TWIN

Рита Феденева (2024)

Она не знала о существовании близнеца, когда вступила в яркую и богатую жизнь: взяла чужое имя, вселилась в чужую квартиру и стала вести чужую жизнь, мороча голову чужому любовнику. Теперь против неё всё — даже TWIN! Сможет ли она разрешить эту ситуацию, обрести сестру и отстоять своё счастье, если наивна и доверчива и не замечает насмешек судьбы!

Глава 2. Свои чужие

В дверях стояла незнакомка. Невысокая, хрупкая, с коротко остриженными чёрными волосами и мрачной татуировкой на шее. Её принадлежность к тинейджерской культуре подчёркивал кожаный прикид: чёрные брюки и косоворотка с металлическими застёжками.

— Здрасте, — на всякий случай повторила Маша.

Незнакомка не ответила.

Отодвинув её, как неодушевлённый предмет, она вошла в квартиру. Какая-то она была странная. Редко-стервозная странность переполняла её, прорывалась из всех швов и щелей. Она казалась испорченным ребёнком, тщеславным и больным, способным тратить деньги и не нести за это ответственность, виртуозно ранить и не испытывать ни малейшего сожаления.

Маша не знала, что делать с таким нервным ёжиком. А Незнакомка тем временем её рассматривала.

— Что с тобой не так? Ты на себя не похожа!

Бессознательное подсказывало, что это не Лера, не её подруга, а совершенно другой человек. Но девушка не прислушивалась к бессознательному. Ей вообще не нравились такие ощущения: никакой трэш не должен был нарушить её безмятежный комфорт.

— Я тебе звонила. Почему ты не брала мобильник?

Маша повторила хорошо заученную фразу:

— У меня украли сумочку, а в ней был телефон, паспорт и ключи от квартиры.

Незнакомка ахнула.

— У тебя украли сумочку?

— Да… украли.

— «Lana Marks Cleopatra Clutch»?

Маша повела бровью.

— Ну… может быть. Клеопатру.

— Oh, my God!

Её эмпатия забурлила, взорвалась и разлилась липкой слащавостью. Она полезла целоваться. Маша оттолкнула её и, сурово нахмурившись, утёрлась рукавом от «Dolce & Gabbana».

— Ты чего? Сдурела?

Незнакомка не вразумила. Опять полезла. Маша оттолкнула её ещё, потом ещё и ещё, и, наконец, с такой силой, что Незнакомка отлетела к противоположной стене, ударилась затылком об угол и медленно сползла на пол.

Застыв в недоумении, они некоторое время молчали. Первой опомнилась гостья. Она вскочила, вцепилась хозяйке в волосы и принялась остервенело трепать с безумной застывшей ухмылкой. Маша испытывала резкую боль. Согнувшись и наклонив голову, находившуюся во власти противника, она с трудом боролась за своё освобождение. Свободу движений сковывали песцовая шуба и высокие каблуки. Освободиться от цепких лакированных пальчиков оказалось не так просто! И всё же ей удалось невероятно извернуться, ударить Незнакомку в живот и, опрокинув её на пол, скрестить руки за спиной.

— Ой-ой! Больно! — заверещала девчонка.

Маша ослабила хватку.

— Сама уйдёшь? Или тебя вытолкнуть?

— Сама, сама.

Незнакомка поднялась и понуро пошла к дверям. Она уже вышла из квартиры, но неожиданно развернулась и вставила в щель свою худенькую ножку в огромном чёрном ботинке.

Маша надавила на дверь.

— И-и-и!

Маша надавила сильнее.

— У-у-у!

Наконец Маша сдалась.

— Чего ты хочешь?

— Пятьсот баксов.

«Пятьсот долларов! — ужаснулась Маша. — Да лучше отдавить ногу, чем отдать пятьсот баксов!»

— Ладно, — смилостивилась Незнакомка. — Триста. Давай триста, и я больше не приду.

Поколебавшись, Маша пошла в гардеробную, достала коробку с деньгами и отсчитала триста. Увидев деньги, Незнакомка оживилась, повеселела и, поддавшись хватательному рефлексу, завладела долларами. Зажала их в кулаке и закрыла глаза, испытывая истинное наслаждение. В деньгах она, конечно, не нуждалась, но патологически от них зависела. У неё были и другие психические расстройства. Она страдала, к примеру, патологической ревностью.

