Марк, выходи!

Роман Зинзер, 2018

«Рогатки к каждой битве с «Мадридом» мы делаем новые. Сделать хорошую рогатку – это очень важная штука. Сначала надо решить, какую ты хочешь рогатку – каменку или шпонку. Каменка, ясное дело, стреляет камнями, и делать ее сложно. Для каменки надо найти хорошую рогатину на молодой и прочной ветке, спилить ее или отрезать. Ломать ветку нельзя: тогда она пойдет трещинами и может сломаться, если натянуть ее слишком сильно. Дальше нужно прорезать на каждом пальце рогатки желоб и туда примотать по куску жгута. С хорошим жгутом у пацанов всегда были проблемы. Годился лишь тот, что продавался в аптеке, но стоил он дорого. Те пацаны, у которых были машины в семье, таскали жгуты из автомобильных аптечек. Некоторые пацаны пытались приделать на рогатку резинку от трусов, но она была слишком мягкая и хорошего выстрела не давала…» «Марк, выходи!» – роман о войне между дворами маленького российского города, о дружбе и жестокости мира подростков глазами одиннадцатилетнего Марка.

***

Этой ночью я тоже спал плохо: радости было выше крыши. Уделали «Мадрид»! И я «Мадрид» уделал. О том, что меня скрутили и только Санек меня спас, я не думал.

На утро все пацаны вышли гулять пораньше. Я был на улице первым, зашел за Саньком, Жириком, еще за парочкой малышей. Никого из старших видно не было. Наверное, напились, накурились и спали. Только одинокий Дрон сидел на лавке и говорил сам с собой. Я обошел его стороной так, чтобы он меня не заметил.

Санек вынес на улицу мяч, и мы пошли на наше футбольное поле за двором гонять в футбол. Из собравшихся пацанов только Жирик вчера не сражался с «Мадридом», и говорить ему с нами было не о чем. Жирик молчал и просто пинал мяч.

— Надо нам свою войну устроить, — предложил Санек Струков, — чтоб без старших, «Мадрида» и всего этого.

Я понимал, почему он это предложил. Ему тоже было жалко Жирика. Санек, да и я, да и вообще все мелкие понимали, что Жирика воевать с «Мадридом» не возьмут, хоть Жирик и был нормальным пацаном.

— И кто с кем будет? — спросил я. — Да и где?

— Да тут же. Во дворе. Вокруг поля, — ответил Санек и, оглядевшись, добавил: — На Урале можно. Или в Лётке.

— А с кем? — спросил Жирик.

— Ну, между собой поделимся. Так же рогатки, щиты. Как на самом деле. Палки из цикория можно сделать. Только не допинывать друг друга, и все, — ответил Санек.

— Ну можно, — все пацаны почти хором согласились.

Воевать всем очень нравилось. И то, что мы после вчерашнего были живы-здоровы, только увлекло нас еще больше. Всем хотелось подраться еще.

— А Бажов там не помер? Говорят, сильно его подстрелили. Чего он, вообще, полез? Сидел бы в своем укрытии и боялся, как обычно.

— Да не помрет такой. Бажов явно что-то задумывал, но не получилось: стрела прилетела не вовремя.

— С велосипедами он не очень-то придумал, — сказал кто-то из малышей. — Вон их как сразу «выкосили».

Мы погоняли в футбол два на два на одни ворота, а потом вернулись во двор. Там уже все местные проснулись и вылезли на воскресную прогулку. Днем наш двор выглядел очень прилично: деревья, деревянные домики, люди. Вечером появлялся Костик со своими мопедами и наркотой, и всех людей живо сдувало по домам.

В середине июля было очень жарко. Мы через день отправлялись делать заплывы на Урал. Хотя «заплывы» − это уже не то слово. Не получалось в этом году заплывов. Урал сильно обмелел, и почти везде его можно было перейти пешком. Иногда мы с пацанами отходили дальше от пляжей, чтобы найти места, где было поглубже.

