Ровно год

Робин Бенуэй (2022)

Прошел год — ровно год с тех пор, как не стало Нины. Лео не помнит, что случилось в ночь аварии. Знает только, что ушла с вечеринки вместе со своей старшей сестрой, Ниной, и ее парнем Истом. Нина погибла по вине пьяного водителя, оставив Лео с дырой в сердце размером с целую Вселенную. Ист любил Нину так же сильно, как ее любила Лео. И кажется, только он может понять ее чувства. Их дружба крепнет на почве разделенного горя. Но пока Лео мучительно пытается собрать по кусочкам обстоятельства катастрофы, выясняется, что Ист помнит все до последней детали — и не собирается рассказывать об этом Лео. Дни сменяют друг друга, а мир Лео распадается на части. Сможет ли она двигаться дальше, так и не узнав, что же случилось в ту ночь? И возможно ли в принципе счастье в мире без Нины?

11 апреля

238 дней после аварии

Стефани устраивает предрожденчик на квартире своей лучшей подруги Лизы, которая живет в двадцати минутах езды в шикарном кондоминиуме с такими благами цивилизации, как консьерж-сервис и бассейн с подогревом. Дом — современная конструкция из стекла и металла, и, когда Лео с мамой подъезжают к нему около трех часов дня, он словно бы объят огнем — так ярко сияет солнце, отражаясь от стен и окон.

— Не самое доброе предзнаменование, — шутит Лео, но мама лишь нервно барабанит ногтями по рулевому колесу.

— Уверена, что мне не надо пойти с тобой? — спрашивает она, не оценив шутку.

— Мам, все нормально. Там будет только Стефани с подругами, и это всего на два часа. Не волнуйся.

Мама кивает, однако ей все равно не по себе, Лео это видит.

Официальные приглашения прислали две недели назад. В любом другом случае мама просто прикрепила бы конверт магнитиком к холодильнику, но в этот раз так не сделала. Свое приглашение Лео убрала в ящик прикроватной тумбочки, где хранит всякие важные вещи. Оно оформлено строго и с большим вкусом — сразу узнается стиль Стефани.

— Я так и сказала Лизе: никаких конкурсов, — сообщила Стефани в пятницу вечером, когда Лео приезжала на ужин к отцу. — Никаких.

— А что плохого в конкурсах? — поинтересовалась Лео.

За спиной Стефани отец яростно замотал головой и жестом изобразил перерезанное горло.

— Конкурсы на предрожденчике — сплошной кошмар! — воскликнула Стефани. — Они вообще никому не нравятся. Люди приходят поесть капкейков, выпить вина, поахать над подарками для малыша, и всё. — Она выглядела какой-то взбудораженной и явно была не в духе, поэтому Лео быстренько сменила тему на сериалы «Нетфликса».

— Это просто переутомление и стресс. По ночам ребенок толкается и не дает ей спать, — объяснил отец, когда отвозил Лео домой. — Поверь, она с нетерпением ждет праздника.

— Она и маму пригласила, — сказала Лео, зная, что для отца это не новость и что Стефани, скорее всего, спрашивала его совета по этому поводу.

— Я в курсе. — Перестраиваясь в соседнюю полосу, отец бросил взгляд в боковое зеркало.

— И мама решила пойти, — прибавила Лео, однако отец ничего не ответил и до конца поездки молчал.

Сейчас, сидя в машине перед кондоминиумом Лизы, Лео знает всю правду.

Утром она зашла в мамину спальню, держа в каждой руке по вешалке с нарядом, вся в сомнениях. Выбрать торжественный стиль или свободный? Что вообще надевают на предрожденчик? Может, нужны определенные цвета? Лео понятия не имела.

Мама сидела на постели, глядя в окно, и Лео немедленно пожалела, что вошла. Она и раньше видела на мамином лице эту тоску и одиночество. Впрочем, услышав шаги, мама обернулась, и недавнее выражение сменилось на более спокойное, расслабленное, чуточку фальшивое.

— Доброе утро, солнышко, — произнесла она. — Что хотела?

Лео вытянула руки с вешалками:

— В чем пойти на праздник?

— Какой праздник?

Лео заморгала.