— Ты меня разлюбила? Скажи: разлюбила?

Брови сдвинулись, веки приподнялись, губы напряглись. Из-под взъерошенной чёлки выглянул сердитый ореховый взгляд. Нежно очертанный рот, казалось бы, вот-вот улыбнётся, но нет — злобно отрыгнул болезненную ревность.

— Сука! Сука! На кого ты меня променяла?

Маша не знала, что ответить.

— Кто она? Анжелка или Дашка?

— Какая Дашка? — недоумевала Маша.

— Значит, Анжелка, — заключила Незнакомка, и взрыв истерических рыданий огласил подъезд старинного дома.

Соседние двери открылись, и кто-то предложил вызвать полицию. Маша затащила девчонку в квартиру и прикрыла ей рот рукой. Та укусила её за палец и отыграла истерику в полном объёме: кричала и плакала, размазывая по щекам слёзы, рвала на себе волосы и, в конце концов, задыхаясь от спазма, упала на пол и заколотила ногами. Бедная девочка!

Маша прыснула на неё водой.

— Принимаем душ. Бодрящий и освежающий душик!

Оставшуюся в стакане воду она вылила себе на голову и сладчайшим голосом пропела:

— Холодненький душик! Ах, как хорошо!

Глаза Незнакомки расширились, лицо вытянулось, нижняя челюсть отвисла. Она поморгала ресницами — хлоп, хлоп! — и икнула: ик, ик!

— Если из-за меня, то не надо. Шубу испортишь.

Она вытерла слёзы и легонько вздохнула, словно не плакала вовсе. Резво вскочила и, не прощаясь, беззаботно и оголтело, как весёлая саранча, запрыгала вниз по старинной лестнице, размахивая долларовыми купюрами.

— Завтра приду. Жди! Готовь двести баксов! Ты мне должна двести долларов.

Хлопнула парадная дверь, и девушка растворилась среди домов и улиц большого и шумного города.

Обессиленная Маша упала на диван. Перед глазами стояло лицо Незнакомки, искажённое приступом истерики. Стресс и тревога никогда не покидали её и обесценивали личность окружающих. Сколько же несчастья она принесла себе, своим родным и близким!

Она закрыла глаза, и лицо Незнакомки расплылось, как растаявший шоколад.

Внезапно вспомнился Самец — о, господи! — она совсем о нём забыла. Вскочила и бросилась к двери. Прислушалась: не слышно ли шагов? Нет, неслышно. В подъезде было тихо… Шаги послышались за спиной. Она оглянулась и в тёмном проёме двери, ведущей в гостиную, увидела мужской силуэт. Испугавшись, присела за тумбой, подобрав под себя ноги и втянув голову в плечи.

— В чём дело? — строго произнёс силуэт. — У тебя передоз?

Маша не поднимала головы.

В свете луны она увидела босые ноги, массивные и крепкие, с чёткими контурами мышц и небольшим количеством жировой прослойки.

Ноги жили сами по себе, поворачивались и шевелили пальцами, как бы подчёркивая, что у хозяина происходили раздумья.

— Ладно, — произнёс хозяин ног, переступая с ноги на ногу. — Приду завтра. Только не закатывай мне истерик. Поняла?

— Поняла, — покорно согласилась Маша.

Ноги развернулись и пошли прочь. Скрипнула балконная дверь, прошлёпали босые ноги, и всё вокруг затихло.

— Фу-у-у! — выдохнула она, включила свет и выглянула на балкон: никого! Только тёмное небо и ухмыляющаяся луна. А завтра придут оба: Самец и Незнакомка. И что с ними делать? Как себя вести? И вообще, как играть роль Валерии Фельдман, если она её совсем не знает?

Маша подошла к зеркалу и вгляделась в своё отражение: глаза расширены, брови подняты, уголки губ опущены. Взгляд, как у перепуганной кошки. Разве такими бывают светские львицы? Разве таким взглядом они смотрят на мир? Взгляд должен быть прямым и ясным, ум — чистым и бесхитростным. Светская львица смотрит властно, а не так… Маша сделала гримасу. Её движения свободные и вальяжные, а походка раскрепощена. Маша продемонстрировала походку. Светской львице не нужно озираться, суетиться и завидовать. У неё всё есть! Маша указала на гардероб, но её рука повисла в воздухе и упала вдоль тела, нервно подрагивая пальцами.

