Академия святости и Рассказы из колодца

Роман Алимов (2024)

Академия святости: История пути к духовному совершенству, посмертном опыте, ангельском мире и школе жизни современных праведников. Валентина — бывший врач, жительница деревни, проходит скорбный путь испытаний, постепенно возрастая встречается с силами добра и зла. Мысль за мыслью разрушает искаженное мироощущение, получая взамен значительно большее. Касается благодати и мистических механизмов, пронизывающих вселенную, связывая приземленный мир с Небом.Дополнение к книге Рассказы из колодца: Сборник мистических рассказов, вовлекающий читателя в судьбы и духовный мир главных героев. Кристально честные и навсегда испорченные, живые душой и давно ушедшие в преисподнюю — личности. Они мечтают рассказать свои истории, поделиться ошибками и личным опытом, разделить переживания утрат и приобретений.От автора: Желаю вам найти мысль, что напитает сердце добром и сподвигнет к размышлениям о душе, вечности!

Глава третья

Иерей Бога

Младшая сестренка Варя забиралась на длинную скамью под окном, ожидая закат солнца. Девочка ерзала по подоконнику локтями и вглядываясь в даль, сквозь мутное стекло.

За окном просматривался край глубокого серого колодца, вокруг которого бродили курицы, деревянный забор с фигуркой лебедя на трухлявой доске, виднелась пышная береза у дальнего поля. А самое главное, смотрела она на пыльную дорожку, уходящую за пригорок, по которой летом, перед тем как солнце спрячется за холмом, должна была появится движущаяся точка, эта точка и был наш с сестрой папа.

Когда отец переступал порог, я юный Сережка и моя сестра Варя старались обнять его первыми, даже готовились к этому заранее, подражая бегунам — спринтерам, которые в напряжении ожидают выстрела из спортивного пистолета.

Благоухание одежды отца, обдавало нас горечью ладана и сладковатым ароматом смолы. Папа для нас был почти как та лесная сосна, к которой мы вместе с сестрой бегали за деревню, отрывая от дерева кусочки смолы и потом долго жевали эту тягучую радость.

Еще у отца был красивый крест, подаренный архиереем за многие годы трудов в церкви. Папа очень ценил эту награду и одевал крест на большие праздники и особо важные встречи. Крест был небольшой, но с позолотой по краям и даже красными камешками в середине. Камни переливались и сияли при свете солнца от чего он казался волшебным. Иногда папа даже давал нам его хорошенько рассмотреть, и мы не могли оторвать от креста взгляд. Он был маленьким чудом, которое запомнилось мне на многие годы жизни.

Мама наша обычно стояла в сторонке с полотенцем или кухонной тряпкой для чугуна и всегда улыбалась, наблюдая за семейной идиллией.

Мой отец был иереем, вторым священником в храме, что в соседнем селе. Каждый день он добирался пешком до церкви Святой Троицы около пяти километров, а иногда, по большим праздникам его подвозили на телеге наши прихожане. Знаю, в том храме отец ощущал себя на своем месте и был рад каждому богослужению, особенно когда служил сам. Помню, как по вечерам он благодарил Вседержителя за святое место, куда был поставлен Его промыслом.

Однажды отец не вернулся.

Мы ждали на скамейке до рассвета, сестра уснула у мамы на руках, а точка на тропинке так и не появилась. Ее не было и после заката. Она не выходила из-за холма при свете молодого месяца. Тропинка была пуста даже утром.

Еще через день, порог нашего дома переступили большие сапоги с месивом из глинистой грязи. Они плотно облегали большие ноги сутулого человека в черной кожаной куртке. Незнакомец, совсем без слов передал маме конверт и узелок с вещами отца. Дверь за ним громко захлопнулась.

Помню, как мама упала на пол и громко рыдала, закрыв лицо руками.

Отца в тот день расстреляли.

Погиб он прямо за алтарем храма. За мнимую «контрреволюционную деятельность», как и многие священнослужители в те страшные годы. Но, его храм не закрывался никогда, а крест с красными камешками нам так и не вернули.

