Рассказы из колодца

Роман Алимов, 2022

Сборник мистических рассказов, вовлекающий читателя в судьбы и духовный мир главных героев. Кристально честные и навсегда испорченные, живые душой и давно ушедшие в преисподнюю – личности. Они мечтают рассказать свои истории, поделиться ошибками и личным опытом, разделить переживания утрат и приобретений.

Дуняша-гадальщица

Холодной порой, когда молодая метель достает ажурные серебристые наряды, а ее друг — мороз не пропустит ни одного путника, пока не натрет ему нос и щеки докрасна, при тусклом свете просыпающегося солнца с пустым мешком в руках, но полными карманами зерна, пробиралась по заснеженной дорожке, юная девушка — Дуняша.

— Вот дойду до края деревни, узнают, что я тоже могу, а не только Мишка. Ишь! Половину он, видите ли, вчера нащедровал. Ничего! А я одна! Да так засею, что полнешенький мешок притащу, и еще в карманах конфет до краев заработаю. Покажу этим посевателям!

Осторожно проходила вдоль двора одинокой старушки — бабы Веры, которую деревенские парни и мальчишки побаивались, а Дуняшины подружки и вовсе обходили стороной. Взрослые люди говаривали — оттого она одинокая, что с тайными силами общается. Или в церковь слишком часто ходит или со тьмой якшается, да книги старинные читает, но точно никто не знал.

Девушка протопала мимо колодца, в который прошлым летом упал крот, а дно так и не стали чистить, оттого он стоял заброшенный и походил на снежного великана. Еще вчера вечером бросали они на этом же месте с подружками валенок через левое плечо, в надежде, что носок его укажет на двор суженого. Но к несчастью Дуни, именно, когда пришел ее черед, закинула она его так, что, чуть не вывихнула себе руку, а носок валенка, почему–то указал в сторону родительского дома, а вовсе не туда, куда хотелось девушке. Поэтому перед сном, решила повторить гадание и спрятала под подушку кусок хлеба, в надежде рассмотреть во сне суженого. Но, ничего ей не приснилось, поэтому решилась действовать сама, прямо с этого утра.

На хруст морозного снега у двора Ерофеича — деревенского торговца, не отозвалась злющая собака Чернушка.

«Видно, замерзла, и носа из будки не показывает» — подумала Дуня, вглядываясь в щель забора.

За краем улицы виднелась белая простыня поля. На гладком снегу изредка проглядывались черные земляные комья, словно хлебные крошки на праздничной скатерти, что накрывала на стол мама.

— С этого двора и начну, — направляясь к забору, шептала Дуняша.

Отворила калитку и вошла. Однажды бывала она здесь, на окраине деревни, еще с прежними хозяевами. Да переехали они в город, а сейчас в доме поселились совсем новые, незнакомые люди.

«И не думала, что одной так страшно, — размышляла девочка, — в прошлом году, щедровали как нужно. Со звездой, мешками и ватагой ребят. А посевать и не позвали меня. Теперь всем докажу!»

Отряхнулась от пушистого снега, сняла рукавицу и постучалась. За окном появился бородатый мужик. Увидев девочку, нахмурился и направился к сеням.

Дуняша набралась храбрости, заполнила рукавицу зерном и мысленно пропела, чтобы не забыть:

«Сею, сею, посеваю

Овсом, пшеницей, рожью,

Милостью божью!

На крутой творожок

Пастуху на пирожок!»

Дверь отворилась и вышел хозяин дома.

Дуняша раскрыла рот, чтобы начать поздравлять, но мужик, прищурившись проговорил:

— Это еще что за новость эдакая прибыла?

Девочка оторопела, но улыбаясь ответила:

— Пришла поздравить, пустите в дом, буду засевать и хозяев поздравлять!

За спиной хозяина появилась хмурая женщина, а в окошке уже торчали дети, во все глаза рассматривая незваную гостью.

— А ну! Бегом к мамке! Эка невидаль, чтобы девка засевала, не будет такого в моем доме! — гаркнул хозяин.

Дуняша попятилась, отчего рукавица наклонилась и из нее посыпалось зерно, прямо на снег.

Хозяйка покачала головой и скривилась:

— Ой что творит! Глядишь и весь год урожаю не видать! Говорила я тебе Федор, не гневи Бога, продай кобылу подешевле, все равно бы издохла, а теперь, вишь, что творится, первая гостья наша — девка! Ой что будет, что будет, — хозяйка ушла в дом, хватаясь за голову.

