Правосудие королей

Ричард Суон, 2022

Интриги и магия сталкиваются в этом эпическом фэнтези о сэре Конраде Вонвальте, Правосудии императора, который является детективом, судьей и палачом в одном лице. Империя Волка кипит от волнений и беспорядков. Мятежники, еретики и могущественные патриции – все они бросают вызов могуществу императорского трона. Это опасные времена для Правосудия. Только Орден магистратов стоит на пути хаоса. Сэр Конрад Вонвальт – самый страшный судья из всех, отстаивающий закон благодаря своему острому уму, магии и мастерству фехтовальщика. Когда Вонвальт вместе со своей протеже расследуют убийство, то раскрывают заговор, который тянется к самым верхам имперского общества. Ставки растут и становятся все более личными, и Вонвальт оказывается перед соблазном нарушить закон. Но стоит ли даже самая высшая цель такой жертвы? «„Правосудие королей” – это одновременно героическое фэнтези и увлекательный детектив. Мощный интеллект и магическая мощь сэра Конрада Вонвальта поражают воображение. Но благодаря Хелене, его юной протеже, сюжет начинает по-настоящему играть всеми красками. Изысканность, которую в исполнении Ричарда Суона приобретает жанр фэнтези, заставляет читателей с нетерпением ждать продолжения». – Себастьян де Кастелл, автор книги «Творец заклинаний» «Выдающийся образец современного фэнтези». – Р. Дж. Баркер, автор книги «Костяные корабли» «Книга написана так виртуозно, захватывающе и убедительно, что я едва мог оторваться от чтения. Персонажи кажутся настолько реальными, что я всерьез пережил вместе с ними весь ужас и тяжесть похмелья. А их мир – пусть нам и видна лишь малая его часть, – он видится чрезвычайно сложным, балансирующим на грани катастрофы, которую я предвкушаю». – Николас Имс, автор «Королей жути» «Завораживающий взгляд на правосудие, месть и закон с великолепными героями, убедительными и прекрасно описанными. Блестящий дебют и фантастическое начало серии». – Джеймс Айлингтон, автор книги «Тень ушедшего» «Изумительно детализированный мир с захватывающими приключениями и уникальной перспективой». – К. С. Виллосо, автор книги «Волчица Орен-Яро» «Суон создал сильного, динамичного героя в лице Вонвальта. Это залог того, что в будущем серия станет еще лучше». – Publishers Weekly «Загадочное убийство переплетается с мрачным политическим фэнтези. Интригующе мрачная деконструкция любимых детективных тропов». – Kirkus Reviews «Мир Империи Волка богат и интересен. Читателям понравятся структура мира, сэр Конрад и его команда, а также уникальные детали, которые автор добавил в классическую фэнтезийную историю». – Booklist «Ричард Суон с его познаниями в юриспруденции и политике как нельзя лучше применил свои знания в мрачном мире темного фэнтези, где именно эти сферы и выходят на первый план. Он подвергает предрассудки, мораль и сам закон пристальному анализу, который затем и предстает на суд читателей». – Р. Р. Вирди, автор книги «Первая формула» «„Правосудие королей” мгновенно вошло в топ моих любимых книжных новинок этого года. Помимо ярких персонажей, безупречного повествования и выразительного авторского слога, в книге есть всё то, что я так люблю – тайна, военный натиск, некромантия и настолько реалистичные персонажи, что я скрепя сердце перевернул последнюю страницу. Это было по-настоящему захватывающее чтение, и я дождаться не могу продолжения». – Х. М. Лонг, автор книги «Дымный зал»

IV

Лорд Бауэр

«Лишь Правосудие может заставить человека свидетельствовать против самого себя».

Из «Столпов сованского гражданского права» Катерхаузера

Мы вышли из здания городской стражи и направились к резиденции лорда Саутера. Тучи наконец разродились, и в воздухе закружились снежинки. Я мысленно порадовалась богатству города и его мощеным улицам — пробираться по грязи и слякоти в холодных, промокших башмаках мне совсем не хотелось.

— Суровый он человек, — сказал Брессинджер Вонвальту.

Вонвальт хмыкнул.

— Его повадки меня не волнуют, — сказал он, — к тому же он пьяница до мозга костей. Но прямодушный. И это ценно.

Мы быстро шли по холодному городу. За последний час рынок закрылся, улицы почти опустели, и лишь редкие стражники неторопливо шатались по булыжным мостовым. Один остановил нас, остальные же признали в Вонвальте Правосудие. К тому времени, когда мы добрались до резиденции лорда Саутера, дневной свет уже почти окончательно померк, и храмовый колокол прозвонил, возвещая начало комендантского часа и закрытие городских ворот на ночь.

— Сэр Конрад, — сказал стражник у резиденции, неуклюже поднимаясь на ноги. Резиденция была окружена кованой железной решеткой, единственные ворота в которой обрамлялись парой колонн из кирпича. — Лорд Саутер шлет свои извинения: его вызвали по срочному делу, и он не сможет встретиться с вами сегодня. Он распорядился, чтобы о вас позаботились.

— Хорошо, — сказал Вонвальт, и мы вошли в ворота. Я заметила, что на самом деле он остался доволен — его не радовала мысль о том, что в ближайшие несколько часов ему придется вести вежливые беседы или, что хуже, говорить о работе. Вонвальт считал подобные разговоры утомительными, а мне — младшему секретарю, которой полагалось сидеть молча и изображать заинтересованность, — они казались смертельно скучными.

Нас провели через парадную дверь в просторный вестибюль. Внутри дом выглядел так же внушительно, как и снаружи. Скудный свет проникал с улицы через витражные окна, усеивая половицы случайными цветными пятнами, которые были похожи на отблески пламени, просвечивающего через пригоршню драгоценных камней. Здесь было невыносимо жарко — видимо, во многих комнатах вовсю горели очаги. Стены увешивали гобелены, а полы устилали ковры. Мебель выглядела дорогой, и многие предметы, судя по виду, были ввезены из других стран. Дом словно кичился богатством своего хозяина.

