Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии

Робин Махержи, 2014

«История – это не просто используемый нами инструмент, она крайне важна, поскольку во многом определяет, кто мы. В некотором смысле это объясняет, почему тираны сжигают книги и в конечном счете тех, кто их пишет». Р. Махержи Вся наша жизнь: от общения с друзьями в баре до писем деловым партнерам, от первых свиданий до игр с детьми – состоит из историй. Истории – это то, что нам приходится рассказывать постоянно. Кто-то делает это лучше, кто-то хуже, а кто-то превращает это искусство в свою профессию. Так становятся писателями, драматургами и, разумеется, сценаристами. В основе этой книги лежат две идеи. Во-первых, что история рождается естественным образом. Во-вторых, что законы истории отражают законы природы. Опираясь на эти утверждения, Робин Махержи научит вас, как рассказывать истории так, чтобы они захватили интерес сначала продюсеров фильмов, а затем и миллионов зрителей. Выполняйте упражнения, набирайтесь эмоций и опыта, живите полной жизнью, слушайте истории других и скорее переходите к практике! Ведь переломный момент в рождении нового сценариста происходит, когда ручка соприкасается с листом бумаги. Робин Махержи – сценарист фильмов и телесериалов «Чисто английское убийство», «Медики», «Жители Ист-Энда», «Катастрофа», «Лоре» и другие.

Однажды в вашей голове

Говорят, рыбы не осознают, что живут в воде, хотя, вероятно, если изменить температуру, плотность или состояние этой воды, чешуйки у них встанут дыбом. Вода не просто поддерживает рыбу на плаву, она сообщает ей информацию — информацию, которая, скорее всего, имеет смысл, и неважно, о какой рыбе идет речь — хищной или нет. Суть в том, что среда, в которой живут рыбы, становится для них настолько привычной, что, если не вытаскивать их на воздух, они будут уверены, что составляют с ней единое целое (неизвестно, есть ли у рыб вообще какая-то позиция по данному вопросу, но не будем уходить от темы). Аналогичным образом можно утверждать, что нас окружают истории, мы черпаем в них поддержку и информацию, но едва ли замечаем их существование, а значит, считаем неотделимыми от нас самих.

Истории окружают нас всю жизнь — сколько мы себя помним. Родители, бабушки и дедушки рассказывали нам сказки. Быть может, мы с недоумением рассматривали надписи в книжках с картинками, ожидая, пока кто-нибудь прочтет их вслух. Скорее всего, нам что-то рассказывали в первый день в школе. Истории улыбались нам с книжных полок школьной библиотеки. На протяжении всей нашей жизни они маршируют рядом — на экранах телевизоров, причем не только в виде художественных фильмов, но и в виде выпусков новостей, спортивных репортажей, заставок программ и рекламных роликов. Мы встречаем их в театре и в кино. Они раскрываются перед нами на разворотах газет, выливаются на страницы книг.

У историй есть важные функции. Они успокаивают детей, рассказывают нам о мире, формируют образ мысли и заставляют совершать покупки. Хороший маркетинг не просто рассказывает о свойствах продукта, у него есть нарратив. Роль нарратива для вероучений еще важнее. Моисей не просто провозгласил десять заповедей — он спустился с ними с горы. Пророчество, лишенное грома и молний, — всего лишь предположение. Лишенная иносказаний проповедь скучна. Потому, чтобы донести свою мысль, будь она о банке фасоли или о смысле жизни, нужна история.

Итак, мы знаем, что такое истории. Даже если мы слушаем их, не вдаваясь в подробности конструкции повествования, мы с легкостью отличаем хорошую историю от плохой.

Прежде чем мы продолжим, хочу предупредить. Раз уж рыба осознает наличие воды, только оказавшись на суше, мы тоже должны выйти за пределы собственной истории, чтобы понять, как она работает. И вряд ли нам это понравится — как и рыбе, вытащенной из воды. Возможно, в долгосрочной перспективе у нас разовьется вкус к хорошему материалу, из простых обывателей мы превратимся в эстетов и нас будет куда сложнее соблазнить.

