Доктор Торндайк. Красный отпечаток большого пальца

Ричард Остин Фримен (1907)

Ричард Остин Фримен (1862–1943) — британский писатель, автор детективов о судебно-медицинском следователе докторе Торндайке, серии из 22 романов и 40 рассказов. Фримен утверждал, что изобрел перевёрнутый детектив, направление в детективном жанре, где преступник, в отличие от традиционного детектива, известен с самого начала повествования. Автор был членом Детективного клуба с самого его основания в 1930 году. Доктор Джон Эвелин Торндайк — вымышленный детектив по профессии доктор, он обратился к судебной практике и стал одним из первых ученых судебно-медицинской экспертизы. Его расследования основаны на методе сбора всех возможных данных (вплоть до изучения улиток из пруда, в котором нашли тело жертвы). В расследовании убийств Торндайку часто помогал его коллега Кристофер Джервис (обычно выступает в качестве рассказчика) и всегда находчивый лаборант Натаниэль Полтон. В отличие от многих других детективов-любителей и частных сыщиков, Торндайк имеет хорошие отношения с полицией, несмотря на то, что доказывал им неправоту следователей во многих делах. Внешне Торндайк высокий, атлетически сложенный, красивый и умный. Он никогда не был женат и не имеет детей.

Глава 3. Леди в деле

Придя к Торндайку на следующее утро, я застал его за работой. Завтрак был накрыт на одном конце стола, а на другом стоял микроскоп того типа, какой используется для изучения культур микроорганизмов на твердой среде. На широком предметном столике микроскопа лежала одна из карточек с отпечатком большого пальца. Конденсатор бросал концентрированный луч на карточку, которую разглядывал Торндайк, когда я постучал; это я понял по положению стула, который он теперь отодвинул к стене.

— Вижу, вы продолжили работу над нашей проблемой, — заметил я, когда в ответ на двойной электрический звонок вошел Полтон с нашим завтраком.

— Да, — ответил Торндайк, — я начал кампанию, поддерживаемый, как всегда, моим начальником штаба! Верно, Полтон?

Маленький человек, чье умное утонченное лицо и достойная осанка необычайно противоречили чайному подносу, который он принес, гордо улыбнулся и, преданно и восторженно посмотрев на моего друга, ответил:

— Да, сэр. Мы не позволяем траве расти под нашими ногами. Наверху промывается прекрасный негатив и увеличенный снимок, который просохнет к тому времени, как вы закончите завтракать.

— Он удивительный человек, Джервис, — сказал мой друг, когда его помощник удалился. — Похож на сельского священника или канцеляриста, но, очевидно, природа планировала сделать его профессором физики. На самом деле он был сначала часовщиком, затем изготовлял оптические инструменты, теперь он доверенное лицо юриста-медика. Он моя правая рука, этот Полтон; он понимает мою мысль раньше, чем я успеваю ее сформулировать, но в будущем вы с ним получше познакомитесь.

— Где вы его нашли?

— Когда я с ним познакомился, он был постоянным пациентом, тяжело больным и разбитым, жертвой бедности и незаслуженных несчастий. Я давал ему небольшую работу, а когда понял, какой он человек, предложил работать у меня постоянно. Он предан мне, и его благодарность столь же безгранична, как и неуместна.

— А что за фотографии он готовит?

— Увеличенное факсимиле одного из отпечатков большого пальца на бромистой бумаге и негатив такого же размера на случай, если нам понадобится повторить печать.

— Очевидно, вы надеетесь как-то помочь бедному Хорнби, — сказал я, — хотя не понимаю, как это можно сделать. По-моему, представить себе более безнадежный случай невозможно. Не хочется его осуждать, но его виновность кажется почти несомненной.

— Случай действительно кажется безнадежным, — согласился Торндайк, — и я сам сейчас не вижу выхода. Но я сделал правилом во всех случаях строго действовать по законам классического индуктивного расследования: собирать факты, выдвигать гипотезы, проверять их и искать подтверждения. И всегда оставаться непредвзятым.