Вы суть храм

Веру я не терял, отец вложил ее глубоко в мое сердце. За годы гонений, войны, давления со стороны партии, в которую я так и не вступил, вера теплилась во мне, как в угольке, который можно раздуть в нужный момент, превратив его в пламя.

Постепенно я стал помогать в Троицкой церкви, где убили отца. Меня научили алтарничать, чему я был очень рад. В нашей и соседней деревнях, церковное общение полностью отсутствовало, боялись многие. От самой моей юности и до пожилого возраста я мог позволить себе посетить всего лишь два монастыря и несколько крупных храмов, но каждый такой момент посещения был словно праздник, который случается редко, а впечатления от него потом греют сердце годами, сохраняя в том самом маленьком угольке жизнь.

До мест паломничества, если эти поездки можно вообще так назвать, добираться приходилось днями, зато там жило все то, к чему я тянулся, единомышленники, пусть и незнакомые мне люди, но нас роднило общее, то, что соединяло в единое, невидимое глазу духовное тело. Служили там, конечно, и священники, которых мы берегли всеми силами. Стояли старенькие храмы, напоминающие ту самую церковь отца, в которую он водил меня за руку, но главное с нами был Христос! Для Него мы прятали от окружающего мира мысли, слова, поступки и сохраняли частички полученного в святых местах, слагая в сердце своем!

В одной из таких поездок в монастырь я познакомился со старчеством. Что это такое я раньше слышал лишь по рассказам прихожанок, а когда прикоснулся лично, это показалось мне необыкновенным чудом. Ведь люди святой жизни знают того, кого я всегда искал — Бога!

Пока мы ехали в электричке с моей новой знакомой, Татьяной Серафимовной, она рассказывала о жизни, о семье, как пришла к вере, как оказалась у старца Симеона. Меня он жутко интересовал, и я, конечно, попросил рассказать больше подробностей.

Религиозная литература в то время совсем отсутствовала, максимум, о чем мог я мечтать — попросить самиздатную брошюрку у пожилой сестры во Христе. Иногда даже книжку, на пару дней, с житием святого или духовными рассказами, которую я обязательно переписывал вручную и тайно хранил под кроватью или за шкафом, надев на нее обложку от популярной художественной книги.

Татьяна Серафимовна рассказывала не о книжном, а о живом, настоящем старце, к которому мы ехали. Возможно, я даже смогу услышать наставление, а может быть и обличение. Становилось страшно.

Из истории жизни моей спутницы я тогда понял, что была она певчей в хоре. Начинала она еще с молодости труд в церкви, хотя не имела законченного образования, муж умер на войне, скорби ее преследовали многие годы, по большей части связанные с работой из-за религии, зато сейчас ее уже никто не трогал из власть имущих.

Старец Симеон

Мы подходили к монастырю, пели утренние птицы, шелестели деревья. Возле двери, что вела внутрь монастырской стены, толпились люди.

— Нам сюда, — направила меня Татьяна Серафимовна.

— Здравия желаю братья и сестры! Старец принимает сегодня? — задала вопрос ко всей очереди сразу.

Несколько человек обернулись. Мужчина в кепке с длинной бородой и глубокими морщинами на лбу, почти не открывая рта и наклонив голову произнес:

— Болеет говорят. Неизвестно. Ждем вот.

В тот день мы ожидали до полудня, солнце жарило и мы отошли в сторонку, купить кваса из желтой бочки. Когда же вернулись, от очереди осталось три-четыре человека, и мы жутко испугались, что все пропустили.

Старец выходил уже? — запыхавшись, еще на ходу, выпалила Серафимовна, обращаясь к оставшимся паломникам.

Не будет он принимать сегодня, все разошлись, а мы до завтра остаемся, — произнесла тихо, худая женщина в черном платке.

Эх, не вовремя мы, пойдем в монастырь, поклонимся святыням, а там видно будет, — взяв меня под руку и вздыхая произнесла моя спутница.

Подходя по очереди к ящикам с мощевиками, к иконам, мы благоговейно становились на колени или выполняли поясной поклон, обойдя все святыни вышли на улицу. Территория вокруг храма меня тогда очень впечатлила, ощущался запах древности, трепетного отношения каждого, кто здесь был, к фрескам, старым стенам и немногочисленным обитателям в черных одеждах.

