ЛИсА-6

Роман Голев

В сборник вошли рассказы, созданные слушателями литературного практикума «ЛИсА». Впервые он проходил онлайн, и результаты обнадеживают.Все тексты публикуются в авторской редакции

Алексей Грабовский

Страдалец, которого жизнь не любила

Поучительная история

Вступление. Дегустация

— Ром! Помоги! — крикнул Джек.

За его словами тотчас последовало падение лестницы. Прибежавший на крики Роман застал горе-сборщика скорчившимся на земле. Джек стонал:

— Ой, больно! Как больно! Что же меня жизнь так не любит?!

— Вставай, горемыка, — улыбнулся Роман и подал Джеку руку, — помогу тебе яблок собрать.

Джек поднялся на ноги и отошёл в сторонку, скромно наблюдая за Романом.

— Эх, инвалид, — говорил Роман, поднимаясь по лестнице, — действительно, жизнь тебя совсем не любит. Ты не то что дом построить — даже яблок нарвать себе не можешь. И за что нам такое недоразумение?

Джек шмыгнул носом и страдальчески взглянул на Романа. Тому стало стыдно.

— Прости. Не хотел тебя обидеть.

— Не хотел, а получилось, — буркнул Джек и отвернулся.

Роман сорвал несколько яблок и спустился.

— На, держи, — сказал он.

Получив фрукты, Джек заковылял по дороге.

— Подожди, — окликнул его Роман, — может, помочь?

— Нет, ты и так уже много сделал для меня, — ответил Джек и скрылся за поворотом.

Отойдя от парка, Джек припустил бегом. Он бежал по подворотням, пугая грязных котов и перепрыгивая через лужи. Можно было пойти по обычной улице, но тогда идти бы пришлось, скорчившись от боли. И уж ни в коем случае не бежать. Здоровое тело могло разрушить образ страдальца. Особенно такого, каким работал Джек. Профессионального страдальца.

Профессиональный страдалец — очень удобная профессия. Чтобы быть профстрадальцем, необязательно иметь какое-либо образование. В большинстве случаев не нужны даже актёрские навыки. Для успеха нужно всего-то найти доверчивых и сострадательных людей. Согласен, в нашем мире это иногда редкость. Но Джеку очень повезло. Он жил как раз в нужном городе. В городе Y.

Вероятно, вы бы хотели знать, как Джек вышел на такую жилу. Однако я не могу этого сказать по понятным причинам. Скажу только, что Джек числился профстрадальцем уже несколько лет. За это время у него скопилось несколько вещей — дом средних размеров, постоянная поставка пищи и других приятных штук, слава городского инвалида и статус «безработный» в трудовой книжке. Первые две вещи Джека радовали, к третьей он относился, как к возрасту, а последнюю предпочитал не видеть. Для этого он забросил трудовую книжку под комод.

Подворотня привела Джека к дому. Раньше Джек жил в жалком подобии хижины. Затем ему надоело это, и он начал страдать. Страдание помогло. Жители сжалились. Для приличия ойкая, Джек поднялся по ступенькам и открыл дверь. Настроение у него было просто отличное — на столе ждал великолепный обед (несварение от похода в ресторан), в шкафу висел новый смокинг (замечание городского хулигана о плохом внешнем виде), а через два часа был запланирован вывих ноги.

Запись первая

Ровно через два часа Джек вышел на площадь. Для спектакля — а именно этим и являлся «вывих» — было готово всё. Актёр был в прекрасной страдальческой форме. Зрители неторопливо прогуливались по площади.

— Ай! — взвизгнул Джек, в «страшных мучениях» падая на землю. — Помогите!

Все, кто был на площади, обернулись к пострадавшему.

— Что? Что случилось? — раздались голоса.

— Неужели опять? — прозвучал недовольный выкрик.

— Да, опять! — ответил страдалец недовольному зрителю. — Кажется, у меня вывих! Ой-ой, как, как больно!

— Доктора!

— Где доктор?

— Нет доктора!

— А куда делся доктор?

— Доктор уехал, — простонал Джек, — он в соседнем городе! Скорей, скорей помогите! Умираю…

С этими словами страдалец уронил голову на землю. Испуганные жители начали переглядываться.

— Джек чудак, — шептались они, — но такого с ним ещё не бывало!

— И, как назло, доктора нет!

— А что же делать?

— Как что делать? — возопил Джек, «очнувшись», — как что делать? И они ещё спрашивают! Лечить!

— Но мы не доктора!

— Тогда возьмём количеством!

— Все сюда!

В мгновение ока к Джеку подбежало десять человек. Кое-как договорившись, они начали оказывать медицинскую помощь. Среди этих волонтёров был один зевака по кличке Любознайкин. Сам он ничего делать не умел, подобно Джеку, однако с удовольствием всем давал советы.

— Расти-и-и-рай! — командовал Любознайкин. — Массаж сердца!

— А зачем? — спрашивали горожане поумнее. — У него же вывих!

— Неважно! — качал головой Любознайкин, — Я сам видел, как доктор делал так! Вы будете спорить с доктором?

С грехом на две трети жители водрузили Джека на носилки и понесли к дому. По пути на окраину к ним присоединилось ещё трое. Бригада заволокла «больного» на кровать и оставила под пристальным наблюдением Любознайкина и его помощников. Хотели связаться с доктором, но Джек воспротивился этому:

— Не надо отвлекать доктора! Ни в коем случае. У него полно дел в соседнем городе. Я потерплю…

— Какой герой, — переговаривались горожане, — такой ужасный вывих — и терпит! Я бы на его месте уже сознание потеряла…

— Как он там? Надо бы принести ему гостинцев, бедному.

— Да, Любознайкин утверждает, что провизией надо помочь. Больному необходимы свежие овощи!

За этим спектаклем с изумлением наблюдала Маша. Кто такая Маша? Да, в сущности, никто. Просто приезжая девушка.

«Удивительно, — думала Маша, не заставшая начало „спектакля“, — что же это за невероятная болезнь? Одного спросишь, говорит — остеохондроз. Второй — искривление восемнадцатой извилины головного мозга. Третий — рак пятки. Но где же это видано, чтобы болезнь лечили тринадцать человек? Даже если нет доктора? Интересно. Надо выяснить».

И Маша решила отправиться к Джеку. Однако к больному её не пустили:

— Не положено, — сказал рослый горожанин, — больному нужен покой.

— Но мне всего лишь спросить! — упорствовала Маша. — Это не займёт много времени, уверяю вас!

— Все так говорят.

Так ничего и не добившись, Маша решила пробраться в дом Джека ночью. Нет-нет, она его не потревожит. Ни в коем случае. У Маши у самой больной дедушка, и она знает, как необходим покой. Но вдруг Джек в сознании? Тогда он сможет поговорить. Маша же не просто из пустого любопытства. У неё к этому медицинский интерес, она идёт учиться на врача. Надо набираться опыта общения с больными.

Как только на город Y опустилась ночь, Маша неслышно подобралась к дому. На первом этаже было темно, как в шахте. На втором горел свет. Видимо, именно там и обитал хозяин. Маша бросила взгляд на охранника. Тот стоял возле двери, сжимая в руках ружьё, заряженное солью.

«Нет, — подумала Маша, — так дело не пойдёт. Я же не ниндзя. Нечего и думать проскользнуть в дверь. Но способ попасть в дом должен быть…»

Способ действительно был. После обхода дома обнаружилась лестница, прислонённая к стене. Девушка вспомнила, что вчера Джек просил одного из сочувствующих прочистить печную трубу:

«Отлично. Теперь можно будет проникнуть в дом через слуховое окно».