Дуняша постояла немного, пожала плечами, затем развернулась и вышла из двора.

За забором усилилась метель, завывая и подталкивая в спину, словно требуя от девочки, вернуться назад, домой.

Из соседнего двора, выходили трое парней с красным, завязанным в узел рукавом от рубахи, до краев набитым зерном.

Сквозь пургу Дуня услышала колкие насмешки, видать предназначенные для нее.

— Ну раз нельзя мне первой — буду второй! — направляясь за забор двора, где уже побывали засеватели.

Из будки послышалось грозное рычание, но вылезать на мороз, обитатель конуры не решился, поэтому Дуня прошла свободно, прямиком к высокому крыльцу. Снова напомнила себе слова из Посевалки и громко постучалась в тяжелую дверь.

На порог вышел Ерофеич, невысокий, сутулый мужичок, с седой головой и короткой бородкой. В деревне многие его недолюбливали, хотя хозяин он был первоклассный, все у него ладилось и в быту и торговле. Каждую неделю ездил он в город на базар, имел свою лавку и даже наемного продавца. Лишь с семьей ему не повезло, первая жена померла давно, оставив малого сына, да и тот, как подрос, прославился в деревне слишком уж свободными понятиями о жизни.

Ерофеич скучно поглядел на Дуняшу и спросил:

— Чего тебе деточка?

Дуня, пытаясь улыбнуться, ответила:

— Дяденька, я засевать к вам! С Новым годом поздравлять!

Ерофеич вздохнул и тоже улыбнулся:

— Сама придумала? Или пошутить, кто отправил? — выглядывая из дверей по сторонам.

— Сама я дяденька. Пустите в дом? — хлопала ресницами Дуняша.

— Веселая ты девчушка, как я смотрю! Да разве ж ты малец? Иль не знаешь, что сеять девчонки не ходят?

Дуня опустила глаза и вздохнула.

— Ну погоди, погоди. Сейчас я, — Ерофеич скрылся за дверью и спустя пару мгновений вернулся с мешочком. — На вот, держи, только не рассказывай никому, а то бабы мигом разнесут, что Ерофеич засевальниц принимает. Не положено это, понимаешь? Не положено, непорядок. Ну давай, давай, — и закрыл дверь.

Дуня держала наполненную зерном варежку, а во второй руке мешочек с подарками. Плакать совсем не хотелось, как в прошлом дворе, но мысль о провале мероприятия, и о том, что придется идти домой, признав поражение перед соседом — Мишкой, не покидала ее.

— Что же мне теперь? Э нет, я так просто не сдамся, — громко проговорила вслух Дуняша, отчего загремела тяжелая цепь рядом с будкой. Почти сразу же лохматая Чернушка выскочила наружу, быстрыми скачками направляясь к девочке.

Дуняша спохватилась и бросилась в сторону забора, на выход, но собака оказалась проворнее. Подбежав вплотную, резво кинулась, схватив девчушку за край тулупа. Девочка упала в сугроб, а Чернушка с ревностным рыком принялась трепать ее что есть сил, видимо, пытаясь таким образом немного отогреться.

На шум выбежал сын Ерофеича. Молодой хозяин оценил ситуацию и сразу же принялся оттаскивать злющую собаку, но та категорически отказывалась отпускать добычу и трепала еще крепче одежду девчонки.

— И как тебя только угораздило, так близко к ней подойти?! Не видишь, дорожка протоптана, по ней и нужно ходить, цепь туда не достанет! — возмущенно произнес парень.

Дуня встала и отряхнула тулупчик, на котором, ближе к колену просвечивалась рваная дыра размером с крупный кулак.

— Ой! И что мне теперь будет! — ревела, растирая мокрые глаза кулачками.

Постепенно успокоилась и из-под лба глянула на парня. Еще летом она заприметила его, когда купался он с друзьями на местном пруду. Дуня в тот день плела венки с подружками на цветочной поляне, а мальчишки ныряли и все задерживали дыхание под водой. А он так старался, что победил всех своих соперников. С того времени Дуня изредка думала об этом избалованном папкой мальчугане, но пыталась остановить мысли и заняться каким–нибудь полезным делом на дворе. Правда, мысль возвращалась снова и снова, зажигая внутри сердца странную теплоту.