По направлению к храму шел молодой инок, а может быть послушник. Одет он был в черный подрясник, больше похожий на халат с поясом. Небольшая бородка, длинные волосы, что развивались от ветра. Он явно торопился и направлялся ко входу в храм, из которого мы как раз выходили.

Поравнявшись с нами, он обратился к моей спутнице и что-то сказал почти шепотом, склонившись к ее уху.

Серафимовна резко изменилась в лице и схватив меня за рукав потащила назад в сторону выхода, к монастырским воротам откуда мы несколько минут назад попали на территорию обители.

Я не понимал, что именно происходит, но ускорил шаг. За минуту мы почти бегом добрались до той двери в стене, где стояли паломники. Татьяна Серафимовна, не обращая внимания на людей потянулась к ручке двери, но женщина, стоявшая первой в очереди, остановила ее:

— Сказали же, старец не принимает сегодня, куда вы опять?

В этот момент дверь отворилась и из нее показалась пожилая, но по-спортивному бодрая монахиня и произнесла:

— Кто здесь Сергий? Заходите вас ждет отец Симеон! — честно сказать, это было настолько неожиданно, что я даже приоткрыл рот. Я совсем не сомневался, что монахиня обратилась именно ко мне. Ведь в очереди остались только женщины. Но, откуда она знала мое имя?

Под взгляды ожидающих, мы вошли в старую кованную дверь, дальше шел низкий и тесный проход, затем еще поворот и, судя по всему, мы оказались с противоположной стороны монастырской стены. Внутри оказалось довольно просторно, светлая комнатка с побеленными известью потолками и лавкой под иконами. В углу висел лик Богородицы со Христом на руках, а рядом расположилась дощатая дверь с массивной металлической ручкой.

— Подождите пожалуйста, — произнесла спортивная монахиня и удалилась внутрь комнатки.

Мы сидели на скамье, я пытался молиться, но чувствовал, как руки подрагивают от волнения. Не знал зачем приехал, а вдруг получится, как у Иоанна Кронштадского, когда к нему пришли два паломника, один из которых шел с намерением «просто поболтать», на то и получил ответ, когда святой отправил к ним помощницу и та вынесла чашку чая с ложкой добавив:

— Вам велено поболтать!

Минут через десять звонко лязгнул замок, открылась дверь и опираясь на палочку вышел старец. Выглядел он как образцовый дедушка из моих детских воспоминаний, длинная седая борода, морщинки и глубокий взгляд светло-синих глаз.

— Христос Воскресе мои дорогие! Уж извините не смог вас встретить как полагается, давление, еле хожу сегодня.

Мы встали и склонились с Серафимовной, прося благословения.

Батюшка перекрестил нас и сел на скамейку рядом:

— Сереженька, есть у меня к тебе разговор. А ты матушка иди пока чайку попей у меня в келье, там вот мать Антонина уже и чайник поставила.

Серафимовна удалилась, а он продолжил:

— Не удивляйся друг, моим словам, но слушай Сереженька Божью волю! Жениться тебе пора! Погулял, нужно и в семейной жизни потрудиться. Пойдешь в школу! — протягивает мне бумажку, на которой карандашом написан адрес, — стой там как столпник на выходе и жди Ивана Ивановича, учителя. Господь все устроит, не волнуйся друг!

Пока я приходил в себя от нагрянувшей женитьбы, размышляя, можно ли ослушаться старца и сбежать, монах посмотрел куда-то вверх добавил, улыбаясь:

— Ох какую жену тебе дадут! Будет она светом для многих, ты уж помоги ей! Ах какую жену… Ну, пойду я, Серафимовне время уделить тоже нужно.

Затем он похлопал меня по плечу, встал и отправился к себе в келью, а я сидел ошарашенный беседой. Когда он переступал порог и собрался закрыть за собой дверь, я вдогонку спросил:

— Батюшка, а как жену то звать?

Он повернулся и улыбаясь произнес:

— Валька!