Стараясь ступать потише, Маша поднялась по лестнице и попала на чердак дома. Там её ждало разочарование. Дверь, ведущая в жилую часть дома, была закрыта. Девушка в раздумьях присела на пол. Через просветы между досками была видна комната, находящаяся под чердаком. Она была ярко освещена и не походила на лазарет. Взгляд Маши скользил по коробкам и сумкам, набитым свежими продуктами, по различным книгам и прочим предметам развлечения, но нигде не находил больничных принадлежностей, окровавленных повязок, лекарств и ещё чего-то, имеющего отношение к тяжёлой болезни.

«Что? — пронеслось в голове Маши. — А…»

Но «А…» помешали твёрдые шаги. Дверь с другой стороны комнаты открылась, и на «склад» вошёл хозяин дома, совершенно здоровый и нисколько не скрывающий этого. Джек широко улыбался, настроение у него было отличное. Он и не подозревал, что отличное оно у него было в последний раз в жизни…

Запись вторая

На следующий день солнце в городе Y встало раньше обычного. На этот факт никто из жителей не обратил внимания. А жаль, ведь ранний восход солнца был вестником значительных перемен. Тем же вечером, когда горожане начали понемногу стекаться на площадь, они заметили у фонтана фигуру с полицейским мегафоном. Это была Маша.

— Добрый вечер! — сказала она в мегафон.

В толпе сразу же раздался шёпот:

— Что?

— Кто это?

— Сейчас начнётся!

Сквозь толпу протиснулся Любознайкин:

— Я знаю, кто это! — закричал он. — Это троюродная дочь министра обороны! Из нашего города хотят сделать концлагерь!

— Ложь! — заявила Маша. — Никакая не троюродная дочь! По крайней мере, об этом не знаю. Итак, сейчас я объясню, зачем я явилась на площадь!

— Супер! — раздалось в толпе.

— С этого и надо было начинать!

— А то заладили: концлагерь, концлагерь…

Маша вздохнула и попыталась сосредоточиться. Никогда прежде ей не приходилось убеждать реальную, живую толпу. На ораторских курсах всё совсем по-другому. Но надо, значит надо. Неожиданно для самой себя Маша вскочила на запаркованную поблизости полицейскую машину. Граждане в испуге попятились, по их рядам вновь пробежал шёпот.

— Не бойтесь! — возвестила Маша.

Горожане начали пятиться. Маша решила, что это повод снизить обороты:

— Да говорю же я, народ, не бойтесь. Я не кусаюсь, не царапаюсь и не палю из пистолетов. Я только хочу рассказать вам историю.

«Ух, кажется, успокоились. Снова шепчутся, ну да ладно. Вперёд».

— Значит так, — уверенно начала Маша, — в одном городе, под названием город U, жили очень доверчивые и добрые граждане. Всё бы ничего, но однажды среди этих граждан завёлся вредитель. Паразит. На самом деле он был абсолютно здоров, но притворялся инвалидом. Специально. Чтобы жители города делали всё за него. Но вот однажды в город U приехала девушка и узнала, что происходит на самом деле. Она рассказала об этом горожанам. Те изловили паразита и отправили его на работы. Ну как, классная история? — с лёгкой усмешкой закончила девушка.

— Зачёт! — крикнул Любознайкин, но горожане были другого мнения:

— Постойте!

— На что вы намекаете?

— Где министр?

— Стоп! — заорала Маша в мегафон. — Стоп! Вы не поняли сути истории. Город U — это ваш город, я — приезжая девушка, а паразит — Джек!

Это заявление вызвало у толпы бурю возмущения. Отовсюду доносились возгласы: «Вы лжёте», «Он инвалид», «Он честный», «Да как вы смеете?», «Верните министра» и так далее и тому подобное. Возгласы сливались в один грозный гул, и толпа постепенно начала подступать к полицейской машине.

«Так, — осторожно подумала Маша, — эта толпа уже начинает меня утомлять. И самую малость пугать».

— Одумайтесь! — предприняла она ещё одну попытку. — Разве вы не видите? Он же реально живёт за ваш счёт! Где вы ещё видели человека, который вообще ничего не может сделать? Джек здоровый, у него на месте и руки, и ноги!

Толпа не хотела слушать, и Маше пришлось выложить последний козырь:

— Знаете что? Я звонила вашему доктору, и он сказал, что Джек ни разу не был у него!

Толпа затихла. Это был веский аргумент. Никто никогда не видел Джека у доктора. Это вчерашнее совпадение и так казалось всем довольно странным. Героизм тоже.

— А ещё доказательства есть? — крикнул Любознайкин.

— Извольте, — легко согласилась Маша. Она начала входить во вкус. — Джек живёт на окраине, однако каждый день бывает в городе. И это при отсутствии в вашем городе вменяемого транспорта. Это значит, что у него где-то есть велосипед. Ну или он неплохой бегун. Короче, мне кажется, что я убедительно вам доказала, что он не инвалид.

Толпа неуверенно зашушукалась. Но противный Любознайкин не собирался сдавать своих позиций:

— Допустим, что он не инвалид! Но всё равно человек неумелый и слабый!

— Очень может быть. И именно поэтому его и надо отправить на принудительные работы. Хотя бы на месяц. Чтобы научить работать.

— Это жестоко! — возопил Любознайкин.

— Зато — по справедливости, — парировала Маша, — и вообще, он что, тебя подкупил?

Зевака отшатнулся от Маши в театральном ужасе:

— Что? Меня? Подкупил? Да никогда! Я же честнейший из неподкупнейших! Слушайте, люди, — предложил он, обернувшись к толпе, — а давайте её саму на принудительные работы? Раскомандовалась тут!

Но жители города уже не слушали Любознайкина. Они поверили Маше и готовы были ей внимать. Маша поняла, что момент настал.

— Друзья! — пафосно обратилась она к горожанам. — Я рада, что вы уделили моей речи внимание. Я в этом городе довольно надолго. И я думаю, что вместе нам предстоит многое изменить. Разумеется, к лучшему. У меня есть пара любопытных проектов. Как насчёт постройки трамвая?

— Да, конечно! — закричали горожане, никогда не ездившие на трамваях.

— Отлично! — продолжила Маша. — Тогда начнём с очищения города от паразитов! То есть от Джека. Поверьте, мне самой не хочется прибегать к таким радикальным мерам, как общественные работы, но…

— Да нормально! — раздались возгласы в толпе.

— Так и надо! Давайте ещё Любознайкина!

— А где он, кстати? Вроде же тут был, а сейчас уже нет…

Зеваку принялись искать, но его нигде не было. Почуяв, что пахнет тушеным, он тихонько выскользнул из толпы и скрылся в неизвестном направлении.

— Ладно, — сказала Маша, — этого типа мы ещё поймаем. Теперь — за Джеком, срочно, пока его не предупредили!

Запись третья

— Эй! Вы-пу-сти-те меня от-сю-да!

За дверью не откликнулись. Джек в отчаянии замолотил в неё ещё сильнее.

— Ну, откройте! Ну, пожалуйста!

За дверью не откликнулись.

— Вы же такие добрые, вы же не заставите меня страдать здесь одного!

За дверью не откликнулись.

— Ах, — вскричал Джек, падая на спину, — умираю! Задыхаюсь! Мне не хватает воздуха! У меня аллергия на пыль!

За дверью не откликнулись.

«Вы что, издеваетесь, — подумал Джек злобно, — открывайте сию же секунду».

