.

— Опаньки! — Изумился Олень, взглянув на ранки. Тут же схватил копье и воткнул в ногу раз и два. Я зарычал от боли и ударил копьеметалкой в землю так, что чуть не сломал. Дедушка Олень уже присосался к ране и ежесекундно сплевывал кровь с ядом. Наконец оторвался, встал на коленки и обильно помочился на рану. Потом бросился в траву, вернулся с пучком тысячелистника, тщательно размял, затолкал в рану и сказал: «Прижми!». Я без передышки выл и вбивал копьеметалки в землю.

— Ты чего спал? — Спросил он, глядя в сторону.

— Я не спал, я копья метал. — Обиделся я.

Шаман, не глядя, быстро положил ладонь мне на рот.

— Заклинаю вас, слуги Тигра, именем вашего повелителя — ответьте — что произошло?

Мне потихоньку становилось всё равно. Я стоял на мягкой лужайке, майское солнышко гладило теплыми лучиками.

— Гееерооой! — Донесся издалека-издалека голос Шамана — Выбрать Тигра, иначе Чужие… — дальше я уже не слышал, да и так всё ясно.

Из утреннего Солнца вышел и в круге Солнца встал передо мной, и было бессомнительно ясно, что Он — Мамонт. Я решительно подошел и запустил руки в его шерсть. Настоящий. Шерсть глубокая, жесткая, но в то же самое время мягкая, под шерстью — твердая шкура.

— Так Ты — настоящий? — Серьезно спросил я. — Существуешь?

И тут же понял, что спросил глупость. От него исходило Существование, Он сам был Сущий. Да что там, ты существовал лишь пока Он смотрел на тебя.

— Да. — Так же серьезно глубоким басом ответил Он. — Но к делу. Если Тигр получит тебя, Он даст победу, Племя убьет Чужих, но погибнет.

— Как это? — Я не удержался и съязвил — Два последних воина воткнут копья друг в друга?

— Останется с полруки воинов, рука женщин и пара рук детей, — не заметив юмора пояснил Мамонт, — воины умрут от ран, женщины и дети умрут зимой.

— И что делать? — Согласно спросил я.

— Помиритесь с Чужими. Будете вместе растить овец.

— Чо? — Оторопело обронил я.

Звучало как бред. Чужие на то и Чужие, что их уничтожают, а не мирятся. «Растить» — что за слово вообще? Есть слово «расти», а «растить» — это как? Заставлять овцу расти? Но она же и так растет.

— То. — Терпеливо ответил Мамонт. — Смотри. — И Он показал мне, что такое «растить» и как растить, и что будет, если мы будем растить животных и растений — люди перенесут холодные времена и размножатся, и что будет, если мы не будем растить — люди вымрут за полруки поколений.

Слева блеснул яркий яростный свет, какого на земле не бывает. Конечно, я духовным оком узнал своего жертевника. Тигр!

— Ты, пшел вон. — Не глядя, бросил он Мамонту. — Ты, со мной. — Это уже мне.

Я застрял, не зная, кого слушать. Тигр подошел к кругу света, который описывало бьющее из-за спины Мамонта Солнце. Остановился на границе — круг блеска молнии у круга мягкого весеннего Солнца.

Странно, Мамонт вообще не обратил внимания ни на него, ни на его команду: «Пшел вон». Только слегка шевельнул правым глазом при первом его появлении.

— Очнись! — Скомандовал мне Тигр, подойдя к кругу солнечного света. — Идем!

— Пойдешь с Ним, Племя умрет. — Произнес Мамонт.

— Ты вообще молчи, Ты не существуешь. — Бросил Ему Тигр.

— Да. — Обронил Мамонт отсутствующе.

— Что значит: «Да»?! — Взбесился я. Скажет мне, наконец-то, что мне делать?! — Ты же существуешь!

— Да. — Рассудительно-разъясняюще проговорил Мамонт. — А также нет. А также да и нет. А также ни да и ни нет. А также ни да и ни нет, и да. А также ни да, и ни нет и нет. А также ни да, и ни нет, и да, и нет. Понятно? — Заинтересованно-насмешливо закончил Он.

Я обалдело смотрел на Них, «Птичка, птичка мозгоклюй, из мозгов мне хрен наклюй» — крутилась в уме детская песенка.

— Ну всё, проснись. — Твердо сказал Мамонт и махнул хоботом.

— Проснись! Проснись! Проснись! — Кричал Шаман и бил меня ладонями по щекам. Я застонал и встряхнул головой.

— Хвала Тигру! — Воскликнул Шаман.

— Не Ему, а Мамонту. — Решительно сказал я. — Я с Ним разговаривал. Теперь надо поговорить с тобой.

— Так. — Трагическим голосом произнес Шаман.

— Вот так. — Всё так же решительно произнес я. — Теперь я жертвенец Мамонта, мы должны помириться с Тем Племенем и вместе с ними растить овец и пшеницу.

Язык человеческий передать, насколько это противоестественно звучало для палеолитического кроманьонца. Шаман смотрел на меня так же обалдело, как я только что — на Мамонта и Тигра.

— Тебя даже не убьют. — Тусклым голосом пролепетал Шаман. — Тебя исторгнут.

— Если мы не помиримся и не будем выращивать еду, — серьезно сказал я, — к весне оба племени вымрут.

— Никто ни с кем мириться не будет и — как ты там произнес — «вы-ра-щи-ва-ть?» никто не будет. Тебя исторгнут. Ты умрешь вне Племени и попадешь в самую узкую расщелину Посмертья. — Трагично провсхлипывал Шаман.

Послышался легкий шорох. Мы оглянулись — это возвращались девочки. Сейчас они шли с нормальной маскировкой — молча, след в след, аккуратно отводя ветки и траву.

— Серая Рысь, Кусачая Лисица, берете Героя, Умная Медведица берешь Оленя. — Оценила положение Старшая, Рыжая Белка. — Но сначала соберем копья.