В данном случае, предполагая, что ограбление действительно имело место, есть четыре мыслимые гипотезы:

1) ограбление совершил Рюбен Хорнби;

2) его совершил Уолтер Хорнби;

3) его совершил Джон Хорнби;

4) оно совершено какой-то другой личностью или личностями.

Четвертую гипотезу я предполагаю временно оставить и сосредоточиться на трех первых.

— Вы считаете возможным, что мистер Хорнби украл алмазы из своего сейфа? — воскликнул я.

— В данный момент я не склоняюсь ни к одной гипотезе, — ответил Торндайк. — Я просто выдвигаю эти гипотезы. Джон Хорнби имел доступ к алмазам, поэтому возможно, что он их украл.

— Но ведь он ответствен перед владельцами.

— Нет — в отсутствии явной халатности, которую владельцам трудно было бы доказать. Видите ли, он был тем, что называется «безвозмездным хранителем», и в этом случае на хранителе не лежит ответственность за утрату, если нет явной халатности.

— Но отпечаток пальца, мой дорогой друг! — воскликнул я. — Как вы можете преодолеть это?

— Не знаю, смогу ли я это сделать, — спокойно ответил Торндайк, — но вижу, вы принимаете точку зрения полиции, которая считает отпечаток пальца волшебным пробным камнем, при наличии которого не нужны никакие другие доказательства. Но это ошибка. Отпечаток пальца — просто факт, очень важный и значительный, я признаю, но тем не менее только факт, и, как всякий другой факт, нуждается в оценке и сопоставлении с другими фактами для определения его доказательного значения.

— И что вы предполагаете сделать первым?

— Прежде всего я должен убедиться, что отпечаток большого пальца, предлагаемый в качестве доказательства, идентичен с другими отпечатками Рюбена Хорнби — в чем, впрочем, у меня нет особых сомнений, потому что специалистам по отпечаткам в пределах их специальности вполне можно доверять.

— А потом?

— Я соберу свежие факты, для чего нуждаюсь в вашей помощи, и, если мы позавтракали, могу предложить вам заняться вашими новыми обязанностями.

Он встал, позвонил в звонок, а потом принес из кабинета четыре маленькие, обтянутые бумагой записные книжки и разложил их передо мной.

— Одну из этих книжек, — сказал он, — мы посвятим данным, касающимся Рюбена Хорнби. Вы будете узнавать все, что сможете, — все, имейте в виду, независимо от того, насколько обычным и не имеющим отношения к делу это бы вам ни казалось, узнавать все, связанное с ним, и записывать в эту книжку. — Он написал на обложке «Рюбен Хорнби» и передал книжку мне. — Во вторую книжку вы точно так же будете записывать все, что узнаете об Уолтере Хорнби, в третью — данные, касающиеся Джона Хорнби. Четвертую книжку вы отведете для случайных фактов, связанных с делом, но не попадающих под первые три раздела. А теперь познакомимся с результатами трудолюбия Полтона.

Он взял из рук помощника фотографию десяти дюймов в длину и восьми в ширину на глазированной бумаге, прикрепленную к жесткой карточке. Это было сильно увеличенное факсимиле отпечатка большого пальца. Все миниатюрные подробности, такие как крошечные отверстия потовых желез и мелкие нерегулярности бороздок, которые на оригинале можно разглядеть только с помощью увеличительного стекла, здесь отчетливо видны невооруженным глазом. Больше того, снимок разделен тонкими черными линиями, образуя множество маленьких квадратов, каждый из которых обозначен номером.

— Прекрасно, Полтон, — одобрительно сказал Торндайк, — увеличение получилось превосходно. Вы видите, Джервис, мы сфотографировали отпечаток в контакте с микрометром, разделив пространство на квадраты в двенадцатую часть дюйма. Увеличение в восемь раз, так что каждый квадрат в две трети дюйма в диаметре. У меня есть несколько таких микрометров с разными шкалами, и они бесценны при изучении чеков, сомнительных подписей и тому подобного. Я вижу, вы упаковали камеру и микроскоп, Полтон, а микрометр прихватили?