Дверь не открыли. Тогда заключённый опустился на старое кресло, из которого торчали пружины. От жалости к самому себе ему хотелось плакать.

Несколько лет безбедного существования, блестящая карьера профессионального страдальца, вес в обществе… всё, всё, что было нажито непосильным трудом, вымолено этим языком, выгрызено этими зубами и вываляно на земле, исчезло вчера вечером. Он лежал на диване, никого не трогал, пил яблочный сок. Тут заявляется к нему дивизия пустозвонов, недостойных даже целовать ему руки, хватает и ведёт куда-то! Говорит, мол, ты паразит, Джек, тебя надо очистить. Потом заявилась девчонка, вроде главная. Умная, но тупая. Если была бы просто умная, то не стала бы учиться на медика, а присоединилась бы к нему, Джеку. Короче, она его обследовала и сказала: «Ты не инвалид, иди работай. Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, а будешь спорить — по морде дадим». И как она только узнала его секрет? Неужто сама додумалась? Нет. Джек припоминал, что вчера слышал на чердаке какой-то шелест, пока разбирал трофеи и любовался ими. Эх, жаль, что не поднялся и не прищучил эту наглую писклю!

Воспоминание о «пискле» заставило Джека скрипнуть зубами. Впрочем, это не остановило поток мыслей. Сегодня утром его подняли ни свет ни заря, в спину притолкали на площадь и дали какой-то странный предмет, палку со щетиной. Сказали, что его задание — убирать этим мусор с улиц. Нет, ну что за бред! Пускай мусор убирает тот, кому за это платят. В любом случае, Джек этим заниматься не станет. Слишком скучно. Так что о побеге с места принуждения профстрадалец не жалел. Жалел о том, что его поймали.

Воспоминание о побеге, продолжавшемся минут двадцать, заставило Джека чихнуть. Или виной этому была чердачная пыль, на которую у благородного горожанина и правда была аллергия. Эх, и всё-таки Любознайкин сволочь! Джек всегда это знал, иначе бы и не выбрал зеваку себе в помощники. Но то, что он вытворил вчера, переходило все границы и сжигало все мосты. Бросить Джека, одного, на произвол судьбы! А сам сбежал. Горожане рассказали. Сидит, небось, сейчас где-нибудь в укромном месте. Вот ведь гад!

Воспоминание о гаде взбесило Джека окончательно. Он вскочил. Кресло жалобно звякнуло пружинами.

— Эй вы! — зарычал Джек, подскочив к двери. — Открывайте! А не то я сотру вас всех в порошок! Уничтожу! Позвоню в правоохранительные органы! У меня есть друг в правительстве! Он жесть какой злой! За меня — в огонь и воду! И в железные трубы! И вообще всюду!

За дверью снова не ответили. Зато сама дверь ухмыльнулась бы, если бы умела. Джек продолжил тираду:

— Вы не имеете никакого права удерживать меня здесь! Я не совершил ничего противозаконного! Я чту… этот… как его… Кодекс! Я его ещё в детстве наизусть выучил! В шесть лет! Так что выпустите!

Джек перевёл дух. Нет, эти ребята определённо издеваются над ним. Он пнул старый мяч. Положение определённо было отвратительное. Быть запертым на чердаке своего собственного дома! Подумать только! И кем! Теми, кого он ещё позавчера заставлял себя буквально на руках носить!

В дополнение ко всему прочему Джек был ещё и слегка сбит с толку. Перед тем, как угрожать несуществующим другом и железными трубами, он много раз пробовал давить на жалость. Это не помогало. Его главное оружие впервые в жизни дало осечку. Как будто из него специально вынули все пули. Джек вздохнул. Хочешь не хочешь, а, походу, придётся взять в руки эту странную штуку под названием «метла».

Запись четвёртая

На утро следующего дня Джек вышел на улицу. Солнце грело, камни нагревались, и только один Джек был вынужден заниматься одним из самых скучных дел в мире. На указанном месте его уже ждала метла, его топор. А рядом с ней — палач. По крайней мере, именно таким показался принуждённому коренастый старик в пыльной спецовке.

— Давай, — подтолкнул его в спину рослый горожанин. Тот самый, кто недавно охранял его дом. — Познакомься. Это — твой надзиратель и учитель. Дворник Мурман. Относись к нему с уважением. Если это, конечно, для тебя возможно.

Охранник отошёл. Джек с Мурманом некоторое время молча глядели друг на друга.

— Ну что, — с лёгкой хрипотцой в голосе произнёс старик, — работать будем?

«Не будем» — изо всех сил подумал Джек. Но что ему оставалось делать?

— Будем, — с видом осуждённого на казнь сказал он.

— А раз будем, — усмехнулся дворник, — то вот тебе мой первый совет. Не пытайся сбежать, хорошо? Охранник всё равно поблизости.

«Гады», — подумал Джек. Но кивнул. Мурман кивнул в ответ:

— Отлично. Бери метлу в руки и работай.

Джек со стоном взял метлу в руки. И что, вот с этим ему придётся провести целый месяц?

— И что, мне с этим придётся провести целый месяц? — буркнул он.

— Не надейся, — усмехнулся Мурман, — неделю пометёшь, ещё куда-нибудь отправят. Давай, работай.

Джек начал скрести метлой по асфальту. Дворник некоторое время скептически наблюдал за ним, а потом изрёк:

— Э, так ты ничего не добьёшься. Дай метлу, покажу.

Джек с готовностью отдал метлу. Мурман сделал пару движений, а затем снова протянул «топор» принуждённому:

— Повтори.

Джек попытался воспроизвести движения учителя. Тот вздохнул:

— Да уж, неделей тут явно не обойдёшься. Давай, покажу ещё раз.

«Сгинь», — с тоской подумал Джек. Моргнул, убедился, что Мурман на месте и вздохнул ещё раз.

Для Джека начались дни каторги. Спал принуждённый по-прежнему на своём чердаке, куда перетащили пыльный матрац. Каждое утро в шесть часов рослый охранник Федот в шею выталкивал его на пыльную улицу. Там его неизменно поджидал пыльный Мурман. Всё было в пыли и грязи, и это так бесило Джека, что порой ему просто сводило руки судорогой. Старого дворника бывший профстрадалец просто возненавидел. Нет, не поймите неправильно — Джек ненавидел и Любознайкина, и Федота, и вообще всех жителей города Y, включая гастролирующего доктора. Но Мурман занимал в его Ненависти особое место.

У дворника был довольно нетипичный характер. Раньше Джек таких людей не встречал. Честнейший из неподкупнейших, он не давал своему прикреплённому спуску. Все уговоры, лесть и мольбы разбивались о него, как о базальтовую стену. Один раз старик не трогал Джека весь день, позволяя ему спокойно скрести метлой, а затем заставил подмести всё по новой и правильно. Джек много раз хотел что-нибудь сотворить со своим палачом, но даже не мог найти на это сил. Мурман методично выкачивал из него все соки, заменяя их навыками владения метлой.

Пожалуй, больше, чем надзирателя, Джек ненавидел только одного человека. Машу. Мало того, что пискля спалила в адском пламени его жизнь, так она ещё и решила возвести на пепелище памятник самой себе. Джек терпеть не мог новостей о её новых успехах. А их было много: принятие в состав мэрии, выделение целой инициативной группы, народная любовь. К тому же Мурман, казалось бы, восхищался Машей. Обычно молчаливый, он всегда оживлялся, когда речь заходила о ней. Это был дополнительный повод для ненависти.