Медведица — на коренастая две трети неандерталка — схватила Оленя за руку и через верх забросила на спину. Рысь и Лисица за руки за ноги взяли меня, Белка понесла охапку копий и копьеметалок, Веселая Собака побежала вперед сообщить о событии.

Мы прошли березняком, потом лугом. Лагерь находился в ельнике, на елях удобнее располагать охранение — сторожей не видно в ветвях, а хвоя немного скрадывает запах человека.

К нам подбежали любопытные дети. Белка перемолвилась с командиром охотников, и десяток охотников гуськом пошел по нашим следам разделать трупы Чужих и принести мясо — Ура! — Вечером у Племени будет обжираловка.

Девчата брякнули нас под мужским навесом и ушли. Шаман подошел ко мне, посмотрел на рану.

— Мдааа, — тяжело-задумчиво протянул он, — похоже, халява для тебя закончилась. Духи-помощники Тигра от тебя отошли, Тигр хочет, чтобы ты понял, что значит жить без Него.

— Да пошел Он. — Меня мутило. — Собирай Совет, лучше сразу Большой.

— Сейчас, — ответил Шаман, — только с раной закончу.

Он вынул тысячелистник и заковылял за снадобьем. Двое охотников струями мочи промыли рану и вдули в нее золы. Шаман притащил горсть кашицы из душицы, полыни, хвои, тысячелистника и еще чего-то, наполнил кашицей рану, нарвал возле навеса здоровущих листьев подорожника, накрыл ими рану, обвязал жилами.

— Ну я пошел к Вождю. — Мрачно сказал он. — Ты пока настраивайся, Тигру ли, Мамонту или Сому но сегодня тебя точно пожертвуют. — И он уковылял в направлении хижины Вождя.

Глава 3

Солнце едва прошло половину своего диска, как из хижины Вождя послышался голос Бум-бума⁴² — приглушенный, чтобы не услышали Чужие.

— Малый Совет в хижине Вождя. — Деловито вещал Бум-бум. — Член Племени изложит весть от Божков. — И тут я потерял сознание.

Очнулся я среди ночи, рядом сидел Малый Совет — Вождь, Шаман, Старейшина женщин, Старейшина охотников. Пока я был в отключке, они вливали в меня воду и ждали, пока очнусь. Была слабость, но уже не мутило.

— Ты, — наставил на меня палец Вождь, — отныне не Герой, а Предательский Мыш. Говори.

— Требую Большого Совета. — По суровой вождиной роже было видно, что лучше не говорить.

Вождь махнул подбородком, все встали и пошли через площадь в хижину Вождя. Я встал, охнул, осел и пошел на четвереньках. Вождь оглянулся, махнул подбородком Старейшинам, они не медля взяли мои руки себе через шеи и потащили за всеми. Вокруг послышалось шевеление — люди просыпались, толкали спящих локтями и садились, не глядя на нас, как будто проснулись просто так.

— Собрание воинов на площади! — Транслировал Бум-бум.

Охотники тут же встали и подошли к хижине Вождя, вместе с ними подошли остальные.

— Собрание воинов! — Бум-бум начал сердиться. — Старики, уведите детей, женщины, встаньте сзади! — Надрывался Бум-бум в три своих рта.

Перед хижиной Вождя было сделано высотой по колено возвышение из дерна и бревен. Малый Совет и я встали на него. Охотники встали перед возвышением, женщины — вокруг — не участвуя, но готовые вмешаться. Вождь поднял руку, бормотание народа смолкло.

— Послушаем посланника Божков, потом по одному скажете. — Сказал он народу и приглашающе махнул мне подбородком.

— Мамонт велел передать, — начал я доклад.

— Нету никакого Мамонта, ты что несешь, дурак! — Завопили несколько охотников.

— Он же с Ним говорил, значит, есть! Пусть рассказывает. — Ответили им другие.

Вождь поднял руку, все замолкли.

— Мамонт велел передать, — начал я опять, — и запнулся, ожидая очередного гвалта. Нет, тишина. Продолжил. — Мамонт велел передать, что Племя вымрет.

— Пошел к Сому! — Завопили охотники.

— Помолчите, пусть говорит! — Завопили женщины. Их вопрос выживания интересовал больше. Мужчина попадает в рай, если погибает на войне или охоте, женщина — если родит много детей. Мужчины замолчали.

— Мамонт говорит, что на войне погибнут почти все мужчины, а остальные не переживут зиму. — Народ опять начал роптать, но я уже привык и продолжил. — Мамонт сказал, что нужно сделать. — Я сделал паузу, народ с интересом молчал. — Нужно помириться с Чужими и вместе с ними растить овец и пшеницу.

— Сдохни, сука! К Сому его! Исторгнуть! — Вспыхнул всеобщий ор.

Вождь поднял руку, кое-кто приглушил вопли, но потом снова завопил. Тогда Вождь спокойно ушел в хижину, ор продолжался, Вождь вышел с копьеметалкой и охапкой копий. Он отдал копья Шаману, спокойно поднял правой рукой заряженную копьеметалку, поднял левый кулак и стал медленно один за другим разгибать пальцы. Некоторые краем глаза увидели странные действия Вождя, посмотрели на него и тут же заткнулись. Остальные невольно заметили это, покосились на Вождя и замолкли тоже. Большой палец остался неразогнутым, а все уже молчали.

— Первый говорить, сюда. — Отчеканил Вождь. Вышел Быстрый Волк — самый уважаемый охотник.

— Смерть в бою лучше сдачи. — Отрезал он и ушел.

— Ты? — Кивнул мне Вождь.

— Союз — не сдача. — Отрезал я. Воины любят краткость, даже если мысли превращаются в обрубки. — Следующий! — Кивнул охотникам Вождь.

— Тигр даст победу. — Сказал Сонный Медведь.

— Гибель племени — поражение. — Парировал я.

— Принесем его в жертву! — Воскликнул Сонный Медведь. — Будет победа!

Тут встрял Шаман.

— Высшие духи — встав, сказал он — принимают только добровольные жертвы. А Мыш не хочет жертвоваться Тигру.