Всего неделю назад брат Санька Струкова, Диман, нашел отличный обрыв для ныряний. Он потом слег с ветрянкой, и мы уже без Димана ходили сигать с этого обрыва. Высота — метра три или даже четыре, глубина — не достать. Разбегаешься, отталкиваешься и бомбой плюхаешься в воду. Кто-то зажимал нос, кто-то прыгал так. Некоторые пацаны пробовали нырять «щучкой», с вытянутыми руками и лицом вперед, но я так даже не пытался. У меня обязательно что-то пойдет не «как надо», и я шлепнусь на воду плашмя, отобью себе пузо и поперхнусь водой. Нет, пока только бомбочкой: так надежнее.

Наш «прыгучий» обрыв был в пятнадцати минутах пешкодралом от двора и в ста метрах от главного пляжа. На пляж купаться и загорать ходили семьи с малыми детьми. Нам, пацанам, там было скучно, и мы уходили чуть-чуть дальше, вверх по течению.

В этом году посреди Урала появился остров. Раньше там была только мель, а сейчас остров. Частенько после прыжков с обрыва мы оставляли одежду на берегу и доходили по воде до этого нового острова, чтобы развалиться там и позагорать. Остров был полностью из мелкого песка и очень теплый. Санек говорил, что лежишь как будто на море. Он один из нас всех на этом море был и видел его, поэтому мы ему верили.

— Маркуша! — разнеслось по двору. — Шевели сюда!

Я огляделся. Возле первого подъезда моего дома стоял Даня. Это он звал меня. Я кивнул пацанам, которые после футбола расселись по лавкам в центре двора, и не слишком быстро пошел в сторону Дани. Нельзя было ему дать понять, что я так уж спешу к нему на крик, иначе совсем «зашнырит».

Щека у Дани была заклеена лейкопластырем, и сам он выглядел плохо, как будто стал еще жирнее.

— Чего? — спросил я его, когда подошел.

Даня протянул мне деньги.

— Включи пятую и сгоняй за водой, а? — сказал он.

«Включи пятую» значило, что сгонять нужно было быстро.

— Просто воду? — спросил я.

— Дурак, что ли? Просто воду я и из-под крана выпью. «Фанту» купи. Или «Кока-Колу».

Я взял деньги. Терпеть не могу ходить по магазам для старших. Но тут ничего не сделаешь. Вот года через два сам стану старшим и тоже буду мелочь пацанячью гонять.

— Что с Бажовым после вчера? — спросил я Даню.

— Принесешь воды − расскажу, — ответил он.

Я пошел в магазин. Это было близко. Надо лишь выйти из двора, перейти дорогу, и все. Магазин «Юбилейный». Там несколько отделов: хлебный, сладкий, колбасный и молочный. Я пошел в сладкий. Вся газировка продавалась там. Пацаны говорят, что скоро наш «Юбилейный» снесут и сделают вместо него супермаркет. Вроде как зашел, сам взял, что тебе надо, и расплатился. Думаю, так будет гораздо удобней, чем сейчас. Гонять от отдела к отделу и постоянно просить продавщиц подать то, что тебе надо, занимало кучу времени.

Я вернулся и отдал Дане двухлитровую бутылку «Фанты».

— Молодец, — ответил Даня и пошел в свой подъезд.

— А с Бажовым что? — вдогонку спросил я.

— Да почем я знаю? — сказал Даня. — Я вот, — он пальцем показал на свой лейкопластырь на щеке, — больной. Ничего не знаю.

Я вернулся к своим пацанам. Те скучали.

— На Урал?

— Пойдем.

Мой вчерашний радостный угар от победы над «Мадридом» еще не прошел, и я чувствовал, что сегодня смогу прыгнуть с обрыва «щучкой». Завтра уже затрушу, а сегодня смогу. Поэтому сегодня надо обязательно попасть на обрыв.

Как раз тогда, когда мы собирались отчалить на реку, во дворе появился пацан. Он был какой-то новый. Раньше мы его в наших краях не видели. Пацан тащил огромный мешок, явно тяжелый, к мусорке. Но утренняя мусорка уехала час назад.

— Эй! — позвал я пацана.

Тот не откликнулся.

— Эй, с парашей! — повторил я.