Однако надо было признать, что старый дворник был отличным учителем. После недели тяжелейших тренировок с метлой Джек стал настоящим экспертом в подметании улиц. Наставник и Федя даже в шутку назвали его «Мусорным виртуозом». Не то чтобы он был благодарен Мурману, но радость от сознания завершённости целого этапа давала о себе знать:

— Прощайте! — заявил Джек старику перед тем, как в последний раз отдать ему метлу.

Оставшись один, Мурман покачал головой:

— До свидания, Джек, до свидания…

Запись пятая

— Что?! — вскричал Джек и чуть не упал в обморок.

Его только что привели на новое место работы — трамвайное депо. Да-да, Маша действительно собиралась соорудить трамвай. А раз есть принуждённый паразит, почему бы не заставить его заняться этим?

Смятение Джека было вызвано одной очень простой причиной: Мурманом. Старик, в пыльной спецовке, только другого цвета, стоял возле кузова и улыбался:

— Работать будем? — спросил он.

«Тебя здесь нет, — подумал Джек, — ты на своей пыльной улице, старый хрыч. Я буду трудиться один, в тишине и покое».

— Как? — спросил он слабым тоном.

— Вот так, — ответил Мурман, — я мастер на все руки!

«Сейчас я упаду в обморок, — подумал Джек, — сил моих больше нет».

Прошла пара минут. Джек с удивлением обнаружил, что всё ещё стоит на земле.

«Ну ладно, — решил он, — тогда не упаду. Шиш вам. Без масла. Не дождётесь».

— Отлично!

Джек подскочил к Мурману и с усилием обнял его.

— Вы просто не представляете, как приятно с вами работать!

— Да? — спросил польщённый Мурман.

— Да! — ответил Джек со всем запасом притворной радости, которым располагал.

Он сжал надзирателя так сильно, что тот наверняка бы умер, не вмешайся Федот:

— Всё, хватит обниматься, — пробасил он, — Мурман, вы с Романом и этим паразитом должны закончить покраску кузова сегодня. Маша сказала.

«Прекрасно, — мысленно застонал Джек, — ещё и Роман… они все против меня. Изверги. Не, натуральные звери. Чудища».

— Хорошо, — покорно сказал Мурман, — раз сегодня, так сегодня. Втроём мы попробуем управиться. А ты не присоединишься?

Федот радостно помотал головой:

— Не, я охранник. Охранять буду. А вы работайте.

— А скажи, Любознайкина нашли? — вмешался Роман.

«Нашли», — подумал Джек.

Федот покачал головой.

— Вот напасть! — вознегодовал Роман. — Этот прохиндей тоже заслуживает наказания!

«Эх, мои мысли никогда не оказываются правдой. Надо совсем перестать думать. От мыслей всё равно одна горечь».

Трамвайный кузов был велик.

— Мурман, мне кажется, мы его сегодня не окрасим, — сказал Роман. — Большой очень.

— Конечно, — подал голос Федя, — не окрасите. Спорим?

— Спорим, — мгновенно изменил точку зрения Роман, — на мешок сухарей.

Трио принялось за работу. Руководил Мурман. Роман выполнял большую часть работы, а Джек предпочитал отстаиваться в сторонке. Через некоторое время старик заметил это:

— Опа! А чего это, позвольте поинтересоваться, наш принуждённый стоит и ничего не делает? Джек, поди сюда, работать.

— Да что ты его зовёшь, — презрительно бросил Роман, который и до Машиной речи относился к Джеку не лучшим образом, — тот, кто всю жизнь был лентяем, трудоголиком враз не сделается!

Джек почувствовал, что у него в жилах закипает кровь. Он резко подбежал к кузову и стал с остервенением водить по нему кистью:

— Не сделается? Не сделается? Ух, покажу я тебе лентяя, садовник несчастный! Ух, ты у меня попляшешь!

— Дать бы тебе по шее, — не сдержался «садовник несчастный», но его удержал «старый хрыч»:

— Остынь.

И обратился к Джеку:

— Милый Джек! Не составит ли тебе труда сдвинуться немного влево? Там ещё не покрашено.

Джек так оторопел от слова «милый», что сразу остыл и сдвинулся левее. Мурман удовлетворённо погладил бороду. Через пару часов недовольный Федя предоставил в распоряжение Романа целый мешок сухарей.

— Ну что? — тихонько спросил Роман у Мурмана. — Угощать Джека?

Старик пристально посмотрел на него:

— Мы работали все вместе. Но выигрыш твой, поступай с ним, как знаешь.

Роман, казалось, колебался. Но только пару секунд:

— Нет! Он ещё не заслужил награду.

Запись шестая

Шли дни. Работа троицы над трамваем продолжалась. После первого дня вспышек ярости больше у Джека не было. Но он всё ещё держался угрюмо, по возможности подальше от Романа и Мурмана. «Садовник» больше не видел в нём врага, и если бы не неприязнь к нему самого Джека, то они бы подружились. Мурман же почему-то с каждым днём становился грустнее. В его сморщенном лице можно было прочитать тайную печаль, которой он ни с кем не делился. К счастью, это никак не отражалось на его способностях к руководству.

День, в который произошло ключевое событие, начался, как обычно.

— Джек, — сказал Мурман, — сегодня я буду учить тебя работать электропилой. Мы, — он кивнул на доски, — будем распиливать материал для отделки. Подойди сюда, я покажу.

Джек не тронулся с места.

— Джек, — позвал надзиратель, думая, что принуждённый не расслышал.

Ноль ответа. Старик нахмурил брови.

— Джек, — немного более сердито, чем обычно, сказал Мурман, — ты снова за старое?

— Не за старое, — медленно ответил Джек, — просто мне сегодня снился сон. В нём всё снова было, как раньше…

— Как раньше, не будет никогда, — с лёгкой усмешкой отметил старик.

— Знаю! — со внезапным раздражением ответил принуждённый.

— Так чего же выпендриваешься?

— Чего выпендриваюсь? Может быть, потому что меня задрал ты, твои дружки и весь этот проклятый город! Не учите меня жить! Я сам всё знаю!

Джек вскочил. Он кинулся к электропиле и схватил её, готовясь нажать на кнопку. Роман возился в стороне с арматурой. Федя слинял куда-то. Единственным, кто видел ошибку Джека, был Мурман. Он метнулся, словно бойцовский тигр, и вырвал пилу из рук у подмастерья. Поначалу Джек аж опешил. А потом зло произнёс:

— Зачем ты сделал это, старик?

— Ты держал пилу неправильно. Мог нанести себе серьёзное увечье, может, даже смертельное.

— Ах, смертельное? — рассвирепел Джек. — Смертельное? Тогда зачем ты спас меня, ископаемое? Моя жизнь — жуткий кошмар! Я вынужден влачить жалкое существование! И тут сама судьба посылает мне ситуацию, способную прекратить всё это! И спасаешь меня ты! Тот, кого я ненавидел чуть меньше, чем наглую писклю, отобравшую у меня Трон Дураков, но тот, кого после этого проступка я-то уж точно ненавижу больше всех! А раз так, — продолжал бывший профстрадалец, с лицом, полным бескрайнего бешенства, — то я спрашиваю тебя ещё раз! Зачем. Ты. Меня. Спас?

На минуту воцарилось молчание.

— Отвечай! — заорал Джек так, что все вороны на иве неподалёку взлетели, испуганно каркая.

На протяжении всей тирады ослеплённый бешенством Джек не замечал, как бледнеет лицо Мурмана. Теперь его глаза закрылись, и старик упал наземь. Джек в шоке отпрянул. К руководителю уже бежали Федя и Роман.

