Следствие сомбреро

Ричард Бротиган, 1976

Американский юморист, опечаленный уходом подруги-японки, начинает писать забавную историю о том, как однажды на главную улицу провинциального городка падает с неба заледеневшее черное сомбреро. Недовольный своим сочинением, писатель выбрасывает рукопись в мусорную корзину. А история, родившаяся у него в голове, начинает раскручиваться сама по себе, уже без его участия. Сомбреро постепенно теплеет, и вокруг собираются люди…

Замо́к

Спустя час американский юморист так нервничал, что не мог ключом открыть дверь в свою квартиру. Так нервничал, что почти протрезвел. Он поверить был не в силах, что эта прекрасная японка стоит рядом в коридоре его дома, ждет, когда он откроет дверь, а потом войдет вместе с ним в квартиру.

Она стояла очень терпеливо и смотрела на него.

Что-то приключилось с замком.

Невероятно.

Чертов ебаный замок! Почему сейчас? Почему я?

Такого прежде не бывало.

— Замок, — сказал он, скребя ключом несообразно ситуации.

Японка ничего не сказала. От этого стало только хуже. Лучше бы она сказала что-нибудь. Он тогда не знал: она что-нибудь говорила, лишь когда было что сказать. Тогда она становилась прямолинейна и весьма членораздельна. Светских бесед она не вела.

Но она была очень умна, с замечательным чувством юмора — просто разговаривала мало. Когда вокруг были другие люди, они всякий раз удивлялись, потому что она могла и слова не произнести за целый вечер. Она говорила, лишь когда ей было что сказать. Она очень умно слушала, кивала, качала головой, если говорилось что-то умное и тонкое. Всегда смеялась в подходящий момент.

У нее был красивый смех — точно дождевая вода льется на серебряные нарциссы. У нее был такой приятный смех, что люди любили говорить при ней смешное.

Когда кто-нибудь разговаривал, ее очень узкие понимающие глаза смотрели ему в лицо и слушали так, будто он — единственный звук в мире, будто все, что звучало, совершенно кануло из человеческого уха и остался только этот голос.

Не говоря ни слова, она мягко взяла ключ из его руки. Так они впервые коснулись друг друга — крошечный жест, ключ перешел из руки в руку. Ее рука была мала, но пальцы изящные и длинные. В руках ее обитал невероятный покой.

Юморист не прикасался к ней в баре и по пути в квартиру. То было первое из миллиона касаний. Она нежно и точно вставила ключ в скважину. Повернула. Дверь открылась. Она вернула ему ключ, и руки их соприкоснулись второй раз. Ему казалось, сердце его продолбит себе дорогу из тела. Ничего эротичнее с ним в жизни не случалось.

После разрыва он пережил краткий период мастурбации. И тема его мастурбации была — как японка бессловесно забирает ключ из его руки, открывает дверь, а потом вкладывает ключ ему в руку.

Он кончал, когда она, открыв дверь, вкладывала ключ ему в руку. А потом лежал в постели, и лужа спермы диковинным Саргассовым морем бултыхалась у него на животе. Он так делал раз пять или шесть. А потом бросил, потому что понял: так можно жить до скончания веков, и тут-то ему и настанут кранты. Он знал, что у жизни всегда конец несчастливый, но такого финала себе не желал.

Лучше пулей вышибить себе мозги, чем завершить свою жизнь мастурбирующей сёдзи^[2].

Однажды он проплакал всю ночь, час за часом, потому что хотел мастурбировать. Больше всего на свете хотел мастурбировать на нее, как она забирает ключ, отпирает дверь и возвращает ключ ему. Наконец плач его изнурил, однако он не мастурбировал. Пришлось остановиться, как бы ни было больно, потому что иначе ему настанут кранты. Один раз сквозь слезы он различил видение собственного надгробия — как бы оно выглядело, если б он не перестал мастурбировать на касание ее руки, памятное изъятие и возвращение ключа:

Американский юморист

1934–2009

Покойся с миром

Он больше не сдрочит

Примечания

2

Сёдзи — сдвижные полупрозрачные перегородки в традиционном японском доме.