Вождь кивнул следующему.

— В жертву Сому. — Предложил Злой Волк. — Сом принимает насильственные жертвы⁴³.

— И чего вы у него попросите? — Снова насмешливо встрял Шаман. — Или вы его просто так вызовете, для прикола? То-то он вас приколет⁴⁴.

Вождь поднял руку, подождал, пока все замолчали.

— Итак, — подытожил он, — мнения разделились. Будем решать вопрос честным, демократическим путем — массовой дракой. Оружие на подиум!

Охотники гуськом прошли мимо подиума, складывая в отдельные кучки копья, копьеметалки, топоры, ножи, скребки.

— Старейшина женщин! — Позвал Вождь.

— Да! — Откликнулась она.

— Ты командуешь. — Она кивнула Вождю и ткнула рукой в десяток женщин. Они подошли к ней.

— Внимание! — Скомандовала Старейшина. — Кто за предложение Мыша — с этой стороны, — она показала левой рукой, — кто против — с этой.

Все разобрались. Странно. Мою сторону выбрали Вождь, Шаман, Старейшина охотников. Но кроме них еще четверо, а противников вдвое больше.

— Не убивать, не калечить, — продолжила командовать Старейшина, — начинать по команде «начали». Какой последний голосующий останется стоять, та точка зрения истинна. Начали!

Строи бросились друг на друга. Высокий Зубр подскочил к Шаману и замахнулся ногой. Шаман и с ногами был ниже всех охотников, а сейчас он доходил Высокому Зубру до пояса. Пока ему в голову летела пятка Зубра, Шаман неожиданно быстро подпрыгнул вперед и снизу ударил того по яйцам. Высокий Зубр коротко истошно вскрикнул и рухнул. Красивый Олень ударил Шамана ногой в голову сзади. Шаман почуял, уклонился и, сделав кульбит с опорой на руки, ударил того в колено. Даже с подиума был слышен хруст, Красивый Олень с воплем рухнул. Старейшина женщин резко скомандовала, пятеро помощниц рванули в толпу, схватили Шамана и вытащили.

— Дисквалификация⁴⁵! — Рявкнула Старейшина. — Совсем сдурел! Врагов калечь, а не своих.

На Вождя насели четверо, счастливые возможностью проявить демократические чувства. Они мешали друг другу и он смог свалить двоих кулаком в подбородок. Один прыгнул вниз и схватил его за ноги, они оба рухнули, и их обоих затоптали.

Мелькали руки, ноги. Истошные вопли боли, крики страха, боли и злости. Старейшина продолжала зорко смотреть, ее помощницы ныряли в драку и вытаскивали выбитых. Они в несколько рядов лежали вокруг площадки, некоторые уже сидели и смотрели на драку.

Сказался ли численный перевес или противнику помог Тигр, который теперь был против меня, но в конце осталось стоять двое бойцов противника. Истина была доказана — честным, демократическим путем.

Охотники очухивались, обсуждали драку, постепенно собирались обратно на собрание.

Я думал, что все с удовольствием согласятся жертвовать Мамонту, а не Тигру. Мамонт может решить дело миром. Если же сражаться, то Тигр кровожаден, и, даже, если мы прогоним тех, все равно погибнет много наших. Но все сошли с ума и хотели только крови, крови, крови.

Вождь опять встал на подиум, поднял руку, все замолчали.

— Итак, — изрек Вождь, — Истина доказана: Мамонта не существует, Тигр существует. Вывод: Предательский Мыш ошибся, мы продолжаем войну.

— Тогда исторгнуть его! Исторгнуть на крапиву!⁴⁶ — Загорланили охотники.

— Да ну его всё к Сому, — подумал я, — И меня исторгнут, и племя вымрет.

— Хорошо, — громко сказал я — жертвуйте Тигру, я согласен.

— Да нет, так нельзя — с досадой сказал Шаман, — Тигр требует рвения, ему даже искренней добровольности. Ему нужно, чтобы нутро кипело. Тигр — божок боя, вы можете представить, чтобы в бой шли из-под палки?

— Тогда исторжение. — Подвел итог Вождь. — Кто против? — Все были за.

— Исполнить. — Сухо приказал Вождь и указал жезлом-копьеметалкой на четверых охотников.

Глава 4

Что ты ощущаешь, глядя на свой отрубленный палец? Ты еще чувствуешь и двигаешь им — но чувствуешь ничего и двигаешь никак. А что чувствует сам отрубленный палец? Примерно то же чувствует изгнанный из племени. Для него закрыто даже самоубийство — ведь изгнанный даже на том свете не присоединится к племени. Присоединяет к племени только ритуал Общего Рождения⁴⁷.

Однако есть еще Мамонт, можно попробовать присоединиться к Нему⁴⁸. Пожалуй, так и сделаю. Я уже по нескольку раз споткнулся о траву и корни, задел глазами ветки, покарябался о сучки — помощники Тигра больше не защищали. Спасибо Малому Совету: когда воины раскачали меня и бросили в лес, помощник Вождя кинул мне вслед пару тюков с барахлом. Там были копья, копьеметалки, ножи, топоры, а еще шкурные плащи, жильные нитки — и прочая мелочь. И каменный туесок с огнем — за это особенное спасибо. Короче, как принести себя в жертву Мамонту? По Ритуалу, Шаман разжигает жертвенный очаг из мамонтовых лопаток, Вождь вскрывает жертвенецу грудную клетку, вырывает сердце и кидает в очаг. Огонь есть, охотники рассказывали, где видели останки мамонтов. Вскрыть грудную клетку и вырвать сердце, пожалуй, смогу — а кинуть в огонь? Можно собрать большой костер из многих бревен, зажечь, влезть на него и вскрыть грудь над ним. Нет, нельзя — так приносится всесожжение Сому.

Можно еще украсть девушку и основать свое Племя. Нет, это уже совсем чушь.

— Да пошло оно всё к Сому! — Была моя последняя мысль.