Пацан повернул голову в нашу сторону, посмотрел на нас, но продолжил топать в сторону мусорки.

— Поди сюда! — крикнул я.

— Маркуша, хрен с ним, — сказал Санек Струков. — Пойдем на Урал. Ты не Костик, чтоб на чужаков наезжать.

Санек, конечно, был прав. Он, вообще, был поумнее меня, но я уже вошел во вкус, и хотелось с кем-то сцепиться.

Пацан развернулся в нашу сторону, поставил мешок на землю так, чтобы он не упал, и подошел к нам.

— Привет, — он поздоровался.

— Ты откуда вообще? Не видели тебя раньше, — спросил я.

Я надеялся, что мои пацаны меня поддержат в расспросах, но им было все равно. Жирик вообще пошел домой переодевать свои дворовые шорты на плавательные. Только Жирик так делал. Все остальные пацаны купались в Урале прямо так, в чем были одеты. Мы снимали только футболки и обувь.

— Я − Арсен, — ответил пацан. — Мы переехали неделю назад.

Новый пацан говорил странно. По-русски, но странно. Он был не выше и не ниже нас всех. Среднего роста, черные короткие волосы, круглое лицо. На вид лет двенадцать, нетолстый.

— А откуда переехали? — спросил Санек.

— Из Армении.

Раньше иностранцев мы с пацанами не видели: ни из Армении, ни вообще откуда-либо еще.

— А чего переехали-то, к нам тем более? Других мест нет? — спросил я.

Арсен пару раз моргнул, посмотрел на Санька, а потом повернулся ко мне.

— Отец военный у меня. Его перевели сюда. А вас как зовут? — спросил он.

— Никак, — ответил я за всех.

Я старался говорить уверенно, как Костик и Рома, но получалось не очень, наверное потому что Арсен был старше меня.

— Тебе сколько лет?

— Двенадцать.

— А как ты русский выучил, если ты из Армении?

— У нас все говорят. И раньше мы в Волгограде жили. Пять лет, пока не перевели отца опять.

— А что в мешке тащишь?

— Мусор. Мы ремонт делаем.

— Мусорка уже уехала. Обратно тащи свой мусор.

— Почему?

— По кочану. И вообще, у нас строительное барахло не тут выбрасывают, а на свалку, за домом.

— Туда нести?

— Туда неси. Приехал он тут, блин.

Арсен кивнул. Санек и вернувшийся Жирик в купальных шортах тоже ему кивнули. Я сжимал кулаки: взбесил меня этот Арсен своей тупостью.

Арсен развернулся, подошел к своему мусорному мешку и потащил его на свалку. Я был доволен. Прогнал чувака. Кажется, впервые.

— Вот чего ты до пацана докопался, Маркуша? — спросил меня Санек. — Он издалека приехал, боится тут всех, а ты докопался.

— Пусть боится, — ответил я, и мы все вместе двинули купаться на Урал.

Когда мы вернулись с реки, я снова увидел Арсена. Он говорил с нашими старшими. О чем там шел разговор, было непонятно, но, видимо, старшаки на него наезжали. Наши всегда сначала на всех наезжают, даже на своих, если они пока новенькие у нас. Когда Жирик три года назад переехал в наш двор, ему тоже было несладко. Хотя ему пришлось проще, чем остальным новичкам: у него отец − мент. Как только это выяснилось, от Жирика отстали. Выяснилось причем не от самого Жирика. Он молчал про батю, даже когда его засунули в канализацию и закрыли сверху люк, чтобы он там часок посидел. Не слюнтяй Жирик, хоть иногда и ноет, что его на войну не берут.

Мы подошли поближе к старшим пацанам. Арсен увидел нас и показал на меня пальцем.

— Вот с ним я говорил, — сказал он.

— Маркуша! — подозвал меня Рома. С ним рядом стояли Таксист и еще какой-то старшак. Видеть я его раньше видел, но, как зовут, не помнил.

— Чего?

— Новенького чурку тут «наяривал» поутру, да?

— Чего? — спросил опять я.

— Я не чурка, — сказал Арсен. — Я из Армении.

— Помолчи, тебя еще «нарядим», — сказал Рома.