По справедливости сказать, и сегодня решилась она идти засевать, только из–за него. Что-бы попасть во двор к Ерофеичу. Знала, на что идет, ведь не пастух она и не мальчишка, чтобы засевать. Понимала, что гнать будут и смеяться, только убедила себя, что манит ее не огонек в сердце, а желание доказать, какова она есть. Напустила упрямства и отправилась! Возле собаки она прошла ближе, чем положено, лишь в надежде, что ее спасут, помогут, ждала, именно его, сына хозяина — Борьку.

Дуня стояла со льдинками на щеках и не могла больше проронить ни слова, опустив взгляд. Не понимала, как же продлить этот волшебный момент рядом с ним.

Совсем не хотелось возвращаться домой, ведь скоро он уйдет, и тогда придется принять поражение. А в ее спальне не нужны будут: ни зерно, ни мешочек с конфетами, а захочется только тихо плакать, уткнувшись в подушку.

— Борь! Передай отцу благодарность за подарок… пойду я, — развернулась в сторону ворот.

Боря в ответ усмехнулся и за Дуниной спиной послышался грохот хлопнувшей двери.

Шла по улице. Из двора во двор с песнями бродили веселые компании. В сердце смешалась горечь и ликование, на дне души скреблась когтями обида, но почему-то, где–то вверху ее парила необъяснимая радость, от которой хотелось летать, порхать и кружиться над непротоптанными свежими сугробами.

Очнулась от оклика, больше похожего на скрип колес у телеги, что часто смазывал дегтем, сосед — дед Панас.

Оглянулась и снова услышала скрипучий голос:

— Дуняшка! А Дуняшка? Сюда иди милая, сюда, за забор!

Девушка не верила своим ушам, голос шел из-за забора бабы Веры, той самой, от которой шарахалась вся ребятня.

— Заходи, глупенькая, есть у меня что-то для тебя! — снова проскрипел голос.

Дуня подумала:

«А вот возьму и пойду! Ерунда — это все, что про нее говорят. Бабулька как бабулька».

И вошла внутрь. Весь двор оказался устлан толстым слоем снега, даже пустая собачья будка утонула в нем по самую крышу. В сугробе, по пояс стояла пожилая женщина.

Старушка обратилась:

— Милая. Не поможешь старухе? Вот, завалило все. Не пройти даже в сарай за дровами.

Девочка сразу же согласилась, заинтересовавшись предложением.

Подумала:

«Вдруг она позовет в дом, тогда узнаю, что там у нее такого необычного, отчего ее сторонятся!»

Уже через час, в домике старушки лежала стопка дров, а двор словно обновился и похорошел с очищенными дорожками.

Внутри, на стенах домика висели иконы, образа, складни и горящие лампадки. Маленькие и большие лики смотрели прямо на Дуняшу, как та, уставшая, сидит у потрескивающей печи и потягивает травяной чай из глиняной кружки.

В самом углу, у стены, лежали еловые ветки, с диковинными украшениями на них.

— Бабушка? Кто же вам все это смастерил, можно мне посмотреть? — спросила девочка, поглядывая на необыкновенные игрушки и поделки.

— Не только можно, а полагается взять тебе одну, в подарок. Хорошо ты внучка потрудилась, очень я тебе благодарна! А кто делал? Раньше мой муж, а теперь я продолжаю в память о нем.

Дуня подошла к ароматным еловым веткам и взяла статуэтку удивительного животного. Оно больше походило на вола или быка, а по телу у него располагались широко открытые глаза, словно животное видело больше, чем можно себе вообразить. Затем она нежно провела пальцами по деревянной птице, которая держала крупный свиток в когтистых лапах. Но, больше всего ей понравился благородный лев, необыкновенность его заключалась в том, что у него на спине выросли солидные крылья, словно у птицы. А в пасть уходило глубокое темное отверстие.

— Бабушка, а зачем это у льва пасть глубокая, это игрушка или копилка такая? — спросила девочка.

— В пасти у него тайничок, где можно хранить заветные желания! — да ты сама посмотри.

Дуняша пригляделась и заметила за острыми клыками маленький свиток бумаги. Вытащила его, развернула и прочитала строку закорючек вслух:

— Прошу, очень мне нужно прогреть дом, уже неделю не могу добраться до сарая, замерзаю.

Девочка уставилась на бумажку, затем на крылатого льва, и раскрыв рот повернулась в сторону бабушки.

— Да как же? Ведь я… вам сама… только что почистила, а это вы… когда успели написать? — растерялась девочка.