Запись седьмая

— Убийца!

— Он что, правда убил Мурмана?

— Вот гад!

Именно так судачило о Джеке большинство жителей города Y. Маше пришлось даже выступить с заявлением, что Мурман вовсе не мёртв, но с инфарктом, а в настоящее время находится под присмотром недавно вернувшегося доктора. Если бы не это заявление, то Джека бы растерзали. Правда, его и так растерзали, только морально. А ещё возненавидевшие страдальца граждане вытребовали сослать мерзавца в колонию.

Сейчас Джек крался по подворотне, которая должна была привести его к мэрии. Настроение у него было совершенно подавленное. Кто же мог знать, что у старого дворника проблемы с сердцем и ему нельзя волноваться? Предупреждать о таких вещах надо! А теперь Джека ненавидят все в городе. Роман вообще чуть не убил тогда на месте. А ещё Джеку не нравилась мысль, что вымаливать спасение ему придётся у той, кого он сам ненавидел больше всего на свете.

Джек со страхом подумал о колонии. Там ведь будет холодно, голодно… повсюду одни бандиты и мошенники!

«А мне кажется, там тебе самое место, — зазвучал в голове чей-то язвительный голос, — сам подумай. Разве ты не бандит? Бандит. Человека вон чуть не убил. Разве не мошенник? Мошенник. Целый город дурил столько лет. Так что не так?»

Джек потряс головой. Язвительный голос исчез. Позади раздавались гулкие шаги Федота, идущего с ружьём наперевес. Показалась мэрия.

— Войдём с чёрного хода, — сказал Федот.

Джек покорно повёл плечами. Да, с парадного-то точно нельзя. Забросают палками. Они вошли в мэрию. К счастью, их никто не заметил. Подошли к кабинету, который был выделен Маше. Остановились перед дверью.

«Давай, — сказал Джек самому себе, — открывай. А не то будет хуже».

Он толкнул дверь. Его взору открылась светлая, просторная комната. Она отличалась от его чердака настолько же сильно, как и кот бездомный от кота породистого. То есть вроде — и то комната, и это. Но разница…

За столом сидела Маша. Она подняла свой взгляд на Джека, и тот поразился. Её лицо выглядело так, как будто она долго над чем-то плакала. Неужели над Мурманом? Бред какой-то.

— Присаживайся, — ровным голосом сказала девушка.

Джек неуверенно опустился на мягкое сиденье. Пока он шёл в мэрию, в голове был чёткий план, что говорить. Сейчас — весь план улетучился.

— Я не хочу в колонию! — выпалил Джек.

Маша усмехнулась:

— Я не удивлена. Как будто кто-то на твоём месте хотел бы. Но боюсь, что я не могу ничего сделать. На меня давит общественность.

— Общественность? Подумаешь! — слова неслись из Джека сами собой. — Ты же народная героиня! Они молятся на тебя. Стоит тебе что-то сказать, и горожане выполнят это!

— Допустим. Но почему я должна хотеть тебе помогать?

— Ну… — замялся Джек, — я ведь могу принести пользу… вон, трамвай строить помогал! И улицы мести могу!

— Пока что вреда от тебя больше, чем пользы.

— Неужели? — картинно поразился Джек. — А ты вспомни, благодаря кому ты заняла здесь кресло?

— То есть ты серьёзно полагаешь, что я помогу тебе, потому что ты невольно помог мне? Помог тем, что вредил всему городу годами?

— Вредил? — фыркнул Джек. — Прям таки-уж и вредил. Ну ладно. А как же… ну… та штука… Федь, ты называл!

— Гуманизм? — отозвался Федя с соседнего стула.

— Да!

— Гуманизм? — удивилась Маша. — Об этом говорит человек, чуть было не доведший другого человека до инфаркта?

— Сдался тебе этот Мурман! — разозлился Джек. — Он тебе что, муж, брат или отец?

Маша взглянула ему прямо в глаза.

— Он мой дед, — тихо сказала она.

Запись восьмая

«Он мой дед».

«Она сказала, что он её дед».

«Почему больше никому не рассказала?»

«Почему сказала нам с Федей молчать?»

«Почему я думаю об этом, а не о том, что меня отправят в колонию?»

Джек старательно потряс головой. Большинство мыслей улетело в глубины подсознания. Действительно, какое ему дело, кто чей дед, тётя и троюродная дочь. В колонии уже будет всё равно. Джек зашагал по подворотне. Он был один. Федот заявил, что его очень взволновало услышанное и ретировался. Бежать всё равно смысла не было. Только если где-то прятаться. А толку? Найдут.

Джек задумался. А если разболтать всему городу Машин секрет? Не, не вариант. Жители просто ему не поверят. А как спастись? Маша сказала, что в колонию его отправят через неделю. Неделя — это целая вечность. Когда не знаешь, что делать. А когда знаешь — мгновение.

У Джека в мозгу продолжала зудеть одна назойливая идея. Но она ему не нравилась. Некоторое время он пытался засунуть в глубины подсознания и её, но она сопротивлялась. После краткого поединка с идеей Джек сдался:

«Давай, выкладывай, — мысленно сказал он идее, — чего ты от меня хочешь?»

Идея с готовностью взяла слово:

«Я хочу довольно многого. Во-первых, гору золота и личный самолёт».

«Чего?» — оторопел Джек.

«Ах да. Я и забыла, что ты лишь бедный мошенник. Тогда, для начала, пойди к Мурману».

Джек снова задумался. Выбор был удивительный: во всех трёх вариантах он умирал. К горожанам пойдёшь — от палок умрёшь. К Мурману пойдёшь — от стыда сгинешь. Никуда не пойдёшь — пошлют в колонию, и сказочке тоже конец. Видимо, придётся идти к дворнику. В конце концов, Джек нечаянно. Он был на нервах. Ещё бы — чуть сам себя не зарезал. Решено. Джек уже занёс ногу… и резко её поставил. От чего он там умрёт, если к Мурману пойдёт? От стыда?

«Стыд — одно из проявлений совести», — сообщил язвительный голосок.

«Чушь, — подумал Джек, — моя совесть застрелилась, перед этим выпив кислоты. Ты что-то путаешь».

Отогнав от себя все идеи и голоса, Джек решительно зашагал к дому доктора. По счастливой для Джека случайности доктор Леечкин тоже жил на окраине, только на противоположной. Когда Джек подходил к нему, было уже достаточно поздно. Зажглись фонари.

«И снова я иду туда, где ждут стыд, горечь и беда, — подумал Джек стихами, — ну да ладно. Давайте стучаться. На самом деле ничего ужасного не происходит. Ещё одна проклятая дверь, только и всего».

Джек постучался. Открыли практически сразу. На пороге стоял доктор Леечкин.

— А, наш инвалид, — усмехнулся он, — на обследование явился?

— Нет, — сглотнул Джек, — к Мурману.

Это заявление почему-то развеселило медика:

— Он был прав! Да ладно. Заходи, недопреступник. Больной уже пришёл в себя и ожидает тебя. В соседней комнате.

Не веря своим ушам, Джек растерянно зашёл, вытер ноги и вошёл в соседнюю комнату. В городе Y не было больницы. Как и нужды в ней. Редких серьёзных больных Леечкин размещал прямо у себя в доме. Первым, что бросилось в глаза Джеку, была большая кровать — кровать, а не больничная койка — а на ней полулежал Мурман. Джек ожидал увидеть узлы проводов, тянущихся к аппаратам жизнеобеспечения. Но ничего этого не было.

