Шабаш. 2009—2018

Рита Мурашова

Избранные стихотворения 2009—2018 гг. О любви и дружбе, власти и свободе, сказках и реальности, перекликаясь с голосами прошлого, в попытках ужиться с настоящим.

2010

Виктору Гюго

Упрямым камнем сотен баррикад

в сосудах возбужденного Парижа

я жду; и вот уже звучнее, ближе

гвардейских ног реакции набат.

И думаю, примкнув своим плечом

к соседу (мы сроднились тут, в отряде):

повстанцев вождь — всегда на баррикаде,

монарх — всегда как будто не причем.

«О, как бы мне хотелось говорить

с самим тобой, носитель алых мантий!»

Но не язык, а резвых ног под платьем

моих нужна в бою нещадном прыть.

И выученным следуя азам,

взбираюсь я, насколько хватит шага,

чтоб заалело полотнище стяга,

пока враги не выдавили залп.

«О, как бы мне хотелось не ценой

гвардейцев ли, повстанцев жизней сотен,

лишить тебя короны! Как ты против

потерь монаршей власти надо мной!»

Но мне в покоях сказочных дворцов

охоты нет искать себе покоя —

уж лучше быть зажатой синим строем

мундиров в огнестрельное кольцо;

уж лучше крик: «Монархию — долой!»,

чтоб супротив — орудия вспылили…

Я — Франция времен Руже де Лиля,

где всюду — бой.

Прага, Иосифштадт, Францу Кафке

Чтоб лучше слышать, такие Вам уши, Франц?

Поставьте ж, как в вазы, моих комплиментов охапки

в их чудную пару. Позвольте на этот раз

другим пописать — надписать на записках: «Для Кафки».

Нарциссы не вянут пусть в Ваших милейших ушах.

Абсурд? До абсурда Вы сами охочий до жути

читателя. Как тот мифический юноша, я, чуть дыша,

смотрю на озерную глубь. Ваших глаз. И да будет

чуть-чуть нарциссизма — чуть-чуть Вам едва повредит! —

в клубке из сомнений спасительной ниточкой тонкой.

Еврейский галчонок, не каркающий иврит,

гнездящийся в Праге. Ах, в ней бы и встретить галчонка!

На Ваш ежедневный проход между улочек… нет —

на Ваш ежедневный полет меж дерев любоваться

сперва издалека, но вдруг в многолюдстве, в обед

залезть в оперенье — рукою пробраться под лацкан.

(Я? Нет, не влюбилась. Ну вот еще, бремя меня

на хрупкую шею! Ему — одного со мной веса!)

На звон колокольный походят пусть, тише звеня,

с лекарствами склянки, а я медсестрой — на невесту.

Нет, я не пророчу, но сами пророчите — Вы!

Позвольте мне, Франц, прошептать опосля «аллилуйя!»

Избавлены — да, но зачем же так скоро мертвы?..

И веки навечно закрыть чередой поцелуев.

О моей надежде

Надежды крылаты?

Чужие — наверно, быть может.

Моя — перепончатой лапой ступает на студень

чужой мерзлоты.

В этом царстве снегов творожных

становится сразу понятно:

теплей не будет.

Другие летят к югам,

когда холодает,

а нашим стаям привычен холод колючий. —

Как мы безнадежны!

Прибиться бы к вашей стае,

да мы не летучи, признаться,

отнюдь не летучи.

Ленивы ли так?

Вновь отнюдь:

в этом мы невинны,

во фрачных своих костюмах,

совсем отчаясь

познать высоту,

бороздим ледяные глубины,

изредка все же завидуя с берега чайкам.

Сопротивление воздуха — что

по сравнению с водным?

Может и мы, закаленные,

поднатужась

все же взлетим?..

Не воспетым в поэтовых одах,

будьте любезны

отчасти

простить неуклюжесть.