Однажды мне довелось побывать в русском морге — в исследовательских целях, и я был ошарашен, увидев в ординаторской календарь в стиле пин-ап. Я недоумевал: как можно распивать чай во время перерыва, с вожделением поглядывая на человеческое тело, если только утром ты резал точно такие же тела своими руками? Безусловно, когда знаешь всю эту чернуху изнутри, сложно поддаться очарованию внешней формы. Однако, будучи писателями, мы, подобно патологоанатомам, должны переступить через собственную чувствительность, через очевидное обаяние дамочек, эффектно позирующих в бикини ради нашего сомнительного удовольствия, и познать другую, более глубокую красоту. Вскоре мы обнаружим, что то, что делает историю — идеально отлаженное и мощное сочетание драматических компонентов, — столь же прекрасно, как и сам ее сюжет.

Подумайте над следующими вопросами (возможно, они уже приходили вам на ум). Пусть для среднестатистического восприятия истории они не имеют особого значения, зато помогают видеть дальше пин-апа. Копните чуть глубже. Попытайтесь увидеть, сколько историй окружают вас изо дня в день — целое море, в котором вы плаваете, сколько себя помните.

• Зачем нам нужны истории, почему мы хотим их слушать?

• Почему истории существовали на протяжении всех веков, во всех культурах, от самых «примитивных» до самых «развитых»?

• Почему тоталитарные режимы в первую очередь заставляют умолкнуть именно рассказчиков? Они представляют угрозу? Для чего? Каким образом?

• Что происходит с беседой, когда кто — то начинает рассказывать историю?

• Что происходит с нами, когда мы слышим историю?

• Если говорить о личном восприятии, есть ли истории, которые тронули и изменили нас?

• Почему связь с историями, с которыми мы познакомились в детстве, сохраняется до конца наших дней?

• Возвращаемся ли мы к историям, которые услышали в детстве и запомнили?

• Меняла ли когда-либо история наше восприятие чего-либо?

• Меняла ли когда-либо история наше восприятие самих себя?

• Можно ли вообразить жизнь или мир без историй? На что он будет похож?

Я не только сам размышлял над этими вопросами (все что угодно, лишь бы не садиться за написание книги!), но и периодически задавал их группам писателей. Далее представлены ответы, которые встречались чаще других, хотя этот список нельзя считать исчерпывающим. Прежде чем приступить к его прочтению, остановитесь и набросайте собственные ответы — или просто продумайте их. Время от времени возвращайтесь к этим вопросам, особенно если устали или чувствуете, что вымотались. Возможно, тогда вы вспомните, почему вообще решились писать. По крайней мере, они вновь откроют вам глаза на невероятную мощь этого искусства.

Из историй мы узнаем о мире

Так, «Аббатство Даунтон» рассказывает нам, как строили козни в загородном доме эдвардианской эпохи. «Линкольн» открывает дверь в историю, позволяя увидеть ее в решающий момент, который едва ли можно в полной мере осознать в обычной ситуации. Благодаря различным фильмам и телепрограммам мы наблюдаем за бойлерными, торговлей хеджевых фондов, Английской революцией, распространением опиума, малобюджетными проектами в Балтиморе и космическими станциями. Любители медицинских сериалов, посмотрев сезон-другой, пожалуй, вполне смогут использовать прием Геймлиха или провести трахеотомию. Для поклонников судебных процедуралов^[1] большим соблазном станет самостоятельная защита своих интересов в суде — хотя я бы не рекомендовал.

Сюжеты, которые встречаются в фильмах и книгах, подстегивают нас заглянуть туда, куда в обычных условиях мы бы точно не сунулись. А ведь мы пытливые создания. От этого зависит прогресс и выживание как отдельного человека, так и всего нашего вида. Так рассказывается история человечества — это традиция, столь же древняя и важная, как эпические поэмы и странствующие трубадуры. Кроме того, можно в удовольствие провести время, неся пешую патрульную службу, находясь в компании выдающихся людей или отстаивая свободу далекого колониального поселения — пусть даже опосредованно.

