Псалом бурь и тишины

Розанна А. Браун, 2021

Бестселлер The New York Times. Экранизация! «Псалом бурь и тишины» – вторая часть фэнтезийной дилогии, основанной на западноафриканской мифологии. Прошло пять дней с тех пор, как Карина и Малик поцеловались на крыше Храма Солнца. Малик хотел убить ее, чтобы спасти свою младшую сестру. Карина лишилась трона и сбежала из Зирана, а ее старшая сестра восстала из мертвых. Такой короткий срок, а мир, каким они его знали, повергся в хаос. Чтобы остановить катастрофу, Малику придется использовать свой магический дар и склонить Карину обратно на свою сторону. Но как завоевать доверие того, кого ты пытался убить? Для фанатов Томи Адейеми, Сабы Тахир, Рене Ахдие и Ли Бардуго.

5. Малик

— Поверить не могу, что они такое с тобой проделали! — Резкость интонаций Лейлы контрастировала с той нежностью, с какой ее пальцы перебирали волосы Нади. — Ты ведь мог погибнуть!

Возможно, Малик и ответил бы, если бы в этот момент он мужественно не терпел боль. Попробуй не дернуться, когда портниха больно колет тебя острыми иголками, прямо на тебе сшивая части праздничного наряда для церемонии Дня Воды. Тяжелая, гладкая, похожая на шелк синяя ткань с орнаментом лежала на его груди и плечах, подчеркивая их ширину. Да, в таком кафтане особо не посутулишься. Малик вынужден был признать, что раз-другой потерпеть укол иголкой — небольшая цена за этот наряд, учитывая, что он стоил столько, что, если его продать, можно было бы на целый год обеспечить едой все население Обура.

И все это принадлежало им: украшенная драгоценными камнями одежда, просторные богатые комнаты, слуги, выполнявшие каждую их прихоть еще до того, как она будет озвучена. Малику казалось, что он никогда к такому не привыкнет, даже проживи он во дворце всю оставшуюся жизнь.

Когда портниха наконец заменила иглы настоящим швом и, в качестве последнего штриха, перепоясала Малика жемчужным поясом с ярким золотым подвесом, она отступила на шаг назад, скромно сложила руки и сказала:

— Избранник Адиль, все готово. Если вам что-то не по нраву, я прошу вас, укажите мне на изъяны, и я мигом все переделаю.

Малик никак не мог свыкнуться и с этим — с каким почтением теперь обращались к нему люди. Никто бы не опускал глаза при беседе с ним, если бы они знали, что он всего лишь нищий паренек из Эшры.

— Наряд чудесен, благодарю вас, — ответил он. На лице у Лейлы было написано, что она многое еще хотела бы сказать, но сдерживает себя при посторонних. — Не могли бы вы теперь оставить нас, пожалуйста?

Портниха растерянно моргнула. Малику потребовалась целая секунда на то, чтобы вспомнить, что знать никогда не просит — она всегда приказывает. Но, быстро сообразив, чего от нее хотят, женщина попрощалась зиранским жестом уважения — приложила три пальца сначала к губам, затем к сердцу — и поспешила из комнаты. Стараясь не испортить наряда, Малик осторожно опустился на диван напротив другого, где Лейла заплетала Наде косы, и поморщился: полученные утром травмы давали о себе знать.

— Я не думаю, что мне грозила настоящая опасность. Если бы меня хотели убить, было бы логичнее просто перерезать мне горло, пока я без сознания валялся в больнице, — сказал он.

Лейла нахмурилась еще больше, расчесывая гребнем с каменьями особенно упрямую прядь Надиных волос.

— Что это за учитель такой, который бросает ученика в львиное логово, еще ничему его не научив? Кроме того, Фарид однажды уже воспрепятствовал тебе в использовании магии. Если они так озабочены, чтобы ты мог собой управлять, почему бы ему при необходимости не делать этого снова — до тех пор, пока не завершится твое обучение?

В словах Лейлы был смысл: насколько знал Малик, Фарид мог в любой момент отсечь его от нкра, как он сделал это во время первого испытания, когда Малик пытался убить Карину на Пальцах Вдовы. В этом случае у Малика сейчас было бы чуть больше ребер, которые бы не ломило от боли.