— Так чего, Маркуша, вырос, что ли? Большим стал на малышей лезть? А то, что сам еще штаны застегнуть не можешь, ничего? — Рома надулся и выдвинул челюсть вперед. Он всегда так делал перед тем, как кого-то ударить.

Я съежился.

— Да я что, — ответил я. — Он парашу не туда нес, ну я и сказал.

— Так и было, — поддержал меня Санек Струков. — Отстань от Маркуши, Ром.

— Ты варежку закрой, щегол, — Рома повернулся к Саньку. — Короче, так. Параша или не параша, по фигу мне. Триста рублей мне принесешь, ясно? А то командир тут, сука, нашелся.

— Почему? У меня нету, — ответил я.

— А раз нету, значит, не лезь не в свое дело. Триста. Как хочешь. Неделя тебе.

Я повесил голову. Денег у меня не было. То, что мне давали родители, десять-двадцать рублей в неделю, шло на карманные расходы: воду купить после футбола или мороженое. Трехсот рублей у меня никогда не было.

— Ром, а пусть подерутся, — сказал старший, имя которого я не помнил. — Твой малыш решил быкануть на новенького чуркана, вот пусть теперь докончит дело.

— Я не чуркан, — сказал Арсен.

— С тобой вообще базара нет сейчас, — сказал безымянный пацан.

— А что? Пусть. Вечером бокс устроим. Вы все участвуете, — распорядился Рома и кивнул мне, Саньку, Жирику и Арсену.

— Какой бокс? — спросил Арсен.

— Просто будь здесь в семь, туземец. Парашная машина уедет, и начнем, — ответил Рома. — Перчатки с вас, малыши. Все, чешите отсюда.

Рома сплюнул под ноги, закурил, махнул рукой друганам и пошел к своему подъезду.

Я думал про триста рублей и не думал про то, что теперь вечером мне надо драться с этим Арсеном. Денег у меня нет, а подраться — это не так уж сложно. Может, Рома забудет?.. Про деньги-то? Хрен он про деньги забудет. Не бывало еще такого.

— Что такое у вас бокс? Я не хочу ни с кем драться, — сказал Арсен.

Говорил он все же странно. Меня это раздражало. Да и вообще, он меня злил. Из-за него я на бабки сел теперь. И ладно б кому! Так нет, Роме, а значит, и Костяну. А я видел, как они с тех пацанов, кто не мог им деньги отдать, эти самые деньги выбивали. Даже со своих. Со своих, правда, редко. Не повезло мне, короче. И, что случилось с Бажовым, Рома теперь мне не расскажет.

— Да пошел ты, — ответил я Арсену и отвернулся.

Санек все объяснил этому Арсену за меня.

— Ну, мы иногда во дворе бокс устраиваем. Четыре раунда по две минуты. Ринг кирпичом рисуем. Перчатки только надо добыть. Мы их из пенопласта делаем. Находим коробку из-под холодильника или чего-нибудь такого, там внутри полно пенопласта, и из него делаем. Под пальцы, главное, выемки сделать, чтобы удобно. Вот.

— Бокс − это классно, правда. Только ногами пинаться нельзя, — добавил Жирик. — Подеретесь для вида, старшие забудут, и все.

— Забудут они, как же! Мне теперь три сотни искать. Все из-за тебя, — я повернулся к Арсену и сказал это так громко, что, кажется, забрызгал его слюной.

— Маркуша, хорош ныть, — сказал Санек. — Ты как Жирик, честное слово.

— Потому что не тебе три сотни искать.

— Ладно. Решим, — закончил беседу Санек. — Меня вон уже зовут домой есть.

И правда, мама Санька уже несколько раз прокричала в окно, что пора бы и пообедать. Мы пошли по домам. Я − в свой подъезд, Санек и Арсен − в свой. Они оказались соседями.

Вечером пацаны вышли гулять часов в шесть. Слух о боксе разошелся по двору, и подтянулось еще человек пять. Я спросил их про Коляна Бажова, как его подстрелили, но никто ничего не знал.