— Ну, предрожденчик…

— Ах да. Гм. — Мама прищурилась, затем покачала головой. — Ни то, ни другое не годится. Тебе нужно платье.

Лео застонала.

— У меня всего одно платье, и то старое! — Она не стала упоминать, что раньше платьев было два.

— Зато в нем ты чудесно выглядишь.

Как объяснить маме, что желание хорошо выглядеть не всегда занимает верхнюю строчку в списке приоритетов шестнадцатилетней девушки? Лео решила не развивать тему и просто закатила глаза.

— Ты же идешь? — спросила она. — Нам через час выходить.

— Прости, — начала мама, и Лео ощутила глухую панику, которая охватывала ее всякий раз, когда она видела маму, сиротливо свернувшуюся клубочком на кровати Нины, когда мама подолгу, неотрывно смотрела в окно на кухне, когда внезапно казалась чужим, незнакомым человеком, а вовсе не мамой. — Милая, я очень рада за Стефани и за тебя тоже, но я… не могу. Мне очень жаль. Там ведь будут твои тетя и двоюродная сестра, верно? Я напишу Келли, чтобы присмотрела за тобой.

— Все в порядке, — сказала Лео и, когда мама простерла к ней руку, подошла и присела на краешек кровати, склонив голову маме на плечо.

Мама больше не выглядела такой истаявшей и хрупкой, как тогда, сразу после аварии. И обнимать ее было уже не так страшно. А в первое время из-за этой болезненной хрупкости Лео боялась, что, если обнимет маму покрепче, та просто рассыплется.

— Я помню обе своих «беременных» вечеринки. — Непонятно, с кем разговаривала мама, с Лео или с самой собой. — Оба раза предрожденчик устраивала тетя Келли. Было просто замечательно. Такое счастливое время… На второй праздник мы привели Нину. Ей было два годика. Она стащила со стола пачку шоколадного драже, и потом у нее болел живот. — Мама тихонько засмеялась. — Странно, что в памяти остаются всякие мелочи. Что-то важное забывается, а пустяки — нет.

— Тебе это кажется странным? — брякнула Лео и осеклась.

— Что именно? То, что Нина объелась конфетами?

— Нет. — Лео вжалась лицом в мамино плечо, пытаясь вернуть ощущение покоя. — То, что я не помню аварию.

Мама крепче обняла ее, притянула к себе.

— Нет, я не думаю, что это странно. И тебя странной тоже не считаю.

— Я же должна помнить, — продолжала Лео. — Каждая минута той ночи должна врезаться мне в память, понимаешь?

Мама поцеловала ее в лоб и сказала:

— Может, это не те воспоминания, которые тебе нужны. Может, достаточно и тех, что у тебя есть.

Лео не ответила, а просто осталась сидеть как сидела. Солнечный свет проникал в спальню через окно и падал им на колени — тихое тепло, которое в конце концов ушло и рассеялось.

Пока эскалатор едет вверх, Лео крутит на пальце Нинино кольцо и делает медленные вдохи-выдохи. В руках у нее подарок; она сама все упаковала, красиво завязала ленту и закрепила уголки скотчем, но выбирали его они вдвоем с мамой. На Лео платье — черное, с цветочками вдоль треугольного выреза и коротким широким подолом, «платье фигуристки», так оно называется на сайте магазина, — и черные сандалии. Лео даже слегка накрасилась и, наклонившись поближе к зеркалу, с помощью подводки очень-очень осторожно нарисовала на веках «стрелки».

Вполне ожидаемо, квартира у Лизы великолепная; негромко играет джаз, в глубине гостиной устроен бар с шампанским. Лео узнаёт кое-кого из женщин — все они разодеты дальше некуда — и радуется, что послушалась маминого совета и надела платье.

— А я ведь говорила, что Стефани залетела, — фыркает кто-то за спиной Лео. Обернувшись, она видит старшую двоюродную сестру. На губах кузины играет усмешка. Поймав взгляд Лео, Герти ей подмигивает, и Лео чувствует, как тугой узел в груди чуть-чуть ослабевает.