Из историй мы узнаем о себе

Шекспир называл историю зеркалом, в котором отражается все хорошее, что есть в нас, все хорошее, отринутое нами, главные идеи, влияющие на наши мысли и поступки. Так что история может раскрыть нам глаза на величайшие добродетели: смелость, доверие, верность, достоинство и не только. Равно как и на их поизносившихся собратьев: злость, зависть, трусость, высокомерие и т. д. Когда Гордон Гекко, герой фильма «Уолл-стрит», заявил, что жадность — это хорошо, эхом отражая мощную идею того времени, мы разглядели не только внешний блеск, но и гнусные последствия бесконечной алчности. Когда доктор Кинг Шульц решил пристрелить Кэлвина Кэнди, вместо того чтобы пожать ему руку («Джанго освобожденный»), нам предложили поразмышлять о тонкой грани между принципиальностью и инстинктом самосохранения. В английском языке слово story (история, рассказ) произошло от другого — однокоренного со словом wisdom (мудрость). Мудрость требует определенного самоанализа, рефлексии, отличающей нас от животных, с которыми мы сосуществуем (причем не всегда мирно) в одной экосистеме. Эта же идея отражается в названии, которое мы дали себе как виду. Homo sapience означает «человек разумный», причем sapience подразумевает как раз самоанализ. Так что история — это не просто используемый нами инструмент, она крайне важна, поскольку во многом определяет, кто мы. В некотором смысле это объясняет, почему тираны сжигают книги и в конечном счете тех, кто их пишет. Кроме того, смысловой компонент усиливает значимость истории. Она перестает быть праздным развлечением и становится ключом к осознанию нашей идентичности, того, как мы — люди — функционируем.

Обрядность и коллективный опыт

Мы гордимся своей индивидуальностью («я не просто один из многих»), и все же есть некое удовольствие в том, что порой наша хрупкая исключительность становится частью чего-то большего — единой силы, действующей ради всеобщего блага. Вот почему иногда мы собираемся вместе — на стадионах, в местах поклонения, в кинотеатрах. Голубям и пандам подобное несвойственно. В фильме «Хичкок» Энтони Хопкинс, исполнивший роль главного героя, стоит за дверью зала, прислушиваясь к каждому вздоху и воплю. Его фильм «Психо» превратил полный зал мельтешащих людишек в группу зрителей, объединенных общим, коллективным ощущением ужаса. Впрочем, с тем же успехом их могли объединить радость, удивление и любая другая человеческая эмоция. За исключением переломных моментов, наши чувства зачастую приглушены, обобщены и сплетены друг с другом так тесно, что нас едва ли что-то может взволновать. Зато в зрительном зале эти чувства, усиленные общим опытом, настолько живы, что их можно смаковать, невзирая на нашу старость и цинизм, — они как мамин рецепт из детства. Такова сила кинематографа, и во многом именно поэтому он приводит людей в восторг.

Телевидение охватывает группы поменьше, но все же способно объединить не только членов семьи, сидящих на диване, но и приятелей, столпившихся у кулера или болтающих о пустяках. Благодаря ему мы чувствуем связь с духом времени и не ощущаем себя песчинкой в этой безжалостной вселенной. Задача писателя — создать обряд, момент, механизм, вокруг которого объединятся люди. Проще говоря, когда мы смотрим спектакль, фильм или телепередачу, когда слушаем радио или читаем книгу, мы не одиноки.

Истории говорят за нас

Порой я шучу, что в жизни писателя три преимущества. Во-первых, вечеринки. Во-вторых, узнаешь, что в жизни не бывает ничего плохого — все становится материалом для истории. В-третьих, предоставляется возможность заглянуть в места, которые обычно закрыты для людей, не имеющих к ним прямого отношения. Мне доводилось ездить на заднем сиденье полицейских автомобилей, на переднем сиденье скорой помощи, бродить по коридорам тюрьмы, беседовать с солдатами, медсестрами, спасателями, профессиональными юристами и инженерами из самых разных отраслей. Разумеется, приходится предъявить документы, но, как только попадаешь внутрь, просто поразительно, с какой готовностью люди вступают в беседу. Это происходит потому, что все мы хотим, чтобы нас выслушали, одобрили. Забвение обладает не меньшей властью, чем творчество, и даже если не всем нам грозит вот-вот исчезнуть навечно, пожалуй, каждого гложет некая остаточная тревога, что мы отстанем, а племя меж тем двинется дальше, — это первобытный инстинкт.

