Плюшевый мишка

Римъ Эдельштейн (2024)

Работа бывает разная, не всякая — хорошая. Но и у работников на такой работе есть дорогие сердцу люди…

Напряжение царило в комнате всё утро, пока Максим пил чай. Вероника же стояла около микроволновки, обхватив плечи своими очень бледными и нежными руками. Лицо её выражало крайнее беспокойство… Она будто собиралась с силами. Готовилась к тяжёлому разговору.

Кухня казалась необычайно холодной. И не только из-за того, что за окнами стояла серая промозглая осень, сопровождавшаяся тяжёлыми свинцовыми тучами и страшной чёрной грязью, разъевшей остатки асфальта.

У них дело шло к разводу, и они оба это прекрасно понимали. Вероника не находила себе места, но вот Максим… Оставался абсолютно флегматичен, как и всегда.

— Скажешь что-нибудь? — спросила Вероника вполголоса.

Всё ещё была ранняя суббота, но Максим, уже надевший чёрную водолазку с воротом под самое горло, собирался опять на работу. Глаза его — серые и холодные — безэмоционально смотрели на свою суженую. Он опять поднёс кружку с всё ещё горячим крепким чаем ко рту, но не отпил.

— А что ты хочешь услышать от меня? — спросил он.

— Ты хоть понимаешь, что происходит? — уклончиво спросила она в ответ.

Максим поставил кружку на стол. Не с размаху, но довольно громко. Будто собирался поставить точку в этом утреннем разговоре.

— Да. Ты собираешься развестись со мной.

Вероника заёрзала на месте, как бы ища глазами поддержку у кухонной мебели. Судорожно провела рукой по волосам. Максим, собственно, не торопил её с продолжением разговора. Принялся разворачивать шоколадную конфетку. Большую такую. В яркой красной обёртке.

— Нет, — ответила она. Наконец. — Но мне так тяжело видеть, как Светочка скучает по папе.

— И ты решила выпроводить меня из вашей жизни, чтобы ей больше скучать не пришлось? — тут же спросил он. Голова у Максима соображала очень быстро… И его никогда нельзя было поставить в тупик.

— Я просто хочу, чтобы ты больше времени проводил с нами, — призналась Вероника. — Ты каждый день работаешь…

Максим встал, всё ещё дожёвывая конфетку своей квадратной небритой челюстью. Он был настоящим громилой, и теперь это подчеркнулось ещё отчётливее. Едва он поднялся.

— Я знаю, — сказал он. — Но нам надо на что-то жить. И нашей Светочке в том числе. Ей надо учиться в лучшей школе, потом поступать в лучший институт. И, конечно, все врачи, которые…

— Хватит! — неожиданно взмахнула рукой Вероника, прерывая своего благоверного. Теперь в глазах её появились слёзы.

Светочка отличалась слабым здоровьем. Ничего врождённого и серьёзного у неё не было, но она очень часто оказывалась в больнице. Чаще всего от тяжёлого бронхита. Но не давали покоя ей и другие болезни. И это даже было странно, видя, какой скалой выглядит её папочка… Как она его называла.

— Кричать только не надо, пусть спит, — сказал Максим жёстче, чем ему бы хотелось, но из песни слов не выкинешь. И слово ещё и не воробей.

— Ты хоть поздравь её, — взмолилась Вероника. — Поцелуй, пожелай доброго утра… Это же так просто. Подождёт твоя работа. Сегодня же особенный день…

Она прикусила язык, дабы не разозлить его. Но он и не собирался выходить из себя.

— Уговорила, — вздохнул Максим. И пошёл мимо своей возлюбленной в спальню к дочке.

Вероника же поспешила за ним, будто боялась, что он вышибет своими широкими плечами проём, но всё обошлось. Он плавно приоткрыл дверь и заглянул в спальню.

Светочка же проснулась и лежала на кровати, хоть ещё и в пижаме, но уже с телефоном в руках. Худющая, необычайно бледная, такая маленькая, что, казалось, её может унести порыв сильного ветра. Увидев же своих родителей, она чуть не подскочила, и голубые глаза загорелись.

— С днём рождения, доченька, — сказал Максим, и голос его стал необычайно нежным.

— Спасибо! Спасибо! — на этот раз она вскочила и бросилась в объятия отца. Тот легко подхватил её на руки. — Куда мы пойдём сегодня, папочка?!

Максим замялся, и тут же услышал, как Вероника недовольно запыхтела за плечом. Сердце у него сжалось в комок от этого слова. «Папочка». Столько тепла в нём было и любви!

— Извини, сегодня у меня много работы. Никак не получится, — сказал он извиняющимся тоном, но не мог не заметить, как разительно изменилось лицо Светочки — оно мгновенно помрачнело, и на нём читалось то пресловутое выражение, которое он видел уже не единожды у своей жены.

Она всем видом показала, что хочет слезть с его рук, и он не стал её удерживать.

— Но мы обязательно сходим ещё, — тут же залепетала Вероника и попыталась ухватиться за руку своей дочурки, но та ловко скользнула в собственную кровать. — Просто сейчас время такое.

— Я всё понимаю, — ответила дочь чрезвычайно взрослым и серьёзным тоном.

Максим почувствовал горечь, сожаление и стыд… Но ничего больше не сказал. Вышел прочь. Он и так мало разговаривал… Болтать не любил. И все эти объяснения в любви были не для него. Тем более для человека его профессии.

— Во сколько тебя ждать? — спросила Вероника как можно холоднее, будто он всю жизнь ей искалечил, пока Максим натягивал на себя тяжёлые ботинки в прихожей.

— Буду поздно, — ответил он просто и принялся за чёрную куртку, во внутреннем кармане которой уже покоился небольшой ломик с приплюснутым концом.

— Как обычно.

— Да. Надеюсь, ты приготовишь что-нибудь поесть до того, как я вернусь, — ответил он и уже стал отмыкать дверь.

— Ребёнку подарок купи, — сказала она, как тот начал выходить прочь. И это звучало в приказном тоне.

Конец ознакомительного фрагмента.