— Да, сэр, — ответил Полтон, — а также шестидюймовый объектив и маломощный окуляр. Все в этом кейсе, и я положил специальные «быстрые» пластины в светонепроницаемой оболочке на случай плохого освещения.

— Тогда мы пойдем в Скотланд-Ярд и схватим там льва за гриву, — произнес Торндайк, беря шляпу и перчатки.

— Но ведь вы не потащите этот большой микроскоп в Скотланд-Ярд, — сказал я. — Ведь вам нужно увеличение всего в восемь раз. У вас есть микроскоп для препарирования или другой портативный прибор?

— У нас есть прекрасный инструмент для изучения препарированных образцов, изготовленный самим Полтоном, мы покажем его вам. Но мне может понадобиться более мощный инструмент; и позвольте вас предупредить: что бы я ни делал, не вставляйте никаких комментариев в присутствии официальных лиц. Мы ищем информацию, а не распространяем ее, поняли?

В этот момент раздался робкий виноватый стук медного колокольчика на внутренней двери — наружная дверь оставалась открытой.

— Кто это может быть? — сказал Торндайк, ставя микроскоп на стол. Он подошел к двери, резко раскрыл ее, но сразу снял шляпу, и я увидел стоящую на пороге женщину.

— Доктор Торндайк? — спросила она и, когда мой друг поклонился, продолжила: — Я должна была бы написать и попросить о встрече, но дело очень срочное… Оно связано с мистером Рюбеном Хорнби, и я только сегодня утром узнала, что он обратился к вам.

— Пожалуйста, входите, — сказал Торндайк. — Доктор Джервис и я как раз направлялись в Скотланд-Ярд по этому делу. Позвольте представить моего коллегу, который работает со мной над данной проблемой.

Гостья, рослая красивая девушка лет двадцати, ответила на мой поклон и произнесла с полным самообладанием:

— Меня зовут Гибсон, мисс Жюльет Гибсон. У меня очень простое дело, и я задержу вас всего на несколько минут.

Она села на предложенный Торндайком стул и продолжала в четкой деловой манере:

— Я должна рассказать о себе, чтобы объяснить причину своего прихода. Последние шесть лет я жила с мистером и миссис Хорнби, хотя я им не родственница. Я появилась в их доме как своего рода компаньонка миссис Хорнби, хотя мне тогда было всего пятнадцать лет. Можно не говорить, что мои обязанности оказались не слишком утомительными; на самом деле, я думаю, миссис Хорнби взяла меня, потому что я сирота и у меня не имелось средств на жизнь, а у нее своих детей нет.

Три года назад я получила небольшое состояние, которое сделало меня независимой, но я была так счастлива с моими добрыми друзьями, что попросила разрешения остаться и с тех пор живу у них как приемная дочь. Естественно, я часто видела их племянников, которые проводили много времени в их доме, и мне не нужно говорить вам, что ужасное обвинение Рюбена поразило нас, как удар молнии. И я пришла к вам, чтобы сказать: я не верю, что Рюбен украл алмазы. Насколько я его знаю, это совершенно не в его характере. Я убеждена, что он невиновен, и готова подкрепить свое убеждение.

— Каким образом? — спросил Торндайк.

— Предоставив средства для ведения войны, — ответила мисс Гибсон. — Я знаю, что юридические советы и помощь требуют значительных расходов.

— Боюсь, ваша информация верна, — сказал Торндайк.

— Финансовые возможности Рюбена, я уверена, невелики, поэтому друзья должны поддержать его, и я хочу, чтобы было сделано все возможное для его защиты, и я заплачу за все, за что не сможет заплатить он сам. Конечно, я бы хотела, чтобы мое участие, насколько это возможно, оставалось неизвестными.