— Твои способности, Малик, — это дар — и даже не просто дар, а наследие, — сказал ему Фарид. Он нагнал его и стражей у самой больницы, когда те уже сняли с глаз Малика повязку. После избиения Малику было так худо, что дворцовый камергер практически внес его в его палату. — От богов и царей через твоих предков они перешли к тебе. После обучения под моим руководством ты станешь несравненным улраджи.

Малику никто никогда не говорил, что он может достигнуть в жизни чего-то значительного. Раз он собирается стать учеником этого человека, то должен принять за аксиому, что все, что делает его наставник, он делает ради его блага, даже если с первого взгляда это не очевидно.

— Смысл испытания состоял в том, чтобы убедиться, что я способен самостоятельно сдерживать Царя Без Лица. Какой в нем был бы прок, если бы Фарид делал это за меня. И кроме того, не может же он каждый день тратить на меня магическую энергию. У него других дел полно.

Взгляд Лейлы упал на повязку, скрывавшую следы зубов самого Малика.

— И все равно это ужасно жестоко. Могли бы хотя бы заранее предупредить, что ли. Им-то себя за руку кусать не пришлось.

Малик не мог не оценить то, как его сестра старалась понять, что с ним происходит. После Солнцестоя их разговоры больше не заканчивались, как раньше, тем, что она говорила ему, что он все сделал не так. Само по себе это было неплохо, но он не знал, как объяснить ей, что боль — это иногда единственное средство, что позволяет ему держать себя в руках.

— Что было, то прошло. Главное, что Совет мне теперь доверяет и нашему положению здесь ничто не угрожает.

Лейла взглянула на него так, будто хотела еще что-то сказать, но лишь покачала головой и, помолчав, спросила:

— А ты рассмотрел принцессу? Как она выглядела?

Малик подумал о девушке, сидевшей на троне перед ареной, о том, как все ее непроницаемое самообладание вдруг улетучилось — и из-за чего? Из-за каучукового браслета.

— Ничего необычного в ней не было, — сказал он. — С виду и не скажешь, что она вернулась с того света.

Лейла вздохнула.

— Ну, помолимся Патуо, чтобы пути наши больше никогда не пересеклись. Как будто нам не хватает магических иллюзий и злых духов. Ожившая мертвая принцесса — это для нас слишком. — Она воткнула последнюю шпильку с рубином в сложный узор из кос, который она создала на голове Нади. — Готово! Нравится?

Надя посмотрела на себя в зеркало, но ничего не сказала. Ее брат и старшая сестра обменялись встревоженными взглядами. Возвратившись из мира духов, их сестренка никак не могла прийти в себя. Никаких физических отметин на ней не осталось, но она что-то видела по ту сторону — она не могла или не хотела сказать, что именно, — и это изменило ее изнутри.

Проследив за тем, чтобы его лицо не выражало испытываемой им тревоги, Малик присел перед ней на корточки.

— Знаешь, что мне напомнил цвет твоего платья? Нашу курицу Маргаритку.

Перед Надиными глазами появилась белая, чуть рябая курица, которую создал Малик. С тихим кудахтаньем она прошлась по комнате туда-сюда. В былые времена Надя запищала бы от восторга, увидев такое зрелище. А сейчас она просто смотрела на переваливающуюся с ноги на ногу курицу без всякого выражения на лице.

— Я хочу домой, — сказала она. Малик распустил иллюзию, и курица исчезла. Малик прижал Надю к груди, не в первый раз удивляясь, какая же она маленькая. Лейла опустилась на колени, чтобы быть к ним поближе. — Хочу к маме и нане.

Лицо Лейлы скривилось — она никогда не плакала при Наде, но сейчас была очень к этому близка. Хотя на ней было небесно-голубое платье — ничуть не хуже, чем белое Надино, — она надела выцветший темно-синий шарф, который был с ней на протяжении всех их скитаний. Лейла никуда без него не выходила, несмотря на то, что могла сейчас купить сколько угодно более красивых шарфов. Малик понимал желание Лейлы сохранить хотя бы частичку прошлой жизни, пусть жизнь их и была не сахар.