Слуги проводили нас в покои на верхнем этаже. Вонвальту выделили большую спальню на углу здания. Ее окна выходили на две стороны; из одного открывался вид на протекавшую чуть дальше реку, а из другого — на широкую гильдейскую улицу, хотя ни там, ни там смотреть было особенно не на что. С неба густо валил снег, и тьма черным дымом обволакивала уличные фонари.

Мне и Брессинджеру выделили одну комнату на двоих. Она находилась дальше по коридору и была отделена от покоев Вонвальта еще одной закрытой комнатой. Я расстроилась, увидев, что в нашей комнате стояла лишь одна кровать, но не удивилась этому. Брессинджеру и мне уже приходилось спать вместе, и, с какой бы теплотой я ни относилась к нашему приставу, во сне он громко храпел и много ворочался. Впрочем, едва мы вошли, он отправился по местным пабам и борделям и вернулся только под утро.

Я с нетерпением ждала горячего ужина и возможности прилечь, чтобы немного поспать, но, вскоре после того как мы устроились, Вонвальт пригласил меня в свою комнату. Я пала духом. За последний год наша дорожная жизнь все больше и больше утомляла меня, а учеба и работа секретарем Правосудия разочаровывали. Так что у меня совсем не было настроения для одного из наших вечерних занятий.

— Садись, Хелена, — сказал Вонвальт, когда я вошла в его комнату, и указал на удобное на вид кресло. Вонвальт, снявший с себя пальто и жакет, сейчас был одет лишь в простую рубаху и короткие штаны. Он расслабленно сидел на банкетке у окна и курил трубку. Я знала, что он наверняка распорядился приготовить ему позднее вечернюю ванну. Когда возникала возможность помыться, Вонвальт всегда ею пользовался.

— Что ты думаешь? — спросил он, глядя в окно.

— О чем? — спросила я. Настроение у меня было скверным, и я этого не скрывала.

На лице Вонвальта промелькнуло раздражение.

— О деле в целом, — сказал он. — О сэре Радомире. О лорде и леди Бауэр. Ты сделала какие-нибудь предварительные выводы?

Я хотела было вздохнуть, но сдержалась. Вонвальт был терпелив, но показывать свое непочтение вздохами все же не стоило. Даже будучи не в духе, я это понимала. Однако, как и многие предыдущие наши занятия, сегодняшнее обещало оказаться долгим и скучным. Наши беседы не следовали никакому плану или сценарию, отчего они различались по длительности и содержанию. Иногда они принимали вид уроков, во время которых Вонвальт садился и час рассказывал мне о самых разных предметах: о праве, истории и Рейхскриге. К счастью, он никогда не заводил разговор о математике, в которой и сам был не очень-то силен. В другие дни Вонвальт старался вовлечь меня в дискуссию, в ходе которой неизменно разносил мои доводы в пух и прах, оставляя меня кипеть от гнева и негодования. Порой же мы просто разговаривали. Все-таки Вонвальт был человеком, и иногда ему хотелось обыкновенного общения.

Думаю, причин моей неприязни к нашим занятиям было две. Во-первых, практика Вонвальта вызывала у меня искреннее равнодушие, которое постепенно росло. По большей части его работа была довольно нудной. Путешествуя по окраинам Империи, мы сталкивались с самыми разными преступлениями, но почти все они были мелкими и незначительными. С более важными и захватывающими делами Вонвальт обычно разбирался в одиночку, говоря, что я еще неопытна и относительно молода. А меня — дерзкую юную особу — это возмущало.

Вторую же причину я осознала намного позже — то был страх разочаровать Вонвальта. Он спас меня от жалкого существования на улицах Мулдау. Я была обязана ему всем, включая мою жизнь. Вонвальт явно стремился вылепить меня по своему образу и подобию, чтобы однажды я смогла присоединиться к Ордену, и я считала, что обязана отплатить ему добросовестным трудом и усердием. Но, сталкиваясь с неудачами, я начинала чувствовать себя недостойной и дурно на это реагировала, что, в свою очередь, вело к новым обидам.

Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне становится стыдно за то, что я тогда чувствовала и как себя вела, но ведь я была еще совсем юна. А молодым и неопытным можно многое простить.

— Я думаю, что лорд Бауэр убил свою жену, — небрежно сказала я. — А то, что шериф говорит о возможной причастности Вогта, — это все домыслы.

— Ты не согласна с интуицией сэра Радомира?

Я пожала плечами.

— Я бы не придавала большого значения его словам. У него масса предубеждений. Вы же слышали, что он говорил обо мне и Брессинджере.

Вонвальт отмахнулся от меня, как от облака дыма из трубки.

— Большинство людей не доверяют и тем, кто живет по соседству, не говоря уже о выходцах из других стран. Будучи хаунерцем, сэр Радомир представляет собой типичного сованца. Наша терпимость к другим народам и верованиям — это скорее исключение, а не правило, по крайней мере, здесь, далеко за пределами Совы.

— Это не значит, что подобное приемлемо. — То, что меня столь пренебрежительно назвали толкой, задело меня гораздо больше, чем я думала. Вонвальт же был слишком великодушен, называя меня исключением. До того как он вступил в Орден, Вонвальт был призван в Легионы и убивал йегландцев, своих соотечественников, затем грозодцев и, наверное, многих толцев. Однако все это не мешало ему оставаться беспристрастным. Для него все были сованцами, поскольку все подчинялись законам общего права. Что же до меня — несмотря на то что наша работа отчасти избавила меня от предубеждений, я, как и всякий толец, все так же недолюбливала хаунерцев и — Нема сохрани — йегландцев вроде Вонвальта. Все-таки Йегланд, Хаунерсхайм и Толсбург сидели друг у друга костью в горле еще за много столетий до того, как возник Аутун. Ненавидеть друг друга было нормально. Трудно не утонуть в болоте предрассудков, когда находишься на самом его дне.

— Я не говорю, что это приемлемо; я говорю, что это свойственно людям здешних мест, — сказал Вонвальт. — Брось, неужели ты хочешь сказать, что сама выше всех предубеждений? Мы объехали часть — и только часть — Империи, но мир гораздо больше тех земель, что завоеваны Совой. В нем живут люди разных цветов кожи. На реке Треба я видел торговые корабли с матросами, чья кожа была черной как смоль. Казары на юге и вовсе наполовину волки. Посмотри хотя бы на Стража Императора — он один из них. — Вонвальт сделал затяжку из трубки. — А есть и многие другие. Признаю, твои странствия позволили тебе увидеть многие народы Сованской империи, но все эти народы похожи — более или менее — и ведут себя одинаково, какими бы ни были их воображаемые различия.

