Месть бывшей. Проза

Роза Крыма

Рой снежинок смелыхКружит, и поёт,Летим скорее с нами!Звёздный час зовёт!Я кивну согласно —Таять не спеши!За плечами – Муза,Ввысь и ввысь неси!К звездам, что сгорели,Освещая путь,Пели, не молчали,Зная Правды суть.Святы стали песни.Святы их слова.Стала вечной памятьюГероя голова!Не у всех от РаяНа ногах ключи…Пой, не спи сегодня!Воля, не молчи!!!

© Роза Крыма, 2022

ISBN 978-5-0055-4805-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МЕСТЬ БЫВШЕЙ

— Н-да — а… промычал он сквозь зубы, в которых была зажата сигарета, и переместил её языком, отчего пепел припорошил ему грудь.

— Тьфу ты! — хотел он выругаться, так вынуть сигарету не получалось: в правой руке булькала закадычная подруга — бутылка пива; а левой не было, оторвало на службе.

Награды, завоеванные собственной кровью, тоскливо мерцали сквозь стеклянные дверки шкафа. Они не могли вернуть Герою ни левой руки, ни его боевых товарищей, и уж тем более, — залатать душевных ран. Напротив, стоило ему открыть дверку шкафа, как иглы наград, пришпиленные к военной форме, впивались в сердце пулями, что покосили товарищей в бою, как и сейчас, жаля по его беспомощности.

И он пыхтя, опять передвинул сигарету во рту, и неудачно, отчего пепел полетел уже в глаза. Комната сотряслась от ругательств. Витёк, наконец, сообразил выплюнуть сигарету, и теперь она покинула уютное гнёздышко, где так славно дымила, отравляя своего хозяина…

Увы! Теперь она присоединилась в виде окурка, к пустым бутылкам на полу. Всякое, конечно было: и засыпал с куревом во рту… Но чтобы вот-так, по — предательски, фукнуть в глаза!

Он приложился к пиву, допил его. В мозгу что — то зашевелилось, похожее на мысль: — А как же ни разу не загорелась подушка?!

Он резко сел на диване, и тут же упал — от головной боли.

«Вот зачем было так напиваться?! — тоненько пропищала Совесть, где — то далеко — далеко…

Кажется, в пятках…

Он пошаркал пятками.

Потом ещё, и, кажется, полегчало.

Боль не так пронизывала мозги. Он закинул ногу на ногу, и всматриваясь туда, где Совесть пыталась дать о себе знать, снова повторил, косясь на пальцы ног, а вернее — на ногти завидной длины: — М-да — а!…Как у поручика Ржевского — скоро стучать, вместо копыт будут!

Пиво кратковременно заглушило похмелье, и он улыбнулся собственной шутке. Потом повернул голову на бок, и увидел батарею пустых бутылок у дверей комнаты. Он снова застонал: ну как он мог столько выпить!?

Такого просто не может быть!

Глядя на отблеск стекла, вдруг почувствовал нехороший холодок, скользнувший кратковременно, но ощутимо по всему телу. В такие минуты он звал кота, и тот подставлял ему тёплый мохнатый бок.

Кот — единственный, кто принимал его всегда, даже — пьяным. Но где же котяра, этот толстяк, способный убаюкать Витька без бутылки?

Изморозь до липкого пота прошлась уже по ногам, добирается до груди, от одного лишь воспоминания сна — кошмара, что видел он.

Кошмар, где в постели обнимала его Бывшая!…

Марево — сон, где слышится звук бьющегося стекла, переходящий в умопомрачительный звон, в пение хора тонких — тонких голосов, — такого он ещё не слышал, — и оно хуже собачьего воя, пробирает до костей…

Даже сейчас, когда Витёк проснулся.

На руке он заметил кровавые подтеки, засосы, где целовала его Бывшая.

— Это что?…Действительно — было!? — с ужасом подумал он. Ладонь противно тряслась. Он схватил допитую бутылку с пола, и с диким выкриком запустил в дверь.