— Пришёл? — обрадовался Мурман.

«То есть как это? — растерянно подумал Джек. — Никакого неловкого молчания, смущения…»

— Пришёл, — ответил сам себе мастер на все руки. — Что это за неловкое молчание? Ты думаешь, что я буду тебя ругать?

— Да, — честно ответил Джек.

— Буду, — согласился Мурман, — но потом. А сейчас ответь: зачем ты здесь?

— Чтобы меня не отправили в колонию, — снова честно ответил Джек.

— Хорошо. Честность — путь к избавлению. И ты что, будешь за мной ухаживать?

— Буду, — кивнул Джек.

— Ещё лучше. Леечкин прекрасный специалист, но, между нами, — Мурман перешёл на шёпот, — ему не хватает медсестры. Ладно, — сказал он уже нормальным тоном, — ты тоже не особо-то умелый. Оказывать полноценную поддержку будешь завтра, а пока — почитай мне книгу.

Джек покорился. Он взял со стола книгу, раскрыл её на месте закладки, и начал читать. Старик слушал, закатив глаза от удовольствия. Когда Джек собрался уходить, то спросил:

— Почему вы не прогнали меня?

— А толку? — спросил Мурман. — Ошибки надо исправлять, а не бежать от них. С годами поймёшь.

Запись девятая

— А вы правда дед Маши?

«Даже если мой вопрос и бестактен, — продумал Джек, — то хотя бы обязателен».

Мурман оторвался от газеты. Ему уже стало намного лучше. И Джеку хотелось льстить себе мыслью, что это — благодаря его неусыпным заботам.

Вначале было тяжело. Джек по натуре не привык ухаживать за кем-то. Он привык, когда кто-то ухаживает за ним. Однако принципы заботы в голове страдальца отпечатались. Он старался обеспечить Мурману всё, в чём на его месте нуждался бы сам: ходил за продуктами, помогал Леечкину по врачебным делам, читал старику книги и рассказывал новости. Вы удивитесь, но горожане не делали этого. На самом деле, большинству не было дела до дворника. Кто-то был занят, кому-то просто было лень. Роман и Федя были заняты на постройки трамвая, которого ожидали чуть ли не все, а Маша…

Взгляд старика сделался тёмным и грустным:

— А ты точно хочешь, чтобы я тебе рассказал? — спросил он. — Или так вопрошаешь, из пустого любопытства?

Джек открыл рот для ответа, но дворник остановил его поднятием руки:

— Не отвечай. Так и быть, я расскажу…

Джек кивнул и уселся на стул, сложив руки на коленях. Мурман начал:

— Не хотел бы я, чтобы дело это получило широкую огласку… ты могила?

— Могила! — с готовностью отозвался Джек.

— Неправильный ответ, — покачал головой Мурман, — какая ты могила? Так вот, лучше никому не рассказывай то, что сейчас поведаю тебе я. Маша действительно моя внучка. Но я уже не уверен, что рад этому факту…

Некоторое время старик молча раскачивался, закрыв глаза, а затем продолжил:

— Маша — дочь моей младшей дочери. Её семья давно уехала из города Y, ещё когда я был моложе, чем сейчас, а сама Маша была как будто пятнадцать лет назад.

— Когда? — озадачился Джек. Мурман строго посмотрел на него:

— Не перебивай. Так вот, всё это время я не получал от них писем. Да и не до того тогда было, время суровое, кризис… наш город так и не выбрался из него, между нами говоря… так вот, когда Маша приехала пару недель назад, я был на седьмом небе от счастья. Однако она пробыла у меня совсем недолго, — старик говорил медленно, — её весь вечер и следующий день где-то носило. А потом — эта речь!

Мастер поморщился. Джек удивился:

— Но разве вы не были горды за внучку?

— Был. Ещё бы: она ведь вывела на чистую воду такого мошенника, как ты!

— Спасибо, — хмыкнул Джек.

— Не обижайся. Весь город говорил о ней. Её славили, как героиню, даже не так, как богиню!

— И что? — спросил Джек. — Она отказалась признавать с вами родство?

— Нет! — возмутился Мурман. — Как ты мог такое о ней подумать? Моя девочка бы никогда не сделала этого! Это я сказал ей никому не говорить.

— Но почему?

— Почему, почему, — разворчался Мурман, — мы люди простые! Нам славы не надо. К тому же незаслуженной! Ты пойми, — старик заговорил быстро и слегка приглушённо, — я ведь ничего не сделал для её воспитания! Её семья уехала из города, когда она была совсем маленькой! Меня ли надо чествовать за родство? Опять же, все эти кривотолки, слухи. А если бы план Маши пошёл не туда? Досталось бы мне!

— Глупости какие-то, — пожал плечами Джек. По его мнению, чем больше славы, тем лучше.

— Она сказала так же! Но я был неумолим. А между делом у неё появлялось всё больше сподвижников и новых дел. Я поначалу радовался, но с каждым днём она виделась со мной всё меньше и меньше. Я не понимал, что так и должно быть. Мне казалось, что мне уделяют мало внимания… Незадолго до инцидента с тобой мы серьёзно поссорились. Я наговорил много лишнего — прямо как ты на стройке. Что стар, что млад. И теперь она занимается своими делами, а я вот здесь прохлаждаюсь, — закончил своё повествование дед Маши.

«Наверное, мы должны посидеть в молчании, — подумал Джек, — но зачем? Ничего особенно трагического в этой истории не вижу».

— А почему бы вам просто не помириться с ней? — спросил он.

Мурман покачал головой:

— Нет, нельзя. Она была так добра ко мне — несмотря на то, что ничем не обязана — а я просто прогнал её. Не уверен, что после такого смогу смотреть ей в глаза.

«Аргументы кончились», — решил Джек.

А Мурман внезапно сказал, взмахнув рукой:

— Ладно, хватит печалиться. У тебя ещё вся жизнь впереди, если не пошлю в колонию, нечего тебе расстраиваться. Лучше дальше почитай. Что там у нас? Три мстителя идут за возмездием?

Внезапно дверь комнаты отворилась. На пороге показались трое — впереди Маша, за ней Рома и Федот. На лицах Маши и Романа читалась молчаливая решительность, Федот же смотрел на Джека как будто с сожалением.

«Вот они, три мстителя», — ужаснулся Джек. Ему захотелось убежать.

— Джек, мошенник и бандит, — начала говорить Маша, старательно не глядя на Мурмана, — время, отпущенное тебе судьбой, на исходе. Тюремный фургон проездом в нашем городе. Он забирает тебя с собой.

«Приехали, — мысленно заныл Джек, — колония. Всё напрасно. Идеи — зло».

— Я иду, — упадническим тоном сообщил осуждённый.

Плечи Джека поникли. Он весь сморщился под дулом ружья Феди.

— Стой! — раздался вдруг голос Мурмана. Старик встал:

— Вы не имеете права его никуда отправлять. Это абсурд! Без суда и следствия! Не ожидал, Маша, что ты уподобишься преступникам.

С минуту Маша выглядела сбитой с толку. А потом ответила:

— Не думала, что ты будешь защищать его. Но увы, на меня давит общественность. Так что Джек будет отправлен в колонию.

«Вот змеища».

— Постойте, — упорствовал Мурман, — лично я могу сказать об этом человеке, что он личность, стремящаяся загладить свои ошибки. Чего я не могу сказать о некоторых.

Дворник говорил о себе, но Маша вспыхнула.