— Дубайн темнокожий, — сказала я. — И мы с ним близки.

— Дубайн — грозодец, — усмехнулся Вонвальт. — В молодости он слишком много времени провел на солнце. Он не темнокожий — по крайней мере, не в том смысле, в котором ты думаешь. Как бы ты себя чувствовала, окажись ты в компании человека с Пограничья?

— Меня бы это совсем не беспокоило, — сказала я.

— Да уж, — пробормотал Вонвальт. — К чему я веду: то, что у сэра Радомира имеются предрассудки, не значит, что он ошибается насчет лорда Бауэра. Хотя это и характеризует его не с самой лучшей стороны.

— А если бы подозреваемым был другой чужеземец? — спросила я.

Вонвальт немного поразмыслил.

— Это не имело бы значения. Принципы Ордена магистратов ясны: закон должен применяться одинаково ко всем, кто находится на территории Империи; а также ко всем, кто, находясь за ее пределами, добровольно этим законам подчиняется. — Вонвальт прибег к цитированию, что обычно делал, когда начинал уступать в дискуссии. Но я была уверена, что он заблуждается. Вопрос заключался лишь в том, было ли это заблуждение искренним или же он притворялся, чтобы втянуть меня в спор.

— Но ведь согласитесь: то, что предписывает Орден, и то, что происходит на практике, — это две разные вещи.

Вонвальт снова сделал долгую затяжку.

— Естественно, Хелена, — сказал он. Ему пришлось согласиться, потому что я озвучила очевидную истину. — В этом и заключается весь смысл нашего существования.

Я стиснула зубы. Год назад я бы уже сдалась. Вонвальт нарочно говорил таким тоном, чтобы я чувствовала себя глупо, — представители закона часто прибегали к такой уловке. Но я понимала — во многом благодаря его урокам, — что он просто ушел от прямого ответа.

— Я говорю не о предназначении Правосудий, — с жаром сказала я. — Я говорю о том, как применяются законы Совы. Представитель закона может осудить чужеземца или любого, кто ему не понравится, гораздо строже, чем позволяет закон, лишь из-за внешности.

— Для этого и существует общее право и прецеденты. Для этого мы и записываем все наши решения, и для этого их отправляют обратно в большую Библиотеку Законов, чтобы секретари могли проверить, применяется ли закон одинаково во всех случаях.

— Только эта проверка может занимать месяцы, а то и годы! — воскликнула я. — И ее результат вряд ли утешит человека, лишившегося головы за преступление, которое, как окажется неделю спустя, требовало гораздо меньшего наказания!

Вонвальт разве что не пожал плечами.

— Одно из преимуществ общего права заключается в том, что его законы могут меняться со временем, чтобы продолжать соответствовать устоям, принятым в обществе. Попробуй назвать систему лучше этой. Наверняка и законы Толсбурга, как и все, существовавшие прежде, представляли собой довольно убогий сборник постановлений.

Я ощутила, как увядает мое желание продолжать спор. Я ничего не знала о прежних законах Толсбурга, ведь они все утратили силу, а Вонвальт мог парировать любые, даже самые, казалось бы, неопровержимые доводы.

— Я не знаю, — устало сказала я. Урок начался с беседы и перешел в дискуссию о законах и этике. Вонвальт явно пребывал в одном из своих чудаковатых, воинственных настроений, первой жертвой которых чаще всего становилась я.

Вонвальт вздохнул, и из его рта вылетело большое облако дыма. Его наше занятие тоже явно не удовлетворило.

— Я хочу, чтобы утром ты принесла учетные книги, которые город хранит со времени визита последнего Правосудия. Полагаю, до нас здесь была Реси Августа — похоже, мы идем по ее следам, хотя она и оставила их уже давно. Затем можешь получить у сэра Радомира сведения по тому заявлению, которое мистер Вогт подал на лорда Бауэра. Принесешь все сюда и попросишь слуг поставить стол побольше. После можешь начать просматривать записи.

— Ладно, — сказала я. Хоть меня и переполняла обида, отказаться я не могла.

Вонвальт внимательно посмотрел на меня.

— Я собираюсь принять ванну. Увидимся внизу за ужином.

— Я не голодна, — пробурчала я, явно солгав.

Он секунду помедлил.

— Что ж, тогда спокойной ночи, — сказал он, не желая потакать моему кислому настроению, и потушил трубку.

Я поднялась на ноги и ушла, радуясь, что избавилась от его общества. Я вернулась в нашу с Брессинджером комнату и плюхнулась на кровать. Какое-то время я просто лежала на ней, пока не услышала, как Вонвальт спустился вниз; затем я все-таки сняла одежду, забралась под покрывало и потушила лампу.

* * *

Мы встали с восходом солнца — то есть, поскольку месяц был зимним, проспали дольше обычного. Несколько недель мы провели в пути, ночевали в трактирах, а порой и вовсе под открытым небом, сносили холод и постоянную угрозу нападения диких зверей и грабителей. После всего этого мне совсем не хотелось вылезать из роскошной гостевой кровати лорда Саутера. Слуги тоже встали рано, чтобы разжечь очаги, и тепло, исходившее от первого этажа, уже наполнило мою комнату. Благодаря этому скинуть с себя покрывало оказалось проще обычного.

Брессинджер вернулся вскоре после того, как я проснулась. От него разило пивом. Пока он шатался по комнате, я внимательно смотрела на него. Он был красив, даже красивее Вонвальта с его неизменно опущенными уголками губ, придававшими лицу выражение вечного недовольства. Они оба были темноволосыми, хотя волосы Брессинджера, которые он убирал в хвост, были темнее, как и его глаза и кожа. Самой заметной его чертой были усы, которые мне не очень нравились и которые редко можно было увидеть за пределами Грозоды и, наверное, некоторых частей Венланда. Также Брессинджер был от природы более мускулистым и лучше одевался — хотя сравнивать их в этом было нечестно, поскольку Вонвальту большую часть дня приходилось носить магистратскую мантию.