Внезапно даже не силы оставили, силы в теле были, но не было сил включить эти силы. Я рухнул на подстилку из лишайника и хвои. Была воля, и было желание пойти, но не было чего-то между желанием и волей. Потом потухла воля, потом — желания, только ум лениво перебирал варианты, потом остановился и ум. Вечерело, потом светлело, потом прекратилось отслеживание времени.

В лицо ударил воздух. Я открыл глаза. Были желания и воля, всё было на месте. Были мысли и чувства, только хреновые. Я лежал на боку головой на замшелой гнилушке. Передо мной стоял ворон — совсем близко, в ладони от глаз. Наверное, он подумал, что я мертвый. Я моргнул и сел. Нет, Ворон стоял в трех шагах, просто Он был ростом с меня.

— Здрасьте. — Кивнул я.

— Здрасьте. — Описав клювом изящную дугу, кивнул Он. — А теперь по Ритуалу.

Я спохватился, вскочил, быстро подумал: «Кто я? Я же больше не Волчешкурый», припал на колени, воткнул голову в подстилку.

— О Ворон, хозяин Подземного Неба! Жертвенец Мамонта приветствует тебя! — И застыл, как положено.

— Жертвенец Мамонта? Вот и славненько. Он велит тебе идти к Волчешкурым и заставить их сделать, как Он сказал. Мамонт хочет, чтобы Племя Волчешкурых слилось с Племенем Собакоголовых. Вы их называете «Чужие». Новое Племя будет растить скот и зерно, а ты попадешь в рай Мамонта.

Речь Ворона, журча, текла в душу, как ключевая вода в глотку после дня погони по летней степи. И вдруг — как во время жаркой погони ухнуть в холодный омут с головой — окатила мысль. Я её тут же выложил:

— А как же быть? Они же слушать не будут, я же изгнанный. Да и решили они всё уже.

— Ох, дубина — Ворон с досадой закатил глаза и презрительно дернул вбок головой. — Конечно не будут. Ты их заставишь.

— Я? Их? Но они же не будут меня слушать. — Растерянно проблеял я.

— Слышь, мужик! — Оборвал Ворон. — Мне Мамонт чириканье слушать не приказывал. Велено передать послание и помочь живой силой.

Душа стала кристальна и легка как горный воздух. Как когда волка встретишь: поздно скулить от страха, поздно замирать в ужасе — место осталось только для чистого действия.

— И сколько у Тебя этой силы? — Деловито спросил я. — Прости, но Ты, вроде, один и маленький.

— Я один и маленький, — согласился Ворон, — а мы большие и сильные.

Он сделал шаг вправо и влево одновременно, разделившись на двух Воронов ростом мне по пояс. Те сделали шаги вперед и назад и стали четырьмя ростом с меня.

— Хватит? — Весело спросил Ворон. — Я так долго могу.

— Хватит. — Бесцветным тоном откликнулся я. Чувств не было, была только холодная бездушная ярость. В 22-м веке христианской эры я инспектировал рай для роботов, так у нас как раз такое эмоциональное состояние было.

Ворон двумя шагами вернулся из копий в себя

— Будем делать ловушки-живоловки, — инструктировал я, — с тебя два оленьих трупа для жил и приманки.

— На кого охотимся? — Осведомился Ворон.

— На охотников. — Буркнул я, погрузившись в план.

Ворон иронически-одобрительно поджал клюв, завернулся в левое крыло, свернул себя в никуда и исчез.

Я осмотрел арсенал. Малый Совет, видать, сильно раскаивался, что возбудил когда-то боевой дух воинов, и теперь руками-ногами цеплялся за возможность прекратить войну. Чего только они мне не насовали. Копья с наконечниками острыми, тупыми, зазубренными. Зелья для копий болевые, убивающие, обездвиживающие. О! Здоровущий моток жил. Всё, план созрел.

Шестеро охотников на бросок копья друг от друга прочесывали лес. Толстый Бобёр шел крайним левым, заметил след, прокуковал. Ближайший — Полосатый Хорек — подошел, посмотрел, стрекотнул сорокой. Подошли остальные. На подзоле и хвое отпечатались следы Предательского Мыша — глубокие, видно нес что-то тяжелое. Добыча? Можно отнять, да и самого схарчить.

Бесшумно и быстро как дым на ветру охотники потекли по следу. Отпечатки становились всё четче, вышли на холм. С холма в трех полетах копья был виден Мыш с полутушей оленя на закорках. Уже не прячась, охотники побежали со склона. Вот, Мыш их заметил, постоял, колеблясь, бросил полутушу, побежал — неловко и спотыкаясь. Главный — Сизый Волк — махнул Красивому Оленю остаться с тушей, пятеро побежали дальше. Болото, бревно, Мыш уже спрыгивал с него на берег, охотники побежали по бревну. На середине бревна замедлились, дальше бежали как-то неловко. Спрыгнули на берег. Мыш уже близко карабкался на обрыв. Охотники, поднимая ноги, быстро осмотрели подошвы. Бревно оказалось усеяно чем-то острым, даже кроманьонские стопы кровоточили. Не до мелочей, побежали дальше, полезли на обрыв. Подъем, что ли, стал круче? Ноги, руки стали тяжеленые — каждая весом с зубра. Дальше — тьма. В бревно я заколотил руку полных рук⁴⁹ кремневых осколков и щедро обляпал бревно зельями: обезболивающим, сонным и обездвиживающим.

Солнце не прошло ширину диска, охотники очнулись от боли. Я повесил каждого на сук: локти перебросил сзади навстречу друг другу, ноги связал друг с другом, обмотав петлю вокруг шеи. Вернулся, волоча Красивого Оленя: его замучила боль в колене, он перебрал с корнем дурмана, осоловел и я сбил его копьем с тупым наконечником.

Я не учел, что Тигр теперь не просто не помогает, а воюет против. Он послал муравьев. Когда я приволок Красивого Оленя, на сучьях никого не было. Веревки из оленьих жил валялись на земле, погрызенные муравьями и порванные. К счастью, барахло я спрятал в тайнике. Но делать-то что?