Эта самая двоюродная сестра и Нина родились с разницей в тринадцать месяцев и с тех самых пор, как научились толкаться в манеже, стремились во всем превзойти друг друга. Причина соперничества крылась даже не в них самих, но это уже не имело значения. Перчатка была брошена еще тогда, когда кузина, появившись на свет первой, по семейной традиции получила право носить имя бабушки с материнской стороны и возненавидела его с момента выдачи свидетельства о рождении.

— Гертруда, — шипит тетя Келли, пихнув дочь локтем в бок. — В самом деле! О, привет, котик, — обращается она к Лео и заключает племянницу в объятья.

— Привет, тетя Келли, — здоровается Лео. — Привет, Герти.

— А что, разве я не права?

— Права, — подтверждает Лео, и Герти с легким самодовольством улыбается.

— Лео! — радостно восклицает Стефани и спешит к ней обняться. — Это мне, да? Ты просто прелесть, но не надо было тратиться! — Склонившись к уху Лео, она шепчет: — Кэролайн бесит меня до чертиков!

Лео со смехом отстраняется. Кэролайн, мать Стефани, сейчас на кухне, и Лео уже видит, что Стефани поставила нескольких подруг на «боевое дежурство». Нина всегда восхищалась Кэролайн и ее способностью напрямую высказывать все, что думает. «Ну, сейчас пойдет жара», — бормотала себе под нос Нина, едва завидев Кэролайн в дверях или за праздничным столом. Когда матери не было поблизости, Стефани называла ее исключительно «Кэролайн», как если бы та была просто знакомой, и Лео находила это весьма показательным.

— Мам, Лео пришла, — объявляет Стефани, и Лео моментально стискивают в бурных объятьях. Кэролайн благоухает густым цветочным парфюмом; Лео старается не дышать слишком глубоко, но аромат остается на ее коже и после того, как она наконец высвобождается из хватки.

— Ну как ты, бедняжечка? — спрашивает Кэролайн, повиснув на ее плечах, словно лучшая подружка, словно чужая кухня — то самое место, где Лео захочет излить горе от утраты старшей сестры.

— Я в порядке. — Лео употребляет свое любимое выражение и чувствует, как кожу словно бы покалывает иголочками. — А вы как поживаете?

— Готовлюсь стать бабушкой, — морщится Кэролайн. — Звучит по-старушечьи, правда? Так и представляется седая бабуля в целлофановом чепчике-дождевике. Между прочим, Стефани, — поворачивается она к дочери, — некоторые вместо «бабушка» говорят «гламурушка». Остроумно, да?

Стефани с такой силой сжимает в руке банку с минералкой, что у нее белеют костяшки пальцев.

— Остроумно, — повторяет она.

Лео подозревает, что Стефани уже слышала этот вариант.

— А где же твоя мать? — Кэролайн вновь обращается к Лео. — Я надеялась ее увидеть.

— Она, гм… — Лео опять крутит кольцо. — В общем, она не смогла. Сказала, напишет тебе позже, Стеф.

— Ничего страшного, — любезно улыбается Стефани, а вот Кэролайн явно разочарована.

— Какая жалость! Я думала, мы поболтаем. Знаешь, недавно в «Точке зрения»^[2] как раз говорили о горе, и я сразу поняла, что непременно должна рассказать об этом Николь, потому что…

— Лео, ты знакома с Лизой? Идем, я представлю вас друг другу, — перебивает Стефани. Взяв Лео под локоть, она ловко уводит ее с кухни. — Прости, пожалуйста, — шепчет она, когда Кэролайн их уже не слышит. — Разрешаю дать ей по башке, если она еще что-нибудь ляпнет.

Лео смеется, но кожу все так же неприятно покалывает.

Предрожденчик проходит хорошо, хоть и скучновато, однако Лео за последние четыре года была всего на трех праздниках и после каждого плакала, так что, пожалуй, в этом вопросе ее суждению доверять не стоит. Она запивает капкейк игристым сидром, беседует с Лизой об обязанностях консьержа и слушает разговор двух дизайнерок, приятельниц Стефани, об их любимых каналах на ютьюбе. Но в мозгу у нее только одна мысль: здесь должна быть Нина, и эта мысль пульсирует во всем теле, точно мигрень, и каждый новый толчок боли чуть сильнее предыдущего. Лео видит: вот тут Нина могла бы стоять, там — сидеть, вот с этими людьми она бы общалась, тех — избегала бы. Присутствие старшей сестры ощущается так остро, что, выйдя на кухню попить, Лео почти ожидает встретить Нину.