Что же до его характера, то Брессинджер сочетал в себе две противоположности. В одно время он мог быть неугомонным, флиртовать с местными женщинами, спорить с Вонвальтом и утомлять нас грозодскими песнями и народными сказаниями. Но уже на следующий день он мог впасть в глубокую тоску, проводить большую часть времени в угрюмом молчании и затевать драки в местных трактирах. Мне было известно, что он сражался вместе с Вонвальтом в Рейхскриге и умело обращался с мечом, но я точно не знала, как именно их дороги сошлись и как Брессинджер оказался у Вонвальта на службе. Одно лишь было совершенно ясно: Брессинджер всегда яро защищал своего господина и без колебаний бы вмешался, если бы решил, что я говорю с ним грубо или непочтительно.

Я смотрела, как он бродит по комнате, словно им движет не собственная воля, а какая-то магическая сила. Мне было неведомо, чем занимался Брессинджер в те длинные ночи, которые проводил не с нами. Спал с девицами в местных борделях — конечно, — но на этом все не заканчивалась. Я знала, что он много пил и порой возвращался с раскрасневшимися глазами, словно провел несколько часов, кого-то оплакивая. По тому, как он выглядел теперь и как демонстративно не обращал на меня внимания, я поняла, что мне стоит какое-то время держаться от него подальше. Я оделась, спустилась вниз, накинула свой плащ и, выйдя на свежий утренний воздух, зашагала к воротам. Там я увидела груду обычных подношений — безделушек, свечей и цветов, а также странную, наспех нацарапанную записку, которую Вонвальт никогда не стал бы читать. Большая часть вещиц была прикрыта снегом, а некоторые торчали из него, как костлявые пальцы трупа на поле боя. В конце улицы стояла парочка зевак, но мороз и присутствие городских стражников мешали им подойти.

Я остановилась, едва вышла за ворота. По другой стороне улицы мимо резиденции мэра шел тот же стражник, что вчера сопроводил Вонвальта в город. Увидев меня, он тоже остановился.

— Доброе утро, — сказал он. Мороз превратил его выдох в облачко пара. На нем, как и на мне, был надет большой плащ, накинутый поверх его доспехов, и по румянцу на его щеках стало ясно, что он на улице уже давно.

Мое сердце затрепетало. Он был хорош собой, с широкими квадратными плечами, широкой квадратной челюстью и хорошими зубами, все из которых были на месте. Будучи сиротой, я росла на улицах и в домах призрения Мулдау, и та суровая, нищенская жизнь ожесточила меня. Однако за два года, которые я провела под отеческой защитой Империи, перенимая утонченные манеры Вонвальта, я снова смягчилась и отчасти вернула себе детскую невинность. Подойди этот парнишка ко мне два года назад, я бы коротко отбрила его и покрыла бы отборной бранью. Теперь же я ощутила, как краснеют мои щеки.

— Доброе утро, — сказала я.

— Как тебя зовут?

— Хелена Седанка, — ответила я. Не зная, куда деть свои руки, я сцепила их перед собой. — А тебя?

— Матас, — сказал он и прибавил: — Акер. Из городской стражи, — как будто это было не очевидно. Желая произвести на меня впечатление, он чуть повернулся так, чтобы продемонстрировать мне свое оружие — дорогой на вид меч в отличных кожаных ножнах. Сейчас я с улыбкой вспоминаю о том, что все-таки впечатлилась. Тогда я была всего лишь глупой девчонкой, очарованной молодым солдатиком.

Повисло неловкое молчание. Я, часто острившая с Брессинджером и Вонвальтом, двумя ветеранами Рейхскрига и агентами Империи, не могла найти слов, чтобы заговорить с юношей из провинции.

— Куда направляешься? — спросил он.

— Сначала в суд, потом в здание стражи, — сказала я. — По официальному делу.

— Какое приятное совпадение, — сказал Матас. — Я тоже иду к зданию стражи. Моя патрульная смена только что закончилась. Может быть, я тебя провожу?

— Как хочешь, — сказала я. Слова прозвучали резко, хотя я этого и не хотела.

Вместе мы побрели по снегу. На улицах было тихо, но те из прохожих, кто все же осмелился выйти наружу под утренний снегопад, часто останавливались, чтобы хоть мельком почтительно поприветствовать Матаса.

— А тебя многие знают, — негромко сказала я.

Он улыбнулся. У него была красивая улыбка.

— Мы стараемся, чтобы горожане замечали наше присутствие, — весело сказал он. — В Долине Гейл страже выделяют много денег. Поэтому мы можем регулярно патрулировать улицы. Лорд Саутер считает, что безопасный город — это процветающий город.

— И давно ты в страже?

Я заметила, что вопрос ему не понравился.

— Не очень давно, — наконец сказал он. — Только шесть месяцев. Видишь ли, нужно достичь определенного возраста, чтобы поступить на службу, — быстро прибавил он.

Мы свернули и прошли мимо рынка, где торговцы и работяги выкладывали товар на прилавки.

— А ты чем занимаешься? — спросил он. — Я видел тебя вчера. Ты работаешь на Правосудие?

— Я его секретарь, — сказала я.

— И тебе это не нравится?

Видимо, тон моего голоса выдал меня. Я посмотрела на Матаса.

— Нет, я довольна, — сказала я. — Это хорошая работа, и она открыла передо мной множество дверей. Сэр Конрад хочет, чтобы я тоже стала Правосудием.

— Я никогда не слышал, чтобы женщины ими становились.

— Такое случается довольно часто, — сказала я. — В правовых вопросах Аутун не видит различий между мужчиной и женщиной. «Все могут быть судимы законом, и все могут его поддерживать», — процитировала я одного старого юриста. Эта фраза была одной из любимых цитат Вонвальта.

— Так ты, значит, ученая, — сказал Матас, хотя по его тону было не понять, отпугнуло его это или нет. Я заметила, что других людей, в особенности мужчин, это часто отталкивало. — И ты бывала там? В Сове?

— Нет, — быстро сказала я. — То есть пока что нет. Когда-нибудь наш маршрут туда приведет, но не раньше, чем через несколько месяцев.

— А давно вы в пути?

— Уже почти два года, — сказала я.