— Все хорошо внучка, не волнуйся ты так! Бери себе льва в подарок. Только запомни, желания обратного хода не имеют, не обожгись. Старайся быть мудрой перед тем, как просить! Особенно когда на сердце скребет обида.

Дуняша летела домой словно на крыльях, не помнила она, как пробралась в свою комнатку незамеченной, не знала, когда утихла метель и на дворе стемнело, а на небо вышел ясный месяц.

Мысли крутились вокруг Борьки и крылатого льва:

«Попробовать или нет? Вдруг я неправа и станет только хуже? А что, если он меня, итак, полюбит? Не сделаю ли я ему вреда?»

Вскоре мысли утихли, и Дуняша мирно уснула.

Тревожно спала и ворочалась. Во сне гналась за ней Чернушка, разрывая в клочья одежду. Затем отчитывала Дуню сварливая баба из крайнего двора и требовала продать как можно дороже кобылу на базаре. Под утро объяснялся ей в любви Борька, но лишь протянул он губы в поцелуе, и Дуняша закрыла глаза в ожидании, как одел он мешок ей на голову и громко захохотал.

Открыла Дуняша глаза, а на лице и правда мешковина. Закричала с перепугу и брыкаться начала, сбросила с себя мешок, а у кровати стоит Мишка-сосед и обхохатывается, держась за живот.

— Ха–ха–ха, ой прости, что так разбудил, только удивила ты нас, и как тебе это удалось? Вчера мешок наполнить? А Дунька? Мы с твоей мамкой и представить не могли! Сделала, что обещала! Удивила!

Мама стояла рядом и одобрительно кивала, а на столе лежало содержимое этого мешка, целая гора конфет, баранок, сладостей, домашних булок и копченого мяса.

Дуня затряслась от удивления.

— Да как же? Ведь я вчера вернулась почти с пустым… — только и смогла проронить.

Подумала еще и ее сразу же осенило. Встала с кровати и принялась рыться в конфетах. Но, не найдя ничего, продолжила искать под подушкой. И лишь только в перине обнаружился крылатый лев, с которым вечером и заснула. В пасти у него торчала небольшая свернутая в свиток бумажка. Развернула ее и прочла тот же корявый почерк старушки:

«Прошу у Тебя, чтобы Дуняше не зря ходить на засевание, мешок у нее пустой совсем!»

Девочка открыла рот от удивления и захлопала ресницами:

— Во-от оно что-о-о! Рабо-о-отает! Чудеса-а-а! — прошептала девочка и сразу же, громче добавила, — Мам, а знаешь? Та старушка, что возле Ерофеича живет, она не такая и страшная, как рассказывают.

Весь следующий день Дуня размышляла о заветном желании, но не знала, как поступить, поэтому решила спросить у мамы совета:

— Мам, а ты вот с папкой, когда познакомилась, вы сильно друг друга любили?

— А как же дочка. И сейчас души не чаем друг в друге, вот приедет он из лесу, сама у него спросишь, — ответила мама.

Вечером был разговор с отцом.

— Понимаешь доча, любовь она разная. Один любит, а скрывает, не может показать свои чувства, а иная, наоборот выпячивает, а у нее и капельки любви нет, только деньги или другой интерес, — размышлял вслух отец, — только у настоящей любви всегда есть признаки — она все переносит, не завидует, она терпелива и покрывает недостатки другого, готова принести даже жертву если нужно.

Следующим утром девочка написала записку и вставила в пасть льва.

Целую неделю совсем ничего не происходило, Дуня даже сходила ко двору Ерофеича, проверить не случилось ли чего. За забором, Борька, как обычно помогал отцу, рубил дрова, а тот складывал свой товар в сани, для очередной ярмарки. Не решилась позвать парня и вернулась домой.

— Может, я что не так делаю? Попробую другую записку вставить, вдруг получится? — размышляла вслух.

«Прашу, разреши мене узнать мое будущее, лет через десять, какой я буду, палучица у миня, то, о чем мичтаю?!» — написала и заменила старую бумажку на новую внутри пасти льва.

Сразу же мама позвала во двор и попросила принести воды из колодца с соседней улицы. Пока Дуня возилась с ведрами, совсем забыла о льве, о просьбе. Тащила полнешенькое ведро до краев, еле шла по протоптанной дорожке, по зимнему деревенскому саду. На ветках еще висели крупные ягоды рябины, а ближе к вершине деревца, прыгали снегири.