Знаете, почему поют дрозды? Причины могут быть разные: поднять тревогу, заявить права на свою территорию, оповестить всех о наступлении рассвета или позвать самку. У человека репертуар куда обширнее (а может, точно такой же, разве что в нем больше нюансов), тем не менее даже те из нас, кто не является «писателем», знают, что иногда возникает острая необходимость передать сообщение.

Порой они весьма просты: «человек за бортом», «полицейский ранен», «на помощь». Эти фразы не надо оттачивать, перестраивать, выверять. Но когда ребенок прибегает к маме рассказать, что в кустах медленно ползает червяк, его тоже подстегивает необходимость высказаться. Нам знакомы такие «неотложные задачи». Чтобы поведать о них, не требуется усилий. Вообще-то, у нас даже выбора нет, кроме как рассказать о том, что привлекло наше внимание. Мы оживленно говорим и жестикулируем, ведь в этот момент мы увлечены, и, подобно дрозду, который поет, потому что не знает, как еще выразить себя, уже не мы управляем своей речью, а речь управляет нами. На этом уровне общения не существует техники и нет места сомнениям. Это прекрасная точка отсчета, и, если вы сможете поймать этот момент, начинайте писать. А поймать его можно только в том случае, если вам есть что сказать.

Конкретное проявление такого общения обуславливают обстоятельства, но само общение осуществляем все мы. Выживание и прогресс нашей семьи, племени и вида зависит от того, насколько быстро мы передадим то или иное сообщение. Это может быть крик — скажем, «пожар!». Это может быть более глубокий и осмысленный философский вопрос. Но у нас это в крови. Благодаря слову — в том числе письменному — мы чувствуем себя живыми, полноценными, подобно тому как птица чувствует себя живой, когда поет.

К слову о нематериальном…

Вы ничем не можете измерить любовь, смелость, доверие, ревность и ярость — разве что тем, как они влияют на наши поступки. Их точно не закупоришь в бутылке, не закатаешь в жестяной банке. Так как же мы их ощущаем?

Достаточно, чтобы тебя вытолкнули из очереди, и ты поймешь, что значит «играть по правилам». Штраф за парковку из-за того, что желтая линия разметки оказалась скрыта мусором, точно не заставит нас сомневаться в важности справедливости. И пока философы, ученые и теологи пытаются понять, в чем же правда, зарывшись в научные заметки и повторяя друг другу прописные истины, мы понимаем, как неприятно лгать, и ценим тех, кто честен с нами.

Благодаря историям мы сталкиваемся со множеством важных мелочей, не рискуя получить штраф за парковку или подвергнуться опасности, как бывает с настоящей пожарной бригадой. Вызывая в нашем воображении облик реального мира, рассказы предоставляют шанс познать его, оставаясь в безопасности собственного кресла.

При этом через истории мы можем насладиться неясными ощущениями, которым не подобрать названия — или, точнее, которые невозможно описать одним словом. Именно это отличает историю от эссе, академического анализа и проповеди, ведь они описывают событие, а история позволяет пережить его.

Вот почему величайшие сюжеты невозможно в полной мере проанализировать. По той же причине люди по-разному воспринимают одно и то же произведение. По той же причине человек может вернуться к истории в другом возрасте и понять ее по-другому. Смысл таких сюжетов настолько глубок, что порой выходит за пределы языка; он может в любой момент измениться вместе с нашим внутренним миром. Рассказчик, быть может, и пытается определенным образом направлять этот внутренний мир, но преуспевает в этом лишь до поры до времени. Сильный текст предполагает вовлеченность читателя. Иногда даже автор не способен выразить смысл своего произведения иначе как самим произведением. Он пишет просто потому, что интуитивно чувствует, что так должно быть.

Веселье

В драматургии есть место и забавам. Неспроста мы называем актерскую игру игрой. Зрелище должно радовать, удивлять, ошарашивать и, быть может, даже ужасать.