— Ваша дружба очень практична, мисс Гибсон, — сказал мой коллега с улыбкой. — Кстати, стоимость — не мое дело. Если потребуется использовать вашу щедрость, вы должны будете обратиться к адвокату мистера Рюбена через вашего опекуна, миссис Хорнби, и с согласия обвиняемого. Не думаю, чтобы такая потребность возникла, но я рад вашему приходу, потому что вы можете помочь нам по-другому. Например, вы можете ответить на несколько внешне бестактных вопросов.

— Никакие вопросы, которые вы захотите задать, я не сочту бестактными, — ответила наша посетительница.

— В таком случае, — сказал Торндайк, — я хотел бы спросить, существуют ли какие-то особые отношения между вами и мистером Рюбеном.

— Вы ищете неизбежный мотив, связанный с женщиной, — произнесла мисс Гибсон, рассмеявшись и слегка покраснев. — Нет, между мной и Рюбеном нет нежного обмена любезностями. Мы просто старые близкие друзья; в сущности, я сказала бы, что есть тенденция в другом направлении — Уолтер Хорнби.

— Вы хотите сказать, что обручены с Уолтером?

— О нет, — ответила она, — но он просил меня выйти за него, просил несколько раз, и я верю, что он искренне привязан ко мне.

Последние слова она произнесла со странным выражением, как будто в них содержалось что-то забавное и скорее невероятное, и это заметил не только я, но и Торндайк, который сказал:

— Конечно. Как может быть иначе?

— Понимаете, — продолжила мисс Гибсон, — у меня есть шестьсот фунтов в год, и меня можно считать неплохой парой для такого молодого человека, как Уолтер, у которого нет ни состояния, ни надежд на наследство, и это, естественно, принимается во внимание. Но все же я думаю, он искренен в своих заверениях, а не просто привлечен моими деньгами.

— Я не нахожу ваше мнение невероятным, — с улыбкой сказал Торндайк, — даже если бы мистер Уолтер был корыстным молодым человеком, каким, мне кажется, он не является.

Мисс Гибсон очень мило покраснела и ответила:

— Прошу вас, не трудитесь делать мне комплименты; уверяю вас, я равнодушна к своим достоинствам. Но что касается Уолтера Хорнби, мне не хотелось бы применять к нему определение «корыстный», однако… я не встречала молодого человека, который так высоко ценил бы деньги. Он намерен преуспеть в жизни и, несомненно, добьется своего.

— Правильно ли я понял, что вы ему отказали?

— Да. Я испытываю к нему дружеские чувства, но не такой природы, которые позволили бы думать о браке с ним.

— Вернемся на время к мистеру Рюбену. Вы знакомы с ним несколько лет?

— Я близко знакома с ним шесть лет, — ответила мисс Гибсон.

— Как бы вы его охарактеризовали?

— Если говорить о моих наблюдениях, — произнесла она, — я никогда не видела, чтобы он говорил неправду или совершал бесчестный поступок. Что касается воровства, то это просто нелепо. У него нет дорогих привычек, он всегда экономен и чересчур лишен честолюбия, а по отношению к обогащению он так же равнодушен, как увлечен Уолтер. Он щедрый человек, но старательный и трудолюбивый.

— Спасибо, мисс Гибсон, — сказал Торндайк. — По мере развития дела мы обратимся к вам за дополнительной информацией. Я уверен, вы поможете нам, если сможете, и поможете ясной головой и восхитительной откровенностью. Если оставите мне вашу карточку, доктор Джервис и я будем информировать вас о нашем продвижении и обратимся за помощью, если потребуется.

После ухода нашей прекрасной посетительницы Торндайк еще какое-то время стоял, задумчиво глядя в огонь. Потом, быстро взглянув на часы, снова надел шляпу, взял микроскоп, протянул мне фотоаппарат и направился к двери.