— Пресвятая Нема! Так же нельзя жить.

Я пожала плечами. Мне почему-то захотелось вступиться за наш образ жизни.

— Ко всему привыкаешь. И потом, мы делаем важное дело.

— Конечно. Но разве это не тяжело? Когда нет дома, куда можно было бы вернуться?

Я замялась, почувствовав себя неловко. Я не любила рассказывать о своем прошлом незнакомцам, особенно тем, которые мне нравились.

— У меня уже давно не было дома, — сказала я.

— Сочувствую, — сказал Матас.

— А что же ты? — быстро спросила я. — Ты всю жизнь прожил в Долине Гейл?

Он кивнул.

— Моя мать умерла от оспы, когда я был совсем маленьким, но я все еще живу с отцом. Он был ранен, сражаясь с толцами в Марках, и теперь не может ходить.

— Сочувствую, — настороженно сказала я. В разговоре с сэром Радомиром мне пришлось промолчать, но сейчас я этого делать не собиралась. Если Матаса чем-то не устраивало мое происхождение, я бы дала ему отпор, и не важно, нравился он мне или нет.

— Ты ведь толка, верно? — беззлобно сказал он. — Седанка — такие фамилии дают марчанам.

— Верно, — сказала я. — А что? Тебя это заботит? Я еще не родилась, когда Рейхскриг пришел в Мулдау.

— Нет, не заботит, — быстро сказал Матас. — Я не держу на марчан зла. И вообще, мы теперь все подданные Аутуна. Я и сам другой жизни не знал.

Я успокоилась и застенчиво, неискренне улыбнулась ему. Я злилась на саму себя. Матас был хорошим парнем, а я вела себя неуклюже и была плохой собеседницей.

Мы свернули на улицу, которая вела прямиком к Вельделинским воротам. Примерно на четверти пути к ним располагалось здание суда — богато украшенное каменное строение, ощетинившееся турелями с коническими крышами из серого шифера и увешанное промокшими знаменами Совы. Здание стражи находилось чуть дальше, рядом с городской тюрьмой.

— Что ты думаешь об убийстве леди Бауэр? — спросила я, когда мы подошли к зданию суда, понимая, что наша совместная прогулка подходит к концу.

Матас пожал плечами.

— Скверное дело, это уж точно, — сказал он. — Обычно, когда случается убийство, простые люди только и делают, что тычут в других пальцами, и ничем ты их не остановишь. У нас сразу же список подозреваемых становится длиной с локоть. — Матас помедлил. — Сейчас все по-другому. Даже заподозрить некого. Сэр Радомир твердо уверен, что лорд Бауэр, каким бы тяжелым человеком он ни был, не виноват. Никто ничего не видел и не слышал. Мы прочесали всю восточную часть города и не нашли никого, кто бы внезапно разбогател — на случай, если это был неудачный грабеж. И никто не треплет языком, даже когда мы пытаемся их… разговорить, если ты понимаешь, о чем я. Леди как будто просто исчезла. Если бы не трещина в ее черепушке, — он постучал по шлему у виска, — все бы подумали, что она просто оступилась на берегу Гейл и утонула. Река глубокая, и течение у нее опасное. Не зацепись она за корень дерева, сынишка Тома Бевитта ее бы и не нашел.

Я содрогнулась, представив себе, как труп леди Бауэр вертится глубоко под водой, уволакиваемый течением, и как постепенно от него ничего не остается.

Матас вздохнул.

— Я сам не знаю, что и думать. Но у сэра Радомира есть свои мысли.

— Он подозревает кого-нибудь конкретного? — продолжала допытываться я.

— Не могу сказать, — сказал Матас. — Нема, я и так уже слишком много наговорил. Нам не положено болтать об этом деле. И потом, я почти не имею к нему отношения — у сэра Радомира, в соответствии с указами Совы, есть специальная группа людей, которые занимаются расследованиями.

— Понятно, — сказала я. Мы дошли до здания суда и остановились перед внушительными железными воротами. Наверху возвышалась большая каменная статуя двуглавого волка, зловеще глядящего вдаль. Над ней, на стене, были вырезаны слова на высоком саксанском: «De Jura Nietra Iznia». «Никто не выше закона».

— Ты ведь сказала, что потом пойдешь еще и в здание стражи за записями?

— Да, — сказала я.

— Я могу тебе помочь?

Я знала, что если задержусь еще больше, то пропущу разговор Вонвальта с лордом Бауэром, который был назначен на утро. Вонвальт не хотел слишком долго возиться с этим расследованием.

— Спасибо, но в этом нет нужды, — с сожалением сказала я. — Я лишь ненадолго зайду, чтобы их забрать.

Матас, похоже, расстроился.

— Я бы хотел снова тебя увидеть, Хелена.

Я не подала виду, но мне понравилась его прямота.

— А я — тебя, — ответила я, отчаянно желая, чтобы мы снова встретились.

Он сразу же просиял.

— Вы ведь остановились в резиденции лорда Саутера?

— Да, но у меня почти не бывает свободного времени, — быстро сказала я. — Я могу передать записку в здание стражи, когда в следующий раз освобожусь.

Он кивнул.

— Хорошо.

Мы стояли в снегу и неловко молчали.

— Что ж, тогда до встречи, — смущенно сказала я, теребя свой плащ.

Матас коснулся полей своего шлема.

— До встречи, — сказал он и пошел дальше. Я не знаю, оглянулся ли он, потому что сразу же поспешила в здание суда.

* * *

Я не смогла забрать записи из судебного архива, поскольку их было слишком много, но в здании стражи у меня получилось раздобыть у дежурного сержанта журнал с заявлениями о преступлениях. Затем я поспешила обратно. На улицах уже стало людно, и все прохожие выглядели довольно жалко. Я прошла через рыночную площадь и остановилась, чтобы посмотреть на большие храмовые часы, стараясь при этом не обращать внимания на трупы замерзших попрошаек у подножия колокольни. Было уже почти девять.

Я ускорила шаг и добралась до резиденции мэра как раз вовремя — Вонвальт и Брессинджер уже шли по дорожке, ведшей от входной двери к воротам. Оба были одеты внушительно, как и подобало агентам Империи, а сверху на них были накинуты строгие, отороченные мехом плащи.