— Какая же красота под снегом мерзнет! — подумала и потянулась к ягодке. В тот же миг, не удержавшись на дорожке, поскользнулась и шлепнулась прямо на лед, ведро тоже полетело кувырком, окатив Дуню морозной водой с ног до головы.

Пришлось вернуться к колодцу. Набрала полное ведро, а пока шла назад продрогла насквозь, даже волосы покрылись инеем, а одежда встала колом.

Уже к вечеру Дуняша слегла, ни горячий чай, ни припарки, что делала мать, не помогали, знобило и трясло от сильного жара. Все звала она Борьку в бреду, пока не уснула.

В глазах плыло, сквозь мутный туман заметила, как кто–то рядом ласково гладит ее волосы, приоткрыла глаза и узнала старушку — бабу Веру.

Хотела привстать, да сил не осталось.

— Ну вот и свиделись, моя хорошая, сейчас все тебе покажу, чего искала! — проскрипела старушка.

Бабушка качала головой:

— Я предупреждала, когда просишь, чего, обдумай все хорошенько, так ли это тебе нужно, на пользу ли? Когда в одном месте прибудет, в другом обязательно убудет!

— Давай вместе почитаем твою первую просьбу.

«Прашу устроить все с Борей, чтоб он также ка мне атнасился, как я к ниму».

Слава Богу, ты просила ничего точного, а потому Борька сейчас стесняется подойти. Только тайно вспоминает о вашей встрече, как он спас от Чернушки тебя.

Старушка посмотрела в глаза и добавила:

— Только не для тебя он! Этот паренек как камень, что годится для обтачивания! Да ты не поймешь, пока не увидишь, потерпи… — А по второй твоей просьбе, ты попала сюда. Знать будущее всегда болезненно!

Дуня приподнялась и заметила, что лежит она в своей домашней кровати, а на траве, под высоким деревом, на котором шевелятся зеленые листья, а старушка сидит на пеньке, рядышком.

Дуня даже ощупала траву:

— Ух, как настоящая!

Бабушка улыбнулась и указала рукой вдаль. Там, у деревца стоял невысокий ветхий домик, внутри которого что–то происходило, даже издали слышался шум.

Теперь пойдем, — баба Вера взяла девочку за руку, и они подошли ближе.

Дуня заглянула в оконце. Внутри стояли две трухлявых лавки и стол. На грязной скатерти валялся огрызок хлеба и опрокинутая бутылка. На печи шевелились две головы: одна — девицы с опухшими веками и грязными жидкими волосьями, вторая — небритая морда, тоже припухшая, морщинистого постаревшего Борьки. Эти двое страстно целовались взасос, катаясь в обнимку по грязной печи.

— Бабушка, да что же это… — побледнела Дуняша.

— Смотри, все сама поймешь, — ответила старушка.

Издали к домику топала сутулая баба, замотанная в платок. Тащила она коромысло с двумя тяжелыми ведрами. Зашла в дом и поставила ведра на скамью, вытерев лицо рукой. К ней немедля подбежали двое замурзанных ребятишек и бросились пить, заглатывая воду прямо из ведер.

— А–а–а приперлась? Накрывай уже на стол, жрать пора. Все шляешься! — хриплым голосом крикнул Борька с печи, натягивая рубаху на голое тело.

Баба в платке поглядела на него и перекрестилась, затем разломила кусок хлеба, разделив между детишками, и отправила их на двор.

— Хоть бы детей постеснялись, нелюди! — прошипела баба.

— Ниче, скоро сами разберуть, чего и кто! А ты знай свое дело, щи да хозяйство, ответил мужик, слезая с печи.

Вытащив здоровую бутылку из-под стола, налил до краев в мутную стопку, выпил и смачно крякнул:

— Кхе–а–а–а! Та–ак, Лизавета, слезай! И тебе пора!

Лизавета вяло сползла и стала одеваться, не стесняясь хозяйки дома. Мужик налил ей, она тоже крякнула и пошатываясь поплелась на улицу, одеваясь на ходу.

Дуняша наблюдала за всей этой сценой, щеки ее горели от стыда и неприятного удивления. Она совсем не понимала, что же здесь происходит. Единственного, кого она смогла узнать, был — Борька, только он значительно исхудал, зарос и казался совсем непривлекательным, противным мужиком, от которого хотелось бежать как можно дальше.

— Бабушка, можно мне назад вернуться, не хочу его таким видеть? — обратилась Дуня.