— Лео? — в дверной проем с улыбкой заглядывает Лиза. — Сейчас будем дарить подарки!

— Иду, — отвечает Лео. Облокотившись на прохладную мраморную столешницу, она старается выровнять дыхание, потом идет в гостиную и усаживается рядом с Герти. Ей почти удается справиться с собой.

— Ты как? — интересуется кузина. — Может, тебе чего покрепче налить? У меня в сумочке есть клевая штука.

Лео мотает головой:

— Все норм.

Подарки — сплошная милота: крохотные комбинезончики, мягкие игрушки и невесомые одеяльца. Герти вручает Стефани пару малюсеньких «конверсов», и все гости, и даже Лео, охают и ахают.

— Было бы куда проще, если бы ты сказала, кого ждешь — девочку или мальчика! — укоризненно замечает Кэролайн, на что Стефани лишь пожимает плечами:

— Подожди, скоро сама узнаешь. — Как только Кэролайн отворачивается, Стефани с улыбкой подмигивает Лео. Наконец она берет в руки подарок Лео: — Ух ты, тяжеленький! — И Лео пронзает страх: вдруг она ошиблась и ее выбор никуда не годится? Лучше бы она купила футболочку с надписью «Берегитесь шалостей!» или чем-нибудь подобным. Но когда Стефани разворачивает подарок и в ее глазах встают слезы, все сомнения Лео рассеиваются: она угадала.

— Что это, Стеф? — интересуются подруги, и Стефани показывает гостям рамку с паспарту, в которую заключено винтажное фото октябрьского ночного неба.

— Снимок сделан в тысяча девятьсот третьем году, — слышит Лео собственный голос, — но в салоне мне сказали, что положение звезд с годами не меняется, и я знаю, что ты любишь винтажные вещи, а еще октябрь, ну, как бы важный месяц в нашей семье или был важным, и… в общем, вот.

Стефани кивает, утирая слезы.

— Лео, это так красиво, так красиво! — Подруги тоже кивают и негромко поддакивают, и даже Лиза промокает уголки глаз бумажной салфеткой. — Мне не терпится повесить фото в детской.

— Только над колыбелькой не вешай, — хихикает Кэролайн. — Эта стеклянная рамка — опасное дело!

Звон разбитого стекла, оно повсюду, осколки блестят на земле.

— Мама, — тихо, угрожающе произносит Стефани.

— А что я такого сказала? — пожимает плечами Кэролайн.

— Просто помолчи. — Стефани прожигает мать взглядом.

— Где здесь ванная? — Лео испытывает острую потребность выйти из этой комнаты, где на нее давят стены и не хватает воздуха.

— Слева по коридору, — отвечает Лиза и вручает Стефани следующий подарок: — А это от меня! — бодрым тоном прибавляет она, стараясь разрядить атмосферу, и за спиной Лео вновь слышатся восхищенные шепотки, а она на подгибающихся ногах бредет по коридору мимо санузла, входит в гостевую спальню и захлопывает за собой дверь.

То же самое случилось с ней в октябре: в горле встал комок, голова сделалась тяжелой и одновременно закружилась, в глазах потемнело. Сев на кровать и согнувшись пополам, Лео чувствует, что вот-вот завалится, но все-таки сохраняет равновесие. Подняв глаза, она видит на ладонях размазавшуюся подводку и вспоминает, как пользовалась ею в последний раз, как руки Нины осторожно касались ее макушки и лица, когда сестра аккуратно вела вдоль ее века тонкую черную линию.

Не накручивай себя, эхом шелестит в памяти призрачный голос Нины, и Лео делает глубокий вдох.

Герти и Стефани стучатся в комнату, с тревогой спрашивают из-за двери, все ли у нее хорошо, и Лео выдавливает «да». Через какое-то время она слышит, что гости начали расходиться, но с кровати не встает. Кто-то в третий раз стучит в дверь, и, не дожидаясь вопроса, Лео кричит:

— Я в порядке!