— Ворон! — Возопил я.

— Усю-сю мой маленький! Опять не можем без взрослого дяденьки? — Ворон взмахом крыла развернул себя из ниоткуда.

Меня перекосило от Его издевательского тона.

— Пленники сбежали, что делать? — Спросил я.

— А я что? — Насмешливо переспросил Ворон. — Меня Мамонт помогать прислал, а главным тебя назначил. Ну и командуй.

— Лады. — Я рывком воли вдернул себя в состояние воинской равнодушной ярости. — Ты можешь их найти?

— А чего их искать? Я их вижу. Вон они — забрали твою оленину, идут к Племени.

Я повернулся к Красивому Оленю. Он с разинутыми ртом и глазами смотрел на нас.

— Хочешь жить? — Спросил я. Он, ещё полу-обалдевший, утвердительно моргнул. — Тогда будешь сидеть здесь, пока мы не подойдем, или пока Солнце не взойдет. Уйдешь — Ворон тебя увидит, и я тебя убью. — Он моргнул.

— Пошли. — Скомандовал я Ворону, взял оружие и мы двинулись наперерез.

Я на каждом шаге загребал траву или задевал корни. Еще я видел сквозь кусты опушки дерево с обрывками веревок, а уже споткнулся и упал. Блин жеш! Да дети не такие неуклюжие! Всю жизнь я гордился развернутыми ногами, это же был знак Тигра. А теперь хожу как годовалый младенец. Что делать-то?

— Слушай, Ворон, — в брюхо пришла идея,⁵⁰ — Ты ведь можешь перенести меня туда, где они пройдут?

Ворон без слов подшагнул ко мне, завернул нас обоих и вывернул в каких-то темных кустах.

— Где мы? — Спросил я. — И где они?

— Мы на вершине холма. — По-деловому, без ёрничания ответил Ворон. — Они будут пробегать вон там. — Он махнул клювом, я выглянул из кустов: лощину под холмом заливал свет почти полной луны.

— Пробегать?

— Ага. Готовься. — И Он исчез.

Я разложил копья, взял две заряженные копьеметалки и настроился к долгому сидению в засаде. И тут как рявкнет!

В полной руке полетов стрелы стоял Ворон. Он был раскаленным углем высотой в три человека. Его клюв превратился в распахнутую пасть, размахом с человека, усеянную зубами с ладонь. Его крылья кончались когтистыми лапами, и эти лапы тянулись к охотникам.

На фоне горящего Ворона было хорошо видно, как охотники припустили по лощине.

— Свиссь! Свиссь! — Свистнуло два копья, два охотника упали и поползли, опираясь на руки и одно колено. Каждому попало в бедро.

— Свиссь! Свиссь! — Еще двое. Не надо было останавливаться и смотреть, что случилось.

Пятый еще при первом попадании прыгнул за камень. Блестящий Сокол, помощник Вождя, наверное, главный.

Я, как Ворон появился, всё удивлялся своей решительности. Может, язвительный Ворон так на меня повлиял, может, потому что я уже не в Племени, это там я был мальчиком, слушающимся взрослых, а сейчас я сам себе и мальчик, и взрослый.

— Ворон! — Позвал я.

— Чё те? Откликнулся он у меня из-за плеча.

— У вас, божков, нету копьеметалки, пробивающей камни?

— Ща. — Ответил он. — Без чудес обойдемся.

Он исчез, возник за спиной Блестящего Сокола, не успеешь моргнуть обернул его крылом, исчез с ним, возник посреди лощины и исчез.

Свиссь! Сокол рухнул, копье торчало в спине. Четверо остальных лежали в шоке от боли и явлений Ворона. Я подошел к ним, с копьеметалками наизготовку. Они валялось в отключке. Я растер им уши до багрового цвета, они зашевелились, а двое сели. Я быстро отошел и взял копьеметалки.

— Ворон! — Позвал я. — Принеси Красивого Оленя.

— Ой, слушай, я не успел тебе сказать. — Впервые за всё время Он убрал гонор и даже чуточку засмущался. — Тут такое дело. — Я недоуменно глядел га него. — В общем, съели твоего Оленя.

— Что?!

— У нас тут целое сражение было, я пока туда-сюда отвлекся, пришли волки. Наверное, Тигр подсуетился.

Пол-луны назад я бы потерял дар речи, а сейчас я впервые был в воинской ярости и наслаждался: мне всё крапива,⁵¹ как валун с плеч свалился груз забот о себе, близких, вообще обо всем.

— Ворон, принеси мое барахло. — Попросил я, внутри ума удивившись, что повелеваю Божками как взаправдашний шаман. Вот только у Мамонта нету шаманов, Его же не существует.

Возник Ворон, свалил мне к ногам кучу всего. Я нашел валун с плоской поверхностью, вывалил остатки снадобий, размешал. Нарвал травы, свернул жгуты в руку толщиной, дал каждому пленнику.

— Сжимайте зубами, чтобы не кричать, а то волки придут.

Потом я выдернул у каждого копье и затолкал в рану противозаразную и обезболивающую смесь. Они жевали жгуты и сдавленно рычали. Двое вырубились.

— Мыш, подойди! — Простонал Толстый Бобр. — Что-то не то.

— Что не то? — Я в раздумьях наклонился к нему, и тут он ударил меня кремневым ножом в горло. Вернее, попытался. Снадобье наполовину состояло из обездвиживающего. Я легко забрал у него нож, и тут он упал и затрясся.

— Агония. — Понял я. — Почему? — Вопросительно посмотрел на Ворона.

— Я, что, всю грязную работу за тебя должен делать? — Вопросительно посмотрел на меня Ворон.

Я рывком воли вдернул себя в яростную бездушность, сострадательно посмотрел в глаза Толстому Бобру и прикончил его обсидановым ножом в темя. Устало встал, чувствуя, что измотался, несмотря на всю свою воинскую холодность и пофигизм. — Где четвертый?! — Пока мы копошились с Бобром, Вонючий Хорек уполз.