— Нет, внучка, обратного хода уже нет. Сейчас поймешь, смотри, — ответила старушка.

Морщинистая баба копошилась в ящике, вытаскивая остатки еды из шкафчика, чтобы накормить Борьку. Тот наливал себе стопку за стопкой и бормотал, что-то совсем несвязное.

Баба подняла тяжелый чугун, а мужик схватил ее за платок и сорвал, бросив на пол, крикнув, что-то очень обидное. Чугун упал, рассыпав содержимое по полу. Тут-то Дуняша и заметила у бабы в мочках ушей, крошечные сережки, что ей самой, в прошлом году подарил любимый отец, на Рождество.

Она не верила своим глазам. Баба растирала кашу тряпкой по полу, а слезы молчаливым ручейком капали вниз. Что-то знакомое ей показалось в движениях хозяйки дома, в волосах и фигуре. Но как Дунины сережки могли попасть к этой измученной жизнью женщине?

— Бабушка Вера? — только и смогла произнести девочка.

— Ты сама все поняла, — опустила взгляд старушка.

Теперь пройдемся немного.

Дуня шла, подавленная, не понимая, за что ей такое будущее, жалела она, что связалась с этой старухой, а горечь жгла сердце как ледяная вода из ведра.

— Отбрось плохие мысли, у тебя еще многое впереди, внучка. Сейчас ты пережила урок и будем надеяться поймешь его и осмыслишь. А теперь снова, смотри да слушай! — хитро улыбнулась старуха.

За кустами камыша сидел молодой, симпатичный рыбак, аккуратная бородка шевелилась на ветру, а на щеках поигрывал румянец. За спиной у него играл мальчуган, разглядывая улов в ведре, полном от рыбы.

— Сынок, аккуратнее, не упади! Чтобы, не как в прошлый раз. Мамка нас с тобой заругает! — засмеялся рыбак.

Мальчик улыбнулся и показал на удочку. Рыбак дернул сухую палку–удилище и вытащил средних размеров карасика.

— О–о, теперь и домой не стыдно показаться!

Мужичок и сын отправились к дому, а Дуня с бабушкой тихо пробирались следом, чтобы не выдать себя.

Снова подошли к домику, и опять Дуня прильнула к окошку. За стеклом висели чистые вышивные занавески, поэтому рассмотреть обстановку комнаты было сложнее. Не вызывало сомнения, что хозяйка очень ждет гостей. Обед на столе уже приготовлен и накрыт, на печи кипели во всю чугунки. Комната казалась прибранной, новенькая скамейка, на которой дремал довольный трехцветный кот.

Хозяйка хлопотала и заметив входящих в дом сына с мужем, повернулась и поправила прическу.

Дуняша набрала воздуха полную грудь и ахнула, мгновенно узнав в молодой женщине саму себя. Именно такой и представляла она себя в мечтах, красивую, стройную и улыбчивую.

— Мишка! Ну как, поймал что? — спросила взрослая Дуня у мужа.

— Мам, мы полное ведро притащили, карасей! — хвастался сын.

— Теперь всем гостям хватит. Так ведь, хозяюшка? — добавил муж, приобняв взрослую Дуняшу.

К воротам домика подъехали телеги, и веселая компания с радостными приветствиями прошла внутрь.

— Нам пора уже! — проскрипела старушка. — Пора… скоро, совсем скоро уже… тебе решать Дуняша…

В мыслях помутнело, лоб обдало холодком, и Дуня открыла глаза. Жар, видимо спал, а на голову мама положила влажный кусочек ткани.

— Слава Богу очнулась! Напугала, ты нас доченька! Три дня как лежишь, не приходя в себя, и доктора мы звали, и молилась я две ночи напролет! Ой напугала! — причитала мама.

Дуняша обвела комнату взглядом:

— Мам, а Борька не приходил?

— Нет, доченька, мы с папкой одни. Правда… Мишка вот только ушел, сутки парень не спал, все волновался о тебе, да сидел рядом.

— А ты доча, все просила бумагу вставить какую-то, во льва, говорила, что поможет. Я и не знаю, куда бежать и как тебя вылечить… Так вставить ее или как? — мама вопросительно посмотрела на дочку, держа свиток возле льва.

Дуня поглядела на маму, протянула руку к записке и разорвав на мелкие кусочки бумагу, ответила:

— Нет, мамочка, пусть, все идет своим чередом, не нужно торопить события и настаивать на своем!