— Лео? — Это отец. — Можно войти? — От изумления она лишается дара речи и тем самым дает отцу шанс открыть дверь и заглянуть внутрь. — Привет, детка, — произносит он таким знакомым и ласковым голосом, что Лео мгновенно заливается слезами.

Отец терпеливо сидит рядом с ней на кровати, обнимает ее за плечи, а Лео все плачет и плачет.

— Знаю, милая, — говорит он, и она собирается возразить — нет, не знает, даже не представляет, но тут слышит: — Сегодня и мне без нее особенно плохо, — и рыдает еще горше.

— Стефани за меня так стыдно, — произносит Лео, совладав наконец с эмоциями, но с кровати не встает.

— Ничего подобного, — уверяет отец. — Кроме того, тебе надо очень постараться, чтобы перещеголять Кэролайн. — Лео грустно усмехается, и он крепче стискивает ее плечо. — Она сегодня прилично держалась или опять чуть не довела Стефани до белого каления?

Так себе, жестом показывает Лео.

— Бывало и хуже.

— А ты-то сама как? — интересуется отец. — Тебе нелегко, да?

— Просто у меня такое чувство, что она тоже должна быть здесь, понимаешь? — По случаю праздника отец надел рубашку, воротничок которой мягко трется о щеку Лео, будто наволочка. — Нина тоже должна быть здесь, должна со всеми общаться, помогать Стефани готовиться к появлению малыша, я просто не могу поверить, что Нины с нами нет. И больше никогда не будет.

Отец долго молчит, продолжая обнимать Лео. Она набирает полную грудь воздуха и медленно выдыхает.

— Знаю, Нина хотела бы, чтобы я была счастлива, — продолжает Лео, — и, когда происходят хорошие события, я действительно испытываю счастье, а потом вдруг накатывает вина. Да, Нина не хотела бы видеть меня грустной, но я почему-то не умею быть счастливой без нее.

— Ох, детка, — вздыхает отец. — Я тебя понимаю, так понимаю. Все это время, пока ты была здесь со Стефани, я представлял, что бы Нина сказала о сегодняшнем дне, о малыше, о том, как Стефани обустраивает детскую, — в общем, обо всем.

— Ты с ней разговариваешь?

— Постоянно. Каждый день. Бывает, что и каждый час.

— Я тоже, — шепчет Лео. — Правда, иногда это трудно, потому что она не отвечает. Я даже не знаю, слушает ли она. — Лео слегка приподнимается и проводит рукой по глазам. — Как думаешь, она нас слышит? Там, где сейчас находится?

Губы отца чуть-чуть растягиваются в улыбке.

— Солнышко, я не знаю, какие в тех местах правила, но уверен, что наша Нина прямо сейчас их нарушает.

Лео смеется: так и есть.

— И ее, наверное, за это наказывают, — говорит она, и тогда отец тоже смеется и она чувствует, как смех рокочет в его груди.

— Да уж, — соглашается он. — И еще я точно знаю: она не хотела бы, чтобы мы, все вместе и по отдельности, опускали руки. Нина всегда стремилась вперед, верно? Поступление в колледж, переезд — она всегда думала о будущем. И очень-очень любила тебя и хотела бы, чтобы ты тоже двигалась дальше.

— Мне трудно, — шепотом произносит Лео, — невероятно трудно быть одной. Да, я не одна, но…

— Но заменить ее не сможет никто? — догадывается отец, и Лео кивает. — Понимаю, о чем ты. — Они еще немного сидят молча, оставив посередине местечко для Нины. — Мы уже это обсуждали, — вполголоса произносит отец, — но мы с твоей мамой действительно считаем, что тебе пора с кем-то поговорить. Но не с нами или Истом. Это должен быть специалист.

— Я подумаю, — говорит Лео, и отец оставляет эту тему. — Люблю тебя, пап.

— И я тебя, детка. Мы справимся, обещаю. Как бы сложно ни было.

Она снова кивает и крепко обнимает его за шею, и на секундочку ей кажется, будто она слышит смех Нины — совсем рядом, за дверью, и где-то в недосягаемой дали.

Примечания

2

«Точка зрения» (англ. The View) — популярное американское дневное ток-шоу, выходит на канале АВС с 11 августа 1997 года по настоящее время.