— Как летит время! — заметил он, когда мы спустились по лестнице. — Но мы не зря его потратили, Джервис.

— Да, пожалуй, — осторожно ответил я.

— У нас небольшая проблема из числа тех, которые вам могут понравиться и которые в романах называют «психологическими», а разбираться в таких проблемах — ваша работа.

— Вы имеете в виду отношения мисс Гибсон с этими двумя молодыми людьми? — спросил я.

Торндайк кивнул.

— Разве это наша забота? — удивился я.

— Конечно, — ответил он. — На данной предварительной стадии все наша забота. Мы ищем ключ и ничего не должны оставлять без рассмотрения.

— Ну, для начала должен сказать, что она не слишком увлечена этим Уолтером Хорнби.

— Да, — с негромким смехом произнес Торндайк, — можно сказать, что хитрый Уолтер не вызвал у нее большой страсти.

— Далее, — продолжал я, — если бы я искал руки мисс Гибсон, я предпочел бы оказаться на месте Рюбена, а не Уолтера.

— И снова я с вами согласен, — сказал Торндайк. — Продолжайте.

— Что ж, — опять заговорил я, — у меня такое впечатление, что явное восхищение характером Рюбена у нашей прекрасной гостьи было обострено тем, что она слышала от третьего лица. Ее слова «если говорить о моих наблюдениях» подразумевают, что ее наблюдения не согласуются с мнением кого-то другого.

— Отлично! — воскликнул Торндайк, хлопая меня по спине к явному изумлению полицейского, мимо которого мы проходили. — На это я и надеялся: у вас удивительная способность замечать незаметное. Да, кто-то кое-что говорил о нашем клиенте, и нам нужно установить, кто говорил и что было сказано. Надо найти предлог для еще одного разговора с мисс Гибсон.

— Кстати, а почему вы не спросили ее, что она имеет в виду? — глуповато осведомился я.

Торндайк улыбнулся.

— А вы почему не спросили?

— Ну, наверно, бестактно быть слишком проницательным, — ответил я. — Позвольте мне понести микроскоп; я вижу, у вас от него рука устала.

— Спасибо, — произнес доктор, отдавая мне футляр и растирая пальцы. — Он очень громоздкий.

— Не понимаю, зачем вам нужен такой большой инструмент, — сказал я. — Обычная карманная лупа — все, что может вам понадобиться. К тому же шестидюймовый объектив способен увеличить только в два-три раза.

— В два раза — с закрытым тубусом, — ответил Торндайк, — а маломощный объектив увеличивает в четыре раза. Полтон изготовил их мне для осмотра чеков, банкнот и прочих больших объектов. Но вы поймете, когда увидите, как я использую инструмент. И помните: никаких комментариев.

К этому времени мы подошли к входу в Скотланд-Ярд и переходили узкую улицу, когда встретились с полицейским в форме, который остановился и поздоровался с моим коллегой.

— Я так и думал, что мы скоро вас увидим, доктор, — дружелюбно сказал он. — Я сегодня утром слышал, что вы взялись за это дело с отпечатком большого пальца.

— Да, — ответил Торндайк, — я собираюсь посмотреть, что можно сделать для защиты.

— Что ж, — произнес офицер, провожая нас в здание, — вы предъявили нам много сюрпризов, но самый большой сюрприз будет, если вы что-нибудь извлечете из этого дела. Должен сказать, что тут заключение предрешено.

— Мой дорогой друг, — сказал Торндайк, — такого заключения не может быть. Вы хотите сказать, что на первый взгляд все против обвиняемого.

— Говорите что хотите, — ответил офицер с озорной улыбкой, — но я думаю, что это самый трудный орешек, на котором вы пробовали свои зубы, а у вас крепкие зубы, я знаю. Вам лучше пройти в кабинет мистера Синглтона.

И он провел нас по коридору в большую, почти пустую комнату, в которой за большим письменным столом сидел спокойный джентльмен.