— Ну ладно, — сказала она, — всё равно нас трое против одного. Джека, естественно, не считаем…

— Нет, — возразил Федя, — нас двое.

Все в комнате, кроме Мурмана, удивлённо уставились на него.

— Шеф дело говорит, — пояснил охранник, — я за него.

У Джека забрезжила надежда, а взгляд Мурмана стал торжествующим:

— Что же, — сказал старик, поглаживая бороду, — как видишь, нас двое на двое. В таком спорном случае стоит спросить самого Джека. Итак, Джек, чего же ты хочешь?

Запись десятая

«Нет, всё-таки огромное счастье, что всё обошлось малой кровью, — думал Джек, поднимаясь на чердак, — кто же мог предположить, что Мурман за меня вступится!»

Настроение у неудачно осуждённого было отличное. Какая-то неделя исправительных работ — и он свободен, как птица! Теперь главное: не накосячить. Нужно спокойно закончить с трамваем, а потом — валить из города на все четыре стороны. Подальше от этой змеищи Маши и её прихвостней.

На утро Джека разбудил привычный стук в дверь. Однако на пороге стоял Роман, а не Федя. На немой вопрос Джека «садовник» ответил:

— Федя стал временно недееспособен.

— Ну, ладно, — согласился Джек, ожидавший чего-то подобного, — веди меня, к трамваю!

— Нет, — покачал головой Роман, — увы, но не к трамваю.

Его тон Джеку не понравился. «Что ещё выдумала эта змеища?» — подумал он.

— Ты направляешься на новое место работы, — продолжил Рома, — тебе придётся строить ораторскую трибуну возле депо. Одному.

«Как это? — поразился Джек. — Они что, хотят остаться без трибуны?»

— За неделю управишься. Если что, потом без тебя достроим. И ещё, — взгляд Романа стал насмешливым, — ты будешь строить её без охраны. Но не спеши радоваться. Мы просто прикуём тебя к столбу. Длинной цепью.

— Э! — возмутился профстрадалец. — Вы что, свихнулись там, на нервной почве? На секундочку, меня не отправили в колонию!

— Так сказала Маша, — развёл Роман руками.

Так Джек и оказался возле груды уже распиленных досок, с набором инструментов и длинной цепью, которая приковывала его ногу к столбу. Человек, который уже успел побывать профстрадальцем, заключённым, дворником, красильщиком, дровопилом, психопатом, медбратом и подсудимым, стал теперь ещё и плотником. Жутко злым плотником.

«Спокойно, — говорил себе Джек, — это лишь финальное испытание. По крайней мере, я не в колонии. Здесь у меня есть союзники. Например, Федя… и Мурман… их, правда, сейчас здесь нет, но это не повод для грусти».

И он только сильнее сжимал зубы и с видом профи принимался приколачивать доски к установленной опоре. Так Джек работал около часа, прежде чем присесть передохнуть. Внезапно несчастному показалось, что его глаза видят знакомую фигуру:

— Любознайкин!

Фигура обернулась и вальяжной походкой направилась к Джеку. Намётанным глазом зевака оценил длину цепи и остановился в недосягаемости для бывшего компаньона.

— Салют! — поздоровался тот, кого недавно искал чуть ли не весь город.

— Да, привет, — ответил Джек, — почему без охраны? Она бы тебе не помешала. А то ещё поймают — и как меня, на цепь.

— Не поймают, — небрежно ответил зевака, — куда им!

— Ну да, ну да, — съязвил Джек, — а вот ответь-ка мне, гад ползучий, какого лешего ты меня тогда бросил? Стоял на площади, мог заглянуть ко мне, предупредить.

Любознайкин насупился:

— Времени не хватало. Надо было срочно убегать.

— Может, сейчас освободишь? — предложил плотник.

— Не, цепь толста.

— А если я сейчас кого-нибудь позову? — кинул Джек недвусмысленный взгляд на депо.

— А тогда, — поднял камень с земли Любознайкин, — кое-кто швырнёт в тебя камень. Ты тоже можешь швырнуть, но согласись, что я-то не прикован.

Джек негромко зарычал.

— Да, — произнёс Любознайкин, словно пробуя слово на вкус, — не прикован. А ты — прикован. Вот прикол! — он засмеялся. — А когда на свободе были, вот ты тогда крутой был, скажи? Прямо Пуп! Земли и Неба! Говорил: «Ты Любознайкин, туповат», «Делай, что я говорю», «Я профессионал»… а сейчас — сидишь на цепи, как собака… отпад, не так ли?

Зевака заржал и удалился, подшибая ногами камни. Джек на мгновение лишился дара мысленной речи.

«Гад», — подумал он, когда дар мысленной речи вернулся.

Наш оригинал мог бы наградить бывшего приятеля ещё множеством нелестных эпитетов, но ему не давала покоя идея. Та же Идея, что привела его к Мурману. Только сейчас у неё был какой-то чёрный окрас. И она Джеку нравилась.

Запись одиннадцатая

…Неделя, которая должна была предшествовать открытию трамвая, подошла к концу. Жители города высыпали к депо плотной толпой. Все были нарядно одеты, радовались и смеялись.

«Как вы все меня бесите, — злобно думал Джек, — ну, ничего. Испорчу я вам праздник».

Как Джек собирался устроить крушение трамвая, он толком не придумал. Прорвётся в кабину, незаметно даст водителю по башке, дёрнет за рычаг какой-нибудь. Трамвай врежется куда-нибудь, но жертв не будет. А будет только позор. Для Маши, Романа и всех этих ненавистных граждан. Но это будет потом. А сейчас — праздник жизни. И если Джек в нём участвует, то он тоже должен быть живым.

Маша взошла на ораторскую трибуну, сколоченную Джеком. Публика взорвалась восторженными возгласами и аплодисментами.

— Друзья! — начала Маша. — Жители города Y! Мы все вместе трудились над этим трамваем. Как говорится, «строили, строили и наконец построили!» Ура! Всем нам ура!

Толпа зааплодировала.

«Ну и что, — подумал Джек, — я тоже так могу».

— А сейчас, — продолжала Маша, — не будем тянуть! Мы торжественно проедем по городу в этой машине! Правда, рейс самый первый. Экспериментальный. Так что кроме машиниста, на борту будут только я, наш главный работник Роман и Джек!

Толпа взорвалась неодобрительными возгласами.

— Последнему право присутствия выдано сугубо в качестве награды за плодотворную работу на благо города! — попыталась успокоить толпу Маша.

«И ещё потому, что этого бы хотел мой дед, — подумала она про себя, — но об этом ни слова».

Трое поднялись в трамвай, который покатил по улицам города Y. Водитель и Роман находились в кабине, Джек и Маша — в пассажирском салоне. Трамвай набирал скорость. Вскоре показался поворот, неподалёку от которого стоял большой и ветхий деревянный дом. Легенда рассказывала, что когда-то в нём жил старый скряга, магнат-монополист. Джек поднялся с сиденья. Да, справиться и Романом, и с водителем будет непросто. Но он попробует. Сейчас ему предстоит уничтожить то, над чем он сам и куча народа трудились месяц.

Но Джек не успел сделать ни шага. Внезапно трамвай резко ускорился, да так сильно, что бывший профстрадалец упал на дно салона. Поворот приближался.

«Что происходит? — в ужасе подумал Джек. — Это не я!»

В дверях салона показался Роман, бледный от страха, как сама смерть:

— Всё заклинило! — страшным голосом закричал он. — Берегись!