— Не беги так, Хелена, а то поскользнешься на льду, — раздраженно крикнул мне Брессинджер. Я подозревала, что его мучает сильнейшее похмелье.

— Сэр Конрад, — сказала я. Он резко остановился.

— Да?

Я сказала ему, что не смогла принести учетные книги, хранившиеся в здании суда.

Он явно остался недоволен.

— Сейчас у меня нет времени разбираться с этим, — сказал он. — Я надеялся, что ты проявишь хоть немного инициативы, Хелена. Сегодня утром ты могла бы остаться в хранилище и начать просматривать записи там.

— Простите, — промямлила я. — Мне просто очень хотелось пойти с вами на встречу с лордом Бауэром.

Вонвальт смягчился. Не мог же он злиться, когда я проявляла интерес к нашей работе. Впрочем, он считал — и вполне справедливо, — что мне было интереснее смотреть на то, как суетятся и нервничают лорды на допросе, а не усердно рыться в записях, как это приходилось делать ему. Тем не менее порой он мне уступал, и я всегда была готова этим воспользоваться.

Брессинджер, прищурившись, смотрел на меня.

— Тогда займись делом, — буркнул Вонвальт. — Отнеси этот журнал в мою комнату и захвати с собой свой. Запись допроса у нас все-таки останется, — прибавил он, обращаясь к Брессинджеру.

— Спасибо, — с улыбкой сказала я и поспешила исполнить все, что он велел. Когда я вернулась, то обнаружила, что они не стали дожидаться меня, и мне пришлось узнавать у стражников и местных жителей, как пройти к дому лорда Бауэра. Вонвальта и Брессинджера я догнала уже у ворот.

Лорд Бауэр жил в большом городском особняке, похожем на дом лорда Саутера с единственным отличием — с двух сторон к нему липли другие большие дома торговцев. Всего их было около двадцати, и находились они в одной-двух улицах от гавани, где скрипел и покачивался на ветру лес корабельных мачт. Вонвальт постучал в дверь своим массивным кулаком в перчатке. Вскоре щелкнул засов, и дверь отворилась. Нас встретила служанка в траурных одеждах и с раскрасневшимися глазами. Изнутри повеяло теплом и запахом очага.

— Я — Правосудие сэр Конрад Вонвальт, — мягко сказал он. — Я пришел поговорить с лордом Бауэром. Мне не назначали встречу. Вы не могли бы проводить нас в приемную и попросить его спуститься?

Служанка просто кивнула — как и многие другие, она потеряла дар речи при виде человека, который воплощал собой власть Империи. Мы вошли, и нас безмолвным жестом пригласили в комнату справа от вестибюля. Внутреннее убранство дома походило на убранство резиденции мэра, то есть было дорогим и модным.

Какое-то время мы ждали. Мое сердце колотилось. Я слышала приглушенные голоса — даже в роскошных городских особняках звук хорошо разносился. Судя по тону того, что до нас доносилось, лорд Бауэр был недоволен нежданными гостями, но, как и все, он не мог не принять нас. Вскоре с лестницы донеслись его шаги.

— Сэр Конрад, — сказал он, появившись в дверях приемной.

— Лорд Бауэр, — сказал Вонвальт, поднимаясь на ноги. Брессинджер и я тоже встали. — Благодарю, что согласились нас принять.

— Не стоит, — сказал Бауэр. Он был почти во всех отношениях непримечательным человеком — среднего роста и телосложения, с обычными волосами и чертами лица, — и поэтому его было трудно отличить от тысяч других сованских подданных. Его кожа была здорового розоватого оттенка, свойственного людям, не знавшим лишений, и он был упитаннее многих, хотя и не страдал избытком веса. Его борода была пострижена по моде, которая, как я слышала, полюбилась самому Императору. Одежда его была явно дорогой.

А еще у него был изможденный вид человека, недавно перенесшего тяжелую утрату.

— Я соболезную вашему горю, — сказал Вонвальт, когда мы все сели.

— Благодарю вас, — сказал Бауэр. Он откашлялся. — Я еще не до конца смирился.

— Конечно, — сказал Вонвальт. — Это естественно.

— Я могу вам что-нибудь предложить?

— Воду, если есть; эль, если нет, — сказал Вонвальт.

— Всем троим?

— Да, благодарю. Это Дубайн Брессинджер, мой пристав; а это Хелена Седанка, мой секретарь.

— Какая увесистая у вас книга, — сказал Бауэр, кивком указывая на журнал, лежавший у меня на коленях. Книга действительно была большой, и я до сих пор ее храню. Именно благодаря таким старым журналам и моим личным дневникам я могу в точности воспроизводить те разговоры, которые произошли уже несколько десятков лет назад.

— Хелена будет записывать нашу с вами беседу, — сказал Вонвальт.

Последовала неловкая пауза.

— Правосудие, я уже говорил с шерифом города.

— А теперь вы поговорите со мной, — сказал Вонвальт.

— Как пожелаете, — сказал Бауэр. Служанка вскоре вернулась и принесла три большие кружки болотного эля.

— Вы не пьете, сэр? — спросил Вонвальт.

— Мой желудок не выносит выпивки, — ответил Бауэр. — Позвольте спросить, сэр Конрад, зачем вы пришли? Я думал, Правосудия занимаются тем, что проверяют записи в городских архивах и выслушивают мелкие жалобы простолюдинов.

Вонвальт натянуто улыбнулся.

— Я — представитель Императора, — сказал он. — Мои полномочия не имеют границ, не считая тех, что установлены самим законом. Так что убийство вполне попадает в сферу моей деятельности.

Бауэр, казалось, смутился.

— Я не хотел вас оскорбить, сэр Конрад.

— И не оскорбили.

Бауэр прокашлялся.

— Значит, вы расследуете убийство моей жены?

Вонвальт кивнул.

— С помощью сэра Радомира.

— Он подозревает меня, — со злобой сказал Бауэр. — Этот законник так же нечист на руку, как и все остальные.

Вонвальт нахмурился.

— Почему вы считаете, что сэр Радомир вас подозревает?

— Он уже давно пытается меня в чем-нибудь уличить. В каких преступлениях он только не обвинял меня раньше.