— Ты его видишь? — Спросил я Ворона.

— Спросишь тоже. — Самодовольно вертанул клювом тот. — Да я каждый палец его вижу!

— Убей! — Резко, но буднично приказал я. Ворон исчез, появился, кивнул мне.

Два последних охотника смотрели на меня, пока я их связывал. Обездвиживающее действие трав скоро кончится.

— Вам, наверное, интересно, зачем я вас здесь собрал? — Ворон заразил меня язвительностью. — Охотников трудно судить. В первой речи я ничего конкретного не предлагал, только принести жертву Мамонту, а не Тигру, и это в период войны. А сейчас есть конкретная технологическая идея. Мы и раньше замечали, что на пепелищах растет трава, и среди нее много злаков. Но нам не могла прийти в голову мысль выращивать растения специально. Дальше. Приманивать животных могут и неаны, а животных тоже можно выращивать. Тогда и мы, и Чужие переживем все зимы. Иначе сдохнем. Итак, кто отнесет предложение Волчешкурым?

Белый Голубь поднял руку. Я вопросительно взглянул на Ворона. Ворон внимательно и строго посмотрел на меня и четко отрицательно поморгал. Ясно — ничего Голубь лоббировать не будет, соглашается только, чтобы отпустили. Ну ладно, пусть тогда пока связанный полежит.

Другой согласился — Тощий Кабан. Он и первую мою речь внимательно слушал. У него восьмеро вокруг костра. Конечно, племя выращивает всех своих детей, но лучше, когда у ребенка есть отец.

Итак, Тощий Кабан ухромал к племени. Левую ногу ему вывихнула ловушка. Дойдет ли он? Выполнит ли уговор? Что скажет племя? Я, конечно, велел Кабану передать, что Быстрый Хорь у нас заложником, но что, если племя воспримет нас как врагов, и тогда Хорь просто зачислится в потери? Хотя прошла уже целая Луна с последней битвы с Чужими и пол-луны с момента изгнания — пламя эмоций должно было уже перегореть. Члены Советов уже наверняка обдумывают и обсуждают происшедшее. А подумать есть над чем. Племя сидит в болоте. Комары мучительны даже для заросших волосами взрослых, Для детей это просто пытка, а если их заворачивать в шкуры, они задыхаются. Из еды — только лягушки, да клюква. Лягушек, правда, много, но даже их, наверняка уже подъели. А в сосновый бор не очень вылезешь — заметят чужие. Так что схватятся за соломинку.

А если нет? Я к ним прийти всё еще не могу.

Глава 5

Солнце оторвалось от земли, засвиристела свиристель, каркнул ворон трижды, прокуковала кукушка руку и трижды, каркнул ворон трижды. Ага! Племя готово меня выслушать. Я повернулся к Ворону.

— Ты со мной? — Спросил я.

— С чего бы? — Слегка насмешливо ответил он. — Приказ выполнен, меня дома ждут. — И Он свернул себя крылом в никуда.

На опушке защищавших лагерь кустов меня ждали Тощий Кабан и Юркий Суслик. Они были мрачны как слякотная ночь.

— К Волчешкурым присоединились Медвежкогтевые. Их Вождя убили Чужие. — Сообщил Кабан. — Бизонорогие прикидывают, присоединиться или бежать далеко-далеко-далеко.

— Все охотники собрались и ждут тебя. — Секретарь Вождя⁵² Юркий Суслик мыслил приземленно.

Мы прошли мимо Мужского и Женского шатров, мимо кучки семейных шатров. Поодаль между большими деревьями протянулся навес Медвежкогтевых. Шатры распахнуты, взрослых нету, старики с детьми увязывают имущество.

Пришли на площадь. Много незнакомых лиц. На подиуме — наши Вождь, Шаман, Старейшины и незнакомые мужчина и женщина. Меня завели на подиум.

Вождь поднял руку и долго держал, но толпа продолжала болтать.

— Шаманша, успокой своих. — Вполоборота сказал он женщине. Она вышла вперед и как будто копьями пронзил уши ее визг: «Тииихоо!». Все замерли и уставились на нее. Она повернулась ко мне и жестом пригласила на место оратора.

Я встал перед толпой. Только что передо мной стояли взрослые дяди. Я же, ребенок, пытался красноречием склонить ихнее благорасположение. Сейчас собралась толпа долбодятлов, готовых убиться, чтобы сегодня всё было как вчера. Буду я тут перед ними распинаться.

— Кто не слышал про предложение Мамонта, копье поднять! — А что? Я Вороном командовал, с людьми справлюсь. — Рядом стоящие, расскажите им.

— Кто хочет воевать, чтобы и наши, и Чужие воины погибли на войне, а женщины и дети от голода? По команде отойдете влево.

— Жертвенец Мамонта, спасибо за краткую речь. — Вождь мягко, но решительно заслонил меня и подтолкнул в толпу.

Я встал — не прошедший инициацию и до сих пор официально изгой — в первый ряд охотников.

— Кто хочет, чтобы племена жили, пойдете направо. — Продолжил Вождь мою речь. — Марш!

Охотники разделились. Желающих войны оказалось всего четверо.

— Воинственные! — Обратился к ним Вождь. — Решайте: исторгаетесь или остаетесь? Если остаетесь, то чтобы без подлянок.

— Остаемся! — Покивав друг другу, крикнули Воинственные.

— Хорошо, — заметил Шаман, — значит, живот еще жив, думать есть чем.

Итак, — объявил Вождь, — отправляем посольство к чужим. Собрание распущено!

Я стоял, немного потерянный и отсутствующе смотрел на расходящихся воинов. Так бывает, когда есть у тебя большое тяжелое дело, такое, что ничего на свете, кроме него, для тебя нету. Все мысли и чувства и усилия — только о нем. И вот закончил ты его — и нету ни чувств, ни мыслей, ни желаний.

— Пленник! — Как дубиной по душе пронзила мысль.