Я собрался уже встать, чтобы выйти на улицу, как старец обернулся и сделал пару шагов назад, достал из кармана бумажный сверток и произнес:

— Совсем забыл, старый я шкаф, памяти совсем уже нет! Ты Сережа только здесь не открывай его, как до дома доедешь, там и распакуй!

Вышел на улицу подышать и немного успокоиться, руки мои подрагивали, в горле пересохло, а люди из очереди, которая теперь уже увеличилась в несколько раз, настойчиво спрашивали:

— Ну что там? Как батюшка? Будет принимать? Да, что ты молчишь то?

Выбрался я из толпы и сел на скамейку под деревом, недалеко от стены, и лишь потом осознал: «Когда идти в эту школу то, он ведь не сказал? Сегодня, завтра или через год, назад что ли вернуться, спросить?»

Сложно сказать сколько я там сидел, но Серафимовна вышла только когда монахи начали звонить к вечерней службе. К этому моменту у меня уже отсутствовали вопросы, полученное усвоилась, и я приготовился «идти в школу», мысленно даже согласился ждать нужного момента или случая.

Серафимовна шла с грустными заплаканными глазами, но пыталась не показывать этого, а я и не расспрашивал. В тот день я познакомился со старчеством! Понял — что такое узнать Божью волю!

Похоронная процессия

Прошел месяц, почти ежедневно вспоминал я о предначертанном, но пока ничего мне не говорило о необходимости ехать по нужному адресу.

И вот однажды, настоятель нашего храма, отец Григорий и говорит мне:

— Сережа, нужна твоя помощь. Съездишь со мной в город? Задумал купить материалы, гвоздей немного, лак, краску, всего по мелочи, сам боюсь не дотащу, да и к сестре двоюродной зайти надо, обещала парочку книг отдать, в школе работает, хороший человек, — при слове школа, у меня екнуло внутри, — неужели пора?

Утром мы отправились пешком на раннюю электричку. Прошлись в городе по магазинам, набрали полную сумку и тяжеленный рюкзак строительных товаров, пару свертков с гвоздями, краску в металлической банке, лак, клей и малярные кисти. И спустя час мы стояли у подъезда родственницы отца Григория. Дома ее, к сожалению, не оказалось, а религиозные книжки тогда были даже не на вес золота, а скорее как редкие бриллианты, купить или подержать в руках Евангелие было мечтой многих, поэтому с огромным туристическим рюкзаком и сумками отправились мы прямиком к ней на работу.

В город я всегда ездил с паспортом, поэтому, когда нас остановил милиционер и долго выяснял, что мы такое тащим и куда, пришлось предъявлять документ, заодно из-под обложки я вытащил бумажку от отца Симеона, с адресом. Удивительно, но адрес совпал с улицей и номером дома, возле которого мы стояли двадцать минут спустя. Это была обычная средняя школа. Батюшка отправился внутрь здания, одет он был в гражданскую одежду, а иначе его и не пустили бы. Разыскивал он там свою родственницу, а я стоял и ждал чуда!

Через минут двадцать вышел отец Григорий с книжками, а я все ждал, но чудо не происходило.

— Эх жаль, так и не встретился с сестрой, книжки вахтерше оставила, нет никого там сейчас в учительской. Ну все друг, теперь можно назад, — с удовольствием произнес батюшка.

— Не могу. Э-э, как бы вам сказать. Мне нужно здесь быть…, — в растерянности промычал я.

С вопросительным взглядом отец Григорий поставил сумку обратно на асфальт.

— Понимаете, м-м-м, у меня сейчас должна судьба решиться! Женюсь я!

— Не знал! Поздравляю друг! Давно познакомились?

— Отец Григорий… здесь все сложно, мы еще даже не знакомы…

Батюшка поднял брови и округлил глаза, ожидая подробного ответа.

— Ладно, каюсь. Был я у старца, сказал он здесь стоять, ждать какого-то Иван Иваныча, но почему-то его все нет, — от высказанной правды мне стало легче, но учитель все равно не появлялся.