— Сэр Радомир когда-нибудь выдвигал эти обвинения в законном порядке?

— Нет. — Лорд Бауэр надулся. — Но пытался. Вы с ним уже разговаривали?

— Да.

— Несомненно, он пытался настроить вас против меня.

— Ничего подобного, — сказал Вонвальт. — Сэр Радомир — страж закона, расследующий убийство вашей жены. Вам следует проявить к нему хоть немного уважения.

— И не подумаю, — сказал Бауэр, но затем пошел на попятную. Он вдруг словно сдулся, как бурдюк с водой, который проткнули кинжалом. — Прошу меня простить, Правосудие. Я не в себе.

Повисла пауза.

— Ничего, — наконец сказал Вонвальт.

Лорд Бауэр косо посмотрел на него.

— Я слышал, что Правосудия обладают особыми способностями. Это правда, что вы можете заставить человека сознаться одним лишь резким словом?

Вонвальт помедлил.

— У меня есть определенные способности, это верно, — сказал он. — Но я не применяю их без веской причины.

— Я слышал, что вы можете говорить с мертвыми, — негромко сказал лорд Бауэр. Воздух словно сгустился и стал тяжелее. Я содрогнулась. В прошлом Вонвальт несколько раз проводил сеансы некромантии, но процесс этот был жутким, требовал незаурядного умения и отнимал массу сил.

— Возможно, нам стоит начать с начала, — сказал Вонвальт. — Расскажите мне, что произошло с вашей женой.

— Да, — сказал лорд Бауэр. — С моей дорогой женой. — Он замолчал. Мне на миг показалось, что он сейчас заплачет, однако лорд взял себя в руки. — Наталия пропала три ночи назад. Она пошла на Портняжную улицу, чтобы посмотреть на новые ткани из Грозоды. Зеленый бархат, кажется. Этот цвет сейчас в моде. — Он сделал глубокий вдох. Я была рада, что он останавливался, — паузы позволяли моей руке и кисти возможность отдохнуть от спешного царапанья пером. — Она так и не вернулась. А затем я узнал, что какой-то местный мальчишка нашел ее тело в Гейл.

Вид у Вонвальта был задумчивым.

— С ней кто-нибудь был? До исчезновения?

— Служанка, Хана. — Бауэр махнул рукой, указывая на дверь, явно имея в виду девушку, которая впустила нас и принесла выпивку. — Они были близки. — Он пожал плечами. — Ближе, чем полагается быть хозяйке и прислужнице, — прибавил он.

— Полагаю, в роковой момент Хана и леди Бауэр были не вместе? — спросил Вонвальт.

Выражение лица лорда Бауэра стало недовольным.

— От этой девки никакого проку, — сказал он. — Наталия велела ей вернуться домой и приготовиться к моему возвращению. Большую часть дня я провел на пристани — дюжина человек могут это подтвердить.

— Я это учту.

— Хана оставила мою жену на Портняжной улице. Она ничего не видела. Если верить ее словам.

— Вы ее подозреваете?

Лорд Бауэр пожал плечами.

— Она говорит, что Наталия отослала ее прочь. Мне приходится верить ей на слово. Возможно, так мою жену заманили в ловушку.

— Полагаю, вы ее уже допросили? — спросил Вонвальт с нотками отвращения в голосе.

— Конечно. Но она твердит все то же, несмотря на тумаки. — Я подумала о той девушке, которая принесла нам выпивку. На вид она была на несколько лет младше меня. Мне стало жаль ее. Столь юная служанка вряд ли могла куда-нибудь уйти и была пленницей обстоятельств. Я сомневалась, что у нее рядом была родня. Если лорд Бауэр оставит ее у себя в услужении, то наверняка закрутит с ней интрижку — если уже не закрутил. А когда он наконец выставит ее за порог, она останется на милость городских приютов. Даже если в Долине Гейл подобные заведения содержались лучше, чем те, которые видела я, ее все равно ждала незавидная участь.

— Вы можете назвать лавку, в которой леди Бауэр видели в последний раз? — спросил Вонвальт.

— Нет. Сэр Радомир может. Он и его люди проводили прошлым утром расследование… только толку от этого немного.

Вонвальт помедлил.

— Сэр Радомир говорил мне, что вы подозреваете в убийстве вашей жены своего конкурента, мистера Вогта. Что вы можете об этом рассказать?

Лорд Бауэр замялся.

— В последние несколько дней я многое наговорил сгоряча, — осторожно произнес он. — Мы с мистером Вогтом — давние конкуренты. Однажды он обвинил меня в том, что я умышленно сгубил его партии зерна.

— Об этом я слышал.

— Я сразу же решил, что это сделал он. Боюсь, я поторопился.

Вонвальт нахмурился.

— Однако что-то же заставило вас с такой готовностью его обвинить? Сэр Радомир говорит, что вы были совершенно убеждены в его причастности.

— Честно говоря, Правосудие, мне больше никто не пришел в голову. В своем горе я пытался найти любое объяснение, которое имело бы хоть какой-то смысл. У меня нет врагов — в полном смысле этого слова. В Долине жесткая конкуренция, но не настолько, чтобы мы опускались до столь ужасных мер. Мы — деловые люди, а не животные.

— И все же мне кажется странным, что вы вообще упомянули его, если он никак не связан с убийством.

— Правосудие, клянусь вам, — то был бред скорбящего человека. Связи никакой нет.

— Думаю, мы все же побеседуем с мистером Вогтом, — сказал Вонвальт.

— Как вам угодно, — угрюмо сказал Бауэр.

— Однако если мы на время исключим из наших подозрений его и тех, кто на него работает, — сказал Вонвальт, — неужели не останется никого, кто, по вашему мнению, мог бы попытаться совершить подобное?

— Совершенно никого, — сказал лорд Бауэр.

— Вы подозреваете, что произошло нечто иное? Ограбление?

— Откуда же мне знать? Я знаю лишь то, что ее больше нет.

Вонвальт тихо, недоверчиво усмехнулся.

— Весьма примечательно, милорд, что кто-то убил жену видного дворянина, причем столь грубым способом, и не оставил при этом никаких зацепок. Я столько лет служу Ордену магистратов, но ни с чем подобным не сталкивался.