— Тощий Кабан! Я протолкался к нему через редеющую толпу. — Пойдем со мной за Белым Голубем сходим. С меня копье.

— Что самим идти? Пацанов пошлем.

Один из плюсов многодетности — всегда есть кого послать по мелкому делу.

— Пошли ко мне, пообедаем. — Дружелюбно продолжил он.

Мы подошли через площадь и мимо мужского и женского шатров к куче семейных шатров. Кабан отогнул полог одного из них, мы вошли. Посреди кострище с шаг размером, кучка углей слегка дымится. По стенам сидит, стоит, ползает толпа мал-мала-меньше.

— Старшие дети! — Возгласил Кабан.

Подошли двое пацанов лет двенадцати и девушка лет четырнадцати. Кабан вполголоса давал им инструкции, я осматривался. Я знал их всех, но мельком — общения с Героем нормальные люди избегают. Трое старших взяли мешок с копьями и ножами, вышли из шатра и растворились в лесу.

— К костру! — Скомандовал Кабан.

Жена Тощего Кабана, Сизая Ворона, положила на угли щепок, стала стряпать.

— Ну что, отведаем, чем Божки послали! — Объявил Кабан.

Божки послали печеных лягушек и свежих толченых муравьев. Тощий Кабан взял первую лягушку, положил на нее горсть муравьиной каши, поднял над головой, предлагая Божкам, затем разломил и дал каждому по кусочку.

Племя постепенно приспосабливалось к жизни на болоте. Кабановичам повезло: на болоте многодетность из проблемы превратилась в благословение. Уже не отец в поте лица искал на всех крупную дичь, а дети обеспечивали всех мелкой живностью. Еще им повезло, что их животы могли есть насекомых. На стоянке в ольховом лесу, до болота, дети с удовольствием питались зелеными гусеницами. На болоте комары для всех были горем, для Кабановичей — счастьем. Они любили раздеться, зайти в самую комариную мокреть и собирать с себя пригоршни комаров. Они даже специальную собиралку придумали.

После обеда Тощий Кабан с Сизой Вороной пошли на свою шкуру спариваться, дети помладше побежали на улицу играть, постарше стали убирать по мешкам кусочки шкур — тарелки и несъеденных лягушек и муравьев. Я же опять завис в мыслях.

Висел недолго. В полог скромно всунулся Секретарь и сообщил — «Парламентера поймали».⁵³ Я пошел с ним. Вдалеке, между подиумом и хижиной Вождя, виднелась кучка людей. Выделялась укороченная фигура Шамана. Шаман почуял нас, оглянулся и повелительно махнул рукой. Мы побежали. Кривые ступни — проклятый знак Тигра — взметали песок и хвою, в животе бился обрубок мысли — «Не брякнуться бы».

Подбежали. Чужой сидел, прислонившись к хижине, наше начальство столпилось вокруг.

— Повтори для него. — Сказал Вождь. — Чужой скривил рожу, но послушался.

— У нас был неопределенный жертвенец — заученным тоном начал он. — Только горб и больше никаких знаков. И тут он при всех падает и уходит в шаманский сон, да такой глубокий, в какой и с шаманом не уйдешь. Сказал, что встретил Мамонта и теперь он Его жертвенец.

Мы, конечно, не поверили: всем известно, что Мамонт — породитель всего — это бабкины сказки. Прибежал шаман, ударил в бубен, требует: «Дух, назови себя!». Но пацан своё талдычит: «Вижу мамонта, и Он говорит, что Он — тот самый Мамонт». Шаман повернулся к нам и говорит: «Это какой-то дух-шутник, сейчас я его выгоню». Призвал всех помощников, нам пришлось в уплату им со всего племени ногти с ног собрать. — И в правду, у парламентера ногти на ногах были подстрижены. Короче, пляшем мы всем племенем, уже светает, некоторые упали и лежат, мы через них пляшем. И тут шаман взбеленился, как закричит: «Духи! Или немедленно скажите, что за хрень творится, или я вам больше не служу!» Ну духи ему и отвечают, что сами ничего понять не могут. Дух-Мамонт в природе отсутствует, они спросили Духов-Создателей. Те были в начале всего и видели, как всё возникало. Никакого Духа-Мамонта там не было. Плюнул шаман и сказал духам: «Уходите!»

Мы все повалились спать, и тут пацан заговорил, и у нас сон пропал. Мы с позапрошлой зимы, как с места снялись, всё думали, куда податься. Везде холодает и жрать нечего. И парень сказал, что Мамонт велел передать, что поможет всех накормить. Велел помириться с вами. И еще Он сказал, что мы будем вместе «растить», не знаю, что это значит.

Ну мы поймали парламентеров — охотника и трех подростков и послали к вам. Вон они, кстати, ждут. — На другом краю подиума сидели Белый Голубь и дети Кабана.

— Как-то всё легко получается. — Озабоченно сказал Вождь Шаману. — Твой Тигр что, признал поражение? Или просто наигрался?

— Он — старший воин Вселенной, какие тут игры. — Так же озабоченно ответил Шаман.

— Да крапива с ним! — Стряхнул озабоченность Вождь. — Пошли посольство готовить. Секретарь! — Появился Секретарь. — Пусть Тяжелый Бизон принесет Лапчатого Гуся.

Тяжелый Бизон, как и я, сын крома и неанки. От матери он взял ширину, от отца — высоту и мог лосиную тушу нести на руках. В пятнадцать лет он уже охотник-семьянин. Лапчатый Гусь — рассыпающийся старик возрастом в пол-руки рук.⁵⁴ — Блин, как он дожил до такой глубокой старости? Хотя, у него вместо зубов обломки и на ходьбе опирается на две палки. На крапиву такую старость. Правда, он лучше всех делает кремневые лезвия: положит кремень на кремень, каменным топором прицелится — и стук, стук, стук — лезвия отлетают, как стружки от деревяшки.