Она как раз, открылась.

Там стояла Бывшая, которой уже не было в живых.

— У-у-у!… — морозящим до тошноты голосом произнесла красивая женщина. — Да тебе скоро к нам можно собираться! — и потёрла мертвенно — белые ладони…

Он стал шарить под матрасом. Нащупав пистолет, дрожащей рукой достал его.

Прошипел: — Пшла… Вон пшла, зарр-раза!

— Стреляй, дурачок! — улыбнулась она, и откинула окровавленную прядь рыжих волос. — Только не промахнись! — она открыла зияющую дырку во лбу. Из неё ещё сочилась кровь.

— Тебя же… убили! — прошептал Витёк.

— Так, да не так! — рассмеялась рыжая бестия, и захихикала нежным голоском, который быстро перешёл в невыносимое пение адского хора.

— Ну, хватит! — заорал он, и выстрелил наугад.

Шум знакомого оружия привёл его в чувство.

Дым рассеялся: на дверях прибавилось отверстий. Это был её не первый визит.

Он откупорил ещё пива.

Залпом выпил. Не помогло.

— Так!…Уже не помогает! — он заметался по комнате в поисках одежды. Дотянулся до выключателя.

Бесполезно.

— Какого чёрта!?… — заругался, обнаружив, что он не работает.

— Света нет. Для тебя он погас, Герой. — она сидела на диване, голая.

Он в ужасе попятился.

— Ну — ну! Я предвкушаю поцелуй, и вижу — ты мне очень рад! Недавно мы делили постель, и ведь ты на мне не был ягнёнком, верно? — она раздвинула бедра, — Когда — то ты покрывал эти ноги поцелуями с низу, до самого «ни — ха — чу-у! — протянула рыжая, и подняла одну ногу на диван. Погладила её от бедра к колену.

А дальше… А дальше — виднелось… волосатое копыто!

— Но… тогда у тебя были ноги, а не… — начал заикаясь он.

— А не копыта? — усмехнулась она. — Да ты на себя — то посмотри! Тоже мне — святоша!

Он глянул на свои ноги.

— Нет — нет!…Этого не может быть! — бормотал он.

— Чего не может быть — того уже не будет! — отрезала она. Потом тряхнула рыжей шевелюрой, от чего он невольно вздрогнул, — уж так хороша, на живую похожа!

А потом её лицо исказила жуткая гримаса, и он понял, что наверно, этот визит — окончательный…

А Бывшая уже меняла голос: в нём появились визгливые нотки, из адского хора: — Ты думал, став последним алкашом, и таскаясь с замужними тётками, — сделал очередной подвиг?…А?…Герой?…послышалось бьющееся стекло.

Витёк прикрыл глаза, чтобы не страшно умирать было.

Вот только обида — глупо как — то!

С Бывшей, да ещё — мёртвой…

Она притопнула копытом: — А тебя ведь предупреждали!

— Где?…Кто? — пытался хоть что — то понять Витёк.

— Да на, смотри! — и рыжая бестия щёлкнула чем — то.

И перед ним прокатилась кинолента прожитой Витьком судьбы. Как бездарно он потерял время, данное для дел.

Не то было ужасно.

Он увидел то, чего никак не ожидал:

И увидел Герой себя впереди роты, с Золотыми крыльями Победы.

Как она, Победа, била его руками врага.

Как уста Героя — Поэта вели на вершину Подвига бойцов, и там они, окрыляясь, возвращались к нашим войскам.

И шли впереди смертных, побеждая саму смерть!

И Герой плакал от стыда прозрения, что считал своих ребят погибшими.

Как он ошибался…

Они стали живее живых. И теперь с укором смотрели через свои нимбы Святых на падшего Героя.

…Через пелену запоздавших слёз, он видит себя в окружении батареи пустых бутылок, как на столе, так и под столом…

Конец ознакомительного фрагмента.