Бауэр беспомощно пожал плечами.

— Я не знаю, что еще вам сказать, Правосудие.

— Хм. — Повисла долгая пауза. Затем Вонвальт сказал: — А что насчет других ваших рабочих связей? Вы ведь деловой человек, верно? Торговец?

— Верно.

— И чем именно занимаетесь?

— Перевозками. Я гарантирую доставку грузов за плату.

— Гарантируете? Каким образом? — спросил Вонвальт.

— Я возмещаю стоимость груза, если он оказывается утрачен.

— Похоже, это рискованное предприятие.

Лорд Бауэр покачал головой.

— Если подходить к делу с умом, то нет.

— И прибыльное, как я погляжу, — сухо сказал Вонвальт, демонстративно оглядывая комнату. — И в ваших делах не было никаких существенных изменений? Вы должны кому-нибудь денег?

— Нет.

— Хорошо, — сказал Вонвальт. — Прежде чем я вас оставлю, не могли бы вы рассказать мне о том, что вы делаете для города? Сэр Радомир говорил, что у вас есть какие-то обязанности в совете?

— Есть, — осторожно сказал лорд Бауэр. — Но они довольно ограниченные.

— Какие, например?

Лорд Бауэр заерзал в кресле.

— Их немного. Я помогаю организовывать некоторые благотворительные мероприятия на налоговые деньги, в качестве попечителя. Еще я помогаю церкви поддерживать приюты для бедноты. Есть и другие мелкие обязанности.

— И здесь тоже никаких затруднений?

— На ум точно ничего не приходит.

— А что насчет вашей семьи? У леди Бауэр остались дети? Я не заметил, чтобы в доме жил кто-то еще.

— У нас был сын, но он скончался от оспы несколько лет назад. Также у меня есть дочь. Она тяжело перенесла смерть своего брата и сбежала в монастырь, чтобы принять религиозные обеты. Я давно ее не видел. Все остальные дети не пережили младенчества.

— Соболезную о вашем сыне, — искренне сказал Вонвальт. — Это жестокая участь — потерять ребенка.

— А потерять ребенка и жену — еще ужаснее, — сказал лорд Бауэр. В его голосе внезапно прозвучала столь глубокая печаль, что я прониклась к нему сочувствием. — Благодарю вас за добрые слова.

— Конечно. Что ж, думаю, на этом мы закончим. Если вспомните что-либо еще, то я остановился у лорда Саутера. А пока мы продолжим наше расследование.

— Я благодарен вам за помощь, сэр Конрад.

— Тогда до следующей встречи.

— До встречи.

* * *

Прежде чем мы ушли, Вонвальт велел мне поговорить со служанкой, Ханой. Я ускользнула прочь, пока Вонвальт и Дубайн натягивали свои плащи и отвлекали лорда Бауэра. Я нашла ее на кухне, где та слонялась без дела. Служанка вздрогнула, когда я вошла.

— Ты ведь Хана? — негромко спросила я.

— Да, госпожа, — сказала она, склонив голову и присев в реверансе.

— Брось это, — сказала я, ненавидя себя за имперские интонации. — Мой господин просил тебе кое-что передать. Он беспокоится о твоем благополучии, теперь, когда ты осталась одна в этом доме. Лорд Бауэр показался нам жестоким человеком.

Хана ничего не сказала, а лишь скрутила руками юбку своего платья.

— Мы пробудем в Долине Гейл несколько недель, — сказала я. — Сэр Конрад говорит, что ты обязана сообщить ему, если лорд Бауэр начнет пытаться приставать к тебе или плохо с тобой обращаться. По законам Совы, принуждать женщину к плотским утехам против ее воли — преступление.

Она покраснела, но ничего не сказала. Впрочем, я и не думала, что скажет.

— Что ж, я передала все, что должна была, — сказала я. — И последнее. Когда ты в прошлый раз видела леди Бауэр? Лорд Бауэр говорит, что вы расстались перед тем, как она пропала.

Хана кивнула. Она начала приходить в себя.

— Леди отправила меня домой, чтобы привести его в порядок, — сказала она. — Разжечь очаги, начать готовить ужин и все такое. Я оставила ее на Портняжной улице. Тогда же я и видела ее в последний раз.

— Ты уверена? Ты не видела ничего подозрительного? За вами никто не шел, например?

— Нет, ничего, клянусь Немой, — сказала она. По ее щекам потекли слезы. Ей понадобилось все самообладание, чтобы продолжать говорить тихо. Я протянула руку и сжала ее плечо, чтобы приободрить, но заметила, что она чуть вздрогнула.

— Хорошо, — сказала я. — Все хорошо. Сейчас мне нужно идти, но ты помни о нашем разговоре, ладно?

Она кивнула, спешно утирая глаза.

— Хорошо, — сказала я, не зная, что еще сказать. С тяжелым сердцем я оставила ее и догнала Вонвальта и Брессинджера у двери.

— Идем, — сказал мне Вонвальт, когда Брессинджер распахнул дверь, впустив внутрь холод. — Нам пора.

Снаружи несколько человек бросили цветы у ворот дома Бауэра и убежали в переулки. Вдали храмовый колокол пробил час дня.

— Проклятье, — пробормотал Брессинджер, когда мы отошли достаточно далеко. — Я отчасти надеялся, что сегодня утром мы покончим с этим делом. Мне думалось, что это он ее убил. Вам не хотелось просто прижать его Голосом?

Вонвальт покачал головой.

— Нет, — с нотками упрека в голосе сказал он. — По крайней мере, пока нет. Тебе хорошо известно, насколько ограничены возможности Голоса. Лорд Бауэр, может, и не убивал свою жену, но сэр Радомир прав: он ведет себя несколько подозрительно. Применить Голос сейчас, не разобравшись во всем подробнее, было бы неразумно. Ты слышал, как он спрашивал меня об этой силе. Его разум и так уже начеку, а примени я Голос сейчас, в будущем он сопротивлялся бы мне с двойным упорством.

Брессинджер угрюмо хмыкнул.

— Кажется, я никогда этого не пойму.

— Терпение, Дубайн, — сказал Вонвальт. — Скоро настанет время и для решительных действий. А пока нам нужно расставить сети пошире.