— Серый Олень и Предательский Мыш! — Продолжал командовать Вождь. — Лапчатый Гусь идет договариваться о встрече, Тяжелый Бизон несет его до кривой сосны на вершине холма. Вы охраняете. Кроме них, всех, кого увидите, убейте.

— Да, Вождь. — Сухо ответил Шаман, вставая и продолжил ко мне — Идешь к Кабану, берешь пучок тупых копий и копьеметалку. В середину пучка вставляешь три острых копья. Якобы мы идем белок на мех бить. Секретарь обмолвился за своим костром, что Вождь, в награду решил посвятить меня в охотники и выдать за свою дочь.

На глазах всего Племени мы вошли в лес бить белок. Вошли со стороны, противоположной кривой сосне. Мы прошли редкий болотистый ольховый подлесок, начался ельник, под его прикрытием мы перевалили через гребень холма и быстро, насколько позволяли наши ноги, побежали вдоль склона. Залегли в зарослях папоротника на гребне холма, на бросок камня от кривой сосны. Только мы залегли, вдалеке показался Бизон с Гусем на закорках. Тяжело и редко ступая, он поднялся по склону до сосны, спустил Гуся с плеч, опершись на сосну, отдышался. Лапчатый Гусь оперся на свои палки и заковылял вниз по склону. Тяжелый Бизон смотрел ему вслед и посматривал по сторонам, видно тоже чего-то боялся. Потом повернулся и ушел.

Мы ждали до вечера, засыпая по очереди, проспали ночь. Солнце поднялось на пол-диска, когда со стороны Чужих что-то появилось. Медленно приблизились. Это был наш Лапчатый Гусь и старик из Чужих без одной руки. Они проковыляли той же тропой, что и вчера Бизон с Гусем, и скрылись в стороне нашего лагеря. Мы снялись, кружным путем вернулись в лагерь, по дороге подбили пару белок. С белками в руках мы покашляли у хижины Вождя, Секретарь отпахнул полог. Хижина внутри выглядела как любой семейный шатер, только те сделаны из шкур, а эта была тростниковым шалашом, а поверху уже шли шкуры. Прислонясь к стенам сидели весь Малый Совет и два утренние старика.

— Говори. — Сухо бросил Вождь.

— Ничего. — Так же коротко ответил Шаман.

— Тогда, — Сказал ему Вождь, — этих двоих — он кивнул на стариков-парламентеров — накормить и проводить обратно. Вы поняли, что говорить? — Спросил он их. — Они утвердительно моргнули.

— Старейшина охотников, приступай. Все свободны. — Скомандовал Вождь и встал. Все встали и молча с деловыми лицами отправились по заданиям.

Старейшина охотников подошел к Бум-буму. «Интересно, к чему ему приступать?» — Подумал я. «Всем охотникам до единого бросить всё и бежать на площадь. Взять топоры». — Заговорил Бум-бум. Шаман пригласительно кивнул парламентерам и мы пошли их кормить. Бум-бум безостановочно болтал на весь лагерь насчет «всем», «топоры», «площадь» — на разные лады.

Мы вчетвером, выходя из лагеря, проходили через площадь. Старейшина охотников что-то объяснял собравшимся, показывая куда-то на лес за холмом. Мы прошли кривую сосну, спустились по противоположному склону, пробрались через кусты на опушке. Дальше шли по пояс в траве, постоянно крича: «Мы идем!». Отошли на бросок камня от опушки, как на расстоянии копья из копьеметалки из травы встали двое охотников из Чужих с заряженными копьеметалками. Шаман и я остановились, дальше пошли парламентеры. Они дошли до охотников, мы повернулись и пошли назад и тут вдруг услышали: «Эй!», и копье пролетело мимо нас и воткнулось впереди. Предупредительный выстрел. Мы повернулись и, повинуясь приглашающему жесту, подошли. Рядом с охотниками сидел мужчина средних лет — где-то двадцати — двадцати пяти — с белыми хвостовыми орлиными перьями в волосах.

— Вождь. — Сказал Лапчатый Гусь. Мы почтительно моргнули, надолго закрывая глаза.

— Доброжелательства Божков тебе, Вождь Чужих. — Почтительным к собеседнику, но уважающим себя тоном сказал Шаман.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

39

Трогать шаманский бубен может только шаман.

40

То есть десять.

41

Час перед восходом, когда Солнце уже подсветило небо, но еще не показалось из-за горизонта.

42

Бум-бум — примерно то же, что у современных африканцев Тамтам — говорящий барабан.

43

Сом — хозяин подземного и подводного мира, переходного между земным и собственно посмертными. Этот мир принимает всех, поэтому Сом принимает любые жертвы — и людей, и животных, и добровольные, и насильственные.

44

Сом был славен своим черным чувством юмора. Среди божков — животных Сом, Тигр и Гадюка — самые жестокие. Злее их только божки болезней.

45

Перевод по смыслу современным выражением, как и во всех аналогичных случаях. Прим. перев.

46

Аналог нашего «на хрен».

47

Читаются специальные тексты и рождаемый проползает сначала вдоль по лежащим всем мужчинам, а потом между ног у всех женщин племени. Проводят ритуал только по несомненно явленной воле кого-то из высших божеств — Мамонта, Козла, Муравья.

48

Жертвенецы каждого Божка составляют что-то вроде Племени. Как и Племя, Жертвеня связана телесно. Соплеменников связывает тяжелое тело, они родились от одних предков или родили одних потомков, сожертвенецов связывает легкое тело, они родились от одного Божка.

49

То есть тысячу.

50

Кроманьонцы думали не головой, а животом. А мозг у них служил хранилищем жира для светильников в глазах и ушах. Глаза светят видимым светом, уши — невидимым, свет отражается и человек видит и слышит.

51

Кроманьонский аналог нашего «похрен».

52

Не смущайтесь современными названиями у древних людей. Функции те же — помогать управленцу разгребать текучку.

53

Наше и соседские племена не посылали парламентеров и послов, как сейчас. Чужого охотника возле своего лагеря сразу убивали.

54

То есть пятьдесят лет.