Со всеми своими нарядами и украшениями Зиран никогда не станет для них домом, свой дом они потеряли. И Малик не мог позволить себе слишком много думать о прошлом — ведь тогда они никогда не выберутся из-под его обломков. У них нет иного выхода, кроме как идти вперед, а делать они могли это только под покровительством Фарида.

— Ничего, все наладится, — пообещал он. Кому он это сказал: Наде, Лейле или самому себе — он не знал. Он понимал только, что эту клятву нельзя нарушить.

Какая бы жизнь их ни ждала, она будет лучше, чем то, через что они прошли.

Не отрываясь от его груди, Надя слабо кивнула. Она по-прежнему как будто смотрела на что-то видимое только ей. Лейла первой отстранилась от них и спросила:

— Ну что, ты готов к церемонии?

— Наверное.

В конце концов, это же просто обряд. Его не может ждать что-то плохое.

* * *

Оказалось, что может. Еще как.

— Ваше участие в сегодняшней церемонии — большая честь для нас, Избранник Адиль. — Жрица Воды вела Малика по украшенным ракушками переходам ее храма. — Я уверена, Сусоно и другие боги приветствуют вас.

Малик молча кивнул — боялся, что, если откроет рот, его вырвет. Он понял Фарида так, что это будет не слишком важное мероприятие, на которое придут, ну, может быть, пятьдесят человек. Но на нижнем этаже Храма Воды собрались уже сотни, и каждую секунду народу прибавлялось. Тысяча глаз будут следить за каждым движением Малика и сравнивать его с Тунде.

Жрица Воды стала объяснять, в чем конкретно заключаются его обязанности на церемонии, но с таким же успехом она могла обращаться к пальмовому пню: он не запомнил ровным счетом ничего. Он ответил какими-то подобающими случаю словами — что-то вроде «я приложу все усилия к тому, чтобы достойно возвестить о новой эре». После этого жрица оставила его, и он почувствовал себя так, будто ждал, что с минуты на минуту будет погребен под обрушившимися на него стенами храма.

«Я не понимаю, как функционирует твой разум, — сказал Идир, когда перед глазами у Малика появились черные пятна. — На прошлой неделе ты противостоял чудовищам и богам, а тут внезапно развалился из-за необходимости выступить перед горсткой людей».

Малик и сам не знал, почему в его мозгу вполне безобидные, не несущие угрозы для жизни вещи разрастались таким образом, что вызывали вселенскую тоску. Ему… ему надо выйти отсюда. Это все какая-то ошибка.

Фарид предупредил его, что использовать магию следует только в случаях крайней необходимости, но это и была крайняя необходимость. Он быстро соткал две иллюзии: собственный пустой образ, чтобы он ждал возвращения Жрицы Воды, и покрывало невидимости, которое он накинул на себя. Покончив с этим, он выскользнул из комнаты и тихо прокрался мимо приставленных к нему караульных. Его уход заметили только несколько странного вида жуков, сиротливо пристроившихся на перилах лестницы.

От запахов, витающих в Храме Воды, у Малика кружилась голова. Слишком сильные ароматы курений, кувшинок, морской соли — и все это одновременно. Он как будто погрузился на дно океана. Надо вдохнуть свежего воздуха. Выйти наружу.

Но чтобы выйти из храма, нужно было пробраться через толпу прихожан, и хотя они не могли его видеть, желудок Малика скручивался узлом из-за их многочисленности. Они толпились вокруг небольших фонтанов и совершали предмолитвенное омовение. В воздухе висело напряжение, люди, бросая по сторонам настороженные взгляды поверх поднятых рук, перешептывались о состоянии дел в Зиране после Солнцестоя.

«Говорят, Адетунде сбежал с принцессой Кариной».

«Сегодня здесь будет Избранник от знака Жизни. Как он выжил, ударив себя кинжалом в сердце? Может быть, он тоже колдун?»

«К сожалению, Фарид больше времени и внимания уделяет принцессе, чем управлению городом».

Каждая фраза была для Малика как укол иголкой. Если бы Фарид был здесь, вряд ли такие разговоры происходили бы. И, может быть, он бы подсказал, где здесь можно остаться одному на пять минут. Но Фарид действительно находился во дворце вместе с Ханане, решив пока ограничить свои появления на публике.