— Как поживаете, доктор? — сказал этот джентльмен, вставая и протягивая руку. — Я догадываюсь, почему вы пришли. Хотите видеть отпечаток большого пальца?

— Совершенно верно, — ответил Торндайк и потом, представив меня, продолжил: — Мы были с вами партерами в последней игре, но сейчас по разные стороны доски.

— Да, — согласился мистер Синглтон, — и мы собираемся поставить вам мат.

Он открыл ящик, достал из него небольшую папку, а из нее листок бумаги, который положил на стол. Это оказался лист, вырванный из перфорированного блокнота, и на нем карандашом было написано: «Передано Рюбеном в 7:30 после полудня. Дж. Х.». В одном углу темное глянцевое кровавое пятно, сделанное падением крупной капли; пятно слегка размазано как будто прижатым большим пальцем. Рядом два или три пятна поменьше и удивительно четкий отпечаток большого пальца.

Торндайк минуту или две внимательно смотрел на листок, по очереди разглядывал отпечаток и пятна крови, но ничего не говорил, а мистер Синглтон смотрел бесстрастно, на лице его было выражение любопытства.

— Такой отпечаток идентифицировать нетрудно, — заметил наконец офицер.

— Да, — согласился Торндайк, — отличный отпечаток и легко распознаваемый, даже без шрама.

— Верно, — сказал мистер Синглтон, — шрам делает вывод абсолютно однозначным. Полагаю, у вас есть с собой отпечаток?

— Да, — ответил Торндайк и достал из широкого кармана с клапаном увеличенную фотографию, при виде которой мистер Синглтон широко улыбнулся.

— Чтобы смотреть на такой, не нужно надевать очки, — заметил он, — но при большем увеличении ничего не достигнешь; увеличение в три раза вполне достаточно для изучения бороздок. Я вижу, вы разделили изображение на пронумерованные квадраты — неплохой план. Но наш — вернее, Галтона, потому что мы заимствовали метод у него, — для наших целей лучше.

Он достал из папки фотографию отпечатка большого пальца, увеличенную до четырех дюймов в длину. На изображении заостренным пером было проведено несколько квадратов, в них размещались особенности изображения: петли, раздвоения и другие бросающиеся в глаза детали бороздок.

— Такая система обозначения учетными номерами, — заявил мистер Синглтон, — лучше вашего метода квадратов, потому что номерами обозначены только места, важные для сравнения, тогда как у вас в квадраты попадают случайно важные и неважные подробности. К тому же мы не можем позволить вам обозначать номера на оригинале, хотя фотографию оригинала можем дать.

— Я хотел попросить разрешения сделать фотографию, — сказал Торндайк.

— Конечно, — ответил мистер Синглтон, — если вы предпочитаете сделать снимок сами. Я знаю, что вы ничему не верите и все делаете сами. А сейчас прошу простить, мне нужно вернуться к работе. Инспектор Джонсон поможет вам, если понадобится.

— И присмотрит, чтобы я не украл оригинал, — добавил Торндайк, повернувшись к вошедшему инспектору.

— О, я об этом позабочусь, — с улыбкой ответил тот. Мистер Синглтон вернулся за стол, а Торндайк открыл футляр и достал микроскоп.

— Что вы собираетесь смотреть под микроскопом? — спросил мистер Синглтон, оглядываясь с широкой улыбкой.

— Я как-то должен отработать плату, — ответил Торндайк, устанавливая микроскоп и прикрепляя два объектива к передней части.

— Вы наблюдаете, чтобы не было обмана, — сказал он инспектору, взяв бумагу со стола мистера Синглтона и помещая ее между двумя стеклянными пластинками.

— Я наблюдаю за вами, сэр, — с усмешкой ответил офицер и действительно внимательно и с большим интересом следил за тем, как Торндайк поместил пластины под микроскоп и отрегулировал фокус.