Мы стояли еще минут десять, я не знал, что делать, но вот из-за угла появилась грузовая машина с цветами в кузове. За ней шли люди в черном и тоскливо играла живая похоронная музыка. Бом-боом-бооом. Мы немного отошли к школьному забору уступая место процессии. Людей проходило довольно много и почти все смотрели в нашу сторону и шептались. Невольно прислушавшись, я понял, что смотрят они на здание школы и говорят о покойнике, о том, какой он был хороший человек, как его любили ученики, как много лет он здесь отработал.

Крупный мужчина в пиджаке переступая наш выцветший рюкзак, проносил мимо моего носа надмогильный венок. На ленточках которого золотыми буквами читалась надпись:

— От коллектива учителей. Покойся с миром Иван Иванович… — тут я обомлел, ноги подкосились, и я провалился назад, прямо на свой рюкзак с гвоздями.

— Это был без сомнений он! Но как же так, не успел что ли Иваныч меня с будущей женой познакомить?

Процессия прошла мимо, музыка уже плыла в конце улицы. А я сидел на рюкзаке склонив голову и совсем не понимал, чего же хочет от меня Небо и что же теперь делать дальше?

Вдруг, моего плеча кто-то коснулся:

— Здравствуй Сережа.

Я поднял глаза и прямо в солнечном круге увидел светящееся лицо. Глаза не могли различить черты сквозь яркий свет, но это точно была молодая девушка с очень приятным голосом.

— Добрый день, вы знаете мое имя? — испуганно произнес, поднимаясь и удивленно разглядывая грустную девушку в черной косынке.

— Да, мне отец Симеон сказал. Я Валя, — скромно ответила она, опустив глаза.

Так мы и познакомились с Валентиной. А Ивана Ивановича хоронили на кладбище за моей деревней, он был родом из тех мест.

После необычного знакомства мы часто встречались и становилось понятно, что мы внутренне очень похожи. Все нас роднило, хотя не могу сказать, что Валя была верующей. Судя по ее рассказу, она попала случайно в тот монастырь, пришли они с подругой, но старец принял ее, а подруге почему-то отказал в беседе.

Когда я приехал домой и распаковал сверток, что дал мне тогда старец, удивлению моему не было предела. Там лежал в целости и сохранности, тот самый, драгоценный предмет отца — священнический крест, с позолотой и красными камешками, сияющими на солнце! Как он оказался у старца мне приходилось только гадать. Неисповедимы пути Твои Господи!

Через месяц мы поженились, а еще спустя годик у нас появился сын Сашка.

Валя много работала в местной клинике. Наверное, это единственное что мне в ней не нравилось. Много раз мы спорили о том, чтобы она оставила работу и устроилась в другое место, спор утихал и ничего не менялось, она настаивала на своем, а я мог только молиться о ней.

Предначертанное

Через много лет, когда страна начала разваливаться, а сын мой был уже взрослым, решила наша деревенская община просить о строительстве храма. На удивление, быстро пришел положительный ответ. Собрали мы десятку прихожан, оформили документы. Настоятелем временно назначили отца Григория, священников тогда рукополагали редко, поэтому он стал служить в двух храмах сразу, а я рад был помогать ему в алтаре. Храм к нашей с женой радости освятили во имя святой блаженной Валентины Минской.

Однажды остался я после службы один там, натираю подсвечники, воск удаляю, слышу дверь входная открылась. Оборачиваюсь, стоит старушка невысокая, лица не видать, одета в длинный белый платок и темное платье до пола.

Я на коленях с тряпкой возле подсвечника, а она подходит и говорит:

— Хорошо ты делаешь, что помогаешь в храме, нравишься ты мне, наблюдаю за твоей семьей, а вот то, что твоя жена в молодости акушеркой была, да много младенцев погубила — это беда, нужно ей понять это и исправится, потому как в Царствии Божием нет не раскаявшихся, но Господь хочет, чтобы все спаслись и не повторяли греха.

Я как стоял на коленях, так и стою, только тряпка из рук выпала, а она продолжает:

— Когда умрешь, будет жена твоя помогать людям, кому вредила с детоубийством в утробе, тем, кто сирот приютил. Напиши ты ей письмо и отдай отцу Григорию, пусть после твоего ухода передаст Валентине. Скоро Сергий тебе уже отправляться в путь — домой! Пора, готовься!