Вдруг Малик оказался в огромном зале, где располагались несколько неглубоких длинных бассейнов. Он сел на пол, опершись спиной о борт одного из них, и попробовал снова начать дышать. В отличие от Ксар-Алахари, Храм Воды не был защищен охранными заклинаниями от темного народца, поэтому его окружили тени, глядя на него белесыми глазами.

— Уйдите, — простонал он. — Пожалуйста, хоть на один день оставьте меня в покое.

Как и всегда, тени оставили без внимания его мольбы и подступили еще ближе. Малик сосчитал до ста, затем от ста до одного, затем опять до ста. Попытался припомнить все, что с ним когда-либо происходило хорошего: проведенные в полях дни, когда он пас овец в Обуре; тихие вечера, когда он помогал нане готовить ужин; танец с Кариной, когда на протяжении целой песни ему казалось, что они с ней на одной стороне.

Паника медленно рассеялась, оставив после себя тупую головную боль. Малик вздохнул.

Вон та девушка уже довольно долго на тебя смотрит.

Голос Идира вывел Малика из задумчивости. Идир не обманул: девушка примерно его возраста стояла в дверях зала с бассейнами и глядела на него. Она обернулась через плечо, и то, что она увидела, заставило ее подбежать к Малику и усесться рядом с ним.

— Я прошу прощения за навязчивость, — задыхаясь, сказала она, — но не могли бы вы притвориться, что вы полностью и безвозвратно очарованы мной?

Малик удивился, но кивнул. В дверях появилась немолодая женщина, и девушка поджала губы.

— Боги на небесах, пришла-таки. Быстрее, засмейтесь, как будто я сказала что-то уморительно смешное.

Малик послушался. Когда женщина нашла их взглядом, девушка положила руку на локоть Малика и наклонилась к нему, так что он смог рассмотреть красные нити, вплетенные в ее уложенные волосы.

— А теперь сделайте вид, будто мы поглощены увлекательной беседой. Она не осмелится ее прервать. — Девушка пахла кожей и чернилами — приятный запах, напомнивший Малику о тех нескольких книгах, которые были у них в семье. — Если мать увидит, что я нахожусь в обществе симпатичного мужчины, она наверняка до самого вечера не будет мне докучать.

Краска прилила к лицу Малика — его еще никогда не называли симпатичным. Мать девушки посмотрела на них с одобрительной улыбкой и вышла из зала. Как только она скрылась из виду, девушка отстранилась от Малика.

— На всякого рода собраниях мать ведет себя как учуявшая кровь акула. Если бы я от нее не сбежала, она всучила бы меня первому попавшемуся ей на глаза кавалеру. Ей лишь бы жениха мне найти.

— Рад, что смог помочь.

— Благодарность моя не знает границ. Ух ты… это что, Глаз Ахмена?

Девушка схватила Малика за руку и принялась разглядывать Отметину, которую он забыл спрятать под рукавом.

— А это жезл Торбека! Я еще никогда не видела, чтобы кто-либо из наших современников так точно воспроизвел кеннуанские иероглифы. Где вы сделали себе эту татуировку?

Малик так растерялся, что девушка, взглянув ему в лицо, испуганно отпустила его руку.

— Простите меня, пожалуйста… Я просто увлекаюсь историей кеннуанской империи. Так удивительно встретить вне стен университета человека, который тоже ее изучает. Сейчас мало кто интересуется древностями.

Малик не стал бы утверждать, что с империей Кеннуа его связывает именно «интерес», но и не собирался пускаться в объяснения о своей принадлежности к Улраджи Тель-Ра.

— Не извиняйтесь. Кажется, я не расслышал вашего имени…

— О, простите меня за грубость! Меня зовут Яема Аним. Я студентка, изучаю историю и культуру древних народов Сонанде. А вы?..

Фальшивая личность Малика внезапно стала сильно давить ему на плечи.

— Мое имя Адиль Асфур. Власти прислали меня сюда на замену Избраннику Воды.

Яема глядела на него во все глаза.