Я тоже смотрел, и действия коллеги меня возбуждали. После предварительного осмотра в шестидюймовую лупу он подключил более мощный объектив и с его помощью внимательно изучил пятна крови, потом переместил в поле зрения сам отпечаток большого пальца. Несколько минут он очень внимательно рассматривал этот отпечаток, потом достал из кейса маленькую спиртовую лампу, очевидно, заполненную каким-то спиртовым раствором натриевой соли, потому что, когда он зажег лампу, я узнал характерный желтый цвет натрия. Затем он заменил объектив дополнительного спектроскопа и, поместив маленькую лампу перед зеркалом микроскопа, включил спектроскоп. Очевидно, мой друг проверял положение линии Д (линии натрия) в спектре.

Закончив эту подготовку, он начал заново осматриваться пятна крови и отпечаток большого пальца в прямом и отраженном свете, и я заметил, что он торопливо начертил в своем блокноте несколько диаграмм. Потом он убрал спектроскоп и лампу в кейс и достал микрометр — тонкую стеклянную полоску размером три на полтора дюйма — и положил его на стекло над отпечатком пальца.

Закрепив эту полоску, он стал передвигать ее, все время сравнивая увиденное с линиями на большой фотографии, которую держал в руке. После многих передвижений и подготовки он как будто был удовлетворен, потому что сказал мне:

— Думаю, я поместил линии в то же положение, в котором они на нашем снимке, так что с помощью инспектора Джонсона мы сделаем снимки, которые сможем рассмотреть позже.

Он достал из кейса камеру — фотоаппарат с пластинками разметом 8 на 11 сантиметров — и открыл ее. Потом, поместив микроскоп в горизонтальное положение, он достал из кейса плитку красного дерева с тремя медными ножками, поставил на нее камеру и поместил ее на уровень окуляра микроскопа.

Передняя часть камеры была снабжена коротким рукавом из плотной черной кожи, и в этот рукав поместили объектив микроскопа, затем обмотали плотной каучуковой лентой, так что соединение стало совершенно светонепроницаемым.

Теперь все было готово для фотографирования. С помощью конденсатора свет из окна сосредоточили на отпечатке большого пальца, Торндайк с чрезвычайной осторожностью отрегулировал фокус, потом, надев на объектив черный колпачок, вставил пластинку и открыл затвор.

— Я попрошу вас сесть и во время выдержки оставаться неподвижными, — сказал он мне и инспектору. — Малейшая вибрация может нарушить четкость изображения.

Мы сели, и Торндайк, стоя неподвижно и глядя на часы, снял колпачок и подставил первую пластинку.

— Сделаем еще одну, вдруг первая окажется недостаточно качественной, — произнес он, надевая колпачок и закрывая затвор.

Он поместил вторую пластинку и сделал ту же выдержку, потом, убрав микрометр и заменив его полоской простого стекла, сделал еще два снимка.

— Осталось две пластинки, — сказал он, извлекая последнюю. — Думаю, на них мы сфотографируем пятна крови.

Соответственно он произвел еще две выдержки, снял сначала крупное пятно, потом пятна поменьше.

— Теперь, — с удовлетворенным видом продолжил он, упаковывая то, что инспектор назвал «ящиком с фокусами», — мы получили все данные, какие можно было извлечь из Скотланд-Ярда, и я очень благодарен вам, мистер Синглтон, за то, что так много дали вашему природному врагу, адвокату защиты.

— Не природному врагу, доктор, — возразил мистер Синглтон. — Конечно, мы работаем на обвинение, но я не ставлю препятствия на пути защиты. Вы это хорошо знаете.

— Конечно знаю, мой дорогой сэр, — ответил Торндайк, пожимая руку чиновника. — Разве вы уже не помогали мне много раз? Но все равно я вам очень признателен. До свидания.

— До свидания, доктор. Желаю вам удачи, но боюсь, в этот раз ее не будет.

— Посмотрим, — ответил Торндайк и, дружески помахав инспектору, взял два кейса и первым вышел из здания.