После она исчезла, а я все стоял возле подсвечника. Не мог я осознать, что скоро умру, принять то, что будет происходить с моей женой после.

Дома тайком писал я письмо. Как мог в деталях описал то, что передала старушка мне, прощался с женой. Грустил, но я знал, что меня ждет Господь, а в сердце жила тихая радость от предвкушения встречи с Ним!

Письмо я передал отцу Григорию, с просьбой вручить его Вале, не сразу, а в нужный момент, он сам поймет когда.

Мытарства троечника

Вскоре после удивительного явления в храме, я умер. Заболел самым обычным гриппом, и спустя всего неделю перешел в другой мир от остановки сердца. Тело мое еще лежало дома на кровати с высокой температурой и остатками спазмов кашля, а я сам уже отправлялся туда, вверх.

Когда выбирался из изведенного болезнью тела, оказалось, что в комнате, кроме моей жены и сына есть еще и другие. Рядом, прямо возле постели, стояли светлые гости моего дома — два ангела, а немного дальше, ближе к кухне, ожидал целый отряд черных, как дым из печи, бесов.

За годы жизни в церкви я читал несколько книг о посмертном опыте, многократно мы обсуждали со священником эту тему, поэтому «гости» не вызвали у меня удивления или шока. Но, все же, наблюдать таких незримых посетителей своими духовными глазами, было странно и необычно. Впрочем, все вокруг тогда стало необычным, наша комната преобразилась, жена и сын у моего тела казались другими, немного прозрачными с ощутимым движением мыслей. Отличалось и восприятие тела, к которому я привык за годы жизни. Оно не вызывало никаких эмоций, кроме жалости и желания причесать его, умыть, переодеть, ведь за неделю болезни я ни разу не видел себя в зеркале, но, наверное, это было к лучшему.

Без единого слова ангелы растолкали бесовский отряд, и мы отправились с ними в путь. У меня тогда ушли все сожаления о расставании с семьей, я знал — Господь будет с ними!

Ангелы несли меня вдаль от моего дома, над деревней вверх, к облакам к моей настоящей родине.

Правда без сложностей не обошлось. Именно на этом моменте у меня вдруг появилось ощущение, что все не очень хорошо закончится.

Сказать, что меня не коснулся стыд, значит, соврать. Я просто разрывался между предложенными мне искушениями. Когда при жизни читал о мытарствах душ, казалось, это будут некие списки грехов, где росчерком пера мои злодеяния перечеркнутся ангелами, отнимутся свитки у бесов или что-то в этом роде.

Реальность оказалась гораздо сложнее. Мне предлагались ситуации, к которым я тянулся как мышь к сыру, а ангелы лишь наблюдали со стороны. Я сам без принуждения втягивался в ужасные и постыдные дела! Хотя эти «дела» были движением страстей во мне и не более.

Совестно даже вспоминать об этих мытарствах. Вышло так, что, прожив сравнительно долгую жизнь, я не смог преодолеть себя. Большинство страстей тайно существовали внутри, а я не замечал их. Не смог побороть постоянную охоту сытно поесть, досыта, до ощущения наполненности, выбирая со стола самое лакомое, есть когда совсем не голоден. Не замечал я в жизни те моменты, когда хотел поспать вволю в выходной день, бесконечно откладывая общение с сыном и обещанный ему поход в лес. Зато легко обнаруживал грехи других, не обращая внимания на свои! Хуже мне стало, когда вокруг выросла высокая, красивая церковь, где дамы стояли на молитве без платков, мужики шептались между собой, а священники в алтаре посмеивались, обсуждая вчерашние новости. Тягучей, крутящейся воронкой меня затащило в самую муть осуждения. В той мгле из гордыни и превозношения себя я был судьей душ, высоко ставил себя над грехами, поступками и мыслями совершенно незнакомых мне людей. Наверное, я так бы и остался там в огромной воронке серых мыслей, если бы ангел издали не напомнил мне о молитве. Горячая просьба о помиловании вернула меня назад, тогда я осознал, как слаба моя душа.