— Так это вы… Это вы почти выиграли Солнцестой… Это были вы.

— Да, это был я. — Интересно, не так ли люди всегда разговаривали с Кариной, — как будто обращаясь к созданному им образу, а не к настоящему человеку? — Но, пожалуйста, давайте обойдемся без церемоний. Я простой парень.

Яема в смущении заломила руки.

— Вы Избранник от знака Жизни, а я… Просто я всегда нервничаю, когда вокруг столько народу… И я просто хотела, чтобы мать оставила меня в покое хоть ненадолго, но если бы я знала, кто вы, я никогда бы не осмелилась…

— Все хорошо, не о чем беспокоиться, — заверил девушку Малик. Подумать только, у нее совершенно такая же проблема, что и у него. — Я знаю, что, когда вокруг столько незнакомых людей, это может совершенно…

–…выбивать из колеи, — закончила за него Яема, и Малик кивнул. Девушка, у которой, как успел заметить Малик, на ладони был знак Жизни, улыбнулась. На левой щеке у нее появилась ямочка. — Как бы то ни было, я у вас в долгу за помощь сегодня. Если устанете от дворцового распорядка, добро пожаловать ко мне в университет. Приходите в любое время.

— С удовольствием.

А говорил, не знаешь, как обольстить женщину.

Малик вздрогнул.

— Не знаю!

— Не знаете чего?

— Я… — Малик вдруг осознал, насколько близко она от него, но ведь он не обольщал ее, он просто проявлял вежливость. О боги, неужели это она любезничала с ним? Если и так, он все испортил тем, что разговаривал сам с собой, как полоумный. Но она продолжает смотреть на него, что же ему говорить…

— Простите, мне кажется, меня уже ищет Жрица Воды, — сказал он и рванул из зала с бассейнами с такой скоростью, что ему мог позавидовать даже леопард. Оказавшись в комнате, где его оставили ждать церемонии, он распустил собственный образ. Да уж, повел он себя как дурак. Царь Без Лица молчал, но и так было понятно, что злого духа позабавил тот факт, что красивая девушка попыталась поговорить с Маликом, а он в буквальном смысле сбежал от нее.

Но долго ему упиваться собственным унижением не пришлось. Меньше чем через минуту в дверь заглянула Жрица Воды и позвала его.

Пора было начинать обряд.

Церемония проходила в дальней части храма. Там стояла купель, вода в ней была освящена елеем и травами, и в ее центре возвышалась статуя Сусоно-бегемотицы. Малик занял место рядом со Жрицей Воды, и она обратилась к толпе с речью:

— Братья и сестры, мы собрались здесь сегодня по прошествии самого бурного Солнцестоя из всех, что знала наша держава. Но даже в период потрясений неизменной остается милость богов. Только благодаря им мы существуем, и для меня величайшей честью — самой большой честью, выпавшей мне в моей скромной жизни, — будет провести обряд встречи новой эпохи, в которой будет править Сусоно, наше божество-покровитель.

Толпа возликовала, а у Малика почему-то защемило в груди.

Тебе обидно, потому что эти радостные крики предназначены Тунде, хотя в действительности это ты выиграл Солнцестой. Тебе обидно, потому что они должны славить тебя, а не его.

Малик сжал зубы и еще больше упрочил стену, отделявшую его от духа. Конечно, дело не в этом. Не мог же он испытывать зависть к своему исчезнувшему другу.

К счастью, его роль в Церемонии Очищения оказалась простой. Рожденные в Сизигии Воды жители Зирана подходили к купели по одному, и Малик помазывал их миром, а потом Жрица Воды с молитвой помогала им спуститься в воду и окунуться с головой:

— Из воды мы приходим и в воду уйдем — святые и грешники, пророки и глупцы. — Стены обширного зала усиливали голос жрицы в тысячу раз. — Пусть вода объемлет, очистит и исцелит тебя, чтобы стал ты таким, каким пришел на этот свет.

Показавшись из воды, первый мужчина судорожно вздохнул. Вид у него был слегка ошалелый, как будто и правда под водой он встретился с чем-то божественным. Его приветствовали радостные крики. Прогудели бамбуковые рожки, и вперед выступила стоявшая следующей женщина. Настал ее черед окунаться в купель.