Когда моему сыну было шесть, я взял его с собой на съемки — посмотреть, как все происходит. Воскресным утром мы работали на улицах Бристоля и снимали, как полицейский под прикрытием гонится за грабителем, укравшим сумочку, — не глядя на светофоры, едва не попав под машину. Местная полиция была в курсе происходящего, и мы контролировали светофоры, подстраивая их под себя. И чудо! — мимо проезжала полицейская машина из соседнего округа. Офицеры остановились на переходе, увидели погоню. Они рванули наперерез движению, врубили сирену и погнались за двумя актерами, один из которых на бегу повернулся и крикнул: «Офицер, все в порядке, мы просто притворяемся». И тут они заметили съемочную бригаду.

И мой сын все понял. Он ведь играл с друзьями, и они тоже притворялись. Во всей этой ситуации его восхитили взрослые люди, чья профессия заключалась в том, чтобы вести себя как дети. Некоторое время с пустя учитель спросил его, кем работает его папа, и мой сын ответил: «Глупостями занимается».

Может ли нечто серьезное быть глупым, а глупое — серьезным? Почему дети играют, а некоторые взрослые так и не вырастают из этого? А подумайте-ка сами! Только помните, что одна из составляющих драматургии — радость. Порой истории используют, чтобы преподать урок, поднять какой-то вопрос. Однажды я использовал персонажа-медика, чтобы отчитать государство за приватизацию медицинских учреждений. Впрочем, какой бы полезной ни была обличительная речь, наступает момент, когда с драмой пора заканчивать. В конечном счете есть игра ради игры. И хоть недавние исследования и показали, что, раскачиваясь на качелях, дети развивают баланс внутреннего уха, вряд ли они задумываются об этом в процессе.

Развлечение

Под развлечением понимается способность удержать внимание. Внимание постоянно на что-то обращено. Зачастую оно блуждает в катакомбах запутанных неврозов, глубочайших страхов, жалких тревог и незначительных переживаний. Наша ответственность как писателей — спасти зрителей от этой чумы. Под нашей охраной они будут свободны, пусть и на пару минут — а может, на все девяносто. Если их внимание ослабнет хоть на секунду, ими вновь завладеют ипотека, домашнее задание, начальник, эпидермофития стопы и кошачьи блохи. А виноваты будете вы. На мгновение вы становитесь на одну ступень с повышением заработной платы, которое так и не удалось получить, с присланной на работе мерзкой служебной запиской. Так что вы лишаетесь внимания аудитории на свой страх и риск.

И т. д.

Еда питает наш организм, а потому, безусловно, приносит пользу, но еще благодаря ей люди собираются вместе, отмечают особые даты, готовят угощение и т. д. Чем сложнее какой-либо предмет, тем больше у него функций. Надо понимать, что история является крайне сложным многофункциональным продуктом. Я перечислил лишь некоторые — наиболее распространенные — ответы на свой вопрос и добавил кое-что от себя. Составьте собственный список. Добавьте в него то, что я опустил. Приукрасьте или скорректируйте мои предложения. И оставьте эти вопросы открытыми для себя. Ваши ответы, а может, и значение, которое вы придаете тем или иным вопросам, могут измениться со временем, но это поможет вам вдохнуть жизнь в свой текст. Когда сюжет начнет буксовать, или покажется слишком плоским, или будет рычать на вас со стола, а мотивация будет угасать, сколько бы кофе вы ни пили, вспомните о том, как значимо это искусство. Вспомните, что делают писатели. Мы развлекаем, радуем и околдовываем отягощенные разумы других. Мы должны возвышать и одобрять, обогащать и развивать чувство собственного «я» на самом глубоком уровне. Такова наша работа. Мы поем для человечества. Не вы принимаете решение писать. И если когда-нибудь вы почувствуете, что вам не хочется этим заниматься, подумайте о том, что побудило вас заговорить. Быть может, это не вы выбрали историю, лежащую на вашем столе, ту, что бродит в вашей голове. Быть может, это она выбрала вас.

Примечания

1

Процедурал — сериал о какой-либо профессиональной сфере. — Прим. ред.