На нашей свалке мы нашли коробки и пенопласт и наделали себе боксерских перчаток. Кто-то любил перчатки поменьше, кто-то побольше. Сила удара от этого была разная. Чем больше перчатка, тем слабее удар, но в маленьких перчатках легко можно было выбить себе руку или палец. Я наломал пенопласта и сделал себе две пары перчаток. Почему две? Иногда они крошились, и надо было их менять. А тот, у кого не было запасных перчаток, проигрывал.

Правила бокса были просты. Раунды, ринг − все как по-настоящему. Деремся до нокдауна или до первой крови. Первая кровь случалась чаще, чем нокдаун. Разодрать жесткой перчаткой губу противника было проще, чем сбить его с ног. Для этого сил даже старшим пацанам еще не хватало.

Участвовали в боксе все. И старшие, и малыши. Старшие дрались со старшими, младшие − с младшими. На выбывание. Если никому ничего не раскровили и с ног не сбили, а время боя закончилось, то победитель выбирался зрителями. Младшие со старшими тоже дрались, но очень редко. Только если малыш чувствовал себя совсем уверенно против старшака. У нас таким уверенным был один Санек Струков. Хотя он всегда старшим проигрывал.

Мы расчертили ринг на дороге на привычном для этого дела месте. Деревья в нужных местах заслоняли окна домов, и никакой родитель не смог бы разглядеть, чем мы тут занимаемся.

Вышли старшие. Костика не было, но были Рома, Таксист и еще кто-то. Мелких набралось человек десять. Мы распределили перчатки и разбились на первые пары соперников.

Я очень надеялся, что этот Арсен носа сюда не покажет, про меня забудут и денег никаких я Роме не буду платить. Но Арсен вышел. На нем были длинные шорты, футболка и кеды. Вся его одежда была покрыта строительной пылью и пятнами. Он даже не переоделся после своего квартирного ремонта. Хотя зачем ему переодеваться? Все равно я сейчас ему нос разобью, и одежку его придется стирать, как ни крути.

— Маркуша с туземцем первые! — сказал Рома и кинул Арсену по одной две перчатки.

Арсен хотел было ответить свое обычное: «Я не туземец!», − я даже прочел это по его глазам, но в этот момент Санек подтолкнул Арсена в спину, сбил его с мысли, и вслух Арсен ничего не сказал.

— Давай, Маркуша, «нарежь» новенькому, — подбадривали меня малыши и старшие.

Я волновался, но поддержка своих была приятна. Я гордился собой. Главное, действительно «нарезать» новенькому, а то еще проиграю. Этого только не хватало. Арсен был повыше меня. Чуть-чуть, на пару сантиметров, но повыше. Тут главное − подбираться к нему поближе и бить, а то руки у него длиннее: с расстояния он меня размажет, чего доброго.

Мы начали. Арсен отступал, а я махал руками перед его лицом. Пару раз попал ему в руку, один раз в плечо. Арсен сам не бил, а скорее отмахивался. Пацаны со двора болели за меня, и я топил вперед на Арсена. В конце первого раунда я попал ему в лоб: он не успел закрыться. Моя перчатка треснула, и ее пришлось выбросить. В перерыве я взял другую и отдышался. Санек мне успел сказать, что сбить я Арсена не смогу, но кровушку пустить в состоянии. Я собрался и выбежал на второй раунд.

Во втором раунде наш бой для меня и закончился. Видимо, Арсен после моего удара ему в лоб разозлился и треснул меня в челюсть. Удар у него получился сильным: я как раз наступал, открыл лицо и получил. В голове засвистело и замелькало. Я очнулся и пришел в себя, уже когда сидел на заду и опирался руками об асфальт. Нокдаун.

— Эх, Маркуша! — выдохнули старшие. — Дрищ какой, а?! А как получил-то хорошо! В челюсть. Прямым. Вон и кровь пошла.

Я промокнул рот и нос ладонью и посмотрел на нее. Да, кровь. Проигрыш вдвойне. Я встал и посмотрел на Арсена. Тот уже вышел с ринга и снял перчатки. Вид у него был недовольный и растерянный. Малыши все хлопали его по плечам.