Малик и Жрица Воды быстро вошли в ритм проведения ритуала. Именно этого Малику всегда не хватало в жизни до того, как он открыл в себе магические силы, — полной и безоговорочной веры в то, что в мире существует нечто более высокое, чем может постигнуть человек. Даже просто участие в церемонии вызывало такое чувство, будто он прикоснулся к чему-то важному, значительному. Он понимал, почему улраджи презирали зиранских богов, но на самом деле что в них плохого, если они приносят людям радость и спокойствие?

Наконец настал черед последнего моленника совершить обряд. Взгляд Малика упал на знакомую красно-черную кожаную суму, перекинутую через худое плечо мальчишки.

Его суму, которую вот этот самый мальчишка украл у него перед Солнцестоем.

Мальчик явно тоже его узнал, потому что затрясся от страха. В груди Малика полыхнула злость: если бы этот малец не украл у него сумы, Царь Без Лица не похитил бы Надю и многие люди были бы до сих пор живы.

Но если бы он не украл этой сумы, то Малик никогда не сдружился бы с Тунде и не стал бы учеником Фарида. Он никогда по-настоящему не открыл бы в себе магии. С того дня случилось много плохого, но много и хорошего — поэтому Малик тепло улыбнулся мальчику, когда тот, запинаясь от страха, подошел к купели.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Мальчик судорожно вцепился в лямку сумы, как и сам Малик делал бесчисленное количество раз.

— Ха… Хассан.

— Вот что я тебе скажу, Хассан. — Малик заговорщически наклонился к мальчишке. — Эта сума идет тебе значительно больше, чем мне.

Мальчишка удивленно хмыкнул, и напряжение покинуло его. Малик помазал миром его щеки и лоб и молча попросил богов даровать Хассану долголетия и процветания. Жрица Воды жестом подозвала его к купели, но Хассан замешкался в явном смущении.

— Боишься? — спросил Малик, и Хассан кивнул. Малик повернулся к Жрице Воды. — Я бы хотел сам помочь ему окунуться, если мне это будет позволено.

Наверняка это было нарушением традиции, но жрица кивнула. Малик поднял Хассана на руки и осторожно опустил мальчика в воду, поддерживая ему голову, как младенцу. Он увидел собственное отражение в больших карих глазах мальчика, почувствовал, как застыли все его мускулы, когда вода сомкнулась над его худеньким телом.

— Все хорошо. Ничего с тобой не случится, я обещаю, — сказал он. Жрица стала читать последнюю на этой церемонии молитву.

–…Пусть вода объемлет, очистит и исцелит тебя, чтобы стал ты таким, каким пришел на этот свет.

На последнем слове молитвы тело Хассана содрогнулось, он забил руками и ногами, и Малик быстро вытащил его из воды и опустил на выложенный узорчатой плиткой пол. В горле мальчика как будто клокотала вода, но сколько Малик ни стучал по его спине, изо рта его ничего не выливалось. Он корчился и кричал, а потом из его раскрытого рта раздался голос, который не мог принадлежать ему.

— Не может быть воскресения без обновления, улраджи, — этот голос доносился как бы с неизмеримой морской глубины, слова грохотали, словно все волны на свете встретились в одном месте. — Наша мать гневается. Где правило милосердие, туда придут саранча и чума. Где была благость, пребудут там лишь бури и чудовища. Такова цена воскресения без обновления. Правитель воскрес, правитель должен быть обновлен. Только тогда ее гнев будет утолен.

— Сусоно! — вскричала Жрица Воды, но Малик не в силах был оценить тот факт, что с ним говорит настоящее божество, — в это время Хассан умирал у него на руках. Магия поднялась к горлу, но никакая иллюзия не могла предотвратить того, что происходило перед ним. Глаза мальчика закатились, он снова и снова повторял слова божества:

— Правитель воскрес, правитель должен быть обновлен. Правитель воскрес, правитель должен быть обновлен. Правитель воскрес, правитель должен быть обновлен.

Малик беспомощно сидел на полу с мальчиком на руках — сидел, пока тот не умер, захлебнувшись водой, которой не было в его легких.