Нет, нельзя в одночасье превратиться в Валерию Фельдман. Лера другая. Маша в последний раз взглянула на себя в зеркало и, криво усмехнувшись, поёжилась: это совсем не то, о чём она мечтала!

На подоконнике угрожающе завибрировал телефон. На экране высветилось лицо тётки. Маше не хотелось с ней говорить: не до её нравоучений и навязчивой добропорядочности. Себе и людям в убыток!

Маша отключила телефон и пошла спать.

В постели долго ворочалась, пока не погрузилась в муторный сон. Проснулась с головной болью, приняла горячий душ, надела простое платье и села ждать: мысли собраны, глаза сверкают решимостью, мышцы напряжены, готовые дать отпор любому насильнику или нахалу.

И вот он появился. Вошёл босиком, в короткой майке и трусах. Спортивный. Сексуальный. С красиво обозначенной мускулатурой на крупном загорелом теле.

От волнения она забыла заранее приготовленную речь.

Самец только того и ждал: распустил похотливые флюиды и давай крутиться по гостиной. Остановился у стеллажа с пластинками, включил проигрыватель — и чистый музыкальный звук рассеял нервное напряжение.

Маша любила танцевать: страстное танго, воздушный вальс, зажигательный чарльстон… Всё у неё получалось легко и изящно. Самец этого не знал, но почувствовал своей тонкой самцовой чуйкой. Он подхватил юную самозванку, она ему доверилась — в танго женщина всегда доверяет партнёру — и они понеслись в зажигательном ритме страстного аргентинского танца. Пространство окрасилось яркими красками, а время стало насыщенным и вкусным.

Тра-та-та… Тра-та-та! Поворот и взлёт ноги! Тра-та-та… Тра-та-та! Поцелуй в шею! Пируэт! Приземление… Объятия и поцелуй в губы!

— Ты необыкновенная. Лучшая, волшебная!

Квартира жила и пела, отражая тонкую энергию, которую источали люди, усиливая чувства и гиперболизируя гармонию, превращая их в умиротворение и ощущение релакса.

Вдруг он тяжело задышал. Она смутилась, улыбнулась и открылась перед ним. Поверила… А он повалил её на кровать, обсыпал поцелуями и, преодолев трудности с одеждой, принудил к соитию.

А дальше было так, как бывает в первом сексе: он пыхтел, она всхлипывала. Ритм движений Самца всё ускорялся… и наступил оргазм! Мужской, конечно. До женского дело не дошло.

И всё же было хорошо!

Они лежали на спине, смотрели в потолок, расцвеченный скромным декабрьским солнцем… и вдруг он встрепенулся.

— С добрым утром, любимая!

Маша расцвела и засветилась женской нежностью. Казалось, ничто не могло испортить такого прекрасного утра. Но нет! Нашлось: утро испортил вопрос.

— Откуда у тебя эта родинка? Её вроде раньше не было.

Маша вытаращила глаза и натянула одеяло по горло.

— Родинка была!

Самец, мохнатый от тестостерона, приподнялся на локте и вгляделся в её лицо.

— Не помню.

Маша похлопала ресницами и повторила:

— Была.

— Значит, я забыл. Впрочем… нет, ты сама напомни: как тебя мама называла в детстве?

Маша подскочила и, не дожидаясь разоблачения, выбежала на кухню.

Что за вопросы! Зачем? Мамы давно нет. А родинка была всегда! Почему он её допрашивает? Подозревает? Конечно, подозревает…

Громыхая посудой, она думала о том, что впредь нужно быть осмотрительнее. Больше молчать. Не провоцировать вопросы. Нельзя выдать себя ни словом, ни жестом, ни привычкой. Но как это сделать, если она совсем не знает человека, за которого себя выдаёт?

Маша сварила кофе и с подносом в руках вошла в спальню.

— Дорогой…

Самец стоял на коленях перед длинным белым треком порошка, перечеркнувшим столешницу кварцевого столика. Через тонкую трубочку он втянул его в нос. Ноздри раздулись, жадно вдыхая аэрозоль, и он отвалился на пол. Остатки порошка аккуратно вправил пальцем.

«Кокаин», — мелькнуло в голове у неопытной Маши.

Она попятилась и вместе с подносом вернулась на кухню. Села за стол, подперев кулаком щёку, и задумалась: зачем он пришёл? За любовью или наркотиками?