Были там и образы блуда, гнева, зависти, да и многих иных моих пристрастий. Конечно, сам я ни за что не миновал бы все искушения, если бы не напоминания ангела и еще чего-то незримого, более сильного. Когда мысль помрачалась, а я соединялся с образами, кто-то невидимой рукой вытягивал меня обратно, и я снова вспоминал Бога, молитву, стремление к добру!

Первой кого я увидел, поднявшись вверх, после измотавших меня долгих мытарств, была та самая старушка, что являлась мне в храме. Без слов я понял — это святая! Была она во всем белом, выглядела скорее, как женщина лет тридцати, но я внутренне знал — это точно она. Вокруг нее кружил очень яркий свет. По историям из жизни святых я теоретически знал, что такое нетварный свет и как Господь щедро делится им со своими избранниками, но видеть его рядом было потрясающе!

Свет излучал незримую глазом теплоту, любовь, он совсем не напоминал светящуюся лампу или даже лучи солнца, скорее, походил на тысячу звезд, объединившихся вместе. Живой и самостоятельный, он словно исходил из святой.

Я без слов понял — это матушка Валентина, покровительница нашего храма!

Она стояла и улыбалась. Ангел сзади коснулся меня, и я понял, что нужно поздороваться. Кланяясь ей произнес:

— Христос Воскресе матушка Валентина!

— Воистину Воскресе! Дорогой Сережа, мы тебя очень ждали!

Я замялся в стеснении.

А она продолжила:

— Осмотрись и когда будешь готов, приходи, есть много интересных дел для тебя!

Затем матушка прищурилась и улыбаясь произнесла:

— А мытарства Сереженька, ты прошел на троечку. Но, по молитвам душ, которым ты помогал при жизни и твоих родных, выбрался. Они-то тебя и вытащили, не забывай этого!

С благодарностью попрощался я со святой, и ангел указал мне на густой, зеленый лес. Почти у деревьев стоял кирпичный дом, а рядом, под холмом, ждал человек у деревянной лавочки. Мысленно я понял, ангел прощается со мной на время, и нужно идти туда, к холмику.

Я направился к человеку возле домика. Еще издали я распознал фигуру. Там возле леса у лавочки стоит мой любимый отец!

Я понесся к нему из всех сил. А он стоял и широко улыбался, приветливо махая рукой. Отец был точно такой же, как в моих воспоминаниях. Одет в новенькую светящуюся епитрахиль и светлый подрясник, на груди у него висел тот самый крест, с позолотой и красными камешками, что пропал после его ухода.

Я добежал к нему и крепко обнял. Мы долго так стояли переполненные радостью встречи.

— Сережка, я тебя ждал, сынок! Ты не представляешь как же я рад, что ты здесь!

— Пап! Сколько раз я молился о тебе в детстве, юности, поминал в записках в храме, а сейчас я просто не верю, что это ты! — удерживая его за плечи и всматриваясь в глаза.

— Спасибо сын! Все твои молитвы поднимались сюда, — отец приложил руку к груди, — знаешь, я ведь тоже всегда просил о вас и благодарил премудрого Бога!

— Ну теперь, пойдем внутрь, расскажу о нашем мире.

По ступенькам мы вошли в дом, внутри он показался мне скромнее, чем, снаружи. В нем поместились три комнаты, в каждой висели иконы. В уголке, возле окошка, стояла скамейка, почти как у нас дома. На столе лежали кисти и холст.

— Пап, ты никак художником стал?

— Да, помаленьку рисую. Я ведь в детстве любил, но возможностей не было.

— Даже и не подумал бы, что здесь можно рисовать, жить возле леса! Удивительно!

— Конечно! Здесь многие занимаются тем, о чем мечтали в земной жизни. Ведь мечты живут, даже если душа ограничивает себя или не может начать делать то, что по-настоящему хочет! Посмотри в окно.

Я выглянул в открытое окошко. На поляне у холма, возились два человека, один что-то приносил, а второй аккуратно водил рукой по траве.