— Эй, Артак-партак, — позвал его Рома. — Со мной потом будешь драться, когда малыши отдерутся. Последний бой наш будет.

— Я — Арсен. Так драка же закончилась? — сказал он.

— А у нас до последнего, — ответил кто-то из малышей за Рому.

— Да, надо же узнать чемпиона двора, — добавил еще кто-то.

Я нарвал листьев и вытер кровь из носа. Текло несильно, но нельзя приходить домой с кровищей на лице.

— Слушай, ну нормально ты, — ко мне подошел Санек и дружески двинул меня кулаком по спине. — Он просто старше и выше. Будь вы одинаковые, то еще непонятно, кто бы кого. А вообще, удар хороший у Арсена вышел, да.

Как ни странно, от такого утешения Санька мне полегчало. Я, конечно, «провалился» на глазах у всего нашего двора, но Арсен действительно был взрослее меня на год, а это у нас имело значение. Он был почти старший. Да и не позор это. У нас так каждое лето кого-то в боксе укладывают. Все с разбитыми носами ходили. Даже Санек ходил. Даже Рома и Костян в прошлом году получили пару раз по роже.

А бокс продолжался. Дрались старшие, потом дрались младшие. У младших в финал вышли Санек и Жирик, а у старших − Таксист и еще какой-то пацан. Рома не дрался.

Жирик дрался отчаянно, как в последний раз. Он за три раунда разломал себе четыре перчатки, но Санек его все равно опрокинул. У старших победил Таксист, но только потому, что его соперник расцарапал себе руку о Таксистову цепочку на шее. Пошла кровь, и Таксист победил. Думаю, в следующий раз Таксист наденет пятнадцать цепочек.

У нас остались пять целых, но продавленных и покоцанных перчаток и последний бой. На ринг шагнул Рома и кивнул Арсену. Они оба напялили перчатки и ринулись вперед друг на друга. Точнее, ринулся только Рома: он лупил Арсена что было сил − с размаха, не защищаясь, да так, что от пенопласта отлетали куски. Арсен атаковать не успевал: слишком часто на него сыпались удары. Он закрывался как мог, отступал, то и дело получал по голове и в живот. Рома хоть и был наркоманом, но драться умел.

К третьему раунду и Рома, и Арсен покрылись потом. Рома продолжал лупить, а Арсен продолжал стоять. Выйдя после перерыва на четвертый раунд, Рома крикнул:

— Новые правила: ногами можно.

Почти сразу он пнул Арсена под колено. Арсен такого не ожидал: его нога подогнулась, он сморщился и опустил руки. Рома ударил Арсена в лицо сначала левой рукой, потом правой. Одна из его перчаток треснула, но он успел еще стукнуть дважды, прежде чем Арсен осел на асфальт.

Рома сбросил перчатки, сплюнул и победно вышел с ринга. Потом оглянулся на Арсена и сказал:

— Сказал же: ногами можно. Мы так делаем иногда в четвертом раунде.

Арсен помотал головой. Представляю, как у него там сейчас шумело. Его нос кровоточил, а по щекам текли слезы. Он не плакал и не всхлипывал, но слезы все равно текли.

— Это нечестно. Урод драный, — сказал Арсен и поднялся на ноги.

Рома дернулся было добить, но старшие успели его подхватить и удержать.

— Триста рублей, сука нерусская. До вторника, — крикнул Рома. — И ты, Маркушка, гондон мелкий, — добавил он мне, еще раз сплюнул и дал старшакам утащить себя от ринга.

Все начали расходиться. Меня позвала мама в окно, и я тоже побрел в сторону дома. Арсен подошел ко мне и сказал, что не хотел со мной драться. Я пожал плечами и двинул домой. Хотел или не хотел − что мне от этого теперь.

У мусорки кто-то выбросил разбитое зеркало, оно кусками валялось на земле. Я посмотрелся в него. Да, видок у меня был не очень. Главное, чтобы не вылез синяк. Хотя Арсен выглядел хуже: ему досталось и в глаз, и по уху. Он так же, как и я, оттер листьями кровь и пошагал вместе с Саньком домой.