Маша знала цену своему доверию: только доверься — и вмиг окажешься на помойке. Не надо мечтать. Нужно действовать бесстрастно, по заранее разработанному плану.

Она вернулась в спальню. Самца уже не было. Он исчез так же внезапно, как появился — через балконную дверь!

Маша вздохнула: всё хорошее быстро заканчивалось. Мама умерла через три месяца после её рождения. Мечта сдулась после трёх часов пребывания в квартире. А любовник исчез через полчаса после первого поцелуя.

Она провела пальцем по кварцевой поверхности столика и лизнула порошок.

«Тьфу! Гадость!»

И заметила съехавшую с кровати постель. Подняв матрац, заглянула в прикроватный ящик: там был целый чемодан наркотиков, расфасованных по маленьким пластиковым пакетам.

«Тьфу! Тьфу! Гадость!»

К наркотикам Маша относилась отрицательно, но выбросить их не решилась. Всё же это не её собственность. Пусть Лера приедет и сама разберётся, а чтобы наркотики не достались Самцу, она решила их перепрятать: разложила по фарфоровым сосудам, предназначенным для сыпучих продуктов, и присыпала сверху гречкой, рисом и горохом. Когда посуды не хватило, оставшиеся она засунула в посудомоечную машину, которой всё равно не пользовалась.

Работа была проделана немаленькая. Маша устала и прилегла на диван, подсунув подушку под голову.

«Хорошо бы, чтобы всё само собой разрулилось», — подумала она, вспомнив Деда Мороза: он обещал чудо. Зачем же она отказалась? Эта иррациональная мысль давно кружилась в её голове. Она окинула комнату взглядом: вокруг столько богатства, а радости нет. Распахнув створки окон, она вдохнула ожидание праздника. Город сверкал огнями и улыбками прохожих. А вон — ворона села на голову памятнику Мандельштаму! У Флорентийских ворот поставили ёлку. Дед Мороз, замёрзший и ретивый, дико выплясывал от холода.

— Эй! — крикнула Маша с четвёртого этажа.

Дед поднял голову и, оттянув бороду, показал белоснежную улыбку.

— Привет, Снегурка!

— Задубел от мороза?

Парень похлопал себя по бокам.

— Нет. Хорошо!

Маша рассмеялась.

— Ну-у-у…, — протянула она.

— Спускайся ко мне! Покажу тебе чудо.

— Себе покажи!

Она захлопнула окно и, оцепенев, на секунду задумалась: а что, если спуститься?

В дверь позвонили. Она открыла и увидела Деда Мороза.

— Принёс подарок. Можно войти?

Он вошёл и оробел.

— Ух ты! Как красиво! Ты здесь вроде кого?

Маша обиделась, подпёрла бока и покачала головой.

— Я здесь хозяйка. Валерия Фельдман.

Дед недоверчиво глянул.

— Что-то не похожа. Ни на хозяйку, ни на Фельдман.

— Тоже мне! Эксперт! — фыркнула Маша и повела его на кухню.

Дед бросил мешок в прихожей.

— У меня к чаю только хлопушки да свистульки.

Девушка рассмеялась.

— Да ладно уж! Проходи. Только бороду сними.

Дед снял бороду, шапку и парчовый халат и оказался обычным парнем. Вошёл на кухню и оробел ещё больше.

— Какая техника! Любая сорока удавилась бы от зависти.

Маша осталась довольна замечанием: сказал так, как бы сказала она сама. За это она щедро его угостила: сделала бутерброд с докторской колбасой и заварила цейлонского чая. Парень попил, поблагодарил и ушёл, оставив в подарок свистульку — красногрудого снегиря.

Ну куда ей такую? Даже положить некуда… Разве что в гардероб? Впрочем, свистулька была из дулёвского фарфора в белых, чёрных и красных красках. Красивая.

Маша отнесла её в спальную и поставила на кварцевый столик. Пусть стоит. Хоть что-нибудь родное будет в этих выставочных залах. Потом сварила кофе и с чашечкой ароматного напитка зависла в интернете… Час пролетел незаметно. Вздрогнула от звонка во входную дверь. Посмотрела в глазок: незнакомая женщина.

«Открывать дверь или не открывать?» — задумалась Маша, но всё же решила открыть. Потому что движение всегда предпочтительнее покоя.