— Далеко. Плохо видно. Что-то странное они делают!

— Да вот сейчас, давай приблизимся.

Мгновенно в моих мыслях появилось что-то такое, что заставило меня перенестись к этим людям у холма, хотя я сам остался в домике. Как будто в одно мгновение мой взгляд, пролетел к ним и выдал мне четкое изображение холма вблизи.

— Да они же! Что такое? Зачем это?! Отец, они траву красят?!

— Да Сережка. Хотят люди потрудится, желают сделать мир красивым! Понимаешь, трава, итак, зеленая. Но если кто захочет осень, на ней появятся опавшие листья. Там вот дальше взгляни.

На дальней горе лежал настоящий белый снег, а по нему в зимних костюмах, шарфах и шапках катились лыжники.

— Ого! Удивительно здесь у вас!

Понимаешь сын, желание души может осуществиться в любых благих формах, хочешь, траву крась или озера создавай. Если желаешь, можно и облака производить или, например, создать невиданный гоночный автомобиль, да что там, космический корабль! А после слетать на нем на планету, которую ты сам и создал, конечно, по благодати Бога.

Полет мысли, фантазия и радость пребывания с Вседержителем. Ты, наверное, знаешь, что псалмопевец писал: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы». Если помнишь текст Псалтири, то боги там с маленькой буквы, потому что боги по благодати от Премудрого Господа! Ведь Он нас создал от избытка любви, а любовь хочет всегда поделиться собой с каждым, потому мы по Его образу и сделаны. А по энергии Всевышнего — благодати, которую дает нам Господь, мы уподобляемся Ему. У каждого ведь заложена возможность творить, да и много чего еще, о чем мы на земле и не знали. Здесь мы можем бесконечно полнее реализовать все это. Да сам еще все увидишь и попробуешь! А пока хорошенько отдохни сын. Мне сейчас пора спешить, ведь я тоже занят любимым делом! Многие люди требуют помощи в молитвах там, внизу! Отец ушел, а я пытался осмыслить, все то, что он мне сообщил.

Как-то раз, через новость от ангела, хотя и нежданно для себя, встретил я там моего Сашку! Радость была непередаваемой! Правда, он устроился на много уровней ниже, но я утешался мыслью о возможности его посещения, когда захочу. Вместе с его дедушкой, моим отцом, мы виделись, бродили по горам, вдоль берега моря, ходили в походы по безводной пустыне, молились, даже порой спускались в собачий мир, где повстречали нашего лохматого Рэкса, он нас узнал и отплясывал вокруг, виляя черным пушистым хвостом.

Меня никогда не оставляла цепкая мысль о любимой жене, часто приходил ее образ в воспоминаниях и кружилась мысль о встрече с Валей! Хотелось взглянуть на ее сложную жизнь. Наверное, ей было нелегко без нас с сыном. Тянуло выяснить, искала ли она Бога? Не забыла ли своего предназначения и прочла ли письмо? И вот однажды представился случай. Матушка Валентина пригласила меня с собой, для обучения меня новому делу.

Мы отправились в храм, в который как раз спешила моя Валя. С умилением я наблюдал, как она входит в большие белые двери, одиноко стоит у подсвечника и молится. Как покачивается ее черный платок, видимо он был одет в связи с Сашкой. Вот она обращается к незнакомой мне девушке с именем Екатерина. И та, судя по мыслям, начинает понемногу меняться в лучшую сторону!

Удивительно, но мы с матушкой Валентиной стояли совсем рядом с ними. Я мог почти касаться жены, ощущать, как она духовно выросла за тот промежуток земного времени. Всей моей душой я молился о ней, знал, что матушка тоже просит Господа о помощи. Помню, как святая притронулась к сердцу той девушки и по ней начал разливаться ослепительный свет, начиная с груди, по всему телу и душе.

Видел, как моя жена выбежала из храма, молясь о Екатерине. Как Катя приобщилась Святых Тайн и стала совсем светлой, почти как ангел.

Все мы были вместе, единым целым и делали одно большое дело, порученное нам самим Господом Богом!