Он больше ничего не успел сказать. Раздался страшный скрежет, и трамвай вылетел с рельс, на полной скорости врезавшись в деревянный дом. Хлипкое строение не выдержало удара, потолок обвалился. Гигантская масса досок, железа и черепицы рухнула на трамвай, продавив цельнометаллическую конструкцию. Джек, то ли от шока, то ли ещё от чего, потерял сознание…

Запись двенадцатая

…Джек пришёл в себя. На самом деле он не знал, терял ли сознание или чернота перед глазами была плодом его воображения. Он находился в том, что ещё недавно можно было назвать салоном трамвая. Всё было завалено. Джек чихнул. Класс, ещё и пыль. Да, дом же старый.

— Джек! — услышал Джек Машин голос. — Джек, ты очнулся! Я слышала, как ты чихнул.

«Ура, — невесело подумал Джек, — я в потерпевшем крушение трамвае, на который упал дом. Посреди пыли и наедине с этой змеищей. Отличный конец общественных работ».

— Джек!

Маша показалась откуда-то из конца трамвая. Вид у неё был трудноразличимый, потому что было темно.

— Ты жив! — обрадованно воскликнула она.

«Надо же, — поразился Джек, — радость по поводу моей жизни. Уж не в параллельную ли реальность я попал?»

Впрочем, радость в голосе Маши сразу же сменилась на мрачность:

— На самом деле, радоваться мало чему. Наша ситуация — наглядный пример, почему трамвайные линии нельзя строить за месяц. Мало того, что трамвай угробили, так ещё и памятник монополистам снесли. Да, и не факт, что в живых останемся.

— А что… нас не вытащат? — испуганно спросил Джек. — У тебя же куча рабочих! Они откопают нас!

Маша вздохнула.

— Если бы всё было так просто, — горько сказала она, — мы под завалом. Если начать разгребать, то всё может окончательно обрушиться — и тогда нам крышка. Тут надо действовать деликатно. На это уйдёт куча времени.

— И что, другого спасения нет?

Слова прозвучали как-то глупо. Но Маша не спешила с ответом.

— Вообще-то, есть.

Она указала на небольшой просвет в проломанной крыше трамвая:

— Туда можно подняться по доскам. Но а) вес двоих они не выдержат, б) после того, как пройдёт один, вся груда с большой долей вероятности разрушится.

— А ты точно знаешь эти две вещи? — с недоверием спросил Джек.

— Давай проверим! — раздражённо ответила Маша.

Повисло молчание.

— А может, тогда вообще не будем никуда уходить? — предложил Джек. — А то ещё всё рухнет.

— Вариант, — признала Маша, — но рухнет всё, походу, и так. Лично я готова рискнуть и попробовать пролезть.

— Я тоже! — всполошился Джек. Конечно, ему никак не хотелось оставаться здесь одному.

— Отлично. Тогда остаётся решить вопрос: кто из нас двоих покинет этот трамвай?

Наверное, в каждом классическом произведении есть момент Выбора. Герой должен соотнести всё, взвесить «Да», «Нет» и «Не знаю», чтобы сделать свой Выбор. Выбор, который он сделает, повлияет как на восприятие всей книги, так и на героя лично. Персонаж должен тщательно подумать.

— А… — протянул Джек, — ну, наверное…

В его голове тотчас образовались те самые весы. На одной стороне было то, что Маша змеища. Это Джек признавал, как аксиому, если бы знал, что такое аксиома. Маша разоблачила его перед народом. Маша хотела отправить его в колонию. Маша посадила его на цепь и заставила работать.

«Ну всё, — подумал Джек, — сейчас я скажу, что хочу выбраться. В конце концов, не могу же я позволить сделать это ей?»

— Хочешь вылезти?

Джек аж язык прикусил от удивления. Маша… нет, змеища предлагает ему выбраться? Нет. Здесь явно какой-то подвох. От него, Джека хотят избавиться! Он раскусил её. Но не подаст виду. Надо потянуть время.

— И почему же ты предлагаешь мне? — слегка дрожащим голосом спросил Джек. — В смысле, я же бандит, мошенник. А ты символ для жителей города. Твоя жизнь гораздо ценнее моей.

«Ой, что я делаю? — испугался Джек. — Я же ей прямо в лоб предоставляю аргументы! Хотя думаю, что она и сама их знает».

— Я предлагаю тебе, — ответила Маша, — потому что… в общем, потому что я верю, что ты изменился к лучшему. Даже если сам ещё этого не замечаешь. Всё-таки ведь не напрасно за тебя вступился мой, — её голос дрогнул, — дедушка.

— Но ты посадила меня на цепь.

— Да. Я этого и не отрицаю, — вздохнула девушка, — вначале я думала, что считала, что это из-за того, что ты ухаживал за моим дедом… ну, как бы неискренне. Чтобы не попасть в колонию.

«Факт», — подумал Джек.

— Но потом я поняла, — продолжила «змеища», — что тогда дед бы точно понял это. И не стал бы за тебя вступаться.

«Тоже факт», — признал плотник.

— Я начала размышлять. В результате я осознала. Всё это было из-за того… из-за того, что за дедушкой ухаживал ты, а не я.

«Вот это поворот, — восхитился Джек, — сколько самокопания!»

— Да. Я виновата. Не потому, что уделяла деду мало внимания. Всё-таки мэрия, дела. А потому, что я не загладила свою вину. У нас была ссора… дурацкая, в общем-то. Мы оба тогда наговорили лишнего. И, — она продолжала, будто с усилием для самой себя, — я не пришла к дедушке мириться после ссоры. Я предпочла спрятаться от своей вины. Закрыть её работой. Это была ошибка.

Она спрятала лицо в ладонях. Джек понял, что тронут.

— Ошибки надо исправлять, а не бежать от них, — процитировал он, — это, кстати, твой дед сказал.

Маша подняла голову. Лица её не было видно.

— А… что он ещё говорил?

— Сказал, что с возрастом поймёшь. И ещё: что не может смотреть тебе в глаза. И есть ещё кое-что. Он не говорил, но думаю… что он любит тебя.

«Ого, — подумал Джек, — это в мои планы не входило».

Весы в его голове дрогнули.

— Спасибо за добрые слова, — произнесла Маша другим голосом, — но думаю, что я не самая лучшая внучка. В любом случае, ничья жизнь по умолчанию не ценнее другой. А символ… а символ останется в любом случае. Иди.

«Ура! — возликовал Джек. — Иду!»

Но почему-то идти не хотелось. Незаметно для самого профстрадальца весы в его голове склонились на сторону «остаться».

— Знаешь что? — небрежно сказал Джек. — Я, конечно, могу поиграть с тобой в игру «Кто из нас больше виноват», но не думаю, что у нас есть на это время. Ограничусь тем, что я бандит и мошенник. А ты вполне себе нормальная внучка. Лучше, чем многие. Я, например. Так что вали отсюда!

Снова пауза. Много их тут развелось.

— Хорошо, — с заметным облегчением ответила Маша.

Она подошла к груде досок и начала осторожно карабкаться по ней. Но на середине она остановилась:

— Джек, а довольно любопытно всё получилось. Даже странно как-то. Когда я приехала в город, тут у вас цирк был, а не жизнь. Подумать только, профессиональный страдалец, — она усмехнулась, — и тринадцать человек тебя лечат! А сейчас — другое дело. Правда?

— Да, — согласился Джек. Он раньше не думал об этом.

Маша продолжила карабкаться и остановилась уже у самой щели:

— Джек, спасибо, — сказала она «третьим» тоном и исчезла в щели.